Бестолочь

Глава 28

Уолтер ждал в машине у поворота дороги, которая вела от школьных ворот к учебному корпусу. На обочине стояло еще с пяток машин, все пустые. Одной из них была Боадицея, неуклюжая, с парусиновым верхом, уродливая, как деревянный башмак. Сидя в своем автомобиле, Уолтер ощущал легкий стыд и тревогу, что кто-нибудь из знакомых, Айртоны или Роджерсы, увидит его и поймет, что он ждет Элли. Но репетиция, как он знал, закончилась в шесть, просто учителя задержались поговорить о костюмах. К тому же он вот уже несколько недель, как все для себя решил, вспомнил Уолтер. Если он вообще намерен встречаться с Элли, то будет делать это в открытую.

Когда она появилась в дверях, он вылез и пошел ей навстречу. Уолтер предложил ей оставить Боадицею в Леннерте и поехать в его машине, но Элли решила ехать в своей. Ей не хотелось в этот вечер гонять его до Леннерта и обратно.

Они отправились к Уолтеру и сразу принялись за обед, потому что оба проголодались. Уолтер выпил на кухне, Элли от выпивки отказалась, сказав, что слишком устала. Зато она развлекала его разговорами про скупость школьной казначейши миссис Пирсон, которая надумала сэкономить на костюмах для «Ганса и Гретель». На репетиции ведьмы играли в одних юбках: верхней части костюмов не было.

— Пришлось показать ей на сцене полуголых детишек, чтобы она поверила! — рассмеялась Элли. — В конце концов я выбила из нее еще пятьдесят пять долларов.

Уолтер любил ее смех: громкий и раскованный, он заполнял комнату своим трепетом, как мощный аккорд, каким она завершала свои скрипичные пассажи.

Они расставили в гостиной столик для бриджа и уселись обедать, когда в дверь позвонили. Уолтер пошел посмотреть. Это были Айртоны. Они рассыпались в извинениях, что нагрянули так некстати, помешали людям обедать, но через минуту уже усаживались, решив подождать, пока Уолтер и Элли закончат. Уолтер не мог понять, то ли они пришли выпивши, то ли прячут под своей нарочитой оживленностью, что явились шпионить и рады, что удачно подгадали.

— Я слышала, на празднике в День Благодарения в «Харридже» вы будете играть на рояле, — обратилась к Элли Бетти Айртон. — Я пойду с миссис Агню, матерью Флоренс, вы ее знаете.

— Еще бы, — улыбнулась Элли. — Фло поет в хоре кукушат.

— Моей-то еще рано в школу…

Любезность Бетти переходила все границы. Уолтер тщательно вытер губы. Элли почти не пользовалась помадой.

— Как дела, Уолт? — спросил Билл, подавшись вперед и обратив к Уолтеру свое приятное румяное лицо.

— Все та же рутина, — ответил Уолтер.

— Давно не видел Джоэла с Эрнестиной?

— Порядочно. На прошлой неделе я не смог к ним вырваться, они что-то там затевали.

— Бостонское чаепитие, — заметил Билл. На местном жаргоне так назывался прием с коктейлями, который начинается в пятницу в четыре.

Хоть пригласили, подумал Уолтер. И тут до него дошло, что о вечерах и приемах на День Благодарения и на Рождество с ним что-то никто не заговаривал. Обычно в это время года уже обсуждаются вечеринки с пуншем, маскарады и даже санные вылазки, если есть снег. Уолтер был уверен, что они и обсуждаются — только не с ним. Уолтер ел медленно; ему было не по себе. Он положил вилку и нож. Бетти и Элли вежливо обменивались банальностями о том, как важно встречаться со знакомыми и что Уолтеру, может быть, стоит сменить окружение. Уолтер чувствовал, что их с Биллом молчание полно невысказанных слов: всего месяц, как не стало Клары, а Элли уже обедает с ним у него дома. А недели две назад Айртоны видели, как он и Элли покупали зелень в супермаркете в Бенедикте. Уолтер до сих пор не забыл, что Билл всего лишь помахал ему рукой, но не подошел поговорить.

— Полиция тебе больше не досаждала? — спросил Билл.

— Нет, — ответил Уолтер. — А тебе?

