Авиация и космонавтика 1995 09

Эвакуация

К 20 мая в Яблонне остались только Корабли, бензин для них, большое количество мелких осколочных бомб, которые следовало бросить на немецкие войска, а прочее имущество было погружено в поданые эшелоны и отправлено в Белосток.

В это время я был командирован в Варшаву для приобретения станков и инструмента из мастерских и учреждений, эвакуируемых из Варшавы. Для выполнения этого приказания мне были даны три грузовика.

Подвезя последние остатки имущества к полустанку и забрав четырех мотористов, я выехал в Варшаву. Там мне сказали, что бои ведутся на подступах к фортам Новогеоргиевска.

В течение трех дней мне удалось получить: два токарных станка, сверлильный, фрезерный с набором шарошек, целую инструментальную железнодорожной мастерской и, самое главное, компрессор для сжатого воздуха с давлением более 200 атмосфер. В Эскадре такой компрессор был необходим, так как запуск моторов производился сжатым воздухом, подаваемым в баллонах. Мы получали баллоны с накаченным воздухом из Селеэей, что было очень неудобно, так как использованные баллоны мы должны были отправлять обратно, там накачивать до 150 атмосфер и привозить в Эскадру. Теперь же, когда установим компрессор, мы можем получать сжатый воздух на месте.

Погрузив приобретенное имущество, я во главе маленькой колонны из трех машин выехал из Варшавы по направлению Белостока. По дороге нам сообщили весьма неутешительные сведения: говорили, что северные форты Новогеоргиевска уже захвачены немцами, и крепость накануне падения. Мы с трудом пробивались через обозы отступающих войск. Даже в районе местечка Малкино попали под огонь немецкой артиллерии, но благополучно пробились и только на четвертый день прибыли в Белосток, но Эскадру там не застали, и нас направили в Лиду. Переночевав в Белостоке, наутро выехали.

Оказывается, в Белостоке произошел небольшой инцидент: командиры Кораблей, слыша о быстром наступлении немецких войск, просили разрешения вылететь шестью Кораблями и разгромить одну из группировок наступающих войск. Начальник Эскадры запросил Ставку по прямому проводу, но получил ответ с приказанием перевести всю Эскадру в Лиду, где находился огромный каменный ангар для дирижабля, а перед ангаром — хорошая площадка для аэродрома.

Последнюю ночь перед эвакуацией эскадре посчасливилось, ночью прилетал «Цеппелин» и набросал бомб, которые не взорвались. Пять бомб были подобраны, и артиллерийский офицер 5-го Корабля штабс-капитан Журавченко со своим мотористом обезвредили их. Бомбы были шаровые, снаряженные тротилом, и весили по 100 кг каждая. Они не взорвались по оплошности экипажа «Цеппелина». На всех бомбах были включены предохранители взрывателей, и они не могли сработать.

В Белосток перелетели Корабли: 1-й, 2-й, 4-й, 5-й и 6-й. За Кораблями 8-м, 10-ми двухмоторным учебным выехали в Яблонну лейтенант Лавров, поручик Панкратьев и Сикорский.

Прилетевшие докладывали, что когда они вылетали из Яблонны, то канонада артиллерийской стрельбы была слышна очень близко.

К концу мая в эскадре было 10 кораблей, из них 8 прилетели в г. Лиду, а 2 корабля «Киевский» и 3-й находились в местечке Влодава.

В начале июня все 8 Кораблей прилетели в Лиду из Белостока, где 3 Корабля были поставлены в ангар, а остальные — в палатки.

В это же время в Эскадру прибыли командированные из Ставки Верховного Главнокомандующего генерал-майор Войнилович-Няньковский в качестве заместителя Начальника Эскадры по строевой части и капитан Генерального штаба Витковский на должность старшего офицера.

Как было сказано выше, помощником Начальника Эскадры был полковник Найденов В. Ф. Перед самой эвакуацией из Яблонны он заболел и был эвакуирован в Петроград. Выяснилось, что он заболел крупозным воспалением легких и в конце июня скончался.

В Лиде при ангаре находилось помещение ремонтной мастерской, все оборудование которой было заранее увезено, и мы получили только йустое помещение.

Ввиду недостатка технических сил с согласия поручика Алехновича был переведен в моторную мастерскую механик Корабля чиновник военного времени Кисель.

Комплектуя моторную мастерскую, туда был назначен вольноопределяющийся инженер Солнцев.

