Бек

Глава 1

В моей жизни никогда не было момента, когда я чувствовала бы себя хорошо и по-настоящему любимой. Принятой и желанной. Мои родители не хотели меня. Я — несчастный случай, о котором следовало «позаботиться», позорный ребенок, чье молчание они купили. В конце концов, когда у тебя столько денег, сколько у моего отца, зачем тебе на самом деле проявлять эмоции или чувства?

Мой отец, Дэвисон Беннетт Робертс III, банкир в третьем поколении. Прадедушка открыл местное отделение, а остальное было, как говорится, историей. Я не помню, чтобы я когда-нибудь по-настоящему нравилась своему отцу. Черт возьми, я даже не помню, чтобы ему действительно нравилась моя мать. Он только и делал, что работал, а когда заканчивал, то работал еще немного. Когда его не было в банке, он сидел дома в своем офисе. И когда он не был поглощен тем, что делал, он уходил трахаться с горячей молоденькой секретаршей, или кассиршей, или студенткой колледжа.

Всегда отсутствовал в моей жизни.

Всегда напоминал мне, иногда без слов, насколько я была ничтожной.

В моих глазах он был первым ударом по человечеству.

Вся обида, которую я питала к мужчинам, и мое нежелание заводить отношения сейчас — все это можно было отнести к мужчине, который называл себя моим отцом.

Однако самое худшее… при всей своей занятости и невнимательности он все же находил время, чтобы при каждом удобном случае обрушивать на меня гнев Дэвисона Робертса III. Мой средний балл 4,0 никогда не был достаточно хорош, чтобы понравиться ему. Внеклассные образовательные клубы, в которые мне разрешалось вступать, никогда не помогли бы мне чего-либо добиться. Ясно и незамысловато, меня просто никогда не будет достаточно.

Он не хотел меня, но все равно демонстрировал мне свое отношение «лучше, чем ты» и уверенность в собственной правоте. Я и по сей день не уверена, чему он пытался меня научить. Он с самого начала ясно дал понять, что никогда не позволит женщине управлять своей компанией, поэтому я была убеждена, что ему просто нравится меня унижать.

Буквально.

Он не часто прикладывал ко мне руки, но когда такое случалось, то мне это не нравилось. И это был второй удар по человечеству.

Когда я росла, у меня было не так уж много людей, которых я бы считала настоящими друзьями. У меня было много товарищей по играм, которые были детьми коллег моего отца. Это были те дети, с которыми мои родители позволяли мне дружить. Эти друзья хотели меня не из-за меня самой, а из-за того, кем был мой отец и сколько у него было денег. Знаете, такие дети, которые разгуливают в своей дизайнерской одежде, с прямыми спинами, и вы понимаете, что им нужно засунуть стержень так глубоко в задницу, чтобы они ни за что не были чем-то иным, кроме подделки.

Когда я стала старше, мне в очередной раз напомнили, что люди видели только то, что они могли бы получить, находясь рядом со мной, чтобы стать ближе к моему отцу. Парни никогда не хотели встречаться «со мной»; они хотели встречаться с деньгами и связями моей семьи. Чем ближе я подходила к окончанию средней школы, тем более болезненно очевидным становилось, что я никогда по-настоящему не понравлюсь парням, с которыми я встречалась. Они были там только для того, чтобы, как я надеялась, получить что-то для своей будущей карьеры, находясь со мной.

Единственными людьми, которые имели для них значение, были… они сами.

И вот третий удар.

Я могла доверять только себе. Я дала себе обещание, что, когда я стану достаточно взрослой, я выберусь отсюда и, наконец, стану собой. Никто не будет указывать мне, с кем дружить. Мужчины не знали бы, кем был мой отец, поэтому они любили бы меня такой, какая я есть, а не как дочь Дэвисона Беннетта Робертса III. Я бы нашла людей, которые любили бы меня… меня.

Но мне никогда не был нужен мужчина.

Я Дениз Энн Робертс. Сильная, гордая и независимая. Отличная подруга, крестная мать, и я излучаю гребаное счастье, чтобы люди никогда не увидели, насколько я одинока на самом деле.

