Библиотека литературы Древней Руси. Том 13 (XVI век) - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Коллектив авторов (ДУХОВНАЯ ГРАМОТА И ИСПОВЕДЬ ЕВФИМИЯ ТУРКОВА) #21

ДУХОВНАЯ ГРАМОТА И ИСПОВЕДЬ ЕВФИМИЯ ТУРКОВА

Подготовка текста, перевод и комментарии Л. А. Ольшевской

ОРИГИНАЛ

ДУХОВНАЯ ГРАМОТА ВКРАТЦЕ И ИСПОВЕДИ

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, неразделнаго и трисоставнаго Божества, единаго Бога-Отца, безначална, и единаго Сына, от Отца рождена преже век и того же послежде, нас ради, человекох, и нашего ради спасениа воплотившася от Духа Свята и от Приснодевы Мариа, чистыа и пренепорочныа, юже достойно Богородицу и матерь себе нарече, и въ единого Святого Духа, животворящаго Господа, иже от Отца исходящаго, иже со Отцемъ и съ Сыномъ вся сотворшаго, и съдръжащаго, и покланяема, и съславимаго, и хвалимаго от анггелъ, и от человекъ, и от всеа твари, пронареченнаго пророкы и глаголавшаго и действующаго со Отцемь и с Сыном, — вся во всех изначала и до века неразде лна: вкупе единица в Троици и Троица в единастве. В сию святую, Единосущную, и Животворящую, и Неразделимую Троицу верую, и исповедую, и покланяюся, и славлю душею и сердцемь, и помышлением и глаголанием, и духомъ и усты.

Азъ, многогрешный, и недостойный, и нечистый, окаянный раб владыкы моего Христа, прогневавший Создателя моего многими моими злыми делы, и словесы, и помышлении, непотребный и неключимый в человецех, и в пръвых грешницех и последнии въ иноческом чину, и в оратстве худейший и немощный, малоумный и малодушьный, скверный, иерей быв по благодати великого Бога и Спаса нашего, паче же и недостойне дръзнувъ на таковый великый степень священничества и началства, пастырства и игуменства великиа и преслувущиа обители Пречистые Богородица, честнаго и славнаго ея Успениа,[1064] въ потружении преподобнаго и чюднаго угодника Божиа, великого поборника, иже на еретикы новогородцкиа[1065] велию победу показавшаго, посреди всего вселенскаго собора православную Христову веру уяснившаго, а злославную их ересь обличившаго,[1066] и второе пришествие Христово истинно возвестившаго, и пророческиа и апостолъскиа глаголы и самого владыкы Христа истиннаа евангельскиа словеса сказавшаго, и благодатию Духа Святаго великую книгу на посрамление еретическиа злобы написавшаго,[1067] и учеником своим образ добродетели бывшаго, и о благочинии иноческомъ и о устроении монастырском преданиа своего — о всем подробну духовным своим чадом духовную свою грамоту и наказание подлинно и пространно написа,[1068] яже суть и доныне молитвами его, отца нашего и чюдотворца Иосифа,[1069] в созданней от него лавре.

Таков сый страстный азъ, грешный Еуфимий, худый, немощный душею и телом; не вем, како имиже весть Богъ неизреченными его судьбами и несказанным смотрением (а не тако просто, якоже прилучися), възведен бысть на таковаго степени началство. Но много время многыми преждебывшими отцы и братиами много нудим бых началствовати. Мне же, ведущу множество безаконий моих и видящу свою немощъ, и слабость, и леность, паче же ярость и греховный злый обычай, намнозе отрицающуся, яко въистинну недостойна суща ниже помыслити душамъ ходатаю спасениа быти, помышляющу и ведущу тяжесть сана и бремене неудобносима не токмо мне, молодушному, но и великым и чюдным отцемъ и вселенней светилникомъ.

Пакы же отцы и братиа обители сеа понуждающе мя прияти началство по много время и възвестиша о мне самодръжцу, государю и царю, благочестивому и христолюбивому великому князю Ивану Васильевичю всеа Русии.[1070] Он же, прозорливый и богомудрый царь, начат ко мне кротце глаголати и понужати мою худость въсприати началство великиа обители сеа, и мудрыми и тихыми глаголы увещаваа мя. Мне же со слезами о сем молящуся богомудрому царю оставити мя плакатися множества грехов моих и себе единому внимати и неможение свое царю извещающу, душевное и телесное. Царю же на смирение мое призревшу, и милосердие показавшу, и остави мя по воли творити, и избравшу достойнаго таковаго пастыря Христова словеснаго стада, духовнаго и искуснаго в божественой и человеческой мудрости старца, Тихона глаголема,[1071] словесна и мудра зело, иже бысть послеже архиепископъ великаго и новопросвещеннаго, Богомъ спасаемаго града Казани и иных градов пръвопрестолник.

По мале же времени Божиими судбами, имиже сам един весть, — якоже преже рех, — Тихона-игумена възведоша на высокий престол архиерейский (поставлен бысть архиепископъ Казанский и Свияжский), мене же, грешника, паки начаша отцы и братиа обители сеа понужати мя прияти началство, и много о сем стужающе ми. Мне же паки о сем молящеся много и со слезами отрицающуся. Пакы царя увещаша о мне, глаголюще ему, яко да понудит мя царьскою властию и силою прияти началство. Царю же и государю самому въ обитель пришедшу,[1072] и мне, недостойному, о сем много премудрыми своими царьскими словесы, божествеными и человеческимы, глаголавшу, и запрещающу не преслушати царьскаго его повелениа. Паче же, реку, суда Божия убояхся и богомудрых его царьских словес послушах, повинувся воли Божий и царьскому повелению, глаголя: «Воля Божиа да будет!»

Благоверный же, и христолюбивый, и богомудрый царь и государь, великий князь Иван Васильевич, всеа Русии самодръжецъ, послал царьскую свою грамоту в царьствующий град Москву къ отцу своему и богомолцу, святейшему митрополиту Антонию всеа Русии,[1073] повеле мене, недостойна грешника, хиротонисати, попа и игумена совершити и богомолца себе нарещи в домъ Пречистые Богородици преподобнаго чюдотворца Иосифова монастыря. Преосвященный же митрополит Антоний всеа Русии по царьскому повелению и по грамоте государьской вскоре поставляет мое окаянство великого чина священничества, и наставника совершает, и пастыря и учителя нарицает словеснаго стада Христова, и жезлъ пастырский вручает ми, иже своеа окаанныа ми душа единородныа не управившу, ни научившу и не наставившу на путь заповедей Христовых. Паки же святейший преосвященный Антоний-митрополит, вселенский учитель, благословляет и отпущает мене, грешника, в обитель Пречистые Богородица и преподобнаго старца, чюднаго чюдотворца Иосифа, и вдает ми поучение и наказание от божественых правил святых апостолъ и святых отець, святую хиротонию, и заповедует ми о всем тако творити же и учити внимати же себе и всему стаду, не токмо о своей души пещися, но и многых душа направляти и наставляти на путь покааниа и пристанищу спасениа, и молити Всемилостиваго Бога, и Пречистую его Матерь, и великих чюдотворцов, и всех святых о благочестивом и Богом хранимом царе, великом князе Иване Васильевиче всеа Русии, и богодарованных его благородных чадех, благоверных царевичах Иване Ивановичи и Феодоре Ивановиче,[1074] и о их благоверных княинях, и о всех благоверных и христолюбивых князех руских, и о христолюбивом воинстве, и о всем священническом, святителском чину и иноческом, и о всем православном христианстве, и о благостоании святых Божиих церквах, и совокуплении всех, о мире и о тишине всего мира, и о здравии и спасении. И тако святителю наказавшу, и доволно поучившу, и заповедавшу моей худости и окаянству, и отпустившу мя, по словеси Божию, с миром.

Азъ же, многогрешный, и ленивый, и неключимый, немощный, и слабый раб владыкы Христа и Бога моего, толикыа благодати сподобихся приати от Христа моего и таковый возсприим великий талантъ Господа моего, и не сотворив ни единого мало в словеси, еже есть черта, по воли его, но, шед, повергох в землю и сокрых сребро Господа и Царя моего.[1075] Боюся, и трепещу душею и телом, и сердцемъ смущаюся, и умом ужасаюся, и помышлением колеблю и трясуся, и, что содеяти, не вемъ.

Виждю, убо час смерти душа моеа приходящъ, лета изщезающа, и конец приближающься, и старость жатву мою преклоншуся и к резанию нудящу мя, жателя моего тщащася, серпъ показующа, секиру носяща и отсечение поведающа.[1076] Зрю татя приближающася и от житиа возхитити мя тщащася.[1077] Зрю яже о себе неизсправлена и на всяк день на хужшее успевающа. Зрю исход житиа к тамошным и долгий путь, по немуже николиже ходих, и себе спутнаа не имуща. Зрю должника моего приближившася, себе же обнищавша. Зрю уставное ми время скончавающееся, и в недоумении мя постигшя. Зрю Словоположника, рукописание грехов моих разгибающа и зубы скрежещуща на мя. Зрю многы досадителя, ни единого же спострадателя, и душею и сердцемъ зело смущаюся, и устрашаюся, и подвижуся, съдръзаюся и сотрясаюся, и не вем, что содеати и что помыслити. Лето ли животу изспрошу, но боюся, да не пакы согрешением прилог сотворю и неготов пойду. Кыем образом прочее праведнаго Судию узрю и нелицемернаго, яко в конець злых, яже о себе зрю, лукавый смущати мя не престает, врази борют и не отлагают, самособныа моеа плоти рать смущати не престает, помысли же лукавии никакоже безъмолствуют?

