Атаку начинали танкисты

* * *

Фашистские армады, не считаясь с потерями, рвались к Волге. Становился все более очевидным замысел гитлеровского командования — мощным ударом захватить Кавказ с его хлебом и нефтью, расчленить надвое советские войска и тем самым ослабить, подорвать всю нашу оборону. Имелись разведданные о сосредоточении на сталинградском направлении множества пехотных, танковых соединений противника, крупных сил артиллерии и авиации. При взгляде на карту возникали тревожные мысли о намерении врага прорваться с юга к жизненным центрам Советской страны.

Наш корпус был раздроблен поспешной разгрузкой на станции Лог. Маршрут движения усложнился, затянулся по времени. Позже один из эшелонов со 148-й танковой бригадой был перехвачен прорвавшимися танками противника на разъезде Конном, и танкистам пришлось прямо с платформ вступать в бой. Остальные эшелоны этой бригады остались отрезанными от корпуса.

А мы частью сил шли своим ходом на Сталинград.

Меня, как всегда, в составе оперативной группы послали вперед. Едем на машине с начальником оперативного отдела и еще одним командиром из штаба, разговариваем мало, ухитряемся даже поспать по очереди — усталость давала о себе знать.

Въехали в Сталинград со стороны Тракторного завода. Увидели прекрасный южный город, еще не тронутый войной — будто не на «виллисе» сюда приехали, а на какой-то фантастической машине попали в другое время. Город утопает в зелени, особенно много акаций. Люди, занятые своими делами, идут по тротуарам, едут в трамваях. Слышится размеренное дыхание знаменитого СТЗ. Завод-гигант по-прежнему трудится, теперь не тракторы, а танки сходят с его конвейеров, и темпы производства по-военному превысили всякие нормы. Достаточно было нескольких встреч, мимолетных бесед со сталинградцами, чтобы понять: люди всеми силами сохраняют трудовой ритм и порядок.

Нависшая над Сталинградом угроза еще не воспринималась в страшной своей реальности. Основная масса жителей оставалась в городе.

Шофер притормозил у киоска «Пиво — воды», угадывая наше желание утолить жажду после многочасовой поездки по выжженной суховеями степи. Неужели и эта «точка» продолжает работать, как в добрые мирные времена?

С пожилой киоскершей состоялся такой разговор:

— Что есть попить?

— Пиво, воды.

— У вас в самом деле есть пиво?

— Причем свежее, час назад привезли.

— И можно по кружечке?

— Пожалуйста. А почему бы нет?

...В Сталинграде мы связались с должностными лицами штаба фронта, получили указания по сосредоточению и обеспечению наших бригад, организовали встречу частей корпуса, подходивших и железнодорожными эшелонами, и маршевыми колоннами. Районы сосредоточения непрерывно менялись. Нас направляли то в Бекетовку, то в центр города, то в район станции Воропаново. Сетовали танкисты, «рвали» телефоны командиры, но можно было понять и тех, кто вынужденно менял решение — при такой резко менявшейся обстановке, как тогда в Сталинграде, могли возникнуть разные «нестыковки». Наконец получили распоряжение: двигаться на северо-западную окраину города, где корпусу и будет поставлена боевая задача.

Во второй половине дня 23 августа над Сталинградом появились бесчисленные группы фашистских бомбардировщиков. «Юнкерсы», «хейнкели», «дорнье» прорвались к городу с разных направлений, на средних, больших и малых высотах, бомбили с горизонтального полета и с пикирования, сбрасывая тысячи фугасных и зажигательных бомб. На смену одним прилетали другие, и так, волнами, заполняли они небо Сталинграда, почти беспрерывно, днем и ночью, трое суток.

Гитлеровское командование совершило очередное военное преступление: силами своего 4-го воздушного флота нанесло массированные удары по мирному, трудовому городу с многочисленным населением. Фашистские стервятники особо не утруждали себя поиском военных объектов, бомбили подряд жилые дома, архитектурные ансамбли, музеи, парки, пароходы-госпитали с начертанными на них большими, хорошо видимыми с высоты красными крестами. Немецкие пикировщики гонялись даже за машинами, рыбачьими лодками, за людьми.