6 июля вечером получили телеграмму от подполковника Горшкова из Влодавы о нападении немецких истребителей на «Илью Муромца Киевский», ранении штабс-капитана Башко и сильных повреждениях самолета.

8 июля из Риги прислали 4 новых мотора мощностью по 150 л.с., которые являлись хорошей копией немецких моторов «Даймлер-Бенц» и были построены под руководством инженера Киреева.

В это же время из Петрограда привезли новый Корабль с помоторными рамами для двигателей «Сенбим», которые тут же пришлось передеатъ.

Командиром нового самолета был назначен штабс- капитан Панкратьев.

20 июля Панкратьев впервые вылетел на нем и, сделав круг, сел для проверки узлов (регулировки).

Все было благополучно, и все части Корабля работали нормально. Нужно сказать, что всегда, смотря на посадку Панкратьева, генерал говорил: «Вот посадка по-инструкторски — на три точки с малой скоростью, но не с потерей ее». Вот в этом и состояла особенность посадки Панкратьева.

21 июля Корабль был в воздухе более часа. На нем взята высота 3400 м за 1 час 16 минут.

На следующий день Панкратьев испытал Корабль. Высоту в 2000 м он взял за 40 минут. В это время из ГАУ прибыл макет 25-ти пудовой бомбы. Если ее наполнить сухим песком (что и было сделано), то ее вес будет 25 пудов. Сикорский указал, где должна быть подвешена такая бомба, чтобы не нарушалась центровка корабля. Мотористы под руководством механика Ушакова и штабс-капитана Никольского приспособили подвеску с открывающимся замком. Перед подвеской бомба была сфотографирована среди большой группы офицеров, в которой участвовали генерал Шидловский, поручик Панкратьев, И. И. Сикорский, капитан Витковекий, гвардии штабс-капитан Никольской М. Н., поручик Косилов, инженер Киреев и другие. Тут же эта бомба была подвешена под Кораблем и Панкратьев вылетел.

Набрав высоту около 500 м, Панкратьев приказал сбросить бомбу на дальней границе аэродрома. Все ожидали, что Корабль подбросит в момент отделения такого веса. Панкратьев скомандовал: «Сбросить», но сразу это не вышло, что-то заело. Ушаков быстро исправил неполадку, и бомба была сброшена. Интересно то, что об этом не сказали командиру, и он все время ожидал этого момента и начал кричать, чтобы сбросили бомбу. Тут ему показали жестами, что бомба уже лежит на земле. Панкратьев был очень обрадован тем, что Корабль не реагировал на мгновенное изменение нагрузки.

Упавшая бомба образовала глубокую и широкую воронку, уйдя в землю больше чем на четыре метра.

Собравшиеся у воронки офицеры пытались представить себе тот эффект, который получился бы, если бы бомба была снаряжена толом, но это, конечно, сделать было трудно. Фактически эта бомба предназначалась для либавского ковша, где базировались немецкие подводные лодки. Взрыв такой бомбы в ковше повредил бы все суда, находящиеся там, силой гидростатической волны, но наши войска отступили уже так далеко, что расстояние до Либавы стало слишком велико, и «Муромцы» с такими бомбами могли бы долететь туда и полдороги обратно с посадкой лишь в районе противника, а идти на такой риск желающих не нашлось.

Три снимка (группа с бомбой, бомба подвешена под фюзеляж Корабля и воронка) были отправлены в Ставку, где произвели сильное впечатление, и только тогда там схватились за голову, но было уже поздно, и не было средств для восстановления упущенного. Совершенно справедливо говорили некоторые сторонники развития «Муромцев», что все эти великие князья и «спецы» запели бы другую песенку, если бы такие Корабли были бы у немцев. Немцы настроили бы сотни две таких кораблей, и плохо было бы и нам, и нашим союзникам. А мы еле добились неполного десятка Кораблей и, несмотря на очевидные боевые их качества, «спецы» не переставали травить Эскадру. Великий князь Александр Михайлович уже не знал, как и чем донять Эскадру, и негласно распорядился посылать в качестве пополнения для формирования новых экипажей Эскадры летный состав, отчисляемых от школ и строевых частей, офицеров, не способных к летной службе. Этих офицеров приходилось тут же возвращать обратно. Ввиду такой ситуации Начальник Эскадры был вынужден организовать свою летную школу и выбирать учеников из состава самой Эскадры.

