Апокалипсис местного значения

Глава 4

Зона 13–28. 24 июня 2020 г. Ночь.

Чем ближе я подъезжал, тем тревожнее делалось на душе. Я свернул с шоссе и покатил к зоне. Впереди, освещенный изнутри мощными прожекторами, замерцал купол. Достроенный ещё в мае, он был похож сейчас на застрявший между сопками циклопический кристалл. Невольно залюбовавшись этим чудом инженерного гения, я позабыл на миг о своих мрачных предчувствиях. Проскочив КПП и внутренние посты, я остановил машину возле штаба.

Там меня ждали. Кроме Шатохина и Радостина за столом, заваленном картами и диаграммами, сидел долговязый капитан с молоточками строителя на петлицах. Кажется, фамилия его была Севастьянов. Все трое о чём-то обеспокоенно спорили.

— Привет, полуночники, — сказал я как можно бодрее. — Чем порадуете?

— Скорее озадачим, — ответил капитан. Тон его показался мне извинительным. Это было что-то

новенькое. Военные исторически относились к нам, аномальщикам, с неизменной прохладной отчуждённостью. Шатохин с Радостиным молчали, и это тоже показалось мне странным. Неужели, военные что-нибудь напортачили?!

— Видите ли, — продолжал майор, — сегодня произошёл инцидент с одним из моих солдат. Он пытался открыть монтажный люк и проникнуть в зону.

— Зачем? С какой целью?

— При нём нашли железо. Полные карманы гаек, болтов и гвоздей.

— Парень имел прямой контакт с зоной? — спросил я, холодея от предчувствия.

— Мы допросили его сослуживцев, — капитан опустил глаза, — всю роту. Три недели назад, при монтаже конструкций, он оступился с лесов и упал на территорию аномалии. Сектор Б-2. Его успели вытащить и отвести в госпиталь.

— Почему мы ничего не знали об этом, капитан?

— Сержанту месяц до дембеля. Ребята побоялись поднимать шум и не доложили комвзвода об инциденте. К тому же, наш врач не нашёл у него никаких существенных отклонений.

Врач. Я вспомнил молоденького старлейта, в послужном списке которого вряд ли нашлось бы

что-нибудь круче ассистирования при аппендэктомии.

— Вы, капитан, прекрасно знаете, что о любом малейшем происшествии, касающемся зоны, первыми должны узнавать я или профессор Радостин, — я едва сдерживался, чтобы не сорваться и не наорать на Севастьянова. — Как вышло, что ваши люди до сих пор не усвоили: зона — это категория высшей биологической опасности? Высшей! Понимаете?!

— Виновные будут наказаны строжайшим образом, — пообещал капитан, не поднимая глаз.

— Кто ещё входил в зону, когда вытаскивали этого сержанта?

— Шестеро.

— Олег Викторович, — обратился я к Радостину, — всех в карантин. Немедленно!

— Уже сделал, — мрачно кивнул профессор. — Пятеро изолированы.

— Пятеро? А шестой?

— Ефрейтор Князев демобилизован неделю назад, — вздохнул капитан, — я сделал запрос через военкомат по месту приписки. Но — пока ничего.

— Коля, — я перевёл взгляд на Шатохина, — если этого орла до утра не выловят, то тебе придётся лететь.

— Не беспокойся, Сергей, сделаю.

— А где, майор, ваш боец умудрился собрать эти железки? В периметре нет ни грамма бросового железа.

— Как оказалось, — Севастьянов поднял на меня усталые глаза, — сержант скручивал гайки и болты с дизельгенераторов, моторов и приезжающих машин. Гвозди вытаскивал из ящиков с оборудованием. И всё это прятал.

— Понятно. А нельзя ли поговорить с этим луддитом?

Капитан нехотя кивнул. Он отошёл к двери, и что-то приказал дежурившему в предбаннике лейтенанту.

Через несколько минут в штаб ввели щуплого, коротко стриженного очкарика c сержантской нашивкой на рукаве, закованного в наручники. Сзади маячили двое конвойных.

— Сержант, доложите по уставу! — приказал Севастьянов.

Очкарик обвёл нас отстранённым взглядом и заученно пробубнил:

— Сержант Калиновский по вашему приказанию прибыл.

— А скажи нам, сержант Калиновский, — сменил я тональность разговора, — какого беса тебя понесло в зону с гайками в кармане?

Сержант поднял схваченные стальными браслетами руки и неловко поправил сползшие на кончик носа очки.

— Я должен был накормить её, — объяснил он.

— Кого?

— ЕЁ! Великую Мать!

Мы переглянулись.

— А кто это? — спросил я как можно спокойней. — Кого ты так называешь?

Очкарик посмотрел на нас с нескрываемым сожалением.

— Вы не поймёте, — сочувственно улыбнулся он. — Те, кто запер Великую Мать в клетку, не способны её понять.

— А ты, значит, способен? — вмешался в разговор Шатохин.

— Я избран, — произнёс с достоинством опальный сержант.

— И какова же твоя миссия?

— Приносить пищу Великой Матери, защищать её, нести человечеству её Слово.

— И тогда ты, избранный, должно быть, попадёшь в Рай? — не унимался Шатохин.

— Великая Мать даст бессмертие и благодать всем, кто ей служит, — торжественно возвестил сержант.

Я подошёл к нему и посмотрел в лицо. Белки глаз сержанта пылали красными, воспалёнными, готовыми вот-вот лопнуть сосудами.

— Капитан, — обернулся я к Севастьянову, — ваш подопечный не был, часом, замечен в пристрастии к наркотикам, спиртному или чифиру?

— Нет, — капитан был категоричен. — Солдаты ежедневно проходят тест-допинг. К тому же, — добавил он, — на этот объект мы берём только тех, кто прошёл особую систему проверок, включая психо-зондаж.

— Понятно, — больше вопросов по сержанту у меня не было, и Севастьянов дал команду конвойным увести его.

Я вернулся к столу и сел на подставленный кем-то стул. Срочно надо было обсуждать положение.

Произошло то, чего каждый из нас ожидал меньше всего. Затаившись на целых два месяца, зона нанесла-таки свой удар. И теперь это был не тот лобовой штурм, обрушившийся на нас тёмной апрельской ночью. Нет. Зона выждала и нащупала брешь в нашей обороне — человеческую психику. И ударила. Тонко, расчётливо, умело. И всё же это была лишь разведка боем. Мы понимали это и теперь должны были готовиться к настоящей битве.