Нечаева проснулась рано, в своей отдельной маленькой каюте с немного наклонным полом, на койке, к которой по старой привычке вечером пристегнулась. Корабль издавал едва слышимый шум. Поскрипывали части старых конструкций, гудело включенное на минимальную мощность ядро. Где-то шуршал грунт, сквозь трещины внутрь корабля просачивались струйки песка.
«Ну вот, еще один день».
Она поднялась, остро ощущая уже ставшую постоянной тоску. Перед маленьким зеркалом осмотрела свои руки и плечи — шершавую кожу и обмякшую плоть на истончившихся костях. Оделась, вскрыла пакет с концентратом, и, не разогревая, съела, равнодушно глотая липкую массу. Единственным устойчивым вкусом во рту оставалась легкая горечь — побочный эффект сыворотки. «Я не имею права на слабость. Только не сейчас. Не на глазах у моих людей».
Закончив завтраком, Нечаева обула ботинки на липучке. От берцев пришлось отказаться еще полгода назад — ослабевшее зрение и дрожь в руках мешали их шнуровать. Зеркало отразило новый, ложный облик — еще худая, но крепкая женщина средних лет, несгибаемый командир Сопротивления. За пределами каюты в полумраке искривленного коридора замер почти невидимый часовой.
— Сириус!
— Опоссум!
Пароль и отзыв меняли каждый день, словно в этом была необходимость. Парень, узнав Нечаеву, отсалютовал. Она ответила поспешны жестом и вцепилась в перекладину вертикальной лестницы, начиная мучительный подъем. «Раз, два, три… пятнадцать, двадцать… Только бы не свалиться. Случись перелом — кости не срастутся. Двадцать один, двадцать два, двадцать три… Времени мало, Патрик уже ждет».
На середине пути она остановилась, тяжело дыша, прижимаясь к стальной вертикали. Потом кое-как закончила подъем, и двинулась дальше по горизонтальному проходу— мимо раскуроченных кают, разбитых мониторов и пустых шкафов, в которых когда-то хранились скафандры. Добравшись до выхода на грунт, Нечаева сдвинула брезентовый полог и очутилась под открытым небом, в зоне видимости охранника в скалах.
— Опоссум!
— Сириус. Привет, Джо. Как ты? — спросила она по-английски.
— Дела идут отлично, капитан, сэр. То есть, извините, капитан, мэм.
Нечаева кивнула. Джо был местным уроженцем, пареньком из депрессивного поселка, он попросился на «Алконост» год назад. Молодость, веселый нрав и крепкий организм замедляли развитие феро.
— Новости от родителей есть? Твою сестру вернули?
— Нет, мэм. Если кого-то продали в Карсон-Сити, это уже навсегда. Отец хочет поймать вора и пырнуть его в живот. Мама говорит — ничего не делай, все равно Саманта найдет себе мужа.
— А ты что про все это думаешь?
— Я бы поубивал ублюдков-работорговцев, но не могу уйти с «Алконоста». Товарищ Ленц говорит — революционная дисциплина важнее бытовых склок.
Нечаева только вздохнула, она не знала, как утешить парня.
— Я возьму твой байк, хорошо?
— Конечно, мэм, только будьте осторожны, на пустошах видели бандитский караван.
— Думаешь, это те, который воруют людей?
Джо подтвердил догадку кивком, а Нечаева запустила двигатель мотоцикла. Его размеренный звук вызывал в памяти Женю с ее реактивной доской. «Опираясь крылом о ветер». У Нечаевой зачесалось веко и она сморгнула. Влага в углу глаза смешалась с пылью. Рассвет уже занял половину горизонта, окрасив его в синеватые и оранжевые тона.
Спутниковая навигация на Теро давно не работала, но остатки дороги и приметы на местности помогали отыскать место встречи — одинокий выветрившийся камень, за которым Нечаеву поджидал Патрик Манцевич.
— Доброе утро, Хелена, хорошо выглядишь — улыбнулся он, вылезая из машины.
— Не ври. И утро не доброе, и выгляжу я отвратительно.
