Авантюрист на поводке (СИ)

ГЛАВА 23. Две версии

– Давай лучше вернёмся, откуда начали, – произнесла Макс, пытаясь удержать растущее раздражение.

– А с чего мы начали?

– С бабули, – сказала Макс.

– Точно! Твоя бабуля, а вернее, прабабушка, когда-то завещала тебе не то, что ты ожидала, так?

– Не с этой бабули, Мильфей! – детектив сердито засопела.

– Мне кажется, Макс, в такой располагающей обстановке и без свидетелей мы вполне можем обойтись именами, – заметил Жерар.

– Ещё чего!

– Ладно, давай продолжу. Ты сказала, что прабабушка Сюзон, сама того не желая, прокляла тебя. Хочешь, я скажу, как? Она сказала, что счастливая жизнь тебя ждёт только при определённых условиях. Думаю, их три. И первые два я знаю.

– Откуда два? – возмущённо вскричала Макс.

– Первое – ты будешь счастлива, когда достанешь старинную посуду для кого-то определённого, – Жерар показал сжатую в кулак руку и медленно отогнул большой палец. – Второе: ты выйдешь замуж, когда перестанешь ловить букеты. Осталось узнать, что ещё напророчила тебе твоя любимая прабабушка.

– А зачем тебе? Не вижу, чтобы в тебе что-то там вспыхнуло, чтобы ты, к примеру, хотел жениться, – выпалила Макс.

– То есть ты не отрицаешь того, что я сказал? Я угадал, да?

– Да тебе Ролан всё небось выложил, – возмутилась детектив. – Он тебе и ключ дал, чтобы ты в мою квартиру спать завалился. И обязанность за мной приглядывать придумал.

– Ключ я стащил сам, – сознался Жерар. – Твой Ролан лучше, чем ты думаешь.

– Я о нём хорошо думаю. Я плохо думаю о тебе, – сказала Макс.

– Ну вот опять, Макс. Послушай! Я на твой сервиз не претендую, не говоря уже о букетах. Мне просто хочется показать тебе другую жизнь. Не такую, как у тебя.

– А чем тебе моя не угодила? – тут же насупилась Макс. – Между прочим, я тебя в неё лезть не просила.

– Ну так и я не просил вытаскивать меня из маленькой уютной кутузки, чего уж там, – рассмеялся Жерар. – Твоя жизнь состоит всего из двух вещей: работа и дом. Причем дома в ней мало, несмотря на то, что офис у тебя прямо в квартире. Ты этим домом не занимаешься, не пытаешься обустроить. Ролану тяжело прибираться, а тебе и дела нет. Теперь – работа. Ты ушла из полиции, но не пришла ни к чему лучше частного сыска, в котором не так уж сильна.

– Да я пятьдесят собачонок нашла с тех пор, как стала частным детективом. Ну ладно, сорок… пять. А блудливых кобелей в человеческом облике так и вовсе штук сто изловила.

– Вот! Это-то и плохо. Ты видишь только плохое.

– Ну хорошо. Собачонки иногда бывают довольно милые, – нехотя призналась Макс, незаметно почёсывая старый рубец от укуса маленькой, но злобной собаки помпонской породы.

– Макс, люди тоже бывают милые, – заверил Жерар.

– Я в последнее время их не вижу. Вернее, сегодня видела одного мальчишку – но боюсь, его там, в этой семейке уродцев, испортят.

И тут Мильфей её удивил, выдав:

– Это хорошая семья. Крепкая.

– С чего… Ты что, их не видел? Ты на них как-то не так смотрел, что ли? – Макс даже с трудом подбирала связные слова.

– Ты видишь их пороки. Видишь их измены, извращённые вкусы, их ссоры и раздражение друг другом, их избалованность и капризность. А я вижу, что они собрались в доме и не расходятся, пока не найдут их матушку.

– Конечно! Они не рыщут по городу, а поручили это мне. За деньги. И на кону у них завещание, а не что-нибудь там, и завещание жирное, с хорошими кусками каждому.

