Битва ставок. Великое противостояние. 1941-1945

ЧАСТЬ ВТОРАЯ ОТСТАЛИНГРАДА ДО ВИСЛЫ ПРОРЫВ БЛОКАДЫ ЛЕНИНГРАДА

Складывалось впечатление, что начало сорок третьего года обозначило победоносное наступление Красной Армии по всему советско-германскому фронту. Доминировали центральные и особенно южные направления.

1 января началась операция войск Южного фронта по освобождению Ростова. 3 января перешла в наступление Северная группа Закавказского фронта с целью освобождения Ставрополя. 10 января войска Донского фронта начали операцию «Кольцо» с целью разгрома блокированной в районе Сталинграда группировки Паулюса. На следующий день, 11 января, Закавказский фронт и Черноморская группа войск начали крупнейшую Краснодарско-Новороссийскую операцию…

Когда утром 1 января представитель Ставки Василевский прибыл с передовой в Верхнецарицынский, то первым делом ознакомился с директивой Москвы в свой адрес. Подписанная Верховным директива гласила: «План дальнейших действий войск Южного фронта Еременко утвержден. Необходимо силами подвижных соединений овладеть: Цимлянской – 2 января; Константиновским – к исходу 4 и ни в коем случае не позже 5 января; Сальском – 5 января; городами Шахты и Новочеркасском – 7 января; Тихорецкой – 15–16 января».

Операция получила кодовое наименование «Дон». Организация взаимодействия войск Юго-Западного и Южного фронтов возлагалась на начальника Генштаба Красной Армии генерал-полковника Василевского.

Однако спустя всего пару часов, в разговоре с Верховным начальник Генштаба получает от Сталина совсем другое указание: немедленно убыть в качестве представителя Ставки на Воронежский фронт и принять участие в проведении запланированных на Верхнем Дону операций, взяв на себя организацию взаимодействия войск Брянского, Воронежского и Юго-Западного фронтов. Прорыву обороны противника на этом направлении Ставка придавала первостепенное значение.

Тем не менее Верховный ни на минуту не выпускал из поля зрения ситуацию в районе Сталинграда и торопил командование Донского фронта с переходом в наступление для быстрейшей ликвидации блокированной группировки.

Вечером 3 января представитель Ставки на Донском фронте Воронов направил в Москву донесение, в котором сообщал Верховному, что из-за опоздания войсковых пополнений и транспортов с боеприпасами начать операцию «Кольцо» 6 января не представляется возможным и просил перенести ее начало на 10 января.

Получив донесение начальника артиллерии, Сталин позвонил в Заварыгин и, не здороваясь, в раздраженном тоне отчитал представителя Ставки за промедление:

– Вы, товарищ Воронов, дождетесь, что немец вас самих возьмет в плен! Вам пора понять, что никакие оттяжки с ликвидацией окруженной группировки недопустимы. А вы умышленно затягиваете это дело, хотя знаете, что медлить далее нельзя. Необходимо, товарищ Воронов, принять все меры к тому, чтобы фронт перешел в наступление 6 января!..

– Товарищ Сталин, как я могу потребовать от командующего фронтом начать операцию 6 января, если по плану артподготовка должна продолжаться пятьдесят пять минут, а боеприпасов на данный момент имеется только на половину этого времени? – возразил Воронов.

– До 6 января у вас есть в распоряжении целых двое суток, товарищ Воронов, и положение с боеприпасами вполне можно поправить, – не согласился Верховный.

– Оставшиеся двое суток учтены нами, товарищ Сталин. Будет доставлено двенадцать, максимум пятнадцать процентов от их расчетного количества, – не сдавался Воронов.

– А почему произошла такая задержка с подвозом боеприпасов, товарищ Воронов? – спросил Верховный.

Начальник артиллерии ответил и на этот вопрос:

– В целях ускорения подхода эшелонов и транспортов, товарищ Сталин, пришлось согласиться на их разгрузку в большом удалении от мест выгрузки.

– Какую дату начала операции вы предлагаете, товарищ Воронов? – смягченным тоном спросил Верховный.

– «Плюс четыре», товарищ Сталин, то есть 10 января, – ответил начальник артиллерии Красной Армии.

– Хорошо. Срок «плюс четыре» утверждается, – закончил возбужденный разговор Сталин.

В Заварыгине, в штабе Донского фронта, тем временем решалась «проблема ультиматума». 1 января Рокоссовский позвонил в Москву Антонову и высказал предложение предъявить ультиматум о капитуляции блокированной группировке. Эта идея понравилась и Верховному. Он затребовал от командующего Донским фронтом текст документа и, утвердив его, поручил Рокоссовскому вручить ультиматум Паулюсу за день до перехода войск фронта в наступление.

В ночь на 8 января наши самолеты разбросали над «котлом» десятки тысяч листовок с текстом ультиматума на немецком языке. С вечера условия капитуляции непрерывно передавались по радио на переднем крае. А утром наши парламентеры, майор Смыслов и капитан Дятленко, с развернутым белым флагом в сопровождении горниста вышли из блиндажа и направились в сторону немецких позиций. Но навстречу им никто не вышел. По ним был открыт сначала одиночный ружейный, а затем пулеметный огонь. Парламентеры благополучно возвратились на «исходные позиции» ни с чем.

Воронов доложил о происшедшем в Ставку. В разговоре с ним Верховный посоветовал не отчаиваться и повторить «операцию» со стороны южного фаса «котла», на участке 57-й армии Толбухина. И здесь утром 9 января опасную миссию парламентеров вновь выполняли майор Смыслов и капитан Дятленко. На этот раз наши «дипломаты» благополучно достигли позиций противника и были встречены немецкими офицерами. Однако вручить им пакет отказались и потребовали, чтобы их проводил и на армейский командный пункт для встречи с генералом Паулюсом или его заместителем. Парламентерам завязали глаза и доставили в штаб ближайшего армейского корпуса, где после телефонных переговоров с командованием блокированной группировки было заявлено об отклонении ультиматума. Теперь ее окончательную судьбу предстояло решить силой оружия.

В 8. 05 10 января в морозное небо взвились сигнальные ракеты, и гром артиллерийской канонады обрушился огненным смерчем на позиции врага по всему обводу «кольца». Через час перешли в наступление наши танки и пехота. Артиллерия же, впервые за годы войны, непрерывно поддерживала их атаки огненным валом на глубину до двух километров.

К концу дня 12 января соединения 65-й и 21-й армий, взаимодействуя на смежных флангах, завершили ликвидацию «Мариновского выступа» и вышли на рубеж реки Россошка. Удерживающие западный фас обвода «котла» 44-я и 376-я пехотные, а также 3-я моторизованная дивизии противника были разгромлены. Несколько потеснили оборону врага войска 66-й и 64-й армий Жадова и Шумилова. Повсеместно отступая, враг оказывал яростное сопротивление. Но войска Донского фронта было уже не сдержать. Операция «Кольцо» неумолимо близилась к своему победному завершению.

