Нервы сделали свое дело: я проснулась на рассвете, среагировав не то на одинокий солнечный лучик, прокравшийся за шторы, не то на непривычный запах в комнате. Открыв глаза, вздрогнула: на прикроватной тумбочке вместо разбитой вазы высилась стопка книг. Рядом, в углу, оказалась еще одна — вдвое выше. Экслибрис на форзаце я опознала с первой же попытки.
Личная библиотека вдовствующей герцогини Тар-Рендилль.
Ланс спал на второй половине кровати, прямо поверх простыней, — так близко ко мне, как только можно, но не прикасаясь, не притягивая к себе. Между бровей залегла тень — странно густая, темная, как те, что двумя косыми чертами пересекали его спину. Опущенные уголки рта, чистейшее золото непривычно отросших волос, плотно сжатые губы — он казался старше. Я протянула было руку к его щеке, но остановилась.
Кажется, он не спал очень давно. Не будить же его на рассвете только потому, что самой не спится?
Вместо этого я обернулась, чтобы окинуть взглядом книги, и прижала пальцы к губам.
Своды законов, основы экономики и политологии, география, этикет, бухгалтерский учет, делопроизводство… все то, что законный наследник начинал осваивать с младых ногтей. Принцы учились минимум до двадцати лет — а то и дольше, если король считал их не готовыми к ответственности, которая их ждала. Этот объем знаний невозможно было наверстать за те крохи времени, что оставались у Ланса до коронации.
Но он не был бы собой, если бы не попытался.
Ко второй стопке я побоялась даже приближаться. Иностранные языки, основы психологии, культура и обычаи соседних стран… только в самом низу лежала тонкая черная книжица безо всяких опознавательных надписей. Нахмурившись, я принялась потихоньку перекладывать учебники, чтобы добраться до нее без лишнего шума.
На обложке действительно ничего не было написано. Но ее знакомая чернота — такая же, как у подкожных узоров Ланса — заставила меня вцепиться в книжицу намертво.
Я осторожно тронула шторы, пропустив чуть больше света в комнату, и вернулась на кровать, не выпуская свою добычу.
Разворот форзаца распахнулся теневыми крыльями — до того достоверно, что я едва не выронила книгу. Скупое графическое изображение на следующей странице было куда проще, но взгляд притягивало куда надежней.
Обнаженная мужская фигура, расписанная геометрически четким узором: прямые линии вдоль каждого мускула, широкая черная лента вдоль позвоночника, асимметричные треугольники на спине — точно в том месте, откуда разворачивались крылья. Острые зубцы чернильного узора на самой границе — там, где тело фейри словно переплавлялось, чтобы позволить своему хозяину притворяться человеком: на предплечьях, чуть ниже середины икр и по линии ключиц.
То, что я регулярно видела этот узор вживую, ничуть не умаляло его мистичности и чуждости. Словно тени обрели свою волю и силу, а потом отчего-то решили вселиться в человеческое тело…
История королевской династии. Вот о чем была эта книга.
Я знала только упрощенный вариант, который в народе рассказывали, как детскую сказку: про прекрасную принцессу, чей отец погиб в борьбе с распоясавшимися фейри, и младшего сына морского князя-покровителя. Девушка пришла к морю, чтобы развеять над ним прах покойного короля, и осталась у воды, оплакивая его. Принц фейри увидел ее и, как положено в сказке, совершил сказочную дурость: повелся на симпатичное личико, вдрызг разругался со своим отцом и удрал на сушу, чтобы жениться на принцессе. Как и положено в сказке, она совершила ответную дурость: согласилась.
Но фейри был куда ближе к каракатицам, чем к людям, и на суше вскоре умер. Принцесса не смогла жить без него. Единственным плюсом во всей этой истории о сомнительной любви к морским гадам был их единственный сын.
