С этого момента Вихрь старался вникать во все дела вирана и генерала, чтобы увидеть возможность для испытания этого зелья. С одной стороны оно даст значительно преимущество над противником и поможет одержать победу в этой войне, с другой — может превратить того, кто испьёт его, в похотливое животное, которое перестанет отличать мужчину от женщины. Мародёр ведь никогда не имел интимную близость. Когда он был бандитом, ему нельзя было расслабляться, потому что таких, как он, опасность поджидала абсолютно повсюду. Волкодав, конечно, не запрещал покупать женщин. Однако он предупреждал каждого новичка, что, если тот попадётся, на братство может не рассчитывать. Вихрь, не желая быть уязвимым, серьёзно подошёл к этому делу, а потому никогда ни с кем не делил свою постель. А после того, как стал гвардейцем, расцвет его юности уже прошёл. И хоть он был крепок, статен и привлекателен для женщин, все свои силы он направил на совершенствование собственных воинских навыков, ведь хотел выслужиться перед вираном, генералом, но самое главное перед таролоном. А теперь, если, выпив эту синюю жидкость, он станет богом войны, хорошо. А если он станет похотливым животным, тоже неплохо. Наверстает все свои года жизни.
Тем временем прошло четыре дня. Вернулись разведчики, которых виран разослал во все стороны, чтобы выяснить, где наиболее выгодная позиция для того, чтобы дать открытый бой противнику и лишить его тактических преимуществ местности. Дракалес, конечно же, не совался на совет стратегов, но и не отказывался, если его призывали туда. Ваурд понял, что выбрал неверный метод прохождения пути самопознания, что для того и послал его сюда Датарол, чтобы он постепенно рос в глазах вирана и, в конце концов, занял место правой руки. А какой простой воитель откажется от чести побывать на военном совете, если его туда зовут? Вот он и отзывался на призыв Адина и Асона. Виран также просил, чтобы три его ученика присутствовали там. В общем, донесения разведчиков удалось сложить воедино и обрисовать не совсем приятную картину. Западное государство — это сплошные холмы и возвышенности. Там, где хоть немного есть равнины, а это в северной части, расположились города, однако, по словам разведчиков, это целые крепости, которые обнесены каменной стеной, и если они вынуждены будут штурмовать каждый город, то эта война может растянуться на десятилетие. И вот, два человека, которые подготовили, как им казалось, всё, что нужно, для успешного исхода этой войны, стоят и не знают, как им поступить, куда направить свои силы. И тогда заговорил Дракалес: «Мы пришли сюда и ведём себя не как завоеватели, а как жертвы. Мы внизу, они наверху. Мы окружены скалами, которые атакуют нас, они — стенами, которые защищают их. Они могут ложиться спать и не выставлять стражи, когда как мы должны вслушиваться в каждый шорох и всматриваться в каждое кажущееся движение. Чтобы успешно продвигаться по этим землям, изрезанным скалами и оврагами, нам нужно укрепление. Даже если в ваших глазах осада крепостей кажется очень рискованным и затратным делом, то цель может оправдать средства. Лучше 10 000 на крепостных стенах, чем 70 000 в чистом поле» Такое сравнение возмутило генерала: «Ты хочешь сказать: если мы потеряем всё войско, но захватим хотя бы один город, это будет разумно?» — «Я не это имел в виду. А то, что 10 000 человек, которые обороняют город, смогут выстоять, в отличие от 70 000, которые стоят на открытом пространстве, как вот мы сейчас» Но Асон настоял на том, что брать город — не лучшая затея. Гораздо эффективнее будет сначала завладеть стратегически важными возвышенностями, с которых как раз таки они все были атакованы, чтобы лишить врага этого преимущества, а уж потом планировать захват более труднодоступных целей. Дракалес напомнил, что в борьбе с западным врагом тактика будет как раз таки на стороне этого самого врага. А потому захват стратегических позиций — это пустая трата времени, ведь воинству вирана всё равно не удастся ими воспользоваться. Но Асон настаивал на этом, и Адину показалась такая стратегия более разумной. Делать было нечего, так что пришлось подчиниться. Вихрь, который был свидетелем этого решения, опечалился такому обороту событий, ведь участие в захвате города могло означать, что он может испытать на себе это самое зелье Затол Дут. А теперь придётся искать иной способ. Дракалес, увидав, что его ученик задумчив, подошёл и сказал фразу, которую тот никак не ожидал услышать: «Когда они проиграют во всех своих тактиках, тогда вернутся к осаде города. Я благословлю всё воинство, и мы сможем завоевать город-крепость. Пока мы стройным маршем будем продвигаться вглубь и устанавливать новую власть, у тебя будет время испытать это самое зелье» Конечно же, бывший мародёр был изумлён такому обороту событий, однако сам себя успокоил мыслью: «Это же бог войны. Как от него вообще можно что-то скрыть? Он, небось, и мысли наши читает, да только не признаётся в этом»
Генерал и виран уже с самого начала всё стали делать неправильно. Асон рассудил, что в осадных машинах нет проку, пока они будут отбивать у противника возвышенности, с которых они могут якобы контролировать многие окрестности, а потому разделил всё своё воинство на два. Первое, в которое вошло подавляющее большинство, пойдут с генералом в атаку. Их было порядка пятидесяти тысяч. Остальные двадцать тысяч воителей останутся тут на случай непредвиденного нападения противника. Они будут оборонять осадные машины. Дракалес в очередной раз высказал свою позицию по поводу неправильного распределения приоритетов в этом сражении, а после ринулся вместе с большинством в эту бессмысленную битву.
Золина на протяжении многих дней, пока все поднимались по возвышенностям к тем местам, что были заняты врагами, пребывала в безмолвии. И даже все приглашения Дракалеса на битвы она отвергала. Ваурд не стал расспрашивать, что у неё на сердце, ведь у воинства Атрака нет такого изъяна, как настроение, которое может быть испорчено какими-то думами или поступками. Но она всё же поделилась со своим наставником, что у неё на уме. И, конечно же, её печалило то, что управитель и войсководитель не прислушиваются к мудрым наставлениям бога войны, а упрямо идут в руки врага. Ваурд отвечал: «Таков их выбор. Ведь мудрым и опытным можно стать двумя путями: глядя на других или глядя лишь на себя. Тот, кто смотрит на других, он подражает успешным и сам становится успешным. Тот, кто смотрит только лишь на себя, постигает и успех, и потрясение. Пусть будет так. Ведь горький опыт — всё равно опыт» Девушка была согласна с этим высказыванием. Однако на сердце от этого не было легче. Да, теперь, когда она является приближенной самого вирана, когда ей доверено входить в почётный круг тех, кто разрабатывает планы и стратегии, она ощущает себя ответственной за людей, которые идут в том числе и за ней. Теперь неправильное решение двоих управителей станет причиной поражения целого полчища. И вот она ничего не может с этим поделать.
