Библиотека литературы Древней Руси. Том 13 (XVI век)

ОРИГИНАЛ

Лета 7070 пятаго месяца генваря 14 день преставися епископъ Акакей[637] тверьский и кашинский, во вторый час нощи съ вторника на среду, на пятоенадесят число, на память преподобных отець Павла Фивейскаго[638] и Иоанна Кущника.[639] Пас церковь Божию лет 44,9 месяць и 14 дней. А всех летъ живота его от рожениа 80 и 5 лет без дву месяцовъ.

Житие же и преставление святого епископа Акакиа Тверскаго бысть дивно. И до преставлениа лет живота своего никогдаже соборнаго пениа в кельи своей не вмещаше, опроче Феодоровой недели,[640] но всегда со тщанием в соборную церковь хожаше. Аще и великая его немощь обдержит или зима мразна велми, а владыка же Акакей все терпяше и со тщаниемъ всегда в соборную церковь безодъкладно хожаше.

Егда же приближися время преставлению его, и за пять день до Христова Рожества,[641] в четвергь после вечерни,[642] противъ петка, 20-го числа, пришед владыка в келью и сотворивъ начало[643] по обычаю, и повеле к себе призвати ризничего Макария. И вопроси его: «Сколько ставлеников?»[644] Ризничей же сказа: «Два». И владыка ризничему повеле ставлеником пошлины все сполна отдати и отпустити ставлениковъ восвоя. Ризничей же нача глаголати нечто: «Святый владыко, Богъ облегчит тебе служити на Христово Рожество, а ставлеников толко два — одинъ в попы, а другой во дияконы. И ты, дасть Богъ, обеих вдругъ съвершишъ да и отпустишъ». И пакы владыка, аки злобяся, глаголя ризничему, веля их отпустити, отдавъ пошлины все. И по приказу владычню ризничей сотвори тако.

Да приказал владыка ризничему весть подати попу Аврамию, что служитъ у Всемилостиваго Спаса[645] на владычне дворе, да иподияком,[646] чтобы по площатскому звону пришли в келью завьтреню[647] пети и прочее правило.[648] И отпусти ризничего в келью. А сам владыка пойде в заднюю келью, а Васиану духовнику повеле пойти с собою же в заднюю келью. И по молитве повеле Васиану поблиску собя сести, и нача умилными речьми говорити владыка сице: «Васиянъ, спи ты у меня в прежней кельи да бреги, какъ видиши меня учну преставлятися, и ты бы потщался канунъ[649] проговорити на исход души». Духовник же, слышавъ наказъ от святого владыкы и взем благословение, пойде в келью свою, и в вечер глубокий прихожаше и спаше в прежней кельи святого владыки, часто же и в заднюю келью день и нощь ко владыке вхожаше брежениа для.

Владыка же до преставлениа своего за полчетверты недели, от двадесятаго числа месяца декабря до 14-го числа генваря, ото изнеможениа въ церковь не выходил ни на Христово Рожество, ни на Богоявления,[650] ни в прочая дни, от 20-го числа декабря. На ребрех же в ту полчетверты недели никакоже не опочиваше, но все сидя безпрестани молитвовалъ и без сна пребываше. Молебник бо бысть веренъ о благоверном царе великом князе Иване многолетном здравии и спасении, и о его благоверной царице великой княине Марии, и о их богодарованных чадех, царевиче Иване и царевиче Феодоре,[651] и о их христолюбивом воиньстве, и о всем православном християньстве.

Некогда же у владыкы духовнику седящу пред преставлениемъ, и владыка възревъ на духовника и рече: «Яз и о вас Богу молюся». Духовник же поклоняется владыке до земля и глаголет: «Помилуй мя, Господи, твоими молитвами, святый владыко».