– Они не рыщут сами, потому что не умеют и поручили это дело специалисту. Видишь, с полицией у них любви не случилось, и они обратились к тебе.

– Я не верю, что Соврю могут быть хоть в чем-то порядочными и хорошими. Если человек плохой и гнилой – он целиком гнилой, а не с одного бочка, как яблоко.

– Ты неправа, Макс, – улыбнулся Жерар. – В большинстве своём каждый человек совмещает в себе и хорошее, и плохое, причем хорошего в итоге оказывается больше. Ты просто слишком мало знаешь это семейство. И в то же время считываешь только те знаки, которые тебе хорошо знакомы, игнорируя другие. Ты плохой чтец по лицам.

– Ты знаешь эту гнусную семейку ещё меньше!

– Да, это так. Но разве в первый свой визит к ним ты увидела всё только плохое? Я-то хорошо читаю лица, а вот ты как-то не очень, если не заметила ничего положительного в каждом из них. Попробуй взять любого и назвать одну отрицательную черту. К примеру, пусть это будет глава семьи: Жильбер Соврю.

– Похотливый свин, – тут же припечатала красавца Макс.

– А теперь назови для него же две положительных черты.

– Почему две?

– Если сможешь, значит, он только подгнил с бочка, – засмеялся Жерар.

– Ну… Да нет в нём ничего положительного! – возмущённо заявила Макс.

– Точно?

Она задумалась. Вспомнился звонок Жильбера в её агентство несколько дней назад. Это ведь произошло до того, как в Соврю-мэнор он пожирал её жадными глазами. Позвонил, и в голосе была искренняя тревога. Пришёл, и никаких гадостей не говорил – как, например, это делал его брат Гаспар.

– Ну ладно, он точно переживает за мать. Похоже, он её любит. Но что ещё, я и представить не могу. Сына он, кажется, возненавидел и выгнал из дома, даже фото его сжёг. Жене изменяет. На дочку ему плевать. Приёмную сестру пытался изнасиловать. Что хорошего может быть в таком типе?

– Ты заметила, что в отсутствие Орабель дом полон? Что слуги достаточно спокойны, никто не спешит взять расчёт, домочадцы на своих местах? И все, кто там гостит, не спешат разъезжаться? – спросил Жерар. – Что до жены, сестры… Ты же не знаешь всех обстоятельств. Брюно тебе вряд ли поведал о том, что происходит в доме, вряд ли дворецкий будет проветривать скелеты из хозяйских шкафов даже перед тобой, мадемуазель детектив. Итого: он поддерживает в семье мир и любит свою мать.

– Эти качества не перевешивают тот недостаток, что Жильбер – натуральная скотина, – сказала Макс.

– Это не делают его безнадёжной скотиной, – парировал Жерар. – Ну хорошо, а Кати? Армина? Рузанна?

– Про Рузанну и её дочерей я не могу сказать плохого – разве что плохо смотрят за молоденькой Мари-Жанной.

– А разве просто держать на поводке резвую барышню её лет?

Макс была вынуждена покачать головой. Восемнадцатилетняя девушка, да ещё влюблённая – это же сродни стихийному бедствию.

– Кати – красивая стерва, – продолжила Макс и, видя улыбку на лице Жерара, изо всех сил попыталась найти в жене Жильбера хорошее. – Но она любит своих детей. По сыну она горюет. Армина ветреная молодая женщина… однако, кажется, тоже предана своей семье. Констанс и Константэн скользкие типы, похожие друг на друга… Не удивлюсь, если они вообще могут превращаться один в другого, прямо-таки перетекали один из другого, меняя внешность. Слушай, Жерар! А ведь Орабель действительно всех их как-то держала в узде, всех оделяла любовью, они её правда все любили.

Вся неприятная семейка Соврю, где, казалось, не было ни одного хорошего персонажа, словно скидывала противную рыбью кожу со склизкой чешуёй, как сказочная принцесса Карасик. И под кожей оказывались вполне обычные люди. У кого нет пороков и грешков?