Спустя 9 дней скитаний по пересечённой местности они, наконец-то, достигли того, к чему так стремились. Первая возвышенность, на которой располагались вражеские лучники. Здесь был их лагерь. Видны палатки, ящики, спальные места, но ни одного человека. Асон скомандовал быть внимательными, а потом повёл всех вперёд, со слов Дракалеса, прямиком во вражью ловушку. Генерал был совершенно спокоен и даже приказал Дракалесу начать подпитывать воинство своим боевым духом. Ваурд спросил: «А ты уверен, что это хорошая идея? Могу рассказать, чем это всё завершится» — «Я не прошу навести на нас боевое безумие, чтобы мы сражались без оглядки. Сделай так, чтобы наши сердца укрепились, а дух невозможно было сломить. Прикажи нашим рукам сражаться искусно, а разумам видеть слабые места противника. А после можешь не помогать. Стой и смотри, как мы постепенно обретаем господство на этой возвышенности» — «Как скажешь» И каждый почувствовал на себе действие боевого духа Атрака. Генерал одобрительно кивнул.
Всё было именно так, как и предполагал Дракалес (а как же иначе?). Стоило только передним рядам приблизиться к лагерю, как свистнули стрелы. Буквально из ниоткуда. Воинство, гонимое звучным басом Асона, ринулось атаковать пустоту, полагая, что противник покажется из укрытия, и они сразятся. Но этого не произошло. Более того, воители, наполненные такими благословениями, пытались вычислять, где спрятался противник, и бросались кто в кусты, кто за холмы, кто на деревья. В итоге кто-то свалился вниз, кто-то угодил в засаду и был застрелен, кто-то впустую потратил силы, лазая по веткам. И всё это под непрекращающийся полёт стрел. Асон, видя, что всё выходит из-под контроля, подозвал воителей к себе, чтобы они перегруппировались. Когда все собрались, генерал дал приказ направляться всем в одну сторону. Он указал на небольшой холм, что вырастал на северо-востоке, и все стройным маршем двинулись туда, куда указал генерал. Они напали с трёх сторон: слева, справа и сверху, потому что холм не был крутым. Да, они застали несколько лучников, да вот только они уже отступали и отстреливались. А воители, видя перед собой цель, бросились за ними. Преследование было долгим. По буграм и впадинам пытались бежать латники численностью 10 000 человек, чтобы нагнать стрелков, одетых в лёгкие доспехи, да вот только увлеклись этим делом и не заметили, как оказались в окружении. Стрелы летят со всех сторон, а сил на обратный путь уже не было. Сначала они договорились держать строй и отдышаться, но это не помогало, потом они начали медленно отступать, но под непрекращающимся дождём стрел это было практически невозможно. Когда опустилась ночь, силы их совсем покинули, и врагам не оставалось ничего, кроме как приходить и добивать их.
Остальные, как они думали, заняли возвышенность и пытались по траектории полёта стрел выяснить, где затаились враги. Воителям казалось, будто бы они мечут свои снаряды отовсюду. Но на деле их было всего пару десятков человек, которые использовали укромные места в расщелинах отвесных скал и, пользуясь различными нехитрыми приспособлениями, а именно верёвками и креплениями, умудрялись разить ничего не понимающих воителей, который просто стоят на месте. О чём думал Асон в этот момент, было неясно, однако он лишь смотрел на то, как стрелы бьются о латы, и молчал. И только когда одна из них всё-таки угодила в прореху между пластин воителя и убила его, он расшевелился и призвал на помощь Дракалеса: «Если ты бог войны, то убей всех этих мерзких лучников, которые буквально из-под земли достают моих воителей!» И ваурд послушался слов генерала. Золина вознамерилась направиться с ним, но он сказал, что она не справится. Лучше пусть постоит и посмотрит на это со стороны. В отличие ото всех остальных, она восприняла слова бога войны всерьёз, а потому не пошла за ним. Прыгнув рядом с генералом, ваурд не удержался от слов: «Высота будет наша. Но не на долго» Второй прыжок унёс его дальше. После этого все видели только лишь размытый красный силуэт, который двигался быстрее полёта стрелы. Не прошло и мгновения, как обстрел прекратился совсем. Воины возликовали, когда это произошло. А войсководитель приказал не расслабляться, на даже, наоборот, сосредоточиться на своей цели, чтобы закрепиться на этой позиции и не дать противнику, который попытается её отбить, вернуть себе обратно. Однако Дракалес усмехнулся: «Им незачем приходить сюда и побеждать нас, чтобы завладеть ею обратно. Они просто вернуться туда, откуда я их убрал, и продолжат обстреливать нас» Генерал совершенно невозмутимо ответил: «Ну и пусть. Ты опять промчишься и грозным вихрем и уничтожишь их всех» — «Разумно ли это?» Асон ничего не ответил.
Так несколько дней стояло всё воинство на этой самой возвышенности, оберегая эту позицию от появляющихся время от времени противников. Изредка какой-нибудь особо меткий стрелок подкрадётся ко всем и унесёт с собой жизнь одного или двух воителей. Асону это не понравилось, из-за чего он приказал Дракалесу задействовать все свои сверхъявственные силы, чтобы замечать и уничтожать противника ещё на подступи к их укреплению. На что ваурд отвечал: «Может, мне ещё тут врата в Атрак открыть и призвать моих ваурдов? Вот уж сверхъестественнее некуда» Асон дерзко заявил: «Когда понадобятся, тогда и призовём, а пока…» Он не договорил, потому что Дракалес прыгнул к нему и, глядя в упор своими глазами, сияющими яростным заревом, проговорил: «Знай своё место, человек». Голос был таким, как и всегда, однако все почуяли, как стали в один миг совсем незначительными, будто сейчас они уменьшились до размера полевой мыши. Дракалес немного помолчал, а после продолжил, но уже никто не ощущал этого — все боролись с остатками прежнего ощущения: «Я согласился помогать вам воевать, я позволил вам использовать дары Победоносца для достижения своих целей. Я не препятствую вам терпеть поражение. Но это не означает, что я стал вашим прислужником и что теперь ты можешь командовать мной, как обычным воителем. Умерь свою гордыню, а иначе гнев бога войны падёт на тебя» Асон был напуган, однако эту мысль он уяснил до конца. Но вот только этот разговор навсегда оставил на душе этого человека пятно. Прибавить к нему ещё прошлые обиды, которые хоть и ушли, но всё ещё покоились где-то на дне его души, получалась не совсем приятная картина. Он и так был уязвлён тем, что Дракалес затмил его три года назад. А теперь это усилилось данным спором.