Святую же дору протопопъ и укропъ священници всегда после обедни ко владыке в келью приношаша на дискосных блюдех,[652] а хлебець Пречистой[653] во время вкушенья в обед всегда съвершался. А Пречистым Животворящим Христовым Тайнам пред преставлением двожды причащался. А отнелиже и на владычество селъ, кроме вкушения обеденнаго, втораго вкушениа, иже есть ужина, у владыки не бывала ни на Великъ день,[654] опроче пития мернаго по нужи. Егда же рознемогся, такоже в обедъ со своими старцы вкупе вкушаше, кроме же обеда и в немощи не вкушаше, опроче пития мернаго за нужу. А отнелиже и пострихся от святыа руки преподобнаго игумена Иосифа,[655] и известился в мимошедших и прощение получив, не изыде скверное слово изо устъ его и до преставления. Прочие же святого владыкы добродетели — смирение и любовь, и милость ко всем, паче же к нищим, — како могу все исписати!

Не за долго же время, за пять день, до преставления в вечер глубокый после правила пошли из задние кельи к собе попъ и подияки, духовник же остался единъ и сиде блиско владыкы. Владыка же, аки во сне, учал одно слово многижда говорити: «Окакей пошол, Акакей пошол». Духовник же рече владыке: «Про которого, государь, Окакиа говоришь?» Владыка же, аки злобяся, рече: «Акакие, владыка тверский, умер». Духовник же рече: «Дай, Господи, ты, государь, многолетъствовалъ. Яз, нищей, желаю того, чтобы ты, святый владыка, меня погребъ». Владыка же ктому слова никакова не рече, токмо Исусову молитву глаголаше к образу умилно въслух с хлипаниемъ, слезныма очима. И потом в другий день в вечер после правила такоже духовникъ у владыки поостался, и владыка учалъ говорити: «В четвергъ мне служити, аже Богъ даст». И ктому слова никакова не рече, токмо Исусову молитву, ко образу взирая, вслух глаголаше с хлипаниемъ. Духовник же тому удивился, видячи его в великой немощи. После же преставлениа святого владыки духовник все речи владычни уразумелъ, что владыка преставление свое за долго время вперед провиделъ.

И потом за день до преставлениа своего, в понеделник вечере после правила, посылает владыка по духовника келейника своего старца Прохора, бяше бо духовникъ после правила отшел в келью свою. Келейникже, пришед кдуховнику, поведает: «Владыка зовет». Духовник же скоро прийде ко владыке и поклоняется к образомъ с молитвою, и у владыкы благословляется. Владыка же повеле сести духовнику подле собя на конике от дверей. И паки владыка глаголет о кануне на исход души, чтобы не оплашивался. Духовник же глаголет: «Помню, святый владыка, твой наказ, аже Богъ даст». И нача духовник владыкы спрашивать: «Государь святый владыка, каково у тобя на сердце и что твоя болезнь?» Владыка же рече: «Не ведаю, а болезни яз не чую никоторыя в себе, отнелиже ты прислалъ канунъ преподобнаго игумена Иосифа, и яз по вся дни его говорю и молитвами преподобнаго игумена Иосифа с тех местъ не чюю в себе никакиа болезни». И вопраша же владыка: «Колко тому, как канунъ ко мне прислал еси?» Духовникъ рече: «Полчетверта году».

Владыка же нача благодарити старца Фатея, ученика великого старца Касиана Босово,[656] что подвигнулся на таковое великое дело — составити канунъ и всю службу преподобному игумену Иосифу. Да и то владыке радосно, что, составивъ, Фатей и извесно учинил Макарию[657] митрополиту всея Русии и благословение от митрополита приялъ, еже в кельи молитвовати по ней и до празнованиа соборнаго изложениа. И потомъ паки владыка нача глаголати преподобному игумену Иосифу тропарь:[658] «Яко постником удобрение и оцемъ красота, милости подателя, разсужению светильника, вси вернии, съшедшеся, въсхвалимъ кротости учителя и новоявленным еретиком посрамителя,[659] премудраго Иосифа, рускую звезду, молящася Богови помиловатися душам нашимъ». Духовник же поклоняется владыке радостными слезами до земля, глаголя: «Велми, святый владыко, утешился есми, слышачи таковую похвалу преподобному Иосифу изо устъ святых твоих. Да и яз, слышавъ, желаю навыкнути». Владыка же рече г духовнику: «Ты же мне прислалъ». Духовник же рече: «Прости, святый владыко, дерьзнулъ есми прислати по твоему светительскому повелению и благословению». Владыка же рече: «Яз тобе на том челом бию». И пакы владыка нача глаголати преподобному игумену Иосифу кондак:[660] «Жития треволнения и мятежа мирьскаго, и страстная взыграниа ни во что же вменивъ, пустынный гражанинъ показася, многым бысть наставник, Иосифе преподобне, иноком събратель и молебникъ веренъ, чистоте рачитель, моли Христа Бога спастися душамъ нашим».