Забавно то, что люди надевают маски. Я выгляжу как самая счастливая женщина в мире. Выгляжу так, будто у меня есть все, чего я хочу от жизни. Что все идеально. И это именно то, что я хочу, чтобы люди видели. Но внутри? Внутри я умираю. Я несчастна. У меня есть замечательные друзья, и я знаю, что они любят меня, но я одинока. Точно такая же, какой была всю свою жизнь, и, что самое приятное, большой пинок под зад… Я могу винить только себя.

Почему? Потому что я оттолкнула от себя единственного мужчину, которого люблю, и продолжаю отталкивать, даже когда он продолжает возвращаться. Я нашла единственного человека из миллионов, который, возможно, сможет доказать, что я неправа. Который, возможно, смог бы ответить мне взаимностью безоговорочно и никогда не изменять.

И каждый божий день, когда мне приходится притворяться, что все в порядке, что я счастлива, это медленно убивает меня.

Три года назад

Два долгих года, и наконец, наконец-то Иззи жива. Ее прекрасная улыбка расползлась по всему лицу, и в глазах снова появился тот самый огонек. Ничего, кроме беспокойства, не снедало меня с того дня, как она позвонила мне, чтобы я забрала ее от Брэндона. Приехала и спасла ее.

Я медленно наблюдала, как она покидает меня. Нет, не в том смысле, что она не была моей подругой, но ее украли у меня. Я наблюдала, как она становится той мной, какой я была раньше. Оболочка моего прежнего «я», боящаяся пошевелиться из-за людей, которые дергали за ниточки моей жизни.

Последние пару дней были не из приятных. Из-за того, что этот ублюдочный бывший муж прислал Иззи извращенную посылку, и из-за того, что она почти закрылась в себе, я так волновалась, что она снова впадет в депрессию, от которой медленно приходила в норму.

Когда она открыла эту посылку, и я увидела, как ею овладели паника и страх, я не знала, что делать и как помочь. Первое, что я сделала, это позвонила Грегу, лучшему «старшему брату», о котором только могла мечтать девушка. Он был рядом со мной на каждом шагу, убеждаясь, что с Иззи все в порядке и что мы обе в безопасности. Что бы Грег ни сделал раньше, похоже, это был тот сигнал к пробуждению, в котором она нуждалась. Или, может быть, это просто напоминание, которое он ей дал, о том, что ей нельзя было это открывать.

Какой бы ни была причина, мы здесь, в клубе Carnal, празднуем тридцатилетие моей лучшей подруги и годовщину того, что, возможно, является худшим свиданием в ее жизни.

Несмотря на всю неизвестность и затяжной страх в ее жизни, моя девочка счастлива, и сегодня вечером мы живем полной жизнью. Наслаждаемся каждой чертовой секундой, как будто она последняя.

Черт возьми, я возбуждена.

Последние пятнадцать минут я не сводила глаз с горячего бармена. Сегодня вечером я решила, что наконец-то покончу с этой проклятой засухой, и он кажется мне достойным выбором для свидания на одну ночь. Видит Бог, мне нужно немного подвигаться сегодня вечером, иначе моя вагина может просто сбежать и присоединиться к цирку. Я фыркаю при этой мысли и готовлюсь, надеясь обеспечить себе оргазм на всю ночь, такой, который не требует батареек.

Как раз в тот момент, когда я собираюсь открыть рот и пригласить его повеселиться, я слышу самый восхитительный голос, раздающийся у меня за спиной. Глубокий южный выговор, который слышен сквозь бешеный ритм музыки, окутывает меня, как теплое одеяло греха, и моя бедная заброшенная вагина сразу оживляется и говорит: «Эй… выбери меня!»

Я быстро закрываю рот и сдвигаюсь на стуле так, чтобы повернуться к нему лицом. О, Боже мой. Он, должно быть, самый привлекательный мужчина, которого я когда-либо видела. Он выглядит как ходячая реклама чистого, необузданного секса. Такой секс, который остается с тобой на несколько дней, даже месяцы спустя, потому что он был настолько хорош. Он выглядит так, как будто кто-то взял все плавящиеся трусики, о которых вы только могли мечтать, и прилепил их себе на ноги. И, черт возьми, что это за ноги.

