В 1918 году этот особняк заняла семеновская контрразведка, превратив его в один из самых страшных застенков. — Здесь и далее примечания автора.
Недаром во время Гражданской войны китайцам отводилась роль чуть ли не главных союзников евреев в деле разрушения российской государственности, что плохо соотносилось с их реальной численностью в Красной армии.
Впоследствии значение слова «панмонголизм» сузилось. Так стали называть политическое течение, ставящее целью объединить в одном государстве всех монголов и бурят, разделенных между собственно Монголией, Китаем и Россией. То, что имел в виду Соловьев, обозначалось термином «паназиатизм».
О нем известно только то, что до революции он входил в штат русского дипломатического агентства в Урге.
Понятие «белой опасности» (хакабату) было важнейшим элементом идеологии японского паназиатизма.
Этот список из 197 названий приведен в книге польского историка и журналиста Витольда Михаловского «Testament barona Ungema». Warszawa, 2000.
Альбер Камю заметил, что религия Гитлера «совмещала в себе обоготворенную судьбу с божествами Валгаллы». Про Унгерна можно сказать то же самое, заменив последних фигурами буддийского пантеона.
Кто он такой, мне установить не удалось.
Среди Унгерн-Штернбрргов, давших России, Швеции и Германии немало военачальников, администраторов, дипломатов, ученых и людей искусства, были такие, о ком Унгерн предпочел бы не вспоминать. Один из его родственников опустился до содержания пивоваренного завода и выпускал популярное в начале XX века пиво «Замок Феллин»; другой, будучи послом в Португалии, первым из русского дипломатического корпуса за границей признал советскую власть; третий, известный режиссер, в 1919 году ставил спектакли в Еврейской театральной студии в Петрограде.
Про барона-пирата де Кюстину рассказал граф Козловский. Он же, как считается, сообщил эту историю Байрону, с которым был знаком.
Именно в этом качестве он многократно упоминается Достоевским в черновиках к «Преступлению и наказанию» и «Подростку». В последнем намечалась сцена, где герой «разговаривает про Унгерн-Штернберга и рубит вдруг образа». Для героев Достоевского этот человек — «затаенное существо», обладающее скрытым от мира могуществом: «Жребий Унгерн-Штернберга лучше Наполеонова».
Результаты его разысканий публиковались в немецкой прессе Таллина. Вырезки с этими публикациями сохранились среди бумаг Арвида Унгерн-Штернберга, двоюродного брата Романа Федоровича.
Возможно, обвинение просто не было доказано. Николай Лесков, живший на Даго в 80-х годах XIX века, в очерке «Темнеющий берег» пишет: «Береговое пиратство, которым славились в старину Эзель и Даго, несмотря на нынешние преследования его законом, все-таки еще не совсем исчезло, и малограмотный шкипер порой может принять за маяк разведенный на берегу «фальшфейер». Пират Фильзанда или Дагерорта начнет ловить на огонь морских угрей и, как пить дать, «посадит его на гряду», а потом придет его спасать… и грабить (что почти одно и то же)».
Высказывались предположения, что барон, состоявший в ложе «Астрея», пал жертвой внутримасонских интриг, поэтому процесс нал ним и был окружен завесой тайны.
Эта дата фигурирует в переписке его двоюродных братьев Эрнста и Арвида Унгерн-Штернбергов, так что вряд ли в ней можно усомниться.
Франко-немецкий (гугенотский) род баронов фон Вимпфенов дал Франции двух знаменитых генералов — один возглавил армию, созданную жирондистами для борьбы с якобинской диктатурой в 1793 году, другой сражался с русскими в Крыму и с пруссаками под Седаном.
Ныне — Таллин, Эстония.
Сообщено В. Е. Чуровым.
С началом Первой мировой войны дуэли в армии запретили, но когда в декабре 1917 года прапорщик Крыленко стал большевистским главковерхом, несколько офицеров через газеты послали ему вызов на дуэль, соглашаясь драться в любом месте и на любых условиях. Ответа, естественно, не последовало.
Это письмо можно счесть лишним доказательством того, что в судьбе цельных натур не бывает случайностей. Через пять лет одна из таких шансонеток, «цыганка» Маша, в качестве любовницы атамана Семенова будет серьезно влиять на политику атаманской Читы, а Будберг, заняв должность военного министра у Колчака, станет убежденным врагом семеновского режима.
Халха (монг. щит), или Внешняя Монголия — Монголия в современный границах, в отличие от Внутренней Монголии, простирающейся к северу от Великой Китайской стены. Последняя до сих пор остается в составе КНР.
Хошун — административно-территориальная единица в Монголии.
Русские вели себя не лучше. Профессора Томского университета Боголепов и Соболев, в 1912 году изучавшие в Урге перспективы русско-монгольской торговли, писали, что купцы-сибиряки «дешевые зеркала всучивали монголам за десятки рублей, шомполы продавали по такой цене, будто они сделаны из серебра, а за пачку иголок брали годовалого бычка». Они же приводят фаталистическую монгольскую поговорку: «У купца искать правду, что у змеи — ноги».
Богдо — великий, священный. Гэгэн — владыка. Джебцзун-дам-ба-хутухта (монг. высочайший святой) — титул, который носили лица, занимавшие пост главы ламаистской церкви Монголии.
В то время в Монголии активно действовала германская агентура, а поскольку Унгерн был немцем, необычными обстоятельствами его увольнения в запас пристально интересовалась русская военная разведка (подробнее см.: Чуров В. Е. Тайна четырех генералов. М., 2005. С. 364).
Через семь лет, во время похода в Монголию, Борис Резухин станет его правой рукой, командиром одной из двух бригад Азиатской дивизии. Что касается одолженного мундира, возврату он не подлежал. Привычка Унгерна одалживать без отдачи была хорошо известна, но кредиторы не возражали, зная, что в обмен всегда могут занять у него денег — тоже без возврата. Это выглядело как проявление бескорыстной дружбы, что для Унгерна было предпочтительнее.
К тому времени Джа-лама начал обнаруживать не только антики-тайские, но и антирусские настроения. В начале 1914 года он был схвачен казаками прямо у себя в ставке и увезен в Сибирь. Некоторое время его продержали в томской тюрьме, где его навещал знаменитый путешественник, этнограф и собиратель монгольского фольклора Григорий Потанин. Цель визита кажется странной. Как рассказывал сам Потанин, он пытался разузнать у Джа-ламы подробности очень почему-то интересовавших его монгольских легенд о «людях с большими ушами».
Интерес к Монголии и Тибету мог пробудить в нем и Густав Маннергейм, будущий маршал и президент Финляндии, в 1906–1907 годах посетивший Амдо и Тибет в качестве русского разведчика. По мнению В. Е. Чурова, они были знакомы с юности, поскольку Маннергейм состоял в дружеских отношениях с семьей отчима Унгерна, Оскара Хойнинген-Хюне.
Эрнст Унгерн-Штернберг должен был вспомнить этот разговор, узнав, что в 1919 году его кузен женился на маньчжурской принцессе.
На рассказ Кряжева, записанный в 1921 году, повлияли широко известные в Монголии истории о борьбе Унгерна с пьянством, но сам он отказался от алкоголя лишь в годы Гражданской войны — не то еще в Забайкалье, не то непосредственно перед походом на Ургу.
В издании 1993 года далее говорилось: «Этот тип личности характерен не столько для тиранов патриархального толка, пусть даже самых кровавых, сколько для творцов тотальных утопий». Такого рода обобщения типичны для того времени, когда слово «утопия» казалось универсальным ключом ко всей истории XX века.
Сообщено проживающей в США Верой Хатчер, правнучкой барона П. А. Витте, который в 1921 году занимал должность советника при правительстве Богдо-гэгэна.
В краткой биографической справке, предваряющей «Результаты опроса» пленного барона, сообщается, что за избиение комендантского адъютанта он был приговорен «к трем годам крепости», но вышел на свободу осенью 1917 года, то есть после прихода к власти большевиков. В 2000-х годах Е. А. Белов задался вопросом: какова цель этой фальсификации? «Видимо, — пишет он, — хотели придать образу Унгерна негативный оттенок: мол, он пьяница и драчун, Октябрьская революция вызволила его из крепости, а он, неблагодарный, борется с советской властью».
