Бестолочь

Глава 10

Домой Уолтер вернулся около девяти. Он привез Кларе дюжину белых хризантем. Она была в гостиной и изучала какие-то деловые бумаги, разложив их на диване.

— Привет! — сказал он. — Прости, что не успел к обеду. Я даже не знал, будешь ты дома или нет.

— Не волнуйся, все в порядке.

— Вот это тебе, — сказал он, протягивая цветы.

Она посмотрела на них, потом на него.

Улыбка исчезла с лица Уолтера.

— Так я поставлю их в вазу? — спросил он напряженным голосом.

— Пожалуйста, — ответила она холодно, словно цветы не имели к ней никакого отношения.

Уолтер развернул цветы на кухне, налил в вазу воды. У него даже была приготовлена карточка — «Моей самой любимой Кларе». Он порвал карточку и выбросил вместе с оберткой.

— Ну и как там Элли? — спросила Клара, когда он вернулся с цветами в гостиную.

Уолтер не ответил. Он поставил вазу на кофейный столик, достал из коробки сигарету и закурил.

— Почему ты не остался у нее на весь вечер?

А что, неплохая мысль, подумал Уолтер, но вслух ничего не сказал, только крепче стиснул зубы. Он отправился на кухню, вымыл с мылом лицо и руки прямо над раковиной и вытерся бумажным полотенцем. Затем, пройдя холлом, вышел через парадное. Клара что-то сказала, но он не расслышал.

В «Таверне трех братьев» он поискал глазами Билла либо Джоэла — ему хотелось с кем-нибудь выпить. Никого из знакомых не было. Он помахал рукой бармену Бену и принялся искать в телефонной книге Манхаттана номер Элли Брайс. Там значились Эллен Брайс и Элспет Брайс. Адрес Элспет показался ему более обещающим, он набрал ее номер. Телефонистка сообщила, что абонент сменил номер, и дала новый — в Леннерте, на Лонг-Айленде.

Трубку взяла Элли. Она сказала, что переехала только сегодня.

— Что вы сейчас делаете? — спросил он. — Успели пообедать?

— Я и думать об обеде забыла. До четырех часов пробыла в школе, а здесь рабочие свалили все в кучу посреди комнаты. Вы уж простите, но мне не удастся выбраться с вами пообедать.

Тем не менее голос у нее был такой радостный, что Уолтер улыбнулся.

— Может, я вам помогу? — сказал он. — Разрешите подъехать, я тут недалеко.

— Что ж, если беспорядок вас не пугает.

— Какой адрес?

— Бруклинская улица, дом сто восемьдесят семь. Звонок под фамилией Мейс. М-е-й-с.

Он нажал кнопку под фамилией Мейс. Когда зуммер возвестил, что вход открыт, он толкнул дверь и поднялся по лестнице, прыгая через ступеньку, прижимая одной рукой к телу, как футбольный мяч, бутылку шампанского. В другой руке он нес пакет с закусками.

Элли ждала его в дверях на втором этаже.

— Здравствуйте, — произнесла она, — и добро пожаловать.

Уолтер остановился перед ней, нервно переминаясь, и протянул бумажный пакет:

— Я принес сандвичи.

— Большое спасибо! Входите, вот только боюсь, сесть тут негде.

Он вошел. Квартира представляла собой одну большую комнату с двумя окнами на улицу и холлом в глубине, из которого вели двери на кухню и в ванную. Его взгляду открылся хаос чемоданов и картонных коробок, среди которых лежали два футляра для скрипки, один потертый, другой новый на вид. Он проследовал за Элли на кухню.

— И вот еще, — он вручил ей бутылку. — Оно теплое, нынче в винном магазинчике в Бенедикте отказал холодильник.

— Шампанское? Это в честь чего же?

— В честь новой квартиры.

Она держала бутылку так, словно была ценительницей шампанского. Замену ведерку они так и не нашли; тогда Элли вытащила из какой-то коробки большое махровое полотенце и завернула бутылку, обложив льдом из двух ванночек.

— Выпьете виски, пока оно охлаждается? — спросила она.

— С удовольствием.

— А к виски — сандвич? Вы принесли столько вкусного. Сандвичи с индюшатиной, а это что?

— Трюфели.

— Трюфели, — повторила она.

— Вам нравятся?

— Я их обожаю.

Из стопки переложенных газетами тарелок она извлекла несколько штук. На ней были туфли-мокасины, блузка и юбка — и совсем не было косметики.

