Подготовка текста и комментарии А. Г. Сергеева, перевод А. А. Романовой
Разумъ убо православнымъ християномъ духовных мужь жития ползы ради испытовати и словесы онех ползу приимати, по реченному: духовнымъ духовная прилагаютца, и онехъ поучение во уме имуще помалу помалу ревнующе ихъ въ плоти пребывания, на ревность душю по возможному възводяще. Мы убо, зде в монастыри седяще, от многих слышимъ помышляющимъ и глаголющим: како в малое время сей святей обители цветущей и впредь поступающей; паче же видяще чинъ, и устроение, и благочиние велие. И просяще кождо их: дадите намъ житие написано святаго старца вашего, господина нашего Корнилия, слышимъ бо от многих окрестъ живущихъ знамениемъ некимъ бывающим от гроба святаго старца Корнилия. Мы же, ведуще нравъ старца своего, яко въсеми образы укланяющеся похвалы от человекъ, взираше бо на болшее мздовъздаяние, и сего ради аще и мы желаемъ писанию предати, яже видехомъ и слышахом ото устъ святаго старца, но обаче ленивейше бываем, аще неугодна будетъ отцу нашему и вместо от него помощи съпротивное обрящемъ. Ибо и в Лествице[444] писано: еже убо святых жития похваляти добро, а еже ревновати спасению ходатайствено, а еже единицею подобитися безсловесно и немощно.[445] Но обаче подобаетъ намъ в памяти имети наказание и предание старца Корънилия, не яко оному хотящю от насъ славиму быти, но мы своея ради ползы понудихомся написати. Аще и грубе зело, но обаче помыслъ зритъ на исправление душамъ, верующим житию и поучению святаго. Мы бо аще и недостоини есьмы ученици его нарещися, но убо рукоположению от святаго сподобихомся, не въ известныхъ словесехъ память держимъ жития святаго старца, но между собою, въ обители его пребывающе, глаголемъ о немъ и пишемъ, поощряюще свою совесть, и просвещаемъ душа наша памятию отца нашего.
От славънаго града Ростова, от благочестиваго корени израсте доброплодная розга, от славныхъ родителей, иже многимъ богатствомъ цветущеи паче всехъ въ граде Ростове. Сей святый чюдный отрокъ родися от отца Феодора и матере Варвары. Той же Феодоръ не незнаемъ сый и самодеръжавному всея Русии, еже и преселитися ему от Ростова повеленно бысть во имя великия княгиня Марии, последи же Марфы,[446] еяже имя имянито паче всех прежде ея бывших благочестиемъ и милостиею. Сего ради убо обретши того Феодора, благочестива мужа и житие незазорно имуще. Брату же его Лукияну преже его за много время диячески чинъ державшу[447] сея блаженныя и приснопамятныя великия княгини Марии, во инокинях Марфы. Всякъ духовный съветъ Лукиянъ ведый и всегда на добро советуяй, сего Феодора, брата его, с детми пресели на Москву, егоже сынъ четвертый, отець нашь, еще сый въ юности, в написании бысть единъ от всехъ двора сея благоверныя великиа княгини Марьи.
Лукиянъ убо, стрый ему, оставль миръ и иде в Кириловъ монастырь,[448] и бысть мних. С нимъже и сей отець нашь Корнилие бысть мних вкупе въ единомъ монастыри, еще сый тогда двою десяти летъ. И горящимъ желаниемъ божесътвеныя любве присно расъпалаемъ, своему наставнику, Генадию именемъ, без лености повинуяся и всяку службу работъную прошед. И по седмих летехъ из монастыря изыде и, шед во свое отечество в Ростовъ, и увеща своего по плоти брата именемъ Акинфия, и приведе и́ в монастырь, и инока сотвори, и нарекоша имя ему Анфим.[449] Сам же болшимъ трудомъ касашеся, великими работами монастырьскими дручаше тело. Кто бо не весть Кириловския хлебни?! Не токмо свой черед провожаше, но и за братию с любовию страдаше. И железы тяжкими связываше тело. И некто бо от ту сущих братъ поругася сему и обольсти его коварствомъ: виною благоговейною вземше у него ихже ношаше железа и повеле в них прековати топоры. Он же, по службамъ тружаяся, такову тягость на себе имея, к сим же и книги писаше в церковь, свидетели же симъ книги его в Кирилове и ныне.[450]
Таже по томъ изыде блаженный ис Кирилова монастыря и, по лествичному последованию,[451] вдасть себе страничеству, искый ползы отвсюду. И обшед монастыря и пустыня и когождо добрыя нравы и житие смотривъ, и от всехъ приплоди семя веры, делъ добрыхъ и въ своей души вложивъ. Потомъ прииде в Великий Новъград ко архиепископу Генадию[452] и пребысть у него время немало. Архиепископъ же позна святость старчю, яко премудростию духовною и разумом и словомъ украшенъ, възлюби его велми, последи же и священьству сподобити его хотя, аще тому и не хотящу, непщеваниемъ яко да держитъ его у себе. Старець же от архиепископа священический санъ прияти сподобитися и священнодействовати и жити же у него не восъхоте, но умоли его, да безмолъствуетъ в пустыни. И отпущенъ бысть от него, и пребывая в пустыни близъ Великого Новаграда. Много же потребныхъ архиепископъ посылаше к нему в пустыню, самого же старца призываше к себе часто беседы ради духовныя. Последи же и самъ прииде архиепископъ в пустыню къ старцу посещения ради, старцу же тяжко сие быти помышьляя.
Таже и множество народа начаша к нему приходити ползы ради и пресецаху ему безмолвие; остави место то, отиде ко Твери и тамо въдворися в пустыню близъ Саватиевы пустыни.[453] Но и тамо познанъ бысть и не оставляше его безмолъствовати. Онъ же, боголюбець сый, и ненавидя славы человеческия, и ту остави пустыню. Таже покусився не въ единомъ месте безмолъствовати на пустех местех, но не благоизволи Богъ, да соберутся к нему братия.
Последи же, при державе великого князя Ивана Василиевича,[454] всея Русии, и благословениемъ преосвященного Симона митрополита, от негоже иерей бысть,[455] в лето 7005 прииде блаженный Корнилие на Комельский лес, бе бо тогда непроходимъ. И ту обретъ храмину разбойническу и вселися в ню, и начатъ отребляти место то, и помощию Пречистыя Владычица нашея Богородица поткну кущу.[456] И ту всяку страсть претерпе, от бесовъ же, и от человекъ, и от разбойниковъ. «Отиди, — глаголаху, — от места сего, да не зле умреши». Началник же убо разбойникомъ места того погибе, и дружина его исчезоша, молитвами святаго Корнилия. Иногда же безмолъствующу ему, нападоша нань разбойници, мняще имение у него обрести, и ничтоже обретоша разве книгъ. И вземше книги, отидоша, и блудиша всю нощь по лесу, и велми утрудившася, възлегше, почиша. И заутра, въсътавше, обретошася близъ кельи преподобнаго, и познавше грехъ свой, пришед, отдаша книги, прощения от него просиша. Святый же паки прости ихъ и отпусти ихъ, отоидоша с миромъ. Отець же нашь оттудь отраду приимъ, начатъ прилежнее быти на месте томъ, тружаяся велми. И помышляше труды питати себе и сущихъ с нимъ: начатъ тяжарь быти, якоже Ной праведный по потопе,[457] лесъ секий и нивы насевая, и приходящая приемля и мимоходящаа кормляше. И помалу помалу Пречистыя помощию церковъ постави во имя Пречистыя Владычица нашея Богородица, честнаго и славнаго ея Введения. Братьи прибываше, и молитвъ множашеся.
Но кто доволенъ словесы обличити и сказати повестми, яже сотвори труды и подвиги на месте томъ. Ово убо от злодей биенъ бысть, едва дыша прииде, ово же древо паде нань без ветра. Братия бо вси без вреда мимо идоша то древо, оному же яко пастырю, вследъ братьи идущи, падеся на него древо дияволимъ действомъ, и болезнуя близъ смерти дванадесят седмиць, со одра недвижимъ пребысть. И едва устрабися от болезни тоя, прииде же некогда к делателемъ, и седе на стромнине, и абие внезаапу падеся доле, и възболи паче перваго, и от сего едва смерти гонзну. Иногда же приведенъ бысть зелне главу язвену имея от древа падшаго нань. Что навети от зависти и ненависти, от чюжих и от своихъ клеветы и досады, и до самого державнаго доидоша нань. Он же яко камень адамантъ пребыше, въ злых пребываше благодарьсътвуя. Скудость же и поношение и прещение како могу исписати.
Братьи же множася, нужа есть место распространити. Корнилие же, Вышняго положивъ прибежище, начатъ елика сила делу касатися. И Богу помагающю ему, молитвами Пречистыя Владычица нашия Богородица, распространи место и собра множество братии. Уведено же бысть боголюбивому великому князю Василию Ивановичю[458] всея Русии о старци Корнилие добродетелное и трудолюбное его житие, и чтяше его велми. Таже и ото всех познанъ бысть, и начаша отвсюду приходити к нему и моляху его прияти иноческий образъ. Он же приимаше с верою приходящих, поминая слово Господне, глаголющее: «Приходящего ко мне не иждену вонъ».[459] И постризаше их, съчетааше з братиею, и печашеся о нихъ, яко отець чадолюбивъ и истинный пастырь, радяше о овцахъ.
Умножившу же ся стаду Христову словесных овець, сиречь братиямъ, церковца же мала бе преже. Святый же старець съветъ з братиею сотвори, създати понужаше их болшюю церковь. Они же с радостию обещашяся тако быти. Блаженный же старець молитвы со слезами присно къ Господу Богу принося, глаголющему: «Без Мене ничтоже можете творите»,[460] да некако начало положатъ основания, къ свершению ослабеютъ. «Господь волю боящихся творитъ и молитву их услышит»,[461] и овому даст художество къ взграждению стенамъ церковънымъ, другимъ же мудрость писати образы святыхъ иконъ, инем же резати честныя кресты, другим же писати книги, зде благовремянно есть рещи, якоже древле Веселеилу и прочимъ, иже при Моисеи къ составлению сени.[462] И поспешениемъ Божиимъ и помощию Пречистыя Богородица и молитвами старца Корнилия и труды блаженных его ученик, паче же постомъ и слезами, создана бысть церковь превелика. И освяти олътарь въ имя Пресвятыя Владычица нашия Богородица и Приснодевы Мария честнаго ея Введения, в лето 7023-го, при дръжаве великого князя Василья Ивановича всея Русии, и благословениемъ преосвященного Варлама митрополита,[463] всея Русии, по пришествии старца Корнилиа на место в 19 лето. И украсиша ю благолепотне, яко невесту предобру, образы святых иконъ и книгами. И служителя церковныя устави: священики, и диаконы, и четца, и певца, и еклисиярхъ,[464] и весь чинъ, якоже лепо быти в великихъ лаврах.[465] И по том създа и другую церковь, с трапезою, и освяти алтарь во имя преподобнаго и богоносного отца нашего Антония Великаго Египетского.[466] И по сем наченъ здание келейное, и устроивъ четвороуголенъ образъ монастырю, келью къ кельи совокупивъ, ихже посреди стоятъ церкви, якоже некия очи зряще всюду. И потом постави болницу, и хлебопечницу, и поварню, созда же и богаделню вне монастыря, страннымъ на покой. Устави монастырьскому строению келаря и прочая служебники, хлебопечца и повары, и нарядники делатаремъ.[467] Сам же болма подвизашеся день и нощь, и во вся службы призираше, и всехъ обхожаше видети тружающихся в монастыри и на нивахъ, и всехъ посещаше и утешение подаваше противу труду своему когождо ихъ. О прочих же самотворении его несть мощно исповедати, сказания бо дело се, а не жития повесть.
Множество же людей от многихъ странъ к нему прихожаху, овии благословение хотя получити, овии же въпросити о нихже имяху недоразумных, инии же раздрешение ищуще различных некоих душевныхъ и телесных. Корнилие же, дарованиемъ Божиимъ, приходящих к нему с верою вся раздрешаше, и вся сказываше и всехъ благословяше и утешаше, и ни единаго скръбна отпущаше. И обаче сия добре имяхуть ему, начатъ прочее полагати церковныя уставы и образы благочиния, и законъ и правила душеполезна, по заповеди Христове, и по преданию святых апостолъ и преподобных и блаженных отець, и по Уложению Великаго Василия,[468] — когда пети Бога лепо есть бдением въ дневных и нощныхъ службах, и еже не оставляти кого беседовати въ славословии или празднословити и не пети, но ниже часто входити и исходити коему егда любо хощетъ, ни деяти кому что множае повеленных, но коемужьдо въ свое время довлетися своею служебною властию, и всякия работы монастырьския творити по благословению настаящаго. Всяческую же добродетель тщашеся преже сам исправити, сице и братию учаше, еже призирати плоть, преходитъ бо, всякое же тщание и прилежание о души творити, о вещи бесмертней. И ни в чем же воля своея не творити и теснымъ и прискорбнымъ путемъ шествовати, ведущимъ в животъ вечный, широкого же и пространного пути всяческии удалятися, ведущаго в пагубу.[469]
Егда же прииде преподобный Корнилие на место се, тогда сътвори крестъ и постави его вдале от монастыря единого поприща[470] на дорозе. Мимоходящии же и недужнии приходяще с верою, покланяющеся ему, и молящееся насъ ради распятому Господу нашему Исусу Христу и Пречистой его Матери, и святаго старца молитвы призываху на помощь. И приемляху здравие душевное и телесное и облегчение путешественое, и полагаху милостину на препитание пустыни, и отхожаху. Некоему же брату, именемъ Анании, повеленно бысть от святаго принимати милостыню ту и относити в монастырьскую казну. Он же даяная приемля, и ова приношаше в казну, иная же сокрываше себе, другая же отдаваше, ямо же онъ хотяше, без благословения святаго Корнилия, бе бо заповедано от него всей братьи ничтоже принимати или даяти без благословения настоящаго. Въ время же Божественыя литоргия, егда хотящимъ братиям приимати святую дору,[471] — преже приходяще и покланяющеся Пресвятей Богородици, на иконе написанней, на руку имущи Господа нашего Исуса Христа, и целующе святую икону и приимаху дору от руку преподобнаго. Предреченный же братъ Анания, о немже нам слово предлежитъ, поправъ свою совесть, и страха Божия не убоявся, и заповеди святаго ни во что же вмени, прииде съ прочею братиею целовати святую икону. И абие икона вверх возвысися от него. Ему же мало отступльшу, прочая братия невозбранно целоваху. Ему же зрящу сия, и начатъ покушатися второе на целование иконы, и паки икона от него возвышашеся. Он же позна свое согрешение, отшедъ, начатъ плакати горко, и пришед къ старцу Корнилию, покаяся и исповеда ему вся сия. Святый же наказавъ его къ тому таковая не творити, и прости его, и поведа инемъ преподобны ползы ради. Мы же о семъ известо испытавше того самого брата Ананьи, сказа намъ такоже, яко же и святы намъ исповеда. Мы же сия и писанию предахомъ.
Иногда же некоему брату от преподобнаго повеленно бысть болшину имети над хлебники. Единою же запять ему врагъ, не восхоте благословитися у старца Корьнилия и спече хлебы. Сие же уведе старець, восхоте брата ползовати, да и прочии страхъ имут: повеле хлебы тии в сани вкласти и испроврещи на пути мимоходящимъ, и бе ихъ два воза. Сице рек: «Да ниже пси снедятъ нашия ограды неблагословеннаго сего хлеба». Братъ позна грехъ свой, прииде ко святому, и покаяся съ слезами и прощения прося. Святый же поноси ему впредь не дерзати, и поучи его сице не творити, и просьти его.
Инема же двема братома порученно бысть от святаго за делатари наряд. И симъ вложи дияволъ ненависть на святаго, и зело ненавидяху его, и восхотеша убити его, святому же отцу нашему не ведущу сего. Они же изысковаху времяни и места, еже сотворити злое свое желание. И бе мостъ близъ монастыря чрезъ реку Нурму, святый же обычай имяше всегда посещати на нивах делающих и начасте шествоваше мостъмъ за реку Нурму. Ти же съвещавшеся на злое свое дело, и сташа под мостом, ждуще святаго, да сотворятъ злое свое дело. И зря преподобнаго со множеством людии грядуща на мост. Они же от страха крыющеся, да не ощютитъ их святый; блаженный же преходя их единъ. Онемъ же зрящимъ, яко людие мнози с нимъ, и въследъ его идущи на порученное има дело, и видяху старца Корнилия единаго пришедшаго, и почюдишяся. И сие не единою, но и до трищи творяху, и то же видяще, Богу хранящу своего угодника молитвами Пресвятыя Богородица. Последи же нападе на них ужас и страх велий и убоявшеся Божия суда, и свое согрешение познавши, и видяще незлобие святаго, и припадоша к нему со слезами, и покаяшася, и исповедаша бывшая вся по ряду. Блаженный же поучи ихъ от Святых Писаний и прости имъ грехъ, и прочее утеши их, и отпусти их с любовию, которогождо их на свою службу. Последи же те два брата послушание имяху со всяцемъ тщаниемъ к наставнику своему, и молитвами его избавлени быша ненависти злыя. Сия же мы от самого отца нашего слышахомъ и писанию предахомъ.