В полдень 7 января, когда работа над планом Острогожско-Россошанской операции была в самом разгаре, в штаб Воронежского фронта позвонил Верховный. Утром он уже обсуждал с Жуковым положение на Верхнем Дону, но теперь поднял «извечно больной вопрос» о положении под Ленинградом:

– Приближается срок начала операции по деблокаде Ленинграда, товарищ Жуков. Там в качестве представителя Ставки находится товарищ Ворошилов. Но Ставка считает необходимым, чтобы и вы побывали в Ленинграде в ближайшие дни. Нужно на месте посмотреть, все ли сделано для т ого, чтобы операция «Искра» прошла успешно. Некоторый резерв времени у вас, по-моему, есть, так что обязательно сделайте остановку в Москве.

– Но подготовка Острогожско-Россошанской операции еще не за кончена, товарищ Сталин.

– Что еще предстоит с делать?

– Необходимо отработать взаимодействие фронтов Голикова и Ватутина на стыках, уточнить задачи 7-го кавалерийского корпуса Соколова, – четко доложил Жуков.

– Понятно. Какое же решение примем? Мне срочно надо посоветоваться с вами.

Жуков до деталей изучил манеру действий Верховного при решении срочных вопросов. Он предложил:

– Хорошо. Генерал Василевский в курсе всех дел на Воронежском направлении, товарищ Сталин, и пусть он доводит здесь дело до конца, а я вылетаю в Ставку.

Верховный удовлетворенно закончил разговор:

– Согласен. Вылетайте в Москву незамедлительно. Когда на исходе дня Жуков приехал в Кремль, Сталин поздоровался с ним за руку, сказал:

– До начала операции «Искра» у вас есть в запасе некоторое время, и мне бы хотелось, что бы вы слетали на пару дней в 3-ю ударную. Армия ведет тяжелые бои. Больше месяца ей не удается сломить сопротивление гарнизона в Великих Луках. Надо оказать командованию армии практическую помощь, поправить создавшееся положение.

Возражений со стороны Жукова не последовало:

– Хорошо. Мне все понятно. Я сегодня же вылетаю на Калининский фронт, товарищ Сталин.

И улетел, возможно, лучше других понимая, что операция в районе Великих Лук оттягивала на себя значительные силы противника. Это состояние в центре советско-германского фронта требовалось сохранить, чтобы Верховное Командование вермахта уже ни при каких обстоятельствах не смогло использовать их в ближайшее время под Ленинградом или, тем более, под Сталинградом.

Перегруппировав силы, войска Донского фронта в середине января вновь перешли к активным наступательным действиям. Учитывая изменившуюся обстановку, острие главного удара переместилось в полосу наступления 21-й армии Чистякова. Главный удар наносился на участке Елха – Западновка в направлении Воропоново. Войска 66-й армии продолжали прорыв к Питомнику. Слева их обеспечивала 24-я армия Галанина, наступающая на Гумрак.

Когда члены Политбюро ЦК уже поднялись со своих мест, посчитав очередное заседание законченным, Сталин предложил решить еще один неотложный вопрос:

– Пришло время поощрить наших известных военных за проявленное мастерство и усердие. В битве под Москвой и в Сталинградской операции хорошо проявил себя генерал армии Жуков. Я предлагаю присвоить ему очередное воинское звание «Маршал Советского Союза».

Молотов «с нажимом», вроде бы резонно, возразил:

– В успех Сталинградской операции не меньший вклад, чем генерал Жуков, внес и генерал Василевский.

Молотова тут же поддержал Каганович:

– Воронова и Голикова тоже на до повысить в звании. Сталин, казалось, сделал оппонент ам уступку, но продолжал отстаивать свое предложение:

– Повысим в звании и Воронова, и Голикова, но будет справедливо, если Политбюро ЦК выскажет свое мнение прежде всего по кандидатуре Жукова. Сегодня прорвана блокада Ленинграда, и вклад генерала армии Жукова в успех операции «Искра» огромен.

Других выступлений не последовало… 18 января Московское радио разнесло на весь мир, что генералу армии Жукову присвоено очередное звание «Маршал Советского Союза».

Представителю Ставки на Ленинградском фронте Ворошилову в ночь на 8 января позвонил Верховный. Подробно расспросив его о ходе подготовки операции «Искра», Сталин вдруг недовольно повысил голос:

– Товарищи Жданов и Говоров тоже докладывают, что подготовка операции завершена, но, учитывая ее скоротечность, следует еще раз убедиться в готовности войск Суханова к решительному наступлению. Командующий он с опытом, но в таком важном деле излишняя строгость не помешает.

– Командующий 13-й воздушной армией Рыбальченко предлагает привлечь к участию в операции и авиацию Краснознаменного Балтийского флота, товарищ Сталин.

– Авиация Балтфлота должна выполнять самостоятельную задачу в операции. Пусть Трибуц распорядится, чтобы она нанесла удары по прифронтовым аэродромам немца, не позволила его авиации бомбить войска Суханова в районах сосредоточения, – уточнил Верховный.

– Все вопросы взаимодействия будут уточнены на сегодняшнем заседании Военного совета фронта.

– Уточните, – сказал Сталин. – И вот еще что. На Волховский фронт завтра прибудет Жуков. Вам надо встретиться с ним и согласовать вопросы взаимодействия.

– Такая встреча не окажется лишней и для командования фронтов, – возразил Ворошилов.

– Договоритесь о встрече членов Военных советов фронтов. Я не возражаю, – согласился Верховный.

План прорыва блокады Ленинграда был предельно прост. 67-я армия Духанова прорывает оборону врага на участке Шлиссельбург – Московская Дубровка и наступает в направлении Рабочих поселков № 1 и № 5. 2-я ударная армия Романовского наносит встречные удары по врагу на участке Липка – Гайтолово и тоже наступает в направлении тех же Рабочих поселков № 1 и № 5.

Ставка отлично представляла сложность стоящих перед войсками задач. Противник создал на всей территории прорыва мощный защитный бастион. Плотность его войск на передовой вдвое превосходила предусмотренную уставом сухопутных войск. По своему характер у оборона напоминала полевой укрепленный район.

На участке прорыва 2-й ударной и 8-й армий от Липок до Мишкино командование 18-й армии создало пять узлов сопротивления – вокруг Липок, Рабочего поселка № 8, Рощи Красной, Гайтолово и Тортолово. Неразумно было бы атаковать их в лоб. Командование Волховского фронта настойчиво искало лучшие решения.

Все эти вопросы и стали предметом тщательного рассмотрения на ночной встрече представителей Ставки и Военных советов Ленинградского и Волховского фронтов. После нее маршал Ворошилов и члены Военного совета Ленинградского фронта отправились в Ленинград, а заместитель Верховного Главнокомандующего маршал Жуков продолжил работу в войсках Волховского фронта.

