Авиация и космонавтика 1995 09

Революция

27 февраля 1917 г. из Ставки была получена телеграмма об отречении царя и просьба сохранять спокойствие и порядок до соответствующих распоряжений.

Среди офицерского состава наблюдалась некоторая растерянность, т. к. до этого времени все офицеры были воспитаны на лозунге «За веру, царя и отечество». Вера осталась только в обрядностях. Царь был дискредитирован слабостью своей власти и полным разложением двора. Оставалось только отечество, за которое, в сущности, стоило воевать. Поэтому часть офицеров твердо решила остаться на своих постах и защищать народ и свою Родину. Другая часть офицеров, хотя и продолжала работать, но чувствовалось, что растерянность их продолжается, и они не видят перед собой никаких перспектив.

Узнав о телеграмме из Ставки, я немедленно отправился в моторную мастерскую, приказал построить всю свою команду и, поздравив их, объявил об отречении царя и о том, что с сегодняшнего дня мы стали свободными. Это накладывает на нас совершенно определенные обязанности: сохранять спокойствие и порядок. Команда кричала: «Ура!» и тут было решено, что будем по- прежнему продолжать работу. Эта весть разнеслась по всей Эскадре и вызвала ликование. Дня три или четыре бурно праздновали это событие, а затем принялись за работу.

Интересно заметить, что спешно и инкогнито из Эскадры уехали помощник начальника Эскадры генерал-майор Войнилович-Няньковский, который не славился хорошей репутацией среди солдат, и боясь каких-либо эксцессов, под видом командировки, выехал в неизвестном направлении. Ему последовал подполковник Генерального Штаба Виткове кий, который с семьей, на следующий день после отречения царя, выехал в Москву, тоже в «командировку». Остальные продолжали работать.

В ночь с 5 на 6 марта в Главном складе Эскадры возник пожар. Все старания его потушить ни к чему не привели. Пожар разгорался все больше и больше. Солдаты, особенно мотористы, и многие офицеры старались спасти наиболее ценное имущество — винты и оружие. Люди бросались в горящие помещения и выбрасывали в окна все что попадало им под руки. Когда огонь дошел до помещения, где хранились пулеметы и патроны, пришлось поставить караул и не допускать людей в склад. Это было сделано своевременно, т. к. начали рваться патроны. Главное, было обидно за то, что только что получили партию патронов с разрывными, зажигательными, бронебойными и трассирующими пулями. Значительную часть их удалось все-таки спасти, но большая половина этого сгорела.

Сгорели винты, запасные части к кораблям, несколько сложенных палаток-ангаров и много прочего материала из сухого специального леса и готовых стоек. Пожар продолжался двое суток. Убытки были неоценимы рублями, т. к. сгорело имущество, большая часть которого была получена из-за границы. Самое ценное — моторы — остались невредимыми, т. к. находились в мастерской.

Проведенным расследованием ничего нельзя было установить. Причины возникновения пожара, а также и виновники остались неизвестными.

По мнению многих, причиной пожара мог быть только поджог. После организации Временного Правительства Военным Министром был назначен Гучков (вместо Сухомлинова). В одном из отношений к генералу Алексееву (зам. верховного Главнокомандующего) Гучков указывал, что Эскадру Воздушных Кораблей необходимо сохранить в полной боевой готовности, а начальника эскадры генерала Шидловского, считая его деятельность вредной, отстранить от занимаемой должности и уволить в отставку.

Генерал Алексеев приказом по Армии и Флоту объявил, что по «личной просьбе» Начальник Эскадры Воздушных Кораблей генерал-майор Шидловский увольняется в отставку с мундиром и пенсией.

Таким образом, человек, обеспечивший создание первого в мире тяжелого Воздушного Корабля, охранявший творческий труд Сикорского и создавший единственную в мире Эскадру Воздушных Кораблей отечественной тяжелой бомбардировочной авиации, доведенной им, несмотря на все препятствия и трудности, до боевого применения, принужден был бесславно выйти в отставку, так как Гучков объявил его деятельность вредной. Тем же приказом Начальником эскадры назначался полковник Горшков.