Обычай же имяше преподобный в вечеръ глубокъ молкомъ кельи обходити, слушая кто что творяше.[472] И аще киих ощущаше от братеи на молитве стоящихъ или книги почитающихъ, или во псалмехъ поучающихся, или плачущихся о гресех своихъ, или поклоны творящих, о сих благодаряше Бога, млъком отхожаше. Аще ли кыя обретая беседующихъ и глаголющих не на ползу души и празднословящих, о сих негодоваше и ударяя перъсты во оконце, симъ назнаменуя свой приходъ.
Многажды же, егда поучаше на соборе, въспоминаше им и о семъ, к тому тако не творити, а не на имя коегождо обличаше. Но кождо ведый себе такова суща, мняше его ради поучение се бысть и обличение. Глаголя имъ: «Чада, елика есть крепость ваша, подвизайтеся о своемъ спасении, прежде да же не приидет время, в неже хощем неутешно плакати, аще ныне обленимся». Они же, припадающе к ногам святаго, прощения прося. Он же наказавъ их доволно, прости их; аще видевъ кыихъ ожестевающихся, епитемьею[473] техъ възъдражаше. И тако Божиею помощию и Пречистыя Богородици, и молитвами преподобнаго Корнилия братия исправляхуся, плод приношаху благопотребенъ, боящеся, да не к тому поношаеми будутъ от святаго.
Иногда же празднику пришедшю — Антония Великаго память; обычай же имяше старець Корнилие на пъраздникы Введения Пречистыя и преподобнаго Антония нищимъ милостину даяти по рукамъ, коемуждо по дензе, к сим же и по просвире, и хлебомъ оделяше. Богъ же хотяше искусити веру раба своего, оскудению бывшу велию в монастыре. И приспевшу празднику Антония Великаго; нищим же по обычаю собравшимся множеству в навечерии праздника, блаженному же не имущу милостыня что дати имъ. И о семъ благодаря и моляшеся Господу Богу и Пречистой его Матери и преподобному Антонию Великому, не презрети моления его, но послати милость свою на братию свою, на нищих. Утру же бывшу, освитающю дни, прииде от самодержавнаго государя великого князя Василия Ивановича всея Русии посланникъ и подасть святому писание от государя, повелевая молити Господа Бога и Пречистую его Матерь и великих чюдотворьцевъ о его здравии и о его великой княгине Елене,[474] и милостину вдасть — двадесятъ рублевъ с рублемъ. Блаженный же сия приимъ, и благодаряше Господа Бога и Пречистую его Матерь и преподобнаго Антония Великаго, не презряще моления его. И молебная сотвори за государя и милостинею нищихъ обдели с любовию, яко от Бога посланная их ради. Мы же сие видехомъ скорое Божие посещение и неуклонную святаго веру, и прославихомъ Бога, и сие писанию предахомъ.
Некогда же гладу превелику належащу на Вологде и въ пределех вологоцких. Толма дорого цениша рожь, — по рублю четверть и свыше, — но и тою великою ценою едва обретаху купити.[475] И в то въ гладное время мнози прихожаху от многихъ странъ в домъ Пречистыя, страннии и нищии, и окрестъ ту живущии, удручимыи от глада того превеликаго. Отець же нашь Корнилие всемъ подаваше без осъкудения пищу и милостину по вся дни. И мнози приношаху младенца своя и пометаху под стенами монастыря, святый же всехъ приемля и отсылаше к детемъ на дворец,[476] и тамо учрежаше их покоемъ всякимъ. И в то нужное время Пречистые обитель не оскудеваше, наипаче множася потребных в монастыри, молитвами Пречистыя Богородица и преподобнаго Антония и отца нашего Корнилия.
Память творящу блаженному Корнилию, преподобнаго Антония Великого, нищих множество събравшихся. И по обычаю ему делящу ихъ милостынею своею рукою по просвире и по дензе, к сим же хлебъ и колачи. Неции же от нищих не единою, но и вторицею взимаше, инъ же и до пяти кратъ взятъ. Святому же Корнилию не зрящу на лица, но токмо руку простершему даяше. Приставници же, видевше взявших множае, поведаша блаженному. Он же глаголаше: «Не дейте ихъ, того бо ради пришли». Дню же к вечеру преклоншуся, и по соборъномъ пении, в вечеръ глубокъ, стоящу святому на обычномъ своемъ правиле, и седе на лавице, мало ногам опочинути, и сведенъ бысть в сонъ тонокъ. И зритъ пришедша к нему старца святолепна, сединами украшена, во объразе Антония Великаго, и емше его за руку и рече: «Корнилие, гряди по мне». И изведе и́ на некое поле равно и показа ему на единой стране поля просвиры, а на друзей колачи. Рече ему: «Се твои просвиры и колачи, ихже далъ еси нищимъ, простри одеяние свое», ему же простершу. И нача класти в припол просвиры и колачи, дондеже начаша пресыпатися от преисполнения. Он же возбнувъ, и в себе бывъ, и дивляхуся чудному видению. И поведаше намъ сам сия старець Корнилие со слезами, и заповеда нам не токмо при своемъ животе творити милостина несъкудно нищимъ, но и по своемъ преставлении. Мы же написахомъ сия памяти ради, аще будеть угодно Богу житие старца Корнилия, да и сия незабвена буди.
По сих же блаженый Корнилие устави всемъ братиямъ, сущимъ в ручных делехъ и во всехъ служьбахъ, не празднословити, но песнословити или молитву Исусову глаголати непрестанно, и благодарити Бога и любовъ имети межу собою. Такоже и приходящая приимаше и наказоваше жити по преданию и по правиломъ святых отець. И всехъ поучаше страху Божию и трудолюбию, яко праздну никомуже не быти и своея воля не творити никакоже, но вся с повелениемъ настоящаго. И сей уставъ положи нерушимъ не точию внутръ обители седящеи и делающеи что, но и вне где служащимъ, или жито из житници приносящимъ, или муку с мелници, или иная кая служащимъ, — вся сия не празднословиемъ, но с пениемъ и с молитвою, да благодарится Богъ, питаяй и окоръмляа насъ, и дело благословится, и душа освятится.
Елико же множашеся стадо его, толико и подвигомъ болшим приимашеся, воздержанию присному прилежа, и бдению вящшему и посту протяженному, и вкратце рещи, вся жизнь его постъ бяше. Желание присно имея упразднитися, наедине безмолствовати, еже есть мати безгрешию. И написа пятнадесят главъ о церковнемъ благочинии, и о соборней молитве, и о благоговеиньстве, и благочинии трапезномъ, и о пищи и о питие, и о одежах и о обущах, и не просити кому что от мирских, и не имети особнаго стяжания, и не взимати нигдеже что без благословения игумена, и не приходити безвременно в трапезу и во служебныя келия. И вкупе братиям сходящимся на дело, творити с молчаниемъ и молитвою, и из монастыря нигдеже без благословения не исходити, и не приимати братиямъ милостины по рукамъ себе ни от когоже, и не быти питию пияньственому ни от когоже, и о прочемъ строении монастырьстемъ.[477] И сия написания предасть братии, заповедая имъ, яко да ничтоже разорится от законаположения общаго жития по написанию его, много бо велми печашеся о семъ, и устроивъ монастырь всякими потребами душевными и телесными ко спасению иноческаго жителства. К сим же и пруды ископа велии. По сих же призываетъ весь ликъ ученикъ своих своеа ограды, и избра от них дванадесять,[478] и темъ вручаетъ монастырское строение и с ними всей братие, и прося от них отпущения наедине безмолъствовати. Братия же с плачемъ моляху блаженнаго, еже не оставити ихъ сирыхъ, но пребывати с ними. Онъ же, утешая их, глаголаше: «Братия, аще и теломъ кроме васъ буду, а душею всегда с вами есмь».
Блаженный Корнилие взятъ мало от братии, отиде вдале от монастыря яко 70 поприщь, на место пусто зовомо Сурьское езеро, на лесъ близъ Костромы реки. И ту начатъ со всяцемъ тщаниемъ и усеръдиемъ Господеви работати в безмолвии. Братия же съветъ сотвориша, послаша неких от братия ко отцу своему Корнилию в пустыню, молити его, дабы не оставилъ их, чадъ своих сирых, яже собра. Святый же отречеся им, они же отоидоша, ничто же получивше. Святому же старцу безмолствующу в пустыни.
Тое же зимы изволися великому князю Василию Ивановичю всея Русии шествовати на Белоезеро в Кирилов и с великою княгинею Еленою,[479] молити Господа Бога и Пречистую Богородицу и великаго чудотворца Кирила, въ еже датися има чадородию в наследие роду самодержавства ихъ всеа Русии. И мимо грядый, прииде во обитель Пречистыя, Корнилиева монасътыря, старцу же Корнилию не сущу во обители. Великодержавный же государь и с великою княгинею долговременне помолися Пресвятей Богородици, и великому Антонию молебна съвершивши. Последи же вопрашаше братию: «Коее ради вины отиде Корнилие в пустыню, благочистивым ли помысломъ или некоего ради неусътроения, рците ми». Братия же глаголаше: «Любве ради Христовы отоиде». И молиша самодержавнаго государя со слезами понудити отца нашего, дабы не оставилъ насъ сирых, не терпяху бо таковаго пастыря и учителя своего лишаеми быти. Самодръжавный же послуша моления и слезъ их и абие посла своего посланника в пустыню к старцу Корнилию, повеле ему быти в монастырь свой и ждати себе, дондеже возвратится ис Кирилова, сам же дасть братии милостину доволну, и учредивъ брашны, и поиде в Кириловъ. И тамо ему молебная съвершившю, и паки възвратися князь великий з Белаезера ис Кирилова. Отець же нашь Корнилие по повелению великого князя прииде ис пустыни в монастырь свой, и взят с собою трех братовъ, и срете великодръжавнаго государя на Вологде, и поклонися ему до земля. Князь же великий велми радовашеся о пришествии старца Корнилия и много почте его, и беседова с ним о полезных доволно. И моли его о семъ, да молит Господа Бога и Пречистую его Матерь, въ еже дароватися ему чадородию в наследие роду, и отпусти его в монастырь, последи же и самъ касашеся путному шествию во царьствующий град Москву. И прииде второе в Корнилиевъ монастырь и помолися Пресвятей Богородици на многъ час, потом же глагола отцу нашему Корнилию, еже не оставити братии, но с ними пребыти в монастыри своем, яже многимъ трудомъ собралъ еси, глаголя. Блаженный же старець Корнилие, предлагая старость и немощь, и не могущу ему строити монастыря, глаголя и моляше великаго князя, и моляше, да отпуститъ его в пустыню плакатися грех своих. Благочестивый же князь велики, ведый известно старца Корнилия добродетелное и трудолюбное его житие, положи на воли его, бе бо милостивъ и зело почиташе его. И дасть ему милостину доволну и отпусти его в пустыню и тамо повеле ему и сущимъ давати с нимъ на препитание хлебъ оброчной. В монастырь же братии вдасть 50 рубьлевъ, повеле церковъ Антония Великаго с трапезою дъсками обити. И приимъ благословение от старца Корнилия, и прочее касашеся пути; последи же и Корнилие отиде в пустыню и тамо пребываше, безмолствуя и моля Господа Бога и Пречистую его Матерь и великихъ чудотворцовъ за государя самодръжавнаго великаго князя Василия Ивановича всея Русии и за великую княгиню Елену, во еже датися има чадородию в наследие роду самодержавства их всея Русии, и за вся православныя князи и христолюбивое воинство и за вся християне. И пребывающе в пустыни, и собрашася к нему братии числомъ шесть, и постави кельица мало. И потомъ помысли създати церковьцу малу, и о семъ моляшеся Господу Богу, да устроитъ вещь, якоже годе имени Его святому.
Поимъ с собою единаго брата, и поиде в пресловущий град Москву, молити самодръжавнаго всеа Русии и пресвященного митрополита[480] да повелятъ ему создати церковь в пустыни. В то же время боголюбивому великому князю Василию Ивановичю, всея Русии самодръжцу, родися сынъ и нареченъ бысть въ святомъ крещении князь Иванъ.[481] И о семъ велми радовашеся радостию великою зело, и благодарение всылая Богови и Пречистой его Матери и великимъ чудотворцемъ, за яко услыша Господь молитву его и не презре моления его, и от радости тоя великия прииде в Сергиевъ монастырь[482] помолитися Живоначалной Троицы и великому чудотворцу Сергию. Блаженному же Корнилию приспевшу ис постыни в то время ту и поклонися самодръжавному государю до земля. Князь же велики радъ бысть о пришествии старца Корнилия и почти его велми и приимъ благословение от него, и посылаше его преже себе въ царствующий град Москву, да шед, благословитъ и великую княгиню, и Богомъ дарованнаго има сына, и сему бывшю. Великому же князю помолившуся Живоначалной Троицы и великому чюдотворцу Сергию и възвратившюся в пресловущий град Москву, и призываше блаженного Корнилия всегда на обедъ к себе, и на домъ потребная ему посылаше доволно по вся дни. Он же сия нищимъ и маломощным подавая тай, многовремянно же учрежаем и любимъ самодръжавным. Святому же старцу Корнилию молящу боголюбиваго великаго князя, да повелит ему создати церковь в пустыни. Князь же велики помяну моление и слезы братьи, еже моляху его в монасътыри понудити отца их Корнилия пребывати с ними в монастыри, и сего ради не повеле ему в пустыни церкви созидати, но понужаше й с прилежанием, дабы былъ в прежних своих трудех во своемъ монастыри со ученики своими. Отцу же нашему тяжко сие вменися, желание бо имяше еже наедине безмолствовати, изъбежати житейских молвъ и славы человеческыя.
Съкрыся блаженный и пребываше у некоего христолюбца в тайне месте. Князь же велики посла на взыскание святаго по всему царьствующему граду. Святый же виде о себе велие взыскание, и отоиде в пречестную обитель Живоначалныя Троица Сергиева монастыря, и тамо приятъ бысть от игумена и братьи с любовию, и пребываше безмолствуя. Слышано же бысть великому князю, яко Корнилие безмолъствуетъ в Сергиеве монастыри, и преста от взыскания святаго. И последъ приспевшю празднику святых Богоявлений,[483] и прииде боголюбивый князь великый в Сергиевъ монастырь Живоначалной Троици помолитися, отцу же нашему ту безмолъствующу.
Но не подобаетъ светилнику под спудомъ крытися:[484] князь же великий паки понужаше святаго с великимъ прилежаниемъ ити въ свой монастырь. Старець же Корнилие виде великое прилежание великаго князя, и положи на воли Божии и повинуся ему. Государь же рад бысть и в той часъ посла в Корнилиевъ монастырь, повеле старцемъ быти, да молят старца Корнилия, еже не оставити их. И не по мнозехъ днехъ приидоша старци и молиша отца Корнилия съ слезами, еже не оставити их. Корнилие же с ними иде къ государю и прося отпущения в монастырь свой. Благообрадован же благочестивый князь великы о семъ бысть.
И глагола князь великы святому: «Слышах, отче, яко отнели же сотвори монастырь, не имееши селъ и деревень, но иже требуеши, проси, и дам ти». Корьнилие же не восхоте просити ино ничтоже, но токмо моли его дати близъ монастыря земли мало с лесомъ, да от поту лица своего ямый, глаголя, хлебъ свой. Князь же великий землю и с лесомъ и елико привнидоша близъ монастыря деревни и починки и съ всяцем угодиемъ вдасть, рек сице, глаголя: «Аще у них кто в тех деревнях и починкехъ учнутъ жительствовати священици и диякони и християне, не надобе имъ моя великого князя дань всяческа и никоторый побирчий у них не беретъ ничтоже, и с чернию не тянутъ во всякие розметы, понеже далъ есмь сие в домъ Введения Пречистыя старцу Корнилию з братиею».[486] И сия изрекши, и писаниемъ утверди с красною печатью, вдасть старцу Корнилию, рекъ глаголя: «Аще кому дамъ писание на иныхъ, а на се иное не будетъ». И приимъ благословение от старца Корнилия, и отпусти его с миромъ, глаголя: «Моли, отче, Бога о нашемъ здравии». Въдасть же ему боголюбец князь великый вся, еже путеви потребная, к сим же и милостину доволну.