Сиа вся на память приводя окаянный аз и размышлях: «Где друзи и знаемии нами? И что от сего приобретоша, аще кои от них честни, и славни, и властели быша в мире сем суетнем и прелестнемъ, и богатство, и пищу велию, и питие различнаа и сладкаа имеюще? Не вся ли сиа изчезоша и смрад и прах быша?»[1078] И помянух песнописцев,[1079] глаголющих о сем: «Каа житейскаа пища пребывает печали непричастна? Или каа слава стоит на земли непреложна? Но вся сени немощнейши и вся сна прелестнейши, и в един час вся сиа смерть приемлет. Въистинну бо всяческаа суета и прах, иже в житии сем, елика не пребудут с нами. По смерти не преидет бо тамо с нами богатство житиа сего, ниже снидет слава века сего, пришедши, бо смерть вся сиа погубит. И сице разумевше краткую свою жизнь, что мятетеся всуе, упражняющеся в житейскаа? Путь бо краток есть, имже течем. Дым есть житие се, пара, персть, прах и пепел, вмале являяся и вскоре погибает, и пути убо есть хужши».[1080]

Якоже рече Златоустъ:[1081] «Не вемы, аще в вечеръ сей или утре отходим житиа сего, и не имамы власти, аще хощем, еще пребыти зде, но, и хотяще, и не хотяще, отходим внезапу». Въистинну, страшно есть таинство смертное, како душа от тела нуждею разлучается, от состава и от сочетании естественаго съуза Божиим хотением разлучается. И что сотворю аз, окаанны, не рыдав, ни плакав преже часа того горкаго, смертнаго? Тогда, уразумевъ, познаем, колико имат подвигъ душа, разлучающися от телеси. Увы мн_е; колико тогда скорбитъ, и несть иже помилует ю! Ко аггелом очи возводяще, безделно молится, къ человеком же руце простирает — и не имат помагающаго никогоже, точию съ Богом добраа дела.

Темже разумеюще краткую нашу жизнь, время ти есть омытися, о душе моа, и вся оттрясти, и попещися о часе смертнем, не вдающеся въ млъвы мира сего и в попечениа неполезнаа. «Всуе бо мятемся вси, земнороднии»,[1082] — якоже речет Писание. Аще и весь миръ приобрящем, но въ гроб вселимся, ничтоже от мира сего вземше: ни злата, ни сребра, ни красоты, ни славы, ни власти, ни чести, никоегоже житейскаго наслаждениа.[1083]

Плачюся и рыдаю, егда помышляю смерть. Се бо зрим во гробех: созданную нашю красоту — безобразну и безславну, не имущу видьниа, ни доброты, но точию кости обнажены, — и рцем в себе: «Кто убо есть сей: царь или князь, богат или нищъ, славный или неславный? Где красота и наслажение?[1084] Где тогда имениа, и стажаниа, и богатство? Где сродницы и братиа? Где родители и друзи? Никтоже от сих может помощи нам! Где трапезное питание, и варящих ухищрение снедем, и питиа сладость и различие? Где радость временнаа житиа сего суетнаго? Яко сень мимо иде, яко дым разыдеся, яко прах от ветра разсыпася, — тако разрушается всяко естество человеческое».[1085]

Въстани, окааннаа душе моа! Что спиши? Въстани и побди, дондеже время ти есть! Въстани, убогаа и смиреннаа душе, преже смерти и удивися о сих, глаголюще к себе: «Оле чюдеси, что се еже о нас таинство?! Како предахомся тлению? Како припрягохомся смерти?» Въистину, Божиим повелением, якоже есть писано.[1086] Въздохни и прослезися, биюще в перси своя, малодушие отжени, слабость отложи, исповеж, яже согрешила еси, отнелиже родися, и в разум приде: волнаа и неволнаа, таиннаа и явленаа — вся своя многаа и безчисленаа согрешениа, яже согрешила еси, окааннаа, в дни и в нощи, словом, и делом, и помышлениемъ; и расточи, яже имаши и можеши, усердно, и даж обеты ктому не согрешати. Уже бо смерть настоит, якоже тать, и дни не веси, и часа не знаеши, да тя не постигнет неготова, окаяннаа. Прости согрешившемуи прогневавшему тя, и остави ему, елика согреши, и помилуй искреняго. Къ Богородици припади, молящеся, яко дръзновение имущи много ко Владыце, и святых всех не престай молити, яко да тии Христа милостива сотворят.

Пакы же, ныне что сотворю, и како помолюся, и откуду начало положю? Точию от Божественых Писаний. Никакоже доволен есмь что от себя умыслити,[1087] но доволство наше — Богодохновенное Писание, якоже святии написаша.

Андреа Критскаго:[1088] «Откуду начну плакати страстнаго ми житиа дел? Кое начало положю нынешняго рыданиа? Но, яко милосердъ, Господи, даж ми слезы умилениа, да плачю тебе, Творцу всех и Создателю нашему Богу, и исповедаю, елика ти согреших окаанною душею моею и скверъною плотию, да твоею помощию укрепляем, остануся прочее предняго безсловесиа и принесу ти в покаании слезы».

Германа Царяградскаго:[1089] «Боже мой, Творче всего мира, Создателю мой, иже древле источивый водам источникы от несекомаго камени, иже горкиа воды усладив![1090] Слезам подаж источникы зеницам очию моею, главу мою исполни вод чистителных и сотвори брови моа облакы присноточныа!»

Ефрем Сирин:[1091] «Даруй убо, Владыко, мне, недостойному, слезы всегда на просвещение сердцу моему, да просветив си сердце, источю источникы слезъ съ сладостию в молитве чисте, яко да потребится великое писмя моих грехов в слезах малых и да угасит тамо малым сим плачем огнь палящий!»

Семиона Новаго Богослова[1092]* «Господи и Зижителю всех, сам даждь ми руку помощи, и очисти скверну душа моеа, и подаждь ми слезы покааниа, слезы любовныа, слезы спасителныа, слезы, очищающаа мракъ ума моего и светла мя свыше сотворяюща, еже зрети тебе хотети, света миру, света моих окааных очесъ».

Иже сердце исполнено злых в житии имущаго, и многих злоб, и зависти, достойнаа сотворшаго моего изгнаниа, или паче, речещи, моих благодеаний, темже вместо злых даж ми благаа, Христе мой, вечнаа, богатаа и божественнаа, яже уготова въ векы веком тебе желающим и любящим усердно.

Но о, Троице Неразделнаа! О, единице неслианнаа! О, свете трисоставный! О, Отче и Сыне и Душе! О, начало безначалное, начало и власти! О, свете безоименованный! О, многоименованне, абие яко действуя вся! О, славо единаа, и начало, и дръжаво, и царъство! О, свете, яко едине и воля, и разуме, свете крепкый, помилуй и ущедри мене, скорбящаго! Како бо не сетую, како не скорблю, толику твою благость и милость твою толику преобидев и уныв, неразумный и окаанный, и слабо ходих в путь заповедей твоих! Но ныне умилосердися, ныне помилуй мя, и теплоту сердца моего возгнети, Боже мой, юже погаси разслабление плоти моеа окаанныа, и сонъ, и брашна чрева, и вина многапитие — сиа угасиша пламень всей души моей и иссушиша источник слезны, истекающий от действа страннаго, истаявааи камение и горы от единаго страха и от лица твоего, о, Христе мой и Боже мой! Не терплю твоа чюдеса молчаниемъ покрыти, не могу не глаголати твое смотрение, еже сотвори со мною, скверным и блудным, и человеколюбие твоего неистощимаго богатства.

Обаче первие, о, всех Царю, въ мне паки восияй, обитай и просвети смиренную ми душу, покажи Божество свое яве лицу моему и невидимо весь ми явися, о, Боже мой! Ей, сие даждь ми, Владыко! Ей, сие даруй ми! Аще бо и ныне просвещаеши, и тайно учиши, и покрываеши, и храниши мя державною си рукою, и бесы отгоняеши и без вести твориши, и вся покаряеши ми, и вся даруеши ми, и исполняеши благых всех, о, Боже мой, но никая ми полза от сих, аще ми не даси непостыдно преити смертнаа врата,[1093] да не князь тмы, пришед, обрящет нечто на мя, но да видев славу твою, сущу со мною, и посрамится въ всех, помраченный, опаленъ быв неприступным ;_ветом твоим, и вся силы сопротивныа с ним постыдятся, видевше знамение твоеа печати. Азъ же пройду, на благодать твою божественую надеяся.

Вем благоутробие твое, Человеколюбче, того ради припадаю и молюся твоей благости: «Да приидет на мя милость твоа, Владыко, яко смущена есть душа моа и болезнена о исхождении своем от окааннаго ми тела: еда како лукаваго совет сопостата срящет ю и препнет ю въ тме за неведомыа и ведомаа, в житии сем бывшаа ми грехы?

Милостив ми буди, о, Владыко, да не узритъ душа моа темнаго взора лукавых бесов, но да примут ю аггели твои светлии. Имеяй власть оставляти грехы, остави ми, да почию, и да не обрящется пред тобою грех мой, еже согреших немощи ради естества моего словом, и делом, и помышлением, волею и неволею, в разуме и неразумии, да обрящуся предтобою в совлечении тела моего, не имущи скверны никояже на образе душа моеа, да не приимет мене, грешника; темнаа рука князя мира сего, еже восторгнути мя в глубину адову, но предстани ми и буди ми спасъ и заступник!

Помилуй, Господи, осквернившуюся страстми житиа сего душу мою, и чисту еа приими покаанием и исповеданиемъ, и своею силою возведи мя на божественый твой суд. Егда начнеши творити испытание нашимъ согрешенимъ, еже согрешихом словом, и делом, и помышлениемъ, тогда, преблагый Владыко, не обличи моя тайнаа и не посрами мене пред аггелы и человъкы, но пощади мя, Боже, и помилуй мя! Понеже Страшнаго твоего Судища помышляю, преблагый Царю, и трепещу Дне Суднаго, и боюся, от совести моеа обличаем, и скорблю зелоодеании моих лукавых, и недоумеюся, како отвещаю тебе, безсмертному Царю, тако тебе горце прогневах, коимъ ли дръзновением въззрю на тя, страшнаго Судию и грознаго, азъ, скверный и блудный, нечистый?

