Апокалипсис местного значения

Часть 2 Круиз в преисподнюю Глава 1

ЧАСТЬ 2 КРУИЗ В ПРЕИСПОДНЮЮ

Замок Монсегюр. Юг Франции. 13 сентября 1226 г. Утро.

Внизу, покуда хватало глаз, стелилось море тумана. Кое-где из его клубящегося марева показывались редкие макушки деревьев, и тогда казалось, что нет больше ничего на свете — всё поглотил туман. Только мрачная громада замка возвышалась над этой белой пустыней. Последняя твердыня альбигойцев* по-прежнему казалась неприступной.

Но вот засветлело на востоке, ударили первые лучи солнца, и туман не выдержал, заметался, распался на клочья и начал оседать, словно мартовский снег.

Что-то блеснуло вдали. Ещё и ещё. Тревожно запел рожок на крепостной стене. И уже различимы стали авиньонская дорога и многочисленные фигурки всадников на ней. Солнце играло на шлемах и доспехах рыцарей.

Граф Раймонд**, молодой высокий тулузец, облачённый в кирасу и пепельно-серый шерстяной плащ, наблюдал всё это из окна главной башни замка. В тесном, словно келья, помещении он был не один. За его спиной, молча теребя массивную золотую цепь, наброшенную поверх чёрной сутаны, стоял Валькар, хранитель священных знаний и верный наставник графа.

И Раймонд и Валькар понимали: война проиграна. Собственно, это стало ясно ещё в тот день, когда Людовик*** поддержал-таки крестовый поход папы Иннокентия Третьего. Тысячи альбигойцев поплатились тогда за свою ересь кострами инквизиции. Казалось, само небо южной Франции прокоптилось от смрада этих костров.

Но не только горечь поражения терзала сейчас графа и его старого учителя. В руках папы могли оказаться святыни альбигойцев, веками хранимые в каменных лабиринтах Альби. Потерять их — значило предать многие поколения тех, кто был верен клятве, данной Изначальным. Наверняка ведь папские легаты пронюхали о сокровищнице древних катаров и вальденсов в чреве священной горы. Иначе зачем почти двадцать лет продолжается эта кровавая бойня?..

— Мон сир, — Валькар решился наконец оторвать графа от его мыслей, — гарнизон крепости готов к осаде, но замок уже обречён. Решайтесь, ещё не поздно выйти подземным ходом. Нам нужно позаботиться о сосудах жизни. Их нельзя оставлять во Франции. Это значило бы отдать их в лапы Иннокентия и его «святой инквизиции».

— Что же ты предлагаешь, мой старый друг? — граф отвернулся от окна и задумчиво посмотрел на Валькара.

— Я нанял судно через верных людей, — отозвался Валькар, — оно уже вышло из Генуи и скоро будет в условленном месте.

— Ты хочешь отправить сосуды морем? — Раймонд был удивлён. — И куда же?

— Туда, мон сир, где не достанет их рука папы.

— А разве есть на земле ещё такое место? — голос графа был полон горькой иронии.

— Есть, сир, — Валькар усмехнулся в седую бороду, — есть такое место. Остров в одном из дальних северных морей.

Граф задумался. В тишине слышалось лишь потрескивание масла в медных светильниках. По стенам бились судорожные тени, порождаемые их тусклым светом.

— Валькар, расскажи мне об этих сосудах, — попросил вдруг Раймонд, — что всё-таки скрыто в них? Как попали они к нашим предкам и почему папские легаты считают их порождением дьявола и в то же время так алчут завладеть ими?

— Сир, за те годы, пока сосуды находятся в подземельях Альби, мы узнали о них немногое, — Валькар развёл руками, — язык их прежних хозяев настолько сложен, что нам удалось понять лишь малую часть древних текстов.

— И что же там сказано?

— Там сказано, сир, что внутри сосудов находится сама основа жизни. И если пробудить один из них, то можно породить новую жизнь, но та, которая существует, может погибнуть.

— Вот как!? — Раймонд усмехнулся. — Породить новую жизнь! Теперь понятно, кем возомнил себя папа Иннокентий… И кто же, Валькар, был прежним хранителем сосудов?

— Сосуды находили себе хранителей с самых древних времён, — вздохнул Валькар. — Ещё задолго до царства египетского потомки Изначальных основали могучее государство на Берегах Ефрата и Тигра. Когда же угасли царства Шумер и Вавилонии, сосуды тайными путями отправились в Верхний Египет, оттуда на Крит, позже в Италию, к этрускам. И, наконец, к нам, на юг Франции. С тех пор уже наши предки хранят сосуды, и теперь мы, мон сир, должны выполнить предначертанное. Решайтесь!

