Бабочки и порочная ложь

Глава 31

Пози

— Святые засосы, — голубые глаза Ларк огромные, когда она садится напротив меня и передает мне черный кофе. — Неудивительно, что тебе это нужно. Господи, он вообще дал тебе поспать?

Поправляя на шее капюшон укороченной белой толстовки, я киваю в знак согласия.

— Возможно, он переборщил.

Когда я проснулась, не только Пакса, но и Рафферти уже не было. Возможно, его и не было в моей постели, но он оставил мне достаточно доказательств того, что он был там. Даже если бы я была склонена попытаться скрыть следы на шее, плечах и груди, в моей косметичке не хватило консилера, чтобы добиться цели. Плюс, я его знаю. Он не хотел, чтобы я их прикрывала. Толстовка должна стать нашей золотой серединой.

Ларк откидывается на стуле, держа соломинку зеленого сока перед ухмыляющимися губами.

— Тебе это нравится, не так ли? Тебе нравится, что он фактически повесил тебе на задницу неоновую вывеску с надписью «она моя».

Вздохнув, я кладу локти на стол и закрываю лицо руками.

— Это делает меня совершенно жалкой? — спрашиваю сквозь пальцы.

Выглянув через стол, Ларк пожимает узкими плечами и делает большой глоток напитка.

— Я не имею права судить.

— Таинственный парень?

— Таинственный парень, — её ногти были накрашены безупречным белым лаком, прижатым к стенке чашки. — Сводит ли нас с ума то, что мы хотим парней, которые, без сомнения, токсичны для нас?

Я даже не медлю перед ответом.

— О да, это чертовски точно.

Опустив руки, я скрещиваю их на груди. Моя нога тревожно подпрыгивает под столом. Прошлая ночь была хорошей, действительно хорошей, но когда я проснулась сегодня утром, а его уже не было, мой живот наполнился знакомым страхом. В глубине моей головы раздается голос, говорящий мне, что Рафферти думает, что прошлая ночь была ошибкой, и он о чем-то размышляет, восстанавливая стены, рухнувшие между нами, пока точит новые ножи. Я не знаю, смогу ли я пережить еще какие-либо эмоциональные или физические удары от него. Мои глаза закрываются, и я прижимаю пальцы к виску, когда начинает формироваться головная боль от стресса.

Ларк только что спросила:

— С тобой все в порядке? — когда кто-то садится рядом со мной и его рука обвивает мою талию. Глаза распахиваются, меня стаскивают с сиденья и тянут к нему на колени. Моя спина прижимается к его груди, и все напряжение улетучивается из моего тела, когда я чувствую его губы на своем виске.

Он здесь.

Большая рука Рафферти скользит по моему обнаженному животу, и я накрываю его своей. Переплетя наши пальцы, я кладу голову на его широкое плечо. Страшно, как простое прикосновение может мгновенно успокоить меня. Если бы хоть какое-то из моих опасений было хотя бы отдаленно правдой, его бы сейчас здесь не было, и он определенно не хотел бы находиться рядом со мной.

— Привет, Рафф, — Роум, появившийся в кресле рядом с Ларк, указывает на мою шею. — Я думаю, ты что-то пропустил.

Свободной рукой Рафф тянет за воротник моей толстовки.

— Действительно? Где? — я дрожу, когда его пальцы скользят по оставленным его следам. — Думаю, я достаточно изложил свои основы, чтобы донести свою точку зрения. Или, может быть, нет, потому что ты все еще, черт возьми, смотришь на нее.

Вместо того, чтобы отпугнуть изменение тона Рафферти, темные глаза Роума загораются весельем.

— Ой, да ладно, не веди себя так. Раньше ты никогда не заботился о том, чтобы делиться.

Все за столом знают, что Роум просто пытается надавить на свои кнопки — даже Рафф знает — но это не мешает ему напрягаться подо мной. Это также не мешает Ларк окинуть Роума взглядом, который я не могу понять, прежде чем ее большие глаза раздраженно закатываются.

— Ты так говоришь, как будто я заинтересована в том, чтобы со мной поделились, Роум, — говорю я, прежде чем Рафферти успевает выступить с какой-то жестокой угрозой своему другу. Он делает именно то, что я хотела. Он снова расслабляется в кресле, и его большой палец начинает небрежно тереть взад и вперед над моим пупком.

— Справедливо, — Роум подмигивает мне и вскидывает руки, сдаваясь. — Все, что я говорю, это то, что тебе лучше надеяться, что все это дерьмо уладится до гала-концерта на следующей неделе. В противном случае ты окажешься в центре нежелательного внимания. Или тебе придется надеть какую-нибудь уродливую водолазку.

Совершенно не понимая, о чем он говорит, я смотрю то на Рафферти, то на пару напротив нас.

— Какой гала-концерт?

Ларк стонет, опускает голову на стол и ударяется лбом о твердую поверхность. Она не отвечает на мой вопрос, только бормочет:

— Ух, не напоминай мне.

