Авантюрист на поводке (СИ)

ГЛАВА 22. Уютный дом

Не зря в одной умной книге было сказано: дом там, где тебя ждут. В какой именно книге, Макс не особо помнила. Но высказывание было чертовски правильное! Её обычно ждал слуга Ролан, и за это ему бесконечная благодарность… А больше никто. Обычно ей самой предоставлялась честь кого-то дожидаться. Иногда – впустую. Стоило припомнить двух или трёх мужчин, с которыми Макс пыталась выстроить отношения, чтобы понять: они от неё брали всё, что хотели. Но что получала сама Максис Жаклин? Пожалуй, только возможность заботиться о ком-то, что не так уж и почетно, если хочешь, чтобы заботились о тебе самой. Родители, кстати, всякий раз ожидали, что дело кончится замужеством, и один раз-таки почти дождались. Но завышенные ожидания – это вовсе не то, когда тебя ждут в уютно освещённом и согретом доме, с ужином и отдыхом. Макс привыкла не тосковать по этим простым вещам: в конце концов, был же Ролан…

А вот Жерара Мильфея ждали. В доме горел свет – не во всех окнах, но всё-таки. Над крыльцом висел яркий фонарь, озаряя вход. У двери, прислонясь к косяку плечом, стояла женщина в накинутом на плечи платке. Вся эта картина выглядела так, словно её написал какой-то искусный художник: синие сумерки, ясные звёзды, желтые отсветы фонаря, очертания дома и кустов, силуэт женщины с бликами света на лице и белом фартуке. Скорее всего, это опять была Полин.

Красиво! И завидно. Столь уютной и мирной картины она не наблюдала никогда в жизни. Может быть, от этого комок снова подкатил к горлу и захотелось чисто по-женски всплакнуть. Вместо этого она вышла из авто и хлопнула дверцей – сердясь на себя, ловкача и весь мир.

– Эй, мой детектив, – окликнул Жерар, выбираясь с водительского места, – не злись так. Говорят, от злости быстрее стареешь.

– Тебе не всё равно? – насупилась Макс. – Я в любом случае старше тебя.

– Лет на пять самое большее, – пожал плечами ловкач, подходя поближе и вместе с Макс любуясь домом, – точнее я всё равно сказать не смогу!

– Почему это?

– А я не знаю точно, когда родился. Моя мать охмурила некоего мсье Мильфея много лет назад, убедив его, что я плод его похождений, и мы поселились в его доме. Мсье Мильфей наивно влюбился, женился и признал меня своим. А маман через несколько лет сбежала, оставив меня в доме мужа! Мсье Мильфей схватился за сердце и в тот же день скончался, оставив мне, но не ей, целое состояние.

– То есть оно у тебя изначально неправедно нажитое, – заключила Макс.

– Ну нет, я же был ещё ребёнком и даже не мог ни от чего благородно отказаться, – засмеялся Жерар, но Макс послышались в его смехе невесёлые нотки. – К тому же это ведь не я охмурял своего благодетеля, а моя маман, которую я едва помню. Сказать по чести, я всегда думал, что он мой отец.

– Сколько тебе тогда было лет?

– Когда маман меня привела к мсье Мильфею? Года три или четыре, наверное. А когда он умер – лет семь. После этого мной занимался опекун, которому практически не было до меня дела. На моё счастье, он оказался достаточно честным, чтобы сохранить для меня дом и небольшую часть денег.

– Хороший же ходок был мсье Мильфей, если спустя три с небольшим года не мог вспомнить, спал он с этой женщиной или нет!

– Видишь ли, не все люди памятливы на лица и даже, гм, фигуры. А когда дело доходит до более интимных мест, мужчине уже не до воспоминаний.

– Фу, как ты можешь так о своих родителях?

– На самом деле отец был очень терпелив со мной. Твой Ролан мне его чем-то напомнил, тем более что мсье Мильфей тоже был немолод, когда всё это произошло. Ну и стоит признать, моя маман была та ещё ведьма, в лучшем смысле этого слова! И даже оставила мне на память что-то вроде милого семейного проклятия.

– Ага, а теперь скажи, что только из-за проклятия ты аферист, жулик и мошенник!

– Да не жулик, – махнул рукой Жерар, – я ищу приключения, а они меня, и мы очень удачно находим друг друга!