Он возвышается над Иззи, что на самом деле не так уж трудно сделать, но он возвышается и надо мной, а это тяжело. С моего места на барном стуле трудно сказать наверняка, но я предполагаю, что он по меньшей мере на шесть дюймов выше моих пяти футов восьми дюймов. Мои пальцы так и чешутся пробежаться по его растрепанным каштановым волосам. Как на кинопленке, я почти вижу эту картину: он между моих бедер, когда я притягиваю его ближе к себе, держась за его волосы и трахаю его. Мне приходится сжать ноги вместе при мысли о том, как его толстые губы лижут и посасывают мою сердцевину.

Я быстро стряхиваю с себя туман похоти, надеясь, что никто не заметил, что я чуть не кончила на месте от одного взгляда на этого незнакомца. Мне бы это сошло с рук, но когда я ерзаю на стуле, и мой пульсирующий клитор трется о платье, его взгляд устремляется в мою сторону, и я выпаливаю первое, что приходит мне в голову.

— Что это за секс на палочке? — Я, возможно, сгорела бы со стыда, если бы не теплая улыбка, которая мгновенно превратила его лицо из красивой суровости в потрясающую сексуальность, от которого затрепетала моя киска.

Он обходит Иззи, которая смотрит на меня с широкой пьяной улыбкой, и заходит прямо в мое личное пространство.

— Секс на палочке? — повторяет он. Его темно-карие глаза светятся озорством, и, если я не ошибаюсь, в них та же доля интереса, что и в моих.

— Ах, да. Я предполагаю, что ты знаешь, насколько ты сексуален, так что ты либо напрашиваешься на комплименты, либо просто пытаешься выставить меня смешной. В любом случае, ты все еще горяч. — Я улыбаюсь, надеясь на кокетливый взгляд, но с тем количеством алкоголя, которое я выпила сегодня вечером, я могу выглядеть просто корявой дурой.

Он смеется, в уголках его глаз появляются легкие морщинки.

— Я знаю, как выгляжу, и если я тебе приглянулся, то я полностью за, детка. Я Бек.

Он протягивает руку, чтобы пожать мою, и в ту секунду, когда я вкладываю свою в его, я чувствую, что вся моя рука в огне. Это не просто покалывание или осознание. Это полномасштабный взрыв, когда наши тела узнают друг друга. Как будто нам суждено было столкнуться в этом месте. Все мое существо превращается в живой провод электричества.

— Д-Ди, — бормочу я, чувствуя, как горят мои щеки, когда он улыбается мне сверху вниз. — Я Ди.

Я качаю головой, пытаясь прогнать образы этого мужчины, жестко прижимающего меня к барной стойке. Когда я улавливаю движение слева от себя, поворачиваю голову и получаю адский удар, убивающий шум. Я даже не могу пошевелить глазами, когда смотрю на это с недоверием. Это трагическая железнодорожная катастрофа, происходящая прямо на моих глазах, и я ничего не могу с этим поделать. Все мое тело напрягается, и я, возможно, даже заскулила. Рука Бека, все еще сжимающая мою, гораздо меньшую по размеру, слегка сжимается, но достаточно, чтобы заставить меня проснуться к чертовой матери. Видит бог, сегодня вечером мой разум достаточно затуманен, но когда я встречаюсь взглядом с нашим новоприбывшим, клянусь, мое сердце замирает.

Это будет плохо. Действительно плохо.

Мой здравый смысл срабатывает примерно на две секунды позже, чем нужно. Иззи поворачивает в мою сторону свою прекрасную улыбку «живи полной жизнью», и я знаю, что она может сказать, что что-то не так. На секунду она выглядит растерянной, и прежде, чем я успеваю выкрикнуть предупреждение об огромном групповом сексе, который вот-вот врежется прямо в нее, она поворачивается, и все, что я могу сделать, это наблюдать, как это разыгрывается, как чертов фильм ужасов из ада.

— Что за чертовщина? — Я чувствую, как Бек прижимается к моей спине. Его руки сжимают мои бедра, когда я слегка покачиваюсь.

Нет, нет… Этого не может быть. Я бы все отдала, чтобы иметь возможность остановить это, но я знаю, что ничего не могу сделать. Это происходит, и все, что я могу сделать, это ждать, чтобы собрать осколки, когда оно упадет.