После того как в 1915 году курды, вместе с турками ненадолго занявшие Урмию, насиловали четырехлетних ассирийских девочек, которые тут же умирали, а женщин обливали керосином и сжигали живьем. Вообще здесь даже в регулярных армиях очень быстро перестали действовать табу, в той или иной степени сохранявшиеся на европейских фронтах. Курдские разбойники отрезали головы русским солдатам, но и русские сажали пленных курдов на кол или вешали на деревьях вниз головой.
Англичане обещали три тысячи фунтов тому, кто доставит Васмуса живым или мертвым, а через два года за его голову сулили уже в пять раз больше. Его морская разведка, состоявшая из рыбачьих суденышек в Персидском заливе и связанная с германским подводным флотом, нанесла колоссальный урон идущим из Индии британским транспортам. Лишь к осени 1918 года, когда из Европы стали доходить слухи о том, что Германия близка к поражению, акции Васмуса у местных племен начали падать. После заключения Версальского мира Ахрам предусмотрительно посоветовал зятю бежать; тот внял совету и скрылся. Это последнее, что о нем известно.
В апреле 1917 года был издан приказ о выделении из частей солдат-инородцев для создания национальных формирований. Тем самым для многих открылась возможность легально покинуть опостылевшие окопы и отправиться в тыл. «После такого приказа мы рисковали не найти ни одного русского человека во всей нашей армии», — резонно замечает Семенов.
Этот буддийский символ вечного круговорота жизни был эмблемой Монголо-Бурятского конного полка имени Доржи Банзарова, чьим шефом считался Семенов.
В январе 1920 года Колчак официально назначил Семенова своим преемником.
Представление об этих суммах дает цифра, фигурировавшая на заседаниях японского парламента: только с декабря 1918-го по февраль 1920 года на Семенова было истрачено 21 миллион 110 тысяч иен. Цифра становится еще более фантастической, если учесть, что одна иена приравнивалась к 60–70 рублям.
Японский экспансионизм связан не столько с синтоизмом, сколько именно с буддизмом — религией, общей для всех народов Восточной Азии. Она призвана была стать основой их объединения под эгидой Токио.
Любопытно, что названия двух географических пунктов, связанных с именем Унгерна, фонетически созвучны его фамилии — Урга и Даурия.
Тезка атаманской «метрессы» стала любимой лошадью Унгерна и служила ему вплоть до того момента, как он попал в плен к красным.
Унгерн получил его от Семенова, задержавшего в Чите часть отправленного Колчаком на восток золотого запаса России.
В октябре 1920 года белые, отступая из Даурии, взорвали находившиеся в церкви снаряды. Разнесенное по Аргуни эхо взрыва слышно было за 200 верст.
На экзекуторских должностях и у белых, и у красных нередко оказывались китайцы, знавшие толк в палаческом ремесле. Согласно одной из легенд о гибели Колчака, его расстреляли не только вместе с премьером Виктором Пепеляевым, но и с китайцем-палачом из иркутской тюрьмы. Колчак будто бы просил не унижать его смертью рядом с таким человеком, но ему отказали.
Это китайская пытка, нечто похожее описано у Д. Оруэлла в романе «1984». Есть не поддающийся проверке рассказ о том, что Тухачевского в Лубянской тюрьме привязывали к сиденью унитаза, в который потом по водопроводной трубе запускали крыс.
В сборнике «Красная Голгофа» (Благовещенск, 1920) сообщается, будто в Маккавеевской тюрьме, на стене камеры, где он содержался, осталась сделанная им надпись: «Скорей бы окончились страдания! И предо мною откроется новый лучезарный мир».
Репейников говорил и о другой, типичной для русского национального духа форме психического расстройства — «помешательстве на желании искупить преступления, совершенные другими людьми». В эти годы колоссально выросло число душевнобольных, психиатрические лечебницы переполнены. В провинции красные нередко закрывали их, а пациентов отдавали родственникам или попросту выгоняли на улицу.
Итальянец А. Веспа, агент русской разведки в Китае, позднее работавший на Чжан Цзолина, писал, что Кислицын был «пустоголовым тщеславным паразитом», чья грудь «увешана четырнадцатью сверкающими бляхами». Эти знаки отличия он получал из Парижа, от великого князя Кирилла Владимировича; тот «присылал своим приверженцам в Маньчжурии всевозможные медали и ордена, посвящал их в фантастические рыцарские ордены, назначал командорами несуществующих легионов» и т. п. «Девизом Кислицына, — замечает Веспа, — был девиз короля Георга I: пунш и толстые женщины. Разница лишь в том, что Кислицын пил водку».
Может быть, Унгерн запустил в себе тот психологический механизм, о котором говорит Ханна Арендт применительно к офицерам СС с университетским образованием, командирам айнзацгрупп по уничтожению евреев. Они испытывали «обычную жалость нормального человека при виде физических страданий», но сумели «развернуть подобные реакции на 180 градусов и обратить их на самих себя». Тогда «вместо того, чтобы сказать: «Какие ужасные вещи я совершаю с людьми!», убийца мог воскликнуть: «Какие ужасные вещи вынужден я наблюдать (приказывать. — Л. Ю.), исполняя долг, как тяжела задача, легшая на мои плечи!»
Возможно, это полковник Александрович (Олександрович). В 1930-х годах он жил в Ницце, от него философ-традиционалист Рене Генон получил свои сведения об Унгерне.
Приведу комментарий нижегородской журналистки Светланы Суворовой (из письма ко мне): «Нет ничего странного в том, что барон ездил наблюдать именно за филином. Крылатая кошка, так его еще называют — птица потрясающая. Это зверь с крыльями, который умеет разговаривать с людьми. Я не шучу и не нагоняю мистики, просто сама «дружу» с сычом, который обитает недалеко от моей дачи. Иду к нему в гости, и мы забавно перекликаемся: «Ху! Ху-ху-ху-ху-у-у!» Если он молчит, начинаю звать его этой незатейливой фразой (только произносить ее надо резко и высоким голосом). Тогда в сумерках, абсолютно бесшумно и призрачно, скользит большая тень. Сыч садится на дерево и отзывается».
Первое столкновение между ними произошло в начале 1918 года, когда Семенов отказался подчиниться Колчаку и даже координировать с ним свои действия. Тогда же, на станции Маньчжурия, состоялась их единственная личная встреча.
Болезнь имелась в виду нервная. Сказано было именно в то время (ГА РФ. Ф. 178. Оп. 1. Д. 2. Л. 44), в мемуарах Семенова этой характеристики нет.
В Омске известно было другое прозвище адмирала — Бука.
Христианский аналог — плат Вероники. Вся история рассказана Волосовичем в одной из его корреспонденций из Урги.
В этой похожей на папаху мохнатой шапке Семенов запечатлен на самой известной своей фотографии. Скопированная рисовальщиком, она украшала коробку выпускавшихся в Чите папирос «Атаманские».
Все это в 1994 году, в личной беседе, сообщил мне уроженец Трехречья, старый харбинец Анатолий Михайлович Кайгородов, в прошлом — главный библиограф Библиотеки иностранной литературы в Москве. В 1930-х годах он учился в Харбинском политехническом институте, где тогда преподавал Баранов, и от него услышал историю знакомства Унгерна с его будущей женой. По словам Баранова, как мне их передал Кайгородов. «это была прелестная девушка, все дальнейшее стало для нее трагедией».
Не случайно один из полков Азиатской дивизии носил имя Анненкова и имел черный полковой значок с анненковским девизом.