О, Христе, всех царю, даж ми слезы теплы, да плачю свою душу, юже зле погубих! О, Господи славе, благоутробный Отче, и Сыне единородный, и Душе Святый, помилуй мя, и избави мя огня негасимаго, и сподоби мя одесную тебе стати,[1094] Судии праведный!»[1095]

Исповедание и покаание, глаголати заутра и вечере пред иконою Владычня образа или пред крестом Христовыхъ страстей во умилении, со слезами

О, Владыко-человеколюбче, Святаа Троице, Отец и Сынъ и Святый Духъ! Благодарю тя, Светодавца, за твое великое милосердие и длъготръпение! Аще бы, Господи, не твоя благость покрыла мене, грешника, по вся дни и нощи и по вся часы, то азъ же, окаянный, погиблъ бых, аки прах пред лицем ветру,[1096] за свое окаанство, и леность, и слабость, и за вся сквернаа и неподобнаа блуды, и чрезестесственаа безакониа, ибо не престаю на всяк час пред тобою зло творя, не пребуду бо часа того, еже греха не сотворити ми. Аще бо когда въсхотех приити ко отцу духовному на покаание, и тогда отца своего лица устыдехся, грехы утаих, а иныя забых, и не могох исповедати срама ради и множества ради грехов моих, — сего ради покаание мое нечисто есть и ложна рекох ся.

Но ты, милостивый Отче, сведый тайнаа сердца моего, молю ти ся, Господи Боже, Спасе мой: ты сам ныне, сам, прости мя и разреши грешнаго и недостойнаго раба своего, священноинока Еуфимиа, ибо сам ся связах лютыми грехы и некому разрешити мене, грешнаго, разве тебе, Господа Бога моего, Исуса Христа. Се бо в беззаконии зачатъ есмь, и в гресех роди мя мати моя,[1097] согреших, Человеколюбче, от родства моего и до сего часа всеми чювствы моими пред тобою, Светодавцем, и пред Пречистою Материю, и предо всеми святыми. Несть бо таковаго грешника на земли сей и несть того греха, егоже азъ, окаанный, не сътворил, а и последнему несть числа; ни в мертвых, ни в живых мене окаанне и грешнее несть; ни в Содоме, ни в Гоморе не бысть такова грешника,[1098] якоже азъ согреших. Съгреших съ безсловесными скоты, всеми составы моими съгреших, оскверная душу мою и тело! И бых началникъ всякому злу: ленив на добраа дела, трезвъ же на сквернаа дела. И несть конца ни краа моим безчисленым грехом, имиже оплакан бых от аггелъ, имиже поношение и смех бых врагом, ихже ради осужен бых различным и безконечным мукам.

Но ты, милостивый Господи-вседръжителю, невидимый Отче, приими ныне грешное мое покаание и помилуй мя, грешнаго священноинока Еуфимиа, ты бо веси, благоутробне, мое окаянство, мое безаконие, мои безчислении греси. Не достоин бо есмь человеколюбиа твоего, Господи, достоин есмь безконечней муце за моя окаяннаа дела и безчисленыа грехи. Но воля твоа да будет — помилуй мя туне!

Государю-человеколюбче, Святаа Троице, Отецъ и Сынъ и Святый Духъ! Не отрини мене, блудника, прелюбодея, содомлянина, скотоблудца, сребролюбца, святокрадца, сластолюбца, крадоядца, крадопийцу, татя, клеветника, ропотника злобнаго, лъживаго зазирателя, осудителя, чревоядцу обястливаго, тщеславнаго празнословца, небрежливаго, лениваго, неисправленаго в молитве церковней и в келейной, заклинателя, запрещеннаго въ опитемъях,[1099] исполненаго всякого злодеаниа и помышлениа, клятвопреступника, во лжу кленущагося, зломысленика в блудных и хулных помышлениих на тебе, Государя-светодавца, и на Пречистую Владычицу Богородицю, и на всех святых твоих. И вся сиа злаа дела моя в небрежении полагах и никакоже о них покаятися въсхотех, но день от дне беззаконие къ безаконию прилагах.

Но, о, Владыко-человеколюбче, во всех сих каю ти ся, помилуй мя и прости мя, неключимаго и непотребнаго раба твоего Ефимиа! О, милостивый Боже, отпусти вся грехы моя, елико ти согреших душею, и телом, и помышлением, словом и делом, ведаа и не ведаа, волею и неволею — вся ми прости преже разлучениа души от тела моего.

Посли ми, Господи, в помощь святаго аггела-хранителя, да мя утешит и наставит на путь истинный, и да сохранит ми душу и тело, да соблюдет мя в дни и в нощи и на всяк час, и до последняго издыханиа моего. Посли ми, Господи, вся святыа твоа избранныа, да ми покажут путь спасеный, по немуже сами ходиша. Осени ми, Господи, душу и тело Духом твоим Пресвятым, тоже мя разлучи от тела моего, и в час разлучениа моего спаси мя, и приими с миром душю мою, и причти ю ко избранному стаду овец твоих, и сподоби мя одесную тебе стати в Страшный День он пред страшным престолом твоим неосуждену молитвами Пречистые твоеа Матере, Владычица нашеа Богородица, Приснодевы Мариа, силою Честнаго и Животворящаго Креста и святых небесных сил безплотных Михаила и Гавриила,[1100] и прочих безплотных сил, и святого пророка и предтечи, крестителя твоего Иоанна,[1101] и святых верховных апостолъ Петра и Павла, и обоюнадесяти, и святого собора 70 апостолъ,[1102] и святых всех святителей: Василиа Великаго, Григориа Богослова, Иоана Златоустаго, и святого великаго чюдотворца Николы,[1103] и святых вселенских 7 соборов, и святых отець 318, иже в Никеи,[1104] и святых преподобных отець наших: Антониа Великаго, Савы Освященаго, великого Еуфимиа, Феодосиа Иерусалимскаго,[1105] и всех преподобных отець, иже в пустынях и в горах, яко светила, просиавших, и иже преже бывших, и ныне, послеже, в Росийской земли просиавших, и Владыце Христу угодивших добродетелми непорочнаго их житиа, и землю нашу Русскую просветивших, иже и по смерти, яко светила, сияют, и нас просвещают, и всех православных озаряют чюдесы, и знамении, и святыми своими молитвами, и богоугодным житием, и труды, и поты, и въздыханием, и слезами; многиа обители и святыа церкви в славу и похвалу Вседержителю Богу создаша, и Пречистей его Матери, и всем святым, иже и телеса нетленна их сохранени быша и до нынешняго дни на уверение непорочнаго их житиа, иже церкви и храмы их нерушими и нетленны пребывают, яко столпи непоколебимии; и ограды их, и монастыри, святаа места их, яко второе солнце, сияют, и всех просвещают, и наслаждаютъ духовне, убо душа спасают, телесне же плоти нашеа неможение питают и утешают.

Именитых глаголю: Петра, Алексея, Леонтиа, Сергиа-чюдотворца, Варлама, Кирила, Пафнотиа[1106] и ученика его, приснаго отца нашего, чюдотворца, глаголю, Иосифа, создателя святыа обители сеа, иже послежде всех явися и святыми молитвами его посреди прежебывших великых отець присный ученик и наследникъ быв вышняа обители и земных благъ наслаждающаго обилно, — и неименитых, ихже имена в книгах животных,[1107] и слава, и похвала, и веселие, и радость неизглаголаннаа, яже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку перстну не взыде,[1108] иже Человеколюбец Богъ уготова всемъ любящим его от всеа душа, прежнимъ и последним, — съ аггелы ликование, съ арханггелы воспевание, с нимиже престолу Владычню предстоят и непрестанно молят милосердие его о человеческом роде.

Якоже пишет в Житии святого преподобнаго отца нашего великаго Ануфриа пустынножителя,[1109] яко завеща святому Пафнотию память творити и кадило принести посреди братии и въ всех христианех: «Аще кто просфиру во имя мое на память принесет Господеви Богу моему, на всяком месте причтет его Господь въ 1 час тысяща лет,[1110] — се бо есть прошение мое, еже испросих у Того, — и иже препитает брата нища во имя мое, помяну его, да сподобит его Господь в 1 час 1000 лет приити». Азъ же отвещах и рех к нему: «Аще убо нищь есть кто, не могый принести ничтоже или препитати брата в память твою, таковый в 1 час 1000 лет не придет ли?» И той рече ми: «Аще мало фимиана во имя мое в воню благоюханиа Господеви принесет, — подобъныа сподобляются благодати и радости». Дерзнув же азъ, се рех ему: «Аще в пустыни кто ходя, якоже ты, не обрящет фимиана принести в память твою, не приидет ли в первый час 1000 лет? Паче же, отче, да доидет памятства достоинньства твоего, егоже бо просиши у Бога, дастъ ти ся, и не лишит тя прошениа твоего за неленостное твое служение, егоже ради на 60 лет сотвори в пустыни сей, Господа ради, терпя». Он же, отвещавъ, рече ми: «Аще кто нищъ есть, в пустыни живый, и не может приношениа сотворити, или кадило и елей влиати, или фимиана вложити, вставъ же таковый и да глаголеть: „Отче нашь, иже еси на небеси” и прочаа до „Аминя", и по имени моему Господеви принесет, и аз въспомяну его къ Господу, и помолюся сподобити его в первый час тысяща лет со всеми праведными мзду приати».

И иже в святых преподобнаго отца нашего Феодосиа Печерскаго,[1111] светилника всеа Русии, иже обещавшагося за нас слово отдати на Страшнем твоем Суде, на немже, Господи, и мене, грешника, неосуждена сохрани и в мире управи живот мой молитвами Пречистыа ти Матере и всех святых, иже отвека тебе благоугодивших. Темже еще молю ти ся, Господи, Исусе Христе, преже да же не приидет ко мне смертное посечение, очисти мя преже и спаси мя! Аще б и всю жизнь мою пожих в свете семъ, пребываа въ злых делех, но скончание живота моего добро и мирно подаж ми, Господи, и наведи мя на путь истинный, имъже дойду светлаго дне и насыщуся райскиа пища и радости святых всех, иже отвека тебе благоугодивших. Аминь.

<ИСПОВЕДЬ>

Посем прочти рукописание грехов моих, яже в свитце писано, исповедание Господу Богу, и Пречистей его Матери, и всем святым его, и тебе, господине отче, яже от юности моеа и до старости, яже в мире и по отречении мира, вся безмернаа, многаа, сквернаа,злаа,чрезестественаа, безчисленаа моя безакониа, ведомаа и неведомаа, яже, помня, написах и яже, не помню, умолчях, — Богу единому сие предах, Праведному Судии и Создателю нашему, иже истинно сердца и помышлениа наша испытающему.[1112] И, прочет сиа, раздери, мене же, многогрешнаго, разреши, и благослови, и прости, и отпусти всяко слово, и отлучение, и клятву, и проклятие, и всяк соузъ греховный.

