Он лежал в постели и ждал легкого шлепка, с каким газета ударяется о парадную дверь. Обычно газету приносили без четверти семь. Когда в положенное время он ничего не услышал, то спустился и включил лампочку над парадным, чтобы видеть крыльцо. Газеты не было. Он поднялся наверх и оделся.
Газету он нашел, когда выходил на улицу из парадного. При свете лампочки в холле Уолтер прочел:
«ЧЕЛОВЕК ИЗ НЬЮАРКА РАССКАЗЫВАЕТ ОБ УМЫШЛЕННОМ УБИЙСТВЕ ЖЕНЩИНЫ ИЗ БЕНЕДИКТА.
27 ноября. Удивительную историю, единственным подтверждением которой служат заполненный карандашом бланк заказа на книгу и решительное и откровенное заявление измученного человека, была поведана вчера поздно вечером в редакции ньюаркской «Сан». Мельхиор Д. Киммель, владелец книжной лавки в Ньюарке, сообщил нам, что Уолтер Стакхаус, муж покойной Клары Стакхаус, проживавшей в Бенедикте, Лонг-Айленд, приходил к нему в магазин за две недели до гибели миссис Стакхаус в октябре месяце и задавал ему вопросы об убийстве его собственной жены, Хелен Киммель…»
Уолтер сунул газету под мышку и бросился к автомобилю. Ему не терпелось заполучить и другие газеты, все, разом. Однако он включил в салоне свет и снова проглядел внушительное, на две колонки, сообщение в рамке.
«Я пришел в ужас, — утверждал Киммель, — и хотел было сообщить о нем в полицию, как об опасном психопате, но по зрелому размышлению решил умыть руки. Однако события приняли такой оборот, что я горько сожалею о своей трусости».
Уолтер включил зажигание. Темнота едва начинала рассеиваться, и свет фар упал на Клавдию — она шла навстречу по Марлборо-Драйв. Уолтер заметил, как она быстро отступила на обочину, и почувствовал, что она отпрянула не столько от машины, сколько от него самого. Видимо, уже прочитала в газете, а может, ей рассказала та женщина, с которой она иногда встречается в автобусе.
Он доехал до Залива Устриц и остановился у первого же киоска. Две ньюаркских газеты вынесли материал на первую полосу. Он купил по выпуску каждой утренней газеты, отнес в машину и принялся разом просматривать, пробегая абзацы глазами, выискивая самое худшее.
«Тело Хелен Киммель обнаружили в лесу рядом со стоянкой автобуса в Территауне, штат Нью-Йорк, 14 августа. Тело Клары Стакхаус нашли у подножия отвесной скалы близ Аллентауна, штат Пенсильвания, 24 октября. Полиция, зарегистрировавшая гибель миссис Стакхаус как самоубийство, пока воздерживается от комментариев о смерти Киммель».
«Книготорговец из Ньюарка утверждает:
Стакхаус «запланировал» убийство своей жены на стоянке автобуса».
В изложении «Нью-Йорк таймс» материал был подан сжато, но, по существу, представлял собой прямое обвинение в убийстве, хотя заявления Киммеля и были разбавлены словечками типа «утверждал… по словам Киммеля… Киммель показал…».
Однако бульварная ньюаркская газетенка поместила пространный отчет в сопровождении фотографий Киммеля, который вещает, воздев палец, и бланка заказа с ясно различимым именем Уолтера. Число тоже хорошо было видно.
«Мельхиор Киммель, сорока лет, с внушительной мощной фигурой и настороженным взглядом карих глаз за толстыми линзами очков, какие обычно носят ученые люди, поведал эту историю раскатистым голосом и с такой глубокой убежденностью, что было трудно ему не поверить, заявил Гримлер, главный редактор ньюаркской «Сан»…
Разговор об убийстве, утверждал Киммель, состоялся после того, как Стакхаус (юрист) сделал заказ на книгу «Злоупотребляющие законом». В подтверждение Киммель предъявил бланк заказа, на котором проставлено число. По словам Киммеля, Стакхаус, судя по всему, решил, будто он (Киммель) убил свою жену Хелен, и сообщил ему, что намерен убить собственную жену «тем же способом», то есть напав на нее во время стоянки междугородного автобуса.
В изложении Киммеля, Стакхаус собирался последовать за автобусом в своем автомобиле, перехватить жену на стоянке, уговорить отойти в уединенное место, а там напасть на нее и убить, чтобы никто не увидел. Видимо, пояснил Киммель, Стакхаус решил, что он, Киммель, действовал именно так.
«Стакхаус, — выдвинул вчера обвинение Киммель, — все так и сделал».
Далее Киммель заявил, что Стакхаус снова пришел к нему 15 ноября, чтобы принести «слезливые извинения» и признаться в убийстве собственной жены. Стакхаус, отрицающий свою причастность к смерти жены, как утверждал Киммель, «страдает навязчивой идеей в отношении меня». Киммель намекнул на то, что Стакхаус часто его посещал, однако заметил, что «не желает в это вдаваться». Факт посещения 15 ноября подтвердил лейтенант Лоуренс Корби из филадельфийского Отдела по расследованию убийств, который несколько последних недель ведет расследование обстоятельств смерти Киммель и Стакхаус.