Более возвышенное объяснение его женофобии дает А. Дугин в очерке «Бог войны»: «В 1912 году Унгерн посетил Европу: Австрию, Германию, Францию. По сведениям, сообщенным Краутхофом в его книге об Унгерне «Ich Befehle» — «Я приказываю», в Париже он встретил и полюбил даму своего сердца, Даниэллу. Это было в преддверии Первой мировой войны. Верный долгу, по призыву царя барон вынужден был вернуться в Россию, чтобы занять свое место в рядах императорской армии. На родину Унгерн отправился вместе со своей возлюбленной, Даниэллой. В Германии ему угрожал арест как офицеру вражеской армии, поэтому барон предпринял чрезвычайно рискованное путешествие на баркасе через Балтийское морс. В бурю маленькое судно потерпело крушение, и девушка погибла. Самому ему удалось спастись лишь чудом. С тех пор барон никогда уже не был таким, как прежде. Отныне он не обращал никакого внимания на женщин». Одна деталь ставит под сомнение достоверность этой романтической истории. В армию Унгерн вернулся по мобилизации, а именно 19 июля (2 августа) 1914 года, на второй день войны. К этому времени он уже находился в России. Если перед тем Унгерн и путешествовал по Европе и прекрасная парижанка впрямь существовала, ему не было никакой необходимости везти ее из Франции «на баркасе». Они еще свободно могли плыть до Ревеля пароходом или ехать через Германию по железной дороге. Книга Краутхофа — не образец исторической точности. Неудивительно, что никто из мемуаристов и родственников барона ни словом не обмолвился о несчастной утопленнице.
В конце концов Сибирское правительство утвердило поправки к злополучной 207-й статье, но сделало это лишь незадолго до падения Омска.
Но образ прекрасной незнакомки в разных ипостасях витал над отступающими, измученными и завшивевшими, потерявшими веру в победу армиями Колчака. Во многих сибирских газетах имелся специальный раздел «Почтовый ящик фронта». В нем публиковались адреса полевой почты тех, кто желает обзавестись крестной матерью по переписке. При этом, естественно, каждый надеялся, что напишет ему такая женщина, которой по возрасту он не будет годиться в сыновья. Адресов печаталось много, спрос на заочных крестных матерей велик. В это же время в кинематографах Забайкалья и Дальнего Востока с огромным успехом шел фильм «Гамлет» с Астой Нильсен в главной роли. По сценарию Гамлет — девушка, чем объясняется и нерешительность принца, и популярность фильма. В финале Горацио расстегивает рубашку на груди раненого Гамлета и понимает все.
Закрадывается мысль, что это не кто иной, как Альфред Хейдок, харбинский литератор латышского происхождения, известный своим интересом и к буддизму, и к Унгерну.
Ныне — Улан-Удэ.
Миссия носила секретный характер, о ней известно из отправленного в Омск донесения русского консула в Хайларе (ГА РФ. Ф. 200. Oп. 1. Д. 421. Л. 44–44 об.).
Китаец по отцу и монгол по матери, он был «плебейского» происхождения и выдвинулся исключительно благодаря собственным талантам. Позднее занимал тот же пост в правительстве Сухэ-Батора. Написал первые на монгольском языке сочинения о международном праве и парламентской демократии. Как заметил большевик Б. З. Шумяцкий, применительно к Монголии это звучит юмористически, но все же указывает на значительное развитие автора».
Последнее маловероятно, и его внучка, Светлана Андреевна Шерстенникова из Екатеринбурга, сообщила мне, что, по словам жившего в Австралии участника этих событий И. Е. Писарева, Левицкий в ту ночь был убит харачинами. Однако его жена, Лидия Ивановна, всю жизнь верила, что муж остался жив, хотя в дальнейшем от него не поступало никаких вестей
Ныне — Новосибирск.
Формально она не состоялась по той причине, что была запрещена Яну Сыровы начальством в лице Жанена.
Шайдицкий прибыл в Даурию в феврале 1920 года, когда Жанен должен был уже проехать на восток. Историк А. С. Кручинин предположил, что мемуарист ошибся, и в поезде находился кто-то из штабных чинов Чехословацкого корпуса, возможно — сам Ян Сыровы.
Подполковник Артемий Тирбах славился своим садизмом в тылу и трусостью на фронте. В эмиграции был убит ненавидевшими его трехреченскими казаками.
В 1923 году одного из офицеров Сибирской дружины, попавшего в плен в Якутии, спросили на допросе, служил ли он у Семенова. Ответ характерен: «Я атаманам не служил!» Это было то немногое, чем он мог гордиться.
Когда Шумяцкий через год предал эго письмо гласности, Семенов объявил его фальшивкой. Однако публикация была проиллюстрирована фотографией текста письма, что не имело смысла, если бы оно было сфабриковано — почерк говорил сам за себя. К тому же трудно представить мотивы подобной фальсификации.
Сам он об этом умалчивает и уверяет, будто Унгерн, относившийся к нему по-отечески, отправил его в тыл с целью избавить «от того кошмара в Монгольском походе, который он, несомненно, предчувствовал».
1 Пробольшевистская харбинская газета «Вперед» откликается на это куплетом:
В наклонности к безволию.
Предчувствуя беду,
В Монголию, в Монголию,
В Монголию пойду!
Еще до ухода на фронт Семенов женился на казачке Зинаиде, но давно с ней не жил. Являлся ли этот брак официальным, и если да, был ли оформлен развод, мне не известно. Позднее враги атамана регулярно обвиняли его в двоеженстве.
В январе 1920 года, в Нижнеудинске, когда чехи закрыли путь на восток поезду Колчака, но сам он еще сохранял свободу действий, кто-то из его окружения предложил уходить в Забайкалье через Монголию, на лошадях. Зажегшись этой идеей, адмирал собрал свой конвой, в чью преданность «верил безгранично», и спросил, кто желает идти вместе с ним. Вызвалось всего несколько человек из пятисот. Для Колчака это стало «страшным разочарованием», после которого он впал в апатию. «Зачем только было спрашивать? — восклицает генерал Филатьсв, рассказавший об этом эпизоде. — Конвой был на службе, приказал бы ему выступать, не вводя в соблазн, и пошли бы без разговоров» В аналогичной ситуации Унгерн так и поступил, потому что был человеком совсем иного типа.
Этот полет запечатлен в псевдонародной песне, сочиненной неизвестным партизанским поэтом:
Аэроплан мой, аэроплан,
Последний трон мой, последний стан.
Аэроплан мой, аэроплан,
Живым на небо взят атаман.
В этот же день по Урге прокатилась волна грабежей в русской колонии. Китайские солдаты врывались в дома под предлогом обыска с целью обнаружения оружия и забирали все, вплоть до посуды и полотенец. Грабежи продолжались, пока не вмешался американский консул Мильссн. Многие русские были обязаны ему спасением и в последующие месяцы осады.
Вера Хатчер, правнучка Витте, вспоминает рассказ своей бабушки (в письме ко мне): «Когда Волков въехал в Ургу в шляпе, она была потрясена не потому, что «ах, какой мужчина!», а потому что решила, что он пижон. Время было военное, и в шляпах тогда мужчины верхом не особенно ездили. У меня есть монгольские фотографии той поры. Мужчины там в военных фуражках или меховых шапках наподобие папах, но не таких высоких, а женщины в фетровых или войлочных шляпках с маленькими полями».
Опубликованы С. Л. Кузьминым (Легендарный барон: Неизвестные страницы Гражданской войны. М., 2004).
Стоит отметить, что оба главных апологета Унгерна, Князев и Макеев, были причастны к карательным акциям.
Унгерновская эпопея породила такое количество легенд и вызвала настолько полярные опенки, что многие ее участники и свидетели по разным мотивам сочли своим долгом написать о ней. Кроме тех. о ком рассказано в этой главе, до нас дошли обстоятельные и достоверные воспоминания бывшего офицера Азиатской дивизии Голубева (имя, отчество и биография неизвестны), енисейского казака К. И. Лаврентьева, колчаковцев Д. Д. Алешина, К. Гижицкого, С. Е. Хитуна и др. Многие из них, в том числе записки Голубева и Лаврентьева, впервые опубликованы С. Л. Кузьминым (Барон Унгерн в документах и мемуарах. М., 2004).
Шарил (от санскр. шарира) — вид мумифицирования тел монгольских правителей и представителей высшего ламаистского духовенства.
В 1930-х годах статуя была разобрана, вывезена в СССР и, по всей видимости, пошла на переплавку. Попытки разыскать ее следы, предпринятые в конце 1980-х, оказались безуспешными. В 1996 году восстановленная на средства от народных пожертвований статуя Авалокитешвары была воссоздана командой скульпторов под руководством народного художника МНР Н. Жамбы.