Посем же и сие, Бога ради, проговори, малое покаание мое, егоже по вся дни обещахся глаголати изустъ пред образом Божиим, или пред крестом Христовым, или Пречистыа его Матере в дни и в нощи; еже, аще коли и глаголах, но не от всего сердца и несокрушено, не со слезами; и в том солгах, окаанный, слабый и ленивый, понеже не по вся дни сие исправлях и сие заложих малое свое келейное морокование, сииречь правило[1113] и молитвы, яже предал ми отець мой духовный, старец Феодосий, архиепископъ бывший Великого Нова града и Пскова.[1114] И сие, мню, неприатно от Бога, понеже от нечистых устъ и сквернаго языка, от мерзъскаго сердца, от оскверненыа моеа душа възсылаема и нечистыми помыслы всегда смущаема.

Конец же, — сие еще мало въспомяну души своей, — сице: «Въстани, окааннаа душе моа! Въстани, убогаа! Въстани, смиренаа! Въстани! Что спиши? Въстани, побди, дондеже время ти есть! Въстани, окаяннаа, преже смерти малодушие отжени, слабость отложи, исповеждь Господу Богу, яже согрешила еси, отнелиже родися. Вздохни, и прослези, бьюще в перьси, разсточи, яже имаши и можеши, усердно, и даж, душе, обеты ктому не согрешати. Смерть настоит безвременна, якоже тать, и дни не веси, и часа не знаеши, да тя не постигнет неготову, окаяннаа! Прости согрешившему и прогневавшему тя, остави, елика ти согреши, помилуй искреняго! Къ Богородици припади, молящися, яко дръзновение имущи много къ Владыце, глаголюще сице: „О Пресвятаа Госпоже Дево, Владычице Богородице, молися Сыну своему и Богу нашему, да избавит мя вечныа мукы, и буди ми помощница и заступница в нынешнем и в будущем веце”». И всех святых непрестанно моли, яко да ти Христа милостива сотворят.

Тогда, аще приидет смерть, душе, не устрашися. «Смерть бо праведником покой бывает»,[1115] — якоже рече ко июдеом Христос. «Аминь, аминь глаголю вам: веруяй в мя и творяй словеса моя не узритъ смерти, смертию бо къ жизни преидет оной, присносущей, не имущей конца»,[1116] — якоже самаа истина, Христос, реклъ есть. Се, душе моа, рех тебе хотящаа быти и добраа, и злаа; вся воспомянух ти нынешняго века, отчасти и будущаго, такоже о спасении своем попецыся и вины не предлагай.

Исповедь по вся дни вкратце

Исповедаюся Богу, и Пречистей его Матери, и всем святым его, и тебе, господине отче, вся согрешениа моа и вся злаа моя дела, яже помыслих, яже глаголахъ, яже волею моею сотворих или неволею, яже помню и яже не помню.

1. Согреших от чрева матери моея, преступих вся заповеди, писанныа нам в святых книгах, и оскверних святое крещение, и паки иноческий святый образ оскверних и обещаниа иноческаго не сохраних.

2. Согреших в наведении бесовских помыслъ, скверных и нечистых, на Господа Бога моего, и на Пречистую его Матере, и на вся святыа, отнюд не мощно сказати, ни исписати.

3. Согреших небрежением церьковнаго собора и божественаго пениа Святыхъ Писаний; и отца своего духовнаго заповеди не сохраних и преслушах, и свое правило заложих слабостию и леностию.

4. Согреших разжением скверные похоти и различными истицании во сне и наяве, любодеанием в мыслех скверных, и нечистых, и неявленных.

5. Согреших в церкви в мыслех нечистых, и в смеянии до слезъ, и в празнословии, и очима възирах личнаго взора мыслию блудною.

6. Согреших осужением, оклеветанием, оболганиемъотецьдуховных, и всякого священническаго чина, и всей, еже о Христе, братии, и всякого человека.

7. Согреших злопомнениемъ и лъганием всякым, завистию, гневом, яростию, злобою, гордостию, величанием и богомерскыми словесы.

8. Согреших тщеславием, славолюбием, чревобесием, обиядением, пьянством, волхвованием и наузы и всякого бесовскаго неистовства.

9. Согреших роптанием, братаненавидениемъ, запрением чюждаго имениа и всяким крадениемъ монастырьских вещей.

10. Согреших душею моею и телом, слухом и видом, языком и гортанем и всеми чювствы моими, всем созданием.

А всем сим грехом моим не могу представити ни времени, лиц, ни числа, ни места, ни дни, ни часа. А всем сим грехом моимъ опитемьи не исправих. И несть того греха, егоже не сотворих, но о всех каюся Господу Богу моему, сътворшему мя, и тебе, господине отче. И ты, господине отче, Господа ради, прости мя, и благослови, и помолися о мне, грешнем, и разреши всяко слово, и отлучение, и клятву, и проклятие, и всяк союзъ греховный.

Вы же вси, о, отцы и братие мои о Христе Исусе и духовнаа чада, по духу или будут сродницы по плоти, елицы прочтете грубыа моя стихы, плачитеся, плачитеся, ей, съ мною рыдайте! Се бо знамение есть совершенныа любви, еже радоватися с радующимися и плакати съ плачющими.[1117] В воздыхании горком и в слезах многых молю всех вас и ног ваших касаюся: о мне, грешнем и смиренем, помолитеся, Христовы ради любве, и глаголите сице: «Прости, Господи, прости и помилуй, Христе Боже, душу грешнаго инока Ефимиа, исплетша гране сие», яко да не попалит мя когда огнь геонский, понеже Создателя моего прогневах беззаконьми моими и безмерными делы, студными и скверными.

Яко инок, иноческым одеянъ есмь образом, яко мирянин же, любя вся, яже в мире сем: славу, и богатьство, и ослабу, и сласти, и красование, — и есмь безпокааненъ, смерти не боюся от нечювствиа моего и невниманиа, не трепещу великого таинства смертнаго, да некако напрасно приидет смерть, и неготова обрящет мя, и отослет мя доле во адову утробу. Но убо, Господи, Господи, яко благъ сый естеством, не хотяй нашеа смерти, щедре, но обращениа и живота, и покааниа паче всех ожидаа, яко Богъ, на всякъ день въздыхание ми даруй мытаря оного и блудницы слезы и Петра апостола,[1118] яко да омыю съвръшенне скверну душа моеа.[1119] Ты бо сам реклъ еси, Владыко Христе: не требовати врачство здравым, но болящим.[1120] Темъже болящу ми въ мнозехъ гресех сице многу милость возлей, Христе, яко да аз благодарьствую твое человеколюбие, прославляю тя и въспеваю яко Бога моего и Создателя, и славлю имя твое страшное, великое, и чюдное, и славное, и святое въ всем ныне и присно и въ Аминь.

ПЕРЕВОД

КРАТКАЯ ДУХОВНАЯ ГРАМОТА И ИСПОВЕДЬ

Во имя Отца и Сына и Святого Духа, нераздельного и трисоставного Божества, единого, существующего извечно Бога-Отца, и единого Сына, изначально рожденного от Отца и после того, ради нас, людей, и нашего ради спасения воплотившегося от Святого Духа и от Приснодевы Марии, чистой и пренепорочной, которую он по праву назвал Богородицей и своей матерью, и единого Святого Духа, животворящего Господа, от Отца исходящего, со Отцом и Сыном все сотворившего и содержащего, кому поклоняются и кого прославляют и восхваляют ангелы, и люди, и все существа, предвиденного пророками и глаголавшего и действующего со Отцом и с Сыном, — в каждой <ипостаси> все искони и вечно нераздельно: вместе единство в Троице и Троица в единстве. В эту Святую, Единосущную, и Животворящую, и Неразделимую Троицу верую, и ее исповедую, и ей поклоняюсь, и славлю ее душою и сердцем, и помыслом и речью, и духом и устами.

Я, многогрешный, и недостойный, и нечестивый, окаянный раб владыки моего Христа, прогневавший Создателя моего многими моими злыми делами, и словами, и помышлениями, непотребный и негодный среди людей, и первый среди грешников и последний среди монахов, и среди братии самый худший и немощный, малоумный и малодушный, скверный, иереем бывший по благодати великого Бога и Спаса нашего, да еще и, будучи недостойным, дерзнувший принять такую великую степень священства и власти, как пастырство и игуменство в великой и славной обители Пречистой Богородицы, честного и славного ее Успения, возникшей в результате трудов преподобного и чудного угодника Божия, великого поборника, что одержал важную победу над новгородскими еретиками, и разъяснил перед всем вселенским собором православную Христову веру, а злославную их ересь обличил, что возвестил истинно второе Христово пришествие, и произнес пророческие и апостольские речи и самого владыки Христа истинные евангельские слова, и написал благодатью Святого Духа великую книгу на посрамление еретической злобы, что был для учеников своих образцом добродетели, что написал достоверно и пространно свою заповедь об иноческом благочинии и об устройстве монастыря — обо всем подробно духовным своим детям свою духовную грамоту и наставление, что соблюдается и доныне в созданной им лавре молитвами его, отца нашего и чудотворца Иосифа.

Таков я, одержимый страстями, грешный Евфимий, плохой, немощный душой и телом; не знаю я, как и какими, одному Богу ведомыми, неизреченными его судьбами и неизъяснимым промыслом <а не просто так, как случилось>, возведен я был на такую высоту власти. Но только долгое время многими преждебывшими отцами и братьями много раз принуждался я начальствовать. И я, знающий множество моих беззаконий и видящий свою немощь, и слабость, и леность, особенно же ярость и греховные дурные привычки, много раз отказывался, как поистине недостойный даже подумать, чтобы быть ходатаем за спасение душ, размышляющий и сознающий тяжесть сана и бремени, которое трудно нести не только мне, малодушному, но и великим и чудным отцам и светильникам вселенной.