— Папа Холлоуэй на следующей неделе проведет большой гала-концерт по сбору средств для своей президентской компании в Художественном музее Сиэтла. К сожалению, присутствие является обязательным, — Роум делает паузу, склонив на меня голову. — Ну, у нас по крайней мере. На самом деле я ничего не знаю о твоем.

Рафферти наконец заговорил, его грудь урчала у меня за спиной.

— Она будет там.

Я поворачиваюсь к нему на колени, чтобы посмотреть на него.

— Я буду?

Для меня это совершенно новая информация, и мне, вероятно, следовало бы ее знать, поскольку мне нужно время, чтобы подготовиться к такому грандиозному событию. Я точно не смогу появиться там в сарафане, купленном этим летом в H&M, и балетках. Единственная пара туфель, которые у меня есть, — это те, которые Молли выбрала для меня для танцев, когда мне было пятнадцать, и туфли на платформе для стриптиза, которые Офелия подарила мне в Нью-Йорке для занятий танцами на пилоне. У меня есть небольшое подозрение, что последний вариант может быть немного неуместным, учитывая список элитных гостей, которые будут на этом гала-концерте.

Рафферти кивает.

— Ты мое свидание.

Он не задает мне вопрос и не предлагает мне выбора. Он сообщает мне, что я буду делать, и я могла бы злиться на него за то, что он не сказал мне раньше, но это не так. На самом деле я немного взволнована. Для нас это кажется нормальным способом снова провести время вместе.

— Что, черт возьми, я буду носить в таком месте?

Уголок его рта дергается в призрачной улыбке.

— Я все предусмотрел.

— Мой единственный совет — носи что-нибудь с карманами, — Ларк говорит в стол, на котором все еще лежит лицо. — Так легче спрятать фляжку.

Он ждет меня возле кабинета моего класса через несколько часов после того, как мы расстались в столовой кампуса. Его внимание приковано к мобильному телефону, а между пальцами зажжена сигарета.

Прежде чем он узнает, что я его заметила, я нахожу минутку, чтобы его обнять. Он не очень часто снимает свои любимые кожаные ботинки, но сегодня он обменял их на пару безупречных белых кроссовок Nike. Он носит черные джинсы и темно-серую джинсовую куртку поверх черной толстовки с капюшоном. Его волнистые темные волосы ниспадают на лоб и вьются вокруг ушей.

Подростковая версия Рафферти была горячей, но у взрослой версии многие колени были слабыми, а трусики мокрыми.

Он хорошо выглядит, и проходящие мимо девушки, прикованные к нему жадными глазами, тоже это знают. В небольшой группе, направляющейся в его сторону, я замечаю девушку, которая подталкивает свою подругу и не так тонко жестикулирует в сторону Рафферти. Их головы склоняются близко друг к другу, они шепчутся и смотрят.

Прислонившись к перилам короткой лестницы, ведущей к двери здания, я жду, чем все закончится, и ревность бурлит во мне. Это отвратительное и горькое чувство, и я не совсем знаю, имею ли я право так себя чувствовать, но я не могу его контролировать. Как будто у него есть собственный разум.

Девушка, которая заметила его первой, застенчиво машет ему рукой, когда они приближаются, и ее накрашенные губы шевелятся, когда она приветствует его. Отсюда я не слышу, что она говорит. Не то чтобы это имело значение. Мне не нужно это слышать, чтобы знать, что мне это чертовски не нравится.

Рафферти едва поднимает голову, чтобы признать ее. Его холодные ледяные глаза вежливо смотрят на нее. Девушка пытается сказать ему что-то еще, но он не слушает ни слова, потому что наконец заметил, что я смотрю.

Скрестив руки на груди и небрежно скрестив лодыжку с другой, я наклоняю к нему голову. Губы вытянуты в понимающей ухмылке, он безмолвно швыряет сигарету под ноги девушки. Она визжит и отбегает, чтобы не обжечься. Кокетливый взгляд мгновенно исчезает с ее лица. Свирепо она щелкает что-то, что, как я могу только предположить, не очень приятное, когда он проходит мимо нее и направляется в мою сторону.

Ее разозленный взгляд только усиливается, когда он просовывает пальцы под кожу вокруг моего горла и притягивает мое лицо к своему. Последнее, что я вижу перед тем, как закрыть глаза и поддаться его хватке, — это она уносится прочь, а ее подруга следует за ней.

Все это напоминает мне время, проведенное в Хэмлок-Хилл. Я не знаю, как ему это сошло с рук, но он всегда ждал меня возле моего класса, прежде чем нас отпускали. Он целовал меня на глазах у всех, как сейчас, как будто ему нужно было напомнить себе и всем, кто смотрит, что я принадлежу ему. Я не могу не задаться вопросом, является ли это его мотивом сейчас, когда его язык пробегает по уголку моих губ, и я открываюсь для него.

