Библиотека литературы Древней Руси. Том 13 (XVI век)

ОРИГИНАЛ

Благослови, отче!

Всех убо сый Творець и Владыка, егоже не сказани пути и не иследовани суди,[678] иже всех сый мера и определение по праведной равности, всемъ подая неоскудне своих благодатных даров, и вся съблюдая и исполняа кождо, якоже достоит. Иже от единыа крове сътворил вся языкы, и разсеа их по всему лицу земли и положивый пределы языком по числу ангил Божиих, о всех человеколюбное попечение имеа. Овехъ убо под теплотными странами всели, и сластми благовонных арамат възвесели, и златом, и дражайшими многомастными камыкы украси. Овех же на плодоносных землях жити учини, и веселейшими винограды обогати. Овех же по пустыням разсеа, скотопитателство велие дарова имъ. Инех же на премножайших водах и в велицехъ лесех насели и рыбами преумножи, и красновидных зверей кожами одаривъ, — да кождо языкъ свой пределъ похваляеть, и с родственою сердечною любовию к своему отечеству связуемъ, дателя таковому благодатству въсхваляют; и любовное гощение кождо от плодовъ своеа земля другъ к другу на братолюбие в дивъ на удивление да посылают в честь вся сътворшему Богу.

Тии же, благых его насытившеся, вышняго Бога, давшего имъ честь, измениша, на бездушныя твари славу нетленнаго Бога възложиша;[679] от камениа, и от вод, и от лесовъ богатства прошаху, и имъ честь въздаваху, по прелести сквернаго и вселукаваго диавола. Сице бо зде бысть языкъ убо чюдцкий, иже седит от Руси до Немецкому Свизскому морю,[680] наченъ яж в Ливонстей земли даже и до Каргаполя,[681] в Немецкую же землю[682] и до полной великой рекы,[683] еяже 60 верстъ поперекъ глаголют быти; она же течет от Каенскиа губы моря[684] в Свизское море. Той же чюдцкый языкъ на премножайших сладкых водах в величайших лесехъ жителствует, и множеством рыбным изъобилуемъ, и красновидных зверей кожами обогащаем, но паче Творца своего и Владыки не позна, и нечистыми бесы обладаем бывъ. Такову же велику сущу языку и многолюдну, но за их презелное бесослужителное скверное вълхвование, грамоты и началства Божиа сила в них не сотвори, но двема языкомъ поработани — руси и немцам.[685] Толикыа имъ бесовскыа помощи корысть изообретоша, яко от всех «вълхвы проклятыа» нарицаютца.[686]

Глаголют же старческыа сповести, яко в древняа она лета посланныа Исусом Христом Богом нашим на проповедь въ вся языкы святыа священныа апостолы. От них же единъ от двоюнадесяти лика, Андрей брат Петровъ,[687] в нашем Русстем языце быв, и в преименитом Великом Новеграде слово Божие проповеда. И Невскым величайшим езеромъ[688] пловы, и на Корелскыа страны к сиверу възревъ, сице рекъ: «Яко новыа хананеи[689] безбожнии языцы вълхвы жителствуют тамъ, но обаче два светила просветятся в них». Се же, глаголют, прорекъ апостолъ Христовъ о пречестных и великых обителех Валаме и Коневце.[690] Иже оба та манастыря на велицемъ томъ Невском езере на островех съгражени, в земли Корелстей, и велми просиаша в посническых добродетелех, якоже ныне всем знаемо есть по пророчьству святого Христова апостола Андреа. Ныне же и землю ту просвети Богъ святымъ крещениемъ.

Невское же то величайшее езеро величество должины имеа 300 верстъ. Поперекъ же того езера от рекы величайшиа Свиры до Орехова града,[691] отнюду же великая река течеть Нева в море Белое, егоже именують по прилежимой земли вкругъ (окрестъ) его Свие тоже и море Свисское называютъ.[692] Да якоже рехъ, поперекъ того езера меж предиреченныхъ рекъ 100 верстъ. Сивернаа же и глубочайшаа страна езера того горами превысочайшими каменными предивне Создателева пресилнаа Божиа премудрость яко стенами огради, да не бесчиннымъ шествием збежат воды от уставленых своих сънмъ. Полуденныя же мелкыа бреги езера того песком ограждени суть. Наполняет же ся таковое великое езеро 140 рекъ и тысящию ручьи (источник). Онежское же великое езеро, иже должину 300 верстъ имеа и премногыми водами насыщаемо, в то же в Невское великое езеро Свирою великою рекою уклонено. Такоже и ильменевскыа воды Вълховом в то же езеро втичють. Немецкых же странъ множество водное от сивера Узярвою рекою[693] в то же езеро входять. Такову же велику сущу езеру и глубоку подобно морю быти; вода же его сладка и здрава, и премножественый неисчетный род рыбный в нем живущь, такоже и зверь.

В край же сиверный того езера в земли Корелстей островъ превеликъ Валамъ именуемъ, о немьже ныне нам слово настоит. Той же остров расстоание имый от бреговъ сиверных 30 верстъ, от въстока же и запада по 40 верстъ. Великий же той островъ Валамъ зело прекрасенъ и превысокъ от Сътворителя сътворение; естеством каменнъ, многолесенъ и многоводен, глушицы и салмы в нем бесчислени, въкругъ же его 30 верстъ мера обдержит. Окрестъ же его малых островковъ 70, да якобы около кокоша чада, сице около того великого острова малые оне островкы сътворени зело прекрасни и чюдни, единокаменни сущи, ови лесни суть, а друзи голы; мали же зело, а ини велици. Часты же меж себя сущи, яко о единой версте 20 и вящем быти, яко хлебы лежаще зело чюдно.

Первое же искони въ острове том бесослужителная корела живяху, и по первоименству той островъ «Валам» нарицаху. Кто же не удивится Божии пресилной премудрости — откуле тем диким людем вложено есть перъскаго древняго языка именование: Валам нарицаху остров той, ниже въ их языце отнюдь таковое речение обретается. Но он, всехъ Творець и Владыка, и ведый вся преж бытиа, ихь скверными усты изволение своеа славы преже многыхъ лет прояви, иже хощет в месте томъ светилище своему великому пресветлому имени сътворити ради многых хотящих спастися, таковое именование ихъ языком именова, яко да Валам место то именуют въ образъ древняго лестца и пророка Валама,[694] иже неволею превратися языкъ его на благословение древнему Израилю, сице бо и зде бысть, егда прежеименованнаа бесодохновеннаа корела съ мнозем своим скверным вълхвованием в том острове живяху.

Безъмерное же и бесконечное неисчетное крайнее милосердие человеколюбие Божие, иже всегда всем человеком хощет спастися и в разум истинный приитти, и по пророчеству своего апостола съвершаа, подвиже некых от святоученных священых инокъ от Великого Новаграда. В них же единъ Ефремъ зовомый, иже последи манастырь на Перековском острове на Илмене велицем езере съгради,[695] и о Святемъ Дусе христоподобное братство съвокупи, и съвоимъ величайшим трудом явствену мзду на ползу нам притежа. Священное бо его и трудолюбное тело нетленно возлюбленный от него Христос съблюде, всеми видимо даже и доселе. И паметь его светле с похвалою съвершается и не кончаетца от рода в род.

Сей убо священый предивный отець Ефремъ подвижется, с нимъ же другый преславный священноинокъ премудрый Сергие съ инеми вкупочинными своими, к предреченному великому и чюдному оному острову Валамскому приходят. И некый островъ с восточныа страны окрестъ великого того острова обретают зело чюден и превысокъ, да яко бы стогъ сътворенъ, равенъ от низу даже и до верху; высотою вяще 50 саженъ, единокаменнъ сущь, и един въсход на себе имущь. Верхь же острова того гладко суще, и неизглаголанною красотою сиаемо. Величество же место того яко бы сажен 50, кругло суще, и пренарочито от всех съдетеля предивне сътворено, и пещера ту каменна зело чюдна.[696]

Тако убо преподобный онъ Ефрем съ своими к малому тому и высокому острову пришед и ту начало полагают, царское знамение Животворящий Крестъ водружають,[697] таже и церковь поставляют въ имя преславного боголепнаго святого Преображениа Господа Бога Спаса нашего Исуса Христа; таже поспешением всемогущаго Бога множитися начаша. Нужу же свою ограды на инех островех саждаху. Живущии же чюдь на велицемъ том острове зело яряхуся на святых онех старцовъ, единодушно з бесы чарованием нападаху, и многыи пакости творяху.

Предреченный же началникъ старець Ефрем от места того отходить, Богу хотящу, на Илмене Перековскую обитель създа; и доволна лета пребывъ, къ Господу отъиде. Прежеименованный же Сергие, зря поспешение Божие, въ изообиловании благых умноженаго ему яже о Христе братства, и тесноты ради места не вмещахуся, — таковыя же ради вины преподобный Сергие болшему делу касаетца. О строении манастырском усердие имеа, и о просвещении оныа тмошественыа заблуджшиа чюди велми печашеся, къ архиепискому Великого Новаграда приходит. И о бесослужителной оной чюди корелской възвещает, и преподобнаго Ефрема многотрудное начало о здании манастырьском в просвещение о немъ по ряду исповедует.

Сиа же архиепископъ слышав и рад бысть зело, проразуме бо, яко въспомянул Богъ свое заблуджьшее създание, и хощет погыбших взыскати, иже подвиже к таковой своей велицей службе своих избранных рабъ. Скоро к посадником и к тысячскым[698] и к державнымъ града посылает, да вещь ону по Господни воли устроять. Тогда же украшаше престол великиа премудрости Божиа слова Съфеи[699] Иоан достопаметный, иже възведен бысть на великий престол Великого Новаграда в лето 6896, и на двадесят семь летъ церковь Божию окорми.[700]

Градстии же держатели архиепископову словесе усердне повинуются, Богу поспешествующу, скоро посланных от себе съ епистолиами отрядиша. Такоже и архиепископъ свою епистолию с посланнымъ посла, да великий той остров Валам преподобному Сергию отдадут, и живущих ту людей изгонять. Архиепископъ же много злата и потребных в манастырское строение преподобному Сергию подасть; такоже и держатели града, и христолюбивый именистый народ многочисленых потреб преподобному подаста. И тако архиепископъ с предреченными посланникы преподобного Сергиа отпускаеть.

Святый же правителством вседетелнаго Бога, здрави и немедлено пучину того великого езера преплывше, и к великому острову Валамскому пришедше. Посланнии же заповеленное им от архиепископа и посадьник съвершаху: живущих ту людей от острова того отсылати начаша. И тако оне бесооружьне себе ополчивше, рать противу посланных сътвориша. И многое падение бысть онемъ скверным вълхвом, рукою же всесилнаго Христа Бога их одолеша и многых избиша, и тако посланнии скоро их от острова изгнаша. Ту же и неким от благоговейных инокъ смертнее уязвени скончашася.