И потом владыка почалъ утешатися пространною беседою про Иосифовъ манастырь,[661] глаголя же сице: «В Осифове манастыре старцы — пророки. Подобенъ Иосифовъ монастырь старцами Печерьскаго манастыря старцем киевьским,[662] иже бысть во оно время при благоверных великих князех». Духовник же рече: «Государь святый владыка, Пречистою милостию, молитвами преподобнаго игумена Иосифа, царскым жалованиемъ есть у чего и с кемъ в Осифове монастыре жити». Владыка же пакы нача молитвовати и молитве своей внимати, бяше бо владыка навыкъ многие кануны наизусть говорити да Иосифовъ канунъ и стихеры.[663] Велми бо дивно слышати: что владыка ни станет с кемъ говорити, — все здравым гласом, а не дряхлым и изнемогшим. Духовник же с келейными старцы неотступно пребываше у владыкы брежениа для.

Во вторник же, в последний день, во нь же преставися святый владыка, во время завьтрени ко владыке прииде феодоровъской архимандритъ Ефремъ,[664] зело бо владыка архимандрита Ефрема любил за его добродетелное житие. И видя архимандрит владыку велми изнемогша, и молит з духовником и с старцы с келейными, чтобы владыка лег на постели легости для. Бяше бо владыка, како и рознемогся, на ребрех не леживал, но все сидя молитвовалъ и бес сна пребывалъ, якоже преже речено бысть. И владыка же к молению ихъ приклоняется и повеле постелю послати на конике у дверей против образовъ. И повеле владыка собя на постели положити. Молитва же изо устъ святого владыкы къ Всемилостивому Спасу и до последнего издыханиа непрестанно исхожаше о благоверном и христоносном царе Иване и о его благоверной царице Марии, и о их богодарованных чадех царевичахъ Иване и Феодоре, и о христолюбивом царя Ивана воиньстве, и о всехъ православных християнехъ.

На утреи же пред обеднею прихожаху ко владыке в келью отрьческой архимандрит Вавила[665] и феодоровской архимандрит Ефрем, и игумены многые посатские, и Пречистые обители Желтикова архимандритъ Саватей[666] и благословяхуся. Владыка же всех благословляет совершенным здравымъ разумом и прощение даетъ, якоже всегда, ни есть убо у святого владыкы ни единаго человека не прощенна и не благословенна, всех бо владыка Акакие имеетъ прощенных и благословенныхъ. Архимандрит же Ефрем нача говорити владыке, чтобы в среду еще причастился Животворящихъ Христовыхъ Таинъ. И владыка рече: «Добро».

Вкушения же во вторникъ у владыкы не было. С обеденныя же поры ни с кем не почалъ ничего говорити, токмо с проволоком нача глаголати «Радуйся» до вечерни. И за вечернюю пору такоже «Радуйся» говорилъ, да потише. Духовник же по преставлении уразуме, что владыка похвалные кануны Пречистыя Богородици мыслию говорилъ, языком же неизмогал, токмо «Радуйся».