– Но любая афера – то, что ты называешь приключением! – строится на доверии. Ты предаёшь чьё-то доверие раз за разом, поэтому тебе ни за что не оправдаться!

– На самом деле да. Я несколько раз подстраивал такие штуки, которые нельзя оправдывать, что греха таить. Только люди, которые прониклись ко мне доверием, сами много кого надули и обманули.

– Хотелось бы верить, как говорится, да вера что-то закончилась, – презрительно фыркнула Макс. – В конце концов таксиста ты обманул чисто из любви к искусству, а не потому, что он кого-то надувал. И что там про несчастных, несущих последние гроши на домики для котят?

– А я никогда не прошу последние, – упорствовал ловкач. – Я за то, чтобы несли предпоследние тем, у кого ничего нет – котятам или ребятам, уже не так уж важно. Интересно, что не так уж много людей, которые действительно готовы помочь… И слушай, если ты своими глазами увидишь фонд бездомных котят, ты же мне поверишь?

– Как будто я не знаю, как фонды отмывают деньги! – снова зафыркала Макс.

– Но мой фонд будет не таким! Однако стой, что мы всё обо мне? Хочешь поговорить о чем-то другом? И давай пройдём в дом, ты позвонишь Ролану, а я дам указания Бени – пусть привезёт его сюда. И тогда Ролан побудет моим гостем: я ведь гостил не у тебя одной.

– Если он согласится, – с сомнением сказала Макс.

– А ты уговори! – пожал плечами Жерар.

Ролан воспринял звонок хозяйки прохладно.

– Передайте мсье Мильфею, что он очень любезен, мадемуазель. Но мне лучше остаться здесь. Вдруг кто-нибудь позвонит вам?

– Ролан, мсье Мильфей просил, чтобы вы были его гостем, – растерялась Макс.

– Это будет неловко, – сказал Ролан. – Мне не хотелось бы портить вам вечер, мадемуазель. Я буду рад отдохнуть в одиночестве и тишине.

– У мсье Мильфея очень молчаливые слуги, – сказала Макс.

– Это, конечно, прекрасно. Но зачем мне молчать с кем-то ещё, если я могу помолчать в одиночестве? Привезти вам с утра какие-нибудь вещи?

Макс, немного поразмыслив, согласилась с доводами Ролана. И попросила, чтобы он привёз ей туфли, брюки и короткую удобную куртку вместо надоевшего за сегодня пальто. Также она напомнила, что могут понадобится её записи. Ролан пообещал привезти и их.

Затем детектив позвонила в Соврю-мэнор. Узнала от Брюно, что Мари-Жанна вернулась и ужинает со всеми.

– Приложите усилия, чтобы Мари-Жанна завтра с утра была дома, – сказала Макс.

– Постараюсь её задержать, – ответил Брюно. – У меня тоже возникли подозрения, что не на занятия она ездит.

– Мадам Рузанне уже жаловались на то, что девушка их не посещает, – предупредила Макс.

– Мне об этом неизвестно, – сказал дворецкий. – В доме Гойи свои слуги.

А вот мсье Жильбер, которого Макс попросила позвать к телефону, был, пожалуй, грубоват. На вопрос о Флобере посоветовал не соваться не в своё дело и не бередить родительских сердечных ран.

Впрочем, затем Жильбер ответил на пару вопросов, и довольно экспрессивно. Чувствовалось, что ему хочется сдержаться и не выдать всех тайн, и по голосу чувствовалось, что мужчина нервничает.

– Да, мадемуазель детектив, Флобер начал вести себя странно и часто стал появляться в тёмных очках. Да, Флобер стал путаться, с кем виделся, а с кем нет, дважды задавать одни и те же вопросы, к примеру «как там бабуля?», начал агрессивно разговаривать с Константэном, когда тот заходил проведать Орабель… Да, такое было! Но какое именно отношение может иметь умерший два года назад член семьи к пропаже моей матери?

Макс ответила обтекаемо: дескать, для следствия всё может оказаться важным. И поскорее повесила трубку.

Осталось только дождаться, пока накроют на стол. Пахло в доме просто невозможно вкусно, и Макс поклялась себе не спать, пока её не покормят. Однако в кресле и в тапочках, в уютном тепле этого невероятно приятного дома было просто невозможно не расслабиться.