И снова отцы и братия сей обители долгое время понуждали меня принять начальство и сообщили обо мне самодержцу, государю и царю, благочестивому и христолюбивому великому князю всея Руси Ивану Васильевичу. И он, прозорливый и богомудрый царь, начал мне кротко советовать и призывать мою худость взять власть в великой сей обители и мудрыми и тихими словами увещевал меня. Я же со слезами молил о том богомудрого царя, чтобы оставил он меня оплакивать множество моих грехов и внимать единой своей душе, и сообщил царю о своей немощи, духовной и телесной. И царь снизошел к моему смирению и явил милосердие, разрешил мне поступать по своей воле и избрал такого достойного пастыря Христова словесного стада, как духовный и искусный в божественной и человеческой мудрости старец, по имени Тихон, наделенный даром слова и очень мудрый, что был после архиепископом великого и новопросвещенного, богоспасаемого города Казани и других городов первопрестольник.

В скором времени Божьими судьбами, о которых сам Он один ведает, — как я уже прежде говорил, — игумена Тихона возвели на высокий архиерейский престол <он был поставлен архиепископом Казанским и Свияжским>, а меня, грешника, снова начали отцы и братия обители сей понуждать к принятию игуменства и много этим досаждали мне. Я же снова об этом молил <их> много и со слезами отказывался. Опять уговаривали царя, сказывая ему, чтобы принудил меня царской властью и силой принять начальство. И царь-государь сам в монастырь приехал и мне, недостойному, много об этом премудрыми своими царскими словами, божественными и человеческими, говорил, призывая не ослушаться царского его повеления. Более же всего, скажу, суда Божия я убоялся и послушал богомудрых царских его слов, повиновался воле Божьей и царскому приказу, говоря: «Воля Божия да будет!»

Благоверный же, и христолюбивый, и богомудрый царь и государь, великий князь Иван Васильевич, всей Руси самодержец, послал царскую свою грамоту в царствующий город Москву к отцу своему и богомольцу, святейшему митрополиту всея Руси Антонию, повелел меня, недостойного грешника, хиротонисать, поставить священником и игуменом и назвать своим богомольцем в доме Пречистой Богородицы, в монастыре преподобного чудотворца Иосифа. И преосвященный митрополит всея Руси Антоний по царскому повелению и по грамоте государя вскоре поставляет мое ничтожество в великий чин священства, и настоятелем монастыря делает, и пастырем и учителем называет словесного стада Христова, и вручает мне, тому, кто не справился со своей окаянной единородной душой, не научил ее и не наставил на путь заповедей Христовых, пастырский жезл. И потом святейший преосвященный митрополит Антоний, вселенский учитель, благословляет и отпускает меня, грешника, в обитель Пречистой Богородицы и преподобного старца, чудного чудотворца Иосифа, и дает мне поучение и наставление от божественных правил святых апостолов и святых отцов, <грамоту> о святой хиротонии, и завещает мне во всем также поступать и учить постижению себя и всего стада, не только о своей душе заботиться, но и многих <людей> души направлять и наставлять на путь покаяния, к пристанищу спасения, и молить Всемилостивого Бога, и Пречистую его Матерь, и великих чудотворцев, и всех святых о благочестивом и богохранимом царе, великом князе всея Руси Иване Васильевиче, и дарованных ему Богом благородных чадах, благоверных царевичах Иване Ивановиче и Федоре Ивановиче, и об их благоверных княгинях, и о всех благоверных и христолюбивых князьях русских, и о христолюбивом воинстве, и о всем священническом, святительском и иноческом чине, и о всем православном христианстве, и о благостоянии святых Божьих церквей, и о единении всех, о мире и тишине всего мира, и о здравии и спасении. И так святитель наставил меня, и достаточно поучил, и завещал <это> моей худости и окаянству, и отпустил меня, по слову Божию, с миром.

Я же, многогрешный, и ленивый, и негодный, немощный, и слабый раб владыки Христа и Бога моего, сподобившийся принять от Христа моего такую благодать, получив такой великий талант от Господа моего, не сотворил по воле его ни единой малости в слове, ни единой черты, но, идя, закопал в землю и сокрыл серебро Господа и Царя моего. Боюсь я, и трепещу душой и телом, и сердцем смущаюсь, и умом ужасаюсь, и мыслью колеблюсь и волнуюсь, и, что сотворить, не знаю.

Вижу я, что смертный час душе моей приходит, время кончается и конец приближается, старость клонит урожай лет моих и к жатве меня понуждает; <вижу> жнеца моего трудящегося, серп показывающего, секиру носящего и гибель предсказывающего. Вижу я вора, приближающегося и из жизни восхитить меня пытающегося. Вижу себя не раскаявшимся и каждый день на худшее устремляющимся. Вижу движение жизни <моей> к тому свету и долгий путь, по которому никогда не ходил, а спутников себе не имею. Вижу я своего заимодавца, приближающегося <ко мне>, а себя обнищавшего. Вижу я отведенное мне время подходящим к концу, а себя в отчаяние ввергнутого. Вижу я Словоположника, список грехов моих разворачивающего и зубами на меня скрежещущего. Вижу я многих обидчиков и ни одного сочувствующего, и смущаюсь очень душой и сердцем, и устрашаюсь, и волнуюсь, ободряюсь и падаю духом, и не знаю, что сделать и что подумать. Год ли жизни еще я испрошу, но боюсь, что еще больше грехов сотворю и <снова> неготовый пойду. Как же я потом смогу видеть праведного и нелицемерного Судию, если в самом конце скорбей, уготованных мне, не перестает смущать меня лукавый, не перестают враги бороться со мной, не перестает смущать меня собственной моей плоти брань, и внушенные дьяволом мысли никак не умолкнут во мне?

Это все пришло мне на память, окаянному, и я раздумывал: «Где друзья и знакомые наши? И что поимели от того некоторые из них, если были в чести и славе, и властительствовали в этом суетном и вводящем в грех мире, и имели богатство, и дорогую пищу, и разнообразное и сладкое питие? Не исчезло ли все это и не превратилось ли в смрад и прах?» Вспомнил я песнотворцев, говорящих об этом: «Какое житейское наслаждение остается непричастным печали? Или какая слава существует на земле вечно? Все это тени слабее, и все сна обманчивее, в один час все это смерть примет. Воистину, все суета и прах, что есть в сей жизни, чего бы мы не имели. После смерти не перейдет туда с нами богатство сей жизни, также не снизойдет и слава века сего, ибо придет смерть и все это погубит. И осмыслив так кратковременную свою жизнь, что беспокоитесь напрасно, погружаясь в житейские заботы? Ведь путь краток, которым мы идем. Дым эта жизнь, пар, пыль, прах и пепел, едва является и вскоре погибает, и из путей этот есть худший».

Как говорил Златоуст: «Не знаем мы, вечером ли этим или утром уйдем из сей жизни, и не в силах, если захотим, еще побыть здесь, но, хотим мы или не хотим, уходим внезапно из этой жизни». Воистину, страшно таинство смерти, когда душа с трудом от тела отделяется, от естественного союза, от соединения и от сочетания по Божьей воле отлучается. И что сотворю я, окаянный, не рыдавший, не плакавший раньше горького того часа смертного? Тогда, поняв, узнаем мы, сколь много страждет душа, разлучаясь с телом. Увы мне, сколь много она тогда скорбит, и никого нет, кто бы помиловал ее! К ангелам очи она возводит, безуспешно молится и к людям руки простирает, но не имеет никакого помощника, только совершенные с Богом добрые дела.

Поэтому, понимая кратковременность нашей жизни, пора тебе очиститься от грехов, о душа моя, и все отвергнуть, и позаботиться о смертном часе, не предаваясь суете сего мира и бесполезным заботам. «Всуе мятемся мы все, земнородные», — как говорит Писание. Даже если и мир весь получим во владение, все равно окажемся во гробе, ничего из мира сего не взявши: ни золота, ни серебра, ни красоты, ни славы, ни власти, ни чести, никакого житейского наслаждения.

Плачу я и рыдаю, когда помышляю о смерти. Это видим мы в гробах: сотворенную <Богом> нашу красоту — обезображенную и обесславленную, не имеющую ни вида, ни величия, одни лишь кости обнаженные, — и говорим себе: «Кто ж это: царь или князь, богатый или нищий, известный или безвестный? Где красота и наслаждение? Где <будут> тогда имение, и накопления, и богатство? Где родные и братья? Где родители и друзья? Никто из них не может помочь нам! Где яства, бывшие на трапезах, и где искусство готовящих снедь, где сладость и разнообразие пития? Где радость преходящая жития сего суетного? Как тень мимо идет, как дым расходится, как прах от ветра рассыпается, — так разрушается всякое естество человеческое».

Востань, окаянная моя душа! Что ты спишь? Востань и бодрствуй, покуда есть у тебя время! Востань, убогая и смиренная душа, прежде смерти и ужаснись о тех, кто говорит себе: «О чудо, что это за тайное в нас?! Каким образом оказались мы тленными? Как стали мертвыми?» Воистину, Божиим повелением, как и писано. Вздохни и прослезись, ударяя в перси себя в отчаянии, малодушие отбрось, слабость отвергни, поведай, в чем согрешила ты, душа, с тех пор как родился ты и вошел в разум: вольные и невольные, тайные и явные — все свои многие и бесчисленные прегрешения, в чем согрешила ты, окаянная, днем и ночью, словом, и делом, и помыслом; и усердно раздай, что имеешь и можешь, и обещай больше не грешить. Ибо уже, как вор, смерть приближается, и дня не ведаешь ты, и часа не знаешь, пусть не застигнет тебя неготовым, окаянная. Прости согрешившему и прогневавшему тебя, и прости ему все прегрешения, и помилуй ближнего. К Богородице припади с мольбою, как к имеющей великое дерзновение <молить> Владыку, и святых всех не переставай молить, чтобы те Христа умилостивили.

И опять, что я ныне сотворю, как стану молиться и откуда положу начало? Только от Божественного Писания. Совсем не подобает мне что-либо от себя домыслить, но довольствоваться следует нам нашим богатством — вдохновенным Богом Писанием, которое святые создали.