Будда Майдари (инд. Майтрейя) — владыка будущего, буддийский мессия.
Все эти храмы, как и Летний дворец Богдо-гэгэна, были разрушены в 1930-х годах.
При нем в разгар Гражданской войны выпускалась вполне аполитичная газета «Юный колонист», в кинематографе «Иллюзион» перед сеансами читались лекции типа «Любовь с естественно-исторической точки зрения» (прочитана 25 апреля 1919 года неким Барташевым). О событиях в России здесь знали мало, да и узнать было непросто; в книжной лавке Годченина бешеным спросом пользовались случайно попадавшие в Ургу отдельные номера сибирских газет.
В крупных городах Китая, Кореи и Юго-Восточной Азии многие публичные дома принадлежали японцам — они славились как самые умелые и жестокие сутенеры.
Кажется странным, что китайцы отдали такой приказ, способный еще больше настроить против них монголов, но для последователей Сунь Ятсена с его декларируемым атеизмом в этом нет ничего экстраординарного Рассказ Першина подтверждается донесением красной разведки «Религиозные обряды в храмах не исполняются, использование духовых инструментов (сан, хунчсрек, бурэ, бишхур) запрещено».
На этом фоне вполне пародийно звучит относящееся к Унгерну высказывание А. Дугина: «Чистота героя в темные времена вызывает такое сопротивление дегенеративной среды, что для ее обуздания и подчинения приходится использовать экстраординарные средства».
Далее он цитируется как Аноним. Этот офицер впоследствии, видимо, служил у красных, его неопубликованная и неатрибутированная рукопись сохранилась в личном архиве В. И. Юдина, в 1920-х годах — представителя НКИД РСФСР при частях РККА в Монголии и секретаря советского полпредства в Улан-Баторе.
Было объявлено, что она воплотилась в российской императрице, дабы «смягчить нравы жителей северных стран».
Известие заслуживает полного доверия, поскольку исходит не от русского, а от монгольского мемуариста, князя Анвана, при Унгсрне служившего в Министерстве иностранных дел (опубликовано С. Л. Кузьминым).
У Рериха чуть иначе: «Северной Шамбалы война». Изменение падежа меняет смысл — тем самым к Шамбале приравнивается Советская Россия.
Если титул «цин-ван» переводили обычно как «князь», «цзюнь- ван» — как «граф», то к «барону» мог быть приравнен «гун» или «туше-гун».
Позднее Тоггохо-гун поддержал Унгерна и был расстрелян после того, как Ургу заняли красные.
В Забайкалье он попал из Перми, где его мать была директрисой Мариинской женской гимназии.
В реестре наказаний, предусмотренных за пьянство, эта кара считалась относительно мягкой. Осенью, наткнувшись в лагере на двоих пьяных офицеров, Унгерн распорядился раздеть их догола, привязать к лошадям и на веревках перетащить через ледяную реку. Без одежды, нс разводя костра, они всю октябрьскую ночь просидели на противоположном берегу, а лагерные часовые каждый час устраивали им перекличку.
Об этом рассказывает Марк Казанин, секретарь посла ДВР в Китае Игнатия Юрина (Дзевалтовского). В сентябре 1920 года его миссия останавливалась в Урге по дороге из Верхнеудинска в Пекин. На приеме, который устроил Ван Интай в честь красных дипломатов, стены были украшены цитатами из стихов Фердинанда Фрейлиграта, где в том или ином контексте фигурировало прилагательное «красный», а гостям подавалось исключительно красное вино. Все это в китайском стиле символизировало революционное гостеприимство.
Так называли его русские колонисты. Полное имя мне не известно, но, судя по его первой части, он происходил из дунган, то есть был китайцем-мусульманином (сообщено С. Л. Кузьминым).
Бодисатва Маньчжушри — покровитель мудрости Изображался сжимающим в одной руке книгу, в другой — меч, дабы рассечь «мрак неведения и заблуждений». Посвященный ему монастырь на Богдо-Уле в 1930-х годах был разрушен и ныне остается в развалинах.
Сам Дараната считался 14-м перерождением одного из первых учеников Будды Шакьямуни, его двоюродного брата Ананды (Лодон-Иши), и по этому счету Богдо-гэгэн VIII был 22-м его воплощением.
«По смерти Богдо-гэгэна, — пишет А. М. Позднеев, — тело его бальзамируют. Операцию эту производят обыкновенно ламы месяца три или даже дольше. Труп они не анатомируют, а, усадив в должную позу, натирают разного рода благовониями и спиртуозными жидкостями, потом обмазывают составом из соли и других веществ. В этом состоянии труп пребывает месяца два, пока совершенно не высохнет. Тогда от него отделяют соляной состав. Части тела, свободные от одежд, и лицо покрывают позолотою; поверх позолоты на лине разрисовывают брови, усы и губы, но глаза оставляют закрытыми. В этом виде труп Богдо-гэгэна называется «шарил», его садят в серебряный субурган и с торжественным богослужением ставят в храме».
Русские колонисты в Урге рассказывали, будто уже в 17 лет, после смерти матери, оказывавшей на него большое влияние (отец умер семью годами раньше), Богдо-гэгэн стал устраивать попойки, ездил с веселой компанией по городу и посещал «доступных женщин».
Ныне — Аягоз, Казахстан.
Поселившись в Калифорнии, он описал свои приключения в мемуарах под названием «Дворянские поросята».
Урянхай — старое название Тувы (Тывы).
Тем не менее при Унгерне и он, и Парняков были убиты.
Его гибель была случайной и нелепой. Во время сражения за Ургу, когда казаки уже выпустили заключенных из тюрьмы, он попросил дать ему коня, чтобы уйти с унгерновцами в том случае, если китайцы вернутся, и по приказу Резухина тут же был застрелен «за распространение панических слухов».
По слухам, укрепления были возведены при участии колчаковского полковника Франкмана, военного инженера, сидевшего в тюрьме вместе с Хитуном; он помог китайцам в обмен на свободу и обещание отправить его в Маньчжурию. Возможно, это неправда или не совсем правда, поскольку после взятия столицы Франкман не пострадал.
Для этого, в частности, использовался автомобиль, захваченный на Калганском тракте. На нем установили пулеметы, и он всю ночь с потушенными фарами носился вокруг Урги, время от времени выпуская пару очередей и тут же исчезая, чтобы повторить маневр в другом месте.
Монгольские историки, не желая уступать честь этого подвига сомнительному буряту, предпочли оставить ее за соплеменником. Позднее именно Лувсанцэвэну приписывалась главная роль в освобождении Богдо-гэгэна, хотя в то время все знали, кто здесь был главным действующим лицом. После взятия столицы Тубанов получил от Унгерна чин хорунжего и спустя четыре месяца, при наступлении в Забайкалье, возглавил отряд, оперировавший вне основных сил дивизии. Авантюрист уголовного склада, он таким и остался, его поход на Мензу вылился в чудовищные расправы над жителями приграничных деревень.
Вообще-то Першин пишет, что это произошло 3 февраля. Современники и позднейшие исследователи расходятся в определении точной даты падения Урги. Разница в числах составляет один день, сторонники обоих мнений приводят свои аргументы, но в сумятице тех дней и ночей все смешалось, считать можно и так, и так. Я принимаю дату 4 февраля не потому, что считаю ее единственно верной, а для удобства изложения.
Чэнь И говорил, что отступление осуществлялось по трем направлениям — на север, на северо-восток и на запад.
Все винтовки были без затворов, и Унгерн обещал награду тому, кто сумеет их найти. Капитан Россианов, облазив чердаки и подвалы зданий китайского военного ведомства, справился с этой задачей, за что получил 500 рублей золотом.
По Князеву, были повешены десятки монголов, которые «в сладком упоении грабили и уничтожали богатейший ургинский базар», и двое увлеченных их примером европейцев.
Доступ в военные училища евреям открыла Февральская революция, но среди солдат их было много. Существовал «Еврейский союз Георгиевских кавалеров»; на начало 1918 года, когда он выразил протест против заключения Брестского мира, в нем числилось около двух с половиной тысяч человек.