В общем, ваурд защищал эту возвышенность, пока сюда не прибыли остальные, везя с собой осадные машины. Потрачено было неимоверное количество времени. Асон и Адин заговорили о том, что половина провизии растрачено, а потому решали, как им быть дальше — послать гонца с запросом на дополнительные продукты питания или же просто поднажать и захватить вражеский город, чтобы использовать его ресурсы. Переговоры затянулись. А всё это время от противника не было ни слуху, ни духу, но в один миг, когда их уже никто не ждал, они как раз решили напасть. Но только это нападение началось не с обстрела, а с саботажа. Две катапульты были уничтожены, что тут же подняло переполох, а следом за этим возобновился град стрел. Снова из всех расщелин и кустов засвистели снаряды. Но, как будто бы этого мало, стрелы начали долетать и с противоположной стороны ущелья, с другой высоты, откуда вообще не видно было никого. Адин приказал всем отступать. Но Асон ему воспрепятствовал, говоря: «Незачем. Отдай всего один приказ нашему богу войны, и он в одно мгновение промчится по всем позициям противника, унеся с собой всех их жизни» — «Нет, так не пойдёт. А если бы не было его с нами? Как мы справлялись бы с ними? Отступаем!» Генерал подчинился. Однако это ему совсем не понравилось.
Недостаточно им было потерпеть тут поражение, как, презрев совет бога войны второй раз, они решили поступить ещё менее благоразумно и разделить всё войско надвое, чтобы одновременно занять две позиции. Одни останутся тут и ринутся в атаку снова. Другие потратят множество дней, чтобы сделать крюк, обогнуть ущелье и подняться на западную возвышенность. Здесь уже начали роптать обычные воины, утверждая, что за это время давно бы захватили город, как им советовал бог войны, и уже оттуда планировали все свои действия. Но виран был уверен, что делает всё правильно. Было решено разделиться так, что Дракалес и Вихрь пойдут за вираном на запад, Золина и Асаид останутся с генералом, чтобы напасть снова на восточную сторону. И, превозмогая всякие нехорошие предчувствия, воители всё-таки взяли себя в руки и пошли туда, куда их распределили.
В пути Дракалес подробно рассказал о том сражении, а после добавил, что без бога войны им не удастся захватить ту возвышенность. Адин уж очень беспечно отнёсся к этому, заявив, что они чего-нибудь да придумают. Ваурд ничего не отвечал ему, потому что видел, что сейчас какие-либо слова или идеи бессмысленны. Такова человеческая натура. Если кто-то из людей замыслил нечто безумное, и эта идея превращается в некий фанатизм, то ничем эту идею вытащить не получится, разве что он сам от неё откажется. К одним осознание приходит раньше, и они оставляют свой путь, не успев пройти его до конца. К другим это осознание приходит гораздо позже, когда остаётся только мириться с последствиями неверных решений. Вот Адин оказался из вторых.
Много дней, почти что целый месяц воинство вирана, поделённое надвое, пыталось сделать то, что замыслили управитель и войсководитель. И, само собой, как бог войны предсказывал, ничего не получилось ни у Адина, ни у Асона. Первый отказывался пользоваться сверхъестественными способностями ваурда. Второй не мог. В итоге получилось лишь отступить, неся незначительные потери. Ученик алхимика, пытаясь помочь раненному воителю восстановиться, оказался не в том месте не в то время и две стрелы сразили его. К счастью, учитель его не был таким бездумным, а потому из укрытия не высовывался, пока над головой свистят снаряды. Таким образом они вновь оказались на небольшой равнине, близ границ со своим государством, откуда, если подняться на возвышенность можно увидеть даже границу. Боевой дух людей был сломлен. Никто не хотел воевать. Генерал и виран пребывали в нехорошем расположении духа и, кажется, готовы были разорвать на клочки уже друг друга. Золина совсем сникла и даже начала уговаривать Дракалеса уйти отсюда, чтобы не видеть этого позора. В общем, пока управители думали и решали, как им быть дальше, воины выпили вина излишне и начали петь горькие песни. Асон хотел их всех наказать за то, что они разлагают дисциплину, однако Адин сказал, чтобы он их не трогал.
В общем, прошло ещё четыре дня, и генерал скомандовал сбор. Он объявил, что начинается штурм города, что, конечно же, не могло не радовать отчаявшихся воителей. Но Дракалес принялся оспаривать решение командира, говоря, что нужно выждать определённое время. Он хотел аргументировать это тем, что виран и так поднял переполох в этой части страны, из-за чего взор Гамиона теперь устремлён только сюда. Поэтому, что бы ни задумали генерал и виран, противник будет всячески мешать им претворить эти замыслы в жизнь. Однако Асон прервал его в самом начале, утверждая, что бог войны стал слишком придирчив. Теперь, когда они, видите ли, собрались поступить так, как хотел Дракалес, ему всё равно что-то не нравится. Его понять можно, все эти неудачи и столько времени, потраченного впустую, вымотали генерала. Однако Адин был немного сдержан в этом случае, а потому позволил тарелону высказаться. А, получив объяснения, почему стоит повременить с наступлением, отвечал, что они будут готовы к этому. Дракалес не посмел перечить воли того, кому должен быть подчиняться, а потому курс был взят на север-северо-восток. Правда, воители теперь не очень-то хотели идти.
Целый месяц был истрачен на то, чтобы обойти все возвышенности, на которых засели лучники, от которых они уже хлебнули немало лиха, и вот, перед ними на небольшой возвышенности располагается оплот Западного государства. Этот город был окружён мощной крепостной стеной, из-за чего здесь нужно будет держать очень и очень долгую осаду. Дракалес даже сказал: «Если даже Гамион и не сможет нам помешать развернуть наши осадные машины, предлагаю тебе заслать на родину доверенного человека, чтобы он собрал ещё съестных припасов. Мы тут задержимся на долго» Генерал перестал слушать это предложение с самого начала, потому что до сих пор был убеждён в том, что Дракалес специально говорит всё это, чтобы понижать боевой дух всех, кто следует за ними. Адин же отдал приказ одному из воителей старой гвардии мчать в Каанхор, чтобы организовать пополнение припасов. Он даже отдал для этого свою лошадь. И вот, начались приготовления к осаде.