Из Андрея Критского: «Откуда начать мне оплакивать страстной жизни моей дела? Какое начало положить нынешнему плачу? Но ты, Боже милосердный, дай мне слезы умиления, чтобы плакать тебе, всех Творцу и Создателю нашему Богу, и исповедать, сколько согрешил я окаянною душою моею и скверною плотью, чтобы, с твоею помощью став духовно крепче, отречься от прежнего неразумия и принести тебе слезное покаяние».

Из Германа Цареградского: «Боже мой, Творец всего мира, Создатель мой, изведший древле потоки вод из скалы, усладивший горькие воды! Даруй источники слез зеницам очей моих, голову мою наполни водами чистительными и сотвори очи мои облаками, вечно слезы точащими!»

Из Ефрема Сирина: «Даруй же мне, Владыка, недостойному, всегда слезы на просвещение сердца моего, чтобы, просветившись сердцем, я источил источники слез сладких в молитве чистой, чтобы стерся великий список моих грехов малыми слезами и чтобы этим слабым плачем загасило там огнь палящий!»

Из Симеона Нового Богослова: «Господь и Создатель всех, сам подай мне руку помощи, и очисти скверну души моей, и ниспошли мне слезы покаяния, слезы любви, слезы спасения, слезы, очищающие мрак ума моего и просветляющие меня свыше, чтобы иметь желание видеть тебя, света мира, света моих очей окаянных».

То, что сердце <мое> преисполнено злом жизни, и многими пороками, и завистью, за что я, сотворивший это, заслуживаю изгнания, неужели больше, скажешь, моих благодеяний, за которые вместо злого дай мне благое, Христос мой, вечное, обильное и божественное, что уготовано всегда к тебе стремящимся и ревностно любящим тебя.

Но о, Троица Неделимая! О, единство неслиянное! О, свет трисоставный! О, Отец и Сын и Дух! О, начало безначальное, и власти вершина! О, свет неизреченный! О, имеющий множество названий, ибо тотчас действуешь во всем! О, единая слава, власть, и могущество, и царство! О, свет как единство и воли, и разума, свет всемогущий, прости и помилуй меня, скорбящего! Ибо как мне не жаловаться, как не скорбеть, такую твою благодать и милость твою такую обидев и опечалив, неразумному и окаянному, неохотно следовавшему путем заповедей твоих! Но ныне будь милосердным, ныне помилуй меня и теплоту сердца моего разожги, мой Боже, которую угасила слабость окаянной плоти моей, и сон, и чревоугодие, и пьянство, что угасили пламень всей души моей и иссушили слезный источник, берущий начало от чудного действия, растопляющего камни и горы от одного страха перед лицом твоим, о, Христос мой и Бог мой! Не могу умолчать я о твоих чудесах, не могу не рассказать о твоей воле, о том, что ты сотворил со мной, скверным и блудным, о человеколюбивом и неистощимом твоем богатстве.

Воссияй по-прежнему во мне, о, всего Царь, поселись во мне и просвети смиренную мою душу, яви Божество свое лицу моему и невидимо весь мне явись, о, Боже мой! Ей, даруй мне это, Владыка! Ей, одари меня этим! Ибо если и ныне ты просвещаешь, и тайно учишь, и защищаешь, и хранишь меня державной рукой, и бесов отгоняешь и уничтожаешь, и все подчиняешь мне, и все даруешь мне, и наполняешь всем добрым, о, Боже мой, то никакой не будет мне пользы от этого, если ты не дашь мне без стыда пройти врата смерти, чтобы, придя, князь тьмы не нашел чего-либо <греховного> на мне, но, увидев славу твою, сущую со мной, посрамлен был бы ото всех, ослепленный и опаленный неприступным твоим светом, и все бы силы бесовские с ним устыдились, увидев знак твоей печати. Я же спасусь, на помощь твою божественную надеясь.

Знаю я милосердие твое, Человеколюбец, потому припадаю к тебе и молюсь твоей благости: «Да снизойдет на меня милость твоя, Владыка, ибо волнуется душа моя и болит об отхождении своем от окаянного моего тела: что если воинство лукавого супостата встретит ее и удержит ее во тьме за тайные и явные, в жизни этой содеянные мной грехи?

Будь милостив ко мне, о, Владыка, да не увидит душа моя темного обличья лукавых бесов, но да приимут ее светлые ангелы твои. Имеющий власть отпускать грехи, отпусти мне, чтобы обрел я покой, и пусть не останется пред тобою грех мой, что из-за немощи плоти моей совершил я словом, и делом, и помыслом, вольно или невольно, осознанно или бессознательно, да предстану я пред тобою в бестелесном виде, не имея никакой скверны на образе души моей, да не схватит меня, грешника, темная рука князя мира сего, чтобы ввергнуть меня в бездну ада, но заступись за меня и будь мне спасителем и заступником!

Помилуй, Господи, осквернившуюся страстями жизни сей душу мою, и чистой ее прими через покаяние и исповедание грехов, и своей силой возведи меня на божественный твой суд. Когда начнешь ты расследовать наши прегрешения, что совершили мы словом, и делом, и помыслом, тогда, преблагой Владыка, не обличи мои тайные <грехи> и не опозорь меня перед ангелами и людьми, но пощади меня, Боже, и помилуй меня! Когда я думаю о Страшном твоем Суде, преблагой Царь, то страшусь Судного Дня, и боюсь, обличаемый своей совестью, и скорблю сильно о делах моих грешных, и не знаю, как буду ответ держать перед тобою, бессмертным Царем, так тебя горько прогневал, или как дерзну воззреть на тебя, великого и грозного Судию, я, скверный, и блудный, и порочный?

О, Христе, всем царь, даруй мне слезы теплые, да оплачу свою душу, которую жестоко погубил я! О, Господь славы, милосердный Отец, и Сын единородный, и Дух Святой, помилуй меня, и избавь меня от огня негасимого, и удостой меня справа от тебя стать, Судия праведный!»

Исповедь и покаяние, <которые следует> произносить рано утром и вечером перед иконою Владыки или перед распятием Христовым в умилении, со слезами

О, Владыка-человеколюбец, Святая Троица, Отец и Сын и Святой Дух! Благодарю тебя, Светодавца, за твое великое милосердие и долготерпение! Если бы, Господи, твоя доброта не защищала меня, грешника, денно и нощно и всечасно, то погиб бы я, окаянный, как прах под ветром, за свое окаянство, и леность, и слабость, и за все скверные и непристойные грехи, и сверхъестественные беззакония, ибо не перестаю я всякий час пред тобою зло творить, не пребуду ни единого часа, чтобы не совершить греха. Даже когда пожелал я прийти к отцу духовному на покаяние, и тогда, устыдившись перед лицом отца своего, утаил грехи, а иные забыл, и не мог исповедаться из-за стыда и из-за множества своих прегрешений, — поэтому покаяние мое нечисто и ложно сказанное мною о себе.

Но ты, милостивый Отец, знаешь тайны сердца моего, молюсь я тебе, Господи Боже, Спаситель мой: ты сам ныне, сам, прости меня и разреши от грехов грешного и недостойного раба своего, священноинока Евфимия, ибо сам себя связал я страшными прегрешениями и некому освободить меня от них, грешного, кроме тебя, Господа Бога моего, Иисуса Христа. Ибо в беззаконии зачат я, и в грехах родила меня мать моя, согрешил я, Человеколюбец, от рождения моего и до сего часа <согрешаю> всеми чувствами моими пред тобою, Светодавцем, и пред Пречистой Богоматерью, и пред всеми святыми. Нет ведь такого грешника на этой земле и нет такого греха, которого я, окаянный, не совершил бы, и нет им конца; ни среди мертвых, ни среди живых нет меня окаяннее и греховнее; ни в Содоме, ни в Гоморре не было такого грешника, как я. Согрешал я с бессловесной скотиной, согрешал всеми моими членами, оскверняя душу мою и тело! И был я зачинателем всякого зла: ленив на добрые дела, скор же на скверные дела. И нет конца и края моим бесчисленным грехам, за что оплакан был я ангелами, за что оскорблен и осмеян был врагами, за что осужден был на разные и бесконечные муки.

Но ты, милостивый Господь-вседержитель, незримый Отец, прими ныне грешное мое покаяние и помилуй меня, грешного священноинока Евфимия, ты ведь знаешь, милосердный, мое окаянство, мое беззаконие, мои бесчисленные грехи. Не достоин я человеколюбия твоего, Господи, а достоин бесконечной муки за мои окаянные дела и бесчисленные грехи. Но воля твоя да будет — помилуй меня бескорыстно!

Государь-человеколюбец, Святая Троица, Отец и Сын и Святой Дух! Не отвергни меня, блудника, прелюбодея, содомлянина, скотоложца, сребролюбца, кравшего святыню, сластолюбца, тайно евшего, тайно пившего, вора, клеветника, злобного жалобщика, лживого завистника, хулителя, чревоугодника объедающегося, тщеславного празднословца, нерадивого, ленивого, неисправного в молитве церковной и келейной, заклинателя, запрещенного в епитимиях, переполненного всякими злыми делами и помыслами, клятвопреступника, клянущегося ложно, зло замышляющего в блудных и оскорбительных мыслях на тебя, Государя-светодавца, и на Пречистую Владычицу Богородицу, и на всех святых твоих. И все эти злые дела мои оставил я без внимания и никак о них покаяться не захотел, но день ото дня беззаконие к беззаконию прибавлял.

Но, о, Владыка-человеколюбец, во всех этих грехах каюсь я тебе, помилуй меня и прости меня, недостойного и непотребного раба твоего Евфимия! О, милостивый Боже, отпусти все грехи мои, все, в чем я согрешил пред тобою душою, и телом, и помыслом, словом и делом, ведая и не ведая, вольно или невольно — все мне прости до разлучения души с телом моим.