Это происходит так быстро. Она поворачивается, все еще улыбаясь, лишь с небольшим замешательством, и когда она видит то, что видела я, я наблюдаю, как ее ноги подкашиваются, и ее тело безвольно падает в объятия Грега. И во второй раз за столько же дней все, что я чувствую, — это страх. Тот самый страх, который я начинаю испытывать, никогда не покинет меня.

Я собираюсь встать со стула, чтобы подойти к Иззи, но останавливаюсь как вкопанная, когда слышу его голос.

— Ты, блядь, издеваешься надо мной? Изабель — твоя чертова Из? — Новоприбывший, в котором я сразу узнала старого школьного друга Иззи, рычит таким тоном, что каждый волосок на моем теле встает дыбом.

— О Боже, — пищу я.

— Срань господня, — бормочет Бек мне в спину.

— Да, срань господня, примерно так.

Грег даже не делает паузы. Он бережно заключает Иззи в свои сильные объятия и начинает пробираться сквозь толпу к заднему залу. Бек выводит меня из оцепенения, когда хватает за руку и тянет за собой. Я чувствую остальных позади нас, но могу сосредоточиться только на огромном мужчине, несущемся за Грегом и Иззи, и на том, чтобы убедиться, что я доберусь туда, куда мне нужно.

Какой бардак. Пока мои ноги бегут наперегонки с гораздо более длинными ногами Бека, единственное, о чем я думаю, — это о том, как Иззи оправится от встречи с мужчиной, которого она никогда не переставала любить, человеком, которого она считала мертвым больше десяти лет.

Мы уже некоторое время стоим в узком коридоре перед кабинетом владельца. Не слишком долго, но достаточно, чтобы Аксель, бывший Иззи, начал метаться по комнате, как зверь в клетке. Когда его терпение лопается и он начинает кричать через дверь, я знаю, что должна что-то сделать. Преграждать дорогу дикому зверю, вероятно, не очень умно, но если ему придется физически перепрыгнуть через меня, я, по крайней мере, предложу что-то вроде лежачего полицейского.

На данный момент я могу с уверенностью сказать, что моя предыдущая мысль о том, что это будет полный бардак, была большим преуменьшением. Я знаю, что мало могу сделать, если Аксель захочет пройти мимо меня, но прямо сейчас единственное, о чем я думаю, — это держать его подальше от Иззи, чтобы у нее не было еще одного срыва. Я не могу позволить ей снова погрузиться в ту пучину депрессии, в которой она пребывала так долго. Были времена, когда я действительно сомневалась в своей способности сохранить ее в здравом уме. Черт, я сомневалась в своей способности сохранить рассудок.

Прямо здесь и прямо сейчас я должна быть ее лучшей подругой и сделать все, что от меня потребуется, для Иззи. Я бросаю на Бека короткий взгляд, прежде чем снова посмотреть в искрящиеся огнем изумрудно-зеленые глаза Акселя Рида.

— Отойди, блядь, с моей дороги, женщина. Я не смогу сказать тебе ничего приятного. — Холодная ярость, сквозящая в его словах, заставляет меня вздрогнуть, но я остаюсь на месте. — Я пройду туда. Ты, блядь, слышишь меня, Изабель? Мы поговорим! — Он громко кричит у меня над головой, чтобы его голос мог сделать то, чего я не позволю ему сделать физически… достучаться до Иззи.

— Тебе нужно остановиться. Я не имею в виду заткнуться и сесть. Я имею в виду, заткнись и иди к черту. Если Иззи когда-нибудь захочет поговорить с тобой, в чем я серьезно сомневаюсь после твоей маленькой незрелой истерики, она позвонит. Но это, это дерьмо, которое ты так склонен выплескивать ей в лицо, прекратится. Прямо. Сейчас. — Я очень горжусь собой, когда произношу все это без того, чтобы мой голос дрожал от страха, все еще окружающего меня.

Когда его глаза, и без того полные гнева и ненависти, останавливаются на мне, я знаю, что это будет плохо. Я почти ощущаю исходящее от него безумие. Прямо перед тем, как он успевает вставить хоть слово, Бек обхватывает меня за бедро и толкает себе за спину.