И тако по преславной той победе преподобный Сергие место манастырю, идеже Богу хотящу, избра зело прекрасно и превысоко на горе каменне, яко град видим от всехъ, и пренарочитое великое тихое пристанище под собою имуще, яко да тмочисленое множество караблей может съхранитися от ярости свирепаго волнениа.

Церковь же по благословению святейшаго архиепископа въздвизает въ имя боголепнаго Преображениа Господа Бога Спаса нашего Исуса Христа, и духовное о Христе братство съвокупляет. И тако Христу пособъствующу многочислено братии бысть, и в гобзовании неоскудное множество потребных всем изообиловася. Таже уясниша место от стоящих лесов, велику и зело прекрасну и превысоку церковь предиреченную поставляет, и в пределех устрояеть великого богословца и евангелиста Иоана и чюднаго чюдотворца Николу. Потом же и другую церковь воздвизает въ имя еже по плоти Рождества Господа Бога Спаса нашего Исуса Христа с трапезою зело чюдну и преславну. Манастырь же крестообразно четырестенно огради, от въстока же и полудня, от запада и сивера. Великаа же врата на полуденней ограде учини — тамо бо подобает имь быти. Прихожение же к манастырю тому от сиверныа страны на полдень по праву манастыря.[701] Великая же та и прехитрая превысокаа церкви среди манастыря равным разстояниемъ от всех странъ утвержена, яко древняа она куща меж полки Израилевыми[702] въдружена всем видима, яко солнце луча красоты испускает.

Законъ же манастырскый по святым священым догъматом изложи, елико нужнейшая потребе человеческаго естества, сиа точию в манастырскых съкровищех имети и о сих пещися, излишных же никакоже искати, яко лихоимцем сущим. Ядь убо нужнийшее вариво, еже подасть Богъ, пестротных же и многокозненых многоценных брашен съ ухищьрением — таковых отнюдь отрече, аще и распространит Господь место то. Медотворных же и пианственых розных питей никакоже не повеле, но единъ нужнийший квас своимъ же и приходящим. В праздники же излишных брашен или избранным квасом сему никако же не именоватися, но духовное съвершати веселие о Дусе Святе, яко отнюдь плотское веселие и гортанное наслаждение отсече. Одежда же иноческаа немногою ценою умножена, ниже красотою видима, но во образ иночества нужу точию имущи покровению; такоже и общу слугам же нужнейшая сермягу и шубу, и инаа потребнаа ко страданию сиа точию имети. Излишных же и дражайших портищь отнюдь не имети. Праздныхь же и величавых слуг никакоже не держати, но всем общаа страда и дело в манастырскую потребу съвершати — инокомъ же и слугам. И единаго от братии старца нарядника имети, тому въ всех страдах и делех повиноватися, еже аще что повелит. Общаа же страданиа всем, такоже и равенство в трапезе же, и въ одеже всемъ равно от последнихь же и до первых, едино вариво в рыбе же и въ прочем, и един квас, и едина одежда — от игумена даже и до последняго белца и до пастыря, всемъ благое о Христе равенство подаваемо. Непокоривыхь же бесчинникъ мучити никакоже повелено, хлебъ таковому подавъ в целомудрие ему, и тако из манастыря изсылати, да не прочии ему поревнують по реченному слову, яко «мал квас все вмешение квасит».[703] Сие же его священное законоположение даже и доселе цело съблюдается, аще и преумножил Господь благыми своими место то молитвами их. У постригаемых же великых вкладовъ отнюдь отрече просити, но с верою желающаго ангельскаго святого житиа туне (даромъ) стрищи повеле, аще и от простых людей есть.[704] Ихь же молитвами ныне вяще 100 братовъ обретается в святей обители ихь, оно святое житие имущи.

Мы же пакы на повествуемую повесть възвратимся, яже о преподобнем Сергие. По семь же греху творець лукавый диаволъ некых неутверженных в разуме от инокъ обретаеть, на вражду святому и великому игумену Сергию въздвизаеть. Сию же рать диаволю преподобный видевъ, и вълнение своих ему ощути, по Господню слову гневу место дасть,[705] игуменства сана уступает, и в глубочайшую пустыню великого того острова отходить. И тамо Предтечево и Илиино житие подражаеть, с дивиами водворяемь, единому Богу безпрестанными молитвами беседуя. Несытный же диавол, всегда оскорбляемый от него, недоволенъ бывъ первою крамолою, но тщася от своего перваго жилища изгонити святого. Аще уже и оттято бысть от него волное его селение, но паче держа гневъ на преподобнаго, яко той началникъ изгонителству его, еще своим злокозньством ину брань на преподобнаго напускаеть зелнымь оскорблением, да яко нужею и бесчестиемь святаго съ острова згонити.

Преподобный же Сергие в преименитый Великий Новъград прииде в манастыри святого великого богословца и евангелиста Иоанна,[706] молча многолетную свою и многотрудную глубочайшую старость накончаваа, жды любезнаго своего желаемаго преселениа в небесныа кровы. И тако ту жителствуя тружаяся, священыа святыа книгы пиша въ просвещение верным; да яко зело преславно быти его трудолюбное писание, за лежащую в немь пучину божественыа философиа. Даже и доселе писанные его книгы в манастыри том съблюдаются, ихьже нарицають «Сергиевъ перевод».[707] И тако лета неколика пожить в старости мастите, к Господу отъиде. Святое же его и многотерпеливое тело в том манастыри положено у церковных стен святаго Богословца.

В предреченном же Валамском манастыри по преподобнем игумене Сергие Германъ приснопаметный игуменом бысть, иже въ всехъ первых трудехъ общий бысть с преподобнымъ Сергием, священства чинъ на себе имеа. Той убо великий Германъ добре пася порученное ему стадо Христово словесных овець, и свою жизнь непорочне имеа; елико довлееть телесной немощи.[708] И въ многолетных сединах на своей пастве в созданнем от них манастыри от житиа сего к Богу отъиде, и ту погребен бысть.

По летехь же мнозех, яко бы от създаниа манастыря лет 100 и вяще, умноженым сущим грехом, человеколюбивый Богъ свое наказание попусти, да безакониа своа въспомянув, уцеломудрятся. Сице же грех ради наших бысть пожаръ на манастырь той, да яко згореша обе церкви и казна, и весь манастырь. Гробъ же блаженнаго Германа под церковию бысть, от великыа же тоя огненыа ярости целъ Христомъ съблюденъ бысть. Святое же его священное тело нетленно обретеся, бе бо место каменно неудобь капаемо, но на верхь земли положен бе. Оттоле же святое его нетленное тело в велицей церкви положено бысть, всеми видимо на поклонение верным. Пребысть же ту въ церкви преподобный Германъ вяще 40 лет,[709] дондеже мощи святаго Сергиа от Великого Новаграда принесоша. И тако обоих вкупе положиша за олтарем великиа церкви близ святого жертвеника, иже даже и доселе святаа их чюдотворнаа рака всеми видима.

Многа же и преславна чюдеса показа Богъ теми своими угодникы Сергиемь и Германом. Аще и далече беста меж обоих расстояниа телеснаго положениа, но во единых Христовых обителех въдворяются вкупе сущи. Преж убо предиреченнаго пожара много въ явлениах некоим достойным иноком себе являюще, и любовное попечение о своем манастыри показующи, на покаяние прочих обращающе и на молитву въставляюще, да възмогут възмолити все Царя и Владыку, да его праведный гневъ мимо идет — таковаа по премногу показующе неотступное свое попечение о месте том имеюще. Премногаа же их чюдотворениа неудобь списаниемъ исписуется, но и число превзыде ихь скорое пособление к требующим; вся подсивернаа страна их чюдесы богатне озаряется и удивляется.

Суть же три велиции преславнии манастыри от того великого Валамского манастыря устроишася. Первый убо Саватей, ис Кирилова монастыря до Белаозера пришед, и в превелицем Валамстем монастыри жителствова и от ту живущаго игумена благословенъ, первый началникъ жителству Съловетцкому острову бысть.[710] Та же вторый Александр,[711] иже близ великыа рекы Свиры Святыа и Живоначалныа Троици обитель създа, и предивными чудесы выше слова облиста. Той убо святый великий чюдотворец Александръ в томь пресветлом Валамстемь манастыри постриженъ бе, и ту сущим игуменомъ благословенъ на създание манастырю. Третии же Сава,[712] иже на Сеннянскомъ острову чюдную ону и духовную пустыню съгради въ имя Пресвятыа Животворящиа Троици, емуже в създание поможе христоименитый государь великый князь Иванъ Иванович, брат великого князя Васильа Ивановича всеа Руси.[713] Сице бо оно духовное семя онех великыхъ трудолюбных делателей на плодоносней той блазей земли вкоренись, гобзователенъ преславный плод израсти, пречюдными духовными цветыдобродетелми посничества преукрашенъ в радость Небесному Царствию, и к ползе земнымъ, хотящим спастися.

Бяху бо въ оной преславней велицей Валамстей обители великие оне в постных подвизех сиаемыа иноци, пустынное и многотрудное любяху пребывание. В нихь же бе некый Харитонъ именем, съ своим ему спосником о Христе братом в далней пустыни острова того живяху. Той же предиреченный Харитон съ своим ему съжителником никакоже от потребъ манастырскых ниже хлеба нужди ради своеа взимаху; но и зимный мразъ в худых рубищах терпяху и копорулею жесточайшую ту каменную землю копаху своима рукама; никакоже данному на службу человеком скоту тяготу нанесоста, но собою оранныа нивы страдаху въ многопотных въдах, и от того хлебъ свой ядяху, Христу имь помогающу. Да яко таковых рукооранных нивъ за своею им годовою пищею по пяти мъръ жита и вяще в манастырь приносити. Приходящим же к ним убогымъ от таковыа своеа многотрудныа страды неоскудно по насыщении подаваху. Такоже и ини пустынници великая жителства жестокаа проходяху, подобно первым великым отцемъ. Живущии же в манастыри по священным уставом посническаго закона пребываху, в съборных и осъбных правилех неизменне стояху от любве Христовы. Свидетелствуеть же их трудолюбному великому святому пребыванию в житии святого[714]...