Пошли мне, Господи, в помощь святого ангела-хранителя, пусть утешит он меня и наставит на путь истинный, и пусть сбережет мне душу и тело, и пусть охраняет меня денно и нощно и всечасно, до последнего моего вздоха. Пошли мне, Господи, всех святых твоих избранных, чтобы показали они мне путь спасения, которым и сами ходили. Осени мне, Господи, душу и тело Духом твоим Пресвятым, также разлучи меня с телом моим, и в час конца моего спаси меня, и прими с миром душу мою, и причисли ее к избранному стаду овец твоих, и удостой меня справа тебя стать в Судный День тот перед великим твоим престолом неосужденным ради молитв Пречистой твоей Матери, Владычицы нашей Богородицы, Приснодевы Марии, силою Честного и Животворящего Креста и святых небесных сил бесплотных Михаила и Гавриила, и прочих бесплотных сил, и святого пророка и предтечи, крестителя твоего Иоанна, и святых верховных апостолов Петра и Павла, и двенадцати, и святого собора 70 апостолов, и святых всех святителей: Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоустого, и святого великого чудотворца Николы, и святых вселенских семи соборов, и 318 святых отцов, что в Никее, и святых преподобных отцов наших: Антония Великого, Саввы Освященного, Евфимия Великого, Феодосия Иерусалимского, и всех преподобных отцов, которые в пустынях и горах, как светила, просияли, и которые прежде них были, и ныне, после них, в Российской земле просияли, и Владыке Христу угодили добродетелями непорочного их жития, и землю нашу Русскую просветили, которые и после смерти, как светила, сияют, и нас просвещают, и всех православных озаряют чудесами, и знамениями, и святыми своими молитвами, и богоугодным житием, и трудами, и потами, и воздыханием, и слезами; многие монастыри и святые церкви во славу и похвалу Вседержителю Богу создали они, и Пречистой его Матери, и всем святым, и доныне тела их нетленные сохранились как свидетельство непорочного их жития, церкви и храмы их нерушимы и нетленны пребывают, как столпы непоколебимые; и обители их, и монастыри — святые места их, как второе солнце, сияют, и всех просвещают, и наслаждают духовно, и душу спасают, а телесной плоти нашей немощь питают и утешают.

О знаменитых говорю я: о Петре, Алексее, Леонтии, Сергии-чудотворце, Варлааме, Кирилле, Пафнутии и ученике его, вечном отце нашем, чудотворце, говорю, Иосифе, основателе святой этой обители, который после всех явился и святыми молитвами своими среди преждебывших великих отцов был вечный ученик и наследник небесной обители и <Бога>, земными благами питающего обильно, — и о незнаменитых, чьи имена в книгах жизни и кому слава, и похвала, и веселие, и радость несказанная, которых око не видело, и ухо не слышало, и в сердце человеку смертному не приходило, что Человеколюбец Бог уготовил всем любящим его всей душой, первым и последним, — с ангелами ликование, с архангелами славословие, с теми, кто предстоит престолу Владыки и непрестанно молит милосердие его о роде человеческом.

Как пишется в Житии святого преподобного отца нашего великого Онуфрия пустынножителя, как завещал он святому Пафнутию поминовение совершать <об умерших> и кадило переносить среди братии и всех христиан: «Если кто просфору в память об имени моем принесет Господу Богу моему, везде причислит его Господь к праведникам в первый час своего тысячелетнего царства на земле, — ибо это есть просьба моя, что испросил я у Него, — и если кто накормит брата нищего <в память> об имени моем, я помяну его, чтобы сподобил его Господь в первый час тысячелетия спастись». Я же в ответ сказал ему: «А если кто нищ и не может принести ничего или накормить брата в память о тебе, то такой будет ли спасен в первый час тысячелетия?» И тот ответил мне: «Если хоть немного фимиама в память обо мне принесет он для благовоний Господу, то такие сподобятся благодати и радости». И, осмелившись, вот что сказал я ему: «Если кто, в пустыне живя, как ты, не отыщет фимиама, чтобы принести в память о тебе, разве не воскреснет он в первый час тысячелетнего царства Божия? Более того, отче, разве не удостоится он быть помянутым тобой, ибо чего ты просишь у Бога, дается тебе, и не лишит он тебя того, что ты просишь, за усердное твое служение, ради которого на 60 лет затворился ты в пустыне этой, Господа ради, претерпевая». И он в ответ сказал мне: «Если кто нищ, и живет в пустыне, и не может приношения совершить, или ладан и елей возлить, или фимиам возложить, пусть встанет такой и говорит: „Отче наш, иже еси на небеси” и прочее до „Аминя", и в память обо мне принесет <эту молитву> Господу, а я помяну его пред Богом, и помолюсь, чтобы он сподобил его в первый час тысячелетнего царства получить воздаяние со всеми праведными».

И как святого преподобного отца нашего Феодосия Печерского, светильника всей Руси, который обещал за нас слово замолвить на Страшном твоем Суде, там, Господи, и меня, грешника, неосужденным сохрани и в покое устрой жизнь мою ради молитв Пречистой твоей Матери и всех святых, что от века тебе угодили. Затем еще молюсь тебе, Господи, Иисусе Христе, прежде, пока не посекла меня смерть, очисти меня до этого и спаси меня! Даже если бы всю жизнь мою я прожил в этом мире, пребывая в злых делах, то и тогда конец жизни даруй мне добрый и тихий, Господи, и наставь меня на путь истинный, которым достигну я светлого дня и насыщусь райской пищи и радости святых всех, что от начала времен тебе угодили. Аминь.

<ИСПОВЕДЬ>

Потом прочти рукописание грехов моих, что в свитке записано, исповедание Господу Богу, и Пречистой его Матери, и всем святым его, и тебе, отец мой и господин, все от юности моей и до старости, все, что были в миру и после отречения от мирского, все неизмеримые, многие, скверные, злые, сверхъестественные, неисчислимые мои беззакония, известные и неизвестные, которые, вспомнив, я написал или о которых, забыв, умолчал, — все это Богу единому вручил я, Праведному Судье и Создателю нашему, истинно сердца и помыслы наши знающему. И, прочтя это, разорви, а меня, многогрешного, освободи от прегрешений, и благослови, и прости, и отпусти грехи: каждое слово, и отлучение, и осуждение, и проклятие, и всякий союз греховный.

А потом и это, Бога ради, произнеси, малое мое покаяние, которое ежедневно обещался я говорить вслух перед иконой Божьей, или перед крестом Христовым, или перед иконой Пречистой Богоматери днем и ночью; <то покаяние>, которое, если когда и говорил я, то не от всего сердца и не сокрушаясь, не со слезами; и в том согрешил я, окаянный, немощный и ленивый, что не каждый день исполнял обет и «заложил» сие малое свое келейное «морокование», сказать иначе, правила и молитвы, которые передал мне духовный отец мой, старец Феодосий, бывший архиепископ Великого Новгорода и Пскова. И они, думаю я, не приняты Богом, потому что от нечестивых уст и скверного языка, от мерзкого сердца, от испорченной моей души воссылались и нечистыми помыслами всегда смущались.

А конец, — это еще раз напомню я немного душе своей, — такой: «Восстань, окаянная душа моя! Восстань, убогая! Восстань, смиренная! Восстань! Что спишь? Восстань, бодрствуй, покуда есть у тебя время! Восстань, окаянная, прежде смерти отбрось малодушие, отвергни слабость, исповедай Господу Богу, в чем согрешила ты, с тех пор как я родился. Вздохни, и прослезись, ударяя в отчаянии себя в грудь, раздай с усердием, что имеешь и можешь, и дай обеты, душа, что впредь не будешь грешить. Смерть приближается внезапно, как вор, и дня не ведаешь, и часа не знаешь <ее прихода>, — пусть не застигнет тебя неготовой к ней, окаянная! Прости согрешившему и прогневавшему тебя, прости все прегрешения против тебя, помилуй ближнего! К Богородице припади с мольбою, как к имеющей великое дерзновение пред Владыкой, говоря так: „О Пресвятая Госпожа Дева, Владычица Богородица, помолись Сыну своему и Богу нашему, чтобы он избавил меня от вечной муки, и будь мне помощница и заступница в земной и загробной жизни”». И всех святых непрестанно моли ты, чтобы они Христа милостивым к тебе сделали.

Тогда, если придет смерть, душа, не страшись. «Смерть для праведников — покой», — как сказал евреям Христос. «Истинно, истинно говорю вам: верующий в меня и поступающий по словам моим не увидит смерти, ибо через смерть перейдет к жизни иной, вечной, не имеющей конца», — как сама истина, Христос, изрек. Это, душа моя, сказал я тебе о том, что будет доброго и плохого; все я припомнил тебе об этой жизни, отчасти и о будущей, так что о спасении своем побеспокойся и не оправдывайся.

Краткая ежедневная исповедь

Исповедую Богу, и Пречистой его Матери, и всем святым его, и тебе, отец мой и господин, все согрешения мои и все злые мои дела, что я думал, что говорил, что сотворил вольно или невольно, что я помню и что не помню.

1. Я был грешен от чрева матери моей, я нарушил все заповеди, записанные для нас в святых книгах, и осквернил святое крещение, а потом иноческий святой образ осквернил и обета иноческого не соблюдал.

2. Я согрешил в устремлении бесовских помыслов, скверных и нечистых, на Господа Бога моего, и на Пречистую его Матерь, и на всех святых, что нельзя никак ни рассказать, ни описать.

3. Согрешил я, пренебрегая обязанностью собираться в церкви и совершать пение Священного Писания; и отца своего духовного заповеди я не сохранил и нарушил, а свое правило «заложил» слабостью и леностью.

4. Я согрешил, разжигаем скверной похотью и различными извержениями ее во сне и наяву, одержим распутством в мыслях мерзких, и нечистых, и тайных.

5. Согрешил я в церкви, думая нечисто, смеясь до слез, и празднословя, и глазами созерцая внешность людей с мыслию блудной.

6. Я согрешил осуждением, оклеветанием, оболганием отцов духовных, и всего священнического чина, и всей во Христе братии, и всякого человека.

7. Согрешил я злопамятностью и всякой ложью, завистью, гневом, яростью, злобой, гордостью, надменностью и богопротивными речами.

8. Я согрешил тщеславием, славолюбием, чревобесием, объядением, пьянством, гаданием и верой в талисманы и всякое бесовское противозаконие.

9. Согрешил я роптанием, братоненавидением, присвоением чужого имущества и всякой кражей монастырских вещей.

10. Я согрешил душою моею и телом, слухом и зрением, языком и гортанью и всеми чувствами моими, всем существом.

