– Ну, а теперь, моя радость, расскажи мне, – сказал Жерар, когда Макс приступила к яблочному пирогу на десерт, – почему ты себя так не любишь?
От обильной и сытной еды Макс, пожалуй, излишне размякла, а потому просто слегка обиделась, а не разозлилась.
– Почему это не люблю? – спросила она.
– Да потому, прелесть моя, что ты к себе так наплевательски относишься, аж страшно за тебя становится, а я, заметь, посторонний человек, – сказал Жерар. – И дело не в том, что ты за собой не ухаживаешь и живёшь одна! Нет, одежда, волосы, руки, лицо – всё в порядке! Но ты же никогда ничему не радуешься... И даже поесть вовремя забываешь!
– Ты мне мама родная, что ли? – проворчала Макс.
– Твои родители сейчас на курорте, – осуждающе заявил Жерар. – Мне Ролан рассказал. Вот они-то как раз о себе заботятся и себя любят – повезли свои драгоценные тела греться на южном солнышке! Но тебя почему-то к такому не приучили. Да и вообще, радость моя… Я слышал, что ты из хорошей старинной семьи, у тебя воспитание, образование. Почему ты вообще в полицию пошла, а потом стала детективом?
– Не твоё дело, – буркнула Макс. – Не суйся. И прекращай звать меня «моя радость», а также гадость, сладость и прочие… эпитеты. Я просто человек. Уже лет двести, как быть аристократом в нашей стране отнюдь не привилегия. А воспитание это ваше, и манеры – всё страшно устарело. Не хочу быть устаревшей.
– А, понятно. Ты бунтарка, – кивнул Жерар. – Но только обычно люди израстают своё бунтарство! Интересно, почему же ты не повзрослела?
– Мне тридцать четыре, – Макс, не зная почему, убавила себе год, – куда уж взрослее.
– И даже замужем не была? –удивлённо спросил Жерар.
– Ты из тех, кто считает, что все неприятности у женщин оттого, что у них нет мужчины, что ли? – рассердилась Макс.
– Я такого не говорил, – пожал плечами Мильфей. – И даже так не считаю! Но у женщин частенько бывают подруги, друзья, приятельницы для беспечной болтовни, а у тебя только Ролан.
– Неправда, – ещё сильнее обиделась Макс, – у меня много друзей!
– И где они все?
– На службе в полиции… или на пенсии, как комиссар Бланшетт, например. Вот! У меня есть друг – комиссар Бланшетт!
– Ну да, конечно. Друг, который тебе придумал такую проблему, как я, – хмыкнул Жерар. – Но спасибо ему, конечно: я здорово развлекаюсь, а не сижу в кутузке. Ну что, ты наелась, мо… мой детектив?
– Тебе обязательно называть меня…
– Называть своей? Да, – кивнул Мильфей. – Мне тебя твой слуга поручил, между прочим.
– Это мне тебя поручили!
– Тогда ты тоже можешь называть меня своим! – обрадовался Жерар.
Макс посмотрела на него с раздражением, но Мильфей улыбался так по-доброму и обаятельно, что сердиться на него не было никаких сил.
– Как насчёт «мой негодяй»? – спросила она.
– Прекрасно! Но лучше «мой напарник», тем более что ты уже так меня представляла. Всё, решено, ты мой детектив, а я твой напарник. Замётано?
– Полоть твои артишоки, Мильфей, – вздохнула Макс, вкладывая в папочку со счётом подписанный чек и отдавая её официанту, – видимо, так и придётся тебя называть, пока ты со мной таскаешься. Я же пока так и не придумала, куда тебя девать!
– А зачем меня куда-то девать? Что я тебе должен? – уточнил Жерар как бы небрежно. – Это даже не твоё дело, а полиции, а полиция поспешила с выводами. Ты давно уволилась и никому ничего не должна. Простая любовь к себе должна тебе диктовать самый логичный выход: избавиться от меня!