В это время по рекомендации подполковника Горшкова в Эскадру прибыл из воздухоплавательной роты (в связи с ее ликвидацией) штабс- капитан Нижевский Р. Л. и представился Начальнику Эскадры. Начальник приказал зачислить его в летную школу Эскадры. Через 3 или 4 полета на «Муромце» Нижевский вылетел самостоятельно.

В Лиде школа начала работать интенсивно. Были приняты четыре ученика, но вскоре пришлось прервать занятия, так как снова предстояла эвакуация. Крепость Гродно была взята почти без сопротивления. На Вильно надеяться было трудно, и нам предстояла дальнейшая эвакуация «вглубь страны». Опять дневная и ночная погрузка. Большие трудности пришлось преодолевать при затребовании вагонов и составлении эшелонов. Было приказано к 12 августа приготовиться к перелету на новую базу около г. Пскова.

Перелетом в Псков совершенно исключалась возможность помощи «Муромцами» отступающей армии, и командиры настаивали на бомбардировках пятью боевыми Кораблями наступающих войск противника в районе Вильно. Мы считали, что этими действиями мы можем не только облегчить положение Вильно, но даже спасти его. Развивая дальше эту тенденцию, поручик Панкратьев был отправлен на Корабле для отыскания передовой базы, с которой можно было бы эффективно и быстро действовать в районе Вильно. Панкратьев перелетел в Дивны (район Скиделя на Немане), где подыскал подходящую посадочную площадку.

Тут нельзя обойти молчанием чрезвычайно интересный и комичный эпизод. Один из участников рассказывал: «Летим отыскивать посадочную площадку. Садимся в одном месте — осматриваем и перелетаем на другое. Наконец выбрали хорошую площадку достаточной величены. Осматриваем и Панкратьев уходит знакомиться с местностью. Вдруг видим, что по направлению к Нам ползком, делая перебежки, подбирается цепь человек 12 ополченцев. Оказывается, со стороны станции Скидель выслали воинскую часть захватить опустившийся неприятельский аппарат. Цепь залегла шагах в тридцати от Корабля. Я иду навстречу и спрашиваю — что собственно они тут делают? Не маневры ли у вас в этом месте? Старший в цепи унтер-офицер мирно со мной разговаривает. Говорит: «Послан захватить аппарат». Я говорю: «Аппарата мы не дадим», и предъявляю свое удостоверение. Он говорит, что это все равно, и аппарат мы захватим. «Ну — говорю, — коли будете захватывать — то я вас всех перестреляю, и ничего мне за это не будет. У нас два пулемета, а вас слишком мало. Идите обратно за подкреплением и тогда приходите, потому что полетим мы отсюда обратно только к вечеру, и вы успеете все сделать, что вам нужно». «Да нет — говорит, — у нас больше народа нет». «Ну — говорю, — тогда ваше дело табак. Ушаков, поставь-ка пулемет «на верхнюю площадку». Ушаков появляется наверху с пулеметом. Цепь, также ползком начинает осаживать назад. Унтер чешет себе затылок, не зная, как быть. «Ну что? — говорю, — видите, что наша взяла?» Унтер отвечает: «Ну что с вами делать? Приказано вас взять, а вы не даетесь. Смотрите, мы вас окружили». «Смотрите, мы вас уже окружили,» — говорю я и показываю на подходящего сзади из леса самым мирным образом Панкратьева. Унтер смутился окончательно. Тогда я расхохотался и говорю: «Погоди, сейчас покажем предписание с печатью». Панкратьев показал предписание. Унтер долго вертел его, наконец согласился, что мы русские и даже выставил охрану, послав на станцию уведомление, что аппарат «свой». Вечером мы улетели обратно в Лиду».

Прилетев на свой аэродром мы получили категорическое предписание перелететь во Псков. Получив согласие штабс-капитана Панкратьева лететь в составе его экипажа, я отправил с моторной мастерской свой чемодан, а сам налегке присоединился к экипажу «Илья Муромца-2». В этом полете меня интересовала работа новых моторов, а кроме того помощник командира гвардии штабс-капитан Никольской С. Н. являлся моим братом.