Невинный ребенок растрогал морского князя-покровителя, и он вырастил его и обучил всему, что должен знать наследник. Как морской фейри выяснял, какие науки требуется изучить человеческому королю, сказка традиционно умалчивала, но этих знаний хватило, чтобы маленький принц сумел развязать большую войну, оттяпать себе изрядный кусок побережья и — не иначе из горячей благодарности дедушке — изгнать с него всех фейри под Холмы, дабы защитить от них людей. Когда волшебный народец начал вымирать от голода, принц соизволил вспомнить о своих корнях и позволил фейри договориться с людьми — одаривать их магией в обмен на две трети жизни первенца. Магия же стала основой благополучия королевства, позволив ему незыблемо стоять до сих пор.
Автор книги не рискнул отступить от общеизвестной версии, но начал с краткой биографической справки, разрушившей образ прекрасной принцессы на корню. Невинные нежные девочки не держат под своим изящным каблучком половину хунты Далеон-Тара, не затыкают за пояс ровесников на охоте и даже казначея на воровстве не ловят. Прекрасным принцессам положено сидеть у окошка и вышивать цветочки золотой иглой.
А созданный автором книжицы образ вселял подозрения, что возлюбленного фейри Ее Высочество лично загарпунила и тут же отволокла за шкирку прямиком к алтарю, не соизволив даже лекаря позвать. Потому-то княжич и погиб так рано…
Правда, эта версия не объясняла, почему не выжила сама принцесса. Тяжелые роды или месть опечаленного князя-покровителя? Как бы то ни было, основатель династии явно пошел характером в маменьку.
Его жизнеописание читалось как роман из серии массовой литературы, популярной среди мужчин, — когда главный герой настолько крут, что его путь устилают трупы врагов пополам с телами покоренных дам, и непонятно, как он вообще ухитряется идти, не спотыкаясь. Развивалась история тоже в рамках жанра: основатель династии завоевал себе трон, женился на прекрасной принцессе (и не побоялся же!) и исхитрился воспитать сына, несмотря на постоянные стычки с фейри, из которых он неизменно выходил победителем, еще круче и невероятней, чем раньше.
На описании очередной битвы со взбунтовавшимся князем-покровителем я начала давиться хохотом и разбудила-таки Ланса. Он сонно сощурился на обложку и насмешливо улыбнулся. Я пожала плечами и улыбнулась в ответ.
Ланс заерзал, поднявшись выше и подложив подушку себе под спину, вынудив меня улечься на его плечо.
— Сепиан Решительный, — озвучила я ему.
Ланс кивнул, рассеянно скользя взглядом по строкам. Его изложенное, кажется, не смешило вовсе — или он видел в истории похождений достославного предка нечто большее, чем авторскую сублимацию.
— Как думаешь, — задумчиво поинтересовалась я, переворачивая страницу, — как вообще вышло, что у него был всего один наследник? Я только за последнюю главу насчитала три любовницы и, кажется, начинаю догадываться, как этот Сепиан умрет.
— М-да? — Ланс придержал пальцем страницу. — От рук своей прекрасной жены?
— Много ты понимаешь в женщинах! — хмыкнула я. — От рук — это топорно и оставляет много следов. Нет, учитывая пристрастия короля, куда благоразумнее было бы, если бы его убила в очередном походе какая-нибудь срамная болезнь. Или, к примеру, кто-то из злейших врагов совершенно случайно разведал бы планы короля и построил смертельную ловушку. О, еще на охоте часто приключаются несчастные случаи, особенно если кто-то любит во имя славы и почестей вырваться вперед и лично убить вепря…
— Напомни мне никогда не переходить тебе дорогу, — с чувством сказал Ланс и тут же испортил все впечатление, фыркнув мне в макушку.
— Как будто тебя это остановит, — пробормотала я.
На следующей странице нашлась четвертая по счету любовница, повысившая и градус абсурда — и без того зашкаливающий.
— Кажется, версия со срамной болезнью победит, — задумчиво прокомментировала я. — Причем, возможно, жена окажется ни при чем.
Ланс адресовал мне взгляд, исполненный всех страданий сильного пола, и молча перелистнул страницу.
А Сепиан Решительный попортил мне весь расклад, бездарно умерев в пограничной стычке. Впрочем, это дало его единственному сыну отличный повод действовать по уже проверенной схеме: едва короновавшись, достойный наследник тут же отправился прореживать фейри, попутно укладывая прекрасных дам в практичные штабеля.