Город, с которым мы так радушно накануне познакомились, на наших глазах горел и превращался в развалины. Горели заводы и фабрики, рушились почти враз жилые кварталы, накрывая тяжелой массой обломков сотни, тысячи людей. Несмотря на это, население находило в себе мужество и силы вести с пожарами самоотверженную борьбу. Особенно сильные пожары полыхали в районе нефтехранилищ — их пламя и клубы дыма были видны за десятки километров от города. Вырывавшиеся из огромных емкостей реки нефти, керосина, бензина устремлялись к Волге. Это были огненные потоки, продолжавшие гореть и на поверхности воды.

Всюду множество погибших, раненых, обожженных. Неприкаянно метались дети, потерявшие родителей.

В расчете сровнять Сталинград с землей, вызвать всеобщую панику гитлеровские изверги ошиблись. Защитники города не были сломлены. Свыше 500 орудий зенитной артиллерии вели огонь по вражеским самолетам. Советские истребители, будучи в явном меньшинстве, героически вступали в воздушные бои с крупными группами фашистских стервятников. За один только день 23 августа в небе Сталинграда было уничтожено 90 самолетов противника.

Одновременно гитлеровское командование двинуло на Сталинград полчища сухопутных войск. К вечеру 23 августа части ударной группировки 6-й немецкой армии вышли к Волге в районе Ерзовки севернее Сталинграда. Гитлеровцам удалось вбить клин в нашу оборону. Сталинградский фронт был рассечен надвое. В узкую полосу прорыва (6–8 километров) противник поспешно ввел кроме наступавших в авангарде 16-й танковой и 60-й моторизованной дивизий еще несколько соединений. Сотни самолетов поддерживали этот прорыв с воздуха.

Создалась непосредственная угроза захвата города немецко-фашистскими войсками.

В этой тяжелейшей обстановке защитники Сталинграда сражались героически и самоотверженно. Первый удар прорвавшихся фашистских танков приняли на себя артиллеристы-зенитчики 1077-го зенитно-артиллерийского полка, на окраины города выдвигались части 10-й стрелковой дивизии войск НКВД, навстречу врагу выступили курсанты Сталинградского военно-политического училища и батальон рабочих-ополченцев Тракторного завода. Две танковые и мотострелковая бригады нашего корпуса к 23 августа были сосредоточены в районе южного пригорода Сталинграда — Бекетовки. В соответствии с полученным боевым приказом штаба фронта они должны были выдвинуться в район станция Гумрак, Городище и с утра 24 августа во взаимодействии с частями 23-го танкового корпуса под общим командованием начальника бронетанковых и механизированных войск Сталинградского фронта генерал-лейтенанта А. Д. Штевнева нанести удар в направлении Городище, Ерзовка, чтобы отрезать и окружить вражеские войска, прорвавшиеся к Волге севернее Сталинграда.

...Получив задачу, штаб корпуса принял всё меры, чтобы вывести части в исходные районы, обеспечить командиров картами и довести до них боевые распоряжения. Этой большой, предельно сжатой по времени работой занимались сотрудники оперативного отдела под руководством подполковника Л. Пупко. Мне с группой командиров разведотделения предстояло уточнить положение противника, его силы, средства, разведать направления наступления на местности, изрезанной буераками и балками. Важно было также согласовать действия с бригадами 23-го танкового корпуса и частями 10-й дивизии НКВД, которые вместе с рабочими отрядами ополченцев заводов «Баррикады», Тракторного и «Красный Октябрь» поспешно занимали оборону по рубежу реки Мечетка.

Прямо скажу: толком, где кто находился, мы не знала.

Я поставил задачу командиру разведбата майору М. Жолобу направить дозоры в полосу предстоящих действий. И вскоре начали поступать донесения. Выяснилось и такое: впереди, примерно в двух километрах от исходного района наших частей, в полосе предстоящего наступления находится на огневых позициях зенитная батарея Сталинградского корпуса ПВО.