За чазъ же до вечера прииде феодоровъской архимандрит Ефремъ. Владыка же еще «Радуйся» говоритъ, да уже тихо. На первом же часу нощи абие владыка аки усыпати сталъ. Архимандрит же Ефрем учал канунъ на исход души говорити. Духовник же вземъ кандило з благоуханным фемияном, нача кадити и почалъ молитву на исход души говорити. Егда же на отпуске[667] кануна, и владыка аки уснулъ, и абие легко икнулъ на втором часу нощи. Таково святого владыки преставление. Лице же его учинилося светло паче, неже у живаго, очи же и устне, якоже у спяща. Архимандрит же Ефремъ с духовником и с старци келейными мощи святого владыкы пологають на одре и начаша говорити келейное правило, а сторожу церковному повелеша немного позвонити в благовестной колокол явьствено чинять святого владыкы преставление.

На утрее же в среду на первом часу дни съехалися отроческой архиманъдритъ Вавила (а феодоровской архимандрит Ефрем туто и бысть, во владычне кельи и начевал) и игумены посадские, и Пречистые обители Жолтикова архиманъдрит Саватей. И начаша по указу святых отець отирати губою мощи святого владыкы и облачаютъ святого владыку Акакиа во весь служебный святительской санъ. А сторожомъ церковным повелеша в благовестной колокол созывати на провожение мощей святого владыкы ис кельи в соборную церковь в Спасъ. Священноиноком же посатскым всемъ велели приказати, чтобы были диаконы их с кандилы и с фимьяном. И по приказу тако и бысть. А живописцы иконые — Иван сынъ Володимеров живописца.

И егда же у владыкы в кельи архимандриты и игумены указное святыми отцы совершиша над мощьми святого владыкы, и понесоша игумены и священници мощи святого владыкы на одре выше глав своих в соборную церковь въ Спасъ, поюще Тресвятое пение «Святый Боже»,[668] исходную песнь всякому человеку. Со свещами и с кандилы, со многыми слезами не радостная, но плачевная пояху и глаголаху: «Отъиде от нас доброта, о нейже паче солночныхъ лучъ просвещахуся, угасе светилникъ, сияя надъ главою сердца нашего и отгоняя и просвещаятмуневидения, еже по души нужных. Велика ны днесь окружи беда, понеже велик сосуд Божиих даровъ взятся от нас, в немже бяше любовь нелицемерна, Авраамово страннолюбие,[669] Ияковле незлобие,[670] Иосифово целомудрие,[671] Иевлево терпение,[672] Моисеево милование,[673] Давидова кротость».[674] И глаголаху с рыданиемъ: «Аще забудем тебе, святый владыка Акакие, забвена буди десница наша. Подобает же уже оставити плачевная, благодушиемъ себе утвердити, занеже не взятся от насъ пастырь добрый, святый Акакий владыка, болши ныне назирает нас, ныне, яснейший, молится о нас. Аще и завесу плоти отложи, но духомъ с нами есть».

По приказу же самого владыкы Акакиа погребены бысть святыя мощи его чесно въ Пречистой обители в Жолтикове резаньскымъ епископом Филофеем,[675] посланиемъ благовернаго и христолюбиваго царя государя великаго князя Ивана Васильевича, всея Русии самодержьца, по благословению пресвещеннаго Филиппа[676] митрополита всея Русии. Погребены же бысть мощи по преставлении его в третьинадесят день, в понеделник, месяца генваря 27 день, на паметь възвращение честных мощей иже въ святых отца нашего Иоанна Златаустаго.[677]

Сия же яз, непотребный чернец, святого владыкы Акакиа духовник Васиян написал себъ на прочитание памяти для, что Богъ сподобил мя от такаваго святого благословение прияти и чесным мощем его коснутися.

ПЕРЕВОД

В год 7075 (1567) в 14 день месяца января преставился епископ тверской и кашинский Акакий, во втором часу ночи со вторника на среду, на 15 число, на память преподобных отцов Павла Фивейского и Иоанна Кущника. Пас церковь Божию 44 года 9 месяцев и 14 дней. А всех лет жизни его от рождения 85 без двух месяцев.