14 августа 1915 года корабли поодиночке стали покидать гостеприимный аэродром в Лиде. День был пасмурный, высота облачности не превышала тысячи метров. Мы вылетели в 6 часов 30 минут утра по направлению на Псков. На корабле находились: командир штабс-капитан Панкратьев, помощник командира гвардии штабс-капитан Никольской С., старший механик Эскадры лейтенант Никольской М., артофицер поручик Павлов, за механика корабля инженер Киреев и моторист от завода.

Первое время полет протекал нормально, но около восьми часов мы встретили низкую облачность с моросящим дождем. Панкратьев попробовал пробить облачность вверх, но толщина облачности была слишком большая. Тогда он решил идти вниз. Нужно сказать, что артиллерист с помощником, не доверяя компасу, шли по ориентиру — железнодорожной линии. Когда мы входили в облака, то они потеряли землю и с нею ориентир, а когда опять увидели землю, то ориентира не могли найти. Панкратьев, видя, что с ориентировкой получается что-то неладное, начал нервничать и требовать указания местонахождения Корабля. Наконец, видя, что ориентировка окончательно потеряна, приказал искать площадку для посадки и кричал; «Так вы и к немцам заведете!» Выбрали площадку, командир хорошо посадил Корабль и отправил нас в разведку. Пройдя с полхилометра, мы подошли к каким-то постройкам, где нам сказали, что это Новосвинцяны. Вернувшись к Кораблю, доложили о месте нахождения. Панкратьев успокоился и, найдя на карте наше место, сказал, что как только облачность немного поднимется, перелетим в Двинск.

Мы с братом пошли знакомиться с окрестностями и зашли в симпатичный лесок с елочками и осинками. Только что вошли на опушку, как увидели целые полянки роскошных рыжиков. Между ними виднелись огромные яркие шапки подосиновиков. Вот такой контраст: там, откуда мы прилетели, грохочут пушки, люди, оторванные от своих насиженных мест и семейств, с оружием в руках идут убить таких же людей, а тут такой безмятежный мир и тишина, но рядом стоит творение рук человеческих, готовое в любой момент подняться в воздух и, донеся свой смертоносный груз до каких-то рубежей, высыпать его на не ожидавших ничего плохого людей… Ладно! Немножко отдохнули, а теперь снова за работу.

К полудню облака стали светлее и выше. Приготавливаемся вылететь. Осмотрев полянку, на которой мы сидим, Панкратьев решил перевести Корабль для более удобного взлета метров на SO. Для этого запустили два мотора и все, кроме командира, впряглись в Корабль и потащили его на выбранное место, запустили еще два мотора, все вошли в Корабль и полетели. Но теперь никаких ориентиров перед нами не было, и до самого Двинска мы должны были лететь по компасу. Около 13 часов увидели большую реку — Западную Двину, и вскоре показался большой город. Как мы обрадовались, когда на поле вблизи окраины города увидели три наших Корабля. Сделав круг, мы увидели разложенный костер, показывающий направление ветра. Панкратьев приземлился.

Ночевали мы в Кораблях. Проснувшись, увидели, что дождя нет, и облачность стала повыше. Решили лететь. Первым вылетел Головин (ИМ 6-й). за ним Шаров (ИМ 4-й). потом Констенчик (ИМ 10-й), потом полетели мы (ИМ 2-й) и за нами сотник Лобов (ИМ 8-й).

Двухчасовой полет обошелся без всяких приключений, и около 8 часов утра мы приземлились в Запсковья — там где мы садились в 1914 г. Рядом с нами уже стояли два Корабля, а остальные сели где-то в другом месте. Часов в 10 к нам подъехал автомобиль с адъютантом Начальника Эскадры и сообщил, что мы сидим не на своем месте. Наш аэродром в 3 км от города, у Варшавского шоссе.

Из всех Кораблей первым прилетел Лавров. Он сразу пробил облачность и по компасу и счислению пути, без посадки, пролетел до самого Пскова. Алехнович (ИМ S-й), не долетев до Пскова, увидел хорошую площадку и рядом большое имение и тут же сел. Экипаж был радушно принят хозяевами, переночевал и наутро, набрав полные корзины грибов, перелетел в Псков. Штаб Эскадры уже прибыл, но еще разгружался.

Тут мы узнали, что Новогеоргиевская крепость почти не оказала противодействия наступающим немецким войскам и, продержавшись 3–4 дня, прекратила сопротивление. Зная «свирепость» коменданта крепости генерал-лейтенанта Бобыря, совершенно непонятно, как он мог так быстро сложить оружие.