Стоит сказать, что это было сложным этапом. Из-за гористой местности разместить все катапульты в одном месте не получилось, а потому всё воинство было разбито на семь отрядов — именно столько осталось осадных машин, а после велел им не спускать с них глаз. Чья машина будет уничтожена, тот отряд будет наказан. Это намного усложнило всю задачу. Наладить сообщение между разрозненными группами людей было очень сложной затеей, что, несомненно, растянуло всю подготовку на неимоверные числа. Адин весь кипел внутри из-за этого, но внешне оставался спокоен. Асон так вовсе пал духом и не собирался вообще никак помогать в этом. Виран, по сути, всё делал один, время от времени обращаясь к Дракалесу за советом.
И вот, наступила ночь, по прошествии которой, со слов управителя, осада и будет начата. О своей готовности сообщили почти что все позиции. Осталось получить донесение только лишь с одной. И он ожидал гонца именно этой ночью. Дракалес, как всегда, отстранился и, глядя в сторону города, смотрел на звёзды. И, конечно же, с ним рядом была его незаменимая спутница. Она стала интересоваться: «Как думаешь, мы всё-таки начнём эту глупую осаду? Или всё опять завершится полнейшим провалом?» — «Это уже произошло. Враг использовал против нас незримых соглядатаев, тех самых, которых Адин заслал в эту страну, чтобы узнать о местных жителях всё, что только можно. Они повредили конструкцию осадных машин. И первый же выстрел окажется последним» — «Что? И ты ничего не говорил об этом?» — «Говорил. Но вирана меня не услышал» — «И как нам быть? Всё, война окончена? Возвращаемся домой?» — «Нет. Завтра мы двинемся в нападение. Я ворвусь в город в полном своём могуществе, сокрушу врата своей божественной силой и открою таким образом проход для всех нас» Девушка приумолкла, пытаясь представить, какого это будет, а после отвечала: «Вечно с этими людьми всё не так, да? Ты хотел, как лучше, ты хотел, чтобы они научились сами вести праведные войны. Однако то самое нечестие, которое зиждется в них, не позволяет им вместить в себя больше. Оно мешает им понять суть. Они лишь копошатся на поверхности» — «Точно. И всё же здесь отчасти и моя вина» — «И какая же?» — «Я в самом начале решил, что они будут сражаться сами, в то время как они к этому не были готовы. Можно сказать, я отвернулся от них, бросил на произвол предназначения. И вот теперь Адин пытается делать так, как я ему заповедал. Он пытается вести праведные войны, однако его сущность мешает ему. Она ещё не до конца подготовлена. И я этого не увидел. Нужно было дождаться третьей войны. А я поспешил. Я подумал, будто бы он сумеет осилить это. Будто бы с этим испытанием он сумеет справиться. Но, как видно, не получилось» — «А я вот вижу иное. Тут не нужно уметь видеть сердце, чтобы понять одну простую истину: всё его нутро кипит и бушует. Он готов сдаться. Он готов проклясть эту войну всеми мыслимыми и немыслимыми богами. Однако он продолжает. Он берёт всё своё внутреннее состояние и каждый раз побеждает его, всегда, постоянно. А ещё его лицо… Каждый, кто смотрит в него, видит лишь уверенность. Стало быть, ты не ошибся, сказав, чтобы Адин воевал сам. Эти испытания сделали его сильнее» — «Что ж, с такой стороны я не рассматривал это всё. Значит, мы можем продолжать» — «Верно. Знаешь, вот я выговорилась, и мне как-то полегче стало. Сразимся?» Что может быть лучше битвы с самым сильным существом этого мира? Конечно же, они сразились. И сражались до самого утра, пока не вскрылось, что осады не будет.
Виран совсем разочаровался в этой битве. Под вечер собрались все воители, и управитель скомандовал отступление. Однако и его тоже не было. Нет, Дракалес не встал перед всеми и не принялся говорить каких-то внушительных речей. Он просто призвал в это мир частицу своего. Он поднял сначала правую руку так, чтобы кулак был на уровне его лица, после чего всколыхнулась земля и рядом с ним справа поднялся Алас. То же самое он проделал и с левой рукой, чтобы явить перед всеми Ятаг. Однако за этим не последовало никакой вспышки, потому что он не призывал никого из Атрака, но это не означает, что из Атрака в этот мир ничего не пришло — сам Атрак, а, точнее, только лишь незначительная частица мира войны просочилась сюда, в этот мир. Поднялся лёгкий ветерок, который проникал в ноздри воинства Адина, генерала и самого вирана. Он наполнял их тела сущностью войны. Тут же все проблемы, тревоги и волнения улетучились. Дурманящая разум волна растеклась по всему телу. Мышцы росли, кости становились крепче, плоть сделалась непробиваемой скорлупой. Но на самом деле никаких изменений не происходило. Просто они так думали. Так действует дух войны. Он побуждает сражаться, сражаться и только сражаться. Если им сейчас не дать цель, они начнут биться друг с другом. И могучий голос истинного Полководца прозвучал, оглашая вечернее зарево и разгоняя облака, который собрались над полем битвы: «За мной!» И мощный хор из десятков тысяч боевых кличей подхватил этот приказ, и они все двинулись следом за своим багровым предводителем.
Город уже был готов. Лучники уже посылали свои стрелы, однако что могут эти тоненькие палочки сделать непобедимому воинству Атрака. Да, сейчас каждый мнил себя ратардом или ваурдом, который готов метать и разрушать. Шаг — и до города уже рукой подать. Ещё шаг — и они уже почти возле главных врат. Ещё шаг — и могучий кулак Дракалеса устремляется прямиком в толстенные деревянные створы, которые тут же улетают вглубь осаждаемого города и ломаются о какое-то здание, что вырастает на пути их полёта. Не перестающие орать во всё горло южане врываются сюда, как к себе домой. Глаза сами отыскивают цель для нападения, руки сами наносят удар и добивают, в то время как взгляд уже отыскал следующую цель. Дракалес, сделав всё, что нужно, усмиряет этот самый дух. Постепенно, медленно и незаметно с каждым размеренным вздохом исполина частица Атрака покидает Андор. Это происходит очень и очень медленно, чтобы никто не заметил этого. Ведь тарелон ничего не сделал. Он не придал им силы, не сделал их непобедимыми, не удлинил и не заточил клинки их оружий. Он просто дал им движение. По сути, показал, какими опасными воителями могут они стать, если только лишь захотят. А теперь это движение выветривается, но бой не прекращается. Да, сторонний наблюдатель может видеть, как они стали чуточку замедляться. Но, главное, чтобы этого не заметили сами сражающиеся. А этого и не произойдёт, потому что они вовлечены в этот процесс, они сосредоточены на битве. И, что происходит вокруг или же с ними самими, сейчас никого не волнует. Они побеждают. И только это имеет значение. Золина, которая хоть и была подвержена тому же веянью, всё же сумела сохранить рассудок и не бросалась в бой вместе со всеми, но, стоя рядом с Дракалесом, заговорила: «Как же всё просто. Для того, чтобы одержать победу не нужно чего-то, выходящего за человеческие рамки. Просто мотивация и вера в себя» — «А ещё цель. Цель вести праведные войны. Тот, кто презирает истинную победу, обязательно проиграет» Она лишь угукнула ему в ответ.