— Товарищ полковник, — обратился я к начальнику штаба корпуса. — Надо бы выдвинуть наши подразделения, как-то прикрыть ту батарею, а то стоит, как голая, среди поля...

— Надо, — кивнул полковник С. П, Мальцев. — Тем более что в расчетах там одни девчата.

Одна из наших разведгрупп наткнулась на посты боевого охранения противника и была обстреляна гитлеровскими автоматчиками. Разведчикам удалось найти разрывы в боевых порядках противника, и они все же проникли в глубину и обнаружили сосредоточение 23 вражеских танков.

Донесения от разведчиков продолжали поступать. Мы просидели над ними всю ночь, анализируя их, обобщая, делая выводы, и к утру уже могли доложить командованию первые обоснованные данные о противнике.

Своей артиллерии наш корпус не имел, не было ее и в составе танковых бригад. Единственный артдивизион, да и тот неполного состава, — в мотострелковой бригаде. Командовал им уже известный читателю капитан Коськин. Никаких вопросов взаимодействия не могли мы согласовать и с авиацией. Нам было дано лишь одно разъяснение: «Прикрытие частей корпуса от ударов противника с воздуха будет осуществляться зенитной артиллерией и истребительной авиацией по плану фронта».

Тыловые службы бригад со своими скромными возможностями до рассвета едва успели провести заправку танков и накормить личный состав горячей пищей. Танковые подразделения выдвигались в исходные районы.

А генерал-лейтенант А. Д. Штевнев то и дело торопил нас с докладами о готовности к нанесению контрудара.

— Когда наконец будете готовы?! — запрашивал он командира корпуса, и в тоне его звучала строгая нетерпеливость.

В архивных документах сохранился отчет штаба корпуса о боевых действиях 24 августа 1942 года. В нем, в частности, зафиксированы такие события.

После полуночи 24 августа корпус получил приказ командующего танковой группой фронта генерал-лейтенанта танковых войск А. Д. Штевнева нанести на рассвете удар в общем направлении на Городище, Ерзовка и уничтожить прорвавшиеся части противника. Генерал А. Г. Кравченко решил силами 26-й танковой бригады и взаимодействующей с ней 2-й мотострелковой бригады наступать в направлении северной окраины Городища и далее через высоты на восточную окраину Ерзовки. 27-я танковая бригада получила задачу наступать в направлении высот 146,2 (7 километров северо-западнее Городища) и 143,6, западных скатов высоты 147,6. Начало атаки намечалось в 5.00. Приказ командиры бригад получили между 4.00 и 4.30.

Времени, таким, образом, для организации наступления оставалось совсем мало. 2-я мотострелковая бригада выступила из района Таловой в 5.35. 26-я и 27-я танковые бригады вышли к 7.00 в исходное положение и с ходу начали атаку. В 9.30 пошла в атаку 2-я мотострелковая. К этому времени 26-я бригада овладела населенным пунктом Орловка и вышла на юго-западные скаты высоты 135,4, а танкисты 27-й отбили у врага высоту 143,6 и продолжали развивать успех в направлении высоты 145,1.

В 13.00 26-я бригада оседлала гребень высоты 135,4, где была встречена сильным артогнем противника из района молочнотоварной фермы и контратакована мотопехотой и танками. В течение четырех часов там произошло три танковых боя.

27-я бригада преодолела сильное огневое сопротивление противника, особенно его противотанковой обороны, и продолжала медленно продвигаться в направлении высоты 147,6.

Мотострелки вели бои в километре южнее высоты 144,2.

Авиация противника в течение дня бомбила боевые порядки частей корпуса и этим задерживала продвижение, особенно мотострелковых батальонов.