— Ну-ну, не надо пессимизма. Привет тебе от Элфорда, кстати. Мой босс интересуется, не нужна ли еще сыворотка.
— Нужна, чертовски нужна, присылайте.
— Ладно, пришлю через нашего агента в Карсон-Сити, хотя… ай-ай-ай. Акция в Оклатеро и побег землянина — это уже лишнее. Вы положили и своих людей, и наших. К чему лишняя кровь?
— Патрик!
— Что?
— Не валяй дурака. Ты отлично понимаешь — мои людям нужна определенная видимость борьбы. Иначе они догадаются обо всем и прострелят мне башку.
— Ну, предателей никто не любит… — задумчиво согласился Манцевич.
— Не ври! Я никого не предала. Я заключила с вами договор. Мы играем роль вашего врага, позволяем сваливать на нас проблемы Оклатеро. Элфорд дает сыворотку, а его супервиро не приближаются к «Алконосту».
— Не очень-то выгодный для хозяина договор, между прочим. На роль врага много кто сгодится, например, наркотрафкантес.
— Угрожаешь?
— Предупреждаю. Начнете баловаться слишком частыми акциями — сюда явятся телекинетики и разнесут вашу базу в хлам. После этого «сопротивление» казнят и начнут с тебя, Хелена.
— Я смерти не боюсь.
— Своей — не боишься. А чужой?
— Попробуйте явиться — и я прикажу поднять в воздух «Алконост».
— Эту тяжеленную развалюху?
— Десять лет не прошли зря. Мы кое-что починили. Первую космическую не разовьем, но до Оклатеро в атмосфере дотянем. Пушки тоже исправны.
Манцевич нахмурился, размышляя, потом слегка сдал назад и убавил гонор.
— Для чего нам конфликт? Человечество вымирает, а ты, Хелена, из идейных соображений раздуваешь старую вражду.
— У меня есть веские причины.
— Да вот брось, не надо. Ты же знаешь правду. Твою дочь не пытали и не казнили. Она в коме по собственной вине. Босс десять лет поддерживает её жизнь. Сейчас появилась возможность использовать доппельгангера как донора и вылечиться. Больше оптимизма. Ты еще встретишься с Джинни.
— На «Алконосте» не встречусь. Здесь верят в легенду о ее подвиге и смерти.
— Верят в одну легенду, поверят и в другую. Героическая Джинни выжила в застенках… Ну, в общем, подробности ты сама сочинишь.
— Бог проклянет нас обоих за эту кучу вранья.
— Ложь во спасение, Хелена… во спасение.
Манцевич вздохнул и посмотрел в утреннее небо. «Днем будет жарко», — пробормотал он.
— Я вот иногда думаю — зачем людям такое спасение? — Заговорила Нечаева. — Какая у него цель? Мы только отодвигаем неизбежный конец.
— Цель — дотянуть до создания полноценного лекарства, которое излечит феро полностью. Мистер Элфорд дал слово — это средство получат все. После этого мы договоримся о новом устройстве мира.
Нечаева вдруг захохотала. Единственная слеза стекла на скулу и смешалась с бурой пылью пустошей.
— Новый мир из пятисот тысяч человек? Ты бредишь, Патрик. Человечество никогда не восстановится. Твой босс никогда не синтезирует лекарство. Мы как животные в колесе — бегаем на месте, чтобы скоротать жизнь.
— У тебя родилась альтернатива? Хочешь завалить Элфорда? Сама встанешь у руля?
— Не хочу. Рулить больше нечем. Мой мир умер десять лет назад. Сейчас лучше один волк в Оклатеро, чем целая стая вонючих хорьков.
— Волк — не волк… Ты, Хелена, тоже не овечка. Сейчас трое ваших людей у нас в тюрьме. Те, которые попались на реквизиции в Карсон-Сити. И вот скажи мне прямо сейчас, как честный партнер — что с ними делать? По правилам нужно вешать, но твой подельник Ленц такое не простит. Рано или поздно он догадается о твоей дружбе с нами, и тогда тебе конец, дорогая. Может быть даже, ужасный конец.
— Чего ты хочешь?