— Нет, но, может, тебе будет интересно узнать, что Корби опрашивал ребят в клубе, — сказал Билл с легкой улыбкой, понижая голос, чтобы не мешать разговору Элли и Бетти. — Я узнал от Сонни Коула. Как я понял, Корби говорил с Сонни и Марвином Хейзом. И еще с Ральфом.

Уолтер с трудом припомнил, что Ральф — это их клубный бармен.

— Неприятно, — спокойно произнес Уолтер. — Что эти-то обо мне могут знать? Я уже и забыл, когда заглядывал в клуб.

— Я не думаю, чтобы интересовались тобой. Они расспрашивали, вернее, не они, а этот тип, Корби… Ну, Уолтер, в конце-то концов, по-моему, они ведь хотят доискаться, покончила она с собой или ее убили, правда? По-моему, они выясняют, не было ли у нее врагов. — Билл опустил взгляд на свои сомкнутые руки. Прижимая ладони одна к другой, он производил ими чмокающие звуки.

Уолтер знал, что Корби расспрашивал именно про него, а не про каких-то мифических врагов. Он заметил, что Бетти и Элли прислушиваются к их разговору. Ведь это он, а не кто-то другой был там, на автобусной остановке, о чем все они знали. Все они, чувствовал Уолтер, ждут от него очередного, уже неизвестно какого по счету заверения, что это не его рук дело. Ждут, как оно прозвучит на сей раз, чтобы унести с собой домой, обкатать со всех сторон, проверить на вкус и на запах, а потом уж решить, верить ему или нет. И то не окончательно. Даже Элли, подумал Уолтер. Он упрямо молчал.

— Корби и у нас побывал еще раз, — продолжал Билл все тем же бесцветным голосом, разительно не похожим на тот возбужденно-приятельский, которым он сообщил о Корби в тот вечер. — Рассказал какую-то историю про то, как нашел у тебя вырезку об убийстве Киммель.

Билл выложил это с таким видом, будто был посвящен во все обстоятельства убийства Киммель. Уолтер покосился на Элли и за какую-то долю секунды успел поймать у нее на лице нетерпеливое желание услышать, что он на это ответит, желание почти столь же дурное, как откровенное любопытство Айртонов.

— Корби, похоже, находит в обоих случаях нечто общее, — заметил Билл, удивленно покачав головой. — Чего бы я ни за что не хотел, так это… то есть я хочу сказать…

— Что ты хочешь сказать? — спросил Уолтер.

— Я хочу сказать, что это плохо выглядит, Уолтер, разве нет?

На лице у Билла читался скрытый страх, словно он боялся, что Уолтер сейчас вскочит и ему врежет.

Уж лучше бы Корби раструбил об этом в газетах, подумал Уолтер. А то теперь рассказывает всем и каждому, делая вид, будто это невесть какая важная улика в системе доказательств, которую он возводит, слишком секретная и взрывоопасная, чтобы позволить ее обнародовать.

— Я объяснил Корби про вырезку, и он принял мое объяснение, — произнес Уолтер и полез за сигаретами. — Конечно, в этой истории я буду выглядеть в дурном свете — Корби этого и добивается. Он пытается внушить, что Киммель и я — мы оба могли быть убийцами. Но вина Киммеля не доказана. Ему даже не предъявлено обвинения, а мне тем более.

Бетти Айртон вытянулась, вся обратившись в слух.

— Он, видимо, считает, что Киммель тоже последовал за женой, — осторожно начал Билл, — и убил ее в тот вечер на…

— Это совсем не доказано! — возразил Уолтер.

Он не нашел своих сигарет и закурил из пачки Элли.

— Я не вижу ничего общего в моем деле с делом Киммеля, разве что у нас обоих жены погибли во время поездки междугородным автобусом.

— Ну, тебя-то, Уолтер, они не подозревают, — успокоила его Бетти. — Боже сохрани!

Уолтер наградил ее взглядом.

— Вот как? Чем же они тогда занимаются? Ты только представь себе, каково это — снова и снова рассказывать об одном и том же, о каждом своем шаге, а тебе все равно не верят. Вообще-то полиция — она как раз верит, только один Корби — нет или делает вид. Мне только и остается, что искать в полиции управы на Корби.

Он уже искал и убедился, что не существует решительно никакой возможности заставить полицейского следователя прекратить расследование по делу, которое, с его точки зрения, необходимо расследовать.