В 17.30 по указанию командующего танковой группой 26-й танковой бригаде была поставлена новая задача — танковыми батальонами ударить в направлении высоты 101,3 и занять Рынок, ее мотострелковым батальонам закрепиться на высоте 135,4. 27-я бригада должна была овладеть высотой 147,6 и закрепиться на ней. Мотострелковая бригада получила приказ взять высоту 144,2 и прочно ее удерживать.

К исходу дня танкисты и мотострелки 2-й и 27-й бригад выполнили свои задачи, а 26-я танковая к 23.00 заняла Рынок и продолжала тяжелые бои в ночное время в районе сада и юго-восточнее высоты 101,3.

Как нам стало известно, с севера, из района станции Котлубань, и восточнее наши войска тоже начали наступление. Они шли нам навстречу, чтобы, соединившись, совместными силами окружить прорвавшиеся к Волге части противника и уничтожить их. Боевые действия велись с большим упорством. Все наши войска несколько продвинулись вперед, но решительного успеха не достигли.

В августовских боях нам особенно досаждала фашистская авиация. От частых массированных налетов врага танковые подразделения несли серьезные потери.

Все складывалось не так, как хотелось бы. В работе штаба, сложной и напряженной, из-за этого порой ощущалась нервозность.

— Где твои разведчики, Ивановский?! — зашумел вдруг комкор. — Почему запаздывают с донесениями? Может, отсиживаются в укромных местах?

Я промолчал, понимая, что этот срыв у выдержанного и тактичного Андрея Григорьевича случаен, что вызван он теми же крайними осложнениями обстановки.

Разведчики наши действовали, непрерывно добывая данные о противнике.

Семикилометровая полоса, по которой фашистские войска выдвинулись к Волге, в первое время не была такой уж накрепко занятой противником. Днем коридор простреливался вдоль и поперек, ночью освещался парашютирующими ракетами, но все-таки разведгруппы нашего Сталинградского фронта по балкам, по перелескам проникали «на ту сторону», а разведчики Донского фронта — навстречу, к нам. В тылу вражеских соединений, действовавших в полосе прорыва, можно было не только вести разведку, по и решать другие боевые задачи.

Лейтенант В. Морозов во главе небольшой разведгруппы находился в полосе, занятой противником, в течение всей ночи. Он воспользовался методом, доступным тем, кто в какой-то мере понимал разговорный немецкий язык, — подключился к телефонному проводу для подслушивания. Затем вырезал кабель большой длины, ожидая, что к поврежденному месту прибудут вражеские связисты и что можно будет взять «языка». Но немцы так и не пришли, почему-то не решились. Лейтенант В. Морозов вернулся к своим с большим мотком немецкого кабеля. Из переговоров, которые ему удалось подслушать, можно было сделать вывод, что гитлеровцы стремятся насытить полосу прорыва как можно плотнее, а следовательно, и расширить ее, непрерывно подводят новые части.

Пытаясь на разных участках вклиниться в нашу оборону, гитлеровцы намечали квадрат и долго бомбили его «с трех этажей» — с больших, средних и малых высот. И когда можно было предположить, что на участке не осталось ничего живого, туда врывались с целью закрепиться немецкие танки и автоматчики. Наши воины зарывали танки в окопы, старались выжить под уничтожающей бомбежкой. С началом атаки противника комбриг направлял туда свое резервное подразделение. Наскоро занимая оборону, оно помогало отразить атаку вражеских танков и пехоты. Подобные бои были ежедневно и по нескольку раз. Но танков у нас, к сожалению, становилось все меньше.

Вот эпизод, который произошел, по данным архива, 6 сентября 1942 года.

Соседняя правофланговая 399-я стрелковая дивизия в 9.00 оставила под натиском противника занимаемый рубеж, чем оголила правый фланг и тыл боевого порядка 2-го танкового корпуса. 112-я стрелковая дивизия, оборонявшая восточную окраину Гумрака, понеся большие потери, тоже отошла. Для ликвидации угрозы правому флангу корпуса и чтобы избежать окружения комкор приказал 12-му отдельному разведбату удерживать противника на участке дорог, идущих от Гумрака на Каменный Буерак, а оставшимися на ходу пятью легкими танками 27-й бригады, своим резервом (три танка Т-34) и семью уцелевшими танками 99-й бригады контратаковать противника на рубеже высот 155,1 и 146,2. Задача этими крайне ограниченными силами была успешно выполнена, и враг перед высотами был задержан.