Прорыв обороны врага на Неве в районе Марьино Ленинградским фронтом и встречные действия Волховского фронта у Рабочего поселка № 8 предопределили успех «Искры». На седьмые сутки ожесточенных боев от побережья Ладожского озера до Синявинских высот 136-я и 18-я стрелковые дивизии взаимодействующих фронтов встретились у Рабочих поселков № 1 и № 5. Пятисотдневная блокада Ленинграда была, наконец, прорвана!

На исходе 14 января на командный пункт 2-й ударной армии поступило донесение о том, что пехотинцами-бронебойщиками 18-й стрелковой дивизии у станции Синявино подбит вражеский танк, который по внешнему виду резко отличается от ранее известных типов танков. Его экипаж бежал, но противник держал танк под непрерывным артиллерийским огнем и несколькими атаками пытался снова овладеть им и убрать с поля боя.

Представитель Ставки Жуков, ознакомившись с необычным донесением, распорядился срочно создать боевую группу, чтобы захватить экспериментальную вражескую машину и отбуксировать ее на опытный фронтовой полигон для изучения стойкости брони и выявления у язвимых мест.

В ночь на 17 января задача, поставленная Жуковым, была успешно выполнена группой старшего лейтенанта Косарева. Она овладела танком и отбуксировала его с нейтральной полосы в расположение наш их войск. Как показал бортовой формуляр, ею оказался экспериментальный образец № 1 нового танка типа «Тигр». Он был направлен Верховным Командованием вермахта в район Ленинграда для прохождения боевых испытаний и не выдержал их. Наши бронебойщики повредили лишь смотровые приборы опытного танка, и, потеряв «глаза», экипаж оставил его исправным на поле боя.

Московское радио 18 января на весь мир разнесло «В последнем часу» радостную весть об успешном наступлении наших войск в районе южнее Ладожского озера и прорыве блокады Ленинграда: «Прорвав долговременную укрепленную полосу противника глубиной до четырнадцати километров и форсировав реку Нева, наши войска в течение семи дней напряженных боев, преодолевая исключительно упорное сопротивление противника, заняли город Шлиссельбург, крупные укрепленные пункты Марьино, Московская Дубровка, Липка, Рабочие поселки №№ 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7 и 8, станцию Синявино и станцию Подгорная. Таким образом, после семидневных боев войска Волховского и Ленинградского фронтов 18 января соединились и тем самым прорвали блокаду Ленинграда!»

Как только в Москву поступило сообщение о прорыве блокады Ленинграда, ГКО 18 января принял постановление о строительстве железнодорожной линии – Ленинград – Волховостроевский железнодорожный узел.

Хотя разгром Острогожско-Россошанской группировки противника еще не был завершен к 19 января, в тот день Ставка утвердила план новой Воронежско-Касторненской операции, которая развивала предыдущую, опираясь на ее конечный результат. Два главных удара наносились в ней на Касторное: с севера, из района Ливен, 13-й армией Пухова; с юга, из района Роговатое – Погорелое, 40-й армией Москаленко. Встретившись у Касторно-го, наши войска завершали окружение основных сил 2-й армии Зальмута, ликвидировали Воронежский выступ, очищали от противника важнейшую железнодорожную линию Елец – Касторное – Валуйки.

В середине января операция по уничтожению блокированной группировки 6-й армии не прекращалась ни на минуту. Упорно преодолевал Донской фронт сопротивление врага. К этому времени выявился просчет нашей разведки в количественной оценке окруженных войск. В плен сдался армейский квартирмейстер подполковник фон Куновски, который и внес ясность – на 10 января в «котле» находилось двести пятнадцать тысяч человек.

В ночь на 27 января в Бобров позвонил Верховный. Он начал разговор с традиционного вопроса:

– Как идут у вас дела, товарищ Василевский? Василевский разложил перед собой карту, доложил:

– В целом, товарищ Сталин, операция в районе Воронежа развивается успешно. Возможно, к концу завтрашнего дня танковые соединения 13-й и 40-й армии прорвутся к Касторному. Пухов и Москаленко уверены, что им удастся окружить 2-ю армию противника.

– А как решен вопрос с горючим у Кравченко? Танкистов ни в коем случае останавливать нельзя.

Хотя вопрос Сталина прозвучал для начальника Генштаба неожиданно, тот уверенно ответил:

– Горючее в 4-й танковый корпус доставлено самолетами, товарищ Сталин. Пока полторы заправки. Авиаторам мешает сильная метель, да и морозец за двадцать поджимает. Частью сил Кравченко обошел Горшечное южнее и наступает в направлении города Тим.

– Может, емкости с горючим разместить на санях и двигать их тракторами вслед за танковыми колоннами? – высказал предположение Верховный.

– Снабженцы пообещали мне найти выход из положения, товарищ Сталин, – завершил эту тему представитель Ставки и продолжил доклад: – Замкнув кольцо окружения у Касторного, 13-я, 38-я и 40-я армии продолжат наступление на Колпны, Малоархангельск и Фатеж.

– Но хватит ли сил у Рейтера и Голикова, чтобы предотвратить прорыв противника на запад? – спросил Сталин. – Прикажите командарму 60-й Черняховскому, чтобы он продолжил активные действия по линии соприкосновения, сковывал отходящего противника. Уточните задачу Воронежскому фронту. 38-я армия Чибисова должна выйти к Курску и овладеть городом. Тогда для Юго-Западного фронта станет очевидной задача овладения Харьковским промышленным районом.

– У 40-й армии тоже не хватит сил, чтобы создать плотное кольцо окружения по всему обводу от Воронежа до Касторного с юга, товарищ Сталин, – заявил Василевский. – На мой взгляд, следует быстрее привлечь к наступательным действиям на западе высвобождающиеся войска Донского фронта генерала Рокоссовского.

– Ставка уже вывела в резерв 24-ю армию Галанина, товарищ Василевский, – голос Сталина звучал бодро. – В течение ближайшей недели Донской фронт завершит операцию «Кольцо» в Сталинграде, и Ставка намерена использовать его войска на украинских направлениях. Оказывается, наша разведка просчиталась, втрое занизив количество окруженных вражеских войск.

Начальник Генштаба сделал очевидный вывод:

– Теперь понятно, товарищ Сталин, почему Рокоссовский не завершил операцию «Кольцо» в январе.

– У нас вяло развивается наступление войск Южного фронта, и Еременко не может объяснить, почему так происходит, – круто переменил тему диалога Верховный.

27 января в адрес Еременко поступила директива Ставки, побуждающая командующего Южным фронтом предпринять наступление на Ростовском направлении.

Этой же директивой управление гвардейскими – 3-м танковым, 2-м и 5-м механизированными корпусами, объединенными в группу Ротмистрова, передавалось командующему 2-й гвардейской армией Малиновскому, действующей на острие фронтовых сил.