Получив письмо генерала Алексеева об ожидающемся приказе о его увольнении, Шидловский 5 мая 1917 года сдал командование Эскадрой полковнику Горшкову и, собрав личный состав эскадры, распростился с ним и вместе с Сикорским уехал в Петроград.

Тем временем Брусиловское наступление было тщательно подготовлено, и наши боевые отряды получали задания на разведку и в основном на фотографирование позиций и резервов противника. Немцы, предвидя широкое использование Отрядов Тяжелой Авиации, стянули в район Стрыпы, где наблюдалась большая активность наших кораблей, значительные силы зенитной артиллерии и истребительной авиации.

В середине марта войска, еще не почувствовавшие влияния произошедшей революции, сражались, как им внушалось — «до победного конца».

После назначения полковника Горшкова Начальником Эскадры произошли значительные изменения в личном составе Эскадры: помощником Начальника Эскадры назначен капитан Панкратьев (впоследствии подполковник). Командирами боевых отрядов утверждались:

1-го Боевого отряда — старший лейтенант Лавров;

2-го Боевого Отряда — гвардии капитан Никольской С.;

3-го Боевого Отряда — подполковник Башко и

4-го Боевого Отряда — капитан Нижевский.

Соответственно Командирами Кораблей утверждались:

1-го — старший лейтенант Лавров,

2-го — поручик Романов,

3-го — штабс-капитан Жигайлов,

4-го — капитан Шаров,

5-го — штабс-капитан Алехнович,

6-го — поручик Луц,

Киевского — подполковник Башко,

8-го — сотник Лобов,

9-го — капитан Нижевский,

10-го — штабс-капитан Середняцкий,

11-го — гв. поручик Грек,

12-го — поручик Кротков,

13-го — поручик Беляков,

14-го — гв. капитан Никольской С.,

15-го — штабс-капитан Демичев-Иванов,

16-го — поручик Кованько.

После гибели ст. лейтенанта Лаврова командиром 1-го корабля был назначен поручик Плешков, а командиром отряда — штабс-капитан Середняцкий.

В середине апреля были отозваны в штаб Эскадры штабс-капитан Алехнович и штабс-капитан Соловьев. Вместо Алехновича назначен штабс- капитан Федоров, а вместо Соловьева — поручик Беляков.

Из Винницы прилетел в Ягельницу капитан Нижевский на роскошном корабле «Илья Муромец» тип «Е». Нижевский очень беспокоился о своем корабле и, не зная аэродрома в Болгарийке, куда он с новым 4-м отрядом был назначен, просил дать ему «Вуазен», чтобы слетать в Болгарийку для осмотра аэродрома. Аэродром оказался вполне пригодным, но Штаб Армии не успел подвезти бензин, масло и бомбы. Мотористы, аэродромная команда, метеорологи и запасные части с инструментом были уже высланы эшелоном из Винницы. Ожидались еще два корабля. Для выяснения обстановки на Румынском фронте Нижевский посетил Штаб Фронта. В беседе с Начальником Штаба он выяснил, что Штаб нуждается в разведке, и он уверен, что при помощи «Муромцев» удастся уточнить общее положение на фронте. Кроме того, его беспокоят непроверенные сведения о действиях противника на станции Троян и прилегающих железнодорожных станциях. Нижевский решил сначала произвести разведку, познакомиться с обстановкой и в случае встречи с истребителями испытать свою хвостовую пулеметную установку.

20 апреля готовясь к полету, корабль имел на борту: бензина и масла на три часа полета, 10 пудовых фугасных бомб, 6 пулеметов (в хвосте установлен Виккерс), запас патронов и фотоаппарат. Экипаж корабля состоял: командир корабля капитан Нижевский, помощник Военлет поручик Пошехонов, артофицер прапорщик Федоров, механик прапорщик Таллако, пулеметчики — старшие унтер-офицеры Золотарев и Якимович.

В семь часов утра корабль вылетел по маршруту: аэродром Болгарийка, Измаил — Тульча — Исакча — Лунгавица — Тульча и обратно Болгарийка. Погода была хорошая и видимость прекрасная.