В те дни и ночи наши танкисты прошли через огонь боев, которые потом даже трудно было представить. Дрались на земле, где, по последующим подсчетам, врезалось по пуду осколков и пуль в каждый квадратный метр почвы. Ежечасно совершались подвиги, были большие потери в личном составе и боевой технике. Казалось, испытали люди все, что можно выдержать, но они выполняли приказ Наркома обороны № 227 с жестким, суровым призывом «Ни шагу назад!». Понимание и ощущение происходящего обострилось у защитников Сталинграда еще больше. До каждого, до бывалого воина и молодого новобранца, дошло священное веление: «Родина или смерть!»

Ни шагу назад! Наши воины выполнили этот приказ, отражая в день по десятку яростных атак противника — сражаясь до последнего дыхания, но не оставляя занимаемого рубежа, окопа. За всю войну, ни до этого, ни после, я не видел и не знал таких массированных и непрерывных ударов авиации противника, такого напряжения боя на земле.

Гром стрельбы, вой мин, снарядов и бомб, свист пуль и рев двигателей сделались настолько обычными под Сталинградом в в самом городе, что казалось — иначе и быть не может. Этот адский гром постоянно давил на уши и пригибал тебя к земле. Но ночью, однако, все стихало. Передохнуть требовалось и нам и противнику, подготовиться под покровом темноты к новым, еще более жестоким баталиям. Ночью на нашей и на вражеской стороне кормили личный состав, подвозили боеприпасы, оказывали помощь раненым, по возможности эвакуировали поврежденную технику. Гитлеровцы были совсем рядом, ведь ничейная полоса ничтожно узка. Слышались стоны раненых там и тут. Позвякивали лопаты похоронных команд у них и у нас.

И в обороне танкисты действовали активно. Удерживая нанятые позиции, наши подразделения и отдельные экипажи наносили врагу внезапные удары, порой глубоко и дерзко вклинивались в его боевые порядки.

Младший лейтенант Александр Соколов в пылу боя прорвался на своем танке в тыл противника. Оказавшись в окружении врагов, коммунист Соколов меньше всего думал о том, как выйти к своим и спастись. Он быстро сориентировался, в нескольких словах объяснил обстановку экипажу и указал механику-водителю направление на фашистскую батарею. На большой скорости танк выскочил прямо на вражескую огневую позицию. Огнем и гусеницами стальной машины батарея была уничтожена.

В боевом успехе другого экипажа особенно проявилось мастерство механика-водителя старшего сержанта Н. Куприянова. Он управлял машиной виртуозно. Его тяжелый танк на пересеченной местности будто перелетал рвы и воронки, выполнял резкие повороты, легко брал крутые склоны. Куприянов с полуслова понимал командира, старшего лейтенанта В. Любовца, обеспечивал наивыгоднейшие условия стрельбы наводчику в заряжающему. В танк попал вражеский снаряд, но броня выдержала. Экипаж продолжал действовать активно и отважно, В один день он подбил и поджег несколько вражеских танков, бронетранспортер и машину с боеприпасами. Командир роты старший лейтенант В. Любовец и его механик-водитель, парторг роты старший сержант Куприянов подали достойный пример другим танкистам.

В сложной, порой крайне невыгодной для нас обстановке показали настоящую боевую зрелость многие молодые командиры-танкисты. Беззаветная храбрость и гибкое тактическое мышление обеспечивали им успех в бою с превосходящими силами противника, Отлично решали задачи, инициативно действовали подразделения под командованием старшего лейтенанта В. Ковалевского и лейтенанта Н. Осипова. Их имена не раз упоминались в боевых донесениях и сводках.