Вихрь углублялся в этот город и поражал противников направо и налево. Как и в тот самый раз, когда они с Дракалесом ходили в ущелье, чтобы вспомнить о мастерстве ведения засад, если идти вперёд и только вперёд, не пытаясь выполнять каких-то манёвров или тактик, если поражать противника только лишь одним мастерством владения оружием, ничего они поделать не могут. Они становятся беспомощными и теряются от одного только вида мчащегося на них воина. И как же легко было врываться в толпы и раскидывать их, пока его телом владело это непередаваемое ощущение. Однако теперь он понимает, что это чувство проходит, но он не может остановиться. Рубит и рубит направо и налево своим мечом этих нелепых воителей с цепами в руках. Однако теперь, когда его разум прояснился, на ум сразу же пришла его идея выпить зелье Индура. А потому, поразив противников, которые с ним уже сражались, он остановился и принялся оглядываться. Он располагается на небольшой, но всё же вымощенной камнем дороге. Вокруг — изящные каменные дома, в которых живут люди. Какие-то двухэтажные, какие-то — одно. И можно так стоять и угадывать целую вечность, в каком из домов живёт одинокая молодая девушка. Поэтому он выломал первую попавшуюся и стал обыскивать дом. Но этот оказался пустым. Так он провозился с поиском достаточно времени, однако это увенчалось успехом. Он нашёл какую-то семью, в которой была достаточно взрослая дочь. Не говоря ни слова, Вихрь схватил её за руку и повёл за собой. Она визжала и сопротивлялась. Но куда уж ей там против могущественного воителя. Он привёл её в один из пустующих домов, усадил на диван, а, чтобы она не привлекала лишнего внимания своими визгами, прикрыл ладонью рот, а на ухо стал шептать: «Успокойся. Я не сделаю тебе ничего плохого, — он вытащил из-за пазухи металлический флакончик, — Я просто выпью это и посмотрю, что будет. Хорошо? А ты, пожалуйста, молчи. Я не хочу убивать ваших людей. Хорошо?» Она утвердительно закивала ему в ответ, и Вихрь убрал ладонь. Она не издала ни звука, а только лишь судорожно дышала, с опаской глядя на то, как он пьёт эту маленькую бутылочку. Когда флакон был опустошён, мечник стал ожидающе глядеть в потолок. Он чувствовал, как отвар ползёт по глотке вниз, в самый желудок, попадает в эту печь и остаётся там. Тишина сохранялась какое-то время. Девушка немного привыкла к похитителю, а потому спросила, что должно было случиться. Вихрь усмехнулся и сказал только лишь полуправду: «Зелье должно было сделать меня сильным» — «И как?» — «Не знаю. По-моему, ничего не происходит» — «А, может, ты попробуешь поднять что-нибудь тяжёлое?» Вихрь выставил указательный палец вверх: «Точно. А ну-ка держись» Он наклонился, чтобы поднять диван вместе со своей пленницей. Но ничего не происходило. Она ему отвечала: «Тебе нужно поменять алхимика. Наверное, по ошибке он продал тебе не то зелье» — «Наверное. Ладно, ты можешь…» А что она может, он не договорил, потому что стал чувствовать изменения. Сердце начало стучать так сильно, что его пульс можно было нащупать буквально везде, как будто бы от действия этого зелья всё тело Вихря стало одним большим сердцем. Он почувствовал, как по его венам не просто течёт, но буквально с боем прорывается кровь. Он стал ощущать, как его мышцы растут и крепнут. А, когда кровь пробилась к голове, весь мир в одночасье как будто бы уменьшился или отдалился. Кажется, глаза, даже нет, разум мог вместить больше того, что он видит и понимает. Он ещё раз схватился за диван. И теперь он взлетел, как пёрышко. Девушка от неожиданности даже взвизгнула. Он тут же опустил её на пол и, сев рядом, требовал, чтобы она поцеловала его. Она вся засмущалась и принялась искать отговорки, но Вихрь сделал это сам. Губы прильнули к губам, и они так просидели какое-то время. Она даже не сопротивлялась. Отстранившись, Вихрь снова задумчиво уставился куда-то вверх, а после заговорил: «На миг мне показалось, что… — он осёкся, чуть-чуть помолчал, а после вновь заговорил, — Да, определённо что-то было. Но сейчас прошло и вроде бы ничего не просится» Он так и остался сидеть рядом с ней, задумчиво глядя в прострацию. Она старалась не шевелиться, ожидая, что будет дальше. Через какое-то время он вскочил с места, при этом сделав кувырок через себя в воздухе и приземлился прямо на ноги, после чего послышался комментарий: «Всегда хотел так сделать» Выпрямившись, он глянул на неё, немного осмотрел, задержал свой взгляд на её ожидающем взгляде, а после заговорил: «Что ж, надо будет сказать, что побочных эффектов нет. Спасибо тебе, что помогла» Он принялся покидать помещение, вынимая меч из ножен. Она кинула ему вслед: «А мне что делать?» «Иди домой» — послышалось из прихожей.
Вихрь в тот миг сполна оправдывал своё имя, ведь он словно ураган ворвался в этот бой, одним только ударом рассекая врагов, словно кухонный нож разрезает масло. А те выкрутасы и вывороты, которые он творил в тот миг, просто не поддавались описанию. Все эти западники со своей алчностью были не чета ему. Он один мог завоевать этот город без чьей-либо помощи. Лучше, чем сейчас, он себя никогда не чувствовал.