— Я так рада, что вы приехали. Терпеть не могу собирать или разбирать вещи на трезвую голову, а пить одной скучно.

— Я помогу вам и пить и разбирать. Хотите, начнем прямо с вещей?

— Я хочу пока что про них забыть.

Она протянула ему тарелку, он взял сандвич. Они отнесли выпивку и тарелки в комнату и, поскольку стола не было, поставили тарелки на пол.

Элли поглядела на сваленные в стопу ноты.

— Вам нравится Скарлатти?

— Да. В исполнении на рояле. У меня…

— Вот и хорошо, я играю его на скрипке.

Уолтер едва заметно улыбнулся. Он переложил чемоданы на пол, и они сели на тахту. У него возникло чувство, что он бывал здесь не однажды и через несколько минут, осушив стаканы, они займутся любовью, как занимались уже много раз. Тем временем Элли рассказывала про свою нью-йоркскую приятельницу по имени Ирма Гартнер; Ирме, говорила Элли, будет без нее тяжело, потому что она каждые две недели меняла для нее в библиотеке ноты. Ирма Гартнер — калека, ей около шестидесяти пяти лет, она играет на скрипке.

— И все еще здорово играет, — сказала Элли. — Не будь она женщиной, наверняка смогла бы найти место в каком-нибудь струнном оркестре, который выступает в ресторане или другом заведении, но кто станет подписывать контракт с женщиной, да еще в таком возрасте? Плохо, правда?

Уолтер попытался представить себе Клару, которая настолько о ком-то печется, что навещает его (или ее) из жалости или дружбы; попытка не удалась. Плечи Элли под белой блузкой казались такими нежными, что ему безумно захотелось ее обнять. А если попробовать? Она либо отзовется, либо нет. Либо отзовется, либо останется совсем равнодушной, и он ее больше не увидит. Уолтер решил: если нельзя обнять ее за плечи, на кой черт ему продолжать себя мучить, встречаясь с нею? Рука его сперва легла на спинку тахты, а оттуда соскользнула ей на плечи. Она искоса на него посмотрела и припала к нему головой. Желание, наподобие виноградной лозы, опутало его тело. Они одновременно повернули головы и поцеловались. Поцелуй был долгим, но вдруг она высвободилась из его объятий, встала, прошла на середину комнаты. Там она обернулась и поглядела на него с широкой неуверенной улыбкой:

— И чем же все это должно закончиться?

Он было пошел к ней, но вид у нее был слегка испуганный, а может, встревоженный, поэтому он остановился.

Она медленно удалилась на кухню. Ее тело, облаченное в юбку и блузку, казалось ему очень юным, юным в своем притворном равнодушии. Она потрогала бутылку с шампанским.

— Если положить в стакан лед, вполне сойдет, — сказала она. — Вы не против?

— Нет.

Она снова посмотрела на него застенчивым и радостным взглядом.

— Для шампанского я неподходяще одета. Можете подождать минут десять? Вот бокалы. У меня только такие, старомодные.

Она вручила ему бокалы, а сама пошла в комнату и вытащила из чемодана что-то белое. Затем она заперлась в ванной.

Уолтер услышал шелест душа. Он бросил в стаканы лед и поставил их вместе с бутылкой на крышку чемодана. Душ все шумел, и Уолтер решил налить себе еще виски, но передумал.

Элли появилась босая, в белом купальном халате.

— Нужно надеть самое лучшее платье, — заметила она, роясь в чемодане.

— Не нужно ничего надевать.

Халат был махровый; Уолтер вдруг вспомнил, что Клара ненавидит махровые вещи.

— Хорошо бы, вы и его сняли, — сказал он.

Она пропустила замечание мимо ушей, и для Уолтера это было самым волнующим ответом из всех возможных.

— Откройте шампанское.

Она уселась на пол у чемодана, прислонившись спиной к тахте.

Уолтер извлек пробку и разлил шампанское, которое они молча пригубили. Он успел выключить верхний свет, им хватало того, что проникал из кухни. Ступни у нее были очаровательные, гладкие, узкие, такие же загоревшие, как ноги. Они не гармонировали с ее руками. Он налил еще шампанского.

— Неплохо, правда?

— Неплохо, — отозвалась она и поудобнее оперлась спиной о тахту. — Чудесно. Бывает, что мне нравится беспорядок. Сегодня как раз такой случай.