Через четыре месяца, выступив к границам Советской России, Унгерн с дороги прислал Сипайло приказ задушить семью Мариупольских, но они к тому времени уже бежали в Маньчжурию.
О его дальнейшей судьбе ничего не известно.
После убийства Хитрово бежали из Урги в горы Хэнтея поручик Орлов, бывший преподаватель гимназии в Чите, и сотник-забайкалец Патрин. Оба известны были «крайней враждебностью к семеновцам»; в 1919 году они самовольно уехали на фронт к Колчаку. Принятое ими решение «бежать для сохранения жизни» Торновский признавал правильным, потому что «Унгерн едва ли пощадил бы их».
Уверяли, что если бы не эта расправа, Колчак остался бы жив. Предполагалось обменять заложников на него и на омских министров, задержанных в Иркутске.
Князев пишет, что указ был издан за два дня до коронации. В оригинале он помечен 25-м днем 1-й Луны, то есть был обнародован через десять дней после коронационных торжеств, но, видимо, его содержание стало известно раньше.
Слова «армия» или «дивизия» — современные и эмоционально нейтральные, Унгерн в устной речи не употреблял.
По мнению С. Л. Кузьмина, «все обстояло куда проще: красных Унгерн считал ниже себя, был уверен, что им все равно этого не понять — вот и дал самое простое объяснение».
Князев утверждает, что это 20 февраля 1921 года, монгольский маршал X. Чойбалсан называет дату 21 февраля, историки Е. А. Белов и И. И. Ломакина — соответственно 22 и 23 февраля. В одном из приказов Унгерна это событие приурочено к 22 февраля, но в отношении чисел он никогда не был точен. Данный ряд лишний раз показывает, насколько относительны датировки даже ключевых событий его монгольской эпопеи.
К лету Унгерн собирался переодеть своих бойцов в кожаные штаны и куртки из цветной замши, в большом количестве найденной на китайских складах. В той войне, которую он вел, защитный цвет никого ни от чего защитить не мог.
Настенная роспись в тронной зале Ногон-Сумэ, изображающая торжественный выезд хугухты, запечатлела его сидящим в запряженной четверней карете.
Все происходившее тогда в Монголии не было зафиксировано не только кинопленкой, но даже фотоаппаратом. Нет ни одной фотографии Унгерна этого периода, самые известные его снимки были сделаны уже в плену у красных.
Имеется в виду не дата коронации, а день его освобождения из-под ареста.
Чтобы ассимилировать соседние народы, Пекин издавна запрещал китаянкам селиться в Застенном Китае. В Монголии, как и везде, китайские поселенцы женились на монголках, но их дети считались китайцами.
О том, что этой группировкой командовал Ма, упоминает только Торновский, но он был начальником штаба у Резухина, принявшего на себя первый удар китайских войск, и находился в курсе всей связанной с ними информации.
Унгерн, чтобы придать большее значение своей победе, в письмах называл его «генералом».
Официально Китай признал независимость Внешней Монголии лишь в 1945 году, согласившись с решением Ялтинской конференции. Позже Мао Цзэдун обращался к Сталину и Хрущеву с просьбой о присоединении МНР к КНР, но получал неизменный отказ. В отличие от Пекина Тайбэй до недавнего времени считал Монголию частью Китайской республики.
Находившиеся среди них маньчжуры написали письмо Богдо-гэгэну с жалобами на притеснения со стороны «темного революционного правительства» и просьбой принять их на службу в монгольскую армию. Из них Унгерн отобрал 40 человек для своего личного конвоя, а затем присоединил к ним еще и группу корейцев. В телохранителях удобнее было иметь людей, национальной принадлежностью не связанных с основной воинской массой.
Вскоре после выхода первого издания этой книги мне позвонил человек, представившийся сыном поручика Попова. Его отец из Иркутска был отправлен в Ургу разведслужбой 5-й армии и без вести пропал в Монголии. Не исключено, что это и есть тот самый красный разведчик.
В 1934 году сменовеховец Евгений Яшнов писал, что белая раса со всеми ее техническими достижениями напоминает французского парикмахера, выигравшего по займу пять миллионов: «Он отрывается от привычного уклада, ссорится с женой, ругает детей и, не научившись как следует управлять «роллс-ройсом», давит встречных в своем бесцельном слонянии по свету».
Именно в этом смысле следует понимать слова Унгерна о том, что «спасение мира должно произойти из Китая».
Со слов моего деда Владимира Георгиевича Шеншева, преподававшего в КУТВ английский язык.
Отрывки из его «футурологической» статьи «Ныне и навеки» цитировал выходивший в Эрфурте нацистский журнал «Мировая служба» (1937. № 4/5) как доказательство глобально-преступных замыслов международного еврейства. Этот номер журнала я случайно обнаружил в РГВА, в папке с документами об Унгерне, но попал он туда, видимо, не случайно.
С. Л. Кузьмин считает, что эта «революционная» формула возникла в результате редактирования протокола красными.
«Киргизами», как принято было в то время, Унгерн называл казахов.
Не исключено, что именно от него Унгерн впервые услышал об Анри Бергсоне, которого упоминал в беседе с Оссендовским. Незадолго перед Первой мировой войной Кайзерлинг и Бергсон, тогда тоже увлеченный буддизмом, состояли в интенсивной переписке.
«Глубокий фатализм привел его к буддизму», — свидетельствует современник барона, знакомый с ним по Харбину.
Этот обед ургинцы с иронией называли «обедом четырех баронов», имея в виду Тизенгаузена, Витте, Фитингофа и самого Унгерна.
К подлинному буддизму она никакого отношения не имеет и представляет собой типично теософское сочинение, спекулятивное и дилетантское
Последняя фраза, видимо, неточно записана в протоколе допроса. По смыслу она должна звучать так: «Нет, воевать могут только религии с религиями».
Ныне эта кожа («тулум») хранится в Национальном музее в Праге, но как она туда попала, мне неизвестно. Вероятно, после революции была вывезена кем-то из эмигрантов.
Эти восемь: Махакала, Цаган-Махакала, Эрлик-хан, Чжамсаран (Бег-Цзе), Охин-Тэнгри, Дурбэн-Нигурту, Намсарай и Памба.
Наблюдение принадлежит Г. С. Померанцу.
Возникают любопытные ассоциации, если сопоставить это с наблюдениями их современника, монголиста Бориса Владимирцова: «Они (тантристы. — Л. Ю.) мнят себя иногда свободными от общего морального закона; они уже вне круговращения бытия, живут здесь только кажущимся образом, и не от них зависит, что несчастным, заблудившимся в сансаре, их поступки порой представляются непонятными, дикими, даже грешными и безобразными».
Эту параллель отметила и прокомментировала Инесса Ивановна Ломакина, замечательный петербургский монголист и писатель, автор двух книг о Джа-ламе.
Казакевич был расстрелян в 1937 году.
Возможно, литератор Борис Северов, в прошлом — летчик семеновского авиаотряда.
Лицо реальное, хотя в действительности Коленковский был командиром отряда броневиков, которые в августе 1921 года атаковали конницу Унгерна в неудачном для него бою под Новодмитриевкой.
Монголы приписывали ташуру магическую способность отгонять злых духов и вешали у входа в юрту в качестве оберега. Эта его функция тоже могла привлечь к нему внимание Унгерна.
Таких случаев было немного, по Князеву — два-три. Имена храбрецов неизвестны; Макеев хвалился, будто одним из них был он сам.
Пакет с этими вырезками я получил благодаря любезности сотрудницы ГА РФ Лидии Ивановны Петрушевой.
В годы нэпа в ЧК — ГПУ существовал аналогичный порядок наиболее ценные вещи убитых присваивали себе высшие чины или непосредственные исполнители, остальное через специальные магазины поступало в свободную продажу
Волков писал, что Клингенберг уговорил Ефтина «сделать необходимую операцию — разрез мочевого пузыря, но «забыл» предварительно выпустить мочу, и старик умер от заражения крови». Взятое Волковым в кавычки слово «забыл» предполагает сознательное убийство, но эта гипотеза маловероятна. Скорее всего, она была производным от всеобщей брезгливой антипатии к самому Клингенбергу. Его считали способным на все, в том числе на исполнение таких желаний Унгерна, которые тот предпочитал не высказывать вслух.