Через какие-то три поколения число князей-покровителей снизилось до уже известных мне двенадцати, и короли Далеон-Тара, наконец, угомонились и обратили взор на родную страну. Описание прерывалось на Лансовом прадеде, который слыл настоящим аскетом, для разнообразия хранил верность своей королеве и почил в глубокой старости, оставив после себя единственного наследника.
— Знаешь, — задумчиво сказала я, нахмурившись, — я помню, что ты говорил про пауков в банке, но чтобы четырнадцать поколений подряд строго по одному ребенку в семье? Учитывая, какой образ жизни вели основатели династии, это по меньшей мере странно.
Ланс дернул свободным плечом и, отложив книжицу, уставился в потолок. Кажется, тоже думал о том, что пятнадцатое поколение отличилось — и тут же кануло в небытие.
— Странно, — признал он. — Не знаю, Лави. Я слишком многого не знаю… и, кажется, не справлюсь без тебя.
Я вывернулась из-под его руки и приподнялась на локте, всматриваясь в знакомое лицо.
Сегодня оно казалось чужим. Чуждым.
— Это была единственная книга герцогини, касающаяся королевской семьи. Сведений о моих предках — достоверных сведений, не детских сказочек — почти не сохранилось. Я не знаю почти ничего ни о своей семье, ни о способностях, которые несет с собой королевская кровь. — Ланс досадливо поморщился и тоже повернулся набок. — Если за убийством Его Величества стоит фейри, мое невежество может стоить жизни не только мне. Поработаешь по специальности, Лави? Нужны любые сведения о королевской династии. Летописи, дневники, исторические трактаты — все, что найдешь. Если понадобится куда-то пробраться и выкрасть записи — я это сделаю, если потребуется кого-то подкупить — я найду средства. Но мне нужна вся информаторская сеть и человек, который будет ее координировать.
— А герцогиня Тар-Рендилль? — неуверенно спросила я.
— Герцогиня шокирована тем, с кем ей придется иметь дело, — усмехнулся Ланс, — и это взаимно. Она тоже будет искать по своим каналам. Но твои связи, как ни парадоксально, куда надежнее хотя бы потому, что осведомителям не нужно беспокоиться о своей репутации и старательно скрывать интерес к заданной теме. Если Рин обронит, что хочет узнать, на что способны королевские крылья, это не вызовет никаких подозрений. А вот если герцогиня проявит интерес, у всех окружающих тут же возникнет вопрос, чем же он вызван.
Я по-детски прикусила губу.
Интуиция вопила, что от этого дела нужно держаться подальше. Здравый смысл голосом Витора твердил, что подковерные интриги хороши только тогда, когда у тебя все под контролем. А чувство долга напоминало, что собой я могу рисковать сколько угодно — но я не одна.
Ланс молчал. Не давил, не требовал, не упрашивал, позволяя решать самой — как всегда, когда понимал, что просит слишком многого.
— Двенадцать солидов, — сказала я, наконец. — Как только Брианна и Витор заключат помолвку, я в твоем распоряжении.
Чувство долга удовлетворенно умолкло.
Только здравый смысл уныло подсказал, что я об этом еще пожалею…
Витор сидел, скрючившись, и ткал что-то невероятно мелкое под лупой — после работы над гобеленом для «Веточки омелы» у него почти не оставалось длинных волос, но огненная магия годилась не только на оружие да отопление. Жаль только, «зажигалки» стоили значительно дешевле, чем полноценное заклинание…
Впрочем, это больше не должно меня волновать.
— Доброе утро, — простонал Витор, со скрипом выпрямившись.
Я сделала утро действительно добрым, выгрузив на администраторскую стойку увесистый кошель, мелодично звякнувший при приземлении.
— Ровно сто солидов, — похвасталась я, не скрывая улыбки. — Не надумал остепениться, Вит?
На лице мага отразилась целая гамма эмоций — от облегчения до неловкости.
— Брианна-то знает?