— Нет. — Одно слово, но в нем столько силы, что только дурак не распознал бы предупреждение. Этот человек, который даже не знает меня, просто закрыл меня против кого-то достаточно близкого, чтобы быть его семьей.

Со мной такого не случается.

Никогда, ни разу мужчина не был по отношению ко мне никем иным, как самовлюбленным ослом. Я перестала ожидать чего-то большего, чем взгляда на сиськи и, если мне повезет, оргазма, много лет назад. Но этим простым движением Бек может стать первым мужчиной, который заставит меня усомниться в моем решении привязаться.

Не требуется много времени, чтобы все стало немного сумасшедшим. Даже мне не по себе от всех этих волн тестостерона, исходящих от каждого из этих мужчин. Все, чего я хочу, — это схватить Иззи и вернуться домой, в наше безопасное маленькое гнездышко.

Бек несколько минут стоит на своем, кивает головой и делает шаг назад рядом со мной, эффективно увеличивая мою стену сопротивления Акселю. Он ни разу не убирает руку с моей талии. Я слишком занята, пытаясь понять реакцию своего тела на этого мужчину, поэтому не замечаю, когда гнев Акселя достигает предела.

— ЧЕРТ! — ревет он. Буквально ревет. Мурашки пробегают по всему моему телу, и каждый волосок встает дыбом. Он просто ужасен. — Уйди с моей чертовой дороги, женщина!

Последняя вспышка гнева Акселя, должно быть, стала той соломинкой, которая сломала спину верблюду. Прежде чем Аксель успевает продолжить свою тираду, разъяренный Грег открывает дверь, поддерживая меня за спину. Один взгляд на его лицо, и я понимаю, что он тоже достиг своей критической точки. Честно говоря, я думала, что он выбежит за дверь в ту же секунду, как Аксель закричит «Изабель». После того, как я оправляюсь от потери двери, к которой прислонялись, мы с Беком спокойно отходим в сторону, чтобы убраться с его пути. Я пытаюсь держать себя в руках, но внутри я совсем не спокойна.

Миллион вопросов проносится у меня в голове. С кем Иззи? С ней все в порядке? Нужна ли ей я? Правильно ли я поступила, держа Акселя подальше от нее? Где она?

Я теряюсь в своем беспокойстве, когда они начинают соревноваться по важности. Я знаю, что Грег принимает близко к сердцу интересы Иззи, но часть меня задается вопросом, правильно ли мы поступаем, разлучая этих двоих. Что-то внутри меня подсказывает мне, что все не так, как кажется.

Я знаю, что не являюсь образцом отношений или, черт возьми, даже их сторонником, но есть кое-что, что можно сказать о том, чтобы немного успокоиться. Я просто хочу, чтобы она была счастлива, как бы она этого ни добивалась, и что бы ей ни пришлось сделать, чтобы достичь этого.

Когда я слышу, как хлопает дверь, я снова фокусирую взгляд на высоком мужчине, стоящем передо мной. Плечи сгорблены, рука потирает затылок, и теперь, когда ярость слегка поутихла, от него можно почувствовать исходящие волны замешательства. Я чувствую, как рука, обхватывающая мои бедра, слегка напрягается, и поднимаю взгляд в обеспокоенные шоколадно-карие глаза Бека.

— Ты в порядке? — он шепчет мне на ухо.

— Не совсем, но я беспокоюсь не о себе.

— Дай свой телефон. — Я даже не задаю ему вопросов. Я достаю свой телефон из заднего кармана и протягиваю ему. Его большая рука, обхватывающая мой iPhone, делает его похожим на крошечный конструктор Lego. Его длинные пальцы погружают меня в транс, когда он открывает мой телефон и водит ими по экрану в медленном танце, от которого у меня по коже пробегают мурашки. Я слегка подпрыгиваю, когда слышу, как звонит другой телефон. Он возвращает мне телефон, с кривой улыбкой и блеском в глазах достает свой из переднего кармана.

— Ты позвонишь мне, когда вернешься домой? Дай знать, что с тобой все в порядке, и что все остальное в порядке?

