Авиация и космонавтика 1995 09

Из воспоминаний Никольского

«Итак 19 июня утром вплетаем.

19 июня утро что-то неважное. Какие-то высокие облачка. Середняцкий вылетел первым. Я за ним, так как я быстроходнее, и когда он наберет высоту, то я ухе успею пройти позиции, пострелять по артиллерии. Когда мы подлетели к передовым позициям, то увидели над противником сплошные облака. Середницкий поворачивает назад, ну и я тоже. Сажусь первым. За штурвалом Гаврилов. Он делает посадку ухе четвертый раз и довольно уверенно. Вижу, что аэродром затянуло туманней. Мне это не понравилось. Говорю Гаврилову: ^Давай, я сяду за штурвал и буду садиться со стороны леса». Гаврилов очень просил не сменять его, говорил: «Я посажу». Я почему-то согласился на это. Садимся. Вдруг туманен раздуло, и я вижу, что мы мажем прямо в деревья. Поворачивать поздно. Остается давать полный газ и идти на перетяжку. Дали полный газ, но поздно, видно, что пере тянуть не успеем. Перед самыми верхушками деревьев Гаврилов затягивает сколько можно корабль. Скорость ухе 75. Верхушки деревьев хлещут по кабине. Треск. Тишина… конец.

Немного очнувшись, кричу назад мотористам: «Держи бомбы!» и больше ничего не помню. В памяти остался только треск и грохот. Следующий момент врезался мне в память: Гаврилов лежит комочком в разбитых стеклах. Я лежу на обломках стула и грудью упираюсь в исковерканный штурвал. Дотронулся до Алеши — он мертв. Оглядываюсь направо и вижу крыло над землей. Мелькает мысль: где мы? И в этот момент замечаю зловещие огни у левых моторов. Горит бензин у карбюраторов. Вскакиваю и кричу. «Огнетушители1» Кабина стоит наклонно вперед идо земли не дошла метра полтора. Ясно слышу журчание бензина, текущего из разбитых баков. Помогаю подняться мотористу, придавленному свалявшейся бомбовой кассетой. В это время со страшным гулом взвивается пламя вокруг кабины. Внутри пламени еще нет, и путь к дверям свободен. Один за другим спрыгиваем из дверей на землю. Верхняя площадка ухе в огне, и начинается стрельба пулеметных патронов. Вспоминаю про бомбы и кричу «Удирайте все! Сейчас начнут взрываться бомбы!»

Наши бросились бежать, и я сними. Отбежав шагов 60, чувствую, что задыхаюсь. Пошел шагом. Подбегает моторист и берет меня под руку. Мы делаем еще несколько шагов и оказываемся на краю какой-то ямы. Я просто свалился туда и потянул за собой моториста. Оба лежим. Вдруг страшный грохот, и над нами проносятся какие-то куски деревьев, обломки, и опять все стихло. Но вот начинают сыпаться сверху какие-то обломки. Когда дождь обломков прекратился, мы выползли из ямы и попробовали идти, но я не могу, задыхаюсь окончательно. Сажусь и кашляю сгустками крови. Сколько я просидел, не знаю, но ко мне подошли какие-то три человека, подняли меня и потащили к аэродрому. В это время со станции подъехал Костя Смирнов. Видя мое состояние, он приказал поднять меня на руки и перенести в машину. Я очутился в Черткове в госпитале. Так закончилась моя служба на «Муромцах». Потом я узнал, что Середняцкий тоже подломался.»