Обхватив меня руками за шею, он целует меня до тех пор, пока моя кожа не становится слишком теплой, а дыхание не сбивается в короткие, усталые вздохи. Мне приходится отступить, прежде чем мы дойдем до точки невозврата, и я затащу его внутрь, в пустой класс. Если бы у меня было на это время, я бы не стала долго раздумывать, но мне нужно идти на работу через двадцать минут, и мне все равно придется зайти в свою квартиру, чтобы переодеться.

— Не думаю, что она когда-нибудь снова будет с тобой флиртовать, — поддразниваю я, впившись зубами в нижнюю губу. Просто чтобы посмотреть, что он скажет, я саркастически добавляю: — Облом.

Его глаза сужаются, и я не упускаю блеск юмора, который мелькает в них.

— Я опустошен потерей, — проведя большим пальцем по одному из многочисленных любовных укусов, которые он оставил на моем горле, он говорит: — Тебе следует чаще ревновать. Мне это нравится.

Мне не следует ничего говорить, потому что я не хочу портить его хорошее настроение, но я не могу сдержаться.

— Я не знала, что имею право ревновать.

Он стоит там и смотрит на меня. Хотя он ничего не говорит вслух, я вижу сотню разных мыслей, отраженных в его пустом выражении лица. Он делает то, что делал всегда. Работая над своими мыслями и эмоциями и пытаясь найти способ выразить их словами.

Понимая, что мне не следовало его толкать, я вздрагиваю и нервно делаю шаг назад.

— Прости, мне не следовало говорить…

Он чертовски удивляет меня, прерывая меня и говоря:

— У тебя такое же право, как и у меня, — он притягивает меня к себе за обрезанный край толстовки. — Я имел в виду то, что сказал. Мне нравится, когда ты ревнуешь. Это действительно чертовски жарко.

Я стараюсь не слишком довольствоваться той переменой, которая происходит между нами, потому что знаю, что он не полностью меня простил. Почти шесть лет гнева не исчезнут за одну ночь. Я думаю, он пытается отпустить это, но я знаю, что достаточно одного неверного движения, чтобы все вернулось обратно.

— Хорошо, — киваю я, борясь с легкой улыбкой. — Когда я проснулась сегодня утром и увидела, что ты ушел, не попрощавшись, я подумала, может быть, ты обо всем пожалел.

Он берет меня за руку, и мы спускаемся по нескольким ступенькам бок о бок. Люди смотрят на нас — ну, на него — пока мы проходим. Все в кампусе знают, кто он такой, и они также знают, что Рафферти Уайлд не держится за руки с девушками. Если он осознает внимание, то не признает его.

— Пакс проснулся, и его чуть не стошнило на твой ковер. Он успел дойти до ванной вовремя, но я знал, что их будет еще больше, поэтому вытащил его оттуда так быстро, как только мог. Тебе было холодно, и, поскольку я уже не давал тебе спать большую часть ночи, я не хотел тебя будить.

— Ох… — бормочу я, чувствуя себя немного смущенной тем, сколько беспокойства я чувствовала все утро из-за всего этого.

Он молчит, пока мы не доходим до парковки, и я не замечаю его яркую черную спортивную машину.

— Черт, я все время забываю, — отпустив его руку, я роюсь в своей холщовой сумке, пока не нахожу то, что ищу. — Вот ключи от твоей машины.

Брелок с логотипом «Мерседеса» болтается у меня на кончиках пальцев, но он к ним не тянется. Вместо этого он трясет головой.

— Держи их у себя. Я не хочу, чтобы ты больше шла домой в темноте.

Я смотрю на него.

— Я не оставлю себе твою G-Wagen.

Его глаза закатываются на меня.

— Я не даю это тебе, я позволяю тебе одолжить это, — брови нахмурены, его лицо становится серьезным, когда я снова открываю рот. — Не спорь со мной, черт возьми. Ты проиграешь и ты это знаешь. Ехать домой будет безопаснее.

Он прав. Я проиграю этот спор, да и времени у меня на него все равно нет. Я неохотно бросаю ключи обратно в сумку.

Подойдя ближе, он целует меня в макушку.

— Собери сумку, когда вернешься домой, и после работы отправляйся ко мне. Ты останешься со мной.

— Я?

— Сегодня вечером Пакс спит в своей постели, и мне нужно быть рядом, чтобы убедиться, что он больше не уйдет. Если я это сделаю, я не смогу трахать тебя в твоей постели. Так что тебе придется приехать ко мне, потому что, если ты думаешь, что я проведу ночь без твоей киски, ты ошибаешься.

— Это приказ? — спрашиваю я, не обращая внимания на то, как трепещет мой живот и напрягаются нижние мышцы.

— Ты чертовски права, это так.

Смеясь над ним, я толкаю его в грудь.

— Ладно, мне нужно найти наряд, который скроет твои работы. Я не хочу объяснять, что такое засос, семилетним детям, — или их родителям.