Не успела ночь целиком воцариться над этим городом, как звуки битвы стихли. Осада города была завершена. Каждый погибший воитель наполнял Дракалеса своей силой. А те сгустки, что жили в обычных горожанах, ваурд собрал своей властью и очистил всех этих людей от порока алчности. Все стягивались на главную площадь. Дракалес и Золина были уже там. Ваурд, ощущая, что Вихрь не торопится сюда, ведь действие микстуры ещё не закончилось, сказал своей спутнице подождать его тут, а сам он сходит кое-куда. Но девушка не стала его слушаться. А он и не стал ей препятствовать. Она весь путь допытывалась у него, куда он так ринулся. Но тарелон не хотел раскрывать тайну Вихря, ведь Индур взял с него слово никому об этом не рассказывать. Но предоставит ему возможность сделать выбор, стоит ли рассказывать всё Золине или нет.
Внешне он, конечно же, практически ничем не отличался от нормального себя. А тем более во тьме ночной она не могла заподозрить в нём чего-то необычного. Вихрь сразу понял, что Дракалес ей ничего не открыл, а потому лишь сказал: «Сработало, как надо» «Я вижу, — отвечал ваурд, — Прекрасная работа. До воителей Атрака, конечно, далеко, однако это хоть даёт возможность стать» Золина ничего не понимала, а только лишь молча наблюдала за их диалогом. Вихрь ему отвечал: «Отрадно слышать. Думаю, можно посетовать и другим» — «Нет. Подожди. Я задам тебе вопрос, а ты ответь на него. Но не мне. А в первую очередь самому себе. А потому ответ можешь не озвучивать. У тебя хоть раз была жена?» Золину этот вопрос вообще ошарашил, ведь что-что, а от бога войны такой вопрос услышать она ну никак не ожидала. Вихрь молчал. Молчал, потому что понял, о чём сказал ему Дракалес, и, конечно же, ответил сам себе. А потому после череды своих мыслей он лишь ответил: «Ты прав. Пошли» И они втроём двинулись на главную площадь. Золина пыталась выяснить, о чём они толковали, но Вихрь отделался фразой: «Если всё будет хорошо, то узнаешь» Какие только мысли ни полезли в её голову в тот миг. Она даже подумала, будто бы Вихрь неизлечимо болен. И, если какое-то чудодейственное средство дарует ему исцеление, он всё расскажет. Но она, конечно же, не позволила этой мысли разрастись, а потому стала ожидать, когда же это самое «хорошо» произойдёт.
Индур был сильно заинтересован тем, как на Вихря подействовало это зелье. Он стал подробно расспрашивать его о том, что чувствовал воитель, когда сглотнул его. И хоть рассказ мародёра был подробным, всё же благодаря уточняющим вопросам тому всё-таки удалось вспомнить упущенные детали. Индур всё это запечатлевал на листе бумаги и непрестанно ругал своего покойного помощника за то, что он так глупо погиб, а мастеру теперь приходится делать то, чем раньше занимался этот юноша. В общем, алхимик попросил Вихря остаться рядом, чтобы застать момент, когда действие микстуры пройдёт. Вихрь ничего против не имел. Теперь, когда они, наконец-то, продвинулись в этой войне дальше, можно и немного отдохнуть. Заслужил, так сказать. Правда, ни спать, ни даже просто отдыхать ему не хотелось. Действие чудесного варева пока что ещё продолжалось, и кровь пульсировала во всём теле. В таком состоянии даже просто без дела стоять было мучениями, поэтому Вихрь спросил, не нужна ли Индуру какая-нибудь помощь. Тот призадумался и отвечал, что пока тот ничем помочь не может. Вихрь пытался делать всяческие физические упражнения, которые обычно делают воители, но это было настолько легко, что он всё равно маялся. Индур, видя страдания своего пациента, внёс ещё одну запись, а после придумал для Вихря одно задание, которое, как думалось ему, займёт неугомонного воителя до самого рассвета. Он сказал ему, чтобы тот пересчитал все ингредиенты, а также разложил очень и очень аккуратно. Но у Вихря помимо повышенной физической активности были также заметны умственные улучшения, а потому, несмотря на многообразие и огромное количество ингредиентов, которые с собой возил Индур, Вихрь справился с этим заданием достаточно быстро, так что на востоке даже не успело начать светать. Индур придумал ему ещё одно поручение — разобраться с записями его ученика. Он сказал, чтобы Вихрь разложил их по темам. Почерк юноши был достаточно аккуратным, поэтому воителю не приходилось тратить время на то, чтобы вчитываться в текст. А потому и это задание было завершено достаточно быстро. Алхимик развёл руками, указывая на то, что ему больше нечего предложить. Тогда Вихрю пришла идея — позвать сюда Дракалеса, чтобы они сразились, пока действует это зелье. Индур не был против. Тем более Вихрь ему уже рассказал, что бог войны знает об этом эксперименте. А именно потому тот и не был против.
Само собой, с Дракалесом пришла и Золина. Индур ничего не сказал на это. И ваурд стал сражаться со своим учеником. Их поединок начинался медленно, однако с каждым разом становился всё быстрее и быстрее, так что даже вечная спутница бога войны начала сбиваться. Она внимательно следила за тем, как идёт сражение их двоих, ведь везде и во всём старалась обучаться у Дракалеса. Поначалу она видела, что они только лишь прощупывают тактики друг друга, а потом начинают увереннее нагнетать темп сражения. В ход идут более сложные приёмы и хитрости. Девушка всё это подмечала и кивала, показывая самой себе, что да, она бы тут сделала так же, или да, это само собой разумеющееся действие. Но по мере того, как бой усложнялся, на её лице всё чаще возникало удивление. Она всё ещё продолжала понимать этот бой, однако некоторые поступки обоих сражающихся вызывали недоумение, ведь она даже не подозревала, что можно было делать так. А по мере усложнения боя она стала понимать, что не успевает уследить за их действиями. Так что, в конце концов, она так вовсе утеряла сосредоточенность и глядела на этот бой, как и большинство людей — как на представление. Всё, что происходило сейчас на поле битвы, уже находилось за гранью понимания. Казалось, они сражались по-настоящему. А ведь это было на самом деле так. Ни Вихрь, ни Дракалес не щадили друг друга. И Золина даже боялась, что они могут ненароком покалечить друг друга. Покалечить — да, могли. Ненароком — нет, ведь всё происходящее было у них под контролем.