Многаа же и предивнаа съвершаемаа чюдеса и прорицаниа онех великых приснопаметных отець несть мощно писанию предати за безмерныа и нечисленыа множества повестей. Иже бо аще хто от трудолюбных пожелаеть слышати их равноангельское о Христе чюдесное пребывание прежебывших онех святых отець, сам да достижет до святожителнаго того чюднаго острова и преславнаго того манастыря, да ся подвижет, и от ту сущих инок самослыщець будет. И слышав паче удивится превелицей Божии премудрости, како первие бесослужители сущи, оставя свое скверное вълхвование, усердне от горящиа любве посническыа законы съверхашу. Инии же от родимыа им о Христе незлобивыа простоты, неуклонни к злым, радостне по заповеди Господни живяху, яко новорождении младенци пиюще нелесное млеко, ничему иному упражняхуся, развее еже беспрестанной молитве немолчно въ дни и в нощи, и покой нужный преобидяху бодрому духу повинующеся, и службы монастырскыа от простоты сердца всею душею любезне съвершаху, не человекоугодне точию пред очима работающе, но яко самому Христу служаще от всея душа с любовию. Сицево бяше первых онех великых отець жителство в манастыри том. Таково плодовитое оно семя великаго Сергиа и състрадавшаго с ним преславного Германа, иже даже и доселе живущии ту ныне священии иноци, ревностию ревнующе первым имь своимь отцем, друг друга преспевающе в добродетелех, Христу имь на таковый свой путь помагающу.

Ино же чюдо велие и преславно поведати хощу о пренесении святых мощей ихь. Малыми реченьми сего въспомяну, иже убо бысть въ дни наша и всемь ведомо есть таковое. Тоя же честныа и преславныа святыа великыа обители Валамского манастыря игумен Пиминъ,[715] иже по святителскому избранию избран на спасение живущим ту о Христе иноком, мню же паче от Бога знаменованъ, да преславное то и богоугодное дело съвершит. Се убо предиреченный великий в разуме игумен Пиминъ осиаваемь духовною благодатию, съвет в сердци благъ приимь, да прежереченнаго началника манастыря того преподобнаго игумена Сергиа от Великого Новаграда святыа его мощи в създаною от него обитель Валамскую принесет. И з съжителником его возлюбленным ему Германомъ, иже по нем игуменом ту бывъ, да обоих святыа мощи въ едину раку вкупе положит. Да первую ону бъсосодътелную рать посрамит, иже некотории лехкоумнии чернци на преподобнаго Сергиа въздвигоша, и святаго великыми слезами да умолит. Иже самъ свое христоподобное незлобие многажды въ явлениах показа, не понося съгрешению ихъ, но сердечное попечение о своих чадех и о многотруднем том месте немало показа.

На таковое кроткое беззлобие святаго отца надеяся, прежереченный Пиминъ, паче же и святыми о немь пострекаем, да во своему ему манастыри святыа его трудолюбныа мощи положени будут. Иже сам духомъ никако же от святаго того места своих трудовъ отступи, но присно моля владыку Христа, вкупе сый съ своими чады.

Прежеименованный же чюдный онъ игумен Пимин вышемерному тому великому делу касается: святейшаго архиепископа Феодосиа[716] молить, да взыскав святых мощей преподобнаго Сергиа, въ свой ему манастырь на Валам отнесет. Архиепископъ же, слышав, удивися о величестве дела и о подвижении мужа иже в роде том, и преже никтоже тако не сътвори. Но уразуме, яко не от своея воли таковое высочайшее дело он игумен начинает, но Богу того хотящу преподобнаго добродетели людем проявити; и самому святому възлюбившу да в създаннем от него манастыри положен будеть. Не дерзну же архиепископъ сего особе сътворити, но паче пресвященому и великому митрополиту и всему святому събору въсписуеть, и прежереченнаго игумена Пимина тамо посылаеть.

Тогда же на превелицемь пресветлом престоле великыа митрополиа русскыа чюдный в добродетелех Макарие[717] сиаа, иже преже бысть на многа лета архиепископъ преименитому Великому Новуграду. Пиминъ же великому тому подвигу себе вдаеть, святого молитвами поспешаемь, царствующаго великого града в Москве достизаеть пресветлыа, и пресвященаго святаго митрополита молением подвизает. Великий же той чюдный в добродетелех мужь уразуме духомъ: не о себе игумену на таковую вещь дерзати, но святым онемь преподобным Сергиемь поощряемь. Писание съборное по совету светлейшаго христоименитого царя Иоана[718] онъ пресвященный митрополить архиепископу въсписуеть, да мощи преподобнаго великаго Сергиа съ честию якоже достоить в създанную от него обитель отпуститъ. Игуменъ же Пимин свое желаемое святое то дело улучи, долъжныа хвалы и благодарениа всемогущему владыце и угоднику его въздавъ, Великаго Новаграда достиже, и съборную ону грамоту святого пресвященаго великаго митрополита святейшему архиепископу вручаеть.

Архиепископъ же священников и весь клирос от великиа церкви премудрости Божии Съфеи скоро посылаеть в манастырь святого великаго богословца и евангелиста Иоана, да окопавъ, святыа его мощи запечатавъ, игумену честне отдадуть. Бе же ту на церковней стене хитростию писаниа шары въображен святый преподобный игумен Сергие, началникъ Валамского манастыря.[719] Ведомо бо бяше его по Бозе добродетелное житие и чюдеса от некоего же ту старца зело стара, увидеша яко о ногах гроба преподобнаго древу тополю велику израстшу. Чюдный же той игумен Пимин от великыа любве к святому самъ трудом касается землю рыти нача, и доску камени белаго обретоша, изгнившу от множества летъ. Таже и самый святый той гроб окопаша и целы сущи святыа его мощи обретоша, радостию наполнишася, благодарственыа песни Христу Богу и угоднику его въспущаху, и трема печатми гроб запечатлеша, и священныа песни над преподобным певше, с великою честию до насада[720] проводиша.

И тако поиде святый къ возлюбленному своему и многотрудному месту. Человеколюбцу Богу угоднику своему помагающу, ветры благополучны подасть, великую бо реку Вълховъ скоро преходят, тако же и пучину Невскую немедлено преплавають, и пречестныа обители Пресвятыя Преславныа Владычици нашиа Богородица Приснодевы Мариа честнаго еа Рожества Коневскаго манастыря достизают.

Случи же ся некако чюдо преславно: въсхоте бо онъ игумен Пиминъ да немедлено благополучным ему ветром въ свой манастырь доидет, и манастырь святыа Богородица Коневской и великого началника манастыря того святого Арсениа минет. Егда же повеле кормнику остров манастыря того миновати, и се въста ветръ зело противен, да яко нуждею насад назад поревати. Той же игумен Пимин въспомяну онехъ святыхъ обоих началникъ — валамского Сергиа и коневскаго Арсениа — егда въ плоти живяху, съвершенную Христову любовь меж себе имяху, бяху бо въ едина лета оба беста.[721] Сиа же игумен въспомянувъ и уразуме, яко хощет быти великий Сергие у своего ему о Христе брата и друга, и повеле насад к манастырю обратити. Слышавъ же игумен манастыря того, яко мощи святого к нимъ самовълне грядуть, сам в священных ризах с кандилы и песнми съ всею братиею сретение преподобному сътвори. И с великою честию мощи святого в манастырь внесоша, и ту нощь препокоивешеся. Наутриа же пакы ветръ поносен зело благополученъ молитвами святого бысть, и тако игумен Пимин купно съ святым на свой путь устремися.

И благополучным онемь дателным ветром скоро въ пристанище великаго того Валамского острова приидоша, молитвами святого Сергиа наставляеми. В манастыри же повелеша, да во утрие священници въ священых одеждахь съ кресты и кандилы и съ свещами; и вся братиа к стретению святого готови будут.

Тоя же нощи случися некоему в манастыри том благоговейну иноку постническыми труды сиаему, на обычной ему своей молитве бдети. И мало от трудов онех въсклонися, в невидении бысть. Зрит въ пристанищи острова того, идеже святый Сергие стоя, полны храмины те и брегъ священнолепных инокъ и пренарочитых боляръ съ свещами премногыми, радостне ликоствующе. Храмина же полна сущи священых священикъ в ризахь святых, и между их юноши зело красни и жезлы в руках имущи, и просвещени славою вышнею. Премножество же свещь в храмине той, и неизреченным светом сиаемы; и недоумеваемому благоуханию исходити, яки аеру, наполнитись сладкыа тоа и неизглаголанныа въня. Оному же сиа видящу, страхом и недоумением одержиму, не смеа въпросити, кто суть сии. Но едва некоего от последних ту боязнено въпроси, глаголя: «Кто суть сии, господине мой, иже несть от земных таковыа?» Онъ же отвеща рече ему, яко прииде началникъ валамскый игуменъ Сергие от Великаго Новаграда въ свой ему манастырь жити. Встречаеть же его спосникъ его и съпрестолникъ тоя же обители игумен Герман, а сии суть с ним. Таковаа же слышав, онъ инок абие възбудися, и виде себя в своей ему келии на обычном правиле стоящу. Сиа убо о сих.

Мы же на предиреченную повесть възвратимся. На утриа же приуготовавшесь священници и вся братиа съ живътворящими кресты, и святыми иконами, и с кандилы, и свещами къ устретению святого. Сам же игумен Пимин съ сущими с ним священники, в священыа ризы облечесь, съ свещами и благовънными кандилы по пристанищу съ святым шествие творя, брега достиже. Сам на раму свою съ священикы гробъ преподобнаго въздвижут, с песнми духовными радостне в манастырь с великою честию относять. Неции же духовнии иноци от радости великыа гласы слезне испущаху, просяще прощениа от преподобнаго, еже отци их невидениемь ков на святого сътвориша. И тако принесение его славно бысть с великыми гласы съвершашеся, яко поющих псалмы гласы плачевныа покрываху, и каменосердечных на милосердый плачь обращаху.

Принесше же святыа его мощи, въ велицей церкви положиша боголепнаго преславнаго Преображениа Бога нашего Спаса Исуса Христа. Такоже и Германа приснопаметнаго вземше, вкупе обоих положиша, и священныа святыа песни по уставу священному над ними съвръшаху. Приходящии же братиа святыа их мощи целовати, игуменъ же Пиминъ яко к живу сущу прощениа прося от всеа братии, къ святому глаголаше: «Прости, отче святый, прости, не въспомяни греховъ отець их, невидениемьбосъгрешиша к тебе. Не бо есть человекъ, иже не съгрешит. Но ты, яко Сынъ Вышняго, Отцу своему и Владыце подобяся милостию, остави имь их выну. С нами пребывай, на тя бо упование имамы, ты бо еси нашь ходатай и заступникъ».