Житие же и преставление святого епископа Акакия Тверского было удивительно. До скончания лет жизни своей никогда он соборного пения в келье своей не совершал, кроме Федоровой недели, но всегда с усердием ходил в соборную церковь. Даже если его одолевал тяжелый недуг или зима очень морозная была, владыка Акакий все терпел и с усердием всегда в соборную церковь непременно ходил.

Когда же приблизилось время преставления его, за пять дней до Рождества Христова, в четверг после вечерни, перед пятницей, 20-го числа, пришел владыка к себе в келью и, сотворив начало по обычаю, велел позвать к себе ризничего Макария. И спросил его: «Сколько ставлеников?» Ризничий сказал: «Два». И владыка велел ризничему пошлины все сполна ставленикам отдать и отпустить их восвояси. Ризничий же начал на это что-то говорить: «Святой владыка, Бог облегчит тебе службу на Христово Рождество, а ставлеников только два — один в попы, а другой в дьяконы. И ты, даст Бог, над обоими сразу поставление совершишь да и отпустишь». И опять владыка, будто осердясь, велел ризничему их отпустить, отдав все пошлины. И по приказу владыки ризничий так и сделал.

Еще приказал владыка ризничему подать весть попу Авраамию, который служит в храме Всемилостивого Спаса на владычном дворе, и иподьякам, чтобы по звону на площади пришли в келью петь заутреню и прочее правило. И отпустил ризничего в келью. А сам владыка пошел во внутреннюю келью и Вассиану духовнику велел пойти с собою же во внутреннюю келью. И после молитвы велел он Вассиану рядом с собою сесть, и начал владыка кроткой речью говорить так: «Вассиан, спи ты у меня в передней келье да стереги, как увидишь, что я стану умирать, и ты бы постарался прочитать канон на исход души». Духовник же, выслушав наказ святого владыки и взяв благословение, пошел в келью свою, и поздним вечером приходил и спал в передней келье святого владыки, часто же днем и ночью и во внутреннюю келью ко владыке входил для присмотра.

Владыка же за три с половиной недели до своего преставления, с 20 числа месяца декабря и до 14 числа января, из-за изнеможения в церковь не выходил ни на Христово Рождество, ни на Богоявление, ни в другие дни, с 20 числа декабря. И в те три с половиной недели ни разу не спал лежа, а все сидя беспрестанно молился и без сна пребывал. Ибо был молитвенник истинный о многолетнем здравии и спасении благоверного царя великого князя Ивана, и о его благоверной царице великой княгине Марии, о их дарованных Богом чадах, царевичах Иване и Федоре, о христолюбивом воинстве и о всем православном христианстве.

Однажды, незадолго до смерти владыки, сидел у него духовник, и владыка посмотрел на духовника и сказал: «Я и о вас Богу молюсь». Духовник же поклонился владыке до земли и сказал: «Помилуй меня, Господи, твоими молитвами, святой владыка».

Святую же дору и теплоту протопоп и священники всегда после обедни ко владыке в келью приносили на дискосных блюдах, а вкушение хлебца Пречистой во время обеда всегда совершалось. А Пречистым Животворящим Христовым Тайнам перед смертью дважды причащался. И с тех пор, как был поставлен на епископство, кроме обеда, второго приема пищи, то есть ужина, у владыки не было даже в Великий день, а только питье в меру по нужде. А когда занемог, так же обедал вместе со своими старцами, кроме же обеда никакой пищи и в болезни не принимал, только питье умеренное по нужде. С тех же пор, как принял постриг от святой руки преподобного игумена Иосифа, покаялся в прошедшем и прощение получил, не вышло ни одно скверное слово из уст его до самой смерти. Все же другие святого владыки добродетели — смирение, любовь и милость ко всем, особенно к нищим, — как могу описать!