Пролетели Измаил и не обнаружили ничего интересного. В 7.45 были над портом Тульча, засняли портовые сооружения и, заметив какие-то барки и скопление людей на причалах, сбросили пять бомб, из которых две попали в сарай на берегу, а тремя промахнулись. Пролетев дальше не обнаружили интересных объектов и на обратном пути сбросили оставшиеся пять бомб по причалам Тульчи. По возвращении послали донесение в Штарм с приложением фотоснимков.

В середине апреля обстановка на Галицийском и Румынском фронтах усложнилась, участились встречи с немецкими истребителями преимущественно типа «Фоккер» и, при пролете над неприятельскими позициями, корабли попадали под сильный зенитный огонь. Кроме того, внутри отряда было не совсем спокойно, — были случаи подметных писем, примерно с таким содержанием: «Не советуем вылетать в боевой полет — вы не вернетесь». Эти письма, конечно, нервировали летный состав, но, несмотря на это, боевые полеты продолжались.

Еще 27 марта из Станькова (из 3-го боевого отряда) прилетели в Колодзиевку «Илья Муромец 4- й» под командой штабс-капитана Шарова и «Илья Муромец IS-й» штабс-капитана Клембовского. В течение апреля были боевые вылеты отдельных кораблей с заданиями подавления артиллерии противника на различных участках фронта и разведка с

Генерал Брусилов в Виннице. Ноябрь 1916 года.

фотографированием этих участков. Были встречи с немецкими и австрийскими истребителями, но они не отваживались вступать в бой с кораблями и не подходили близко, но зенитная артиллерия зачастую свирепствовала, и молодые экипажи не выдерживали этого огня, поворачивали и улетали.

24 апреля было получено задание из штаба армии: согласно агентурным разведкам в фольварке Хуциско находится штаб 22-й турецкой дивизии — необходимо его уничтожить.

Для этой операции был выделен «Илья Муромец IS-й, военлета штабс-капитана Клембовского при экипаже: помощник военлет поручик Демичев-Иванов, 2-й пилот военлет штабс-капитан Федоров и моторист ст. унтер-офицер Голубец.

На корабле было взято бензина и масла на 4 часа полета, 6 пудовых фугасных бомб и 4 пулемета (1 «Виккерс», 1 «Льюис» и 2 «Мадсена»).

25 апреля в 5 ч. 30 мин. утра корабль вылетел по маршруту Ягельница — Монастержиско — перелет линии фронта — Липеца — Дольная — ф. Хуциско

— (два или три захода со сбрасыванием бомб) — Липеца — Дольная — Монастержиско — Ягельница. В р-не аэродрома корабль набрал высоту 2600 м и, взяв курс на Монастержиско, скрылся из вида.

Уже прошло 2,5 часа — корабля нет и, наконец, на высоте 400–500 м показался корабль и прямо с хода произвел посадку. Еще корабль не сел, а уже были видны пробоины в рулях, стабилизаторе, среди которых была видна фигура штабс-капитана Федорова, стоящего с пулеметом и придерживающего его при посадке. Когда аппарат остановился — встречавшие бросились к нему, желая помочь раненым. Но раненых не оказалось, только у моториста Голубца была перевязана голова, но он сам выскочил из корабля и полез к мотору. Оказалось, что все винты избиты пулями, у двух моторов пробиты карбюраторы, а из картеров течет масло. На одном моторе пробито магнето и последнюю сотню метров Клембовский тянул на одном моторе. Федоров рассказывал: «После бомбардировки Хуциско видел начало пожара в трех или четырех домах. Две бомбы разорвались в поле, но дальше наблюдать результаты бомбометания было невозможно, т. к. приближались немецкие истребители. Я насчитал их четыре, но уверен, что их было больше. Первый самолет, привлекший внимание, открыл огонь с очень близкого расстояния. Я тщательно выцеливал его, но огня не открывал. Немец осмелел и, не видя противодействия, пошел в атаку. Я его подпустил шагов на SO и, рассмотрев пилота, дал короткую очередь. Оказалось для него довольно, он взмыл, повернулся на крыло и исчез где-то внизу. Некогда было смотреть за ним, подходил второй и так нахально просто лез на пулемет, что я не выдержал и немного раньше срока открыл огонь. Немец тотчас перевернулся через крыло и рухнул вниз. Пока я отбивал атаку второго немца, слышу: с левой стороны трещит немецкий пулемет, и что-то случилось с моторами — они заглохли. Я моментально перекинул пулемет и, как говорят, «влет» ударил немца почти в упор, и немец исчез. В это время вижу; четвертый истребитель выбирает позицию для атаки. Я решил его пугнуть и дал две или три коротких очереди с большого расстояния. Не знаю, попал ли я в него или нет, а может он сам испугался результатов атак своих товарищей, но повернул и скрылся быстро снижаясь. Из-за этого немчуры я так и не видел своих трофеев — жалко.