И тако, Богомъ хранимъ и добре наставляемъ, прииде во обитель Пречистыя, юже самъ созда. Братия же вся сретоша его вне монастыря и сице радовахуся ему, якоже аггелу Божию: и овии убо от них руце его лобызаху, овии же ногам касахуся, овии же ризамъ. Отець же, видевъ их благоразумнии суща, веселяшеся о нихъ, и к нимъ показуя отечьскую любовь свою, всехъ обьимаше и всех лобызааше, и всехъ благословяше.
Егда же бысть отець нашь Корнилие в пустыни, тогда братия по благословению старца Корнилия поставиша себе игумена, именемъ Касияна. Егда же святый старець прииде во обитель, игумен же Касиянъ устыдеся отца, остави игуменство и пребываше в послушении старца. Отець же нашь Корнилие многа моления съ слезами къ Господу Богу сотворь и Пречистой Богоматери и касашеся прьвых своих трудовъ, лесъ секий и нивы насевая, да не токмо сами свой хлебъ ядятъ, но да неимущихъ питаютъ.
Иногда же преподобному отцу нашему Корнилию з братиею посеченный лесъ отребляюцу и хврастие въ едино събирающе, и от труда братиямъ почити хотящимъ, блаженному же събранное хврастие наченшу жещи, и окружи его пламень з дымом отвсюду, и не ведяше, како гонзнути из среды огня. И Божиим посещением, вскоре прииде от запада ветръ велий и развеа пламень съ дымом и учини путь, яко улицу. Святому же изшедшу из среды огня невредиму и благодари Бога и Пречистую его Матерь. И сиа нам поведа, братиам же чюдящимся. Глагола им преподобный: «Любяй Бога и храняй заповеди Его не токмо от чювственаго огня избавит ны, но и от будущаго, хотящаго грешникы поясти».
Вопрос. Неце же от братиа въпросиша его: «Что есть любовь, отче, и кая заповедь глаголеши хранити». Глагола им святый: «Внегда приступи къ Господу законник: „Учителю, — рече, — кая заповедь прьваа в законе есть”. И Господь отвещавает: „Възлюбиши Господа Бога твоего от всего сердца твоего и от всеа душа твоея и от всея крепости твоея и от всеа мысли твоея". Сиа есть прьваа и великаа заповедь; втораа же подобна ей: „възлюбиши искръняго яко сам себе”. В сих двоих заповедех весь законъ и пророци висят».[488]
Поучение. И всих моля и наказуа, сице глаголя: «Братья, прежде всего подобает постризающимся в начале не имети своея воля, но држати послушание и смиренную мудрость и ждати присно часа смертнаго, всегда молящеся. Такоже и телесне подобает трудитися чрьнцем, паче же юным, всегда праздным не быти и не послабляти, ни стужати си въ трудех. Ниже от мира сего отходяще, мнем велико что отмещуще, но сие подобает нам помышляти, яко аще ныне пребываний мирскых не оставим, но последи же, умирающе, всяко оставим, аще и не хощем. И того ради тленнаа оставляем, да Царство Небесное приимем. Темже, подвизающеся, не стужаем си, ни ленимся, но по вся дни пребываем въ въздержании. Не точна бо суть страданиа нынешняго времени хотящей славе быти подвизающемся».[489]
Сам же старець Корнилей в пощении выну, и бдении, и в молитве съ слезами велми трудя себе. И николи же уста его праздна бываху от славословиа Божиа, но всегда без лености моляшеся. Аще бо и въ старость пришед, но никакоже от божественых служеб, подобающих ему, ослабе, но елико множашеся ему старость, толико наипаче умножашеся усрьдие его, еже в дело Божие. И теплейши божественых подвигъ и усрьднейши касашеся, в немятежне безмлъвии умъ съблюдаа. Бяше же нагым одежда, печалным утешение, бедным помагаа и от напасти изимаа, болных молитвою исцеляа, длъжных искупление подаваа, и сам длъгы отпущаа, грешным на покаяние учитель, и всеж хотя спастися, и от насилиа злых судий бедою одръжимых токмо словом избавляа, иногда же и отай братии милостыню подаа убогым, дабы роптанием братии мзды не погубили. Сам же ризную худость толику любя, яко единъ от убогых.
Братъ некый, именем Закхей, прииде къ преподобному, нося на себе мантию, лыком вязану, моля святаго Корнилиа, да повелит ему изменити на лучшую. Он же с себе снятъ мантию, дасть Закхеи, а его вязаную лыком на себе възложи, и много время в ней ходи.
Особнаго же стяжаниа заповеда всем, еже никомуже свое что отнюдь имети, ниже глаголати: «се есть мое, оно же твое», но вся обща имети и сими довлетися, такоже кроме трапезы в келиах пища и питиа не имети никому же, разве немощных. На трапезе же седети всем на своих местех с молчанием, в себе молящеся. Такожде и ис трапезы кождо отходит въ свою келию, имеа въ устех псалом или молитву Исусову. Хранити же очи от зрениа неподобна, такоже и уши от слышаниа, яже не суть на ползу, язык же от празднословиа, якоже Господь рече: «За всякъ празден глаголъ дати ответ Богу в день судный».[490] Сердце же хранити, елика сила, умною молитвою от скверных помыслъ, якоже рече: от сердца исходят помышлениа зла, и та сутъ сквернящаа человека. Темже, братиа, аще кий помысль нечистъ от общаго всех врага нанесется, не обленитеся помолитися къ Богу прилежно, и постом и молитвою, бдением же и слезами, еже наедине, въскоре изгоняти тощне подвизающеся. Таже и рукы хранити же от дръзости и от лихоимства; ногы же наши научим ходити правым путем по заповедем Господним, не уклоняющеся ни на десно, ни на лево, но царскым шествуем покаяниа в пути спасеныа. К сим же поучаше — питиа, в немже есть пианство весма, никакоже в монастыри обретатися повеле, то бо есть, рече, родителница всякой злобе. Да не Бога, рече, прогневаете, не токмо своа душа погибели предающе, но яко и ины многы съблажняюще, люте истязани будете, и клятву и горе приобрящете. Горе бо, рече, человеку тому, имъже съблазнъ приходит.[491] И тако блаженый симъ уставом главу змиеву пианства отреза. Аще ли, рече, кто имет нечто от общаго житиа и чина разоряти, прочее изгонити таковаго, яко да и прочаа братиа страх имуть: не преступати законуположениа и своеа воля не имети, но подражати житиа святых отець, и пребывати в безмолвии, немятежно внимающе рукоделию и молитвам, и тружатися по еже по Бозе въ злострадании, потщевающеся кождо на службу свою, вси купно въ всех мирно пребывающе, друг друга честию болша себе творяще.[492] И аще тако въ страсе Божии пребудете, то не лишит Господь всех благых места сего, и не имат недостатка быти в месте сем святем. Аще благочестно поживете зде съ страхом и трепетом свое спасение съдевающе,[493] и тако убо богоугодне живуще, и зде ублажени будете, и вечнаа благая приимете.
Сиа убо вся положим братиа въ сердцих наших и съхранити потщимся, да не будут нам въ осужение словеса в день Суда. Но молю вы, братие, азъ, недостойный, поживете въ братолюбии и смирении, въ кротости, покаряющеся брат брату, и любовь имейте съ истиною и миръ от сердца. И Богъ мира да будет с вами, и Тъй да съхранитъ вы и утвердит в любви Его, молитвами Преславныа Богородица и преподобнаго и богоноснаго отца нашего Антониа Великаго и всех святых. Аминь.
По сих же блаженный Корнилие видевъ себе старостию прекланяема и недугом отягчеваема, и к концу приближающася. Братии же число прибывающе, и требующе поучениа от него, и любимое ему безмлъвие пресецаху, и молитвам и слезам спону творящим, и смертное поучение забавляющем. Святый же старець ино ничтоже помышляа, разве смерть и всего человеческаго съжитиа ошаятися. Оставль монастырь, и все строение, и отиде в свое пострижение, в Кирилов монастырь, и приат бысть тамо от игумена[494] и всеа братии с великою любовию, и затворися ту в келии, да скончает течение духовнаго подвига. Но аще онъ сице створи, Богъ же о нем лучшаа промышляа, да въ его монастыри мощи его положини будут. Ученици же его послаша братиа старейших пять с великым молением къ отцу своему, дабы их не оставил сирых, яко овца, не имущих пастыря. И молим бывает ими, да, възвратився, въ своем монастыри безмлъствует, он же не хотяше послушати их. Яко видеша непреклонна его к ним, моляхут убо игумена и старцев Пречестныа тоа обители, еже способствовати им и молити старца Корнилиа, да възвратится в дом Пречистыа, в свою ограду. Игумен же и старци молиша преподобнаго утешити братию, да некако стужив си, разыдутся. Блаженный же не могый преслушатися их, рек им глаголя: «Поставите себе игумена, и азъ възвращуся к вам». Они же глаголаша: «Нарци, отче, имя, егоже хощеши». И глагола им: «Лаврентие да будет игуменъ.[495] Ведый его известно яко велика в добродетелех и разсудителна суща в духовных и житийскых, и могущу ему строити монастырь». Они же слышавше от святаго и отидоша в монастырь и поведаша братии, яко блаженный глаголеть: «Аще не будет у вас Лаврентие игумен, то ни азъ възвращуся к вам».
Братиа же едва умолиша Лаврентиа и поставиша его игуменом. Ученик же блаженнаго игумен Лаврентие съвет сътвори з братиею и иде в Кириловъ к преподобному и моли его много, еже не оставити их, чадъ своих сирых. Блаженный же не презре молениа и слез ученикъ своих, паче же игумена Лаврентиа, възвратися в дом Введениа Пречистыа и преподобнаго Антониа Великаго, въ ограду свою, идеже преже Богом наставлен бысть и Пречистаа Богородица изволи. Ученици же его с великою радостию приаша его честно.
О вручении монастыря игумену Лаврентию з братиею и о безмлъвии святаго
Святый же пришед в монастырь свой и вручает монастырь и строение монастырьское игумену Лаврентию и всей братии, учеником своим. Сам же крайнее безмлъвии любомудрьствовати начят и затворяшеся в келии и пребывая в безмлъвии, подвизаася постом и молитвами, и ничтоже земного в себе помышляа, ниже к тому о строении монастыръстем печашеся, и весь умъ к Богу простирая, помышляа от съюза телеснаго разрешении. Ведый бо известно от Божественых Писаний, яко велие бывает истязание от духовъ воздушных въ время разлучениа душам от тела, не токмо ленивым, но и подвижником, сего ради плачася день и нощь, проливаа слезы непрестанно. И ничтоже от правила остави, и на съборном пении всегда обреташеся.
Егда же блаженному Корнилию безмлъствующу, и Божиим попущением, грех ради наших, бысть нашествие безбожных татаръ,[496] и многа места плениша, даже и до вологоцкых пределъ доидоша. И от нашествиа поганых православнии, не токмо мирьская чадь, но и вси монастыри, разбегошася. Братиа же сиа поведаша блаженному, он же глагола им: «Сътворим человеческаа, бежим и мы, да не в гордость вменится нам, аще не бежим, седяще зде, избудем, но тщеславнаго беса не избудем. Несть бо добро кому самому вметатися в беду. Якоже и Христос от Ирода телесне бежа въ Египетъ,[497] иже вся могый, да накажутся дръзии не вметатися в напасть». Тако и блаженный сътвори, уклонися в белозерскиа пределы на Ухтому[498] и тамо моляшеся Господу Богу и Пречистой его Матери о тишине и о умирении всего мира, и о съхранении обители его. Безбожнии же татарове окрестъ ту многиа места и честныа обители пожгоша[499] и множество православных в пленъ поимаша. И по языком устремишася въ обител Пречистые Корнилиева монастыря. И приидоша близ монастыря на поле и показася им обитель Пречистые яко град великъ, окрестъ же его множество вои, въоруженных на брань. Они же, видевше сие, начаша водящих их избивати, глаголюще, яко «на град к людем приведосте нас». И убоявшеся страхом велиим, отбегоша, и тако помощию Пречистыа и молитвами святаго съхранена бысть обитель его. Слышано же бысть блаженному Корнилию, яко безбожнии татарове отидоша, и възвратися въ обитель свою. Мнози же пленнии избегоша из руку поганых татаръ и сия поведаша игумену Лаврентию, мы же слышавше от него и писанию предахом.
Корнилию же пакы безмлъствующю и от премногыя старости и множайших трудов телесней крепости изнемогши, и впаде блаженный в болезнь, огнем обиатъ бысть, иже душею крепкый, благодаря Бога, трьпяше крепце. И всего человечьскаго съжитиа ошаася, в молитве же и внимании к Богу умъ свой присно имеа, зрителное очищаа и светъ божественаго разума събирая в сердци своемъ и чистотою сего съзерцаа славу Господню, тем съсуд избранъ бысть Святому Духу. И по малех днех изнемогающу блаженному, и разуме конечне свое отхожение. И концу уже приближающуся, призывает к себе игумена Лаврентиа и всю братию, и к ним молебнаа наказаниа завещавает, и сведетеля Бога предлагаа им, яко да ничтоже разорится от законололожениа общаго житиа, много бо велми печаашеся о сем.
И сице начат поучати их, глаголя: «Блюдете, братие, и внимайте, заповеди Божиа съхраняйте и моа преданиа, яже написах вам своею рукою, дръжите и сиа начасте прочитайте на въспоминание к ползе и на спасение душам. Изряднее же чина церковнаго службу без лености творите, съ благоговением, Богови бо подобает страхом и трепетом служити, а не смехом и шептом, но съ вниманием мнозем и сътрахом Божиим въ святей церкви достоит предстояти, якоже на небеси мнети себе стояща, молящеся Богу о своих съгрешениих и о умирении всего мира». И по мнозе наказании приложи и сие, глаголя: «Да егда творите память мою, и оставшаа останцы братскыа трапезы, сиа подавайте братии Христове нищим».
И пакы ослабу приимаше от болезни и на съборном пении обреташеся. И по Пасце четвертыа недели в пяток позна свое конечное отшествие къ Господу и повеле себе вести въ церковь на Божественую литургию. И съвершившеся служъбе, причастися блаженный Святых и Животворящих тайнъ, и пакы в суботу начат конечне изнемогати телом, иже душею крепкый. Прихожаху бо к нему игуменъ Лаврентие и вся братиа, видяху его изнемогающа и къ Господу хотяща отити, скорбяще зело, аще бы им мощно от великаго усердиа и любве, еже къ святому имуще, съумрети с ним тогда. Глаголаху же неции от ученикъ его, плачющеся: «Понеже, отче, нас оставляеши и къ Господу отходиши и тебе не сущу с нами, мнози преселници будем от места сего». Святый же, утешаа их, глаголаше: «Не скорбите, братиа и чада, уже бо мне приспе время почити о Господе, предаю же вас Богови и того Пречистой Богоматери, Тъй да съхранит вас от всех искушений лукаваго. И ученикъ мои Лаврентие игуменъ, сей да будет вам в мое место, и сего имейте яко мене, сей ваши недостаткы исполнит». Сиа и ина многа, утешаа их, глаголаше, и о сем моля, да не будет в них никоторые же раздоры или свары, о сем бо много и здравъ сый печашеся. Вся же братиа к нему прихождаху, и целоваху его съ слезами, последняго от него благословениа просяще. Тъйжде яко чадолюбивый отець всех облобызаше, всех миловаше, всем последнее благословение оставляше, от всех прощениа и сам прошаше. И моля их, глаголя: «И о мне грешнем, господие мои, Бога молите, яко да вашими молитвами получю от Христа Бога милость в день славнаго его пришествиа». И повеле некым от братии глаголяти часы и канон Исусовъ и Пречистой благодарьствен канон акафистъ, приложи же и великомученице Екатерине канон. По съврьшении же правила въста, вземъ кадилницу съ фимианом, и покади святыа иконы и братию всю ту пришедших. И пакы възлегъ, о исхожени своем моляся и никоеа же печали имяше, но паче надежею будущих благъ веселяшеся. И святую свою и трудолюбную душу мирно и тихо Господеви предасть, еще молитве въ устех его суще, и тако от сущих зде преиде въ вечную жизнь. Братиа же тогда лишение отца умилно зряще, учителя отаятие рыдаху, вся болезнена тогда предлежаху. Бяше же лице его видети светло и рещи, яко не умре святый, но спит, понеже непорочно име житие.
Престави же ся блаженный Корнилие по Пасце в пятую неделю въ время заутрении въскресныа, на память святаго священномученика Патрикиа Прусийскаго.[500] Игумен же Лаврентие съ всею братиею того священныа мощи на одре положивше честно и на своих главах въ церковь несоша, съ всякою подобающею честию и псалмопениемъ отца провожаху съ многыми слезами, и мало нечто от печали пременившеся, въскресную службу съврьшиша.