Монголы уважительно называли его Холзын-нойон, то есть «лысый господин». У редко лысеющих кочевников лысина ассоциируется с мудростью.
Точнее, это были краткосрочные казначейские обязательства. Широкого хождения они не имели. В 1922 году народное правительство Монголии изъяло их из обращения, но полностью оплатило серебром.
В недавнем прошлом — министр труда в самарском правительстве КОМУЧа, в будущем — советский полпред в Лондоне. Он использовал данные проведенной Монгольским правительством переписи, которые, видимо, за взятку получил у китайцев. Реально население Халхи было несколько большим — монголы, дабы избежать дополнительного налогообложения, скрывали подлинную численность своих семей.
Монгольское слово булак означает «ключ» в смысле «источник»
Позже он присоединился к отряду Байкалова (Карла Некундэ), вместе с ним находился в осажденном белыми монастыре Сарыл-Хурэ на западе Халхи, но не выдержал ужасов 42-дневной осады, сошел с ума и был зарублен бойцами Кайгородова.
«Вообразите, — пишет Волков, сильно, впрочем, сгущая краски, — сколько будет искалечено, загнано лошадей, если отряд в 300 всадников выедет таким образом из Урги хотя бы на Буир-Нор (32 уртона). Ведь им надо выставить 9600 лошадей!»
С. Л. Кузьмин считает, что такого письма не существовало, а Волков с большими искажениями пересказывает послание Унгерна Богдо-гэгэну от 19 июля 1921 года Однако в то время ни Волкова, ни Джамбалона в Урге уже не было
Его внучатый племянник Анатолий Макарович Кайгородов, рассказавший мне историю знакомства Унгерна с принцессой Цзи, утверждал, что его двоюродный дед мог перебросить двухпудовую гирю через крышу русской пятистенной избы. Я усомнился в этом, но оказалось, что автор «Князя Серебряного» и тончайший лирик Алексей Константинович Толстой без труда проделывал то же самое — «для отдыха» бросал двухпудовку через крышу флигеля, где он работал.
На Урале, где осенью 1918 года действовал отряд Казагранди, о нем сохранилась память как о «карателе», причастном к расстрелам тысяч рабочих в Тагильском и Надеждинском уездах. Павел Бажов, автор знаменитой «Малахитовой шкатулки», а в годы Гражданской войны — редактор красноармейской газеты, по рассказам очевидцев писал о нем: «Осмотрев захваченных по обвинению в большевизме в Туринской тюрьме, Казагранди выбрал единственного там еврея Кухтовича, привязал веревкой к своему коробку и стал разъезжать по городу. Бьется, конечно, человек, падает, а он его — плетью… Полуживого вытащил Кухтовича за город к Верхотурскому тракту, заставил вырыть яму, туг же расстрелял и забросал землей».
Первым считался Михаил Федорович, основатель династии.
В православной Сербии пророчество Даниила всплыло в конце XIX века, после убийства князя Михаила Обреновича. В России о нем последний раз вспомнили в 1984 году, когда генеральным секретарем ЦК КПСС стал Михаил Горбачев.
Правдивость его рассказа подтверждает доктор Рябухин в своих записках.
По мнению С. Л. Кузьмина, деньги предназначались для передачи Семенову.
«Оссендовскому приходилось интриговать, чтобы выжить», — справедливо пишет С. Л. Кузьмин.
Опубликовано С. Л. Кузьминым. Он же отметил связь этого текста с рассказом Унгерна о том, как «желтая раса двинется на белую — частью на кораблях, частью на огненных телегах» и с Книгой пророка Даниила: «Под конец же времени сразится с ним царь южный, и царь северный устремится как буря на него с колесницами, всадниками и многочисленными кораблями» (Дан. 11:40).
Подразумеваются известные слова Александра II: «Правда и милость да царствуют в судах».
В Библии (Дан. 12:12) не 1330, а 1335. Скорее всего, это ошибка или опечатка, но Унгерн запомнил неверную цифру и на допросе называл именно ее.
В монгольской астрологии все цифры от 1 до 9 имеют цветовые эквиваленты. Единица, в частности, есть знак белого цвета, пятерка — желтого. Не настаивая на данном толковании, можно тем не менее заметить, что составленное из них число 15 соединяет в себе два знаменательных для Унгерна цвета: он белый генерал и защитник «желтой религии».
Е. А. Белов и С. Л. Кузьмин считают все это домыслами, хотя, кроме Голубева, то же самое писал и Алешин. В принципе, даже той краткой аргументации, которая здесь приведена, достаточно, чтобы всерьез отнестись к их рассказам.
Насчет того, насколько Унгерн владел монгольским языком, есть разные мнения. Одни утверждали, будто он говорил на нем чуть ли не свободно, другие — что знал всего несколько слов. Надо думать, истина лежит где-то посередине.
В машинописи — «по рекам», но это очевидная ошибка, возникшая при перепечатке рукописного текста протокола. Возможно и другое прочтение — «по родам».
Через два месяца Унгерн изгнал его из дивизии за «проповедническую деятельность» Она заключалась в том, что «простец-инок» повел чересчур решительную борьбу с матерщиной
У красных с картами дело обстояло немногим лучше. Бывший поручик Владимир Брежнев вспоминал, что позднее, при вступлении на монгольскую территорию, советские войска имели только схемы маршрутов, примитивные и неточные. «На этой почве, — пишет он, — можно было видеть и слышать немало курьезов. Так, например, при постановке задачи указывалось, что часть должна к такому-то времени выйти к букве «я» надписи «Монголия» на карте».
К тому времени чахарский дивизион был расформирован за попытку мятежа, а его командир, Найдан-ван, отослан на восток, охранять границу с Китаем
Сыграла свою роль и счастливая для Унгерна случайность. Глазков и Нейман пользовались составленной в 1881 году сорокаверстной картой Монголии, схематичной и неточной; на ней река Иро (Еро-гол) была обозначена неверно. С этой картой в руках они полагали, что Унгерн задержится при переправе, и упустили время, дав ему оторваться от погони (Крючков М. Картография Монголии // Красная армия на Востоке. Иркутск, 1921).
Дословно — «бычье ружье». Такое название закрепилось за артиллерией, поскольку в старину тяжелые пушки перевозили на быках.
В 1920-х годах некий Жуч служил в ГПУ на Дальнем Востоке. Он командовал одним из диверсионных отрядов, которые скрытно переходили китайскую границу и совершали устрашающие рейды по казачьим поселениям в Трехречье, убивая бывших офицеров и эмигрантских активистов. Скорее всего, этот Жуч и тот, что арестовал Сипайло — один человек.
Последняя фраза с ее выразительной характеристикой психологии жертв явно навеяна не жестокостями времен Гражданской войны, а Большим террором в СССР конца 1930-х годов, когда Князев заканчивал свою книгу.
Арсений Несмелое писал о нем:
В кровавой круговерти
Туманятся хребты.
Эгин-Дабан бессмертен.
Полковник, смертен ты.
Сыграй нам, Бога ради,
Трубы военной медь.
Полковник Казагранди,
Сумей же умереть!
В хурэ свой клад зароешь
И потеряешь след.
Жестокие герои
Жестоких наших лет.
Вся Азия — темница,
Кровав ее ковыль,
И жестью на ресницах
Соленой Гоби пыль.
Жена Казагранди жила в Харбине и уже после смерти мужа родила их единственного сына. В 1995 году у меня дома в Москве побывал внук Казагранди. Он приехал из Усть-Каменогорска в Казахстане, где отбывал ссылку его отец, и должен был навсегда улетать в Австралию — к сыновьям и внукам тех, кто воевал вместе с его дедом.
Несмелое считал, что Казагранди был расстрелян, и просил себе у судьбы такой же романтической смерти:
Дожить бы до расстрела
Среди Эгин-горба,
Чтоб ярой медью пела
Расстрельная труба.
Подразумеваются бегство Джамбалона и сдача Урги без боя.
Что имеется в виду, непонятно — то ли срок, указанный в пророчестве Даниила, то ли какое-то предсказание оракулов. Не исключено, что последнее сознательно было дано таким образом, чтобы совпало с первым.