Внимательно осмотрев новый немецкий танк «Тигр», Жуков позвонил Верховному и предложил быстрее ознакомить с «новинкой» противника наших танковых и артиллерийских специалистов. Он был уверен, что Сталиным будут приняты самые неотложные меры для отражения возникшей угрозы. Председатель ГКО тут же переговорил с наркомами Малышевым и Устиновым, а затем позвонил Главному конструктору артсистем Грабину, ибо сразу понял, что главным «губителем» вражеских «Тигров» на полях сражений непременно станет наша противотанковая артиллерия.

Разорвав в январе пятисотдневную блокаду Ленинграда, добивая хваленую 6-ю армию на берегах Волги, Красная Армия день за днем выметала полчища оккупантов с Украины и Кавказа. Она наяву демонстрировала рост своей мощи и воинского мастерства и делала это, не притязая пока на скорую окончательную победу.

Развязка приближалась. Получив донесение командира 38-й мотобригады полковника Бурмакова о блокировании площади «Павших борцов», командарм 64-й Шумилов поручил начальнику армейского штаба генералу Ласкину выехать на передовую и в качестве представителя командования Донского фронта провести переговоры с Паулюсом, принять капитуляцию его войск. Пленение самого командующего состояло при этом непременным условием.

Прибыв в штаб 6-й армии, Ласкин потребовал личной встречи с Паулюсом. Начальник штаба генерал Шмидт заявил, что Паулюс накануне возведен фюрером в чин фельдмаршала, но в данный момент болен и не командует армией. Вести переговоры с представителями советского командования он поручил ему, Шмидту, и командующему южной группой войск генералу Роске.

Возникло сомнение: «А есть ли в подвале фельдмаршал Паулюс вообще и жив ли он?»

– Где сейчас находится Паулюс?

– Фельдмаршал Паулюс находится в другой комнате этого же подвала, – ответил генерал Шмидт.

– Доложите ему о прибытии делегации Донского фронта и пригласите его в эту комнату для переговоров, – решительно потребовал генерал-майор Ласкин.

Шмидт удалился в помещение командующего 6-й армией. Вернувшись, он сообщил, что Паулюс просит двадцать минут, чтобы привести себя в порядок.

Ласкин заявил Шмидту, что он прибыл не вести переговоры о капитуляции, а принимать ее. Он предложил:

– прекратить огонь с немецкой стороны;

– организованно передать советскому командованию личный состав войск, вооружение и боевую технику;

– передать оперативные документы, исходящие от Верховного Командования вермахта;

– прекратить переговоры с высшими инстанциями;

– доложить содержание распоряжений Гитлера и фельдмаршала Манштейна в адрес 6-й армии.

Чтобы документально зафиксировать поражение немецких войск под Сталинградом, Ласкин предложил Роске написать приказ о капитуляции войск.

Двадцать минут, отпущенные командующему 6-й армией для приведения себя в порядок, истекли. Ласкин потребовал от Шмидта встречи с Паулюсом. Тот нехотя направился в соседнее помещение. По возвращении он сказал, что командующий 6-й армией плохо себя чувствует и просит еще двадцать минут. Эта просьба была решительно отклонена. Ласкин в сопровождении наших офицеров и Шмидта вошел в комнату Паулюса. Глава нашей делегации объявил фельдмаршалу о его пленении. Командующий 6-й армией, подняв вверх правую руку, на ломаном русском языке произнес:

– Фельдмаршал германской армии Фридрих Паулюс сдается Красной Армии в плен!

В полдень Паулюс, Шмидт и Адам были доставлены в Бекетовку, в штаб 64-й армии. Ласкин по всей форме доложил Шумилову: «Боевое задание по принятию капитуляции южной группы войск в Сталинграде и пленению командующего 6-й армией и его штаба выполнено!»

Предложив Паулюсу и Шмидту снять шинели, генерал-лейтенант Шумилов громко сказал:

– Вас пленили, господа генералы, войска 64-й армии, которые дрались с 6-й армией, начиная с Дона, Аксая и до конца Сталинградской битвы. Вы хотели окружить и разбить нас. Но разбили и окружили вас мы. Прошу садиться…

В тот же день в Заварыгин, в штаб Донского фронта, поступило донесение штаба 64-й армии: «Вместе с командующим и начальником штаба 6-й армии, фельдмаршалом Паулюсом и генерал-лейтенантом Шмидтом, сдались и доставлены в Бекетовку также командир 29-й моторизованной дивизии генерал-лейтенант Лейзер, начальник артиллерии 2-го армейского корпуса генерал-майор Вассоль и командир 1-й румынской кавалерийской дивизии генерал-майор Братеску».

К исходу 31 января капитулировала центральная группа войск генерал-полковника Гейтца. И сам командующий, неизменно ратовавший за то, чтобы при любом развитии обстановки сражаться до последнего солдата и последнего патрона, счел за благо сдаться в плен, а не разделить судьбу генерала фон Гартмана на передовой.

В полночь 31 января Паулюс, Шмидт и Адам на автомашинах были доставлены в Заварыгин. Здесь, спустя пару часов после прибытия, состоялась встреча командующего 6-й армией с маршалом артиллерии Вороновым и командующим Донским фронтом Рокоссовским.

На первый вопрос-пожелание фельдмаршалу Паулюсу уже пришлось отвечать в Сталинграде.

– Вам предлагается, господин фельдмаршал, немедленно отдать приказ северной группе войск о прекращении сопротивления, во избежание напрасного кровопролития и никому не нужных жертв.

И здесь ответ прозвучал прежний:

– Я, как военнопленный, господин маршал, не имею права отдавать такие приказы. Северным «котлом» командует генерал Штрекер, командир 11-го армейского корпуса. Только он или Верховный Главнокомандующий вправе теперь принять решение о капитуляции окруженных там войск.

Маршал артиллерии Воронов заявил:

– Мы располагаем огромными силами и средствами для полного уничтожения окруженных войск. К выполнению этой задачи мы приступаем завтра и завтра же обязательно выполним ее полностью. А вы, господин фельдмаршал, отказываясь отдать приказ о немедленной капитуляции северной группы войск, будете нести ответственность перед историей и немецким народом за напрасную гибель своих подчиненных.

Второй вопрос представителя Ставки прозвучал для командующего 6-й армией чистейшим откровением:

– По свидетельству главного врача 6-й армии Ренольди, вы, господин фельдмаршал, не отличаетесь крепким здоровьем. Советскому командованию хотелось бы знать, какой режим питания вам необходимо установить, чтобы не нанести вреда вашему здоровью?

