За окном лил дождь, «дворники» с трудом справлялись со своей работой, пытаясь очистить ветровое стекло трофейного «Виллиса». Старлей с эмблемами танковых войск напряженно следил за дорогой. На повороте к Майнсдорфу его должны были ждать.
И его действительно ждали. Справа по ходу он увидел силуэт человека, закутанного в офицерскую плащ-палатку. Старлей притормозил, высунул кудлатую лобастую голову наружу, под дождь, пытаясь узнать в мокрой фигуре капитана из спецуправления политотдела танковой дивизии.
— Это ты, капитан?
— Я, — сказал человек, подходя к машине. Уже приблизившись вплотную, он скинул капюшон, и старлей увидел чужое лицо.
— Что за мать твою перекись? — удивился он. — Ты не Фролов!
— Не Фролов, — согласился незнакомец, вынимая из прорезей плащ-палатки руку с зажатым в ней «парабеллумом», — но капитан гауптштурмфюрер Ганс Раупельбах.
Руки бывалого, не терявшегося в нештатных ситуациях старлея словно приросли к рулю, вместо того, чтобы рвануть к себе лежавший рядом «ППШ» и выпустить очередь в наглеца. Он в любом случае не успевал сделать это быстрее, чем гауптштурмфюрер мог нажать на курок своего «парабеллума». Что он и сделал. Тело старлея несколько раз дернулось. Трижды от врезавшихся в кости и мышцы пуль, и четвертый раз, уже конвульсивно, предсмертно — гауптштурмфюрер выпустил последнюю, контрольную пульку в левый глаз старлея. От выстрела в упор череп треснул, и выброшенные через размолотый затылок мозги некрасиво забрызгали заднее сиденье. Немец, так хорошо, почти без акцента говоривший по-русски, открыл дверцу, взял с заднего сиденья серый солдатский «сидор», брезгливо оттер с него мозги старлея его же потной пилоткой, бросил с отвращением на пол салона. Закинув «сидор» на плечо и насвистывая какую-то легкомысленную мелодию, двинулся не спеша по дороге. Пройдя метров двадцать, достал из-под плащ-палатки короткоствольный пистолет-пулемет, прицелился, мысленно отмеряя расстояние и выбирая то место, куда хотел попасть, нажал гашетку. И действительно, первой же очередью поджег бензобак «Виллиса». Машина взорвалась и занялась таким отчаянным пламенем, что даже усилившийся к тому времени дождь не пытался сбить его.
Человек в офицерской плащ-палатке удовлетворенно крякнул, убрал пистолет-пулемет в специально сделанный карман; расстегнув плащ, создал как бы навес, под которым удобно было прикурить от австрийской зажигалки «Хольцапфель»; с удовольствием затянулся душистой американской сигаретой. После нескольких лет, когда пришлось курить эрзац-табак, виргинский табачок курился особенно в охотку. Докурив сигарету почти до конца, щелчком отшвырнул окурок и еще минуту стоял, глядя, как огонек удалялся от него в темноту леса; затем погас под струями ненасытного дождя.
Он вывел замаскированный ветками тяжелый военный мотоцикл с коляской, протер тряпкой мокрое сиденье и уселся так, чтобы плащ-палатка образовала что-то вроде закрытого от дождя пространства, куда бы вода стекала, не попадая в короткие с широкими голенищами сапоги. Ну, так, кажется, хорошо. Хотя, конечно, если ехать быстро, все равно дождь пробьется к телу. Он удовлетворенно усмехнулся: операция проведена четко, в нужном месте. Проверил по часам. Точно в указанное время!
И рванул с места.
Дождь хлестал все сильнее и уже давно сильно досаждал другому человеку, стоявшему на той же дороге, но километрах в пяти от места гибели старлея из СМЕРШа. Если учесть, что на нем была обычная одежда лесника — короткое пальто-куртка с эмблемами лесного ведомства, фуражка с длинным козырьком и короткие резиновые сапоги, то нетрудно предположить, промок он основательно, пока услышал вдали треск мотора. А услышав, стал действовать куда быстрее, чем можно было от него ожидать, глядя на коренастую фигуру и красное, брыластое лицо.
Проверив, насколько крепко привязал к дереву тонкий и прочный горный трос, перебежал дорогу и закрепил трос, сделав альпинистскую петлю на дереве, чтобы натянутая через дорогу веревка пришлась на высоту груди мотоциклиста. Он знал рост этого человека и мог, казалось, сделать точный расчет.
Не учел одного — погоды. Ехавший на мотоцикле человек, пытаясь хоть как-то защитить лицо от ветра, наотмашь бьющего по глазам плетьми дождя, не спасали и специальные мотоциклетные очки, склонился над рулем, встречая разбушевавшийся ураган не грудью, а закутанным капюшоном плащ-палатки лбом.
Вот почему вместо того чтобы врезаться в натянутый трос грудью и, будучи вышибленным из седла, возможно, живым (хотя оставлять его живым и не входило в планы «лесника»), он на бешеной скорости врезался шеей.
В результате тело с «сидором» на плече понеслось дальше по дороге, а словно бритвой срезанная голова с застывшим в открытых глазах изумлением слетела на тропу. «Лесник» подошел к ней, встретился глазами с убитым, сокрушенно покачал головой, выплюнув замусоленный окурок сигареты:
— Прости, Генрих, я не хотел тебе такой смерти.
Он взял голову за густые каштановые волосы, чтобы не испачкаться в крови, и, сделав несколько шагов в глубину чащи, спрятал ее под густой, заросшей от самой земли массивными ветками елью.
Пришлось пройти метров тридцать, пока он не обнаружил мотоцикл, валявшийся на боку в кювете, вместе с обезглавленным «всадником», все так же крепко сжимавшим мускулистыми ногами стального «коня». Оттащив труп в кусты, как и в первом случае, замаскировал ветками ели.
«Сидор» с драгоценностями еще раз сменил владельца, оказавшись на плече «лесника».
Человека этого в Майнсдорфе хорошо знали: на протяжении последних трех лет он был здесь полным хозяином, уполномоченным нацистской партии, ортсбауэрнфюрером Майнсдорфа.
Однако и над ортсбауэрнфюрером есть свой фюрер. Так что через полчаса «сидор» с драгоценностями еще раз сменил владельца, перекочевав в багажник штандартенфюрера СС, будущего создателя организации с длинным, но многим понятным названием — «Содружество взаимной помощи бывших военнослужащих СС». Учитывая, что майнсдорфский ортсбауэрнфюрер Рудольф Ахенбах до ноября 1942 года, когда его ранило в колено под Сталинградом, служил гаупштурмфюрером танковой дивизии СС «Рейх», где его батальонным командиром был как раз крепко сбитый невысокий человек с погонами штандартенфюрера, принявший у него «сидор» на окраине Майнсдорфа, то как будто все вопросы у любознательного читателя отпадут: дисциплина есть дисциплина, фронтовое братство есть фронтовое братство, а СС есть СС, — тут приказы не обсуждаются, а выполняются. Вот почему, насвистывая мелодию «Баденвейлерского марша», «лесник» со спокойной совестью отправился спать, а штандартенфюрер, сменив черный мундир офицера танковых войск СС на гражданский костюм и переложив содержимое «сидора» в кожаный кофр, двинулся на запад.
Один из самых больших в мире изумрудов снова был в пути.