— Мы позволим твоим боевикам сбежать, если ты сдашь нам Ленца.
— Ленца не получите. Без него организации конец. Без нас вам нечем оправдать собственный произвол. Сопротивление и Оклатеро — две стороны одной монеты.
— Ты сильно изменилась, Хелена, сделалась циничной. Та глупая акция на Россе тебя надломила.
— Она показала, что выхода у нас нет.
— Ну так не ищи его. — Патрик вздохнул. — Что за тяга к мировым проблемам. Давай, займемся малыми делами и согласуем детали. Сыворотку ты получишь. Двоим вашим боевикам мы дадим сбежать и якобы случайно ее прихватить. Третьего показательно повесим. Сама выберешь, кому умирать?
— Нет!
— Ладно, босс выберет — повесит самого наглого и крикливого. Взамен ты придержишь Ленца хотя бы на пару месяцев. Мы изобразим успешную борьбу с мятежниками, то есть, с вами. Когда внутренние проблемы города ослабеют, используем земного посла для лечения твоей дочери.
— А потом вы ее убьете?
— Надеюсь, не потребуется.
— Кстати, что за проблемы, которые «ослабеют»?
Маневич замялся — видимо, не очень хотел откровенничать.
— В Оклатеро стало неспокойно, — буркнул он наконец. — На этот раз у Элфорда сильные конкуренты, и если они возьмут власть… Сама понимаешь, что станет с Джинни. Уильям далеко не святой, но хотя бы имеет мозги. Его оппонент — отмороженный псих.
— Черт…
— Ну-ну… побольше оптимизма. Мой босс справится. А ты, дорогая Хелена, побереги-ка лучше себя — чертовски плохо выглядишь.
Манцевич снова залез в авто и запустил двигатель — это удалось не с первого раза. Старый пикап взревел, испустил облако выхлопных гахов, а потом запылил на север.
«Наш мир мертв, — думала Нечаева, глядя вслед отъезжающей машине, — Элфорд не сумеет вылечить Женю. Пора смириться и отпустить ее душу, только вот, если дочери не станет, мое предательство ничем не оправдать. Коготок увяз — всей птичке пропасть. Не следовало сдаваться врагу тогда, на Россе».
… Роковой день плена на чужой планете навсегда врезался в память Нечаевой и многократно возвращался в кошмарах, темными ночами на разбитом «Алконосте». Он был так страшен, что встал вровень с трагедией эпидемии на Теро и катастрофой самого корабля.
… Длинные сутки казались бесконечными тянулись уже пятьдесят земных часов. Остатки разгромленной группы повстанцев пытались оторваться от погони. Удары пси-излучателей превратили горный пейзаж Росса в вязкий кошмар и заставили беглецов искать спасения на безжизненной равнине. Артур Яровой умер первым — истек кровью из-за раны в горло. Свиридов, который нес раненого пилота, погиб через час — здоровый и сильный, он весил немало и провалился в зыбучий песок, в самое скопище голодных червей. Нечаеву в конце концов настигли супревиро и, отстреливаясь, она потратила последние патроны.
Арестованную забрали в подземный букер там же, на Россе, и следующие двадцать часов превратились для нее в кромешный ад. Вопросов Нечаевой не задавали, не оставляя даже трусливого выхода — говорить правду. На исходе искусственной ночи искалеченную, раздетую догола, с переломанными ребрами пленницу посетил Элфорд, который ради этого прошел через Трубу.
«Простите, мадам, излишнее рвение моих починенных». В ответ она попыталась плюнуть ему в лицо, но промахнулась. «Понимаю ваши эмоции, мадам — ярость, месть, чувство утраты». «Что ты знаешь об утратах, сволочь». «Поверьте, знаю, у меня тоже была дочь… или почти дочь». «Результат твоих опытов и рожденное мною дитя — большая разница». «Не будем спорить о терминах. У меня хорошая новость — ваша дочь жива». «Вранье». «Истинная правда. У меня есть видеозаписи ее экшн-камеры, там момент падения с реактивной доски. Джинни сейчас лечится». «Не поверю, пока не увижусь с ней сама». «Вы встретитесь, когда ее мозг восстановится. Поверьте, я делаю для этого все возможное».