Озадаченный Паулюс возразил:

– Лично мне, господин маршал, ничего не надо, но я прошу, чтобы после невероятных испытаний было обеспечено достойное отношение к раненым и больным немецким офицерам и солдатам, оказывалась посильная медицинская помощь и приличное питание. Это моя единственная просьба к командованию Красной Армии…

Доложив 2 февраля в Ставку о завершении операции «Кольцо», Воронов и Рокоссовский принялись за неотложные дела. Но в тот же вечер они получили приказ не позднее 3 февраля прибыть с докладом в Москву.

Когда маршал артиллерии Воронов и генерал-полковник Рокоссовский прибыли в Кремль, Сталин тепло принял их без промедления. При появлении «победителей» в кабинете Верховный проворнее обычного направился им навстречу. Он долго пожимал руку представителя Ставки, а командующего Донским фронтом обнял и негромко сказал: «Спасибо, Константин Константинович», выказывая тем самым свое искренне е внимание и уважение. Его зоркие глаза струились при этом гордостью за славные дела Красной Армии и ее, известных отныне на весь мир, великих полководцев.

Вечером 5 февраля в штаб Донского фронта поступила директива Ставки:

«1. К 15.2.43 г. образовать Центральный фронт.

2. Полевое управление Донского фронта переименовать в полевое управление Центрального фронта. Штаб фронта дислоцировать в районе Ольшанец.

3. Назначить: командующим Центральным фронтом генерал-полковника Рокоссовского К.К., членом Военного совета фронта генерал-майора Телегина К.Ф., начальником штаба генерал-лейтенанта Малинина М.С.

4. В состав Центрального фронта включить 21-ю, 65-ю, 70-ю армии, 16-ю воздушную армию, 2-ю танковую армию, 2-й гвардейский кавалерийский корпус…

Ставка Верховного Главнокомандования

И. Сталин, Г. Жуков».

Установившееся в начале февраля на правом фланге и в центре советско-германского фронта затишье сильно контрастировало с разворотом событий на Курском, Харьковском, Донбасском и Кавказском направлениях. Здесь борьба продолжалась с нарастающей силой.

В ночь на 6 февраля командующие Западным и Брянским фронтами получили «наступательные директивы» Ставки. Генерал-полковнику Коневу приказывалось во взаимодействии с войсками Брянского фронта генерал-полковника Рейтера к 12 февраля подготовить наступление 16-й армии Баграмяна в общем направлении на Брянск. Директива также обязывала командующего Западным фронтом к 25 февраля подготовить наступление 50-й и 10-й армий Болдина и Попова в общем направлении на Рославль, а частью сил – на Ельню.

Важную задачу предстояло решить войскам Центрального фронта. Предельно конкретно план действий был изложен в директиве Ставки от 6 февраля:

«С целью дальнейшего развития успеха Брянского и Воронежского фронтов и выхода в тыл Ржевско-Вяземско-Брянской группировке противника Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:

1. К 12.2.43 сосредоточить:

а) 2-ю танковую армию в районе Долгое;

б) 2-й кавкорпус с тремя лыжными бригадами, двумя танковыми полками в районе Черемисино;

в) 65-ю армию в районе Долгое, южнее Ливны.

Из района сосредоточения к исходу 14.2.43 – 2-ю танковую армию, 65-ю армию, 2-й кавкорпус вывести на рубеж развертывания Фатеж – Курск. Остальные части 21-й и 70-й армий, по мере их прибытия, сосредоточить в районе Волово – Долгоруково – Ливны и направлять их вслед за на ступающими войсками 1-го эшелона фронта.

2. С утра 15.2.43 2-й танковой армии, 65-й и 16-й воздушной армиям перейти в наступление в общем направлении Севск – станция Унеча с ближайшей задачей перерезать железную дорогу Брянск – Гомель.

Конно-стрелковую группу Крюкова развернуть на левом крыле и направить в прорыв через Новгород-Северский, Старый Быхов и Могилев, чтобы, обеспечив за собой переправы на Днепре, выйти в район Орши.

3. По выходе армий фронта на линию Гомель – Брянск главный удар нанести через Климовичи и Хиславичи на Смоленск с задачей освобождения района Смоленска и отрезания путей отхода Ржевско-Вяземской группировки противника.

4. Разграничительные линии фронта будут указаны дополнительно. Иметь в виду, что левее фронта будет наступать 60-я армия Воронежского фронта в общем направлении на Льгов – Глухов – Чернигов.

Ставка Верховного Главнокомандования И. Сталин, Г. Жуков».

Гитлер неистовствовал. Точь-в-точь в январе сорок третьего повторялась ситуация января сорок второго, да еще в более грозных масштабах. Год назад, пожертвовав десятком дивизий под Москвой и сотней «незадачливых генералов», ему удалось спасти группу армий «Центр» от полного разгрома и удержать фронт перед Вязьмой. Но теперь в безнадежном положении в крепости «Сталинград» погибала группировка в составе двадцати двух дивизий с частями усиления.

В четыре утра 1 января в Таганрог, в штаб-квартиру группы армий «Дон» Манштейна, поступило дополнение к приказу ОКВ № 2 от 31 декабря 1942 года:

«1. Чтобы осуществить освобождение 6-й армии, к середине февраля в районе Харькова будет сосредоточена крупная группировка танковых соединений…

2. Принято решение с середины февраля, в зависимости от условий погоды, начать наступление, предположительно севернее Дона, в направлении Сталинграда с целью освобождения 6-й армии. Его будет проводить танковая группа и другие подвижные соединения, которые удастся взять из групп армий „А“ и „Дон“.

3. Группам армий „Дон“ и „Б“ обеспечить условия для развертывания и ввода в бой подвижной группы…»

Утром 1 января руководители отделов собрались у начальника штаба Шмидта, чтобы поздравить командующего с наступившим Новым годом и производством его в генерал-полковники. 1-й армейский адъютант полковник Адам прикрепил к погонам генерала танковых войск Паулюса третью звезду, но «получил в ответ» вымученную улыбку командарма. Паулюс сказал:

– Этим Гитлер хочет облегчить мне конец, Адам.

– Господин генерал, – возразил Адам, – мы плохо знаем обстановку за обводом «котла», и нам трудно судить о планах ОКВ. У м ен я не уг ас ает над еж да, что фюрер сд ер жи т д ан ное вам с ло во и выручит 6-ю армию.

Командарм 6-й остудил оптимизм подчиненного:

– Вы можете радоваться, Адам, что вам не приходится ездить на передовую. Там положение катастрофическое. Повсюду довлеет печать голода. Лазареты забиты ранеными, полузамерзшими и обессилевшими, и мы не в состоянии помочь несчастным. Воля к жизни у них потеряна. Ими уже овладело чувство безнадежности.

– Но, возможно, встреча Хубе с фюрером изменит нашу судьбу к лучшему? – не сдавался Адам.

Паулюс согласился с этим лишь частично:

– Не преувеличивайте, Адам, возможности Хубе. Наша авиация понесла большие потери. Других путей улучшить снабжение войск я не вижу. Их нет.