Избавиться. Вот в чём была истинная цель Жерара: слезть с крючка полиции. И сразу всё очарование этим человеком пропало. Наваждение, может быть, напущенное при помощи магии. Макс, уже поднявшаяся со своего места, подошла к ловкачу вплотную и прикоснулась к стальной чёрной ленте ошейника. Металл был тёплым от соприкосновения с кожей. Слабое потрескивание при контакте с пальцами оповестило о том, что магия артефакта работает.
– Как ты это делаешь? – спросила Макс. – Магией не пользуешься, артефактов при тебе нет. Да и не знаю я таких артефактов, которые действуют, как приворот!
– Ты ведь сама маг? – спросил Жерар, подмигивая. – Должна понимать, что иногда дело не в магии.
– У меня потенциал ноль целых две сотых, – нахмурилась Макс.
– То есть распознать магию можешь, на расконсервацию минералов тебя хватает, активировать магические штучки ты способна… И даже умеешь простейшее, хоть и с большим уроном для себя. Но остальное тебе недоступно, да? Ни диагностировать, ни по-настоящему искусно пользоваться даром – почти ничего. А без минералов и совсем ничего.
Вот как. Мильфей уже прощупал почву и собирается, если не выйдет вырваться, изводить Макс и портить ей жизнь. А может, и пользоваться ею в своих целях попытается… Да только не выйдет. Теперь Макс было предельно ясно, что он жулик, мошенник без стыда и совести, преступник. И поступать с ним следовало без жалости и сомнений – добиться внятного ответа, куда спрятаны деньги, и сдать кузену –или кто он там Бланшетту? – Матьё. Пусть сажает в тюрьму, не жалко.
Или всё-таки жалко?
– Идём, – скомандовала Макс железным тоном. – Комиссар наверняка уже заждался меня.
– Вот в чём твоя проблема, – обрадованно тараторил идущий следом Жерар. – Тебя это гложет: то, что у тебя недостаточно магии. Наверно, это пошло от семьи, да? Они все талантливые маги? Слушай, миллиарды людей в мире живут без магии. Зачем тебе цепляться за неё? Ты ещё молода, ты красива, у тебя куча способностей, живи себе и радуйся.
– Ещё одно слово – и я куплю глушитель звука вон в том магазинчике артефактов… И применю его к твоему рту.
– Но это же глушители для оружия, а я же не плююсь пулями.
– Зато плюешься словами, и неприятными, – уже посреди улицы, обернувшись, не выдержала Макс. – Тебе разве не ясно, ты же мошенник и должен уметь обольщать… Разве не понимаешь, что мне такие разговоры не нравятся?
Жерар встал, теребя в руках шляпу, и посмотрел так, словно видел Макс впервые. В его светлых (и, надо сказать, весьма красивых) глазах читалось только удивление, ничего плохого там не было. Честные и ясные глаза.
Не походил он на мошенника, и всё тут. В этом, видно, и была его сила.
– А тебе разве не ясно, что мне интересно?
– Крошить твои артишоки, Мильфей… Если уж лезешь в напарники – то знай в своих словах меру, – уже начиная остывать после эмоциональной вспышки, сказала Макс. – Я вообще спокойный человек, очень спокойный, но ты меня выводишь.
– Прости, – сказал Жерар. – Я увлекся. Нет ничего интересней момента, когда вытаскиваешь тайну на свет и она перестаёт быть тайной. Есть лишь один миг лучше этого.
– Да? – двигаясь с места, чтобы продолжить путь, спросила Макс. – И какой это?
– Не скажу, ты запретила плеваться словами, – сказал Жерар. – К тому же ты тоже любишь тот момент… Я про тайны. Так что не буду лишать тебя удовольствия разгадать эту маленькую милую загадку. А теперь пошли уже к твоему бывшему комиссару, буду рад засвидетельствовать ему своё почтение!