Я просто киваю головой, мое сердце так сильно колотится в груди, а разум снова и снова кричит мне бежать. В моей жизни бывают моменты, когда мне так отчаянно хочется разрушить свои стальные стены. Впустить мужчину. Верить, что они не причинят мне вреда. Но потом я вспоминаю всю боль прошлого, которую они когда-либо причиняли мне, и эти стены становятся все толще и толще.

— Как ты думаешь, может быть, ты сможешь произнести какие-то слова? — Его улыбка становится шире, когда я снова киваю.

— Э-э… да. Я дам тебе знать. — Потому что, в самом деле, что еще я могу здесь сказать? Во всяком случае, может быть, через несколько недель, когда все уладится с Из, он сможет стать желанным развлечением. Способом расслабиться и напомнить себе, что нужно еще немного наслаждаться жизнью.

Чары рассеиваются, когда Аксель делает несколько шагов назад, а затем падает на пол перед закрытой дверью. Как будто даже знание того, что она там, приковывает его к этому самому коридору. Красивый блондин, прибывший с ними, просто несколько раз качает головой и откидывается на спинку стула, как будто устраиваясь на долгое пребывание. Бек повторяет его движение и глубоко вздыхает. Конечно, эти люди знают, что здесь происходит нечто большее, чем мы. Они просто молча ждут, чтобы помочь той стороне, которая в этом нуждается.

Я не могу оторвать глаз от Акселя. Он сидит на полу, прислонившись головой к стене, с закрытыми глазами, но тело так напряжено, что нет никакой возможности, чтобы он расслабился. Я хочу ненавидеть его. Я хочу думать, что он и есть тот бессердечный ублюдок, который просто взял и бросил Иззи, игнорировал ее письма. Я хочу обвинить его в череде последовавших событий. Тех самых, которые заставляли ее думать, что он мертв последние десяти с лишним лет. Я ничего так не хочу, как подойти к этому человеку и пнуть его по яйцам, чего бы это ни стоило.

Но… но что-то удерживает меня от автоматического отправления его в ад. Может быть, дело в присутствии этих сильных мужчин, молчаливо предлагающих то, что я считаю поддержкой, или в том факте, что, когда он понял, кто такая Иззи, первое, что промелькнуло в его зеленых глазах, был шок, и, если я не ошибаюсь… любовь.

Что бы здесь ни происходило, это больше, чем кто-либо из нас осознает. Итак, зная, что мне просто придется наблюдать за тем, как все будет развиваться, как и остальным, я готовлюсь к долгому ожиданию. Как раз в тот момент, когда я собираюсь поудобнее прислониться к стене, дверь со щелчком открывается, и выходит другой мужчина, прибывший с группой. Я думаю, Грег называл его Локком. Каждая клеточка этого человека пронизана сильным предупреждением. Он кажется неприступным или, по крайней мере, это именно та атмосфера, которую он хочет излучать. Его глаза, такие темные, что кажутся черными, осматривают переполненный коридор, но приближаются к Акселю, когда он встает со своего места на полу.

Этот человек пугает меня до смерти.

— На что, черт возьми, ты так уставился, Локки? — Аксель рычит, подходя немного ближе к большому, страшному мужику.

— Я смотрю прямо на тебя, ублюдок. Это не должно быть большой загадкой, чтобы ты понял, что я смотрю прямо на твою тупую, гребаную задницу. — Его глубокий баритон прорычал эти слова. Глаза твердые, как уголь, его крупное тело напряжено и готово к драке. Я слегка отступаю назад, просто от его сильного присутствия. Несмотря на то, что его слова произнесены тихим тоном, явная сила, стоящая за ними, заставляет все инстинкты моего тела говорить мне бежать от хищника.

Очевидно, у Акселя, похоже, нет таких же проблем с этим человеком, как у меня. Он идет, спокойный, прямо в пространство Локка.

— Что за черт? Есть ли причина, по которой ты, кажется, думаешь, что я обоссал твое дерьмо?

Я наблюдаю за их жарким спором. Каждый раз, когда Аксель открывает рот, чтобы бросить Локку какое-нибудь оправдание, или Локк объясняет, что происходит с Иззи в соседней комнате, я чувствую, как мое сердце учащенно бьется. Каждое слово, слетающее с их уст, заставляет мой мир медленно раскачиваться и грохотать, зная, что то, во что Иззи так долго верила, так далеко от реальности.