Элфорд сделал нечто немыслимое, присел рядом с пленницей на окровавленный и заплеванный пол, вытащил белоснежный платок и принялся осторожно вытирать ее избитое лицо.
«Мы с вами одинаково сильно любим Джинни. Вы — как мать. Я — как верный друг и даже еще сильнее. Зачем враждовать? Мы могли бы сотрудничать». «Я никогда не предам своих». «Да кто же просит предавать? Все, что мне нужно — общее выживание». «Ложь. Вы — создатель феро». «Нет, нет… в этом отношении мои руки чисты». «Не верю». «Я докажу, что прав. Вас отпустят, даже снабдят небольшим количеством сыворотки для вас и ваших друзей». «И что взамен?» «Перестаньте стрелять в моих супервиро». «Это невозможно, Сопротивление не прекратит борьбу». «Тогда предупреждайте нас о нападениях». «Но это и есть предательство». «Нет, мадам. Это первый шаг к миру между нами…»
Элфорд еще долго говорил — он был терпелив. Смертельно измученная Нечаева молчала, но немедленного согласия он и не просил. Правитель ушел, а ее подняли, протащили через Трубу на Теро, использовав шланг, вымыли во дворе домика охраны, а потом кое-как одели. Солдат-супервиро ухмыльнулся и швырнул флэш-карту Нечаевой на колени. «Тут видео с твоей дочерью в больнице», — неприязненно, но все же воздерживаясь от ругательств, сказал он. — посмотри на досуге… мадам мятежница'.
Она и вправду посмотрела это видео — бледное, но узнаваемое личико Жени, ее похудевшие руки, белоснежная кровать, капельница у изголовья.
Элфорд не лгал — пленницу выпустили через сутки, создав безупречную легенду побега. С Патриком Манцевичем она встретилась через месяц, вроде бы невзначай, во время короткой вылазки в Карсон-Сити.
Переодетый торговцем секретарь Элфорда ловко изображал частное лицо Заметив Нечаеву в толпе, он ненавязчиво подошел, перебросился парой слов, изобразил интерес и пригласил ее выпить местного пива. «Сыворотка при мне, — шепнул он, убедившись, что поблизости нет людей с „Алконоста“. — Вот, берите и спрячьте. Платы не нужно, считайте это подарком».
Нечаева понимала, что от подарка лучше отказаться, но Ленц как раз нуждался в новой дозе, и это толкнуло ее на тайный компромисс. За первым компромиссом последовали другие, и каждая новая уступка становилась еще рискованней. К конце концов череда событий превратилось в липкую паутину, в которой Елена Ивановна запуталась словно муха. «Но это не измена делу, — уверяла она сама себя, мучаясь отрицанием. — То, что я делаю — военная хитрость. Она нужна, чтобы переиграть врага. Я не предатель, нет. Даже любовью к Женечке нельзя оправдать предательство».
Роберт Павлович сам вел джип. Анисимов устроился на переднем сиденье, Мартынов и Эрнесто — на заднем. Все четверо вооружились пистолетами и взяли с обой обручи ментальной защиты.
«Нечаева права, — сказал Ленц еще накануне. — Взять дворец штурмом не получится, даже если собрать все силы. Там охранная система, камеры, супервиро-псионики, вооруженные аристократы. Так что вместо атаки устроим проникновение. Оружие — только короткоствол. Носим пушки скрытно. У меня есть карта, берите копии и не теряйте. Заходим из города, проникаем в указанное место, забираем заложницу и по-возможности без пальбы уходим. Если что-то сорвется, придется отступать с боем. На 'Алконост’тогда не возвращаемся, едем к Трубе. Дима, ты готов справиться с роботами?»
Доппельгангер Анисимова коротко кивнул. Он вообще держался скромно и в основном молчал. Джип в открытую ехал по дороге. Мартынов, переодетый в линялые штаны и клетчатую рубаху, прикрыл глаза темными очками. Это, а еще пыль, оседавшая на лицо, теоретически делала его неузнаваемым. Оклатеро уже возник на горизонте — он торчал над равниной словно уродливый нарост.
