Бестолочь

Глава 32

К одиннадцати Элли еще не вернулась домой, хотя Уолтер знал, что спектакль кончился в десять. Уолтер приехал в Леннерт и ждал в машине на улице напротив дома. На него напал сон, он изо всех сил старался не заснуть в машине.

Автомобиль Элли свернул на ее улицу примерно без четверти двенадцать. Уолтер вылез из машины и направился к стоянке, где она всегда оставляла Боадицею.

— Что у тебя случилось? — спросила Элли.

— Объясню наверху. Мне можно подняться?

— Опять Корби?

Он утвердительно кивнул.

Она ничего не сказала, только с горечью на него посмотрела, отомкнула дверь, и они поднялись по лестнице. Уолтер нес в фирменной коробке сумку из крокодиловой кожи; там же, в магазине, он заказал украсить ее инициалами Элли и утром забрал по пути на работу. Коробку он вручил в квартире.

— С Днем Благодарения, Элли, — произнес он. — Жаль, не был на представлении. Как прошло?

— Удачно. Я задержалась с Вирджинией и миссис Пирсон. Им спектакль понравился больше, чем в прошлом году.

Она глянула на Уолтера, чуть улыбнулась и принялась открывать коробку. Коробка была большая, квадратная, выстланная тонкой оберточной бумагой. Элли тихо вскрикнула, увидев сумку из блестящей коричневой крокодиловой кожи, с позолоченной пряжкой и на ремне.

— Большая? — спросил он.

— Как чемодан, — рассмеялась Элли.

— Я заказал самую большую, а то бы ты получила ее еще пару недель тому назад.

— Расскажи о Корби, — попросила она.

— Пришлось ехать в Ньюарк, — начал Уолтер и запнулся, почувствовав, что едва ли сможет ей все рассказать. — Вообще-то не произошло ничего серьезного. Я… я встретился с Киммелем.

— С Киммелем! Как он выглядит?

На лице у Элли одно только любопытство, решил Уолтер, самое обычное любопытство.

— Большой жирный мужчина лет под сорок, умный, на вид спокойный…

— Как ты думаешь, он виновен?

— Не знаю.

— Так, а что произошло? Ты был в полиции?

— Да. Киммель не арестован. Возможно, он и не виновен. Видишь ли, Корби на нем прямо помешан. Корби рвется на повышение, и плевать ему на других.

— Но что же все-таки произошло?

Уолтер посмотрел на нее.

— Ему хотелось узнать, нет ли между мной и Киммелем какой-нибудь связи, не считая той моей вырезки. Разумеется, нет.

Уолтер говорил с отчаянной убежденностью, которая обманула даже его самого. Может быть, ты разговариваешь с ней в последний раз, думал он, в последний раз стоишь в этой комнате, она ведь узнает, что ты врал. Если в пятницу об этом не будет в газетах, Корби расскажет всем твоим знакомым, никого не пропустит. Уолтера несло:

— Он на нас не давил, ничего такого, просто задавал вопросы.

— У тебя измученный вид.

Он сел на тахту.

— Я и вправду измучен.

— Что еще было? — спросила она, складывая оберточную бумагу из коробки.

Уолтер знал, что бумагу она для чего-то приберегает. Точно как Клара, подумал он.

— Ничего, — ответил он. — Пришлось поехать. Просто было обидно пропустить сегодняшнее представление.

Она бросила на него взгляд, и Уолтер было засомневался, поверила ли она, что ничего другого с ним не случилось, хотя теперь на лице у нее не было и тени недоверия.

— Ты что-нибудь ел? — спросила она.

Уолтер не помнил. Вместо ответа он поднял на Элли глаза. У него подкатил комок к горлу, как если бы им завладел слепой ужас. Он не знал, как это назвать. Он вдруг пожалел, что не женился на Элли, не сделал этого сразу после гибели Клары, но уже в следующий миг ему стало стыдно, что он мог жалеть об этом.

— Я приготовлю яичницу, больше в доме ничего нет, — сказала она и пошла на кухню. — Ты бы вздремнул. Яичница с кофе будут готовы через четверть часа.

Но Уолтер как сидел выпрямившись на тахте, так и остался сидеть. Ему показалось неправдоподобным, что она так спокойно отнеслась ко всему этому. Даже к тому, что он не был на представлении. А мысль о том, что она, возможно, притворяется, чтобы потом одним махом дать ему отставку, сообщала происходящему еще больше неправдоподобия.

— Ты хоть заметил, что здорово похудел? — спросила Элли из кухни. — Хоть бы изредка о еде вспоминал.

Он ничего на это не ответил. Он откинул голову на подушку, закрыл глаза, но теперь сон решительно не шел. Через несколько минут он поднялся и помог ей накрыть кофейный столик у тахты. Они поели яичницы с поджаренным хлебом и апельсиновым джемом.

— Завтра у нас будет хороший день, — сказала Элли. — Сделаем так, чтоб ничто нам его не испортило.

— Сделаем.

Они собирались устроить себе праздничный обед в ресторане в Монтоке, а затем куда-нибудь поехать, скорее всего — погулять по берегу, как любила Элли.

После еды на Уолтера напала такая усталость, что не осталось сил даже выкурить сигарету. Руки и ноги налились свинцом, будто его опоили. Он почти не ощутил, как Элли погладила пальцами его руку. Они сидели рядышком на тахте.

— Я могу у тебя сегодня остаться?

— Да, — ответила она просто, словно он не впервые просил ее об этом.

Но они еще долго так просидели, а потом убрали посуду и разложили тахту, которая превратилась в двухспальную постель.

Трус, мысленно сказал себе Уолтер. Уолтер Стакхаус, трус и подлец.

Уолтер лежал в ее объятиях, она его баюкала, словно и не ждала от него иных ласк. Но ближе к рассвету, поспав, он ее взял. В этот раз все было сильнее, чем в первый, и лучше, и безнадежней — ведь он боялся, что это их последняя близость, а страстность Элли подсказывала, что и она чувствует то же самое. Уолтеру вдруг привиделось маленькое окно. Красивое квадратное оконце, до которого, однако, было не дотянуться, а в нем — яркое голубое небо, и можно понять, что под окном — сочная зеленая трава.