Слышано же бысть игуменом въ окрестных обителех преставление блаженаго Корнилиа, и наутриа в понеделник снидошася и съвръшивше Божественую литургию, и съ прилучившимися игумены надгробное пение съ многою честию скончавше, и гробъ ископавше своима рукама и землею покрыша многострадалное и трудолюбное отца тело близ храма Введениа Пречистые в честнем его монастыри, егоже многым трудом снискав, лета 7046-го месяца маиа въ 19 день,[501] добре упасшаго Богом врученную ему паству и на пажити животныа наставивъ. Таковии блаженнаго Корнилиа подвигы и исправлениа и чюдес дарованиа и исцелениа. Бяше же блаженый Корнилие тогда, егда прииде на место то, четыредесяти и единым летом, и пребысть на месте том четыредесять и едино лето; и събра множество братии, бе же их яко до девятидесят; научи же их благочестию и иночьскому житию, по преданию святых и блаженных и преподобных отець; и за едино лето преставлениа своего избра от них единаго ученика именем Лаврентиа и игуменом того постави; и пожит всех лет блаженый осмьдесят и две лете, в старости съвръшене преставися к Богу.
По преставлении же блаженаго Корнилиа ученикъ его игуменъ Лаврентие з братиею молиша Господа Бога и Пречистую его Матерь и преподобнаго отца Корнилиа на помощь призываху, глаголюще: «О, преблажене отче Корнилие, аще получилъ еси дръзновение къ Богу, не забуди нас, чад своих, еже и събрал еси». По сем же игуменъ Лаврентие, яко же блаженый Корнилие заповеда ему, еще сый живъ, тем съй вся елика виде отца своего собою и делы исправити тщашеся. Поживе же въ всяком благочинии и смирении, съблюдаа своего житиа любомудрие, доволну преподавая зрящим ползу, и велико опасение и тщание имеаше, яко да ничтоже разорится от законоположениа святых отець и отчя преданиа, въздержание же въ всем зело имеаше и прочаа благаа исправлениа. И врученное ему о Христе стадо упасъ добре, к вышним подвизатися сътворивъ, и отца своего блаженаго Корнилиа преданиа съблюдаа невредима, якоже наученъ бысть от него, ничтоже разорися им. Но тако бяше пребываа в посте и в молитвах и бдениих, безмлъствуа, к сим же и многы книгы написа своею рукою. И бяше видети житиа его образ доволенъ къ извещению того добродетели, понеже смиренаа гоняше въ всем, къ Божии любви весма себе издавша, темже и вся о Христе възможе. Жив же в том добром настоятелстве по преставлении преподобнаго Корнилиа десять лет, къ Господу отиде, егоже от юности възлюби, месяца маиа въ 16 день.
Многа же чюдеса, при животе бывшая блаженаго Корнилиа, множества ради иже многими леты бывшее писанию не предашася. Сиа мало нечто отчасти налисана быша токмо, да не вконець умолчана будут святаго повести.
По преставлении же блаженаго Корнилиа в четвертое лето прослави Богъ своего трудоположника чюдесы, от нихже и написахом вмале яже пред нами бывшая
Некый христианинъ монастырскый, живый близъ монастыря Корнилиева, именем Михаилъ, зовомый Дубовикъ, имеяше сына именем Андрей, лет двадесяте и пяти. Внезаапу наиде на него духъ нечистый, начат же отрокъ онъ не смыслити. Отець же позна сына своего несмысляща и тужаше о нем. И по мале времени явися стражущему отроку блаженый старець Корнилие, глагола ему: «Что, небоже, не смыслиши, се бо ти прииде от нахожениа бесовъскаго, и много томимъ будеши. Но иди в дом Пречистыа Богородица в нашь монастырь, будет ти от Бога посещение ради Пречистыа Богородица. Способствуем же ти и мы». Отрок же онъ яко от ужаса начат сказовати отцу своему. Поат же отець отрока, приведе его в монастырь Корнилиевъ и умоли игумена и братию, да пребудет сынъ его в монастыри. Игумен же повеле пребыти. Нападоша же на него множество бесовъ, мучаще его и биюще, веляще ему въпити. Он же велием воплем кричаще и странны и страшны гласы испущаше. Приставници же его въдяще его въ церковь и къ гробу святаго старца, веляще ему молитися Богу и призывати в помощь старца Корнилиа, многажды и биюще его, дабы молился Богу. Он же преизлиха кричаше и неподобны и хулны глаголы вещаше. И глаголаше: «Что мя биете, не послушаю вас, ибо множество много людии биют мя люте, не велят ми молитися, глаголюще: аще не послушаеши нас, то убием тя. Того ради не молюся, да не горце уморят мя». И пребысть же в монастыре днии яко двадесят, велми томим, и помале начат кротитися, и утишися, и здравъ бысть, и умом съвершен, и пребысть в монастыри неколико дний, отиде в дом отца своего, славя Бога и Пречистую его Матерь и блаженаго старца Корнилия.
И се другое чюдо. Иного человека приведоша в монастырь, от христианъ монастырскых же, именем Прокопиа, зовомый Шестакъ, мучима от духа нечистаго. И не молящася Богу и не глаголюща ничтоже, но токмо люте растерзаа себе и нападаше на водящих его. И приведоша его въ церковь, игумену же съ священиком и съ диаконом и о нем поющу молебенъ, и веляще и ему молитися. Оному же никакоже молящуся, ни глаголющу. Водящеи же его биаху велми, он же ухвати пръсты своя въ уста своа и грызяше. От церкви же его ведоша едва в келию. И се в нощи видит пришедша к нему старца Корнилиа съ крестом, и осенивша его крестом и рече к нему: «Прокопие, молися Господу Богу, и не будет ти зла от неприазнена духа, и не велю бити тя». Въскочи же болный онъ от видениа, поведа водящим его, они же възрадовашася и на утренюю приведоша его в трапезу, бе бо зима. И прииде игуменъ навестити болящаго, изнемоглъ бо бе от многа томлениа бесовскаго и неядениа, и биениа, едва седяше. И виде игумена, въскочи, начат глаголати: «Молю ти ся, не вели мя, господине, бити, уже бо молюся Богу, и Корнилие бо мя не велел бити». И сказа игумену, како явися ему старець Корнилие и крестом осени его. По заутреней же игуменъ съ всею братиею съборне молебенъ пели. Человекъ же он здравъ бысть и съврьшен весь умомъ, отиде в дом свой, радуася, славя Бога и Пречистую Богородицу и блаженаго старца Корнилиа.
Ин же человекъ Тарасие, уголскых князей[502] христианинъ, приведе сына своего, емуже имя Ефрем, боляща, в монастырь блаженаго старца Корнилиа, и не смысляща ничтоже, и стращащяся. Въ церкви же игумен молебен пелъ, и повеле его ко гробу вести преподобнаго отца Корнилиа молитися. Пребысть же отрок онъ три дни в монастыри, моляся в церкви и у гроба Корнилиева. И бысть здравъ и целъ умом, отиде в дом къ отцу своему, славя Бога и Пречистую его Матерь и святаго Корнилиа.
Инъ христийнин именем Сапсонъ, живый близ Корнилиева монастыря, и лежа боленъ огницею, и изступи ума, нача несмыслити и уродовати в дому своем, мучим многими бесы, якоже последи нам сам исповеда, глаголя: приидоша к нему многыя бесы и начаша его страшити и глаголати: «Приидутъ из монастыря многыа люди стреляти тебе». Он же начат износити ис клетей своих рухло, и метати посреди двора, и потом шед, ввержеся в кладязь, и хоти ся утопити. И по Божию смотрению увиде жена его, с плачем въскричала, и стекошася братиа его и иныа некыа и едва извлекоша его ис кладязя. И всадиша и́ на скот, и привезоша его в монастырь Пречистыа, честнаго еа Введениа. И приводят его в церковь и къ гробу преподобнаго Корнилиа и с нужею веляху ему молитися, он же худе моляшеся. И немноги дни бывъ в монастыре, в суботу пред неделею всех святых[503] сведенъ бысть в сонъ тонокъ. Явися ему блаженый старець Корнилие, нося кресть, и знаменавъ его честным крестом, повеле ему встати и молити Христа Бога и Пречистую его Матерь призывати на помощь. Он же възбну от сна и абие в том часе изменися ему разум и бысть смыслен и начат познавати всех, бе бо преже не зналъ никого, и поведает разумно, яже виде. Слышавши же вси, прославиша Бога и Пречистую его Матерь и преподобнаго отца нашего Корнилиа. Человекъ же той мало ногами поболе, пребысть некыа дни в монастыри, бысть здравъ, якоже и преже, и отиде в дом свой, радуяся.
Ино чюдо. Инок именем Корнилие прииде из Володимеря[504] въ обитель Пречистыа Корнилиева монастыря, обдержим болезнию зубною два лета. И егда прииде въ обитель, начат его люте мучити, злее прежняго, якоже ему многы дни ни ясти, ни пити, ни почивати. Лице же его и з главою отекло, яко всем зрящим на него ужасатися. И многых пыташе, аще сведят некое художество къ врачеванию таковыя болезни, но никтоже възможе помощи ему. Прииде ему въ умъ, понеже слышал от многых, яко у гроба блаженаго старца Корнилиа мнози молитвами его недужнии исцелишася. Веру приимъ в сердци своем и, утаився после нефимона,[505] в вечеръ глубокъ прииде къ гробу блаженаго старца Корнилиа и тамо на многъ час помолися, глаголя: «Преподобне отче Корнилие, имаши дръзновение к Богу, молитвами твоими избави мя от болезни сеа». И тако болезненою душею и съкрушеным сердцем много молився и приложився къ гробу святаго старца, отиде в келию свою, томим люте болезнию, и кричаше всю нощь, якоже и брату, живущему с ним, не могый трьпети вопля его и изыде ис келии. Немощный же брат, много томим болезнию, седе на лавици. И абие в тъи час нападе на него ужасъ, и явися свет велий в келии его, и видит старца Корнилиа с жезлом и глаголюща к нему: «Възляги на постелю твою, помилует тя Богъ». Немощный же брат отрицашеся, яко немощи ему възлещи болезни ради. Пакы же святый старець второе глаголеть ему то же: «Възляги и почий мало, помилует тя Бог». Онъ же, отвещав, рече с болезнию къ блаженому старцу: «О, отче, виждь лице и главу мою, каковъ отокъ. Како ми мощно приклонитися на постелю?» Святый же третицею рече ему: «Помилует тя Богъ, възляги». И пръстом показуа ему место. Немощный же брат егда повинуся преподобному старцу Корнилию, приклони главу свою на постелю, и в тъй час нападе на него сонъ, и успе. По мале же времени начата заутренюю клепати, прииде к нему брат, живый с ним, начат его будити, понашаа ему, глаголя: «Всю нощь не даде почити, и ныне заутренюю клеплют, ты же спишь». Немощный же брат услыша поношение брата и въста от ложа своего, и начат руками осязати лице свое, и зубы, и главу, и никакоже ощущаше болезни. И иде въ церковь на пение, радуася. И от того часа не стужи ему болезнь зубнаа. И, сие от него слышавше, вси прославиша Бога и угодника его святаго старца Корнилия.
Ниже сие чюдо умлъчано буди. Некий христианинъ, именем Мокей, живый близъ монастыря, и сему отъяся нога, и многы дни не моги съ одра въстати и немощи ради в нощи не почиваше. И начат молитися, глаголя: «Святый Корнилие, молитвами твоими избави мя от недуга сего и даруй ми здравие ногам, да шед поклонюся гробу твоему и принесу ти даръ по силе своей». И тако на многъ час помолися с верою от всеа душа и тоя нощи бысть здравъ. И наутриа въставъ, прииде въ обитель Пречистыа, и поклонися гробу преподобнаго старца Корнилиа, и принесъ даръ, яже обещася. И сие нам исповеда, и мы слышавше от него, прославихом Бога и угодника его преподобнаго старца Корнилиа.
Инъ человекъ уголскых князей христианинъ именем Семенъ, и внезапу нападе на него духъ нечистый, и мучим много время. И сердоболя вязаху его ужи и биаху велми, и духу нечистому болма нападающу нань. И последи же приведоша его в дом Пречистыа, и у гроба преподобнаго Корнилиа молебна певше, и водою того святивше, и в том часе здравъ бысть. Сердоболя же поидоша с ним в дом свой, радующеся. И, недалече отшедши има , и пакы нападе на него духъ нечистый, и нача мучити горши перваго, и сердоболя пакы възвратишася с ним в монастырь, и у гроба блаженаго веля ему молитися Господу Богу и Пречистой его Матери и святаго призывати на помощь, и дръжаху связана некыа дни. И едва прииде в чювство, и молящеся пребыти в монастыри неисходну и приати иноческый образ. И оттоле бысть здравъ. И моли игумена и братию тоя обители, и възложиша нань иночьскый образ, и нарекоша имя ему Серапионъ. И от того времени не стужи ему дух нечистый, и бе инокъ искусенъ, подвизался въ всех службах монастырьских, моля Господа Бога и Пречистую его Матерь и преподобного отца нашего Корнилия.
Некто белозерских детей боярских[506] шествоваше на цареву великаго князя службу в Казань и на пути иступи ума, и привезоша его во обитель Пречистыя, и у гроба преподобнаго отца нашего Корнилия помолися Господу Богу и Пречистой его Матери и святаго на помощь призывая. И в том часе бысть здрав и умом совершень, и пребысть в монастыри день той и нощь. И наутрие паки молебная совершив, и моляся Богу, призывая отца нашего Корнилия на помощь. И взем благословение от игумена, и отиде в путь свой, радуяся. Нецыи же от братия тоя обители сия в памяти держаху, отечьства же и имени не ведуще за прехожение многих лет.
Близь обители Пречистыя весь зовома Комела, на нейже бысть пожалован от самодержавнаго всея Русии князь Семен Иванович Гагарин[507] и впаде в болезнь и повеле себе вести въ обитель Пречистыа Корнилиева монастыря. И помолися Господу Богу и Пречистой его Матери и блаженаго Корнилиа на помощь призывая, и приложися къ гробу его. И бысть здравъ, и оттоле начат велию веру дръжати и положи на гробъ блаженаго Корнилиа покровъ камчат и свещу местную[508] у гроба постави. Игуменъ же повеле свещу ту въжигати у гроба святаго на въскресениа Христова, и на праздникы владычни,[509] и на памети великых святых. И сему тако твориму на многа время, и последи бысть въ обители оскудение воском, и оставиша свещу ту у гроба святаго невжигаему. И по преставлении преподобнаго отца нашего Корнилиа въ осмое на десять лето, сентября въ осмый день, на Рожество Пресвятыа Богородица, в день недельный, свеща та у гроба святаго о себе възжеся. И мимо шедшу казначею именем Иеву на первом часу дни. И ваде у гроба блаженаго Корнилиа свеща горяше, преже бе за много время невжигаема, и страхом обиатъ бысть, и шед, поведа игумену и братии. Игумен же веры не ятъ, помысли: некто възже, и повеле испытати всея братии, кто свещу възже. И никтоже обретеся вжигаяй. Келарь же и казначей и некыа от братъи текоста скоро къ гробу святаго, и видевше свещу горящу, и сътвориша достойно, и молитву съврьшивше, и помолишася съ слезами. И свеща пред ними о себе угасе на втором часу дни. Они же, шедше, сие поведаша игумену, яже видеша, игумен же повеле звонити. И снидошася къ гробу святаго вся братиа, и молебенъ певше, и воду святивше, и на многъ часъ помолившеся, славу възсылаа Отцу и Сыну и Святому Духу, Богу единому, славимому въ Троици, творящему таковая чюдеса своими угодникы. И последи, того же лета мимошедшим осми месяцем, по Пасце в девятый пятокъ, июня въ 5 день, въ время вечерни та же свеща възжеся о себе второе у гроба Корнилиева. И снидошася вся братиа, испыташа всех, кто възже свещу, и никто же обретеся. И помолишяся долговременне и понахиду соборне певше над гробом преподобнаго отца Корнилиа. И от того времени на предреченныа праздникы начаша свещу ту възжигати.
Сиа при животе преподобнаго отца нашего Корнилиа бывшаа чюдеса, последи же поведаша нам сами о себе, имже быша, темже последи и написахомъ
Брат именем Иевъ, и некто зубы угрызну пръст рукы его, и нача люте болети. И много врачеваху, и не успеша ничтоже. И последи прииде къ преподобному Корнилию, емуже стоящу на обычном своем правеле, и показа ему руку свою, зелне болящу. Корнилеи же възре на язву, и сътвори молитву о нем, и в той час облегча болезнь и бысть рука его здрава молитвами святаго.