На востоке уже занималась заря, и небеса с каждым мигом делались всё светлее. Но эффект зелья никак не собирался прекращаться, как и этот бой. Но Дракалес всё-таки остановил сражение. Схватив руку своего ученика, он не позволил свершиться этому удару. Подождав, пока Вихрь успокоит своё тело, исполин отпустил его. Тот вложил меч в ножны и, тяжело дыша, сказал: «Я мог бы продолжать» Ваурд молча кивком головы указал на рассвет. Глянув за спину, тот отвечал: «Так ведь ещё рано. Мы могли бы продолжить» Дракалес отвечал ему: «Могли бы, не сомневаюсь. Но тебе нужно быть осторожным с твоим желанием сражаться. Оно может захлестнуть тебя настолько сильно, что ты забудешь себя и встанешь на опасный путь. Ты станешь зависим от сражений. Это уже будет не воин, а лиходей» Вихрь согласился со словами своего наставника, а после подошёл к Индуру. Тот стал расспрашивать его и записывать какие-то сведения. Золина подошла к Дракалесу и сказала: «Неужели я была права, и Вихрь серьёзно болен? Он сражался так, будто его дни сочтены. А ещё и присутствие лекаря…» «Я всё слышу, — сказал Вихрь достаточно громко, показывая тем самым, что он обращается именно к ней, — И нет, я не болен» Она подошла к нему: «Тогда в чём же дело? Этот бой был настолько необычным, будто бы ты искал смерти и пытался дорого продать свою жизнь» — «Мы провели эксперимент, и, кажется, он успешен» Его слова подхватил алхимик. В своей привычной манере спокойствия он сказал: «А вы не так надёжны, как я думал» — «Просто нет смысла держать втайне то, о чём другие уже догадываются» Сделав паузу, воитель обратился к Золине и всё рассказал ей. Глаза её загорелись от этого, ведь, с одной стороны, она поняла, что её друг вовсе не болен, а, с другой, она тоже захотела попробовать это зелье. Вихрь своим расширенным сознанием понял её намерение, а потому отвечал: «Ты упустила из виду то, что это зелье не испытано ещё. А вдруг, когда ты его выпьешь, станешь похотливым чудовищем?» — «Да ничего я не упустила. Я же не говорю: дайте мне его сюда немедленно, я хочу прямо сейчас выпить его. Это было просто желание. Всё будет хорошо, я буду не против того, чтобы войти в число тех, кто получит глоток. Если ваши исследования провалятся, я не буду сильно опечалена этому» Вихрь хотел сказать, что ей навряд ли дадут это зелье, потому что она, скорее всего, не человек, но промолчал. Да, расширение сознания нужно уметь ещё контролировать.
Рассвет медленно наступал. Однако действие микстуры никак не могло прекратиться. Вихрь снова стал маяться с этим делом, а потому просил своего наставника сражаться. Дракалес, опасаясь, как бы мечник не пристрастился к битвам, отказывался от этой затеи, хотя и сам был не против того, чтобы сразиться с ним. Такой могущественный противник был ему в удовольствие. С ним он готов был сражаться всю вечность. Но здравомыслие удерживало бога войны от того, чтобы испортить своего ученика. Вихрь же пытался сдерживать себя. Но с каждым мгновением это делалось невыносимо, так что он испытывал своего рода мучения. Индур наблюдал за ним и делал записи. Когда уже город пробудился, и по улицам осторожно начали ходить горожане, алхимик дал Вихрю другое зелье. Оно было красным, но прозрачным. Воитель испил его и стал чувствовать, как его состояние возвращается к обычному. Сердце успокаивается, поток крови делается таким же неощутимым, каким он был и всегда, жажда сражений улетучивается, сознание сужается. А потом он так вовсе захотел спать. Алхимик сказал: «Всё верно, организму нужно восстановиться после такого потрясения. Поэтому желаю вам хорошенько выспа…» Но Вихрь уже уснул. Дракалес обратился к экспериментатору: «Я не признаю никакой магии, однако твои воды свершают великие дела. Мощь Вихря значительно возросла. Он почти что уподобился мне. И это было отрадно. Стало быть, после того как ты сделаешь это зелье завершённым, вы сможете вести войны и без моей поддержки» «Всё так, — в голосе алхимика звучало всё то же безразличие, свойственное этому человека, однако в душе он трепетал от того, что с ним разговаривает сам бог войны, — Однако до этого дня ещё очень много времени. Я буду наблюдать за ним ещё какой-то период. И, если он согласен продолжать эксперименты, мы будем продолжать, чтобы понять, как долго длится эффект. А ещё мы постараемся уменьшить силу. Мне бы не хотелось, чтобы после победы воины продолжали хотеть сражаться и, в конце концов, передрались между собой. Работы ещё очень много. Поэтому я хотел бы попросить вас двоих никому не рассказывать об этом. Мне нужна полная сосредоточенность на моём деле» Дракалес и Золина дали обещание не делать даже и намёков на этот эксперимент.
Потянулось веретено дней. Адин и воинство его хорошо обжились в этом городе. Неусыпный дозор непрестанно всматривался в даль и вслушивался в ночную тишь, стремясь не пропустить приближение противника, ведь нельзя было доподлинно сказать, успел ли кто-нибудь спастись в этой осаде, чтобы доложить Гамиону о том, что Ва́льдэр пал. Местные жители медленно и верно привыкали к захватчикам. Жизнь постепенно приходила в обычное состояние. Открывались торговые лавки и таверны, люди начинали чувствовать себя увереннее, на улицах стали появляться дети. И Дракалес вспомнил тот самый день, когда он только делал первые шаги по этому миру. Ведь стоит только местным жителям увидеть исполина в багровых доспехах, как они тут же останавливались и принялись разглядывать его, но держались подальше. А некоторые дети не боялись даже приближаться к нему. С одной стороны им было страшно видеть грозного великана, с другой — приветливое лицо его очаровательной спутницы показывало, что в нём нет никакой опасности. Они с Золиной проходили по этому городу и осматривали его. Ваурд непрестанно указывал на какие-то детали строений и спрашивал её, что она думает по этому поводу. Девушка, конечно же, понимала, что наставник испытывает её военное мышление, а потому говорила то, что она видела. Где-то критиковала, где-то нахваливала. И вот, во время очередного такого обсуждения архитектуры к ним подошёл один из воителей. Он сообщил, что Адин желает видеть их обоих у себя в ратуше. И они послушались.