Он встал и расстелил на полу зеленое одеяло.

— Жестковато на голом, — заметил он.

Она легла на одеяло животом, положив щеку на руку и глядя на него снизу вверх. Он примостился рядом, тоже на одеяле. Казалось, шампанское в бутылке никогда не иссякнет, как вино в сказочном кувшине.

— Хочешь раздеться? — спросила она.

Он разделся и развязал пояс у нее на халате. Кожа у нее была удивительно нежная, грудь под его рукой — нежнее пуха. Он действовал очень неспешно, очень осторожно, чтобы не причинить ей боли: одеяло одеялом, но на полу было жестко. Однако Элли не обращала на это внимания, и он тоже забыл про пол. Тем не менее на какой-то миг сознание его словно включилось, и он подумал, а был ли у нее когда-нибудь такой же хороший любовник? Ему казалось, что они уже много раз занимались любовью и это им никогда не прискучит, до самой смерти. И что Клара — просто тень по сравнению с Элли.

Ему хотелось сказать: я люблю тебя. Но он промолчал.

Она открыла глаза и посмотрела на него.

Он разлил остатки шампанского и зажег одну сигарету на двоих.

— Ты знаешь, который час? — спросила она.

Ему стало противно, что он забыл снять с руки часы.

— Всего без пяти два.

— Всего! — она встала, подошла к приемнику и включила на тихий звук. Потом возвратилась, опустилась на колени и поцеловала его в лоб.

Он посмотрел, как она закуталась в халат, затем сам быстро оделся. Ему не хотелось оставаться у нее ночевать, хотя он чувствовал, что ей этого хочется.

— Когда мы увидимся? — спросил он.

Она подняла глаза, и по их выражению он понял: она огорчена, что он уходит.

— Не хочу строить планы.

— Я могу быть полезен?

— В каком смысле?

— В смысле заданий. По новой квартире.

Элли рассмеялась. Она сидела, прислонившись к пустой книжной полке. В слабом свете он различал ее карие с синевой глаза; она улыбалась, глядя на него с обожанием.

— Может, я все так и оставлю. Я ведь сказала тебе, что люблю беспорядок.

Он медленно подошел к ней.

— Я тебе позвоню.

— Очень мило с твоей стороны.

Улыбаясь, он взял ее за руку и притянул к себе. Они поцеловались. Он мог бы повторить все с начала, но вместо этого открыл дверь.

— Спокойной ночи, — произнес он и вышел.

Спускаясь по лестнице, он ощущал себя раскованным и помолодевшим, словно в его теле обновилась каждая клетка. Он улыбался.

Когда он вошел в спальню, Клара проснулась.

— Где ты был? — спросила она сонным голосом.

— Пил. С Биллом Айртоном.

Ему было плевать — пусть выясняет, что он не был с Биллом. Ему было плевать — пусть выясняет, что он был с Элли.

Клара, видимо, снова уснула, потому что больше ничего не сказала.

В понедельник утром Уолтер позвонил Элли и пригласил пообедать. Кларе он собирался сказать, что встречается с Джоном в Нью-Йорке. Он не был намерен ехать домой после работы. Но Элли заявила, что весь вечер будет упражняться на скрипке, это просто необходимо, потому что ей нужно подобрать новую программу для класса обучающихся понимать музыку. Уолтер уловил в ее голосе прохладу и почувствовал, что она решила положить их связи конец, может быть, вообще больше с ним не встречаться.

Во время перерыва на ленч Уолтер заскочил в Публичную библиотеку и просмотрел, что писали ньюаркские газеты за август о деле Киммель. Фотография, сделанная на месте преступления, запечатлела труп жертвы. Женщина, как он понял, была в теле, темноволосая, однако запрокинутого лица не было видно, он разглядел на снимке только легкое платье с пятнами крови, наполовину прикрытое одеялом. Больше всего его занимало алиби Киммеля. Одно и то же сообщение повторялось в разных вариантах: «Мельхиор Киммель заявил, что в тот вечер, когда произошло преступление, он находился в Ньюарке и с 8 до 10 часов был в кино». Уолтер предположил, что у него есть свидетели и его заявление не подвергалось сомнению.

Убийцу, однако, так и не удалось найти. Уолтер просмотрел ньюаркские газеты за несколько следующих дней — никаких новых обстоятельств в деле не обнаружилось. Он ушел из библиотеки довольно сердитый, с чувством человека, обманувшегося в своих ожиданиях.