Вместо ответа я потянулась к телефонной трубке. Через минуту на том конце провода голос Брианны зазвучал с ровно таким же набором смешанных чувств. Да, она хорошо относилась к Витору и понимала, почему я попросила о помолвке именно его — так, по крайней мере, можно было быть уверенной, что жениху не нужно ни приданое, ни молодое тело, и Брианна будет вольна выйти замуж за того, кого выберет сама, когда придет время.
Но это ничуть не умаляло неловкости от сложившейся ситуации. Все равно что заключить помолвку с родным дядей.
— Это всего лишь бумажка сроком на два с половиной года, — напомнила я обоим. — Так что марш готовиться! Бри, помнишь, где кубышка? Тебе понадобится новое платье!
Построив будущих жениха с невестой в три ряда, я вызвонила Эву, доплатила ей за внеочередное дежурство и удрала в город, отговорившись срочными делами. Начиналась наиболее рискованная часть плана.
Нужно было шепнуть Керен, что в Арвиали скрывается королевский бастард — и что люди герцогини Тар-Рендилль по какой-то подозрительной причине будут очень рады, если он найдется. При этом Керен не полагалось знать о поисках сведений о правящей династии: она слыла моим злейшим конкурентом отнюдь не за красивые глаза и вполне могла сложить два и два. Ко всему прочему, по официальной версии Ланс так и не нашелся (и ему придется знатно попотеть, чтобы не найтись ненароком раньше времени).
Поэтому поисковую сеть следовало строить таким образом, чтобы информация ни в коем случае не утекла к моей дражайшей подруге. Что, опять же, весьма непросто сделать, когда подруга — злейший конкурент…
Я сцепила зубы, призвала на помощь всю свою невозмутимость и нацелилась на старую кофейню в центре города. Невозмутимость очень пригодилась: в паре кварталов от «Веточки омелы» мне встретился Марк. Судя по взволнованному виду и очередному букету в руках, направлялся он прямиком в гостиницу и очень обрадовался возможности поговорить без огненных и, тем более, крылатых свидетелей.
А я вдруг поняла, что помимо невозмутимости мне понадобится вся черствость, какая найдется — и тогда проблему излишне проницательных подруг можно считать решенной.
— Пойдем-ка, — велела я, развернув талбота на сто восемьдесят градусов. — Мне как раз нужно, чтобы Керен в кого-то вцепилась и потратила как можно времени не на продуктивные поиски, а на попытки продемонстрировать Тайлу, как ей без него хорошо. У нас тут намечается маленький семейный праздник, можешь предложить ей составить компанию… ты ведь все равно пришел бы на помолвку моей сестры?
Марк, терпеливо выслушав мою торопливую тираду, перехватил цветы — так, словно он больше не собирался их дарить, а прямо-таки мечтал отходить меня этим веником по мягкому месту — и проникновенно поинтересовался:
— Лави, у тебя совесть есть?
Я чуть повернула голову — так, чтобы в поле зрения попадала толпа туристов, бредущих на пляж по утренней прохладе, и суровый профиль господина эмиссара герцогини. Марк в мою сторону не смотрел, и у него горели уши, но я все равно безжалостно поинтересовалась:
— А у тебя?
— А мне совести по должностной инструкции не положено, — повинился Марк. — И, предвосхищая твой вопрос, — да, инстинкта самосохранения тоже.
Я могла бы справедливо заметить, что хозяйке гостиницы с почасовой оплатой полагается хитрить и сводничать (а как иначе бизнес построишь?), но предпочла не перегибать палку. Если парень узнает, что пытался отбить девушку у будущего короля, но на следующий день все равно приходит с цветами — это, наверное, дорогого стоит…
Только вот я не из тех, кто оценит.
— Поможешь мне? — спросила я.
Марк поджал губы и кивнул. Разговаривать со мной его явно больше не тянуло, но возле цветочной лавочки возле Центральной площади он притормозил, вынудив меня тоже остановиться.
— У тебя же есть букет? — Я с недоумением кивнула на охапку астр в его руке.
Эмиссар с таким удивлением покосился на цветы, словно и думать забыл, что они у него были. Но, как выяснилось, заминку вызвала вовсе не отказавшая память.
— Это не то, что дарят девушке, когда хотят пригласить ее на свидание и приятно провести время, — аккуратно сформулировал Марк.