Тоже самое, что смотреть на автомобильную аварию без возможности отвезти взгляд. Или просмотр фильма ужасов, который, как вы знаете, не даст вам спать по ночам долгие годы. Знаете, что вам не следует смотреть, знаете, что что-то приближается, но, хоть убейте, не можете отвести взгляд. Для меня это один из таких моментов. Я нутром чувствую, что мне нужно перестать слушать, но не могу отвести взгляд. Я не могу заткнуть уши, как это сделал бы малыш, а потом упасть на пол, закатив истерику, требующую, чтобы эти мужчины заткнулись к чертовой матери.

Поэтому я стою здесь и впитываю все это. Затем Аксель делает единственное, что может вывести меня из вызванного шоком оцепенения. Он упоминает одного человека, который разрушил жизнь не только Иззи, но и мою тоже. Единственный мужчина, у которого все еще есть сила разрушить ее жизнь, и единственный мужчина, с которым я бы сделала все, чтобы стереть с лица земли с этой планеты.

Брэндон Хантер, бывший муж Иззи.

Услышав мой вздох, он поворачивает ко мне лицо. Я снова вздрагиваю от жесткого взгляда, появившегося на его привлекательном лице.

— Ты, блядь, в порядке? — он выплевывает это тоном, в котором отсутствует всякое сочувствие. Это я здесь всех раздражаю? Я, блядь, так не думаю!

Как, черт возьми, он может все изменить и свалить вину на всех остальных? Любая симпатия, которую я испытывала к нему в течение последнего часа или около того, мгновенно исчезает. Я чувствую, как адреналин начинает бурлить в моих венах. Он имеет несчастье разозлить маму-медведицу внутри меня. Я долгие годы была опорой Иззи, и сила на моей стороне, чтобы подпитывать мой гнев. Не стоит выводить из себя единственного человека, который пошел бы на битву, чтобы убедиться, что женщина в соседней комнате снова не впадет в депрессию. Особенно когда, на самом деле, во всем этом в какой-то степени есть его вина. Даже если он этого не знает, ОН — причина, по которой она так облажалась.

И, как настоящий мужчина, он не может держать рот на замке, когда выводит из себя женщину. Можно было бы подумать, что ему лучше знать. Но его слова доказывают обратное.

— Серьезно, тебе что-то нужно? Воды, стула, гребаное обезболивающее?

Весь этот адреналин, огонь и сдерживаемая, холодная как камень ярость вырываются на поверхность, и все, что я хочу сделать, это наброситься на этого человека. Я подхожу прямо к нему, становлюсь на середину небольшого пространства между ним и Локки, делая все возможное, чтобы встретить его сердитый взгляд своим собственным.

— Слушай сюда, ты… большой мудак, ты не будешь сидеть здесь и ныть, как мелкий засранец. Ты понятия не имеешь, что происходит, но я обещаю тебе вот что: это будет больше, чем твоя потребность «поболтать». Ты понял? — Я несколько раз тычу пальцем в его твердую, как камень, грудь, просто чтобы убедиться, что моя точка зрения ясна.

Он смотрит вниз на мой палец, все еще крепко зажатый между его грудными мышцами, прежде чем обхватить пальцами мое запястье и убрать его.

— Нет, малышка, я тебя ни хрена не понимаю, ни капельки. Так что, может быть, твоя задница сможет подсказать мудаку, где он находится? — Так же быстро эта вспышка гнева, кажется, исчезает, и он выглядит тем же растерянным, каким был ранее, когда понял, что стоящая перед ним женщина была его давно потерянной возлюбленной.

— Я не могу, Аксель. Это не моя история, я не должна ее рассказывать. — Я слабо улыбаюсь, но опускаю губы в ту секунду, когда его замешательство становится немного темнее.

— Откуда ты знаешь мое имя? Меня никто давно не называл Аксель, милая, так что если кто-то и знает, что происходит, то, думаю, это ты.