– Превращались друг в друга? – спросил задумчиво Мильфей. – Хм… Меня, кажется осенило. Нет, точно осенило. Погоди-ка…

– Что же случилось? – Макс не сразу перестала размышлять вслух. – Не только в завещании дело, я так понимаю. Каждый рассчитывал на вполне жирный кусочек, но для чего было столько всего городить? А насчет чего тебя осенило?

У ловкача был рассеянный вид, он смотрел перед собой и как будто ничего не видел. Про такое комиссар Бланшетт говаривал «тряхануло идеей». Старик и сам порой принимал такой же вид: замирал и смотрел в никуда.

– У меня две версии, – сказал Жерар. – Одна пожестче, вторая помягче. Обе вполне вероятны! С какой начать?

– Давай с той, что пострашнее, – удобнее устраиваясь на диване, сказала Макс.

– Только я сбивчиво буду, потому что у меня у самого ещё не всё в голове как надо уложилось. Так, первая версия основывается на том, что Флобер Соврю на самом деле был убит. Никаких чудес. Он был убит, но кто-то украл его личность. Думаю, он оборотень…

– Оборотней не бывает, это доказано брутанскими учёными-биологами, – быстро сказала Макс.

– Брутанские учёные – это сила, – серьёзно кивнул Жерар, – но я не исключаю возможность существования тех, кого в народе зовут оборотнями. Знаешь, что меня на эту мысль натолкнуло? Не только твои слова про близнецов! Я вспомнил про человека, который был в участке, посещал меня.

Макс подпрыгнула на мягком сиденье. Ей отчаянно не хватало карандаша и блокнота сейчас – без них плохо думалось, не получалось всё разложить кирпичик к кирпичику. Да и потом, вдруг что-то забудется?

– Я включу Ракушку, а ты повтори, – потребовала она.

– Она у тебя уже включена. Я взял на себя смелость, – сказал ловкач, – активировал её, когда провожал тебя сюда.

Вот почему он так вежливо поддерживал её за талию – чтобы невзначай коснуться часового кармашка на жакете! Макс, однако проверила, записывает ли артефакт на самом деле.

– Сержант сказал тебе, что ко мне заявился знакомый, так? А я его в первый раз видел. Даже не особо запомнил, разве что у парня был внушительный шнобель… Этот человек вёл себя довольно развязно, шумно, и его, как ты знаешь, посадили со мной. Так вот, он принялся болтать, а сам… Готов поклясться, что он начал меняться. И когда попросил его выпустить – в его лице уже было что-то знакомое. Тогда я большого значения не придал, но сегодня, думая о несчастном Флобере в гробу и истерике Мари-Жанны, подумал о двойнике. Простая иллюзия сползла бы со смертью, но если маг всерьёз подошёл к смене облика, совершил метаморфозу… Не уверен даже, что на фото он выглядел бы по-настоящему, хотя как знать! Сложив эти все обстоятельства и детали, готов ставить именно на метаморфа, Макс.

– Мне все-таки с трудом верится в такое. Я не знаю никаких магов-метаморфов! Без постоянной подпитки силой такая метаморфоза и суток не продержится, сколько им придётся тратить минералов? Это страшно дорого. Да и потом, вдруг ты врешь?

– А для чего мне сейчас врать? – пожав плечами, спросил Жерар. – И «страшно дорого» вполне вписывается во всю эту канитель: к примеру, зачем метаморфу миллионы, украденные из банка… Но вернёмся к версии про убитого Флобера. Той, что более грустная и жестокая. Я могу предположить, что кто-то весьма циничный теперь изображает беднягу Флобера Соврю. Он не просто появился в истории семьи, а тайно и не слишком деликатно внедрился туда. За прошедшие два года он собрал информацию про всех Соврю. И сделал ставку на юную и всё ещё влюблённую Мари-Жанну: а раз никто не говорит, что у неё есть жених, то она и правда до сих пор верна своему Флоберу. Итак, метаморф её поразил своим воскрешением, очаровал – благо много усилий прилагать не пришлось, раз она любила неродного брата! Умело использовал информацию про истерику у гроба Флобера… а затем подговорил на похищение бабушки. Вернее, бабушка, в сердце которой скопилось немало горечи из-за смерти внука, пошла за обманутой девушкой сама…

– И заодно захватила незаконченное и не заверенное нотариусом завещание вместе со всеми черновиками, – подхватила Макс.