— Ты прав, Валькар: пора святыне альбийской покинуть пределы Франции. Но в северные моря ты, мой старый учитель, поплывёшь без меня. Возьми самых верных людей и отправляйся.

— А как же вы, мон сир? — на пергаментное лицо хранителя легла тень беспокойства.

— Моё место сейчас на стенах, Валькар. Среди воинов. Я не хочу, чтобы умирая, они проклинали бы имя своего графа. Я остаюсь.

Валькар не стал возражать. Он знал: слово Раймонда было неколебимо.

— Что ж, прощайте, сир! — поклонился он графу. — И, да пребудут с вами Небесные силы! — сказав это, Валькар коротко обнял Раймонда и вышел прочь.

Оставшись один, граф снова прильнул к окну. Отряды Людовика уже окружили замок плотным кольцом и вот-вот готовы были пойти в атаку. Подхватив со стола шлем с красным плюмажем, Раймонд ринулся вниз по крутой каменной лестнице. Туда, где ждали своего часа его воины, которые предпочли смерть позору и суду инквизиции.

Вскоре со стен и бастионов послышались отдалённые крики и звон мечей. Начинался приступ последней крепости альбигойцев.

* Альбигойцы — приверженцы учений катаров и вальденсов, отрицавших основные догматы церкви, и считавших земной мир творением некой «третьей силы». Своё название получили от названия горы Альби.

Альбигойские войны — крестовый поход папы Иннокентия Третьего против еретиков юга Франции (1209–1229 гг.).

* Имеется в виду Раймонд VII, сын графа Раймонда VI, поднявшего восстание против войск папы.

* Имеется в виду Людовик VII, войска которого примкнули к крестовому походу.

Кемь. 13 июня 2019 г. Утро

Вертолёт нёс меня к побережью над зелёной шотландкой бесчисленных дачных участков и картофельных полей. Я смотрел вниз, на то, как тень от нашего «Шейха» маленькой серой мышкой прыгает по крышам коттеджей, по пёстрым палисадникам и серо-зелёным грядкам. Это были пригороды Кеми. Сам же городок, точно пустынный мираж, неясно маячил где-то на востоке за изумрудной полосой леса.

Впереди, совсем близко, забелела пена прибоя, и подо мной пронеслась узкая лента пляжа, залитого летним солнцем.

Вертолёт сделал разворот, заходя на посадку, и я вдруг увидел на берегу, на высоком утёсе, прямо над заливом, самый настоящий бревенчатый кремль. Трепетали на ветру разноцветные флаги на его башнях и сновали повсюду фигурки людей. Под крепостными стенами покачивались на волне две деревянные ладьи. Большие, заострённые книзу щиты на их бортах отблёскивали на солнце медью. Глядя на эту сказку внизу, я позабыл на миг, зачем сюда прилетел. Когда-то в детстве я и сам строил такие крепости, только из пластилина. Так же украшал башенки флажками, а на стенах расставлял воинов в доспехах и с оружием.

Но видение исчезло за изгородью берёзового подлеска, когда вертолёт начал стремительный спуск к белому посадочному кругу. Он завис в полуметре от аэродромной бетонки, и я спрыгнул на её шершавую твердь. Паша махнул мне из кабины, и винтокрылая машина, обдав меня на прощание тугой воздушной волной, взмыла в прозрачное июньское небо. Я проводил её взглядом и осмотрелся.

Единственная взлётная полоса шла мимо старого, покрытого облупившейся серой краской ангара в сторону посадок. Недолго думая, я подхватил свою дорожную сумку и зашагал к белеющему вдалеке березняку.

Идти было легко. Пробившая бетонку трава приятно пружинила под ногами. В воздухе остро пахло морем и чем-то горюче-смазочным. В стороне от взлётной полосы на высоченном шесте трепетал на ветру длинный полосатый рукав. Он показывал зюйд-вест средней силы.

Вскоре я поравнялся с ангаром. За открытыми воротами, задрав нос, стояла спортивная красно-белая «Сесна», а возле неё копошился человек в лётной куртке. Он без интереса глянул в мою сторону и вернулся к своим делам. Больше я не встретил на аэродроме никого.

Миновав редкий березняк, я вышел на тихое, пустынное шоссе и двинулся в сторону побережья. До турбазы было уже недалеко, и вскоре, ещё с дороги, я увидел, как от пристани отплывает на середину залива первая ладья. Она величественно, точно крыльями, взмахивала рядами длинных вёсел.

Грянула пушка на крепостной стене. За ней ещё одна и ещё. Над башнями повисло облако молочного дыма. Человечки на пристани, в крепости и в самой ладье подняли восторженный гвалт.