Киммель заявил, что поступки, в которых он обвиняет Стакхауса, «испортили ему жизнь», так как повлекли за собой полицейское расследование его (Киммеля) действий в тот вечер, когда была убита его жена. Именно это, по его словам, и побудило его с большим опозданием обнародовать, что Стакхаус приходил к нему в октябре.
«Я не мстителен, — заявил Киммель, — но этот человек явно виновен, более того, он беспардонно испортил мне жизнь и профессиональную репутацию тем, что попытался меня очернить, приписав преступление, которого я не совершал. Я говорю: пусть закон воздаст каждому по делам его».
Рассказу Киммеля предшествовало раскрытие полицией того факта, что Стакхауса видели и опознали на месте гибели жены в 7.30 вечера 23 октября, хотя первоначально он заявил полиции, что в вечер, когда погибла жена, находился на Лонг-Айленде.
29 октября у Стакхауса была обнаружена газетная вырезка с сообщением об убийстве Хелен Киммель. Признание Стакхауса, что он вырвал эту заметку из газеты и хранил в альбоме, подтвердил лейтенант Корби, когда Гримлер, главный редактор ньюаркской «Сан», позвонил ему, чтобы проверить этот факт.
Лейтенант Корби предупредил Гримлера о том, что с самого Киммеля не полностью сняты подозрения в убийстве жены, и, что бы ни говорил Киммель против Стакхауса, он, Корби, несет ответственность лишь за то, что готов подтвердить собственнолично…»
Однако же Корби подтвердил чуть ли не каждое слово Киммеля, подумал Уолтер. Может, он вчера весь день натаскивал Киммеля, чтобы быть уверенным: да, Киммель расскажет решительно обо всем и сделает это достаточно убедительно, когда будет сочинять свою небылицу!
Уолтер нажал на стартер и механически повернул к дому.
Клавдия была на кухне; она стояла с газетой в руках, так и не сняв пальто и шляпки. Судя по ее виду, она все еще не оправилась от потрясения.
— Вот, Майра дала мне утром в автобусе, — произнесла она, показывая газету. — Мистер Стакхаус, я пришла сказать, что хочу получить расчет, — если вы не против, мистер Стакхаус.
Уолтер на минуту утратил дар речи и только глядел ей в лицо, на котором читал решимость, робость и страх — все разом. Он вошел, увидел, как она подалась назад, и остановился, догадавшись, что она его боится, потому что считает убийцей.
— Понимаю, Клавдия. Я не против. Сейчас возьму…
— Если вы не возражаете, я только заберу из шкафчика туфли и еще кое-что мое.
— Пожалуйста, Клавдия.
Но она еще не закончила.
— Когда Майра рассказала мне утром, я не поверила, но как прочитала своими глазами…
Она замолчала. Уолтер тоже молчал.
— И потом не по душе мне, что полиция все время пристает с вопросами, — добавила она чуточку посмелее.
— Мне очень жаль, — сказал Уолтер.
— Он не велел вам рассказывать — мистер Корби. Но теперь вроде это уже и неважно. Я не могла закрыть перед ним дверь, но и путаться в это дело я тоже не хочу.
Грязный подонок, подумал Уолтер. Легко представить, как он выкачивал из Клавдии все до последней капли. Уолтер давно хотел спросить Клавдию, не являлся ли к ней Корби, но не смел.
— Я Корби ничего плохого про вас не говорила, мистер Стакхаус, — произнесла Клавдия испуганно.
Уолтер кивнул.
— Ладно, Клавдия, идите за вашими туфлями.
Сам он вышел в холл — подняться наверх за бумажником, чтобы расплатиться с Клавдией. Утром он забыл его дома и уехал с одной мелочью, что была в кармане.
Отсчитывая купюры, Уолтер замер: ему послышался негодующий укоризненный голос Клары, протестующей против того, что Клавдия от них уходит — и уходит из-за него. На миг Уолтера охватило знакомое чувство стыда, внезапной злости и обиды — вот, совершил промах, и теперь Клара его ругает. Тут он очнулся и сбежал вниз с деньгами и чековой книжкой в руках. Он выписал сумму — жалованье за две недели — и вручил ей чек вместе с тремя десятидолларовыми купюрами.
— Десятки — это вам, Клавдия, за безупречную службу, — сказал он.
Клавдия посмотрела на деньги и вернула чек.
— На этой неделе, мистер Стакхаус, я работала всего четыре дня. Я возьму только то, что мне причитается, и ничего больше. Я возьму только эти тридцать долларов.
— Но этого мало, — возразил Уолтер.
— По мне хватит, — ответила Клавдия, отходя. — А сейчас мне пора. По-моему, я ничего не забыла.