Незадолго до смерти, за пять дней, поздно вечером после правила пошли поп и иподьяки из внутренней кельи к себе, духовник же один остался и сел подле владыки. И владыка, как во сне, начал одно и то же много раз повторять: «Акакий пошел, Акакий пошел». Духовник спросил владыку: «Про которого, государь, Акакия говоришь?» Владыка же, будто осердясь, сказал: «Акакий, владыка тверской, умер». Духовник ответил: «Дай, Господи, тебе, государь, еще много лет. Я, нищий, хочу, чтобы ты, святой владыка, меня похоронил». Владыка же затем ни слова не сказал, только Исусову молитву к иконе вслух умиленно проговорил, плача, со слезами на глазах. И потом, в другой день вечером после правила так же духовник у владыки остался, и владыка произнес: «В четверг мне служить, если Бог даст». И затем ни слова не прибавил, только Исусову молитву, взирая на икону, вслух проговорил с плачем. Духовник удивился сказанному, видя его в тяжелой немощи. После же преставления святого владыки духовник все речи его уразумел, понял, что владыка преставление свое задолго вперед предвидел.

И потом за день до преставления своего, в понедельник вечером после правила, посылает владыка за духовником келейника своего старца Прохора, ибо духовник после правила ушел в свою келью. Келейник, придя к духовнику, оповещает: «Владыка зовет». Духовник тотчас приходит ко владыке, кланяется с молитвою перед образами и у владыки благословляется. Владыка же велел духовнику сесть подле себя на лавке у дверей. И опять владыка стал говорить о каноне на исход души, чтобы духовник не оплошал. Духовник же сказал: «Помню, святой владыка, твой наказ, если Бог даст». И начал духовник у владыки спрашивать: «Государь святой владыка, каково у тебя на сердце и как твоя болезнь?» Владыка же сказал: «Не знаю, а болезни никакой я в себе не чувствую с тех пор, как ты прислал канон преподобному игумену Иосифу, и я каждый день его читаю и с той поры молитвами преподобного игумена Иосифа не чувствую в себе никакой болезни». И спросил владыка: «Сколько времени прошло, как канон мне прислал?» Духовник ответил: «Три с половиной года».

И стал владыка благодарить старца Фотия, ученика великого старца Кассиана Босого, за то, что он решился на такое великое дело — составить канон и всю службу преподобному игумену Иосифу. И тому владыка радовался, что Фотий, составив службу, известил об этом митрополита всея Руси Макария и благословение от митрополита принял, чтобы в келье по ней молиться до соборного установления празднования. И потом опять владыка начал читать тропарь преподобному игумену Иосифу: «Как постников украшение и отцов красоту, все правоверные, собравшись, восхвалим милости подателя, разума светильника, кротости учителя и новоявленных еретиков обличителя, премудрого Иосифа, русскую звезду, моля Бога помиловать души наши». Духовник поклонился владыке до земли и с радостными слезами сказал: «Святой владыка, очень радостно мне слышать такую похвалу преподобному Иосифу из уст твоих святых. Да и сам я, услышав, хочу выучиться». Владыка же сказал духовнику: «Ты ведь мне прислал». Духовник ответил: «Прости, святой владыка, дерзнул я прислать по твоему святительскому повелению и благословению». Владыка же сказал: «Я тебе за то кланяюсь до земли». И опять стал владыка читать кондак преподобному игумену Иосифу: «Жития треволнения, суеты мирской и страстей взыграния ничем посчитав, жителем пустыни явился, многим был наставник, Иосиф преподобный, иноков собиратель и молитвенник истинный, чистоты хранитель, моли Христа Бога о спасении душ наших».

И потом владыка начал утешаться долгой беседой о Иосифове монастыре, говорил же так: «В Иосифове монастыре старцы — пророки. Подобен Иосифов монастырь старцами Печерскому монастырю с его киевскими старцами, которые были в прошлые времена при благоверных великих князьях». Духовник же сказал: «Государь святой владыка, Пречистой милостию, молитвами преподобного игумена Иосифа, царским жалованьем есть у чего и с кем в Иосифове монастыре жить». И опять владыка стал молиться и молитве своей внимать, ибо привык владыка многие каноны наизусть читать, также и Иосифу канон и стихиры. И очень удивительно было слышать: что владыка ни станет кому говорить, — все здоровым голосом, а не дряхлым и изнемогшим. Духовник же с келейными старцами не отходя пребывал у владыки для присмотра.