Говорили, что первый упал в районе окопов, а третий, самый злой, причинивший нам много вреда, упал в нашем расположении — летчик был убит».

Осмотрев корабль, приходилось удивляться как Клембовский дотянул на одном моторе до своего аэродрома. Трудно себе представить, что молодой командир корабля, доблестно выполнивший свою задачу, так мастерски справился с кораблем.

Из штаба фронта нам сообщили, что на штабс- капитана Клембовского послано представление о награждении его Георгиевским крестом 4-й степени. Штабс-капитан Федоров, поручик Демичев- Иванов, капитан Ивановский были награждены золотым оружием, а унтер-офицер Голубец — Георгиевским крестом 4-й степени.

При осмотре корабля обнаружилось, что не только моторы пострадали в этом бою, но и корабль был изрядно избит, а главное, были пробиты в нескольких местах лонжероны правого крыла и продольный лонжерон фюзеляжа с левого борта. После тщательного осмотра командир отряда признал самолет негодным для боевых полетов. Требовался капитальный ремонт. Корабль был разобран и отправлен в Винницу.

28 апреля 1917 г. — один из наиболее печальных дней Эскадры. Погиб над своим аэродромом (м. Микулинцы) военно-морской летчик командир «Муромца 1-го», участник знаменитого перелету Сикорского С.-Петербург — Киев и обратно, старший лейтенант Георгий Иванович Лавров и с ним: помощник военлет поручик Витковский, штурман лейтенант Шокальский, артофицер подъесаул Отрешко, пулеметчик прапорщик Балашов, и ст. моторист ст. унтер-офицер Сафронов.

Обстоятельства катастрофы были следующие: получив задание штаба армии подвергнуть бомбардировке резервы противника в р-не Галича 28 апреля утром, имея на борту 10 25-фунтовых осколочных бомб, 4 пулемета, 2 ящика стрел, запас горючего на 4 часа полета, Лавров вылетел на задание. Ввиду большого количества немецких батарей, которые усиленно обстреливали корабли, приходилось набирать высоту более 3000 м над расположением наших войск. В частности Лавров набирал высоту вблизи своего аэродрома. Мотористы, наблюдавшие за полетом корабля, видели, что с ним что-то случилось, он вдруг стал пикировать и перешел в отвесный штопор при невероятном гудении моторов. Они видели, как от корабля стали отделяться какие-то куски, стойки и корабль разваливался. В этот момент моторы перестали гудеть, но корабль стремительно падал до самой земли, а после удара образовалась груда обломков.

Все, кто был на аэродроме, бросились к месту катастрофы. Из местечка прибежали какие-то люди, образовалась громадная толпа, подъехала машина с фельдшером и подоспевшими мотористами (это было версты полторы от аэродрома), и приступили к разборке обломков, надеясь найти живых людей. Толпа любопытных окружила обломки корабля, чем затрудняла его осмотр. Один из мотористов догадался как избавиться от любопытных — он крикнул «Берегись! Бомба!» и, действительно, началось бегство и толпа отхлынула. В это время прибыли офицеры с других кораблей и фотограф, и началась систематическая разборка груды обломков, из-под которых стали вынимать трупы убитых летчиков. Первым нашли поручика Витковского, в передней части корабля около изуродованного штурвала. Вторым вытащили труп лейтенанта Шокальского, третьим — командира и далее остальных. Все были мертвые.