— Уолтер, — одернула его Элли, пытаясь утихомирить.

Уолтер перевел взгляд на салфетку и смутился, увидев, как у него дрожат руки. Все выжидающе замолкли, и это его тоже смутило. Ему хотелось выпалить, что, если повторять одно и то же до бесконечности, в конце концов сам перестаешь себе верить, потому что слова лишаются всякого смысла. Это было очень существенно, но так сказать он не мог — они все, включая Элли, получили бы перед ним преимущество. Уолтер поднялся из-за столика, отошел, затем резко обернулся.

— Билл, я не знаю, говорил ли тебе Корби, что в сентябре Клара пыталась с собой покончить?

— Нет, — мрачно ответил Билл.

— Она наглоталась снотворного, поэтому и попала в больницу. Она все время думала о самоубийстве. Я хотел сохранить это в тайне, но сейчас, в свете… в свете всего остального, вам, по-моему, следует об этом знать.

— Ну, о чем-то подобном мы слышали, — заметил Билл.

— До нас дошли слухи, — уточнила Бетти Айртон. — Кажется, нам рассказала Эрнестина. Она так и думала. Не то чтобы были какие-то доказательства, но у нее на такое нюх. Она знала, что Клара в плохом состоянии.

Бетти говорила мягко и сдержанно, как подобает говорить об умерших.

В глазах у Айртонов он прочитал невысказанный вопрос. Это ошеломило Уолтера: он-то считал, что случай со снотворным докажет, что Клара с собой покончила. Однако тот же вопрос был написан у них и на лицах.

— Что мне прикажете делать? — взорвался Уолтер. — Разве в таком деле кто-нибудь что-нибудь докажет?

— Уолтер, я не думаю, что ты — цель расследования, — повторила Бетти, — и тебе лично не стоит так из-за этого переживать. Силы небесные!

— Тебе легко говорить, — возразил Билл. — А вот мне бы не хотелось иметь противником Корби. Я хочу сказать… то есть я понимаю, к чему он клонит.

— Он, конечно, объяснил это, — заметил Уолтер. — Он объясняет всем и каждому.

— Я хочу сказать тебе, Уолтер, хотя, надеюсь, в этом нет необходимости, что я так прямо и выложил Корби: я абсолютно уверен, что ты на такое не способен. Я знаю, что говорят о тех, кто способен: по виду ни за что не догадаешься. У меня об этом другое мнение. — Билл подчеркивал сказанное движениями раскрытых ладоней, что, однако, не придавало его словам убедительности. — Хоть у вас и не сложилось, ты бы никогда ее не убил.

Уолтер воспринял его тираду как чистейшую чушь, да еще и неискреннюю. Он даже не мог поручиться, что Билл и вправду сказал это Корби. Уолтер собирался высказать, что он думает о Корби, но сдержался и хрипло промолвил:

— Спасибо.

Все снова замолчали. Билл с Бетти обменялись долгим бессмысленно-многозначительным взглядом, и Билл поднялся.

— Ну, мы, пожалуй, двинемся. Пошли, милая.

Билл часто первым предлагал уходить, не дожидаясь, пока это сделает жена.

Бетти послушно вскочила.

У Уолтера возникло желание задержать их, привести еще какой-нибудь довод, чтобы заставить их поверить. Он ведь считал их самыми добрыми своими приятелями из всех соседей! Он оцепенело проводил их до дверей, засунув руки в карманы пиджака. Они были готовы настроиться против него, да что там готовы — уже настроились. Любимая древняя забава рода человеческого — травля ближнего.

— Доброй ночи! — крикнул им Уолтер, умудрившись придать голосу бодрости. Закрыв дверь, он обратился к Элли: — Что ты об этом думаешь?

— Они ведут себя, как любая обычная пара на их месте, поверь мне, Уолтер. Может быть, лучше, чем большинство.

— А ты видела, чтобы вели хуже — по отношению ко мне?

— Нет, не видела. — Она принялась убирать со стола. — Если б видела, я бы тебе сказала.