После обеда 3 января генерал Хубе был принят в «Вольфшанце». Гитлер вручил ему высокие награды и провел короткую беседу. Командир 14-го танкового корпуса попытался обрисовать положение войск в «котле», но вскоре был прерван тирадой известных фюрерских обещаний о помощи.

Гитлер заявил, что судьба 6-й армии ни на минуту не покидает его воображение и в середине февраля мощная танковая группировка нанесет неотразимый удар из района Харькова и непременно достигнет Сталинграда.

7 января совпали два события. В полдень в «котел» возвратился Хубе. И почти одновременно радио русских на передовой в обращении к Паулюсу сообщило, что на следующий день у Котлубани командование Красной Армии высылает своих парламентеров для вручения ультиматума о капитуляции представителям 6-й.

Получив пакет от командования Красной Армии с ультиматумом о капитуляции, Паулюс вновь запросил согласие «Вольфшанце» на «свободу действий», но получил категорический приказ держаться до конца.

Вечером 10 января, когда в приволжской степи, западнее Сталинграда, бушевал окончательный бой 6-й армии, Гитлер принимал в «Вольфшанце» румынских союзников – маршала Антонеску и начальника Генштаба генерала Штефлю. Как и три недели назад при встрече с командованием итальянской армии, фюрер Третьего рейха изложил им свой взгляд на обстановку. Он философствовал три часа:

– Если Германия на Западе или Германия и ее союзники на Юге и Востоке будут разбиты, результат в итоге получится одинаковым. Англосаксы в любом случае станут победителями лишь теоретически, ибо при поражении «стран оси» и их союзников Россия на всем континенте станет настолько сильной, что англосаксы потеряют здесь всякое влияние. Поэтому их интересы в данный момент и на перспективу объективно совпадают с интересами Третьего рейха, выступающего в качестве защитника Европы от угрозы большевизма.

Вермахт победоносно заканчивал сорок первый год, и лишь суровая зима помешала ему овладеть Петербургом и Москвой. Он одержал победы в Крыму и под Харьковом в сорок втором, и снова русская зима воздвигла перед ним проблему овладения «крепостью Сталинград». 6-я армия владеет большей частью этой твердыни, и генерал Паулюс будет сражаться за нее до конца.

Сейчас у Германии и ее союзников Россия остается открытой раной. Важнейшей областью в настоящий момент представляется треугольник Ростов – Сталинград – Кавказ. В кризисное время надо сохранять железные нервы. Если бы Германия потеряла две трети производства железа, во семьдесят процентов нефтяных источников и весь коксующийся уголь, то ее положение было бы отчаянным. Но сейчас именно в такой ситуации находится Россия. Она располагает добычей железа на Урале, но коксующегося угля для изготовления стали из той железной руды у нее нет. Нехватка продуктов питания и недостаток в людях создают до полнительные трудности, которые в конечном счете приведут ее к гибели.

Если ему, фюреру, кто-то поставит вопрос, когда и как может закончиться война, то он скажет, что это, вероятно, единственный вопрос, на который во всей истории не мог дать точного ответа ни один государственный деятель или полководец. В таком конфликте, как теперешняя мировая война, необходимо только отчетливо видеть цель и предпосылки достижения этой цели. Главное – духовное самообладание, фанатичная решимость ни при каких обстоятельствах не капитулировать…

Переговоры в «Вольфшанце» убедили румынского союзника – как бы ни разрешилась трагедия 6-й армии Паулюса в Сталинграде, успеет или нет отойти с Кавказа 1-я танковая армия Маккензена, фюрер нигде и никому не позволит добровольно капитулировать перед Советами, вермахт будет сражаться до конца.

Прилет Риббентропа в Главную Ставку в разгар нарастания кризиса на Восточном фронте преследовал не только «миротворческие цели». Но, участвуя в переговорах с маршалом Антонеску, он воочию убедился в ином настрое Гитлера, что и на этот раз его не удастся склонить к началу сепаратных переговоров с Москвой. Это удручало. «Первый дипломат» рейха снова покинул «Вольфшанце» ни с чем: формула фюрера неизменна – «нет» Западу и «нет» Востоку.

Четырехдневный визит маршала Антонеску в «Вольфшанце» еще продолжался, когда в стане Германии и ее союзников возник новый острый кризис на Среднем Дону. 13 января русские повели наступление на позиции 2-й венгерской армии генерал-полковника Яни у Сторожевого и 8-й итальянской армии генерала Гарибольди, северо-западнее Кантемировки. Кризис стремительно нарастал.

Генерал Гарибольди, предвидя опасную перспективу, 13 января обратился к командующему группой армий «Б» и в «Вольфшанце» с просьбой об отводе Альпийского корпуса на отсечные позиции у Подгорного, но получил решительный отказ Гитлера. В полдень 17 января клещи ударных дивизиий большевиков сомкнулись в районе Карпенково. Вот тогда, 18 января, и было получено согласие «общего фюрера» на отход.

Поражение 2-й венгерской армии спутало «оперативные карты» Кейтеля. Полмесяца назад он согласовал с Гитлером вопрос о том, что из слабо подготовленных войск Хорти надо отобрать лучшие кадры, укомплектовать ими три «сносных дивизии», а «примитивный остаток» отправить на строительство оборонительных позиций под Смоленск. Но вот и этот план «Вольфшанце» в течение каких-то трех-четырех дней легко порушен русскими – венгры в панике бросали передовые позиции и спешно отходили на Обоянь. Генерал-полковник Яни потерял управление войсками.

В создавшихся условиях теряло смысл дальнейшее удержание Ржевско-Вяземского плацдарма группой армий «Центр». Более того, этот маневр таил в себе очевидную опасность, поскольку встречный удар войск Калининского и Западного фронтов с севера и юга в промежутке между Смоленском и Вязьмой угрожал новым гигантским «котлом», по размерам ничуть не меньшим, чем Сталинградский в междуречье Дона и Волги.

Из головы фюрера не выходил «возможный южный план» большевиков – прорваться к Ростову и одним ударом решить проблему освобождения Кавказа. Это опасение разделял и Цейтцлер. Перерезав коммуникации войск группы армий «А», Южный фронт Еременко добивался двойного успеха – для Красной Армии теряло смысл силовое возвращение оккупированной территории, а перед ОКВ вставала задача по спасению окруженной в предгорьях Кавказа группировки.

В Сталинградском «котле» воцарилась вакханалия хаоса. Офицеры штабов не существующих дивизий спешно перебазировались на восток, прихватывая в последний момент остатки продовольствия, личные вещи и оперативные документы. Армейские лазареты, оказавшиеся в прифронтовой полосе, оставлялись на «попечение» наступающего противника – их не на чем, некому и некуда было вывозить. Тифозные вши одолевали истощенных и предельно измотанных людей. «Котел» стал средоточием голода, страданий, отчаяния и напрасных, бессмысленных смертей.