Рекомендации и той он ей дать не может, подумал Уолтер. От него она рекомендации не захочет. В руках у нее был плотно набитый бумажный мешок. Уолтер открыл ей дверь. Она проскользнула как-то боком, чтобы не коснуться его, — он внушал ей самый настоящий страх. Бесполезно предлагать подбросить ее в машине до автобусной остановки в конце Марлборо-Роуд, бесполезно что-нибудь ей говорить. Он смотрел ей вслед, пока она спускалась по пологому склону лужайки к дороге; провожал ее взглядом, когда она свернула и пошла восвояси под сенью ив. Он все еще не до конца осознал, что скорее всего видит Клавдию в последний раз. Поразительно, как сильно уязвил его ее уход.
Уолтер прикрыл дверь на кухню. Он сразу почувствовал себя одиноким и всеми оставленным. А ведь это всего лишь служанка. Чего в таком случае ждать от других? От Элли? И Джона? И Клиффа с отцом? И Дика? Уолтер машинально принялся варить кофе. Интересно, придет сегодня миссис Филпот или позвонит и откажется под каким-нибудь предлогом, а то и вовсе не позвонит?
Телефон зазвонил без нескольких минут девять. Междугородный звонок. Уолтер подождал, пока на том конце четвертаки[10] провалятся в щель. Он был уверен, что это звонит из Корнинга Элли, но в трубке раздался голос Джона.
— Уолтер?
— Да, Джон.
— Я прочел.
Уолтер ждал.
— Сколько во всем этом правды? — спросил Джон.
— Насчет посещений правда — большей частью. А что я, по его словам, говорил — это ложь.
Даже голос у него звучал устало и безнадежно, совсем не убедительно. Джон долгое время молчал, словно и в самом деле ему не поверил.
— Что тебе грозит?
— Ничего! — взорвался Уолтер. — За решетку они меня не посадят, последовательности от них ждать не приходится. В любом случае фактов-то у них нет. Они не пытаются ничего доказать. Первый встречный может встать и заявить что угодно — вот их метод!
— Слушай, Уолтер, когда поостынешь, сядь-ка да изложи для полиции все письменно с начала и до конца, — посоветовал Джон; его глубокий голос звучал невозмутимо. — Сообщи все, о чем умолчал, и…
— Я ни о чем не умалчивал.
— Эти посещения…
— Их было всего-навсего три, причем второе вместе с Корби, который знает о двух других!
— Уолтер, у меня складывается впечатление, что каждую неделю вскрывается что-то новое. Я предлагаю тебе все изложить письменно, поклясться, что это правда, и привести доказательства.
Теперь в раскатистых фразах Джона Уолтер улавливал холодность, нетерпение и отстраненность.
— Если ты невиновен, — небрежно добавил Джон.
— Ты, видимо, сомневаешься в этом, — сказал Уолтер.
— Слушай, Уолтер, я всего лишь предлагаю тебе изложить все целиком, а не выкладывать по частям…
Уолтер положил трубку.
Он думал о комментарии в одной из газет: если рассказанное Киммелем не соответствует действительности, то весьма странно, зачем Стакхаус предпочел искать нужную ему книгу в безвестной ньюаркской лавке, когда много проще было бы обратиться в книжные магазины Нью-Йорка?
Уолтер налил себе бренди.
К чему теперь это все поведет? Он может сделать заявление для печати, это несложно; он скажет правду, но кто захочет ему поверить? Правда — это ведь так неинтересно, а вот рассказ Киммеля захватывает.
Он вывел Джеффа погулять в лесок, что в конце Марлборо-Роуд. Песик уже не ждал Клару, но утратил часть присущей ему веселости. Он уже не так радостно играл с Уолтером в свою любимую игру — повиснуть на старой тряпке и в конце концов растерзать ее зубами в лоскутья. На мордочке у Джеффа больше не появлялось того глупо-самоуверенного выражения, которое не сходило с нее, когда Клара была жива. Элли заметила перемену и предложила взять собаку к себе, если Уолтеру не хочется ее держать. Но Уолтер хотел держать Джеффа: он пытался заботиться о нем так же хорошо, как это делала Клара, раз в день основательно его выгуливал и, как правило, сам кормил его по утрам, даже когда Клавдия бывала в доме. Если, однако, с ним что-нибудь случится, подумал Уолтер, следует позаботиться, чтобы Джефф попал к Элли или к Филпотам.
Он дал Джеффу на завтрак ломоть поджаренного хлеба с маслом, залив его теплым молоком, стоял и смотрел, как пес расправляется с пищей. От усталости у него дрожали ноги, каблук выбивал дробь по линолеуму. Джефф поднял голову, услыхав непонятный звук, и Уолтер с силой вдавил каблуки в пол.
Зазвонил телефон.
Миссис Филпот спросила, можно ли мистеру Каммерману, оценщику, подойти прямо сейчас. Уолтер ответил, что будет на месте. Его озадачило, что голос у миссис Филпот был, как обычно, безмятежен и вежлив. Но тут она сообщила:
— Надеюсь, Уолтер, вы меня простите — как выяснилось, сама я прийти не смогу. Только что всплыло одно дело, которым мне сейчас нужно заняться.