Была создана летучая комиссия, которая зафиксировала фотоснимками эту кучу обломков, оставшихся от корабля.

После подробного обследования комиссия пришла к заключению, что причиной гибели корабля явилась недостаточная опытность или даже растерянность поручика Витковского, труп которого был найден у штурвала. Очевидно, поручик вел корабль, и на вираже допустил скольжение, растерялся, не выключил моторов, и корабль вошел в штопор. Скорость быстро возросла, и конструкция корабля не выдержала. Первая вылетела подкосная стойка, что и видели мотористы с земли. После этого корабль постепенно стал ломаться. Кто-то все-таки сумел выключить моторы, но это уже не помогло. Судя по расположению трупов, Лавров не мог добраться до управления и спасти корабль. Из-за того, что были выключены моторы дело обошлось без пожара и интересно то, что бомбы все оказались целы, хотя у некоторых были помяты стабилизаторы. По-видимому, этих бомб кто-то боялся, потому что на снимке, недалеко от обломков корабля, на берегу ручейка, были уложены в ряд эти злосчастные бомбы. Это было хорошим доказательством качества предохранителей.

Лавров был прекрасный летчик, хороший боевой командир корабля и отряда и прекрасный человек и товарищ. Будучи на Рижском фронте в Зегевольде, он настигал своими бомбами немецкие войска в самые неожиданные для них моменты, не считаясь с расстоянием от своего аэродрома. Он показывал пример боевой активности своим подчиненным и множил славу «Муромцев». Лавров был награжден Георгиевским крестом 4-й степени и всеми орденами за боевые заслуги. Вне очереди был произведен в старшие лейтенанты.

Лавров первым произвел ночной полет, бомбардируя ст. Митава.

Шесть гробов было привезено в Винницу и торжественно погребено. Над похоронной процессией летали 2 «Муромца», «Вуазен» и 3 С-16, провожая в последний путь дорогих товарищей.

Через два или три дня такой же случай произошел с «Ильей Муромцем 4-м» под командой штабс- капитана Шарова. Совершенно так же при наборе высоты над своим аэродромом за штурвалом сидел помощник командира поручик Политковский и так же на вираже допустил скольжение, и корабль начал переходить в штопор, но Шаров, находясь рядом с Политковским, успел выключить моторы, схватить управление и вывести машину из штопора. Выровняв корабль, включил моторы и, прекратив боевой полет, благополучно сел на своем аэродроме.

Эти два случая тяжело отразились на летном составе Эскадры, так как еще до катастроф командиры весьма подозрительно относились к новой комбинации моторов (2 «Рено» и 2 «Руссобалта»), считая, что моторы «Рено» слишком тяжелы, и нарушена основная центровка корабля. Под давлением общественного мнения у Шарова и на вновь прибывших кораблях сняли «Рено» и заменили их «Сенбимами» по 160 л. с. Эта перемена моторов значительно улучшила качество кораблей, как в отношении управляемости, так и грузоподъемности. После этого командиры кораблей успокоились, и снова уверенность в своих машинах была восстановлена.

S мая мы чуть не лишились еще одного корабля — «Ильи Муромца» типа «Е» под командой капитана Нижевского. Обстоятельства этого происшествия еще раз показали, какими преимуществами были одарены «Муромцы», а типа «Е» особенно.

В этот день рано утром «Илья Муромец 9-й» вылетел с аэродрома в Болгарийке с заданием уничтожить ж/д станцию Троян.

«В этом полете участвовали: мой помощник военлет подпоручик Пошехонов, артофицер подпоручик Федоров, механик прапорщик Таллако, моторист вольноопределяющийся Капой и стрелок-моторист ст. унтер-офицер Иванов. На корабле было 10 пудовых бомб, 6 пулеметов (в хвосте *Виккерс» с тремя запасными кассетами), бензина и масла на 3 часа полета.