Человекъ монастырьскый именем Василие посланъ бысть от святаго на орудие некое, и тамо некто уязви его ножем. И принесоша его в монастырь еле жива, близ смерти, и поведаша о нем Корнилию. Святый же повеле его священнику поновити. И последи прииде сам Корнилие посетити болящаго, и виде язвы на нем, и ткну его въ язву пръстом своим и отиде, болный же рыкну, и съдрогнувся, и бысть здравъ. И пакы прииде священникъ посетити болящаго и обрете его здрава. И въпроси его — рече: «Корнилие мя исцели». И наутриа съ прочими на дело изыде, благодаря Бога и блаженаго Корнилиа.
Потреба же есть и се сказати. О съставлении монастыря от ученика блаженаго, Генадиа именемъ.
Сей убо юнъ сый възрастоме, прииде къ блаженому отцу в монастырь, иноческаго житиа сподобляется от него и многа лета пребывъ у него въ съвершеном послушании и всякими добродътельми украшенъ сый. Тем и святый зело любляше его, ради добраго благаго его произволениа и цветущих в нем добродетелей, и моляше Бога о нем отець, еже съвершити ему добре течение. И по многих летех сей убо Генадей желаниемъ побежаемъ, еже наедине безмолствовати. Святый же преже ошествиа его к Господу впаде в болезнь и повеле прежереченному Генадию у себе служити. Он же обрет время, открываетъ свою мысль и молитъ преподобнаго, глаголя: «Отче святый, издавна душа моа желаетъ наедине безмолствовати. Благослови мя убо после твоего живота въ пустыни твоей пребывати». Отвеща старець, рече ему: «Не можеши места того строити, безъкнижьну ти сущу». Он же съ слезами начат глаголати: «Отче чесный, азъ не строити желаю, но грех своих плакати, благослови мя убо, отче». Виде же святый, яко с верою просит, благослови его, рече: «Господь Богъ и Спасъ нашь Исус Христос с тобою и Пречистая Богородица помощница ти буди. Иместо то въздвигнется, и ты от многъ познанъ будеши». И по преставлению святаго и по благословению игумена, отиде Генадие в пустыню. И милостию Всемилостиваго Спаса и помощию Пречистыя и молитвами старца Корнилиа създа монастырь чюденъ.[510]
Подобает православным христианам <себе> на пользу исследовать жития святых мужей, и из тех словес извлекать пользу, по сказанному: духовное к духовному прилагается и помня, чему те <жития> учат, стараться понемногу подражать земной их жизни, возводя душу, насколько возможно, к ревности <по их подвигам>. Здесь в монастыре пребывая, мы слышим, что многие помышляют и говорят: «как за <столь> малое время эта святая обитель столь процвела и устроилась»; особенно же <говорят об этом>, видя порядок, благоустроение и великое благочиние. И каждый из них просит: дайте нам написанное житие святого старца нашего, господина нашего Корнилия, так как слышим от многих, живущих вокруг, о знамениях, бывающих от гроба святого старца Корнилия. Мы же знаем нрав старца своего, который всячески избегал людской похвалы, ибо надеялся на большее вознаграждение, и потому, хотя мы и желаем написать все, что видели и слышали от святого старца, однако медлим, вдруг это будет неугодно отцу нашему и вместо помощи от него получим обратное. Ибо и в Лествице написано: хорошо хвалить жития святых, желание же им подражать есть путь ко спасению, но невозможно полностью уподобиться <святым>. Но подобает нам помнить поучение и завет старца Корнилия, и не потому, что он желает от нас похвалы, а для своей пользы постарались мы написать <писание это>. И хотя оно весьма неискусно, но все же стремились мы, <да послужит оно> совершенствованию душ, верующих житию и поучению святого. Пусть мы и недостойны называться учениками его, однако удостоились от святого рукоположения, не по рассказам храним память о жизни святого старца, но живя в обители его, беседуем о нем между собой и пишем, обострив свою совесть, и просвещаем души наши памятью об отце нашем.
Из славного города Ростова, от благочестивого корня выросла доброплодная ветвь, от именитых родителей, которые славились богатством более всех в городе Ростове. Родился этот святой чудный отрок от отца Федора и матери Варвары. Федор же тот был известен и самодержцу всея Руси, так что и повелено ему было переселиться из Ростова для служения великой княгине Марии, позже <нареченной> Марфы, имя которой славно благочестием и милостью более, чем всех живших прежде нее. Поэтому она и нашла этого Федора, человека благочестивого и ведущего праведную жизнь. Брат же его Лукьян уже за много лет до него был дьяком сей блаженной и приснопамятной великой княгини Марии, во инокинях Марфы. Лукиан, будучи сведущ в делах духовных и всегда имея добрые намерения, переселил в Москву брата своего Феодора с детьми, четвертый сын которого, отец наш <Корнилий>, один из всех еще в юности причтен был ко двору благоверной великой княгини Марии.
Дядя его Лукиан оставил мирскую жизнь и отправился в Кириллов монастырь, и стал иноком. И вместе с ним в том же монастыре стал иноком и отец наш Корнилий, было ему тогда еще только двадцать лет. И постоянно разгораясь жаждой божественной любви, <святой> без лености повиновался своему наставнику, по имени Геннадий, и прошел через исполнение всех работ <на послушании>. По прошествии семи лет он вышел из монастыря и, придя к себе на родину в Ростов, убедил <постричься> своего родного брата по имени Акинфий, и привел его в монастырь, и сделал его иноком, и нарекли его Анфимом. Сам же <святой> принялся за большие труды и смирял свою плоть тяжелыми монастырскими работами. Кто же не знает Кирилловской пекарни?! Там Корнилий работал не только в свой черед, но и за братию с любовию трудился. Еще и тело свое отягчал он веригами. Один из бывших там братий надсмеялся над этим и коварно обманул его: под благочестивым предлогом взял железные оковы, которые носил святой, и приказал перековать из них топоры. А он, трудясь на <монастырских> службах, нося на себе такую тяжесть, кроме того писал еще и книги для церкви, свидетельствуют об этом книги его, <хранящиеся> в Кириллове и поныне.
Затем, после <всего> этот блаженный ушел из Кириллова монастыря и, как и следует по Лествице, принялся странствовать, ища повсюду <духовной> пользы. И обойдя монастыри и пустыни, и наблюдая в каждой <обители> добрые нравы и <обычаи>, от всего <этого> приумножил для своей души семена веры и добрых дел. Затем он пришел в Великий Новгород к архиепископу Геннадию и долго оставался у него. Архиепископ же, видя святость старца, что исполнен он духовной премудрости и разума, и красноречия, весьма полюбил его, и, надеясь удержать его у себя, хотел впоследствии рукоположить <Корнилия> в священнический сан, хотя тот и не желал <этого>. Старец же не захотел принять священнический сан от архиепископа, <не захотел> священнодействовать и жить у него, но упросил его разрешения ему безмолвствовать в уединении. И, будучи отпущен <архиепископом>, <святой> поселился в пустыни недалеко от Великого Новгорода. Архиепископ посылал к нему в пустынь многое из необходимого, часто же и самого старца призывал к себе для духовной беседы. Спустя некоторое время и сам архиепископ пришел в пустынь посетить старца, полагая, что самому старцу тяжело <приходить к нему>.
Затем и многие люди начали приходить к нему ради душевной пользы и мешали ему безмолвствовать; и <старец> оставил это место и отошел к Твери, и поселился в пустыни близ Савватиевой пустыни. Но и там узнали о нем и не оставляли его безмолвствовать. Святой же, будучи боголюбцем и ненавидя славу людскую, оставил и ту пустыню. Затем пытался он безмолвствовать и в других пустынных местах, но не благоизволил Бог <состояться тому>, чтобы собралась к нему братия.
Позднее же, при княжении великого князя Ивана Васильевича всея Руси и по благословению преосвященного Симона митрополита, которым <святой> и был поставлен в священники, в 7005 <1497> году пришел блаженный Корнилий в Комельский лес, был же этот лес тогда непроходимым. И там он отыскал хижину разбойников и поселился в ней, и начал очищать то место, и помощью Пречистой Владычицы нашей Богородицы устроил шалаш. И там пришлось претерпеть ему всяческие нападки: от бесов, и от людей, и от разбойников. «Отойди, — говорили они ему, — от этого места, да не умрешь злой смертью». Предводитель же разбойников того места погиб, и шайка его исчезла, по молитвам святого Корнилия. Как-то, когда он безмолвствовал, напали на него разбойники, думая найти у него имущество, но ничего, кроме книг, не обнаружили. Взяв книги, они ушли и всю ночь блуждали, не находя дороги, по лесу, и, очень устав, прилегли отдохнуть. А утром, встав, обнаружили, что они находятся вблизи кельи преподобного, и, осознав свой грех, пришли и отдали книги, и просили у него прощения. Святой же опять простил их и отпустил, и они отошли с миром. Отец же наш, получив с тех пор облегчение <от напастей>, стал еще настойчивее обосновываться на том месте и, много трудясь, помышлять стал о том, чтобы кормить ему своими трудами себя и бывших с ним. И стал он таким же тружеником, как и праведный Ной после потопа: рубил лес и обрабатывал поля, и принимал приходящих, и кормил проходивших мимо. И мало-помалу с помощью Пречистой поставил церковь во имя Пречистой Владычицы нашей Богородицы, честного и славного ее Введения. Увеличивалось число братьев, множились молитвы.
Но кто сможет достойно описать и рассказать о всем, что он совершил трудами и подвижничеством на том месте. Раз, будучи избит злодеями, пришел, еле жив, в другой же раз в безветренную погоду упало на него дерево. Вся братия прошла мимо этого дерева невредимой, он же как пастырь шел вслед за всеми братьями, и устроил дьявол так, что упало на него дерево, и он сильно болел и был при смерти 12 недель, и лежал без движения. И едва оправившись от той болезни, пришел он как-то к трудившимся, и сел на обрыве, и вдруг внезапно упал вниз, и разболелся еще больше, чем в первый раз, и из-за этого чуть не умер. В другой раз привели его с тяжелыми ранами на голове от дерева, на него упавшего. Что же <говорить> о наветах, сделанных на него из зависти или ненависти, о клевете и досаждении, <наносимых ему> чужими и своими, дошли они и до самого самодержца. Он же оставался как алмаз, среди бед пребывая в благодарении Богу. Как смогу описать скудость, поругание и противодействие, творимые ему.
Братия же увеличивалась, и пришлось место <монастыря> расширить. Корнилий, полагаясь на Всевышнего, начал, насколько хватало сил, заниматься этим. И с Божией помощью и молитвами Пречистой Владычицы нашей Богородицы расширил <то> место и собрал множество братьев. И стало известно боголюбивому великому князю Василию Ивановичу всея Руси о добродетельной и трудолюбивой жизни старца Корнилия, и стал <он> весьма почитать его. Также и все узнали о нем и начали отовсюду приходить к нему и просить его, <дабы дал им> принять иноческий образ. Он же принимал с верою приходящих, памятуя слово Господне, гласящее: «Приходящего ко мне не иждену вон». И постригал их, и принимал в число братии, и пекся о них как чадолюбивый отец и как истинный пастырь заботился об овцах.
И в то время как умножалось стадо словесных Христовых овец, то есть братии, церковка оставалась поначалу маленькой. Святой же старец посоветовался с братией, убеждая их воздвигнуть большую церковь. Они же с радостью обещали это сделать. И блаженный старец возносил постоянно молитвы к Господу Богу, говорящему: «Без меня ничтоже можете сделать», дабы, положив начало основанию, не ослабели бы для завершения. «Господь волю боящихся творит и молитву их услышит», и одному дал он способности к воздвижению стен церковных, другим же — умение писать образа святых икон, иным — вырезать честные кресты, другим — писать книги, — здесь уместно сказать, как в древности Веселеилу и прочим, бывшим при Моисее, для составления сени. И по милости Божией и с помощью Пречистой Богородицы, и молитвами старца Корнилия, и трудами блаженных его учеников, более же всего постом и слезами, создана была превеликая церковь. И освятил алтарь во имя Пресвятой Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии, честного ее Введения, в 7023 <1515> году, при правлении великого князя Василия Ивановича всея Руси и по благословению преосвященного митрополита всея Руси Варлаама, в 19-е лето по пришествии старца Корнилия на <то> место. И превосходно украсили ее, как прекрасную невесту, образами святых икон и книгами. И поставил церковных служителей: священников, дьяконов, чтецов, певцов, екклесиархов и весь чин, как и подобает быть в великих лаврах. После этого создал и другую церковь, с трапезой, и освятил алтарь во имя преподобного и богоносного отца нашего Антония Великого Египетского. Вслед за тем начал строить келии и устроил монастырь в виде четырехугольника, приставив келью к келье, посреди которых поставлены церкви, будто глаза, взирающие на все. И потом построил больницу, и хлебопекарню, и поварню, создал же и богадельню за пределами монастыря для устройства странников. Поставил над монастырским хозяйством келаря и прочих служащих, хлебопека и поваров, и начальников над работниками. Сам же больше всех подвизался день и ночь, и о всех службах заботился, и все обходил, чтобы видеть трудящихся в монастыре и на полях, и всех посещал, и ободрял всех в меру трудов каждого. О прочих же его делах невозможно поведать, так как это дело сказания, а не жития.
Множество же людей из многих краев приходили к нему, одни желая получить благословение, другие же — спросить о том, что не понимают, третьи же — ища лечение от разных душевных и телесных <болезней>. Корнилий же, по дару Божию, всем приходящим к нему с верою помогал, и все рассказывал, и всех благословлял, и утешал, и ни одного скорбящего не отпускал, и, поскольку ему это удавалось, стал, продолжая начатое, устанавливать церковные уставы и образцы благочиния, и душеполезные законы и правила, по заповеди Христовой и по преданию святых апостолов и преподобных и блаженных отцов и по Уложению Василия Великого, — когда следует воспевать Бога во время бдения в дневных и ночных службах, и о том, как не позволять кому-либо беседовать во время богослужения, празднословить, и не участвовать в богослужении, а также не позволять часто входить и выходить кому-либо, когда он захочет, ни делать кому-либо больше, чем повелено, но каждому в свое время довольствоваться тем, что ему поручено, и всякие монастырские работы делать по благословению настоятельскому. И прежде всего всяким добродетелям сам старался следовать, также и братию учил презирать плоть, ибо наступило время для всяческого усердия и прилежания о душе, о вещи бессмертной. И <учил> ни в чем по воле своей не поступать, и тесным и прискорбным путем шествовать, ведущим в жизнь вечную, широкого же и пространного пути, ведущего к гибели, всячески избегать.
Когда же преподобный Корнилий пришел на это место, то сделал крест и поставил его на расстоянии одного поприща от монастыря, на дороге. Проходившие же мимо и больные приходили с верой и кланялись ему, и молились распятому за нас Господу нашему Иисусу Христу и Пречистой его Матери, призывая молитвы святого старца на помощь. И получали здоровье душевное и телесное и облегчение в пути, и клали милостыню на пропитание пустыни, и уходили. Некоему же брату, по имени Анания, повелено было святым брать эту милостыню и относить в монастырскую казну. Он же, беря даваемое, часть приносил в казну, часть же скрывал у себя, часть же отдавал, куда хотел, без благословения святого Корнилия, а было им повелено всей братии ничего не брать и не давать без благословения настоятельствующего. И вот во время Божественной литургии, когда братья собирались принять святую дору, — <они> перед тем приходили и кланялись написанной на иконе Пресвятой Богородице, держащей на руках Господа нашего Иисуса Христа, и целовали святую икону, и принимали дору из рук преподобного, — упомянутый брат Анания, о котором мы рассказываем, поправ свою совесть, и не испугавшись страха Божия, и ни во что вменив заповеди святого, пришел с другими братьями целовать святую икону. И внезапно икона поднялась вверх от него. Когда же он второй раз попытался поцеловать икону, опять икона вознеслась от него. И он понял свое согрешение, отошел, и начал горько плакать и, придя к старцу Корнилию, покаялся и исповедал ему все это. Святой же повелел ему впредь так не поступать, и простил его, и рассказал другим пользы ради. Мы же об этом подробно расспросили того самого брата Ананию, и он сказал нам также, как и святой нам поведал. Мы же это и предали писанию.
В другой раз некоему брату было преподобным повелено стать старшим над хлебниками. Как-то же подбил его враг, и не захотел он благословиться у старца Корнилия, и испек хлеб. Старец же это узнал, и решил поучить брата, чтобы и прочии страх имели: повелел он эти хлеба в сани положить и выкинуть на путь для прохожих, а было <того хлеба> два воза. И так сказал: «Да не съедят даже псы в нашей ограде неблагословенного сего хлеба». Брат же, осознав свой грех, пришел к святому, со слезами покаялся и просил прощения. Святой же упрекнул его <и велел> ему не решаться на такое впредь, и поучал его не делать так, и простил его.