По ее тону Уолтер понял, что она больше не хочет разговаривать на эту тему. Но если нельзя поговорить с тобой, подумал он, то с кем же, черт побери, мне вообще тогда говорить? Вдруг он представил себе, что Джон узнал о вырезке, и внутри у него все оборвалось. Он представил, как сомнения Джона превращаются в уверенность. Он стал помогать Элли, но та уже почти справилась. Она знала, где что стоит, и работала быстрее Клавдии. Кофе подходил в кофеварке, Элли даже собралась мыть посуду, но он велел оставить на утро для Клавдии. Когда они привели кухню в порядок, кофе был готов, кофейник отнесли в гостиную, где Уолтер разлил кофе в чашки.

Элли села на диван и устало откинулась на подушку. Боковой свет от лампы подчеркивал изгиб ее славянской скулы. С лета она похудела, загар почти весь сошел, но сейчас она казалась Уолтеру еще привлекательней. Он склонился над ней, она открыла глаза, он поцеловал ее в губы. Она улыбнулась, но в ее взгляде он уловил настороженность и нерешительность, словно она не знала, чего от него ждать. Она обняла его за плечо и не отпускала, но и ничего не сказала. Он тоже молчал, целовал ее в лоб и в губы, ощущая покой и какой-то животный уют от того, что держит ее в объятиях. Негоже, однако, подумал он, что они молчат. Негоже вот так целоваться: ему — потому что она рядом и доступна, ей — потому что тянется к нему всем своим телом. Он чувствовал ее желание по тому напряжению, с каким она себя сдерживает, по ее замершему дыханию, по тому, как она раскрылась ему навстречу. Уолтера это не радовало, но он не разомкнул объятий и продолжал ее целовать.

Когда Элли встала за сигаретой, Уолтер ощутил, как ее желание тащит, притягивает его через разделившее их пространство. Он тоже поднялся, чтобы поднести ей зажигалку. Она обняла его за шею.

— Уолтер, — произнесла она, — я хочу провести у тебя ночь.

— Я не могу. Не здесь.

Она обняла его еще крепче.

— Тогда поедем ко мне, ну, пожалуйста.

Его смутила мольба в ее голосе, и сразу же стало стыдно за собственное идиотское смущение.

— Я не могу, Элли. Не могу — пока что. Ты понимаешь?

Он опустил руки. Она медленно потянулась за зажигалкой, прикурила.

— Не уверена. Но, видимо, придется постараться.

Уолтер не мог выдавить из себя ни слова. Дело не в доме и даже не в его нынешней неотзывчивости, подумал он, не это следовало объяснять. Другое держало его за язык — он даже не мог ей сказать, что когда-нибудь все будет по-другому, что в его планах на будущее ей вообще отводится место.

— Как мило было бы, если б мы с тобой когда-нибудь совпали — в наших желаниях, — заметила она, искоса поглядев на него, но при этом озорно улыбнулась. — Итак, мы с Боадицеей отбываем домой.

— Мне очень жаль.

— Мне тоже.

Она взяла свою плоскую сумочку и перчатки.

Он поступает нечестно, что сознательно пользуется ее обществом и причиняет ей боль, сказал себе Уолтер. Он проводил ее до машины. Сев за руль, она весело пожелала ему доброй ночи, но не стала ждать, чтобы он наклонился ее поцеловать.

Уолтер вернулся в пустой дом. Не цепляется ли он за этот дом, задался он вопросом, лишь потому, что тот отделяет его от Элли? На него дом не давил — он давил как раз на Элли, но Уолтер понимал, что тут им с Элли не чувствовать себя раскованно, потому что в доме жила Клара, да она и сейчас в нем. Клавдия без его просьбы переставила в верхней спальне мебель — задвинула кровать в дальний угол, а Кларин туалетный столик, убрав с него пустые флакончики из-под духов, коробочки с пудрой и их фотографии, поставила в простенок между окнами на улицу. Но в стенном шкафу стояли чемоданы с ее вещами, все еще висели ее платья. Нужно что-то сделать с ее одеждой, и поскорее, подумал он, отдать хоть той же Клавдии, пусть раздаст знакомым. Затянул он с этим делом.

Зазвонил телефон. Уолтер стоял в гостиной. У него возникла уверенность, что звонит Корби, словно телефон сообщил об этом человеческим голосом. После четвертого или пятого вызова Уолтер двинулся было взять трубку, но передумал. Он застыл, прислушиваясь, в гостиной, у него пошли мурашки по телу. Дав с дюжину звонков, телефон замолчал.