Таковаа игумену за всякого брата отвещавающу, весь слезами обливаемь. Такоже и вся братиа съ слезами целование и прощение къ преподобному творяху. Съвершивше же священное пение, ко уготованному имъ месту святыа ихь мощи отнесоша. За олтарем великыа церкви близ святого жертвеника положиша въ единомъ месте, и гробъ паволокою честне украсиша. И в день той духовное празнество съвершиша и в честь святым и преподобным отцем Сергию и Герману.

Съвершаеть же ся славное ихь святое събрание в паметь имь месяца сентебря 11 день по повелению святого священаго събора,[722] въ онь же день мощи святого Сергиа в манастырь принесоша. Оттоле же даже и доныне вся земля Корельскаа день памети их, славно по вся годы ликоствующе, от рода в родъ неконечьне творяще славу, и благодарение всегда въссылающе възвеличившему ихъ Христу, Богу нашему. Ихь же молитвами всемь нам буди получити Небеснаго святаго некончаемаго Царствиа Царя Христа Исуса Бога нашего, ему же буди хвала и честь и поклоняние съ безначалным его Отцем, и с Пресвятым и Благым и Животворящим его Духомъ ныне и всегда и в некончаемыа векы. Аминь.

О чюдесех святых началникъ валамскых Сергиа и Германа. Сиа же малаа некаа новаа въспомянути хощу от чюдес святых и великых преподобных отець игуменовъ и начальник валамскых Сергиа и Германа. Аще убо вся слышимаа преже съдеаннаа ими великаа чюдеса, и яже и ныне неоскудне чюдеснаа своя изливают с верою призывающимъ ихъ. И на них же содеаша своя преславнаа, от таковых самехъ усты ко устом слышах, всяко убо не довлееть вписание вместити, ниже разуму моему обиати, но едину малу некую чюдотворную каплю от великиа и непостижимыа ихь пучины чюдес повемь, да жаждущаго сердца горящий пламень слышениемъ утолим.

Сию новую преславную повесть въспомяну, юже самъ от самого сътворшагося о нем слышах. В лете убо 64 осмыа тысяща[723] бысть. Человекъ некый сынъ Иоаннов Андреи, Гаркуевъ[724] нарицаемъ, жителствуя на реке Олонце[725] — в сей же земле той человекъ той знаемь есть. Случи же ся ему по обычаю своему въ время зимнее в конець месяца ноября съ дружиною своею у Валамскаго острова ловлю рыбную творити, якоже и преже. Бысть же ему в руку болезнь люта зело, яко не мощи ему не точию что от потребных творити, но ниже ясти, ниже спати. Руце же той яко бревну превелику отекшу, и болезнь зелнаа безпрестани рваниемь жил мучаше. Достигшу же ему своему дому, и великую ту нужную болезнь терпя, даже до месяца генваря продолжитись лютой оной болезни над ним.

Начать же человекъ той Христу Богу нашему и Пречистей его Материе моление възсылати, и великаго чюдотворца Николу, и началник Валамскых Сергиа и Германа в помощь призывати. И обетъ на ся възложи, аще ихь молитвами лютыя тоя немощи избудет, в преславной той обители Валамстей два года работати будет,[726] сущим ту о Христе братиам, в честь святым и преподобным игуменом Сергию и Герману — такова же обещаниа предиреченному Андрею на себя възложившу.

Скорые же оне на помощь пособникы нимало потерпеша, но того же часа одержимый болезнию на сонъ тонокъ обратися. Елико точию в забвение прииде, зритъ себя въ сквернене и многоплетенне лыки и зело гнусне одеже в месте некоем от некоих Валамскых острововъ, и ту свою великую немощь терпя. Таже видит представша пред собою два инока зело сановита и святолепна, славою осиаваема неизглаголанною. Онъ же, сиа видев, пристрашен быв, разуме, яко началником валамскым быти — виделъ бо бяше преже святую их икону.[727] Таже она великаа святаа та старца о належащей ему болезни въпрошати начаста, оному же к ним ответы отдающу. По семь же зрит: и се от великаго того острова Валамскаго по езеру к ним грядяще мужь старъ, облочен въ священую одежду белу, въ велицей славе сущь. Рече же он священый муж къ святолепным онемъ старцамъ, глаголя: «Разрешите его», — и изъем резень, подасть имь. Она же многаплетенныа лыка около скверныа тоя и гнусныа одежди, яже о нем, обрезаста, и свлокше с него непотребную ту одежду, и ввергоста въ близ ту сущую тину.

И тако той предиреченный Андрей от видениа того великого възбудися въ своем ему дому и никогоже видя, чюдяся преславному тому явлению. Въспомянув же сущую в себе немощь, и никакоже чюа ея, обретъ же премножества гноя от рукы его исшедшу. И от того часа бысть рука его здрава, яко николиже болевъ. Сиа же онъ виде скорое свое исцеление молитвами святых, славу въссылая Христу Богу и угодником его.

Таже иное чюдо велие съдеася преподобными онеми святыми и великими отци Сергиемъ и Германом. Бысть убо пред малыми леты преже сказаннаго чюда. Онъ предиименитый игумен Пиминъ, иже святых онех мощи пренесе и светлую ихъ с похвалою паметь узаконоположи — сей убо игумен Пимин близ трапезы монастыря того келию келарю създати въсхоте, да всегда готов будет к порученней ему службе, ради всегда приходящих гостей. Сему же бывшу, келию ону създа съ всякым приуготованием, но не у еще в ней живяху.

Бе же некто муж, живый за озеромь от манастыря того яко бы верстъ 40, в месте Соломенском тако нарицаемемъ, именем Феодор, скуделникъ сый хитростию, бе же человекъ той благочестивъ, съ боязнию Божию живый. Сему же Феодору явися сицево: зритъ убо себя в превелицей той Валамстей обители на манастыри, яко грядет к велицей церкви, и се у келии оноя, юже предиреченный игумен постави близ трапезы, два святолепна старца въ велицей славе. Сему же видевшу таковое, и пристрашен быв от видениа их. Старцомъ же онемъ именем възвавшим его, сему же пришедшу, сице глаголати к нему начаста: «Иди, — рече, — и повеж игумену: мы есмя началникы монастыря сего Сергий и Герман. Възвести же ему сиа, да не повелит в келии той жителствовати. Место бо то свято есть, преже бо ту стоя церкви Рожества Христа Бога нашего». Таже к полуденней страневъзреста и рекоста: «Се есть и другое прежнее место церковное, без именованиа стоит. Да повелит убо игуменъ на обоих тех церковных местех животворящиа святыа кресты водрузити». И показаста рукою к гостинней келии. Таже рекоста: «Весть бо о местех те старецъ Ипатей — того игуменъ да въпросит. Рци же сиа игумену, да не повелит в келии той жити, да не праведный Божий гневъ въздвигнут на ся». И сиа рекоста и невидими быша.

Той же убо предиреченный Федоръ от чюднаго того видениа въспрянув, по сугубому ихь завъщанию скоро в манастырь прииде и поведа игумену вся сиа. Игумен же въпроси предиреченнаго старца Ипатиа, егоже повеле сиа святии въпросити. Онъ же рече, яко на полуденней стране близ гостинныа келии до пожара ту крестъ въдружен стоя. Поведаша же прежнии многолетнии старци, яко ту первоначалнаа церкви стоя. Игуменъ же, сиа слышав, удивися, хвалу святым и преподобным отцем всылаа, яко неотступно о месте томъ пекущеся; и по повелению их тако устрои.

Третие еже съдеанное ими чюдо повемь, таже слово препокою, да не слухы ваша отяготят множество повестей. Бысть убо пред малыми леты преже реченнаго игумена Пимина, в святей обители той игумен Кирил.[728] Случи же ся ему диаволим съветом враждовати на всех ту живущих о Христе братию, и тако игуменства отречеся. И къ архиепископу в Великый Новъград иде, и тамо многые клеветы изнесе на живущую в манастыри том братию. И посланника испроси, да с нужею онех старцовъ на суд приведет,[729] и свое оболгание оправдает, и святей той обители пакость и сторомъ сътворит. Сицеваа умысли предиименитый игуменъ Кирил, надея бо ся мимо правды на власти смертныа, многыи бо стяжа пособникы от боляр святейшаго архиепископа.

Но великые оне своей обители бессмертныа заступникы вышнему Царю предстояще, съвет того игумена тленный празден и поруганъ показаша. Егда бо той игуменъ Кирил повеле посланнику вяще 40 старцов монастыря того въ Великий Новъград привести, не точию бо державных манастыря того, но и многолетных, иже никакоже ведущих о волнении том, но точию преданней молитве внимающе. Бысть же превеликъ ужасъ на всех живущих в манастыри том, и плач от святых онех многолетных старцовъ, иже никакоже от обещаниа своего к мирскым изыдоша. И тако к шествию готовяхуся.

Бысть же сице: яви нощию некоему духовну старцу и многолетнему, яко бы въ велицей той церкви святаго Преображениа, идеже нетленное тело святаго Германа лежа — бо тогда въ церкви бысть преподобный Герман. Зрит убо самого того святаго от своего гроба въставша и съ жезлом изъ церкви грядуща и сице глаголюща: «Не терплю прочее слезъ чад своих, но иду с ними к брату моему Сергию, да избавимь их от належащиа беды». И тако невидим бысть. Бе бо еще тогда мощи святаго Сергиа въ Велицем Новеграде. Старець же от видениа того вспрянув, чюдяся бывшему, и възвести таковое прочим братиамъ.

Егда же приидоша въ Великый Новъград, предиименитаго же игумена Кирила ложное его оболгание и прочиа его мятежи явствене открышась пред архиепископомъ же и боляры. Онъ же посрамленъ и поруган въ словесех своих явись, архиепископъ же сущую ту братию с миромъ отпусти. Скоро приидоша вси въ свой им манастырь без никоея же пакости, благодаря... и угодников его Сергиа и Германа.

...убо точию три чюдеснаа их въспомянухъ въ славу прославлшему их въ Троици славимому Богу, ему же буди слава и честь и покланяние въ вся въкы и на векы. Аминь.

ПЕРЕВОД

Благослови, отче!

Творец и Владыка всего сущего, которого не объявлены пути и неизвестны решения, который есть мера и определение всему сущему в стремлении к праведности, — всем подает неоскудевающей рукой свои благодатные дары, и сохраняет каждого, и воздаст по достоинству его. Он, который из одной и той же крови создал все народы, рассеял их по всему лицу земли и установил предел числу народов по числу ангелов Божиих, — имея обо всех человеколюбивое попечение. Одних он поселил в теплых странах и возвеселил сладостью благовонных ароматов, украсил золотом и драгоценными многоцветными камнями. Иным на плодоносных землях жительствовать назначил и обогатил их веселящими садами. Иных по степям рассеял, даровав им обильное пропитание для их скота. Других же у многих вод и в великих лесах поселил, и обогатил их рыбой, и одарил их мехами красивейших зверей, — да хвалит каждый народ свою страну и, привязанный к своему отечеству родственной сердечной любовью, восхваляет подателя такой благодати; и пусть угощение от плодов своей земли с любовью и братолюбием посылают друг другу на удивление в честь Бога, все это сотворившего.