Взяв высоту 3000 м над своим аэродромом, я направил корабль прямо на цель, считая, что встречные пункты мало интересны даже для разведки при данной ситуации. Минут через 20 полета над противником вдруг с разных сторон корабля появились разрывы снарядов. Я приказал немедленно открыть пулеметный огонь по батареям, которые были хорошо видны.

Конечно, нужно было бы сманеврировать, но я надеялся, что проскочу и, не обращая внимания на удары рвущихся снарядов, вел корабль прямо. Один из очередных снарядов разорвался впереди корабля и несколько осколков застучали по обшивке крыла, и вдруг я вижу, как над третьим мотором потекла струйка бензина и вспыхнула. Мотор захлебнулся и замолк, а бензин продолжал течь, и пламя разгоралось. Начала уже гореть обшивка крыла. В этот момент Иванов, а за ним Капон с огнетушителями выскочили на крыло и в течение двух-трех минут потушили огонь и заглушили трубку, через которую лился бензин. Оказалось, что один из осколков снаряда перебил бензиновую трубку, ив результате произошел пожар.

Я был так увлечен случившимся, что совершенно не заметил, что развернул корабль, а разрывы снарядов продолжали бухать, но где-то в стороне и сзади. Я выровнял корабль и взял курс, приблизительно на свой аэродром. Но у нас были бомбы, возвращаться с которыми мне очень не хотелось, но и зря бросать их тоже не стоило. Я приказал Федорову отыскать артиллерийские позиции противника и их бомбить. Найдя батареи, Федоров хорошо нацелил корабль и мы, сделав два захода, сбросили все 10 бомб, из которых заметили хорошие попадания только трех бомб, но главное мы избавились от этого не совсем приятного груза. Все-таки ориентировку мы частично потеряли и пришлось найти сначала город Белград, и от него уже прямая дорога была на Болгарийку, где мы благополучно сели на своем аэродроме.

За находчивость под огнем противника ст. унтер-офицер Иванов был награжден Георгиевским крестом 4-й степени, вольноопред. Капон произведен в прапорщики».

К концу апреля в Виннице были получены новые моторы «Рено» 220 л. с., РБЗ-6, «Сенбимы» 160 л. с. и «Аргусы» Петроградского отделения РБВЗ.

В это время в Винницу прибыла комиссия под председательством профессора Фан дер Флита с предписанием начальника ГВТУ полковника Яковлева произвести обследование надежности воздушных кораблей «Илья Муромец» типа «Г». Сам профессор и персонал ГВТУ заочно считали, что катастрофа Лаврова произошла из-за недостатка прочности корабля типа «Г». Комиссия нашла полеты на этих кораблях «опасными».

Вновь полученные моторы распределялись так: «Рено» было решено отправить на завод для установки на готовящиеся корабли типа «Е». Четыре мотора «Сенбим» 160 л. с. срочно поставили на 15-й корабль под командой штабс-капитана Клембовского, у которого в бою были повреждены все четыре мотора. Корабль преобразился — увеличилась скорость до 13 5 км/ч, потолок доходил до 4500 м, увеличилась грузоподъемность. В Ягельницу прилетели корабли 14-й Никольского, 10-й Середницкого, 4-й Шарова, 11-й Грека, и еще ожидались корабли из Станькова.

В семи верстах от Ягельницы был расчищен аэродром, на котором разместилась группа истребительной авиации под командой капитана Казакова, состоящая из трех отрядов. В р-не Бучача они организовали передовой аэродром с дежурством истребителей. На другой день после прилета этой группы Казаков лично сбил трех немцев (одного истребителя и двух корректировщиков). Подполковник Башко организовал совещание командиров кораблей с участием капитана Казакова. На нем был разработан порядок взаимодействия истребителей с «Муромцами».

11 июня из Штарма нам сообщили, что противник подвозит свежие войска, необходимо их разыскать и бомбить.