Я прибавил шагу. По распорядку круиза вторая ладья должна была отправляться вслед за первой ровно через тридцать минут. Она в гордом одиночестве покачивалась возле причала, и на неё уже были брошены сходни.

Когда я, наконец, добрался до пристани, перед сходнями уже бурлила толкучка, и я без помех влился в её броунское движение. Руководил посадкой коротышка в канареечных шортах с боцманским рупором в руке. Он энергично сновал в толпе, выкрикивая в рупор призывы к порядку и дисциплине, заставляя пассажиров вздрагивать и суматошно шарахаться.

Ещё один представитель фирмы встречал туристов у самого трапа. Это был дюжий бородатый мужик в бордовом стрелецком кафтане и шапке с лисьим подбоем. Поставлен он тут был не только для исторической достоверности, но ещё и в качестве билетёра. Я сунул бутафорскому стражу свой билет и прошёл по пружинящим сходням на борт ладьи.

Почти все места были заняты. Оставались лишь те, что находились на самой корме, и я стал пробираться туда, задевая сумкой спины и плечи пассажиров, и спотыкаясь о всякий дорожный скарб. Наконец я достиг широкой деревянной лавки прямо под рулевым веслом и с облегчением рухнул на неё.

Тем временем посадка заканчивалась. С ладьи уже начали убирать сходни, когда на берегу произошло явление последнего пассажира. Это была девушка, хорошенькая, загорелая и стройная. В последний момент она легко спрыгнула на палубу и остановилась в узком проходе, критически оглядывая судно на предмет вакансий. Единственная вакансия была рядом со мной, и я понял, что обречён. «Операция сильно осложняется», — мрачно констатировал я, глядя как незнакомка энергично протискивается между пассажирами в мою сторону.

В эту минуту ладья плавно отвалила от причала, и где-то над головой глухо бабахнула крепостная пушка. Незнакомка была в двух шагах от меня, когда все вдруг повскакивали со своих мест, размахивая от восторга шляпами и флажками. Этот шквал сбил девушку с ног и, если бы я не успел её подхватить, круиз для юного создания начался бы с подсчёта ссадин и синяков.

Девушка восприняла мой рыцарский жест, как должное. Она мило улыбнулась, стряхнула с плеча рюкзачок из неоника и метнула его под лавку, где уже покоилась моя сумка. На вид ей было чуть больше двадцати. Узкая полоска топа и потрёпанные шорты почти не скрывали лёгкого стройного тела, тронутого июньским солнцем. В уголках губ и глазах цвета киви пряталось ироническое отношение к миру. Без лишних слов незнакомка уселась рядом со мной и принялась с интересом разглядывать всё вокруг.

Грохнуло ещё несколько выстрелов, но теперь, за общим гамом они прозвучали не так эффектно.

Пока ладья разворачивалась в сторону моря, страсти понемногу улеглись. Пассажиры начали принимать домашние позы, в их руках замелькали яркие пакетики с чипсами, орешками и прочими дорожными радостями.

Моя соседка прилежно развернула на коленях последний номер «Total», и под её рукой зашелестели глянцевые страницы.

Мне тоже следовало заняться делом. И прежде всего отыскать среди пассажиров своего подопечного. Судя по номеру билета, Шалугин должен был плыть именно с этой ладьёй.

Вид с моего места открывался лишь на затылки и спины моих спутников, и я зашарил по ним глазами. Не считая матросов и гида в канареечных шортах, на широких струганных досках сидело ещё человек тридцать. Компания подобралась пёстрая: дед в мексиканской шляпе, похожей на НЛО, многочисленное таджикское семейство с детьми, иностранцы, поголовно обряженные в стандартные белые кепочки с надписью «Русский север», тройка байкеров в парадных прикидах и даже одинокая монашеская сутана.

Шалугина я засёк впереди, у самого носа, в окружении двух девиц. Я узнал его сразу, как только он мельком повернулся ко мне лицом. Конечно, это был не тот улыбающийся круглолицый офицер с фото семидесятилетней давности. Сейчас в десяти шагах от меня находился вполне респектабельный мужчина, коротко стриженный по последней моде и одетый в стильное светло-серое «сафари». На вид он казался лишь немногим старше меня. После истории со Знаминым я был готов к чему-то подобному и всё же был потрясён, увидев этого человека. Да, это был он, Александр Иванович Шалугин, 1927 года рождения, собственной персоной.

— Знакомого увидели? — услышал я неожиданный вопрос.

Видимо, мой интерес не ускользнул от внимания соседки. Выругав себя за неконспиративность, я постарался ответить как можно беззаботнее:

— Так, показалось.