Раненых «на бычьем обозе» отправили в Улясутай, но по дороге все они были зарублены бойцами Щетинкина.
Один из них, бурят Дамдин Буянтуев, будто бы перед смертью сказал унгерновиам: «Ваша жизнь так же недолговечна, как жизнь комаров».
В ближайшее время за недооценку его сил поплатится командарм Матиясевич; на смену ему придет 25-летний Иероним Уборевич, летом 1919 года остановивший наступление Деникина на Москву. Командир экспедиционного корпуса Нейман тоже будет сочтен виновным и заменен другим латышом — Яном Гайлитом.
«Здесь все проще, — считает С. Л. Кузьмин. — В походе на За- мын-Удэ он увидел, когда и как удобнее идти через Гоби. Наверное, думал, что красные пойдут в революционный Южный Китай через Гоби, а не через Дальний Восток: там ведь японцы, Чжан Цзолин и белые».
Лишь страстные поклонники эзотерика Николая Гурджиева могли поверить, что примерно в это же время по пути в Тибет он легко пересек Гоби на ходулях, благо при таком способе передвижения ему не страшны были песчаные бури, бушующие только над самой поверхностью земли. По Гурджиеву, «трудности перехода через Гоби сильно преувеличены»; в частности, нет никакой проблемы с кормом для лошадей и овец — они могут питаться песком, поскольку на месте этой пустыни когда-то находилось море, и гобийский песок представляет собой необыкновенно богатые витаминами останки обитателей морских глубин.
В одном из них, вырезав всех лам, он не пощадил даже стоявших перед ним на коленях мальчиков-хуврэков. «До сих пор в ушах звучат их раздирающие вопли о пощаде, — через восемь лет вспоминал свидетель этой бойни. — Упали на колени, протягивая руки с искаженными ужасом смерти лицами, говоря: «Нойон, нойон!» Но «нойон» был неумолим. Сверкнули клинки… и все было кончено. Дикая расправа свершилась перед глазами всего отряда. И люди, привыкшие к виду крови, испытавшие весь ужас Мировой и Гражданской войны, были смущены. Одни отвернулись, другие уставились в землю. Все молчали, но у всех была одна мысль: надо положить конец этому кошмару».
В буддийской космологии гора Сумеру — столп мироздания, место обитания богов.
Слюса и тех заговорщиков, кто в 1930-х годах был еще жив, Торновский, как и Рябухин, и Князев, обозначает начальными буквами фамилий. В эмиграции Унгерн считался героем; офицеры, организовавшие заговор против него, предпочитали об этом не вспоминать, а мемуаристы — не называть их полных имен.
По Князеву, это произошло неделей раньше, еще в долине Джиды.
Хитун пишет, что убийца Резухина отомстил ему за расстрел своего сослуживца по Оренбургской армии, полковника Дроздова (см. главу «Тюрьма»).
У него были причины ненавидеть барона. При разгроме под Троицкосавском, проявив колоссальную выдержку, Сементовский спас часть обозных верблюдов, но Унгерн обвинил его в потере остальных и приказал выпороть.
Между прочим, прапрабабка Унгерна была родной сестрой Петра Палена.
Другая историческая параллель, более отдаленная во времени, но не менее выразительная — Квинт Серторий. Мятежный проконсул Иберии эпохи гражданских войн, в борьбе с Римом он так же пытался опереться на племена иберов, как Унгерн — на монголов, и после ряда военных неудач тоже пал жертвой заговора среди своих соратников-римлян, недовольных его тиранической властью.
Вся история отнесена почему-то к маю, а не к августу 1921 года.
Ханшин — китайский алкогольный напиток типа водки, изготавливаемый из проса гаолян и чумизы.
По-русски впервые опубликовано С. Л. Кузьминым в переводе Ж. Оюунчимэг.
Куда на самом деле направлялся Сундуй-гун, не совсем понятно. Вряд ли он хотел догнать ушедшую дивизию и передать Унгерна заговорщикам, как со слов пленных докладывал Щетинкин; гораздо выгоднее для него было выдать барона Максаржаву или увезти его в Ургу, чтобы купить себе прошение у новой власти.
Шелковую княжескую безрукавку с генеральскими погонами (курму), которую Унгерн носил поверх дэли, Шетинкин оставил себе и позднее отослал в родной Минусинск. «Посылку передайте в музей, — писал он председателю уездного исполкома. — Это будет служить памятью борьбы трудового народа против угнетателей темных масс. Пусть знает контрреволюция, что рука трудящихся сломит голову тому, кто посягнет на его свободу». Ныне эта безрукавка на почетном месте выставлена в городском музее.
Пленного Унгерна отправили в штаб 104-й бригады, а незадолго до того живший в Китае некий «земляк» и хороший знакомый барона, тревожась о судьбе своей служившей у красных дочери, сообщал ему, что она служит как раз в этой 104-й бригаде, и просил: «Если она попадет (в плен. — Л. Ю.), не откажите как-нибудь переправить ее домой». Просьба была передана через одного из агентов Унгерна в Маньчжурии.
Возможно, источником этих слухов была карикатура в одной из советских газет, на которой Унгерн изображался сидящим в клетке (сообщено С. Л. Кузьминым).
«Писатель Зазубрин, — пишет Светлана Суворова, — сравнил Унгерна с тигром — образ яркий и, наверное, для советской публицистики единственно правильный. Со своим одиночеством, пристальным тяжелым взглядом, неуловимостью, непредсказуемостью, репутацией убийцы, к тому же облаченный в красно-желтый халат, Унгерн походил на хозяина уссурийской тайги. Этот халат потом содрали с него, как шкуру, и в качестве охотничьего трофея отправили в музей. У Зазубрина была своя задача: дать образ сильного, злобного врага, вдохновенного палача. Он отмечает забитость, затравленность барона, его растерянную жалкую улыбку, но тут же оговаривается, что это лишь кажется, это близкая смерть схватила Унгерна «за шиворот». Но кажется ли? Я уверена, что вместо тигра белогвардейско-красноармейской шпаной был пойман и замучен обычный бесхозный рыжий кот. У кота очень похожие повадки, у него есть зубы и когти, он тоже убивает, но не в таких масштабах. До крупных сородичей этому зверю далеко. Только кто же будет хвастать тем, что пристрелил кота?» (Из письма ко мне.)
Так в 1918 году в Таганроге погиб Эдлер фон Реиненкампф — дальний родственник и, возможно, покровитель Унгерна по службе в Забайкалье.
Позднее попали в плен генералы Андрей Бакич и Анатолий Пепеляев.
Рассказывали, будто перед казнью Унгерн изгрыз его зубами, чтобы никому не достался после его смерти.
Балдаев Д. С. Воспоминания. Рукопись (сообщено И. В. Шушариным).
Лишь однажды в его речи прозвучала человеческая нота: «Лично Унгерн просто несчастный человек, вбивший себе в голову, что он спаситель и восстановитель монархов и на него возложена историческая миссия».
В одной из них был тяжело ранен и оставлен на поле боя поручик Маштаков, последний фаворит Унгерна, дважды неудачно пытавшийся его убить.
Половину оговоренной суммы китайцы уплатили авансом, а вторую обещали выдать при посадке в эшелон, но так и не выдали. Расчет на то, что унгерновцы предпочтут поскорее уехать, чем добиваться обещанного, оказался верным.
Одному из них, капитану Почекунину, Арсений Несмелое посвятил стихи, которые применимы и к остальным:
Ловкий ты и хитрый ты,
Остроглазый черт.
Архалук твой вытертый
О коня истерт.
На плечах от споротых
Полосы погон.
Не осилил спора ты
Лишь на перегон.
И дичал все более,
И несли враги
До степей Монголии,
До слепой Урги.
Гор песчаных рыжики,
Зноя каминок.
О колено ижевский
Поломал клинок.
Но его не выбили
Из беспутных рук.
По дорогам гибели
Мы гуляли, друг!
Раскаленный добела
Отзвенел песок.
Видно, время пробило
Преклонить висок.
Вольный ветер клонится
Замести тропу.
Отгуляла конница
В золотом степу.