Разбудило её деликатное прикосновение к плечу. Спросонья Макс потёрлась щекой о ласковую руку, и лишь затем вздрогнула и окончательно проснулась. Возле кресла стоял Жерар, который пришёл звать гостью к ужину. Макс поневоле прикоснулась к щеке – та от смущения стала горячей, словно утюг.

– Это лишь я, мой детектив. Стол накрыт, всё готово к ужину. Хочешь сначала умыться?

Голос у него был деликатный, но на лице – усмешка. Никаких больше «хороших мальчиков»! Этот мальчик был на своей территории, и он чувствовал себя здесь хозяином.

Что ж, он вправе отыграться за вчерашнее! Главное, чтобы не слишком резво. Макс вздохнула и поднялась из кресла.

– Я обычно ужинаю довольно скромно, – сказал Жерар, – да и драгоценные вина мы употребляем не каждый день. Так что не прими за жадность!

– Ой да ладно, – махнула рукой Макс. – Как будто я не чувствую запахов!

Скромность была явно напускной и ложной. Томлёную в вине утку с черносливом, апельсиновый соус с имбирем и мелкий запечённый картофель с поджаристой корочкой, паштет с телячьей печенью, спаржа, которая наверняка ещё утром была не просто молодой, а прямо-таки новорожденной, и хрустящие огурчики словно только что с грядки нельзя было назвать скромным ужином. Макс была уверена, что черствый хлеб, поджаренный на сковородке с остатками сыра или булочка, разогретая с кусочком масла и раздавленным чесноком ещё как-то могут заслуживать такое звание. Но никак не это великолепие!

Может быть, нескромные ужины в исполнении слуг Жерара подразумевали застолья с двенадцатью переменами блюд, рассчитанные на полсотни друзей с бездонными утробами?

– Предложить тебе шампиньоны я не рискнул, раз ты о них так нервно отзываешься, а сезон артишоков ещё не настал, – сказал Мильфей, усаживая гостью за стол. – Но, полагаю, картошка и спаржа тебя умиротворят.

– Ты позёр и болтун, – сказала Макс, придвигая к себе блюдо с картошкой и красиво выложенными кусочками утки.

– Что поделаешь! Прорехи в воспитании, – пожал плечами ловкач. – Возьми паштет, это просто свадьба нёба и языка. Нарочно попросил приготовить для тебя, ещё утром сказал Эми…

– Ещё утром, – пробормотала Макс.

И, чтобы не наговорить лишнего, поспешила отпраздновать эту свадьбу. Что ж, её язык, а также весь остальной организм, были очень рады веселью. Впрочем, язык иногда нуждался в небольшом отдыхе, и время от времени Макс прерывалась, чтобы рассказать Жерару кое-что. К примеру, про беседу с Жильбером Соврю или свои наблюдения, соображения и замечания о деле.

– Интересно, – сказал Жерар. – И немного проясняет кое-что… У меня вырисовываются кое-какие догадки.

Жерар налил Макс ещё бокал вина, а затем добавил его и себе, но при этом заметил:

– Пожалуй, на сегодня уже хватит возлияний. Разве что ещё рюмочку ликера на сладкое… Как ты на это смотришь?

– Осуждающе. В меня не влезет ни сладкое, ни кислое. Если я рыгну в присутствии напарника, это накроет мою репутацию гнилым артишоком, – ответила Макс.

Она чувствовала себя превосходно. Пожалуй, даже слишком. Свободно и расслабленно, а когда она в последний раз вообще так ощущала себя, да ещё наедине с мужчиной? Быть может, всё дело в том, что ей вовсе не хотелось произвести на него наивыгоднейшее впечатление или показать ему себя с лучшей стороны. Ей не было нужно играть с ним в любовные игры, флиртовать и применять женские чары. Признаться, это всегда было слабым местом Макс: такие игры и чары были ей чужды. Почему нельзя сказать человеку напрямую всё, что хочется? Что он её цель – на вечер, или на несколько, или на всю жизнь. Сколько времени это бы сэкономило и сколько бы сберегло нервов! Макс ведь в своё время заводила романы, и все они были окружены нудными многоточиями экивоков.