Девушка с весёлым любопытством смотрела на меня, и я понял: дорожного знакомства не избежать. Покорившись обстоятельствам, я взял инициативу на себя:

— Вы впервые на море? — осведомился я галантно.

— На этом впервые, — кивнула девушка. — А вы не спросите для начала, как меня зовут? — предложила она в свою очередь.

— Идёт. Не спорю с дамами, — улыбнулся я. — Так как же?

— Друзья называют меня Джил.

— Друзья. А официальные документы?

— Ой, — девушка сморщила носик, — предки назвали Джульеттой. Согласитесь, имечко дурацкое.

— Шекспир так не считал, — осторожно возразил я.

— Шекспир жил сто лет назад, — отмахнулась она.

— Четыреста. Шекспир жил четыреста лет назад.

— Тем более, — решительно отрезала Джил. — Ну, а вас как прикажете величать? — вопросила она кокетливо.

— Сергей. Карельцев Сергей, — специфика моих заданий обычно не требовала от меня работы под псевдонимом, и я с удовольствием пользовался своим настоящим именем. Кодовое же имя, которое было моим вторым «я», полагалось знать лишь прямому начальству и резидентуре.

Какое-то время мы помолчали, наблюдая, как двое матросов пытаются поставить парус. Наконец это им удалось, и он развернулся, радостно затрепетав на ветру. Все мы зачарованно уставились на шитый золотом косматый лик языческого бога Ярилы, реющего посреди багряного полотнища.

— Чем занимаетесь, Карельцев Сергей? — налюбовавшись парусом, вновь обратилась ко мне Джил.

— Служу клерком в одной компании, — на ходу придумал я простенькую легенду, — торговля, маркетинг, акции …

— Боже, как скучно, — Джил закатила глаза.

Нарисованный мной образ явно не соответствовал её представлению об идеальном бойфренде.

— Что делать, — сокрушённо отозвался я. — А вы, мадмуазель, несомненно, в шоу-бизнесе?

— Что-то в этом роде, — уклончиво кивнула она. — А вообще, Сергей, может быть, перейдем на «ты»?

Но на «ты» мы перейти не успели.

— Дамы и господа, — обрушился на ладью усиленный рупором бодрый голос. Это включился в программу наш канареечный гид. Все обратились в слух.

— Мы с вами, — торжественно продолжал гид, — находимся на древней русской ладье, которую любезно предоставила туристическая фирма «Русский север». В течение пяти незабываемых дней, господа, мы пройдём сотни морских миль дорогой древних поморов, посетим жемчужину Белого моря — ансамбль Соловецкого монастыря, побродим по улочкам старого Архангельска.

А начнём мы наше путешествие со сказочного острова, чьи целебные источники известны с глубокой древности. Такой воды, как в этих источниках, господа, вы не встретите больше нигде. Уж поверьте. Больным она возвращает здоровье, женщинам даёт красоту, а у представителей сильного пола удесятеряет их мужские способности.

— Эй, маэстро, — раздался вдруг голос одного из пассажиров, — а как насчёт харча? Кормить-то будут?

Голос принадлежал амбалу в потной линялой майке с пивной кружкой во всю спину. Мужские способности, видимо, беспокоили его гораздо меньше хлеба насущного.

— Наша программа предусматривает кухню древних славянских народов, — немедленно отозвался гид, — это будут разнообразные каши, похлёбки, настоящая уха и даже дичь.

— А как насчёт выпивки? — не унимался амбал.

— Наша фирма позаботилась и об этом, — с чувством ответил гид, — там, в трюме, — он сделал

жест, каким патриции приговаривали к смерти раненых гладиаторов, — специально для вас, господа, приготовлена дюжина бочек с мёдами различной выдержки и настоящим ячменным пивом. Такого пива, господа, вы не попробуете больше нигде. Уж поверьте. Впрочем, есть кое-что и покрепче, — добавил он, обращаясь уже конфиденциально к беспокойному пассажиру.

По судну прокатилась волна возбуждённого ропота. Видимо, кому-то из туристов удалось прикинуть, сколько мёда приходится на один человеко-день круиза. Я тоже сделал нехитрый расчёт. Цифра, которая у меня получилась, была явно выше моих скромных способностей. «Да, работать будет трудновато», — обречённо подумал я во второй раз.

Пока гид произносил свою пламенную речь, гребцы затабанили вёсла, и ладья теперь летела в открытое море, ловя парусом попутный юго-западный ветер.

Я обернулся. Берег за кормой успел превратиться в нить, а крепостные башни стали похожими на спичечные коробочки. Знакомый реальный мир оставался там, позади. А впереди ждала полная неизвестность, девушка с глазами цвета киви и дюжина не выпитых бочек.