– Цель преступника здесь ясна: убедить Орабель переписать всё так, чтобы ему досталось как можно больше, – сказал Жерар. – Не исключу, что наиболее перспективным является предприятие по восстановлению минералов. Очень уж нахваливают восстановленные камни именно от «Соврю-минерал». Возражения?

– Есть одно, – сказала Макс. – Зачем при этом таскать бабулю-инвалида в кресле по фотомастерским? Целую неделю новоявленный внук-обманщик не может убедить старушку переписать на него завещание и при этом развлекает её? Или она настолько ненавидит фотографирование, что для неё это пытка?

– Хороший вопрос, – хмыкнул Жерар. – Тут я и сам не знаю. Единственное, что предположу: не всякий маг умеет убеждать. Но в пользу версии с Флобером-самозванцем говорит поведение кота. Возможно, маска самозванца как-то спала с него, и котяра испугался. Но всё же другая версия кажется мне более правильной…

– Выкладывай, – велела Макс.

Жерар встал с кресла, потянулся и сообщил:

– Флобер не просто жив. Жильбер и Кати прятали сына эти два года. Скорее всего, как только они поняли, что поиск Орабель неизбежно приведёт к тому, что отыщется и Флобер – они дали полиции отбой и наняли тебя. Это пока лишь предположение, но оно объясняет, как он так неожиданно взял да и появился ниоткуда спустя пару лет. Его двойнику никто не мешал явиться раньше, а настоящего держали взаперти, он только-только сумел выбраться.

Макс в изумлении захлопала глазами.

– Ничего себе поворот, – сказала она. – Это всё?

– Неа, – Жерар уселся рядом с Макс на диван и чуть подался вперёд, опираясь руками на колени.

Глядел он прямо перед собой. Словно смотрел кино, которое и собирался пересказать.

– Версия такая! Флобер ничего ужасного не совершал. Кто-то под него здорово сыграл два года назад, вот почему он порой вёл себя странно. Оговаривался, конфликтовал с теми, с кем раньше был в достаточно ровных отношениях. И вот почему Мари-Жанна в церкви сказала, что в гробу, мол, не Флобер. Обставить свою смерть может любой – главное только суметь всё как следует обстряпать. Но все же я подозреваю мага-метаморфа… Я вот никогда таких не встречал, только слышал о них, а тут внезапно один из них себя обнаружил. Зачем?

– Не отвлекайся, – азартно попросила Макс.

Ей было интересно аж до щекотки во всём теле. Хотя нельзя исключать, что усевшийся настолько близко ловкач тоже мог вызывать это неловкое и в то же время будоражащее ощущение. Всё-таки он был очень привлекателен, нельзя отрицать.

– Так вот, – со вкусом протянул Жерар, – предположим, что в гробу действительно был не Флобер, а кто-то на него похожий. И не исключено, что настоящий Флобер его как раз и убил, а за это во Франкии всегда судят, уж так повелось. Понимаешь? И семейство Соврю ничего с этим поделать не может, только скрывать, что Флобер жив. Но они не учли одного…

– Чего же? – спросила Макс, которая уже раздумывала над тем, где прячут молодого человека Кати и Жильбер.

– Любви.

– Любви? При чем тут любовь?! Нет, ну конечно, они родители и своего сына, должно быть, любят…

– Не эту любовь. Любовь Мари-Жанны и Флобера. Два года слишком серьёзное испытание, но эти двое как-то его выдержали, а значит, перед нами не юные глупые влюблённые, а вполне сложившаяся пара. Но вот Флобер не выдержал и отправился на встречу с любимой, а у Мари-Жанны не хватило сил скрывать свою тайну. Она посвятила в неё кузину, сестру юноши – кого же ещё-то?