12 июня назначен вылет двух кораблей — 10-го капитана Середняцкого и 14-го гв. капитана Никольского. В воздухе над Бучачем их должны нагнатъ 4 истребителя для сопровождения. Капитан Никольской записывает в дневнике: «У Середняцкого не заладились два мотора, и вылетаю я один. Лечу с набором высоты к м. Ковалювка и вызываю истребителей. Сделал два круга и полетел по курсу на Липецу, думая, что истребители догонят, долетел почти до самой Липецы-Дольней, но истребителей нет. Вдали заметили двух немцев на нашей высоте, которые быстро ушли со снижением. Думаю — нужно ждать атаки, а у меня, как на зло, в корабле все молодежь. Под огнем были только поручик Гаврилов и механик Юшкевич. Решаю — что там будет — все равно. Иду на Липецу. Зову Юшкевича и показываю цель. «Извольте разбомбить». Сделал два круга и спрашиваю Юшкевича: «Все бомбы?» — «Нет, остались две». — «Извольте сбросить по батареям», а в это время немцы открыли такой огонь, что корабль затрясло. Повернул домой, обернулся и увидел, что Липеца-Дольняя окутана клубами дыма. Говорю Юшкевичу: «Две бомбы по батареям». Лечу дальше. Немцев не видно, но артиллерия свирепствует. Юшкевич хорошо угостил одну батарею, обстрел ослаб, и мы благополучно прилетели на свой аэродром. При беглом осмотре корабля увидели, что вся задняя часть фюзеляжа буквально избита осколками, а в правом руле направления такие две дыры, что свободно проходил кулак, но, к счастью, нервюры целы. Завели корабль в палатку, и я приказал срочно все зачинить. Об этом полете послал донесение в штаб армии, предупредив, что фотосъемка не производилась.

Утром 18 июня опять собираюсь лететь туда же. От Башко идет корабль Шарова. Я вылетаю после Шарова минут через 10 и должен догнать его при перелете передовых позиций. Начинаю разбег. Вдруг правый крайний «Сенбим» зафыркали остановился. Развернул корабль опять в исходное положение.

Завели этот мотор, и он работает прекрасно. Начинаю разбег — мотор снова останавливается. Третий раз попробовал — опять картина такая же. Тогда я приказал завести корабль в палатку, а Юшкевичу — чтобы к вечеру приготовить корабль. Шаров улетел один. Не знаю, вылетели ли на его сопровождение истребители или нет, но он не вернулся, и только к вечеру по телефону передали, что корабль сел в районе Бучача. Беру «Вуазена» и лечу к месту посадки Шарова, и что я вижу: корабль пустой, остался только механик, все же остальные увезены в госпиталь, а механик докладывает, что корабль выдержал бой с немецкими истребителями и все офицеры ранены и находятся в полевом госпитале.

Я немедленно отправился туда, застал штабс- капитана Шарова без сознания, подполковник Барбович мне рассказал, как и что было:

«Отряды Казакова не вылетели для нашего сопровождения, а Шаров решил выполнить задание, и мы полетели на Липецу-Долнюю. Я сбросил пять бомб и, ввиду того, что вокруг немецких истребителей не было, а батареи вели слабый огонь, — пролетели до Липецы-Горной, и там я сбросил остатки бомб. После этого Шаров уклонился к западу, и в это время мы были атакованы тремя немецкими истребителями. Эта атака стоила немцам двух сбитых самолетов, но вслед за ними появились еще 4 истребителя, которые попарно атаковали нас с разных сторон, и вот тут нам попало. Шаров, Политковский и я были ранены и кровью залили весь пол. Отстреливались, еле держа пулеметы. Оставались ие ранеными поручик Луц и механик, который находился в верхнем люке и никакие мог перевести «Виккерс» из заднего положения в переднее и поэтому почти в отбитии атаки не участвовал. Луц сменил Шарова и вел корабль домой, а Шаров, обливаясь кровью, лежал тут же. Когда корабль подлетел к Бучачу, высота была около 500 м, и мы решили садиться окало аэродрома истребителей. Одной из последних очередей немецкого истребителя был ранен и Луц, и перед самой посадкой он заявил, что ои посадить корабль не может и потому за посадку ие ручается. Тогда Шаров, преодолевая боль от ран, сменил Луца и, посадив корабль, лишился сознания. Я уже не помню, как все дальше получилось, но мы четверо оказались в лазарете. Шаров ие приходил в себя, я очнулся после полудня, а Политковский и Луц, хотя и имели по нескольку ранений, но сознания ие теряли». Луц говорит, что ои лично из пулемета «Льюис» сбил не меиее трех немецких истребителей. Барбович заявил, что их атаковали семь истребителей — три в самом начале и четыре в конце, из которых было сбито, по меньшей мере, четыре, а может быть пять. Во всяком случае, в этом бою немцы потеряли значительно больше чем мы, но в каком состоянии мы оказались? В тяжелом состоянии был Шаров. Он ранен в живот и левую йогу, — ранение опасное для жизни».