А всем этим моим грехам не могу я указать ни времени, ни лиц, ни числа, ни места, ни дня, ни часа. И за все эти мои грехи я епитимии не понес. И нет такого греха, которого бы я не сотворил, но во всех каюсь я Господу Богу моему, создавшему меня, и тебе, отец мой и господин. И ты, отче, Господа ради, прости меня, и благослови, и помолись обо мне, грешном, и освободи от прегрешений: от каждого слова, и отлучения, и осуждения, и проклятия, и всяких оков греха.

А вы все, о, отцы и братья мои во Христе и духовные дети, родные по духу или сродники по плоти, все, кто прочтет грубые мои стихи, плачьтесь, плачьтесь, ей, со мною рыдайте! Это ведь свидетельство совершенной любви: радоваться с радующимися и плакать с плачущими. Горько вздыхая и обливаясь слезами, молю я всех вас и припадаю к ногам вашим: о мне, грешном и смиренном, помолитесь, Христовой ради любви, и скажите так: «Прости, Господи, прости и помилуй, Христе Боже, душу грешного инока Евфимия, сочинившего эти стихи», чтобы не опалил меня когда-нибудь огонь геенны, ибо прогневал я Создателя моего беззакониями и непомерными делами, стыдными и скверными.

Как инок, я в монашеское одет платье, но, как мирянин, люблю все мирское: славу, и богатство, и свободу, и удовольствия, и украшения, — и не каюсь, не боюсь смерти по своему неразумию и невниманию, не трепещу я перед великой тайной смерти, <перед тем>, что внезапно придет смерть, и неготовым к ней меня найдет, и отправит меня в глубь адовой утробы. Но ты, Господи, Господи, благой по своей природе, щедрый, не желающий нашей смерти, а исправления жизни и покаяния больше всего, как Бог, ожидающий, на всякий день даруй ты мне печаль мытаря того и слезы блудницы и Петра апостола, чтобы сполна омыл я скверну души моей. Ты же сам говорил, Владыка Христе, что здоровым не требуется врачевания, только больным. Также и на меня, болеющего многими грехами, такую же многую милость возлей, Христе, чтобы благодарил я твое человеколюбие, прославлял тебя и воспевал как Бога моего и Создателя, и славил имя твое страшное, великое, и чудное, и славное, и во всем святое ныне и присно и во веки веков. Аминь.

КОММЕНТАРИЙ

Евфимий Турков (ум. в 1587 г.) — игумен Иосифо-Волоколамского монастыря, книгописец и писатель. Евфимий, в миру Елеазар, был сыном Ивана Ивановича Туркова (ум. в 1525 г.); мать Евфимия (в иночестве Марина) происходила из рода Ямских; брат Никандр, как и он, был монахом. Евфимий Турков принял постриг в Иосифо-Волоколамском монастыре 5 июля 1551 г. Игумен монастыря Гурий Руготин отдал его «под начало» бывшего новгородского архиепископа Феодосия, у которого Евфимий вместе с другим монахом Феодосием Плещеевым в течение 12 лет проходил школу иночества.

В 60-е гг. Евфимий Турков был уже уставщиком монастыря, в обязанности которого входило наблюдение за правильностью церковных служб, пополнение синодиков, а в 1571—1572 гг. он был назначен монастырским казначеем. После возведения игумена Леонида Протасьева в епископы Рязанские братия монастыря и царь Иван Грозный просили Евфимия занять место настоятеля, но он отказался, сославшись на «худой разум» и «недостоинство». Игуменом Иосифо-Волоколамского монастыря был поставлен Тихон Хворостинин, управлявший обителью с 1573 по 1575 г., когда он стал архиепископом Казанским. В Духовной грамоте Евфимий Турков пишет, что согласился стать настоятелем монастыря, чтобы «не преслушати царьскаго повелениа», и был поставлен на игуменство 26 июля 1575 г. митрополитом Антонием.

Евфимий Турков оказался дальновидным и предприимчивым руководителем монастыря, много сделавшим для приумножения экономического могущества и роста духовного авторитета обители. Во время игуменства Евфимия царь Иван Грозный неоднократно посещал монастырь (в сентябре 1575 г., феврале и июле 1576 г., мае и декабре 1579 г., июле и сентябре 1581 г.) и пожертвовал ему более 8 тысяч рублей. В составленном Евфимием Турковым Обиходнике описывается церемониал приема и распорядок пребывания царя в монастыре. Во время опричнины монастырь использовался как место заключения и ссылки неугодных правительству лиц, в частности, там содержался соратник Сильвестра протопоп Симеон. Богатые вклады в монастырь делали царь Федор Иванович и Борис Федорович Годунов. В 1587 г. Евфимия Туркова на посту игумена Иосифо-Волоколамского монастыря сменил Варлаам Белковский, но он не справился с обязанностями, и Евфимию пришлось вернуться на игуменство и управлять монастырем последние пять месяцев жизни.

Будучи игуменом монастыря и книжным человеком, Евфимий делал все, чтобы сохранить и упрочить литературные традиции иосифлянской школы. Он собирал и переписывал книги, выступал в роли редактора и справщика, следил за составлением сборников своих учеников, писал предисловия к книгам (см. подробнее: Дмитриева Р. П. Волоколамские четьи сборники XVI в. // ТОДРЛ. Л., 1974. Т. 28. С. 212—215).

После смерти новгородского архиепископа Феодосия (1563) Евфимий, следуя развитому в монастыре обычаю почитания наставника, написал его житие, которое, по словам В. О. Ключевского, представляет собой «исполненный задушевной скорби рассказ о последних днях учителя» (см.: Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1871. С. 296—297). В 1569 г. скончался «духовный брат» Евфимия Феодосии Плещеев, которому он посвятил краткое житие-некролог. После установления в 1579 г. местного празднования памяти Иосифа Волоцкого, приуроченного к столетию основания монастыря, Евфимий Турков переработал Житие святого, составленное Саввой Крутицким, и, по предположению А. А. Зимина, создал свою, особую редакцию этого памятника (см.: Зимин А. А. Рукописи Евфимия Туркова и письмо Марины Турковой // Лингвистическое источниковедение. М., 1963. С. 136—139). В один из сборников Евфимия входит текст Надгробного слова Иосифу Волоцкому со следами его редакторской правки и указанием на автора этого сочинения — Досифея Топоркова.

В литературном отношении наибольший интерес представляют произведения Евфимия Туркова, написанные в 60—80-е годы XVI в. и включенные в составленный им Канонник. Это Духовная грамота и Исповедь, Канон на исход души, Канон за друга умершего, а также краткие некроложные заметки о волоцких монахах, современниках Евфимия.

Подготовленные к публикации Духовная грамота и Исповедь Евфимия Туркова принадлежат к жанрам древнерусской литературы, особо популярным в XIV—XVI вв. Духовными грамотами назывались на Руси завещания князей и иерархов Церкви, а также частных лиц. В отличие от светских завещаний, где в центре находились вопросы имущественного порядка, духовные грамоты иерархов Церкви создавались как произведения религиозно-нравственного, назидательного характера, завещания игуменов часто приближались в жанровом отношении к монастырским уставам.

Духовная грамота и Исповедь Евфимия Туркова занимают особое место среди произведений писателей-иосифлян. Во-первых, потому что здесь нет стремления автора к строгой регламентации жизни монахов. Хотя автор, уничижая свой талант, называет созданное им «грубыми стихами», перед нами образец высокой церковной поэзии, произведение ритмической прозы, сотканное из проникновенных лирических пассажей, реминисценций из книг Священного Писания (в основном, Псалтири и Евангелия), творений отцов Церкви и знаменитых христианских проповедников на традиционные для иосифлянской литературы темы покаяния, исхода души и Страшного Суда.

В Духовной грамоте Евфимия Туркова, что характерно и для произведений его предшественников в этом жанре (митрополита Киприана, Кирилла Белозерского, Иосифа Волоцкого), содержится благословение самодержцу и членам царственной семьи, боярству и воинству, священству и монашеству, а также всему русскому народу. Евфимий молит Бога о «тишине» для Русской земли и всего христианского мира. Следуя, видимо, за десятым словом Духовной грамоты Иосифа Волоцкого, Евфимий перечисляет авторитетных для русского монашества святых прошлого и «новых чудотворцев», однако только Иосифу дает развернутую характеристику-похвалу, что связано с попытками его общецерковной канонизации.

Необычность произведений Евфимия Туркова заключается и в том, что, несмотря на царящий в них культ Иосифа и его «трудов», отсылки к Духовной грамоте и Уставу основателя волоколамского Успенского монастыря, они в большей степени следуют традиции «нестяжательской» литературы, включая в себя целые фрагменты из Устава Нила Сорского. Это сочинение бытовало в иосифлянской среде: в библиотеке Иосифо-Волоколамского монастыря хранился ряд сборников конца XV—середины XVI в., в состав которых входил Устав Нила Сорского (см.: Книжные центры Древней Руси. Иосифо-Волоколамский монастырь как центр книжности. Л., 1991. С. 350—351, 355—359, 364—365,390 и др.). Евфимий Турков делает пространные выписи из седьмой и восьмой статей Устава Нила Сорского, посвященных Страшному Суду и слезному покаянию, не указывая на источник заимствования.

К числу художественных особенностей Духовной грамоты и Исповеди Евфимия Туркова следует отнести наличие в них биографических подробностей (изложение истории возведения на игуменство, акцентирование духовной связи Евфимия с его учителем Феодосием), силу и красоту лирического чувства в молитвословных фрагментах произведений, а также особое искусство «плетения словес», где трудно отделить заимствованное от оригинального, традиционное от нового, так органична связь между ними.

Первое издание текста произведений Евфимия Туркова было осуществлено Н. С. Демко-вой (ТОДРЛ. СПб., 1999. Т. 51. С. 342—356). Текст Духовной грамоты и Исповеди Евфимия Туркова публикуется по рукописи РГБ Волоколамского собр., № 412. Это сборник, написанный Евфимием Турковым в 60—80-е гг. XVI в. (до 1587), где текст Духовной грамоты занимает л. 77—92 об. Исповедь читается на л. 92 об.—96 об.