Но они, насытившись от благ его, изменили вышнему Богу, оказавшему им честь, — на бездушных тварей славу нетленного Бога возложили; у камней, и у вод, и у лесов богатство прося и им почести воздавая, обольщенные мерзким и вселукавым дьяволом. Так, был здесь народ чудский, который живет выше Руси вдоль Немецкого Свизского моря — начиная от Ливонской земли и до самого Каргополя; а в сторону Немецкой земли — до полной и великой реки, о которой говорят, что она имеет ширину 60 верст и течет от Каенской губы в Свизское море. Тот же чудский народ на великих пресных источниках в величайших лесах живет, имеет изобилие рыб и богат мехами красивейших зверей, но еще Творца своего и Владыки не познал, а находится во власти нечистых бесов. Таким он является народом великим и многолюдным, но за их колдовское бесослужительное мерзкое волхвование Божья сила не создала им грамоты и собственной власти, но покорила их двум народам — руси и немцам. Такую чудский народ получил выгоду с бесовской помощью, что все называют его «волхвами проклятыми».

Говорится же в рассказах старцев, что в древние времена посланы были Исусом Христом, Богом нашим, на проповедь ко всем народам святые священные апостолы. Один же из этих двенадцати — Андрей, брат Петров, — среди нашего русского народа был и в преименитом Великом Новгороде слово Божие проповедовал. И проплывая Невским огромнейшим озером, обратив взор к северу на Карельские земли, сказал так: «Как новые хананеи, безбожные народы волхвов живут там, но в будущем два светила просветятся среди них». Эти слова, как говорят, прорек апостол Христов о пречестных и великих обителях Валааме и Коневце. Поскольку оба этих монастыря на том великом Невском озере на островах построены в земле Карельской и просияли добродетелями постничества, как сейчас всем известно, — по пророчеству святого Христова апостола Андрея. Ныне же всю землю ту просветил Бог святым крещением.

Огромнейшее же это Невское озеро в длину имеет размер 300 верст. Поперек же то озеро — от величайшей реки Свири до града Орехова, откуда течет великая река Нева в Белое море, которое называют также Свизским морем — по имени лежащей вокруг него земли Свии, — да как я уже говорил, в ширину же то озеро между вышеназванных рек — 100 верст. Северная же глубочайшая часть того озера по удивительной великой Божьей мудрости Создателя ограждена каменными высочайшими горами как стенами, чтобы чинным шествием сбегали вниз воды, — все их установленное множество. Южные же мелкие берега того озера ограждены песком. Наполняется же столь великое озеро 140 реками и тысячью ручьями. Онежское же великое озеро, которое в длину 300 верст имеет и напоено многими источниками, в это великое Невское озеро через великую реку Свирь впадает. Так же и ильменские воды Волховом в то озеро втекают. С севера же в то озеро входят рекою Узярвою воды немецких стран. По своей же величине и глубине это озеро подобно морю; вода же в нем сладкая и здоровая; и живет в нем неисчислимое множество рыбы, а также и зверей.

У северного же края того озера в земле Карельской — большой остров, называемый Валаам, о котором нам сейчас и рассказ предстоит. Этот остров расстояние имеет от северных берегов — 30 верст, а от востока и от запада — по 40 верст. Великий же этот остров Валаам сотворен Творцом необыкновенно прекрасным и высоким: сам из камня, многолесен и многоводен; заводи и заливы имеет бесчисленные; окружность же его расстоянием 30 верст. Вокруг же него 70 малых островков, как будто цыплята сидят вокруг наседки — так сотворены эти малые островки около большого острова, весьма прекрасные и чудесные, состоящие из одного камня; одни из них лесистые, а другие голые; одни очень малы, а другие большие. Между собой они настолько часты, что на одну версту их приходится 20 и больше, удивительно лежащие — как хлеба.

Искони же на том острове жили язычники карелы, и они первые назвали тот остров «Валаам». Кто же не удивится великой Божьей премудрости — откуда было дано тем диким людям название из древнего персидского языка: ведь назвали они остров тот Валаам, хотя в их языке вовсе нет такого слова. Но тот, кто всему Творец и Владыка, знающий все прежде бытия, их языческими устами изволение своей славы за много лет заранее проявил, что хочет Он в том месте святилище своему великому пресветлому имени создать ради всех хотящих спастись, и такое название их языку дал, чтобы называли то место Валаам в честь древнего мага и прорицателя Валаама: как его речь невольно обратилась на благословение древнему Израилю, чтобы так и здесь было, когда жила на том острове упоминавшаяся выше одержимая бесами корела, занимающаяся языческим волхвованием.

Безмерно же и бесконечно неисчислимое милосердное человеколюбие Бога, который всегда хочет, чтобы все люди спаслись и обрели разум истинный, и совершая по пророчеству своего апостола, устремил на подвиг неких святоученых священных иноков из Великого Новгорода. Один же из них — по имени Ефрем, который после построил монастырь на Перековском острове на великом озере Ильмень, и собрал во Святом Духе христоподобное братство, и своим величайшим трудом зримую награду на пользу нам приобрел. Его же священное и трудолюбивое тело возлюбленный им Христос нетленным сохранил — всеми оно видимо до сих пор. И светлая его память с похвалою совершается и не кончается из рода в род.

И вот этот чудный святой отец Ефрем на подвиг устремляется, а с ним и другой славный священный инок премудрый Сергий с прочими своими спутниками, и к вышеупомянутому великому и чудесному Валаамскому острову приходят. И находят некий остров с восточной стороны от большого того острова — прекрасный и очень высокий, как будто стог сотворен, равной ширины от низу и до верха, высотою более 50 сажен, из единого камня состоящий и только один подъем имеющий наверх. Верх же того острова гладкий и неизреченной красотою сияющий. Место же это круглое, величиной как будто бы сажен 50, искусно и предивно сотворено Создателем всего, и пещера здесь каменная весьма чудная.

Так преподобный Ефрем со спутниками приходят к тому малому и высокому острову и здесь полагают начало: водружают царское знамение — Животворящий Крест и поставляют церковь во имя преславного боголепного святого Преображения Господа Бога Спаса нашего Исуса Христа; и с помощью всемогущего Бога братия умножаться числом начинает. Для своих же нужд и на других островах свои огороды садили. Живущая же на большом острове чудь сильно ярилась на тех святых старцев, насылая колдовство единодушно с бесами и творя многие пакости.

Вышеименованный же зачинатель старец Ефрем с места того уходит, чтобы по Божьей воле на Ильмене Перековскую обитель создать; и многие годы там прожив, к Господу отошел. Вышеназванный же Сергий, видя помощь Божию в изобиловании благ умножившегося вокруг него во Христе братства, которое уже не умещалось на тесном месте, — по этой причине преподобный Сергий к большому делу приступает. Заботясь об устройстве монастырском и имея большое попечение о просвещении той живущей во тьме заблудшей чуди, к архиепископу Великого Новгорода приходит и возвещает о той почитающей бесов чуди карельской; и о многотрудном начале создания монастыря Ефремом по порядку повествует, чтобы знали о нем.

Архиепископ же, услышав это, был очень рад, так как понял, что вспомнил Бог свое заблудшее создание и хочет погибших спасти, раз подвигнул на такую великую службу своих избранных рабов. Посылает он скоро к посадникам, и к тысяцким, и к правителям города, чтобы они дело это по Господней воле устроили. Тогда украшал престол великой Премудрости Божьего Слова Софии Иоанн достопамятный, который был возведен на великий престол Великого Новгорода в 6896 (1388) году и двадцать семь лет церковью Божией управлял.

Правители же города, прилежно повинуясь словам архиепископа — Бог им помощь оказывал, — быстро отрядили посланцев с письменными указами. Также и архиепископ свой письменный указ с гонцом послал, чтобы был тот остров Валаам отдан преподобному Сергию, а живущие там люди изгнаны. Архиепископ же много золота и всего необходимого дал преподобному Сергию на устроение монастыря; также и правители города и христолюбивые именитые люди многочисленные приношения преподобному дали. И таким образом архиепископ отпустил преподобного Сергия с вышеназванными посланниками.

Святой же, направляемый вседетельным Богом, спокойно и быстро глубины того великого озера переплыл и к великому острову Валааму пришел. Посланники же приказанное им архиепископом и посадниками вершили: живущих здесь людей с острова того высылать начали. Тогда они, бесом вооруженные, ополчились и устроили войну против посланных. И многие из тех язычников-волхвов были низвержены — рукою всесильного Христа Бога их одолели и многих избили, и так посланные вскоре их с острова изгнали. Тогда же и некоторые из благоговейных иноков от смертельных ран скончались.

Итак, после той преславной победы преподобный Сергий место для монастыря по воле Божьей избрал — весьма красивое и высокое, на горе каменной, отовсюду видимое, подобно городу, и имеющее под собой отличную большую тихую пристань, в которой многотысячное число кораблей могло бы укрыться от ярости свирепых волн.

И воздвигает по благословению святейшего архиепископа церковь во имя боголепного Преображения Господа Бога Спаса нашего Исуса Христа, и собирает духовное во Христе братство. И так, с помощью Христовой, братия стала многочисленной и обладала неоскудевающим обильным множеством всего потребного. Также, расчистив место от стоящего леса, большую и весьма красивую и высокую церковь (о которой раньше говорилось) ставит и строит приделы во имя великого богослова и евангелиста Иоанна и предивного чудотворца Николы. Потом и другую церковь воздвигает во имя Рождества во плоти Господа Бога Спаса нашего Исуса Христа с трапезою, весьма чудную и преславную. И монастырь крестообразно четырьмя стенами оградил — с востока и юга, с запада и севера. Большие же ворота в южной стене сделал — там, где им и подобает быть. Проход же к монастырю тому от северной стороны к югу — справа от монастыря. А та большая искусная и высокая церковь поставлена посреди монастыря на равном расстоянии со всех сторон, возвышаясь, как древняя скиния между полками Израилевыми, отовсюду видимая, испускающая, как солнце, лучи красоты.