Теперь уже я с удивлением уставилась на букет. Цветы как цветы, красивые, явно недавно срезанные…
— Памела уже сожрала бы тебя с потрохами, — невесело усмехнулся Марк, правильно расценив мое недоумение. — На первое свидание девушке дарят розы, тюльпаны или георгины — в зависимости от серьезности намерений. А это… — он приподнял букет, и астры чуть качнули тяжелыми головами, — обещание.
— Обещание чего? — спросила я прежде, чем успела сообразить, что вот эту тему разговора лучше бы не поддерживать.
— Проявить терпение и оставаться рядом, пока ты сама не захочешь раскрыть свои тайны и довериться мне, — просто ответил Марк. — М-да, я и не подумал, что тебе неоткуда знать эти тонкости… Язык цветов — писк столичной моды. Памела таскала домой такие «говорящие» букеты в промышленных количествах, так что волей-неволей пришлось выучить, что они значат, чтобы хоть знать, кому из ее ухажеров пора прочищать мозги.
Я вдруг отчетливо поняла, что Марку тоже пора прочистить мозги. Да и самой не помешало бы…
Обещание. Мне. Манн-ви со змеиным поясом. Меньше чем за полгода до ухода в Алдеан.
Шелликот над ним пошути!
— Лави, ты вообще прикинула, чем грозит гибель королевской семьи лично тебе? — тихо поинтересовался Марк, прежде чем открыть дверь цветочной лавки. — Или до того привыкла ставить на себе крест, что даже не думала об этом?.. Подожди здесь. Я быстро.
И оставил меня посреди людной улочки, оглушенную сменой перспектив.
В святилище Хикаи-Токалль родились дети, чье появление на свет уж точно не оставило равнодушным никого в обители. Один такой всплеск эмоций мог откормить любого фейри до сытой отрыжки, но дети вдобавок оказались магами — причем одаренными тремя разными князьями, что означает альянс как минимум четырех покровителей.
Если Ланс прав и они виновны в смерти короля, это означает расторжение мирного договора, заключенного еще Сепианом Решительным. И раз князья-покровители осмелились нарушить свои обязательства… с чего бы людям соблюдать свои?
Меня могут просто не отдать. Как и прочих манн-ви, обещанных вероломным фейри.
Я смогу остаться здесь, с сестрой и Витором, смогу сама вести дела «Веточки омелы» и наконец-то забуду о вечном страхе перед талботами и теневыми. А Ланс отправится в столицу. Один, потому что хозяйка скандально известной гостиницы с почасовой оплатой никогда не станет даже фавориткой короля, не говоря уже о чем-то более серьезном — а Его Величеству понадобится законный наследник…
Опасные мысли, Лави. Ты ведь никогда и не рассчитывала на что-то более серьезное, правда?
К тому же Ланс сам признал, что не имеет ни малейшего понятия, что делать и как заставить фейри поплатиться. Рановато примерять на его голову корону, не говоря уже о том, чтобы рассматривать «обещание» Марка. Даже если сам он, кажется, смертельно серьезен…
Из цветочной лавки улепетнул взмыленный мальчишка-курьер с объемистым свертком. Марк вышел парой минут позже, когда я успела знатно повариться в собственном соку, и тут же одобрительно кивнул:
— Вижу, о перспективах ты уже задумалась.
Я сдержала рвущиеся на язык ругательства — надо же было всего двумя фразами так испортить настроение! — но Марк, кажется, и без вербального подкрепления все понял.
— Вернемся к этому разговору, когда ты будешь готова, — вздохнул он. — Пошли-ка, займем Керен делом.
В руках он держал внушительную связку ярко-алых георгинов, перехваченную широкой белой лентой, и мое благоразумие и тактичность продержались немногим дольше невозмутимости.
— А какую степень серьезности означают георгины?
Марк, успевший отойти на несколько шагов вперед, остановился и задумчиво уставился на букет.
— Скажем так: тебе я бы их дарить не стал, — сказал он, не оборачиваясь, и целеустремленно направился к Центральной площади, оставив меня обмозговывать двусмысленность фразы и раздумывать над тем, что иногда лучше все-таки держать язык за зубами.