А другим двум братьям святым было поручено присматривать за работниками. И вложил им <в души> дьявол ненависть к святому, и возненавидели его, и решили его убить, святой же отец наш этого не знал. Они же изыскивали время и место, чтобы совершить задуманное. А близ монастыря был мост через реку Нурму, святой же обычно всегда посещал трудившихся на полях и часто ходил через тот мост за реку Нурму. Те же, сговорившись совершить злое свое дело, стали под мостом, ожидая святого, чтобы совершить злодеяние. И увидели преподобного, идущего на мост со множеством людей. Они же от страха спрятались, чтобы не увидел их святой; блаженный же прошел мимо них один. Они же видели, что много людей идут с ним, и пошли вслед за ним на порученное им дело, и увидели, что старец Корнилий пришел один, и удивились. И так было не раз, но три раза так поступали, и то же видели, ибо Бог хранил своего угодника молитвами Пресвятой Богородицы. Потом же напал на них ужас и сильный страх, и испугались Божьего суда, и осознали свое согрешение, и видя незлобивость святого, бросились к нему со слезами, и покаялись, и исповедали по порядку все случившееся <с ними>. Блаженный же поучил их от Святых Писаний и простил им грех, и потом утешил их, и отпустил их с любовью каждого на свою службу. Позднее же те два брата несли послушание со всяким тщанием по отношению к своему наставнику, и его молитвами были избавлены от злой ненависти. И это мы от самого нашего отца слышали и написали.
Имел же преподобный обыкновение глубоким вечером обходить молча кельи, слушая, кто что делает. И если слышал, как кто-либо из братии на молитве стоит, или читает книги, или учит псалмы, или плачет о своих грехах, или творит поклоны, то, благодаря за тех Бога, тихо уходил. Если же обнаруживал, что кто-то ведет беседу или разговаривает не на пользу души и празднословит, на тех негодовал и стучал в окошко, этим указывая на свой приход.
Много же раз, когда поучал на соборе, напоминал им об этом, чтобы впредь так не делали, но никого по имени не называл. Каждый же знал, что он так поступает, и считал, что ради него <говорится> поучение и обличение. Говорил же им: «Дети, насколько хватит вам крепости, заботьтесь о своем спасении прежде, чем придет время, когда будем безутешно плакать, если теперь обленимся». Они же, припадая к ногам святого, просили прощения. Он же, достаточно наказав их, прощал, если же видел кого-либо ожесточившимся, тех воздерживал епитимьей. И так Божьею помощью и Пречистой Богородицы, и молитвами преподобного Корнилия братья исправлялись, и приносили достойные плоды <покаяния>, боясь, чтобы святой не стал бы их вновь ругать.
Как-то подошел праздник — память Антония Великого; старец же Корнилий имел обыкновение на праздники Введения Пречистой и преподобного Антония раздавать милостыню нищим — каждому по деньге, а кроме того, по просвире и хлебом их оделял. Бог же захотел испытать веру раба своего, и случилось в монастыре большое оскудение. А подошел праздник Антония Великого; множество же нищих, как обычно, собрались в навечерие праздника, у блаженного же не было ничего, чем подать им милостыню. И он благодарил и молился об этом Господу Богу и Пречистой его Матери и преподобному Антонию Великому, да не презрели бы его молитв, но послали свою милость на братию его, на нищих. Когда же наступило утро, на рассвете пришел от самодержавного государя всея Руси великого князя Василия Ивановича посланник и дал святому послание от государя с повелением молить Господа Бога и Пречистую его Матерь и великих чудотворцев о его здравии и о его великой княгине Елене, и дал милостыню: двадцать рублей и еще рубль. Блаженный же, взяв это, возблагодарил Господа Бога и Пречистую его Матерь и преподобного Антония Великого, ибо не презрели молитвы его. И помолился за государя, и наделил милостыней нищих с любовью, как посланной от Бога ради них. Мы же видели скорую Божью милость и неизменную веру святого, и прославили Бога, и об этом написали.
Как-то был сильный голод на Вологде и в вологодских пределах. Настолько дорого стоила рожь, — по рублю четверть и более, — но и за такую великую цену едва можно было ее купить. И в то голодное время многие приходили с разных сторон в дом Пречистой, странники и нищие, и окрестные жители, мучимые этим страшным голодом. Отец же наш Корнилий не прекращал подавать всем пищу и милостыню каждый день. И многие приносили своих младенцев и бросали их под монастырскими стенами, святой же всех принимал, и посылал на двор к монастырским слугам, и там всячески обустраивал их. И в то тягостное время обитель Пречистой не беднела, но все более множилось необходимое в монастыре, молитвами Пречистой Богородицы и преподобного Антония и отца нашего Корнилия.
Когда блаженный Корнилий как-то праздновал память преподобного Антония Великого, собралось множество нищих. И как обычно, он из своих рук оделял их милостыней: <каждому> по просфире и по деньге, сверх же того <милостыню> хлебом и калачами. Некоторые же из нищих не один, но и второй раз брали, один же и пять раз взял. Святой же Корнилий не смотрел на лица, но только давал в протянутые руки. Приставленные же для надзора монастырские служители, видя бравших больше, сказали блаженному. Он же ответил: «Не трогайте их, для того пришли». И когда день склонился к вечеру, после соборного пения, поздним вечером, когда стоял святой на обычном своем правиле, присел на лавку, чтобы немного отдохнули ноги, и был сведен в тонкий сон. И видит пришедшего к нему почтенного старца, украшенного сединами, по образу похожего на Антония Великого, который взял его за руку и сказал: «Корнилий, иди за мной». И вывел его на некое ровное место, и показал ему по одну сторону просфиры, а по другую — калачи, и сказал ему: «Это твои просфиры и калачи, которые ты дал нищим, простри же одеяние свое». Он же простер. И стал класть в подол просфиры и калачи, пока не стали они высыпаться от избытка. Вздрогнул он и очнулся, и удивился чудному видению. И поведал нам это сам старец Корнилий со слезами, и заповедал нам не только при жизни своей подавать неоскудно милостыню нищим, но и по его преставлении. Мы же написали это на память, если богоугодно будет житие старца Корнилия, чтобы и это не забылось.
И затем блаженный Корнилий установил, чтобы все братия, находящиеся на работах и на всех службах, не празднословили, но песнословили или молитву Исусову беспрерывно повторяли и благодарили Бога и жили в любви. Так же принимал и приходящих и наказывал жить по преданию и правилам святых отцов. И всех учил страху Божию и трудолюбию, чтобы никто не оставался праздным и своею волей ничего не делал, но все с разрешения настоятеля. И этот устав положил нерушимо не только для тех, кто пребывает в обители и трудится там, но и тем, кто вне монастыря служит: приносит ли зерно из житницы, или муку с мельницы, или иначе как-либо служит, — все это не празднословя, но с пением и с молитвою <делать>, да возблагодарится Бог, питающий и направляющий нас, и благословится дело, и освятится душа.
Сколь же увеличивалось стадо его, столь и за большие подвиги он принимался, в воздержании постоянном усердствуя и во все большем бдении и в длительном посте и, вкратце сказать, вся жизнь его была постом. Всегда же имел желание, отойдя от дел, наедине безмолвствовать, ибо <безмолвие> — мать безгрешности. И написал он пятнадцать глав о церковном благочинии, и о соборной молитве, и о благоговейности, и благочинии в трапезе, и о еде и о питии, и об одежде и обуви, и о том, чтобы не просити никому что-либо у мирских людей, и не иметь отдельного имущества, и не брать нигде ничего без благословения игумена, и не приходить не вовремя в трапезную и в служебные кельи. И когда братья соберутся вместе на дело, совершать его с молчанием и молитвой, и никуда не выходить из монастыря без благословения, и ни от кого не брать милостыни братьям себе, и чтобы никто не предавался пьянственному питию, и о прочем монастырском устройстве. И все написанное отдал братии, заповедав им, да не разорится ничто от общежительного законоположения по его написанию, много о том заботился, устроив монастырь всем необходимым для души и для тела, нужным для сохранения иноческого жительства. К тому же и большие пруды выкопал. После этого созывает всех учеников своих своего монастыря и, избрав двенадцать из них, вручает им, и с ними всей братии, монастырское строение, прося у них, чтобы отпустили его безмолвствовать наедине. Братия же с плачем умоляли блаженного, чтобы не оставил их осиротевшими, но остался с ними. Он же, утешая их, сказал: «Братья, если и телом вдали от вас буду, душою же — с вами».
Блаженный Корнилий, взяв с собой некоторых из братии, отошел от монастыря примерно на 70 поприщ, к безлюдному месту, называемому Сурское озеро, в лес поблизости реки Костромы. И там начал со всяческим старанием и усердием служить в безмолвии Господу. Братия же, посовещавшись, послала нескольких из них к отцу своему Корнилию в пустынь, молить его, дабы не оставил их, осиротевших своих детей, им собранных. Святой же им отказал, и они ушли, ничего не получив. Святой же старец безмолвствовал в пустыни.
Той же зимой решил великий князь Василий Иванович всея Руси отправиться на Белоозеро в Кириллов вместе с великой княгиней Еленой, молить Господа Бога и Пречистую Богородицу и великого чудотворца Кирилла, да даруется им чадородие, чтобы был наследник роду его, самодержца всея Руси. Проезжая мимо, заехал он и в обитель Пречистой, в Корнилиев монастырь, в то время как старца Корнилия в обители не было. Великодержавный же государь с великой княгиней долго молились Пресвятой Богородице и совершили молебен великому Антонию. Потом же спросил братьев: «Почему ушел Корнилий в пустынь, по благочестивому ли помыслу или из-за каких-то беспорядков, скажите мне». Братья же ответили: «Ради любви ко Христу». И молили самодержавного государя со слезами, дабы уговорил отца нашего не оставить нас осиротевшими, ибо не в состоянии они были оставаться без такого пастыря и учителя. Самодержец же внял их молениям и слезам и тотчас отправил своего посланца в пустынь к старцу Корнилию, и повелел ему вернуться в свой монастырь и дождаться его возвращения из Кириллова, сам же дал братии много милостыни и, угостив трапезой, отправился в Кириллов. И там совершив молебствие, князь великий вновь вернулся с Белоозера из Кириллова. Отец же наш Корнилий по повелению великого князя пришел из пустыни в свой монастырь и, взяв с собой трех братьев, встретил великодержавного государя в Вологде, и поклонился ему до земли. Князь же великий очень обрадовался приходу старца Корнилия и почтил его, и долго беседовал с ним о полезных <для души вещах>. И просил его о том, чтобы молил <Корнилий> Господа Бога и Пречистую его Матерь, чтобы даровалось бы ему чадородие и наследие роду, и отпустил его в монастырь, потом же сам отправился в путь к царствующему граду Москве. И во второй раз пришел в Корнилиев монастырь и долго молился Пресвятой Богородице, потом же велел отцу нашему Корнилию не оставлять братию, но остаться с ними в монастыре своем, «который ты многими трудами собрал», говоря <ему>. А блаженный старец Корнилий, указывая на свою старость и немощь и на то, что нет <уже> у него сил заниматься устроением монастыря, молил великого князя, да отпустит его в пустынь оплакивать свои грехи. Благочестивый же великий князь, хорошо зная добродетельное и трудолюбивое его житие, разрешил ему поступать, как захочет, так как был милостив и очень чтил его. И дал ему достаточно милостыни и отпустил его в пустынь, и повелел ему и пребывающим с ним там давать на пропитание оброчный хлеб. В монастырь же братии дал 50 рублей и повелел обить церковь Антония Великого досками. И, приняв благословение от старца Корнилия, отправился дальше в путь; тот же после этого отошел в пустынь и пребывал там, безмолвствуя, моля Господа Бога и Пречистую его Матерь и великих чудотворцев за государя самодержавного великого князя Василия Ивановича всея Руси и за великую княгиню Елену, да даруется им чадородие в наследие самодержавному роду их всея Руси, и за всех православных князей и христолюбивое воинство и за всех христиан. Во время же пребывания его в пустыни собралась к нему братия, числом шесть человек, и поставили несколько кельиц. И потом решил <святой> воздвигнуть маленькую церковку, и о сем молился Господу Богу, да устроит все, как будет угодно имени Его святому.
Взяв же с собой одного из братий, пошел в достохвальный град Москву молить самодержца всея Руси и преосвященного митрополита, да повелят ему создать церковь в пустыни. А в то время родился у боголюбивого великого князя Василия Ивановича, всея Руси самодержца, сын, и наречен был во святом крещении князь Иван. И об этом он радовался великой радостью, воссылая благодарение Богу и Пречистой его Матери и великим чудотворцам, ибо услышал Господь молитву его и не презрел моления его, и от радости той великой пришел в Сергиев монастырь помолиться Живоначальной Троице и великому чудотворцу Сергию. Блаженный же Корнилий в то время пришел туда из пустыни и поклонился самодержавному государю до земли. Князь же великий рад был приходу старца Корнилия и почтил его всячески, и принял от него благословение, и послал его перед собой в царствующий град Москву, чтобы придя, благословил и великую княгиню, и Богом дарованного им сына, и было так. Великий же князь, после того как помолился Живоначальной Троице и великому чудотворцу Сергию и возвратился в град Москву, стал призывать блаженного Корнилия на обед к себе, и всегда и каждый день присылал ему домой все нужное в достаточном количестве. Он же <все присланное> тайно подавал нищим и немощным, долгое время одаряем и любим самодержцем. Святой же старец Корнилий молил боголюбивого великого князя, чтобы разрешил ему создать церковь в пустыни. Князь же великий вспомнил о молении и слезах братии, как молили его в монастыре заставить отца их Корнилия остаться с ними в монастыре, и потому не разрешил ему создать в пустыни церковь, но настойчиво уговаривал его, дабы он оставался в прежних своих трудах с учениками своими в монастыре своем. Отцу же нашему это было тяжело, ибо он желал безмолвствовать наедине, избегая житейского шума и славы человеческой.
Скрылся блаженный и пребывал в тайном месте у некоего христолюбца. Князь же великий послал на поиски святого по всему царствующему граду. Святой же, видя, что его настойчиво ищут, удалился в пречестную обитель Живоначальной Троицы Сергиева монастыря, и там был принят игуменом и братией с любовью, и пребывал в безмолвии. Когда великий князь услышал, что Корнилий безмолвствует в Сергиеве монастыре, то прекратил поиски святого. И потом настал праздник святого Богоявления, и пришел боголюбивый великий князь в Сергиев монастырь Живоначальной Троицы помолиться, отец же наш там безмолвствовал.
Однако не подобает светильнику под спудом таиться: и князь великий опять стал настойчиво уговаривать святого, чтобы он шел в свой монастырь. Старец Корнилий видел великое прилежание великого князя и положился на волю Божью, и повиновался ему. Государь же обрадовался и в тот же час послал в Корнилиев монастырь, повелел прийти старцам, чтобы молили старца Корнилия, дабы не оставил их. И спустя несколько дней пришли старцы и молили отца Корнилия со слезами не оставить их. Корнилий же с ними пошел к государю и просил отпустить его в свой монастырь, и благочестивый князь великий обрадовался этому.
И князь великий сказал святому: «Слышал я, отче, что с тех пор, как создал ты монастырь, нет у тебя сел и деревень, так вот, что тебе нужно, проси, и дам тебе». Корнилий же не захотел просить ничего иного, разве что молил дать ему близ монастыря немного земли с лесом, да от пота лица своего ем, сказал, хлеб свой. Князь же великий землю и с лесом и все, что пришлось близ монастыря: деревни и починки и со всякими угодьями, дал, так говоря: «Если у них кто в тех деревнях и в починках начнет жить из священников и дьяконов и крестьян, не нужно им <платить> никакую мою великого князя дань и никакие поборщики у них ничего да не берут, и с чернью не платят никакой подати, так как я дал это в дом Введения Пречистой Богородицы старцу Корнилию с братией». И это произнеся, утвердил грамотой с красной печатью, и дал старцу Корнилию, сказав: «Если кому и дам грамоту на что иное, а на эту другой не будет». И, приняв благословение от старца Корнилия, отпустил его с миром, сказав: «Моли, отче, Бога о нашем здравии». Дал же ему боголюбец великий князь все, что требуется в пути, к тому же и достаточно милостыни.
И так, хранимый Богом и благоугодно напутствуемый, пришел <святой> в обитель Пречистой, которую создал сам. Братия же вся встретила его вне монастыря и так радовалась ему, как ангелу Божию: одни целовали его руки, другие же стремились дотронуться до его ног или одежд. Отец же, видя их благоразумных, возвеселился о них и, показуя отеческую любовь свою к ним, всех обнимал и всех целовал, и всех благословлял.