— Готовимся, парни. Каждый знает свою роль. Главное — чтобы морды оставались спокойными. Эй, доппель Мартинеса, ты все понял?
— Да, — ответил Мартынов и поправил очки.
У подножия городской стены уже собрались одинокие машины и большая пешая толпа. Все это сборище вяло переругивалось, пытаясь соблюдать некую очередь на вход. Кто-то курил, кто-то поедал принесенную с собой снедь. Один парень даже дремал на земле, прикрыв лицо шляпой. Супервиро в ментальной защите и бронежилетах стояли у ворот города с винтовками наперевес. Тонированные щитки шлемов закрывали их лица.
— Держите языки за зубами, говорить буду я, и, если что, товарищ Эрнесто. — предупредил Ленц. — Без нервов, парни, все под контролем.
Супервиро Эрнесто и вправду нервничал. Его внешность отличалась от облика остальных людей — более резкие очертания лба, слишком яркие глаза. Очередь ползла медленно, кто-то пытался пререкаться с охраной, кому-то отказали и наградили пинком, пару людей задержали и оттащили в сторону.
До Мартынова с товарищами очередь дошла только через час.
— Документы! — рявкнул сержант, принял потрепанные бумаги от Ленца и уставился на них сквозь щиток шлема.
Подделка была отличной, но сердце Мартынова ёкнуло.
— Цель посещения города?
— Торговля, — беззаботно отозвался Ленц.
— Что продаете?
— Мех животных.
— Каких животных?
— Лисиц и койотов.
— Покажите.
Увидев пахучие шкуры, сержант хмыкнул, возможно, он и скривился, но шлем надежно скрывал лицо.
— Такое дерьмо едва ли купят. Вам нечего делать в городе.
— Дайте нашему товару шанс, — попросил Ленц, напустив на себя все возможное при его взрывном характере смирение. — Продаем по дешевке, в основном слугам или на переработку.
— Шанс… да уж, маленький шанс. Почему с вами супервиро?
— Я гостил у родителей, — тут же отозвался Эрнесто.
— Почему не в форме?
— В документах все написано. У меня отпуск после ранения.
— Ого! Где же тебя, брат, зацепило?
— Отражали атаку мятежников на Карсон-Сити.
— Надеюсь, проучили эту сволочь.
— Завалили всех. Паре-тройке я лично выжег мозги.
— Ого! Да ты сильный псионик. Такие парни нужны Оклатеро, пора бы вернуться на службу.
— Вернусь и очень скоро, — пообещал Эрнесто, бледный от нервного напряжения.
— Жаль, времени мало, а то могли бы выпить вместе. Посидели бы, заглянули руг другу в мозги как братья.
— Не могу, у меня подписка о неразглашении.
— Ладно. Эти трое с тобой — кто они?
— Кузен и двое его приятелей.
— Оружие имеется?
— В поселках все с пушками, если без пушки — все равно что голый… Но у нас только короткоствол. С моей телекинетикой его хватает.
Сержант полностью успокоился, он, очевидно, хотел немного поболтать, но терайа в очереди ворчали, и страж жестом велел проезжать. Рубашка на спине Мартынова сделалась мокрой. Зрачки Эрнесто сузились от попыток прикрыть свои мысли, Анисимов молчал, сутулился, и только Ленц держался как ни в чем ни бывало. Яркий свет полудня и зной лета сменились прохладой, едва машина въехала в ворота.
— Вылезаем, — приказал Ленц, остановив машину в дальнем конце подземной парковки. — Дальше группа идет пешком. Эй, доппель, камеры здесь есть?
— Судя по показаниям браслета — чисто.
— Замечательно, работаем по плану.
Роберт Павлович ухмыльнулся, вытащил из багажника мешок, развязал его и выкинул лисьи шкуры. Под ними, на самом дне оказались четыре больших пакета.
— Вот, парни, разбирайте костюмы по размеру. Пора нам заделаться аристократами.