С потерей аэродрома в Питомнике все меньше самолетов совершало посадку в «котле». Чтобы обсудить возможности посадки «транспортников» на временных площадках, утром 17 января Паулюс в радиограмме на имя Манштейна потребовал прислать в его штаб командира 8-го авиакорпуса Фибиха. Командующий группой армий «Дон» выполнил требование командарма 6-й. Однако в тот же день на аэродроме в Гумраке приземлился самолет всего лишь с майором «люфтваффе» на борту, адъютантом генерала Фибиха.

В развалинах Сталинграда вовсю свирепствовали офицерские патрули и наряды жандармов, имеющие приказ принимать беспощадные меры к мародерам, «добровольным заготовителям продуктов» и самовольно покинувшим расположение своих подразделений на передовой. Суровый самосуд не щадил несчастных – пули соотечественников столь же бесцеремонно, как и пули противника, обрывали жизнь одинаково обреченных на бесславную и безжалостную смерть.

Приказ командарма 6-й сопротивляться до последнего человека неоднократно подтверждался последующими приказами и распоряжениями, в том числе и в адрес давно разгромленных соединений. Чтобы продлить сопротивление до «последнего патрона», специальные «команды по сбору героев» все настойчивее прочесывали лабиринты подземных убежищ, наполненных вонью и дымом, вытаскивали из подземелий боеспособных солдат и конвоировали их на сборные пункты для отправки на передовую. А там набирал силу процесс самостоятельной капитуляции мелких боевых групп.

Получив донесение командующего группой армий «Север» фон Кюхлера о том, что русские завершили операцию по прорыву блокады Петербурга, Гитлер пришел в ярость. Пришлось отступить там, где, по его разумению, ни в коем случае нельзя было этого делать. Тут во главу угла фюрер ставил политические соображения. Во всем мире этот победный акт большевиков будет расценен по высшей шкале поражений вермахта на Востоке и обозначен крупным успехом Советов после блистательных побед под Москвой и Сталинградом.

– Кюхлер, держитесь! Я выделяю вам подкрепления! Геринг усилит бомбардировки Петербурга и зоны «бутылочного горла». Это поможет вам вернуть утраченные позиции. Ни шагу назад, Кюхлер! Всегда помните мой приказ! – Гитлер продолжал еще некоторое время истерично призывать Кюхлера к упорству и даже отвоеванию прежних позиций у Шлиссельбурга, но в какой-то момент вдруг осознал, что связь со штаб-квартирой группы армий «Север» прервалась.

В середине января сорок третьего в Главной Ставке господствовал дух подавленности, смуты. Некоторым из высших военных чинов не давала покоя навязчивая идея, что в условиях непрерывного оттока немецких войск с Запада англосаксы под напором Москвы могут совершить десантирование тридцати дивизий на французское побережье. Они, пользующиеся особым доверием «повелителя нации», постарались навязать ее и фюреру, чтобы в будущем избежать возможных обвинений в близорукости и отсутствии элементарного предвидения. Тогда в России не одержать полной победы.

Каждый день в течение всего января с Восточного фронта поступали в «Вольфшанце» удручающие донесения, особенно от Паулюса из Сталинграда. Развитие обстановки в «котле» указывало, что там со дня на день могла полностью развалиться непрочная оборона. А вот быстрого поражения под Шлиссельбургом не ждали, и жестокое донесение штаба группы армий «Север» породило в Главной Ставке самые мрачные предчувствия.

Гитлер встал из-за стола, подошел к шеф-адъютанту, сказал отрывисто, с придыханием:

– Надо, на конец, выяснить, Шмундт, почему все чаще прерывается связь с фронтом. Фельгибель неизменно ссылается на диверсии партизан, но я мало в это верю…

Генерал Шмундт спокойно вступил в диалог:

– Мой фюрер, я полагаю, что фон Кюхлер еще находится у аппарата и ждет продолжения разговора с вами.

– Разумеется, Шмундт, мне так и не удалось выяснить главного, – повысил голос Гитлер, – почему Линдеман без разрешения отвел свою армию с Ладожского побережья. Это недопустимая вольность!

– Мой фюрер, возможно, немедленная авиационная поддержка поможет выправить кризисное положение? – не то спросил, не то внес предложение Шмундт.

– Да, Шмундт, – поддержал эту идею Гитлер, – пусть Мильх выполнит приказ и направит фон Кюхлеру две эскадрильи «дорнье» из Дании. Русских надо как следует проучить!

Зияющей раной продолжал оставаться Сталинград. На его фоне прошли незамеченными в Главной Ставке и сдача Великих Лук группой армий «Центр», и тяжелое поражение союзников у Острогожска и Россоши, и отход с Кавказа 1-й танковой армии. А так хорошо начиналось лето с побед в Крыму и под Харьковом! Накатившийся ужас «Сталинградской Вандеи» поражал воображение.

В полдень 22 января блокированные войска лишились последней пригодной для посадки самолетов площадки в Гумраке – артиллерия русских насквозь простреливала ее с разных сторон. Полевой аэродром в поселке Сталинградский действовал только одни сутки. 23 января здесь приземлились два «Хейнкеля-111». Они взяли на борт раненого командира 4-го армейского корпуса Иенеке и начальника инженерной службы 6-й армии Зелле и стартовали на Ростов. Провожая «счастливчика», Паулюс проводил давнишнего сослуживца словами: «Отправляйтесь, Зелле, с богом и внесите свою лепту в то, чтобы ОКВ снова спустилось с небес на землю!»

Вечером 24 января штаб 6-й армии, преследуемый «танковым цугом» большевиков, в четвертый раз сменил место своей дислокации, наскоро укрывшись в подвалах городской больницы в южной части Сталинграда. На новом месте Паулюс созвал совещание командиров корпусов. Обсуждался вопрос: как действовать дальше? Прозвучали противоположные мнения. Только что назначенный командиром 4-го армейского корпуса Пфеффер и командир 51-го армейского корпуса Зейдлиц решительно высказались за прекращение военных действий и немедленную капитуляцию. Их позицию разделял и 1-й армейский адъютант Адам. Командиры 8-го и 11-го армейских, а также 14-го танкового корпусов Гейтц, Штрекер и Шлемер настаивали на продолжении сопротивления.

26 января командир 51-го армейского корпуса Зейдлиц, без согласования с Паулюсом, предоставил командирам полков и батальонов право капитулировать по своему усмотрению. Штаб армии снова оказался вблизи передовой и, сопровождаемый автоматными очередями, в последний раз перебрался к месту своей завершающей дислокации – в подвалы городского универмага…

Генерал Цейтцлер отчаянно стоял на своем:

– Мой фюрер, если мы хотим получить в районе Воронежа еще один «Сталинград», то я готов согласиться на безусловное удержание позиций у Лозинки и Старого Оскола, но…

Гитлер прервал «генштабиста» на полуслове:

– Вы хотите сказать, Цейтцлер, что 2-ю армию Зальмута нужно спешно отводить на реку Тим? Что Курское направление приобретает решающий характер?