13 июня около 10 часов вылетел «Илья Муромец 11-й» гвардии поручика Грека, но был встречен таким градом снарядов, что не выдержал и, сбросив бомбы, повернул, получив массу пробоин, одна даже — цельным снарядом.

15 мая с аэродрома Болгарийка вылетел «Илья Муромец 9-й» под командованием капитана Нижевского с задачей бомбардировать станцию Троян. Туда корабль летел почти без противодействия, и над станцией было сделано четыре захода и сброшено двадцать пудовых бомб. В результате этого бомбардирования станция горела, и на ней рвались поезда со снарядами. На обратном пути немцы не трогали корабля, но когда мы ухе были над своей территорией верстах в тридцати от аэродрома, корабль подвергся атаке двух истребителей, которые внезапно подошли сзади и открыли огонь. В это время прапорщик Таллако, находившийся у хвостового пулемета, решил, что все кончилось, и на тележке переправлялся к центральной кабине. В этот момент немцы начали атаку, и Таллако был ранен в ногу. Моторист старший унтер-офицер Янкевич, находившийся в заднем люке с пулеметом, был смертельно ранен в область живота разрывной пулей, но успел выпустить по этому истребителю целую обойму патронов. Первый истребитель ушел безнаказанно, потому что по нему не успели открыл» огонь, а по второму истребителю стреляли из трех пулеметов, но что с ним произошло, неизвестно. В это время пришлось выключить второй и третий моторы, так как были пробиты радиаторы, и вода хлестала из этих пробоин — пришлось их остановил», продолжать полет на двух крайних моторах и благополучно довести корабль до своего аэродрома. Сейчас же затребовали санитарную машину, иЯнкевича, и Таллако отправили в госпиталь. Донесение о происшедшем бое и результатах бомбардировки станции Троян были доставлены в Штаб Армии, где по личному докладу капитана Нижевского старшего унтер-офицера Янкевича удостоили награждением Георгиевским Крестом 4-й степени. Получив эту награду, Нихевский отправился в госпиталь и приколол крест на грудь умирающего Янкевича.

Через несколько дней выяснилось, что командир одной из батарей на передовых позициях вцдел, как большой аэроплан бомбардировал одну из железнодорожных станций, над которой повисла черная туча дыма. Станция горела, и были видны взрывы, хотя аэроплана уже давно над ней не было. По агентурным данным сообщили, что на станции Троян были взорваны 3 поезда со снарядами. Во всяком случае этот налет дорого обошелся нам, но и противнику не дешевле.

17 июня три корабля: «Киевский», 14-й и 15-й предприняли групповой полет в район станции Липецы. Первым полетел 14-й, пулеметным огнем подавляя огонь зенитной артиллерии. Группа сопровождалась четырьмя истребителями и благополучно сбросила бомбы на станцию Липеца-Дольняя, уничтожив все, что там находилось, и благополучно вернулась на свой аэродром. Завтра летит в первый раз Середницкий с заданием бомбардировать оборонительные сооружения в районе Брхеэаны, вслед за Середницким вылетаю я на случай необходимости его поддержать. Пока он будет кружить над Брхезанами, я пойду глубже в тыл.