Во вторник, в последний день, в который преставился святой владыка, во время утрени пришел к владыке федоровский архимандрит Ефрем, ибо владыка очень любил архимандрита Ефрема за его добродетельную жизнь. Видя, что владыка слишком изнемог, стал архимандрит с духовником и старцами келейными молить владыку, чтобы он лег на постели для облегчения. Ибо владыка, даже когда и занемог, не ложился, но все сидя молился и без сна пребывал, как прежде было сказано. И владыка внял их молению и велел постель постлать на лавке у дверей против образов. И велел владыка себя на постель положить. Молитва же ко Всемилостивому Спасу из уст святого владыки до последнего вздоха непрестанно исходила о благоверном и христоносном царе Иване и о его благоверной царице Марии, о их дарованных Богом чадах, царевичах Иване и Федоре, о христолюбивом воинстве царя Ивана и о всех православных христианах.

Утром перед обедней приходили ко владыке в келью отроческий архимандрит Вавила, федоровский архимандрит Ефрем, многие игумены посадские и Желтикова монастыря Пречистой архимандрит Савватий и благословлялись. И владыка в совершенном здравом разуме всех благословляет и прощение дает, как всегда, и нет у святого владыки ни единого человека непрощенного и неблагословленного, ибо всех владыка Акакий простил и благословил. Архимандрит Ефрем стал говорить владыке, чтобы в среду еще причастился Животворящих Христовых Тайн. И владыка сказал: «Добро».

Пищи же во вторник владыка не принимал. С обеденной поры ни с кем не стал ни о чем говорить, только начал медленно произносить «Радуйся» до вечерни. И вечером так же «Радуйся» говорил, но потише. Духовник после его смерти уразумел, что владыка похвальные каноны Пречистой Богородице в мыслях читал, языком же не мог, только «Радуйся» повторял.

За час до вечерни пришел федоровский архимандрит Ефрем. Владыка же еще «Радуйся» говорит, но уже тихо. На первом часу ночи владыка вдруг будто отходить стал. И архимандрит Ефрем начал канон на исход души читать. Духовник же, взяв кадило с благоуханным фимиамом, стал кадить и читать молитву на исход души. Во время же отпуста канона владыка будто уснул и вдруг легко икнул во втором часу ночи. Таково святого владыки преставление. Лицо же его сделалось светлее, чем у живого, а очи и уста, как у спящего. Архимандрит Ефрем с духовником и старцами келейными мощи святого владыки положили на одре и начали читать келейное правило, а церковному сторожу велели немного позвонить в благовестный колокол, чтобы объявить о преставлении святого владыки.

Наутро в среду в первом часу дня съехались отроческий архимандрит Вавила (а федоровский архимандрит Ефрем тут и был, в келье владыки ночевал), игумены посадские и Желтикова монастыря Пречистой архимандрит Савватий. И стали по правилу святых отцов отирать губкою мощи святого владыки и облачать святого владыку Акакия во все служебные святительские одежды. А церковным сторожам велели звонить в благовестный колокол и созывать всех на проводы мощей святого владыки из кельи в соборную церковь Спаса. Священноинокам же посадским всем велели приказать, чтобы были дьяконы их со светильниками и фимиамом. И по приказу все так и было. И иконописцы были — Иван, сын Владимира живописца.