Когда же жил отец наш Корнилий в пустыни, тогда братия по благословению старца Корнилия поставили себе игумена именем Касьяна. Когда же святой старец вернулся в обитель, игумен Касьян устыдился отца, оставил игуменство и пребывал в послушании у старца. Отец же наш Корнилий долго молился со слезами к Господу Богу и Пречистой Богоматери и принялся за прежние свои труды: рубку леса и засевание полей, чтобы не только хлеб свой есть, но и неимущих кормить.
Как-то же преподобный отец наш Корнилий с братиею очищали срубленный лес и собирали в кучу хворост, и в то время как братия пожелала отдохнуть от трудов, блаженный начал жечь собранный хворост, и окружил его отовсюду огонь и дым, и не знал он, как выбраться из огня. И по Божьему благоволению, вскоре подул с запада сильный ветер и развеял пламя и дым, и сделал дорогу, подобно улице. Святой же вышел из огня невредимым и благодарил Бога и Пречистую его Матерь. И рассказал об этом, братия же удивлялись. Сказал им преподобный: «Любящих Бога и хранящих заповеди его, <Бог> не только от чувственного огня избавит нас, но и от будущего, который поглотит грешников».
Вопрос. Некие же братья спросили его: «Что есть любовь, отче, и о каких заповедях говоришь, что их следует хранить». Говорил же им святой: «Когда приступили к Господу законники: „Учитель, — сказали, — какая заповедь первая в законе есть”. И Господь отвечает: „Возлюби Господа Бога твоего от всего сердца твоего и от всей души твоей и от всей крепости твоей и от всей мысли твоей”. Это есть первая и великая заповедь; вторая же подобна ей: „возлюби ближнего как самого себя”. На этих двух заповедях держатся весь закон и пророки».
Поучение. И всех молил и поучал, говоря так: «Братья, подобает прежде всего постригающимся в начале не иметь своей воли, но держать послушание и смиренную мудрость и всегда ждать смертного часа, все время молясь. Также и телесно подобает трудиться чернецам, особенно же юным, никогда не быть праздным и не послаблять себе, не впадать в уныние, трудясь, также и отходя от мира сего, не думать, что что-то великое отбросили, но подобает нам помнить о том, что если ныне пребывания в мире не оставим, то потом, умирая, все равно оставим, хоть и не хотим. И потому тленное оставляем, чтобы принять Царство Небесное. Потому, подвизаясь, не впадаем в уныние, не ленимся, но все дни пребываем в воздержании. Не сравнить ведь страдания нынешнего века с той славой, которая ждет подвизавшихся».
Сам же старец Корнилий в беспрерывном пощении, в бдении и в молитве со слезами трудился. И никогда же уста его не были праздны от славословия Богу, но все время без лености молился. Хотя и состарился он, но нисколько не уменьшил количество подобающих божественных служб, и только чем более он старел, тем более увеличивалось усердие его в делании дела Божиего. И усерднее подвиги во имя Божие совершал, в несуетном безмолвии храня ум. Был он нагим одежда, печальным утешение, бедным помогая и от бед спасая, больных исцелял молитвой, должников выкупая и сам долги прощая, учитель был покаянию для грешников, и всем желал спастись, и попавших в беду от насилия злых судей только словом избавлял, иногда же и втайне от братии милостыню подавал убогим, дабы роптанием братия мзды не погубили. Сам же ризную бедность так любил, как один от убогих.
Некий брат по имени Закхей пришел к преподобному в мантии, латанной лыком, и попросил св. Корнилия, чтобы тот разрешил ему сменить ее на лучшую. Корнилий снял с себя мантию и отдал Закхею, а латанную лыком мантию того взяв, надел на себя и долго потом еще носил ее.
Заповедал же всем: никому не иметь никакого собственного имущества, не говорить никогда: «это мое, то же твое», но все иметь сообща и этим довольствоваться, также никому, кроме больных, не держать в кельях пищи и питья помимо трапезы, на трапезе же сидеть всем на своих местах молча, молясь про себя. Также и из трапезной каждому уходить в свою келию, имея на устах псалом или молитву Иисусову. Беречь же глаза от того, чтобы смотреть на неподобающее, и уши от того, чтобы слушать то, что не на пользу, язык же от празднословия, как говорит Господь: «За всяк празден глагол предстоит дать ответ Богу в день судный». Сердце же хранить, насколько хватит сил, умной молитвой от скверного помысла, как сказано: от сердца исходят злые помышления, и они оскверняют человека. Потому, братия, если кому от общего <для> всех врага придет помысел нечистый, не поленитесь помолиться к Богу прилежно, и постом, и молитвой, бдением и слезами в одиночестве, <и> вскоре избавятся от него старательно подвизающиеся. Также и руки хранить от дерзости и лихоимства: ноги же наши научим ходить верным путем по заповедям Господним, не уклоняясь ни вправо, ни влево, но царским путем шествуем, показанным в пути спасения. Затем же поучал — питье, от которого исходит пьянство, никоим образом не разрешил в монастыре держать, ибо происходит от него, сказал, всякое зло. Да не прогневаете, сказал, Бога, губя не только свои души, но и многих других соблазнив, люто испытаны будете, и проклятье, и горе найдете, ибо горе, сказано, тому человеку, через которого приходит соблазн. Так блаженный этим уставом отсек змиеву главу пьянства. Если же, сказал, кто станет нарушать что-либо из общежитийного <уклада> и чина, да изгонят такого, чтобы и прочая братия страх имела: не преступать законоположения и своей воли не иметь, но подражать житию святых отцов и пребывать в безмолвии, невозмутимо занимаясь рукоделием и молитвами и трудиться для Господа в злострадании, каждому стараясь сделать свою работу, всем вместе в мире жить, друг друга честию больше себя ставя. И если так в страхе Божием пребудете, то не лишит Господь всего благого место это, и не будет недостатка в этом святом месте. Если благочестно поживете здесь со страхом и трепетом, заботясь о своем спасении, то так, богоугодно живя, и здесь ублажены будете, и вечные блага примете.
Все это сложим, братья, в сердцах наших и постараемся сохранить, да не осудят нас словеса <эти> в день Суда. Но молю вас, братия, я, недостойный, живите в братолюбии и смирении, в кротости, каясь брат брату, и любовь имейте истинную и мир в сердце. И Бог мира да будет с вами, и Тот да сохранит вас и утвердит в любви Своей, молитвами Преславной Богородицы и преподобного и богоносного отца нашего Антония Великого и всех святых. Аминь.
Потом же блаженный Корнилий почувствовал, что одолевает его старость и отягощает недуг, и конец его приближается. Братии же число прибывало, и нуждались они в поучении от него, и любимое им безмолвие нарушали, и молитвам и слезам мешали, и смертное поучение забывали. Святой же старец ни о чем ином не помышлял, только о смерти, и сторонился всякого человеческого общения. Оставил монастырь и все устроенное <им> и отошел в место своего пострижения, в Кириллов монастырь, и был принят там игуменом и всей братией с великой любовью, и затворился там в келии, дабы завершить течение духовного подвига. Но, хоть он и сделал так, Бог же ему лучшее предопределил, чтобы были положены его мощи в его монастыре. Ученики же его послали старейших из братии, числом пять, с великим молением ко отцу своему, дабы не оставил их сирот, как овец, не имеющих пастуха. И они молили его, чтобы он, возвратившись, безмолвствовал в своем монастыре. Он же не хотел слушать их. Увидев, что его решение непреклонно, молили они игумена и старцев пречестной той обители, да помогут им и молят старца Корнилия, чтобы возвратился в дом Пречистой, в свою ограду. Игумен же и старцы молили преподобного утешить братию, да не впадут в уныние и не разойдутся. Блаженный же не мог перечить им и сказал: «Поставьте себе игумена, и я вернусь к вам». Они же сказали: «Назови, отец, имя, кого хочешь». Он же сказал: «Лаврентий да будет игумен. Знаю хорошо, что велик он в добродетелях и рассудителен в духовных и житейских <делах> и может строить монастырь». Они же, слышав это от святого, вернулись в монастырь и поведали братии, что блаженный говорит: «Если не станет у вас игуменом Лаврентий, то не вернусь к вам».
Братия же едва умолила Лаврентия, и поставили его игуменом. Ученик же блаженного игумен Лаврентий созвал совет с братией и пошел в Кириллов к преподобному, и долго молил его, да не оставит их, чад своих, осиротевших. Блаженный не презрел моления и слез учеников своих, особенно же игумена Лаврентия, возвратился в дом Введения Пречистой и преподобного Антония Великого, в ограду свою, где прежде Богом наставлен был и где Пречистая Богородица явила свою волю. Ученики же его приняли его с большой радостью.
Святой же, прийдя в монастырь свой, вручил монастырь и монастырское устройство игумену Лаврентию и всей братии, своим ученикам, а сам стал жить в крайнем безмолвии и любомудрии, затворился в келье и в безмолвии углубился в пост и молитвы, и не думал ни о чем земном, ни об устройстве монастырском больше не заботился, и, весь ум устремив к Богу, размышлял об избавлении от телесных уз. Хорошо же знал из Божественных Писаний о том, что страшные испытания терпят от духов воздушных во время разлучения души с телом не только ленивые, но и подвижники, а потому плакал день и ночь, беспрестанно проливая слезы. И не оставил ничего из келейного правила, и ходил всегда на богослужение.
Во время же, когда безмолвствовал святой Корнилий, из-за наших грехов и Божьим попущением приключилось нашествие безбожных татар, и захватили они многие земли, и дошли даже до вологодских пределов. И от нашествия поганых православные, не только миряне, но и все монастыри, разбежались. Братья же сказали об этом блаженному, он же ответил им: «Поступим как люди, бежим и мы, да не вменится нам гордыня, если не бежим, сидя здесь, <от беды> избавимся, то от тщеславного беса не избавимся. Это не добродетель самому стремиться навстречу напастям. Так и Христос, который мог все, от Ирода бежал телом в Египет, дабы и другие не бросались навстречу напастям». Так и сделал блаженный и отправился в белозерские пределы на Ухтому, и там молился Господу Богу и Пречистой его Матери о тишине и о умирении всего мира, и о сохранении обители его. Безбожные же татары там вокруг многие места и честные обители пожгли и множество православных взяли в плен. И по услышанному от пленных, устремились в обитель Пречистой Корнилиева монастыря. И пришли к монастырю на поле, и показалась им обитель Пречистой, словно огромная крепость, вокруг же нее <увидели они> множество воинов, вооруженных для битвы. Они же, видя это, начали убивать приведших их, говоря им, что «в крепость к людям привели нас». И испугались они очень, и отбежали, и так помощью Пречистой и молитвами святого сохранена была обитель его. Услышал же блаженный Корнилий, что отошли безбожные татары, и возвратился в свою обитель. Многие же пленные, вырвавшись от поганых татар, поведали об этом игумену Лаврентию, мы же слышали от него и записали.
Корнилий же вновь безмолвствовал, и от глубокой старости и многих трудов изнемог телесно, и впал в болезнь, был объят огнем, но, крепкий душой, благодаря Бога, стойко претерпевал. И избегал всякого общения с людьми, в молитве же и внимании к Богу все время держал ум, и то, что видел, <от внешнего> очищал, и свет божественного разума собирал в сердце своем, и чистотой этого созерцал славу Господню, потому сосуд избран был для Святого Духа. И через некоторое время изнемог блаженный, и почувствовал, что отходит в последний путь. И в то время, когда уже приблизился конец, призывает к себе игумена Лаврентия и всю братию и завещает им с мольбою и призывая в свидетели Бога, да не испорчено будет ничто от законоположения общежитского, ибо сильно радел о том.
И так начал поучать их, говоря: «Блюдите, братия, и внимайте, заповеди Божии храните и мои предания, что написал вам своей рукой, соблюдайте и часто их читайте как напоминание на пользу и спасение душам. В особенности же чина церковного службу без лени совершайте, с благоговением, ибо Богу подобает страхом и трепетом служить, а не смехом и шепотом, со многим вниманием и страхом Божиим в святой церкви подобает стоять и представлять себя словно находящимся на небе, молясь Богу о своих прегрешениях и о умирении всего мира». И, долго наставляя их, добавил и это, сказав: «Да когда будете меня поминать и будут остатки братской трапезы, то подавайте их братии Христовой, нищим».
И вновь отпустила его болезнь, и стал он присутствовать на службе. И по Пасхе на четвертой неделе в пятницу понял, что вскоре окончательно отойдет к Господу, и повелел вести себя в церковь к Божественной литургии. По окончании службы причастился блаженный Святых и Животворящих Тайн и вновь в субботу начал крайне изнемогать телом, душой крепкий. Пришли же к нему игумен Лаврентий и вся братия и, видя его изнемогающим и собирающимся отойти к Господу, сильно скорбели: если могли бы, умерли бы вместе с ним от великого усердия и любви, которую имели к святому. Говорили же некоторые из его учеников, рыдая: «Так как оставляешь нас, отче, и к Господу отходишь и не будет тебя с нами, многие из нас переселятся из места сего». Святой же, утешая их, говорил: «Не скорбите, братья и дети мои, мне бо пришло время почить о Господе, предаю же вас Богу и Того Пречистой Богоматери, Тот да сохранит вас от всех искушений лукавого. И ученик мой игумен Лаврентий да будет вам вместо меня, и чтите его, как меня, он ваши недостатки исправит». Это и другое многое, утешая их, говорил, и о сем молил, да не будет в них никаких раздоров и свар, об этом много пекся и когда еще был здрав. Вся же братия к нему приходила и целовала его со слезами, прося последнего у него благословения. Он же как чадолюбивый отец всех целовал, всех миловал, всем оставлял последнее благословение и сам просил у всех прощения. И молил их, говоря: «И о мне грешном, господа мои, Бога молите, да вашими молитвами получу от Христа Бога милость в день славного его пришествия». И повелел некиим из братии читать часы и канон Иисусов и Пречистой благодарственный канон акафист, и к тому еще канон великомученице Екатерине. По совершении же правила встал, взял кадильницу с фимиамом и покадил святые иконы и всю братию, туда пришедшую. И снова лег, молясь о своем исходе и нисколько не печалился, но более надеждою о будущих благах веселился. И святую и трудолюбивую душу мирно и тихо Господу предал, в то время как была молитва на устах его, и так от здесь пребывающих перешел он в вечную жизнь. Братья же, тогда на уход отца с умилением взирая, оплакивали то, что лишаются учителя, все со скорбью здесь предстояли. Было же лицо его светло, будто бы не умер святой, но спит, ибо непорочное имел житие.
Преставился же блаженный Корнилий по Пасхе в пятую неделю во время воскресной заутрени, на память святого священномученика Патрикия Прусийского. Игумен же Лаврентий со всей братией его священные мощи на одр с честью положили и внесли на своих главах в церковь, со всей подобающей честью и псалмопением отца провожали, со многими слезами, и, немного оправившись от горя, совершили воскресную службу.
Услышали же игумены в окрестных обителях о преставлении блаженного Корнилия и с утра в понедельник сошлись, и совершили Божественную литургию, и с прилучившимися игуменами со многою честью надгробное богослужение совершили, и выкопали своими руками могилу, <и положили туда гроб>, и землей покрыли многострадальное и трудолюбивое отца тело вблизи храма Введения Пречистой в честном его монастыре, который он сам создал многими трудами, 1538 года месяца мая в 19 день, хорошо упас Богом врученную ему паству и на пажити жизни наставив. Таковы подвиги и деяния, и чудотворения, и исцеления блаженного Корнилия. Было святому Корнилию сорок один год, когда пришел он на место то, и оставался он на том месте 41 год, и собрал он множество братий, было же их до 90 человек; научил он их благочестию и иноческому житию, по преданию святых и блаженных и преподобных отцов, и за год до преставления своего избрал одного из них, по имени Лаврентий, и поставил игуменом; и пожил блаженный всех лет восемьдесят и два, и в старости глубокой преставился к Богу.
По смерти же блаженного Корнилия ученик его игумен Лаврентий с братией молили Господа Бога и Пречистую его Матерь и преподобного отца Корнилия на помощь призывали, говоря: «О, преблаженный отче Корнилие, если получил <милость у> Бога, не забудь нас, чад своих, которых сам собрал». Потом же игумен Лаврентий, как и заповедал ему блаженный Корнилий, когда еще был жив, старался поступать сам и дела свои совершать так, как и отец его. Пожил же во всяком благочинии и смирении, соблюдая в житии своем любомудрие, в полноте показывал видящим его пользу, и великое опасение и тщание имел, чтобы не нарушилось ничего от законоположений святых отцов и отеческого предания, воздержание же во всем имел большое и прочие благие деяния <совершил>. И врученное ему о Христе стадо хорошо упас, научив их стремиться к вышнему, и отца своего блаженного Корнилия предания соблюдал невредимыми, как и научен был от него, ничего он не нарушил. И так пребывал он в посте и в молитвах и в бдении, безмолвствуя, вдобавок же и многие книги написал своей рукой. Достаточно было видеть образ его жития, чтобы получить понятие о его добродетели, ибо был смирен во всем, предав себя полностью Божией любви, потому и все мог о Христе. Жил же тот добрый настоятель по преставлении преподобного Корнилия десять лет и отошел к Господу, которого от юности возлюбил, месяца мая в 16 день.