И изложил <Сергий> закон монастырский в соответствии со священными догматами о том, чтобы лишь самое необходимое на потребу человеческого естества иметь в монастырских хранилищах и о нем лишь заботиться, а излишеств не искать, подобно лихоимцам. Еду есть самую простую — какую подаст Бог, а сложные хитроумные блюда, с ухищрениями приготовленные, — такие вовсе запретил, даже когда сделает Господь то место зажиточным. И повелел никогда не пить медовых и разных пьянящих напитков, а только необходимейший квас — и для своих, и для приходящих. В праздники никогда же не просить дополнительных блюд или лучшего кваса, но предаваться духовному веселью во Святом Духе, когда совершенно отсечено плотское веселье и чревоугодие. Одежда же иноческая не должна ни большой цены стоить, ни на вид быть красивой, но в иноческом образе служащая только для того, чтобы прикрыться; также и простейшая шуба и сермяга, как у слуг; а иметь что-то другое — только на будущее страдание послужит, лишних же и очень дорогих одежд вовсе не иметь. Бездельничающих же и важничающих слуг ни в коем случае не держать, но всем общие труды и дела на пользу монастырю совершать — и инокам, и слугам. И иметь эконома — одного старца из братии: ему во всех трудах и делах повиноваться, что он ни повелит. Работа же для всех общая, также и равенство в трапезе, и одежда всем равная — от последних до первых по званию, единая еда (рыбная и другая), единый квас и единая одежда — начиная от игумена и кончая последним мирянином или пастухом — всем дается благое равенство во Христе. Повелено также непокорных нарушителей порядка никоим образом не мучить; а подав такому хлеба для его здоровья, высылать из монастыря, чтобы другие ему не подражали; ибо сказано, что «малая закваска квасит все тесто». Это его священное законоположение и до сих пор в целости соблюдается, хотя по их молитвам и преумножил Господь своими благами то место. Совершенно запретил просить у постригаемых больших вкладов, но повелел даром постригать любого, кто с верою желает приобрести ангельскую святую жизнь, — хоть бы и из простых людей был. И по их молитвам более 100 братьев обретается ныне в их святой обители, такой святою жизнью живущих.

Мы же опять возвратимся к рассказываемой повести о преподобном Сергии. Потом же творец греха — лукавый дьявол — находит некоторых из иноков, разумом некрепких, и подбивает их на вражду со святым и великим игуменом Сергием. Видя же это дьявольское войско, преподобный почувствовал волнение монахов и, по Господнему слову, допустив место гневу, отрекается от игуменского сана и в глубочайшую пустынь на том большом острове уходит. И там подражает жизни Иоанна Предтечи и Илии, находясь среди диких зверей и беседуя беспрестанными молитвами с единым Богом. Ненасытный же дьявол, всегда терпящий от Сергия оскорбления, недоволен был первой смутой, но старался выгнать святого из того жилища, которое раньше ему принадлежало. Хотя и лишен дьявол был уже свободного поселения, — но держа еще более сильный гнев на преподобного, дьявол, который начал изгонять его, напускает на преподобного своим злокозненством и колдовским оскорблением вторую брань, чтобы выгнать святого с острова принуждением и бесчестием.

Преподобный же Сергий в преименитый Великий Новгород пришел в монастырь святого великого богослова и евангелиста Иоанна, безмолвно заканчивая свою многолетнюю и многотрудную жизнь, ожидая желанного и милого сердцу переселения в небесное жилище. И, живя здесь, трудился, переписывая священные святые книги на просвещение верным; и было его трудолюбивое писание весьма хорошим из-за хранящейся в нем глубины божественной философии. И до сих пор написанные им книги в том монастыре хранятся, и называют их «Сергиев перевод». И так прожив несколько лет в почтенной старости, отошел к Господу. Святое же его и многопретерпевшее тело похоронено было в том монастыре у церковных стен святого Богослова.

В вышеназванном же Валаамском монастыре после преподобного игумена Сергия игуменом стал приснопамятный Герман, который, имея священнический чин, во всех первых трудах был вместе с преподобным Сергием. Тот великий Герман прилежно пас порученное ему Христово стадо духовных овец и жил непорочной жизнью, насколько позволяет телесное несовершенство. И отошел от жизни сей к Богу в многолетних сединах при своей пастве в созданном ими монастыре; тут же и погребен был.

По прошествии же многих лет (от создания монастыря примерно через 100 с лишним лет) человеколюбивый Бог попустил свое наказание за умножение грехов, чтобы люди, вспомнив о своих беззакониях, очистились. Поэтому за грехи наши был в том монастыре пожар, в котором сгорели обе церкви, и имущество, и весь монастырь. Гроб же блаженного Германа находился под церковью и был сохранен Христом в целости от страшной ярости огня. Святое же его священное тело сохранилось невредимо: так как каменистое место было трудно копать, то он был положен поверх земли. После этого его святое нетленное тело было положено в большой церкви у всех на виду, на поклонение верным. Более 40 лет находился здесь в церкви преподобный Герман, покуда не принесли мощи святого Сергия из Великого Новгорода. И тогда обоих вместе положили за алтарем большой церкви около святого жертвенника, так что и до сих пор всеми видима их святая чудотворная рака.

Многие же замечательные чудеса показал Бог через своих угодников Сергия и Германа. Хотя тела их были положены на большом расстоянии друг от друга, но после соединились вместе в одной Христовой обители. Еще прежде вышеназванного пожара являлись они некоторым достойным инокам и, показывая любовное попечение о своем монастыре, обращали других к покаянию, и побуждали к молитве, чтобы все смогли молиться Царю и Владыке о миновании его праведного гнева, — так они много раз показывали свое неотступное попечение о том месте. Многочисленные же их чудотворения невозможно описать словами, ибо велико число тех случаев, когда они быстро оказывали помощь просящим; вся северная страна дивится их чудесам и ярко ими озаряется.

Есть три великих преславных монастыря, основанных от того великого Валаамского монастыря. Первый — это Савватий, пришедший из Кириллова монастыря с Белаозера и живший в превеликом Валаамском монастыре и благословленный живущим здесь игуменом, — был первоначальником жительства на Соловецком острове. Второй же — Александр, который создал обитель Святой Живоначальной Троицы на великой реке Свири и просиял в удивительных чудесах так, что не выразишь словами. И этот великий святой чудотворец Александр был пострижен в том пресветлом Валаамском монастыре и бывшим там игуменом благословлен на создание монастыря. Третий же — Савва, который построил чудесную и духовную пустынь во имя Пресвятой Животворящей Троицы на Сеннянском острове, а в ее устроении ему помогал христоименитый государь великий князь Иван Иванович, брат великого князя всея Руси Василия Ивановича. И это духовное семя тех великих трудолюбивых подвижников укоренилось на той плодоносной благой земле, и вырос преславный урожайный плод, украшенный чудесными духовными цветами — постническими добродетелями, — на радость Небесному Царству и на пользу земным людям, хотящим спастись.

И были в этой преславной великой Валаамской обители великие иноки, сияющие иноческими подвигами, любящие пустынническую многотрудную жизнь. Среди них был некий инок по имени Харитон, который вместе со своим сопостником, братом во Христе, жил в дальней пустыни на том острове. Этот вышеназванный Харитон со своим товарищем ничего не брали для своей нужды из монастырского имущества — даже хлеба; но и зимний мороз претерпевали в худых рубищах и своими руками копали мотыгой ту жесточайшую каменистую землю; не отягощали данный человеку на службу скот, а сами в поту возделывали пахотные нивы и от того хлеб свой ели — Христос им в этом помогал. И с такой нивы, возделываемой руками, приносили в монастырь из своего годового пропитания по пяти и более мер жита. И от таких своих тяжелых трудов щедро подавали приходящим к ним убогим. Также и другие пустынники предавались великой суровой жизни, подобно первым великим отцам. Проживающие же в монастыре жили по священному уставу постнического закона, прочно соблюдая в любви Христовой соборные и келейные правила. О их трудолюбивой великой святой жизни свидетельствует житие святого...

Многие же удивительные чудеса и прорицания тех великих приснопамятных отцов невозможно передать словами из-за безмерности и бесчисленного множества историй. А если кто-нибудь из трудолюбивых людей пожелает услышать о равноангельской во Христе чудесной жизни тех прежде живших святых отцов, пускай сам достигнет того святожительного чудесного острова и того преславного монастыря и подвижется, и сам услышит от живущих здесь иноков. И, услышав, еще сильнее удивится превеликой Божьей премудрости: как те, кто сначала были служителями бесов, оставили свое языческое волхвование и стали с горячей любовью усердно соблюдать постнические правила. Другие же, во врожденной от Христа незлобивой простоте и которых нельзя склонить ко злу, живут радостно по заповедям Господним, как новорожденные младенцы, пьющие неподдельное молоко, ни в чем другом не упражняющиеся, кроме беспрестанной молитвы, — не умолкая ни днем, ни ночью; и повинуются бодрому духу, отвергнув необходимый телу покой; и службы монастырские от простоты сердца всей душой с любовью совершали, делая это не только на глазах у других, угождая людям, но как будто самому Христу служили от всей души с любовью. Вот такова была жизнь тех первых великих отцов в том монастыре. Таково то плодовитое семя великого Сергия и вместе с ним страдавшего преславного Германа, что даже и до сих пор живущие здесь сейчас священные иноки ревностно подражают своим первым отцам, соревнуясь друг с другом в добродетелях, — на этом пути Христос им помогает.

Также хочу рассказать о большом и преславном чуде перенесения их святых мощей. Напомню об этом коротким повествованием, так как было это в наши дни и всем хорошо известно. Игумен той честной и преславной святой великой обители Валаамского монастыря Пимин, который по святительскому призванию избран на спасение живущим здесь во Христе инокам, — я думаю — Богом был предназначен на совершение того преславного и богоугодного дела. Этот вышеназванный великий разумом игумен Пимин, освященный духовною благодатью, принял в сердце благое решение принести из Великого Новгорода вышеназванного основателя того монастыря преподобного игумена Сергия (его святые мощи) в созданную им Валаамскую обитель и положить вместе в одну раку святые мощи обоих — с жившим с ним и любимым им Германом, который после него был тут игуменом. И посрамить этим ту давнюю созданную бесом вражду, которую воздвигали на преподобного Сергия некоторые легкоумные чернецы, и умолить святого великими слезами. Ведь он сам много раз показал в явлениях свое христоподобное незлобие, не ругая их за согрешение, но показывая большое сердечное попечение о своих чадах и о том, требующем большого труда, месте.

На это кроткое беззлобие святого отца надеялся вышеназванный Пимин, еще же и святым был вдохновляем, чтобы были положены его святые трудолюбивые мощи в его собственном монастыре. Ведь сам он духом никогда не отступался от этого места своих трудов, но, молясь Владыке Христу, был всегда вместе со своими чадами.