Когда в келье владыки архимандриты и игумены все указанное святыми отцами над мощами святого владыки совершили, понесли игумены и священники мощи святого владыки на одре над головами своими в соборную церковь Спаса, распевая Трисвятое пение «Святый Боже», песнь на кончину всякого человека. Со свечами и светильниками, со многими слезами не радостное, но плачевное пели и говорили: «Отошла от нас благость, больше солнечных лучей нас просвещавшая, угас светильник, сияющий на высоте в сердцах наших, отгоняющий и просвещающий тьму неведения для душ нуждающихся. Великая нас сегодня обступила беда, ибо взят от нас великий сосуд Божьих даров, в котором была любовь нелицемерная, Авраамово страннолюбие, Иаковлево незлобие, Иосифово целомудрие, Иевлево терпение, Моисеева милость, Давидова кротость». И говорили с рыданием: «Если забудем тебя, святой владыка Акакий, пусть забыта будет десница наша. Следует нам уже оставить плач, душевным благом себя утвердить, ибо не взят от нас пастырь добрый, святой владыка Акакий, но еще больше ныне нас направляет, ныне, яснейший, молится о нас. Хотя он и оставил завесу плоти, но духом с нами пребывает».

По приказу самого владыки Акакия погребены были святые его мощи с честью в Желтиковом монастыре Пречистой рязанским епископом Филофеем, по приказу благоверного и христолюбивого царя государя великого князя Ивана Васильевича, всея Руси самодержца, и по благословению преосвященного митрополита всея Руси Филиппа. Погребены же были мощи в тринадцатый день после преставления его, в понедельник, в 27-й день месяца января, на память возвращения честных мощей святого отца нашего Иоанна Златоуста.

Сие же я, недостойный чернец, святого владыки Акакия духовник Вассиан написал себе для прочтения на память, что Бог удостоил меня от такого святого благословение принять и честным мощам его коснуться.

КОММЕНТАРИЙ

Рассказ о последних днях и смерти тверского епископа Акакия составлен Вассианом Кошкой, пострижеником Иосифо-Волоколамского монастыря, учеником знаменитого старца Фотия. Вассиан был архимандритом Покровского Вотмицкого монастыря в Твери (об этом свидетельствует запись в сборнике Вассиана — ГИМ, Синодальное собр., № 927), а затем архимандритом Возмицкого монастыря Рождества Богородицы в Волоколамске. Будучи духовником Акакия, Вассиан по его просьбе неотлучно находился при умирающем епископе с 20 декабря 1566 г. до дня его смерти 14 января 1567 г. Рассказывая о том, чему он был свидетель, Вассиан отметил не только необходимые с обрядовой стороны события, но и внутренне важные для последних дней жизни человека моменты. Повествование передает многие реальные подробности бытового и психологического характера, в диалогах сохраняются обороты, характерные для устной речи. Вассиан не украшает рассказ вымышленными деталями, а отмечает то, как в действительности происходили события.

По содержанию и жанровому типу произведение Вассиана близко известному рассказу Иннокентия о последних днях и смерти Пафнутия Боровского (см. наст. изд., т. 7, с. 254—285). Взаимосвязь реальных событий, запечатленных обоими авторами, создает внутреннее напряжение повествования — сама жизнь входит в литературу и заставляет, независимо от воли авторов, привносить в рассказ элементы художественности. Важное различие двух произведений заключается в форме повествования. Иннокентий рассказывает о Пафнутии Боровском от своего имени. Вассиан предпочел говорить о себе от третьего лица, хотя присутствие рассказчика ощущается в каждом эпизоде повествования. Формально автор проявляет себя только в заключительной фразе, важной для жанрового определения памятника, — Вассиан записал свои воспоминания «себе на прочитание памяти для». Произведение Вассиана представляет укрепившуюся в среде волоколамских книжников традицию запечатлевать память о почитаемых старцах и пострижениках Иосифо-Волоколамского монастыря в кратких их биографиях, некрологах, записях документального характера.

Рассказ Вассиана о последних днях и смерти тверского епископа Акакия публикуется по единственному списку (РНБ, собр. Погодина, № 1564, л. 47—55 об.), который является автографом Вассиана. Текст списка сохранил следы авторской правки.