Атаку начинали танкисты

«Русские прусских всегда бивали!»

Когда мы, завершив наступательную операцию, захватывали и расширяли плацдарм, гитлеровцы, конечно, понимали, что рано или поздно с этого пятачка начнется стремительное наступление, и старались всеми силами ликвидировать такой плацдарм. Подобные попытки предприняли они и на сероцком плацдарме, но наши войска закрепились там прочно и, отразив яростные атаки врага, выполнили поставленную задачу.

В течение двух недель стрелковые части вели на запятых рубежах очаговые бои, которые то разгорались, то утихали, а мы, танкисты, в их боевых порядках цементировали оборону. Нашей главной задачей была готовность к отражению танков противника, если они попытаются прорваться. А таких попыток следовало ожидать.

Все наши танки были окопаны, замаскированы. Каждый экипаж оборудовал запасную позицию. Командиры пристреляли рубежи, изучали ориентиры. Готовность к бою поддерживалась днем и ночью.

К середине ноября положение на нашем участке фронта стабилизировалось: по распоряжению свыше 62-й гвардейский танковый полк сосредоточился в центре плацдарма на второй позиции обороны, составляя танковый резерв. Вновь окопались. Подготовились к выдвижению для занятия рубежей на трех указанных нам направлениях.

Время шло, а боевых приказов на подготовку к наступлению не поступало.

Все понимали, что это чем-то обусловлено. Нашим гвардейцам-танкистам очень хотелось наравне с другими участвовать в окончательном разгроме ненавистного врага. О том, что это время приближается, свидетельствовали ежедневные сводки Совинформбюро, экстренные сообщения «В последний час».

Майоры Козлов, Клименко, Федоренко, лейтенант Бурмистров подолгу занимались в этот период отработкой документов, до которых не всегда руки доходили в динамике боевых действий.

О человеке в боевых условиях хотя и кратко-скупо, но все же наиболее впечатляюще рассказывают строки политдонесений. Тут на тактическом фоне обозначаются не только взятые или удержанные рубежи, но и называются по фамилиям, по именам люди, решавшие боевые задачи, — солдаты, командиры и политработники. Политдонесение, кроме того, передает в какой-то мере атмосферу события, настрой воинского коллектива. Язык по-военному краток, но вместе с тем и образный, хотя, как мне известно, над текстами этих документов трудились отнюдь не литераторы, а люди, которым сподручнее было владеть автоматом да гранатой, личным примером увлекать бойцов в атаке.

Иные события, о которых сообщают политдонесения, доводилось наблюдать, переживать.

Вот, скажем, такая строка: «Морально-политическое состояние личного состава полка высокое». Работая над очередным политдонесением, заместитель командира полка по политчасти майор Козлов и парторг гвардии майор Клименко всякий раз вписывали эту фразу. Когда я как-то заметил, что она у них частенько повторяется, Александр Иванович решительно возражал.

— Это ведь не просто фраза, — говорил он запальчиво. — В ней смысл, важнейший показатель готовности части выполнять любую задачу.

— Без нее политдонесение не звучит, — присоединился к замполиту и парторг.

Они стали вдвоем наседать на меня и, в общем-то, убедили.

Действительно, за строкой политдонесения, может быть и привычной, примелькавшейся своей формулировкой, не только результат, но и та большая работа с людьми, которую непрерывно ведут в подразделениях замполиты, парторги, агитаторы.

Вот побывал в роте гвардии капитана Членова агитатор полка гвардии майор Федоренко, вел разговор с танкистами об освободительной миссии советских войск, нашего корпуса, наступающих ныне по зарубежным территориям. Своевременно прозвучали слова агитатора. Воинам, в чьих сердцах кипела священная ненависть к врагу, следовало напомнить, что народам, трудящимся людям других стран, в том числе и Германии, мы несем на броне своих боевых машин мир и свободу. Разговор в роте получился довольно острым. Павлу Дмитриевичу Федоренко пришлось отвечать на вопросы, реплики, свидетельствовавшие о возбужденном, запальчивом состоянии некоторых солдат. Его спокойный тон, разумные суждения помогли бойцам уяснить важные истины. Не лишней, между прочим, была потом беседа в индивидуальном порядке и с самим ротным командиром гвардии капитаном М. Членовым. Мамед Бекирович со своим горячим и напористым характером тоже был склонен иногда действовать «без оглядки». Агитатор не только пришел да побеседовал, он провел в роте работу, возымевшую действенность.

Или, скажем, парторг гвардии майор Клименко советовался с командирами подразделений о расстановке коммунистов в боевом строю. Сообща были приняты меры, обеспечивавшие должное партийное влияние на все стороны боевой деятельности танкистов. Вроде и не очень заметное дело, и в плане партполитработы отдельным пунктом не обозначено, а какое же нужное и важное. Парторг наш Даниил Акимович Клименко вообще работал с людьми без громких призывов и пустых фраз. К любому вопросу подходил по-деловому, находил верный тон в беседе и с командиром, и с рядовым.

Поздним вечером в землянке, в минуты затишья на заправке машин, а порой и на ходу, когда вместо стола танковая броня, — рождались они, строки фронтовых политдонесений.