Но, сколько бы Мильфей ни валял дурака и не балагурил, а комиссар Анри Бланшетт одним только движением косматых бровей навёл порядок, едва детектив со своим навязанным ей напарником появилась на его пороге. Это был всё тот же старый добрый комиссар Анри, которого захотелось обнять просто за то, что он старый и добрый: с вечно всклокоченной седой шевелюрой, густыми усами, прячущими ироническую ухмылку, и пронзительным взглядом глубоко посаженных тёмных глаз.
– Ты по-прежнему нерасторопна, Д`Обер, – сказал Бланшетт. – Со своим частным сыском тоже неделями возишься?
– Не неделями, – проворчала Макс. – И очень даже быстро всё делаю, просто дел этих много, одно за другим… Вот и…
– Зачем этого с собой таскаешь? – комиссар указал на Жерара глазами, а показалось, что бровями.
Жерар, который бесполезно топтался в узкой прихожей тесного домика Бланшетта, тут же снял шляпу и поклонился:
– Добрый день, комиссар Бланшетт. Ей за меня страшно. Вдруг мои гнусные подельники меня схватят? Их-то ведь тоже небось интересует, где украденные миллионы?
– Я слышал, что вы хороший ловкач, – заметил Бланшетт с некоторым сомнением в голосе, – и умеете менять личины. Не припоминаю, видел ли я вашу фотографию… Ах да, видел, когда Матьё показывал фотографии с места преступления. Там был один репортер, он успел сделать несколько снимков. А потом один из мелких пособников преступления, пойманных на месте, сказал, что это вы: Жерар Мильфей. Там вы, кстати, на себя не слишком похожи. А что это доказывает? Что вы пользуетесь магической личиной. Эх, Мильфей! Всё-то у вас фальшивое: и лицо, и имя, и, наверное, вся жизнь!
– А давайте мы его сфотографируем? На фотографии будет его настоящее лицо! – предложила Макс.
– Давайте! – вдруг обрадовался Жерар. – Тогда вы, наконец, кое-что поймёте! Например, что я не тот, за кого меня все принимают!
– Ну конечно, конечно… Не тот, – хмыкнул Бланшетт. – Видно, в городе бегает пара десятков маленьких симпатичных Жерарчиков Мильфейчиков, и все отчаянно жульничают.
– Да нет, я тот… Я действительно Жерар Мильфей, но лицо у меня настоящее! И я не грабил никаких банков, не прятал никаких миллионов и понятия не имею, кто прикрывался моим, кхм, честным именем, чтобы совершить преступление, которого я не совершал!
– В прошлый раз некий Жерар Мильфей так и сумел отвертеться от полиции и суда – притворился, что он другой человек, – заметил комиссар. – Тогда было достаточно невинное дело, признаю: всего лишь продажа поддельной картины художественной галерее Ришара Дюморье. Но теперь всё серьёзно, Мильфей. Вас наняла преступная организация с целью планирования преступления. Вы помогли ограбить банк. При этом вы ухитрились ограбить и саму эту организацию. Поправьте меня, если это не так? Матьё прыгал от радости, как ребёнок, когда узнал, что вы, решив укрыться от банды, устроили представление на улице и дали себя арестовать. Вы не отвертитесь, и лучше вам признаться, потому что ещё немного – и преступная организация, с которой вы связались, прознает, что вы вышли на волю, и тогда…
Жерар закатил глаза.
– Я понял. Всё серьёзно. Не могли бы вы арестовать меня и освободить от моей компании детектива Максис Жаклин Д`Обер? Когда, как вы выражаетесь, преступная организация прознает – и так далее по тексту! – она будет в опасности.
– А вы за Макс не переживайте, – добродушно ухмыльнулся в густые седые усы бывший полицейский. – Она умеет за себя постоять.
– Я не...
Жерар начал оправдываться, но тут же примолк, когда комиссар широко ухмыльнулся и потянулся к небольшому саквояжу, стоявшему на стуле недалеко от входной двери.
– У меня тут вот… Приготовил для тебя, – сказал Бланшетт, протягивая сак Максис.