— Конечно, я знаю, что происходит, но, как я уже сказала, это не моя история, и не мне ее рассказывать. — Я указываю на дверь, которая защищает Иззи от необходимости вести этот разговор. — Она ее. Так было всегда. Я просто никогда не думала, что доживу до того дня, когда об этом нужно будет рассказать.

Его глаза прищуриваются, он смотрит на меня сверху вниз, когда я отказываюсь открыться и намекнуть ему:

— Ладно, ладно, не говори мне, блядь, но позволь спросить тебя вот о чем: ее гребаный муж знает, что она гуляет в таком виде, флиртует со всем, что движется?

— Ты сукин сын… — Я даже не успеваю подумать, как моя рука взлетает вверх и ударяет его по щеке. Трудно сказать, кто больше шокирован тем, что я дала ему пощечину, причем достаточно сильную, чтобы он склонил голову набок.

— Какого хрена это было? — ворчит он. Позади себя я слышу смех одного из трех других мужчин в холле, и жар приливает к моему лицу. Как бы мне ни было стыдно за то, что я позволила своему темпераменту взять надо мной верх, я ни за что на свете не буду чувствовать себя виноватой из-за того, что ударила его.

— О черт, черт… Я не сожалею об этом. Уясни это прямо сейчас, но тебе нужно следить за своим языком и за тем, что ты говоришь об Из. Пока ты не поймешь, что происходит, у тебя нет права что-либо говорить. Никакого. — Я скрещиваю руки на груди и стою на своем. Если он не собирается никого слушать, тогда я сама с ним разберусь, если понадобится.

Он глубоко вздыхает, прежде чем лезет в карман за бумажником, достает белую карточку и протягивает мне.

— Вот, передай ей это, пусть она позвонит мне.

— Я скажу ей, но ничего обещать не буду. Если бы ты понимал, о чем меня просишь, что ж, ты бы понял, к чему я клоню.

Он начинает отвечать, но дверь рядом с нами открывается, и в комнату входит Грег с Иззи, свернувшейся калачиком в его объятиях. Эта сцена напоминает мне о стольких ее «прорывах» в прошлом, что я слегка покачиваюсь от переполняющих меня эмоций. Мне хочется закричать и ударить кого-нибудь кулаком.

Что я действительно хочу сделать, так это найти Брэндона-гребаного-Хантера и убить его голыми руками. Как он посмел взять такую совершенно счастливую женщину и превратить ее в это месиво? Правда в том, что даже я не застрахована от него. Не после той ночи, вскоре после того, как они с Иззи поженились, когда он воочию показал мне, через что ей пришлось пройти, и еще кое-что. Когда воспоминания просачиваются в мой разум, я оказываюсь почти на заднице, но Бек подходит и обнимает меня за плечи, удерживая на месте.

— Я держу тебя, — бормочет он мне на ухо.

— Спасибо, — слабо произношу я.

Грег выходит секундой позже и встает передо мной. Я знаю, что он беспокоится о ней так же, как и я. Это написано у него на лице.

— Она наконец успокоилась около десяти минут назад. Давай отвезем ее домой, хорошо? — Он обращается ко мне тихо, чтобы не потревожить ее.

— Конечно, Г. Я попрошу вышибалу провести нас через черный вход. Они уже припарковали твой грузовик там, сзади, так что нам не придется везти ее через парадный. — Видя ее такой, и беспокойство, которое испытывает Грег, просто подтверждает мою мысль, что ничего хорошего из этого не выйдет.

Я поворачиваюсь и чуть не врезаюсь в мужчину, стоящего позади меня, но вовремя спохватываюсь.

— Пойдем, я позабочусь, чтобы тебе больше не нужна была помощь. — Бек протягивает руку и переплетает свои пальцы с моими. Этой демонстрацией поддержки он предлагает гораздо больше, чем его слова.

Я стараюсь не испытывать симпатии к теплому чувству, которое просыпается во мне, но я бы солгала, если бы сказала, что мне не нравится эта мысль. Но прямо сейчас я даже не могу позволить себе пойти туда. Иззи нуждается во мне, и, как и всегда раньше, и в любое время, когда я буду нужна ей в будущем, я буду рядом. Я слишком хорошо знаю, каково это, когда рядом никого нет, и я никогда не позволю тому, кого я люблю, испытывать такую боль.