– Ну не знаю… Никого? – не вытерпела Макс. – Или на худой конец, своих маму, тётку, бабушку…

– На втором месте могла бы быть Констанс. Такая же приёмная бедолага, как сама Мари-Жанна. Но все же Армина ближе ей и по духу, и по возрасту. В общем, Флобер объявился примерно за несколько дней до исчезновения бабули Орабель, и потихоньку стал встречаться с Мари-Жанной. Та была слишком переполнена чувствами и поделилась ими с Арминой, а та с бабушкой. Они, возможно, хотели как лучше, но вот Флобер не очень хотел встречаться с Орабель. Та сперва приняла несостоявшуюся встречу за шутку… Да так разволновалась, что всплакнула. Ну, тут сердце внука уже и не выдержало.

– Что за внук такой, – фыркнула Макс. – Не выдержал он. А честно заявить перед лицом правосудия, что он ни в чем не виноват?

– А если он виноват? – спросил Жерар. – К тому же, видимо, отец на него изрядно поднажал. В общем, бабуля вступила в заговор. И у неё, возможно, был какой-то свой план. Вот почему она исчезла не без помощи Мари-Жанны и Флобера. Она исчезла, чтобы как-то решить проблему Флобера, ну а фотографии шлёт, чтобы родня видела: она жива, она в порядке. Нам осталось только найти их! Какие есть вопросы и возражения?

Макс пожала плечами.

– В этом случае непонятно, что с завещанием. Оно ведь всех устраивало.

– В завещании нет одного пункта: о доле Флобера. Орабель просто подстраховалась и забрала все бумаги с собой. Потому что, Макс, ты сама подумай: если после всего этого Жильбер продолжит скрывать Флобера, то её решат выставить сумасшедшей. Тогда даже в ещё не подписанный и не заверенный документ ей просто не дадут внести никаких исправлений.

– Всё опять сходится в одну точку, – сказала Макс, в очередной раз жалея, что у нее нет под рукой карандаша и бумаги, чтобы эту точку нарисовать. – Нотариус. А он не выходит на связь. Я уже готова поехать к нему прямо сейчас.

– Поздновато для прямо сейчас, – спокойно заметил Жерар. – Доберемся до него утром. Позвонишь, и если он снова не ответит – нагрянем на свой страх и риск без предупреждения. Авось застанем его на месте!

– А теперь давай разберёмся с тобой, – заявила Макс.

– Кто же так заходит на новый виток отношений, – вздохнул Жерар. – Начинаю понимать, за что тебя выгнали из полиции! Ты слишком прямолинейна. Взяла и резанула наобум. Надо было заходить как-нибудь издалека, хитро, может быть, соблазняя меня и…

– Не дождёшься, – сказала Макс. – Если ты ни в чём не виноват, то просто обязан всё рассказать без утайки. Или тебе что-то мешает?

Мильфей посмотрел на часы, висевшие на стене, и зевнул.

– Мне редко что-то мешает всерьёз, – ответил он. – Но если можно, я бы отложил допрос на утро. Разве тебе не хочется спать?

И Макс поняла, что ей не просто хочется – она вот-вот упадёт и умрёт, если сейчас же не поспит. Она подозрительно спросила:

– Это ты колдуешь?

Жерар поднял обе руки, а на лице его вновь отобразилось выражение хорошего мальчика.

– Я клянусь ответить тебе на все вопросы за утренним кофе. Иди отдыхай, Макс. У нас был тяжелый день, и завтра будет не легче. «Дядя Ноэль» не даст мне далеко удрать. Да я и не собираюсь, ведь это мой дом. Полин, Эми и Бени не переживут, если я удеру и подставлю их!

Всё было совершенно логично. И только разум детектива ещё слегка сопротивлялся уговорам.

– Если хочешь, я лягу рядом с тобой и привяжусь к тебе верёвкой, – лукаво предложил Жерар.

Но она уже решила, что «дяди Ноэля» хватит за глаза.

– Этот поводок достаточно крепкий, чтобы удержать тебя, и снять его ты не сможешь, потому что вот это тебе не даст, – показала Макс на свою часть артефакта. – Покажи мне комнату, где я могу отдохнуть, и…

Жерар ждал, чуть склонив голову набок.

– И дай мне пижаму, раз уж обещал.