Жерара она как выгодную партию не рассматривала, на вечер он тоже, кажется, был бы не лучшим выбором. К тому же Макс считала, что знает мужчин. Для неё всё в этом плане было понятно: если при первом же взгляде на тебя у него всё горит и искрит, а ты на него глядишь и плавишься – то это оно, то самое! Сногсшибательное, ослепительное, горячее чувство влюблённости.

Здесь же даже взаимной симпатией не пахло. Жерар то забавлялся, то издевался, то проявлял показную заботу с явной целью: охмурить, а потом получить свободу. По крайней мере, так считала Макс ещё совсем недавно.

А тут она задумалась, можно ли без этой страсти, без всего, что сладко, горячо и недолговременно, построить приличные отношения. Но пришла к выводу, что ей не хочется торопить события. Разве что в напарники взять Жерара, при условии, что он и правда невиновен в ограблении и присвоении миллионов.

Нет, а вот зачем ему миллионы, если они у него и так уже, судя по всему, есть?

А напарник – это ведь не то же самое, что любовник! Зато всегда рядом! И уж если Макс рядом с этим человеком настолько комфортно и свободно, то, может быть, стоит этим как-то дорожить?

Но, пока она раздумывала, а безмолвная Эми убирала со стола, Жерар взял и всё испортил.

– В гостиной более интимная обстановка, что способствует хорошей беседе.

– Нам нужна деловая, а не интимная обстановка, – сообщила Макс очень сухо.

Но кто бы её слушал! Жерар предложил ей руку и церемонно препроводил в комнату напротив, в которой Макс сегодня уже дважды отдыхала. Тут и правда было так хорошо и спокойно. Вот ещё бы не назойливый ловкач, который, усадив её на диван, устроился напротив. Он придвинул к ней поближе кресло и уселся на расстоянии, которое нельзя было назвать безопасным, но которое, к счастью, ещё не приблизилось к обещанному интиму. К счастью – потому что Макс вовсе не собиралась сближаться с мошенником и негодником, даже при условии, что всё больше верила ему.

– Прошёл уже целый день, а я всё ещё не нашёл для тебя твою старушку, – сказал ловкач. – Так что давай сейчас соберемся, подумаем и распланируем завтра до мелочей… Мы всё продумаем! Иначе не сможем отпраздновать вместе Валентинов день.

Вот же дался ему этот Валентинов день! Между прочим, четырнадцатого февраля Макс вообще старалась из дома носа не казать, потому что подвергалась настоящему обстрелу букетами. Дело было не только в свадьбах. Уличные цветочницы совали ей свои букетики на продажу, какие-то прощелыги лезли целоваться в обмен на какую-нибудь веточку оранжерейной желтой акации или вялый тюльпан. Её часто звали провести незабываемый вечер, тащили в ресторан – иногда даже бывшие звонили, в полном убеждении, что она будет счастлива от такого предложения. Это ужасно действовало на нервы. И Макс полагала, что дело не в «благословении» Сюзон, а в том, что она сама по себе абсолютно неромантична.

– Видишь ли, – сказала она, – если ты ищешь женщину для романтического приключения, то тебе надо кое-что знать.

– Что же?

– Я от этой романтики максимально далёкий человек.

– Так тем интересней, – хмыкнул Жерар. – Но я приглашаю тебя не потому, что ты интересуешь меня как женщина. Мне просто хочется сделать тебе и себе приятное. Хочу увидеть, как ты наконец-то радуешься чему-то и получаешь от жизни удовольствия, не ожидая затем очередного удара судьбы.

Внутри Макс вдруг заворочались какие-то неясные чувства. Ведь вот только что она признавалась себе, что Жерар не вызывает в ней острого приступа влюблённости и что с ним ей просто комфортно. Только что говорила ему, что не является романтичной особой. И вот надо же, услышав, что не слишком интересует ловкача как женщина – внезапно обиделась.

– А в чем удовольствие-то? Что приятного в свидании, если я тебя как женщина не интересую? – спросила она.

– А разве не приятно провести вечер с другом? С интересным собеседником? С хорошим человеком?

– Это кто ж тут хороший человек, ты, что ли? – спросила Макс.

– Ну, я вообще скромный и говорил о тебе, – сказал Жерар.

Нет, он всё-таки её раздражал.