Помещение было просторным и светлым. Дракалесу оно очень сильно напоминало кабинет вирана, только размером было в несколько раз больше. На длинном столе была расстелена карта земель западных, Адин, Асаид и ещё несколько человек из местных жителей склонялись над ней. Когда вошёл ваурд, уже никто не мог слушать того, что говорил виран. Поняв это, управитель решил приостановить обсуждение и стал представлять всем Дракалеса и Золину, а после назвал имена троих мужчин и одной женщины, которые были облачены в кожаные доспехи и с нескрываемым изумлением буквально таращились на воителя Атрака. Дракалес ничего не отвечал, а только осмотрел каждого. После чего перевёл свои оранжевые зрачки на Асаида и сказал: «Ты давно не тренировался. Твои силы истаивают» Юноше нечего было сказать, он лишь опустил взгляд, потому что это было в самом деле так. Он — сын кузнеца. А потому привык получать внимание со стороны. На этой войне он хорошо проявил себя, а потому все воители искали возможности пообщаться с ним. И всё свободное время он проводил не в тренировках, а среди простых воителей, трапезничая с ними, травя анекдоты и обсуждая женщин. Адин сказал: «Я погляжу, вы давно не виделись. Как же я рад, что смог это устроить. Но сейчас не об этом, — виран ткнул пальцем на карту, — Мы здесь. Вальдэр, — проведя этим же пальцем по бумаге, он указал на другой город, — А здесь — Седалум, — не убирая свой палец от столицы, он приложил указательный палец другой руки обратно к тому городу, в котором они находятся сейчас, — Ты представляешь, сколько нам ещё пробираться по этим землям? Да эту войну сможет закончить только мой потомок, если даже не потомок моего потомка» Он в упор поглядел в глаза Дракалеса, а затем продолжил: «Поэтому я разработал план. Зачем мы будем тратить силы на то, чтобы сначала дойти до Гамиона, а потом на то, чтобы прорвать оборону столицы? Пусть он сам придёт к нам. Мы выступим против него в честном поединке и сразимся с ним. И здесь нам помогут они» Он указал на мужчин и женщину, которые продолжали с изумлением взирать на чернокожего громилу, а после рассказал, как именно эти четверо выманят вирана из его стольного города. Это был странствующие пилигримы, которые скитаются по миру в поисках приключений. Во время осады они потчевались в одной из местных таверн. А теперь Адин хочет использовать их, чтобы они пришли в Седалум и попросили у алчного вирана воинство, чтобы он помог им добыть магический артефакт, который будет находиться в обусловленном месте и охраняться. Адин и эти пилигримы выказывали полную уверенность в том, что это сработает. Дракалес попросил привести аргументы в пользу этого плана. И управитель показал, что воспользовался вторым преимуществом над алчностью — знанием личности. То, что должны были сделать незримые соглядатаи, пришлось сделать вирану.
Копая глубокие шахты и добывая полезные ископаемые, шахтёры изредка откапывают различные предметы, оставшиеся тут от тех, кто раньше проживал в этом мире. Чаще всего это были какие-то безделушки, предметы быта. Однако изредка попадаются экземпляры вооружения, которыми пользовались былые народы. И вот стали ходить легенды о том, что кто-то, врываясь в глубины собственных шахт сумел отыскать магический предмет, который наделял того, кто обладает им, какими-то невозможными способностями. Конечно, это был всего лишь слух, однако он лёг в основу культуры Западного государства. Это породило множество легенд и сказаний, которые на самом деле не происходили. Скорее всего, это всё было сделано для того, чтобы отвести взоры всех от пришествия Датарола в южные земли на своё наследие. Но это продолжает жить до сих пор. Именно поэтому тут можно повстречать кого-то на подобии этих пилигримов, которые скитаются в поисках магических артефактов. И вот именно поэтому эти четверо с таким изумлением взирают на живую легенду Южного государства. Так что у этой идеи было ещё какое основание. Гамион, свято верящий в то, что их недра содержат не только полезные ископаемые, но и магические артефакты, а также подгоняемый алчностью, обязательно пустится на поиски этого артефакта. А если ещё приправить всё это тем, что южане пришли по этой же причине, то это может означать, что он обязательно ринется в указанное место и угодит в ловушку.
Выслушав всё это, Дракалес обратился к Золине: «Скажи ему обо всём, что ты заметила» Взоры всех были тут же устремлены на неё. Однако девушка не смутилась и не растерялась. Наоборот, это придало ей стимула, ведь она не хотела, чтобы Адин потерпел поражение в этом деле, а потому заговорила: «Да, у меня есть некоторые замечания. Возьмём вас четверых. Всё это время вы были подвержены алчности правителя Западного государства, однако теперь исцелены от его влияния. А вам не приходило в голову, что, пока вы будете пробираться к нему, эта зараза снова прилипнет к вам?» Отвечать взялся Адин: «Мы предусмотрели это. Пусть Дракалес благословит их, как он благословил нас во время осады, и дух войны направляет их, не позволяя алчности завладеть ими» Заговорил Дракалес: «Ты правильно подметил. Дух войны. Это не дух здравомыслия, не дух спокойствия и собранности. Это дух войны. Он будет побуждать их сражаться. А потому, если эти четверо пустятся по миру, будучи под воздействием моей силы, они, скорее, будут осаждать Седалум, чем придут с миром и будут говорить с Гамионом» Адин гневно стукнул по столу кулаком, показывая, что внутри него всё ещё пылал пожар ненависти. Но он тут же успокоился и сказал: «Надо же, так тщательно всё планировать, чтобы на первому же изъяне всё покатилось кувырком!» Дракалес отвечал ему: «Не торопись хоронить эту идею. Вспомни про Индура. Быть может, у него есть какое-нибудь варево, что воспрепятствует распространению алчности» В глазах вирана блеснула надежда: «Где ж ты раньше-то был?» После этого он подозвал одного из воителей, что стояли у дверей, и велел ему призвать в ратушу алхимика. Тот поспешил исполнить повеление владыки. Пока воитель искал зельевара, они обсудили ещё некоторые вопросы, которые возникли у Золины. Она уподобилась Дракалесу, когда он испытывал её тактическое мышление, и принялась задавать вопросы, которые начинались со слов «А что если…». Таким образом Адин уточнял детали собственного плана в первую очередь для себя самого и утверждался в этом направлении. Дракалес поддерживал его, ведь виран запомнил, что против алчности не действенны тактика, но мастерство владения оружием и знании личности будут достаточно эффективны. И вот, зная о тяге к магическим артефактам, он построил план. Четверо пилигримов придут в столицу и скажут, что обнаружили магический артефакт. Они попробовали добыть его самостоятельно, однако его охраняют стражи. А потому решили рассказать об этом вирану. Понятно, что управитель пожелает забрать его себе, чтобы укрепить собственную власть. Но они хотя бы получат вознаграждение за то, что вообще обнаружили его. А, когда Гамион придёт на обусловленное место и увидит там воинство Адина, поймёт, что южане пришли сюда за тем же самым. Но это уже так, дополнение. Ведь после того, как западный виран окажется на месте, ничего не будет иметь значение. Дракалес победит его и заберёт остатки духа алчности. Победа в Западной стране будет одержана.