Многие же чудеса, при жизни бывшие блаженного Корнилия, из-за большого их числа и по прошествии многих лет не были записаны. Только это немногое написано было, чтобы не было окончательно забыто в рассказе о святом.
По смерти блаженного Корнилия в четвертое лето прославил Бог своего трудоположника чудесами, из которых мы и написали немного, чему сами свидетелями были.
Некий крестьянин монастырский, живший вблизи монастыря Корнильева, именем Михаил, по прозвищу Дубовик, имел сына по имени Андрей, 25 лет. Внезапно нашел на него дух нечистый, перестал он понимать что-либо. Отец же, увидев сына своего лишившегося ума, печалился о нем. И вскоре явился страждущему отроку блаженный старец Корнилий и сказал ему: «Что, небожий <человек>, не понимаешь, это пришло на тебя от нашествия бесов, и много страдать будешь. Иди же в дом Пречистой Богородицы в наш монастырь, <там> будет тебе от Бога посещение ради Пречистой Богородицы. Поможем тебе и мы». Отрок же тот, словно от страха, стал рассказывать отцу своему. Взял же отец отрока и привел его в монастырь Корнилиев, и умолил игумена и братию, да побудет сын его в монастыре. Игумен же повелел, чтобы побыл. Напало же на него множество бесов, и мучили его, и били, веля ему кричать. Он же сильно кричал и странные и страшные звуки испускал. Приставленные же к нему водили его в церковь и к гробу святого старца, веля ему молиться Богу и призывать в помощь старца Корнилия, часто же и били его, дабы молился Богу. Он же еще больше вопил и неподобные и хульные словеса выкрикивал. И говорил: «Что меня бьете, не послушаю вас, ибо множество людей бьют меня еще сильнее, не велят мне молиться, говоря: если не послушаешь нас, то убьем тебя. Из-за того не молюсь, чтобы еще больше не уморили меня». И оставался он в монастыре дней двадцать, сильно томим, и понемногу начал успокаиваться, и утих, и выздоровел, и ум к нему возвратился, и, побыв в монастыре несколько дней, отошел в дом отца своего, славя Бога и Пречистую его Матерь и блаженного старца Корнилия.
А вот иное чудо. Другого человека из монастырских крестьян привели в монастырь, именем Прокопия, по прозвищу Шестак, мучимого нечистым духом. И не молился Богу, и не говорил ничего, но только страшно терзал себя и нападал на водивших его. И привели его в церковь, когда игумен же со священником и с дьяконом о нем пели молебен, велели и ему молиться. Он же никак не молился, не говорил. Водившие же его сильно били его, он же запихнул себе пальцы в рот и грыз их, едва довели его из церкви в келью. И вот ночью видит он пришедшего к нему старца Корнилия с крестом, и осенил тот его крестом и сказал ему: «Прокопий, молись Господу Богу и не будет тебе зла от вражьего духа, и не велю бить тебя». Очнулся же тот больной от видения и поведал водящим его, они же возрадовались и на утреню привели его в трапезу, была же зима. И пришел игумен навестить болящего, изнемог бо тот от многого томления от бесов и неядения, и биения, едва сидел. И, увидев игумена, вскочил и начал говорить: «Молю тебя, господине, не вели меня бити, уже бо молюсь Богу, и Корнилий не велел меня бити». И рассказал игумену, как явился к нему старец Корнилий и осенил его крестом. По заутрени же игумен со всей братией соборно совершил молебен, человек же тот здрав был и совершен умом и отошел в дом свой, радуясь, славя Бога и Пречистую Богородицу и блаженного старца Корнилия.
Другой же человек Тарасий, крестьянин угольских князей, привел сына своего, именем Ефрем, больного, в монастырь блаженного старца Корнилия, и не понимал тот ничего, и пугался. Игумен же пел в церкви молебен и повелел вести его ко гробу преподобного отца Корнилия помолиться. Пробыл же отрок тот в монастыре три дня, молясь в церкви и у гроба Корнильева. И выздоровел, и стал цел умом, отошел в дом к отцу своему, славя Бога и Пречистую его Матерь и святого Корнилия.
Другой крестьянин именем Самсон, живший близ Корнильева монастыря, лежал, больной огневицей, и сошел с ума, стал безумствовать и юродствовать в доме своем, мучимый многими бесами, как потом сам нам поведал, говоря: пришли к нему многие бесы и начали его пугать и говорить: «Прийдут из монастыря многие люди застрелить тебя». Он же начал выносить из клетей своих вещи и бросать посреди двора и потом пошел и бросился в колодец, желая утопиться. И по Божию смотрению увидела жена его, с плачем закричала, и сбежались его братья и другие люди и едва извлекли его из колодца. И посадили его на скотину, и привезли в монастырь Пречистой, честного ее Введения. И привели его в церковь и ко гробу преподобного Корнилия, и силой заставили его молиться, он же плохо молился. И, пробыв несколько дней в монастыре, в субботу перед неделей всех святых, сведен был в тонкий сон. Явился ему блаженный старец Корнилий, держа крест, и, осенив его честным крестом, повелел ему встать и молить Христа Бога и Пречистую его Матерь призывать на помощь. Он же пробудился и сразу в то время вернулся ему разум, и стал все понимать, и начал узнавать всех, прежде же никого не узнавал, и рассказал разумно, что видел. Слышавшие же все прославили Бога и Пречистую его Матерь и преподобного отца нашего Корнилия. Человек же тот немного ногами болел, оставался несколько дней в монастыре и стал здоров, как и прежде, и отошел в дом свой, радуясь.
Другое чудо. Инок по имени Корнилий, два года страдавший зубной болезнью, пришел из Владимира в обитель Пречистой Корнилиев монастырь. И, когда пришел он в обитель, начал его <недуг> еще сильнее мучить, так что он не мог много дней ни есть, ни пить, ни спать. Лицо же его и голова так отекли, что все смотрящие на него ужасались. И многих он спрашивал, не знают ли какое средство для лечения такой болезни, но никто не мог помочь ему. И пришло ему на ум, так как слышал от многих, что у гроба блаженного старца Корнилия многие больные молитвами его исцелились. И уверовал в это и, утаившись после нефимона, глубоким вечером пришел он к гробу блаженного старца Корнилия и там долгое время молился, говоря: «Преподобный отче Корнилий, имееши дерзновение к Богу, молитвами твоими избави меня от этой болезни». И так с болезненной душой и сокрушенным сердцем много молившись и приложившись к гробу святого старца, вернулся в свою келью, сильно томим болезнью, и кричал всю ночь, так что и брат, живущий с ним, не смог вытерпеть криков его и вышел из кельи. Немощный же брат, сильно томимый болезнью, сидел на лавке. И внезапно в тот час напал на него ужас, и явился в келье его яркий свет, и увидел он старца Корнилия с жезлом, который молвил ему: «Ляг на постель твою, помилует тебя Бог». Немощный же брат отказывался, ибо из-за болезни не мог он прилечь. Святой же старец во второй раз сказал ему то же: «Ляг и отдохни немного, помилует тебя Бог». Он же ответил с горечью блаженному старцу: «О, отче, взгляни на лицо и главу мою, каков отек. Как могу я прилечь на постель?» Святой же третий раз сказал ему: «Помилует тебя Бог, ляг». И перстом указал ему место. Немощный же брат с трудом повиновался преподобному старцу Корнилию и опустил голову свою на постель, и тотчас же объял его сон, и он уснул. По немногом же времени начали звонить к заутрене, и пришел к нему брат, живший с ним, начал его будить, ругая его и говоря: «Всю ночь не дал мне спать, и ныне к заутрене звонят, а ты спишь». Больной же услышал поношения брата и встал с ложа своего, и начал щупать руками свое лицо и зубы, и голову, и не ощутил никакой болезни. И пошел в церковь на службу, радуясь. И от того времени не донимала его зубная болезнь больше. И, услышав это от него, прославили все Бога и угодника его святого старца Корнилия.
Не следует умолчать и о таком чуде. Некий христианин, по имени Мокий, жил вблизи монастыря, и отнялась у него нога, и много дней не мог он встать с постели и из-за боли ночью не спал. И начал молиться, говоря: «Святой Корнилий, молитвами твоими избави меня от этого недуга и даруй мне здравие ногам, да пойду поклонюсь гробу твоему и принесу тебе дар по силе своей». И так долгое время молился с верой от всей души и той же ночью выздоровел. И, утром встав, пришел в обитель Пречистой, и поклонился гробу преподобного старца Корнилия, и принес дар, который обещал. И сие нам рассказал, и мы, услышав <об этом> от него, прославили Бога и угодника его преподобного старца Корнилия.
На другого человека, крестьянина угольских князей по имени Семен, напал нечистый дух, и был он мучим им долгое время. И близкие его связали его веревками, и били его, а дух нечистый еще больше нападал на него. И потом привели его в дом Пречистой, и у гроба преподобного Корнилия пели молебен, и водою того освятили, и он сразу же выздоровел. Близкие же пошли с ним к себе домой, радуясь. И, когда отошли они еще недалеко, снова напал на него нечистый дух, и начал мучать его сильнее, чем раньше, и родные вновь возвратились с ним в монастырь, и велели ему молиться у гроба блаженного Господу Богу и Пречистой его Матери, и призывать святого на помощь, и держали его связанным несколько дней. И едва пришел он в чувство, стал молить, чтобы остаться ему в монастыре безысходно и принять иноческий образ. И с того времени выздоровел. И молил игумена и братию той обители, и возложили на него иноческий образ, и нарекли ему имя Серапион. И с того времени не досаждал ему более нечистый дух, и был он инок искусный, и подвизался во всех службах монастырских, моля Господа Бога и Пречистую его Матерь и преподобного отца нашего Корнилия.
Некто из белозерских детей боярских шел на царя и великого князя службу в Казань и по пути повредился умом, и привезли его в обитель Пречистой, и у гроба преподобного отца нашего Корнилия помолился он Господу Богу и Пречистой его Матери, и призвал на помощь святого. И в тот же час выздоровел, и ум к нему вернулся, и остался в монастыре на тот день и на ночь. И утром вновь совершил молебен и молился Богу, призывая отца нашего Корнилия на помощь. И, взяв благословение у игумена, отправился в путь свой, радуясь. Некие же братия из обители той это помнили, но отчества же и имени его не ведали из-за того, что прошло много лет.
Близ обители Пречистой — весь, называемая Комела, которой был пожалован от самодержца всея Руси князь Семен Иванович Гагарин. Заболел он и велел вести себя в Корнилиев монастырь, в обитель Пречистой. И помолился он Господу Богу и Пречистой его Матери и, призвав блаженного Корнилия на помощь, приложился к гробу его. И выздоровел, и с того времени сильно уверовал, и положил на гроб блаженного Корнилия камчатый покров, и свечу местную у гроба поставил. Игумен же повелел ту свечу зажигать у гроба святого по воскресениям Христовым и на господские праздники, и на памяти великих святых. И делали так в течение многого времени, а потом не стало в обители воска, и оставили ту свечу у гроба святого незажженной. И по преставлении преподобного отца нашего Корнилия в восемнадцатое лето, сентября в восьмой день, на Рождество Пресвятой Богородицы, в день воскресный, свеча та у гроба святого зажглась сама по себе. Шел же мимо казначей по имени Иов в первый час дня. И увидел у гроба блаженного Корнилия горящую свечу, которая до того многое время не зажигалась, и охватил его страх, и, пойдя, рассказал о том игумену и братии. Игумен же не поверил тому, подумал, что кто-то зажег, и повелел узнавать у всех братьев, кто зажег свечу. И никто не нашелся, кто зажег. Келарь же и казначей и некоторые братья пришли быстро ко гробу святого и, увидав горящую свечу, сотворили <все по чину>, и совершили молитву, и помолились со слезами. И свеча перед ними сама по себе погасла во второй час дня. Они же пошли и рассказали игумену о том, что видели, игумен же велел звонить. И сошлась ко гробу святого вся братия, и пели молебен, и святили воду, и долгое время молились, воссылая славу Отцу и Сыну и Святому Духу, Богу единому, славимому в Троице, творящему такие чудеса через своих угодников. И потом, прошло того же года восемь месяцев, по Пасхе в девятую пятницу, 5 июня во время вечерни та же свеча у гроба Корнильева зажглась сама по себе во второй раз. И сошлись все братья, и дознавались у всех, кто зажег свечу, и никого не нашли. И помолились долго, и пели соборно панихиду над гробом преподобного отца Корнилия. И с того времени на названные праздники начали свечу ту зажигать.
Эти, при жизни преподобного отца нашего Корнилия случившиеся чудеса, потом поведали нам о себе сами те <люди>, с кем они произошли, потому и написали мы их после
Брату по имени Иов кто-то укусил палец на руке, и начал он сильно болеть. И много лечили его, и ничего не смогли сделать. И потом пришел он к преподобному Корнилию, тот же стоял на обычном своем правиле, и показал ему руку свою, сильно болевшую. Корнилий же взглянул на язву и помолился о нем, и тотчас отступила боль и выздоровела его рука молитвами святого.
Человек монастырский по имени Василий послан был святым на некое дело, и там кто-то ранил его ножом. И принесли его в монастырь еле живого, при смерти, и сказали о нем Корнилию. Святой же повелел священнику его поновить. И потом пришел сам Корнилий посетить больного, и увидел он раны на нем, и коснулся раны пальцем, и ушел; больной же вскрикнул, и содрогнулся, и выздоровел. И вновь пришел священник навестить больного, и обнаружил его здоровым. И на вопрос <больной> ответил: «Корнилий меня исцелил». И наутро с прочими вышел на работу, благодаря Бога и блаженного Корнилия.
Нужно же и об этом рассказать: об устройстве монастыря учеником блаженного по имени Геннадий.
Был он юн возрастом, когда пришел к блаженному отцу в монастырь, и был пострижен им и многие лета находился в совершенном послушании у него, и был украшен всяческими добродетелями. Оттого и святой его очень любил, из-за доброго его произволения и превосходных его добродетелей, и молил о нем Бога отец, чтобы как следует совершил он свой путь. И через много лет одолело этого Геннадия стремление наедине безмолвствовать. Святой же перед отшествием своим к Господу впал в болезнь и повелел названному Геннадию служить у себя. Тот же улучил время и открыл свой замысел, и молил преподобного, говоря: «Святой отче, давно желает моя душа безмолвствовать наедине. Благослови же меня после твоей кончины остаться в твоей пустыни». Старец же ответил ему: «Не можешь места то обустраивать, ты ведь неграмотен». Он же со слезами начал говорить: «Честной отец, я не хочу строить, но оплакивать грехи свои, благослови меня, отец». Увидел же святой, что с верою просит, и благословил его, сказав: «Господь Бог и Спас наш Исус Христос с тобой, и Пречистая Богородица помощницей тебе да будет. И место то застроится, и многие узнают о тебе». И по смерти святого и по благословению игумена отошел Геннадий в пустынь и милостью Всемилостивого Спаса и помощью Пречистой, и молитвами старца Корнилия создал чудный монастырь.
Житие св. Корнилия Комельского — памятник вологодской житийной литературы второй половины XVI в., посвященный св. Корнилию (ок. 1456—1538 гг.), основателю Введенского Комельского монастыря на юге Вологодского края, недалеко от современного г. Грязовец. Монастырь быстро превратился в крупный духовный центр; согласно сохранившимся известиям среди учеников св. Корнилия было 8 основателей севернорусских монастырей — общерусских или местночтимых святых (святые Кирилл Новоезерский, Геннадий Костромской, Адриан Пошехонский, Филипп Ирапский, Иродион Илоезерский, Даниил Шушгорский, Симон Сойгинский, Зосима Ворбозомский). Житие известно в нескольких редакциях XVI—XIX вв.: Ранней, Основной, редакции с чудом 1651 г., Сийской, Архивской, Сокращенной, Особой, трех проложных редакциях. Ранняя редакция Жития возникла, по-видимому, на основе уже существовавших записей о поучениях и чудесах святого в 60—70-е гг. XVI в. В 1589 г. Житие было дополнено иноком Корнилиева монастыря Нафанаилом, создавшим таким образом Основную редакцию.
Текст Жития издается по старейшему из известных списков, содержащему текст Ранней редакции: РНБ, Кирилло-Белозерское собр., № 28/1267, последняя четверть XVI в., л. 1—73 об.