Вышеназванный же чудесный игумен Пимин начинает это важное и великое дело: молит святейшего архиепископа Феодосия, чтобы, отыскав святые мощи преподобного Сергия, отнести их в его монастырь на Валаам. Услышав же это, архиепископ подивился величию дела и пожеланию мужа и тому, что никто прежде этого не делал. И понял, что игумен начинает такое важнейшее дело не по своей воле, но Бог того хочет, — чтобы добродетели преподобного стали явны людям; и сам святой желает быть положенным в созданном им монастыре. Архиепископ же не осмелился сделать это сам, но написал преосвященному и великому митрополиту и всему святому собору и послал туда вышеназванного игумена Пимина.

Тогда же на величайшем пресветлом престоле великой митрополии русской сиял чудесный своими добродетелями Макарий, который прежде многие годы был архиепископом преименитого Великого Новгорода. Пимин же предается тому великому подвигу с помощью молитв святого, и достигает пресветлого царствующего великого града Москвы, и обращается с молением к преосвященному святому митрополиту. Тот же великий и чудесный добродетелями муж понял своим духом: не сам по себе игумен осмелился на такую вещь, но поощряемый святым преподобным Сергием. По совету светлейшего христоименитого царя Иоанна тот преосвященный митрополит пишет архиепископу соборное писание, чтобы отпустить мощи преподобного — с честью, которой они достойны, — в созданную им обитель. Игумен же Пимин, достигнув успеха в том святом деле, которого желал, воздав должную хвалу и благодарение всемогущему Владыке и его угоднику, достигает Великого Новгорода и вручает святейшему архиепископу ту соборную грамоту святого преосвященного великого митрополита.

Архиепископ же скоро посылает священников и всех клирошан великой церкви Премудрости Божией Софии в монастырь святого великого богослова и евангелиста Иоанна, чтобы, откопав и запечатав святые мощи, отдали их с почестями игумену. Там же на церковной стене было искусно написанное красками изображение святого преподобного игумена Сергия, основателя Валаамского монастыря. Известно было о его в Боге добродетельной жизни и чудесах от некоего бывшего там многолетнего старца, показавшего, что в ногах у гроба преподобного выросло огромное дерево тополь. Чудесный же тот игумен Пимин от великой любви к святому сам начинает трудиться — рыть землю — и находит плиту из белого камня, подгнившую за долгие годы. Также откопали сам тот святой гроб и нашли святые его мощи целыми. Радостью исполнившись, вознесли благодарственные песнопения Христу Богу и угоднику его и, запечатав гроб тремя печатями и пев над преподобным священные песнопения, с большими почестями проводили до насада.

И так отправился святой к своему любимому и многотрудному месту. Так как человеколюбец Бог послал попутные ветры, помогая своему угоднику, то великую реку Волхов они скоро прошли, также и глубину Невского озера быстро проплыли и достигли пречестной обители Пресвятой Преславной Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии, честного ее Рождества — Коневского монастыря.

Случилось же при этом чудо преславное: захотел игумен Пимин поскорее дойти при попутном ветре до своего монастыря и миновать монастырь святой Богородицы Коневской и великого основателя того монастыря святого Арсения. Когда же он приказал кормчему миновать тот монастырский остров, то поднялся встречный ветер и стал против их воли относить насад порывами назад. Тот же игумен Пимин вспомнил, что оба святых основателя — валаамский Сергий и коневский Арсений, — когда во плоти жили, имели между собой совершенную Христову любовь, поскольку оба жили в одни и те же годы. Вспомнив же об этом, игумен понял, что великий Сергий хочет побывать у своего друга и брата во Христе, и приказал поворотить насад к монастырю. Игумен же того монастыря, услышав, что мощи святого по своей воле к ним идут, сам со всей братией устроил преподобному встречу в священных ризах с кадилами и песнопениями. И с великими почестями мощи святого в монастырь внесли, и там он всю ночь покоился. Наутро же молитвами святого ветер опять благоприятен стал, и так игумен Пимин вместе со святым своим путем отправились.

И с этим данным им попутным ветром скоро пришли к пристани того великого Валаамского острова, наставляемые молитвами святого Сергия. В монастыре же повелели, чтобы священники в священных одеждах с крестами, кадилами и со свечами и вся братия утром к встрече святого были бы готовы.

Той же ночью случилось на обычной своей молитве бдеть некоему благоговейному иноку того монастыря, сияющему постническими трудами. И едва приподнявшись с молитвы, он как будто ослеп. И видит: в пристани того острова, где святой Сергий стоял, — полные здания и берег священнолепных иноков и знатных бояр, стоящих со множеством свечей и ликующих с радостью. Здание же полно священных священников в святых ризах, а между ними — прекрасные юноши с жезлами в руках, освященные вышнею славою. В здании же том огромное множество свечей, сияющих неизреченным светом; исходит непонятное благоухание, как из облака, наполняющееся сладким и неописуемым запахом. Он же, видя это, был охвачен страхом и недоумением, не смея спросить, кто они. И насилу спросил с боязнью одного из последних здесь, говоря: «Кто они, господин мой, ибо нет на земле подобных?» Он же ответил ему, сказав, что пришел жить в свой монастырь зачинатель валаамский игумен Сергий из Великого Новгорода. А встречает Сергия его сопостник и сопрестольник игумен той же обители Герман и остальные с ним. Услышав это, тот инок тотчас проснулся и увидел, что он в своей келье и стоит на обычной молитве. 06 этом — все.

Мы же возвратимся к рассказываемой повести. Наутро же священники и вся братия с животворящими крестами, святыми иконами, кадилами и свечами приготовились к встрече святого. И сам игумен Пимин с бывшими с ним священниками, облачась в священные ризы, со свечами и благовонными кадилами идя святым шествием вдоль пристани, достигает берега. Поднимают на плечи священный гроб преподобного и с большой честью относят с радостными духовными песнопениями в монастырь. Некоторые же духовные иноки от радости испускали громкие вопли со слезами, прося прощения у преподобного за то, что отцы их по неведению сотворили злой умысел на святого. И его славное принесение с таким громким пением совершалось, что заглушало плачевные голоса поющих псалмы и каменносердых обращало к милосердному плачу.

Принеся святые его мощи, положили их в большой церкви боголепного преславного Преображения Бога нашего Спаса Иисуса Христа. Взяв также и приснопамятного Германа, вместе обоих положили и совершали над ними по священному уставу священные святые песнопения. Приходящие же братья целовали их святые мощи, а игумен Пимин, как у живых, просил прощения от имени всей братии, говоря святому: «Прости, святой отец, прости, не вспоминай грехи их отцов, так как по неведению согрешили против тебя, ибо нет человека, который бы не согрешил. Но ты, будучи сыном Вышнего, уподобься милостью Отцу своему и Владыке — прости им их вину. Пребывай с нами, так как на тебя уповаем, ты — наш ходатай и заступник».

Так игумен ручался за каждого брата, обливаясь слезами. Также и вся братия целовала преподобного и просила прощение. Завершив же священные песнопения, отнесли их мощи на уготованное для них место: положили в одном месте — за алтарем большой церкви около святого жертвенника — и с честью украсили гроб паволокою. И в тот день совершили духовное празднество в честь святых и преподобных отцов Сергия и Германа.

Совершается же память их славного святого соединения в сентябре месяце в 11-й день по повелению святого священного собора — в тот день мощи святого Сергия принесли в монастырь. С тех пор и доныне вся Карельская земля, славно ликуя каждый год, из рода в род бесконечно отмечает день их памяти, всегда воссылая славу и благодарение возвеличившему их Христу Богу нашему. Их молитвами все мы получим небесное святое некончаемое Царствие Царя Исуса Христа Бога нашего, ему же хвала и честь и поклонение со безначальным его Отцом и с Пресвятым и Благим и Животворящим его Духом, ныне и всегда и в некончаемые веки. Аминь.

О чудесах святых валаамских основателей Сергия и Германа. Еще же немного хочу вспомнить о некоторых из чудес святых и великих преподобных отцов Сергия и Германа — игуменов и основателей валаамских. У всех на слуху сотворенные ими ранее великие чудеса, но также и ныне неоскудно являют свои чудеса всем, с верою их призывающим, и над ними свои преславные чудеса творят. Из самих уст таковых я это слышал, — а всего ни повесть не позволит вместить, ни разум мой объять, но перескажу только одну малую чудотворную каплю из всего огромного и непостижимого множества их чудес, чтобы слушающие утолили горящее пламя жаждущего сердца.

Вспомню одну новую преславную повесть, которую сам слышал от того, с кем это случилось. Было это в 64 году восьмой тысячи. Некий человек по имени Иоаннов сын Андрей Гаркуев, живущий на реке Олонце, — этот человек в той земле известный. Пришлось ему однажды со своей дружиной, как и обычно, в зимнее время в конце месяца ноября ловить рыбу у Валаамского острова, как и прежде. И случилась у него с рукой столь лютая болезнь, что не мог он не только никакую необходимую работу делать, но ни есть, ни спать. Рука его отекла, как большое бревно, и тяжкая болезнь непрестанно мучила его, разрывая жилы. Добрался он до своего дома и терпел эту сильную мучительную болезнь, и продолжалась у него лютая боль до самого месяца января.

Начал же человек тот Христу Богу нашему и Пречистой его Матери молитвы воссылать и призывать в помощь великого чудотворца Николу и основателей валаамских Сергия и Германа. И возложил на себя обет: если их молитвами избавится от той лютой немощи, то два года будет работать в той преславной обители Валаамской — на живущую там братию — в честь святых и преподобных игуменов Сергия и Германа. Вот такой обет возложил на себя вышеназванный Андрей.

Эти же помощники, скорые на помощь, недолго ждали; и в тот же час одержимый болезнью впал в тонкий сон. Как только он в забвение пришел, то видит себя на некоем из валаамских островов, одетым в отвратительное плетеное лыко и безобразную одежду и терпящим свою страшную немощь. И видит также, что предстали перед ним два инока — весьма величественных и святолепных, сияющих неизреченною славою. Он же, увидев это, испугался, понимая, что перед ним валаамские основатели, так как он видел раньше их святую икону. Потом эти великие святые старцы начали его расспрашивать о случившейся с ним болезни, а он давал им ответы. После этого видит: вот от большого Валаамского острова идет к ним по озеру старый муж в великой славе, облаченный в священную белую одежду. И обращается священный муж к тем святолепным старцам, говоря: «Освободите его», — и вынув нож, подал им. Тогда они срезали плетеное лыко с безобразной и отвратительной одежды и, содрав с него эту непотребную одежду, бросили ее в находящееся поблизости болото.