Об этом мне рассказал А. М. Кайгородов, уроженец той же Покровской станицы. Недавно Б. В. Соколов, автор книги «Барон Унгерн: Черный всадник», предпринял малоубедительную попытку доказать, что настоящая фамилия Ивановского — Клуге, и раньше он был начальником штаба одной из колчаковских дивизий.
АВП РФ. Ф. 111. Оп. 10. П. 5. Д. 4; Оп. 9. П. 3. Д. 3. Речь идет о человеке по фамилии Волькович (Волькофович), но это, несомненно, Лев Вольфович. Полпред СССР, добиваясь передачи его советским представителям, писал министру иностранных дел МНР: «Гражданин Волькович будучи ближайшим помощником Унгерна в его борьбе с Правительством СССР, является соучастником всех преступных деяний последнего и должен быть судим по законам СССР». (Сообщено исследовательницей из Франции Дани Савелли.)
В 1936 году в Тибете был найден четырехлетний мальчик, признанный очередным перерождением Даранаты. Его объявили Богдо-гэгэном IX, в 1959 году он вместе с Далай-ламой XIV бежал из Лхасы в Индию. В 2010 году Богдо-гэгэн IX получил гражданство Монголии и прибыл на постоянное местожительство в монастырь Гандан-Тэгчинлин. 2 ноября 2011 года Богдо-гэгэн IX был официально провозглашен главой монгольских буддистов. Незадолго до своей смерти 1 марта 2012 года Богдо-гэгэн принял специальную делегацию монгольских государственных и культурных деятелей, изъявившую ему просьбу о будущем его перерождении в Монголии. Тело Богдо-гэгэна IX было забальзамировано.
Сообщено Верой Хатчер, его правнучкой.
В конце 1921 года его арестовала уже иркутская ЧК. Он был приговорен к «высшей мере социальной защиты», но не расстрелян, а почему-то вновь освобожден.
Чтобы дать представление о поэтическом таланте Волкова, приведу одно из них — «Пулеметчик Сибирского правительства»:
Оставшимся спиртом грея
Пулемет, чтоб он не остыл,
Ты видишь, внизу батарея
Снялась и уходит в тыл.
А здесь, где нависли склоны
У скованной льдом реки,
Последние батальоны
Примкнули, гремя, штыки.
Простерлась Рука Господня
Над миллионом стран.
Над этой рекой сегодня
Развеет Господь туман,
Чтоб были виднее цели,
Чтоб быстро поймав прицел,
На гладь снеговой постели
Ты бросил десятки тел.
Широкие коридоры
Зданья на Моховой
Привели тебя на просторы,
Где кипел долгожданный бой.
В двуколке, что там, в овражке,
Шопенгауэр, Бокль и Кант.
А на твоей фуражке
Голубой отцветает кант.
Гумбум Джамбалинг — крупнейший монастырь в Амдо, на караванных путях между Монголией и Тибетом.
Эти деньги Унгерн получил от Семенова, но можно вспомнить и о том, что еще в 1919 году атаман назначил его главным руководителем работ на золотых приисках Нерчинского горного округа.
Билонное серебро (от фр. billon) — низкопробное серебро. Разменная монета, номинал которой превышает стоимость содержащегося в ней металла.
Ямбы (от кит. юаньбо) — серебряные слитки весом 50 ланов (1 лан равен 37 граммам), ходившие в Китае и Монголии в качестве денег. При необходимости разрубались на части.
В 1917 году Унгерн был представлен к чину войскового старшины, но не получил его, а чин генерал-лейтенанта Семенов присвоил ему после взятия Урги.
Про Колчака тоже рассказывали, что он не был расстрелян в Иркутске, а бежал в Монголию и пропал без вести где-то по пути в Китай или в Тибет. В. Хатчер в письме ко мне сообщила, что братья ее бабушки, сыновья П. А. Витте, лично видели Колчака в районе Налайхи под Ургой и даже говорили с ним. Он будто бы сказал им, что был спасен теми, кому поручили его расстрелять.
Дед Блюхера, крепостной крестьянин, получил ее от помещика, поклонника знаменитого прусского маршала эпохи Наполеоновских войн.
По всей видимости, Унгерн и Блюхер никогда не встречались — нет ни одного заслуживающего доверия свидетельства о их личном свидании. Это, однако, не помешало А. Дугину воссоздать состоявшийся между ними разговор: «Оба говорят на немецком (Блюхер немецким языком не владел. — Л. Ю.) Блюхер рассказывает о евразийцах, национал-большевизме, об особой национальной линии в советском руководстве, которая лишь внешне прикрывается марксистской фразеологией, но на деле стремится построить гигантское континентальное традиционалистское государство не только в рамках Монголии, но на всей Евразии… Блюхер обещает барону полную амнистию и высокий пост». Нетрудно заметить, что главком ДВР конспективно излагает идеи самого Дугина.
Фотографию и записки Тристао разыскал чешский кинорежиссер Петр Садецки, когда после 1968 года жил в Германии и собирал материалы для документального фильма о Джа-ламе (сообщено И. И. Ломакиной).
Такие фото в то время нередко использовались в пропаганде. В 1927 году некто Поздеев на Урале снимался в роли якобы живого Михаила Романова. «Снимала меня монахиня, имя ее я не знаю, — рассказывал он на допросе в ГПУ. — Ордена были сделаны из бумаги, лента была белая, ситцевая, черная тужурка, галуны на которую пошиты из мишуры от ризы… Фотографические карточки с меня как князя Михаила, по моему мнению, распространялись среди верующего населения, так как я слышал, что многие просили эту карточку».
Во Франции похожая легенда существовала о маршале Нее, расстрелянном за то, что в 1815 году присоединился к Наполеону после его побега с Эльбы. Ходили слухи, будто Ней спасся, но никому не приходило в голову делать его тайным борцом против режима Реставрации.
Krauthoff В. Ich befehle! Kampf und Tragödie des Barons Ungern Stembere. Bremen: Carl Schünemann. 1938.
Лишь в последнее время интерес к Унгерну здесь постепенно начинает расти. В частности, изданы в монгольском переводе воспоминания Першина, Князева и Торновского, подготовленные к печати И. И. Ломакиной и С. Л. Кузьминым.
Сценарий («Под знаком тибетской свастики»), написанный на основе моего «Самодержца пустыни» (сокращенный вариант опубликован в журнале «Дружба народов». 1992. № 9), содержал множество буквальных заимствований, но Ф. Горенштейн в интервью называл себя единственным в мире специалистом по Унгерну и рассказывал, что писал свой сценарий «по мемуарам казачьих офицеров».
Crisse D. Ungem Kahn — Mongolie 1921 (série «L’ombre des damnés»). Paris, 1988. «Corto Maltese. La Cour secrète des arcanes» (2002); сценарий Наталии Бородиной и Тьерри Тома, режиссер Паскаль Морелли. Унгерн как «убийца ангелов» появляется также в фантастическом романе Оливье Молина «В ожидании короля мира» (Maulin О. En attendant le roi du monde. Paris, 2006).
1 Люди, которые берутся их писать, часто не читают по-русски и имеют весьма туманные представления о предмете своих изысканий. В 2002 году я получил письмо от одного живущего в Испании румынского литератора, который решил написать книгу об Унгерне; он прочитал «Самодержца пустыни», изданного по-французски, и прислал мне список вопросов по теме, предварив его следующим замечанием: «Ваши ответы, господин Юзефович, будут для меня особенно ценны, потому что, как я знаю, Вы сами сражались под знаменем Унгерна».
См., например: Middleton N. The Bloody Baron. Wicked Dictator Of The East. London, 2001; Palmer J. The Bloody White Baron: The Extraordinary Story of the Russian Nobleman Who Became the Last Khan of Mongolia. London, 2008. Своей непредвзятостью и попыткой избавиться от стереотипов выделяется маленькая книжка француза Эрика Сабле (Sablé Е. Ungem. Grez-sur-Loing. Pardès, 2006).
Первое заявление в Генеральную прокуратуру РФ с просьбой о реабилитации Унтерна еще в середине 1990-х годов подал член тогдашнего руководства ЛДПР А. Д. Венгеровский, но получил отказ.