На этом вышеназванный Андрей пробудился от того великого видения в своем доме и, никого не видя, подивился тому преславному явлению. Вспомнив же о бывшей в нем немощи и совсем не ощущая ее, обнаружил, что из его руки вышло множество гноя. И с того часа стала его рука здорова, как будто никогда и не болела. Так он увидел свое быстрое исцеление по молитве святых, воссылая славу Христу Богу и угодникам его.

Также сотворилось другое большое чудо теми преподобными святыми и великими отцами Сергием и Германом. Оно было незадолго до первого рассказанного чуда. Вышеименованный игумен Пимин, который перенес мощи этих святых и учредил их светлую память с похвалою, — этот игумен Пимин захотел построить келью для келаря около монастырской трапезы, чтобы он всегда был готов к порученному ему услужению приходящим гостям. Так и было сделано: все подготовив, он построил келью, но еще в ней никто не поселился.

Был же некий муж по имени Феодор, искусством гончар, живший через озеро от монастыря верст за 40 в месте, называемое Соломенское, — человек же он был благочестивый, живший с боязнью Божьей. Этому мужу Феодору явлено было такое видение: видит себя в той превеликой Валаамской обители в монастыре, как идет он к большой церкви, и что у той кельи, которую вышеназванный игумен поставил около трапезной, стоят два святолепных старца в великой славе. Он же, увидев такое, испугался их вида. Старцы же позвали его по имени; а когда он подошел, так начали ему говорить: «Иди, — говорят, — и поведай игумену: мы — основатели этого монастыря Сергий и Герман. Возвести же ему следующее: пусть запретит жить в этой келье, так как место это свято — прежде здесь стояла церковь Рождества Христа Бога нашего». Также обратили они взор к югу и произнесли: «А здесь — другое неизвестное место, где раньше церковь была. Пусть игумен повелит водрузить животворящие святые кресты на месте обеих церквей», — и показали рукою на гостиничную келью. Также сказали: «О местах тех знает старец Ипатий — пусть игумен его расспросит. Скажи же игумену следующее: пусть запретит жить в той келье, не то обратят они на себя праведный гнев Божий». Сказали это и стали невидимы.

Тот же вышеназванный Феодор, очнувшись от того чудесного видения, по их двойному приказанию быстро пришел в монастырь и рассказал обо всем игумену. Игумен же расспросил вышеназванного старца Ипатия, которого велели расспросить святые. Он же сказал, что до пожара на южной стороне близ гостиничной кельи стоял водруженный крест. Рассказывали раньше многолетние старцы, что здесь стояла самая первая церковь. Игумен же, услышав это, удивился, воссылая хвалу святым и преподобным отцам, которые неотступно пекутся об этом месте, — и сделал все по их повелению.

Расскажу и третье сотворенное ими чудо и на этом дам словам успокоение, чтобы множество историй не отяготило вашего слуха. Был в той обители незадолго до упоминавшегося игумена Пимина игумен Кирилл. По дьявольским проискам стал он враждовать со всей живущей здесь во Христе братией и из-за этого отрекся от игуменства. И пошел к архиепископу в Великий Новгород и там возвел много клеветы на живущую в том монастыре братию. И упросил, чтобы отправили посланника, который принуждением приведет тех старцев на суд, чтобы выдать свою ложь за правду и сотворить пакость и срам той святой обители. Вот такое замыслил вышеназванный игумен Кирилл, надеясь в обход справедливости на земную власть, так как стяжал много пособников из числа бояр святейшего архиепископа.

Но предстоящие Вышнему Царю великие бессмертные заступники своей обители показали гибельное злоумышление того игумена напрасным и обманным. Когда тот игумен Кирилл повелел посланнику привести в Великий Новгород более 40 старцев того монастыря — не только главных в монастыре, но и стариков, ничего не знающих о том волнении и только предающихся глубокой молитве, то все живущии в том монастыре были в превеликом ужасе, и стоял плач тех святых многолетних старцев из-за того, что не могли пойти в мир, не нарушив обета. И так готовились к путешествию.

Случилось же так: ночью некоему духовному и многолетнему старцу было явление — как будто стоит он в той большой церкви святого Преображения, где лежит нетленное тело святого Германа (так как тогда только преподобный Герман был в церкви). Видит, что сам тот святой встает из своего гроба, выходит с жезлом из церкви и говорит следующее: «Не могу больше терпеть слез моих чад, но пойду к брату моему Сергию, чтобы избавить нам их от напавшей беды», — и с тем стал невидим. Тогда еще мощи святого Сергия были в Великом Новгороде. Старец же воспрял от того видения, удивляясь случившемуся, и возвестил об этом прочим братьям.

Когда же они пришли в Великий Новгород, то архиепископу и боярам явственно открылись ложный навет и прочие беззакония вышеименованного игумена Кирилла. Его речи оказались посрамлены и поруганы, а находящуюся там братию архиепископ отпустил с миром. Скоро все вернулись в свой монастырь безо всякого вреда, благодаря Господа Бога и угодников его Сергия и Германа.

...упомянул только три их чуда во славу прославившему их в Троице славимому Богу, ему же слава и честь и поклонение во веки веков. Аминь.

КОММЕНТАРИЙ

Сказание о Валаамском монастыре принадлежит к пока мало исследованному, но необыкновенно интересному жанровому типу древнерусской литературы — к сказаниям о монастырях, сочетающим в себе черты и исторической повести, и агиографии. Сказание было написано неизвестным русским автором в конце 50-х—60-е гг. XVI в. и сохранилось в единственном списке, близком ко времени его создания.

Хронологические рамки произведения охватывают почти целиком весь первый этап существования монастыря (до его разорения шведскими войсками в 1611 г.). Источниковедческий анализ текста показывает довольно высокую надежность приводимых им исторических сведений. Автор Сказания несомненно бывал на Валааме и хорошо знал остров и его окрестности; но, скорее всего, не был его монахом.

Введение Сказания служит любопытным источником для выяснения представлений древнерусского человека об этимологии, этнографии и географии; особенный интерес вызывает описание границ расселения чуди и рек и озер Новгородской земли. Точность этих описаний указывает на то, что автор Сказания располагал каким-то неизвестным нам источником, — это мог быть географический чертеж или карта, а при описании Ладожского региона — и «устные знания». Изучение валаамской легенды об Андрее Первозванном, записанной автором Сказания, показало, что этот миф существовал на острове значительно раньше, чем считалось традиционно; он восходит к древнерусскому апокрифу о посещении Киева и Новгорода апостолом Андреем. Сведения введения Сказания дают новый материал для истории колонизации карельских земель русскими монастырями.

На основании изучения Сказания удается разрешить одну из глобальных проблем истории Валаамского монастыря: о времени и обстоятельствах его основания, которая определяется в границах с 1388 по 1415 г. (по годам архиепископства новгородского владыки Иоанна II). Видимо, основание Валаамского монастыря на Ладожском озере следует считать одним из звеньев политики, проводимой новгородским владыкой Иоанном. За время его владычества в Новгородской земле было открыто много новых монастырей (про часть из которых известно точно, что они возникали сразу как общежительные); на Ладожском озере недалеко друг от друга практически одновременно основываются два монастыря — Валаамский и Коневецкий — и оба на основе общежительного церковного устава. Такое продвижение монашества на отдаленные территории Новгородской земли преследовало миссионерские цели (укрепление основ православия среди местного финноязычного населения). Новгород был заинтересован в появлении монастырей недалеко от шведской границы; а распространение и укрепление православия среди карел имело и чисто практическую сторону: к кому они будут «тянуть» — к Новгороду или к Швеции. Важной причиной являлось также и стремление первого поколения основателей общежительных монастырей селиться в уединенных местах, больше способствующих следованию христианским идеалам.

На основании сведений Сказания о Валаамском монастыре вырисовываются и личные судьбы подвижников, стоявших у основания обители: Сергия и Германа Валаамских и Ефрема Перекомского. Сведений этих, однако, недостаточно, чтобы представить себе истинные причины конфликтов, происходивших на острове, — автор Сказания оставил лишь намеки; но из его оговорок можно заключить, что взаимоотношения были гораздо более сложными и драматичными, чем представлялось в церковной традиции. С Валаама последовательно уходят сначала Ефрем, затем Сергий; роль Германа в этих событиях вообще мало понятна; но наиболее интересным представляется то, что в самом монастыре складывается культ Сергия (в первую очередь) и Германа, хотя, как мы знаем из Сказания, истинным реальным основателем монастыря был Ефрем. В этой связи большой интерес вызывает описание процедуры перенесения мощей Сергия из Новгорода на Валаам и установление официального культа преподобных Сергия и Германа Валаамских, произошедшие в пределах 1542—1551 гг. (раньше в литературе можно было встретить датировку и 1163 г., и XVIII в.). Одновременно с перенесением мощей произошла и канонизация преподобных — но не только не в общерусском масштабе, но даже и не в пределах всей новгородской епархии: это была местная канонизация в границах Карельского уезда. В это же время был установлен и день памяти преподобных — 11 сентября, отмечаемый Церковью и сейчас. Причинами этой акции были: общее оживление канонизационных процессов на Руси в середине XVI в.; заинтересованность Московского государства в укреплении престижа монастыря, расположенного недалеко от шведской границы; миссионерские задачи, всегда актуальные среди финноязычного населения; нельзя сбрасывать со счетов и религиозные чувства — на Валааме Сергий почитался задолго до обнаружения его мощей, иначе до середины XVI в. не сохранилось бы столько сведений о его жизни; не исключено, что на умы валаамских монахов произвела впечатление и канонизация другого основателя Валаамского монастыря — Ефрема Перекомского — на Макарьевском соборе 1549 г. Хотя автор Сказания стремился убедить читателя, что событие обнаружения и перенесения мощей вызвало большой резонанс не только в Новгороде, но и в Москве, изучение источников показывает, что в XVI—XVII вв. эти святые оставались практически неизвестными. Думается, что большую роль в распространении известности валаамских чудотворцев сыграло их упоминание в предисловии Валаамской беседы.

Такой вывод, однако, не исключает того, что уже в средневековье духовный авторитет и известность самого Валаамского монастыря были велики. Видимо, этому способствовали крепкие общежительные устои, заложенные «законом монастырским Сергия», суровые условия жизни на острове в окружении величественной природы. На Валааме с раннего времени существовали отшельники, строго соблюдавшие евангельские заповеди (более подробно: Охотина-Линд Н. Сказание о Валаамском монастыре. СПб., 1996).

Текст публикуется по единственному сохранившемуся списку: РГБ, собр. Д. В. Разумовского, ф. 379, № 73, л. 87—108 — третья четверть XVI в. В квадратных скобках даются синонимы, помещенные писцом на полях.