– Мой фюрер, я не успел доложить вам вчера, что Воронеж после упорных уличных боев уже захвачен большевиками, – поспешно заявил Цейтцлер.

Гитлер взглянул на «оперативку», процедил:

– Воронеж, говорите, сдан 2-й армией?… но Валуйки еще удерживаются кем-то, Цейтцлер?

– Танки красных, мой фюрер, осадили Валуйки и Старобельск. У фон Вейхса нет уверенности, что их удастся защитить. Единственный выход – это немедленный отвод 2-й армии на реку Тим и удержание позиций группой армий «Б» по рекам Оскол и Северскому Донцу.

Гитлер ткнул пальцем в ту же точку:

– Но Ворошиловград Манштейн еще удерживает в наших руках, Цейтцлер?

– Манштейн просит подкреплений, мой фюрер. Ворошиловград и Ростов пока обороняются, но прочность групп «Фреттер-Пико» и «Холлидт» невелика.

– Передайте, Цейтцлер, мой последний приказ Руоффу: Краснодар и Таманский полуостров удерживать во что бы то ни стало! Они остаются нашим главным трамплином на Кавказ и в Иран. Кстати, Цейтцлер, обстановка складывается таким образом, что надо быстрее разыскать Гудериана и вернуть его на службу. Пусть он, подобно Мильху в авиации, попытается в ранге генерал-инспектора ускорить выпуск новейших танков и чего-то добиться к середине лета. Для успешного наступления нужны танки. Если в июле – августе, Цейтцлер, мы не сможем добиться перелома в России, то я буду вынужден искать там другие, политические решения.

Многозначительность последних слов Гитлера не застала, однако, начальника Генштаба ОКХ врасплох:

– Мой фюрер, вы имеете в виду разумное предложение фон Риббентропа о начале переговоров с Москвой?

– Я давно заметил, Цейтцлер, что вы неважный политик. Вы ограничили себя сферой чисто военных манипуляций – одна армия туда, другая – сюда. Учтите, любые переговоры значительно удобней вести с позиции силы. Компьен – лучший тому пример. Но для успеха переговоров годятся и промежуточные победы!

На рассвете 27 января уже «безлошадный», ничего не ведающий о судьбе остатков своего 51-го армейского корпуса Зейдлиц оставил тюремный подвал, добрался до универмага, встретился с Паулюсом. Снова последовало решительное требование о немедленной капитуляции разлагающегося войска. Спустя пару часов командарму 6-й позвонил командир 14-го танкового корпуса Шлемер. И он просил разрешения капитулировать, ввиду неспособности его частей к сопротивлению.

В ночь на 30 января командующий группой армий «Дон» Манштейн позвонил в Главную Ставку. Гитлер, не перебивая, выслушал его соображения и в основном согласился с доводами «маститого стратега». Да, следует принять все меры для стабилизации фронта на Курском и Харьковском направлениях. В случае, если большевики продвинутся до рубежа Курск – Харьков – Красноармейское, то защита позиций по Северскому Донцу потеряет всякий смысл. Паулюсу в Сталинграде следует предоставить свободу действий…

Тут-то монолог Манштейна был решительно прерван Верховным Главнокомандующим:

– Фельдмаршал! Главная Ставка не менее вашего обеспокоена положением войск на Среднем Дону! Достойные меры по отражению большевистских угроз принимаются. Мною отданы распоряжения Фромму о переброске на Восток подкреплений с Запада. Можете быть уверены – они окажутся эффективными, чтобы остановить прорыв русских на Украину. Нам нужны крепкая воля и железная стойкость!

– Мой фюрер! Кризисные обстоятельства обязывают меня принимать решительные меры по стабилизации фронта в предместьях Ростова. Однако 1-я танковая армия Маккензена еще не достигла Дона и ведет тяжелые арьергардные сражения в Батайской степи.

Гитлер никак не отреагировал на реплику Манштейна. На той же высокой ноте он подтвердил свой «последний, непреклонный приказ» по Сталинграду:

– Я понимаю ваше беспокойство, Манштейн, за судьбу 6-й армии, но она будет продолжать сопротивление до конца! Капитуляция ее войск исключена!

В полдень 30 января командарм 6-й направил в «Вольфшанце» две радиограммы. Первая, верноподданническая, гласила: «6-я армия, верная присяге Германии, сознавая свою высокую и важную задачу, до последнего человека и до последнего патрона удерживает позиции за фюрера и Отечество. Генерал-полковник Паулюс».

Вторая радиограмма адресовалась Гитлеру: «По случаю годовщины взятия вами власти 6-я армия приветствует своего фюрера. Над Сталинградом еще развевается флаг со свастикой. Пусть наша борьба будет нынешним и будущим поколениям примером того, что не следует капитулировать даже в безнадежном положении. Тогда Германия победит. Хайль, мой фюрер! Паулюс, генерал-полковник».

Гитлер ответил без промедления: «Мой генерал-полковник Паулюс! Уже теперь весь немецкий народ в глубоком волнении смотрит на этот город. Как всегда в мировой истории, и эта жертва будет не напрасной. Заповедь Клаузевица будет выполнена. Только сейчас германская нация начинает понимать всю тяжесть этой борьбы и принесет тяжелейшие жертвы. Мысленно всегда с вами и вашими солдатами. Ваш Адольф Гитлер».

Вечером 30 января командир 71-й пехотной дивизии Роске доложил Паулюсу: «Дивизия больше не в состоянии оказывать сопротивление. Русские танки приближаются к универмагу. Это конец».

В «Вольфшанце» в конце января смешались понятия о начале и конце суток. Так перепутал все дела в Главной Ставке Сталинград. Конец волжского «котла» был для всех обитателей ее делом решенным, но о нем очень боялись здесь услышать. Больше других боялся его Гитлер, хотя именно по его злой воле была «отдана под нож» 6-я армия Паулюса.

В ночь на 31 января Гитлер произвел Паулюса в «генерал-фельдмаршалы». В этом он видел главный стимул к продолжению «упорного сопротивления».

Известие о том, что в Сталинграде состоялась капитуляция южного «котла» и там уже «все кончено», привело Гитлера в ярость. Несколько раз в присутствии Цейтцлера он повторил, что Паулюс, сдавшись в плен, нарушил традицию армии. Ни один фельдмаршал вермахта до него не оказывался в плену у противника живым!

В полдень 1 февраля, когда Паулюс, Шмидт и Адам уже находились в штабе Донского фронта, Гитлер встретился с Цейтцлером для обсуждения критической обстановки.

Цейтцлер на этот раз начал доклад издалека:

– Мой фюрер, в общем, выявляется, что охватывающий маневр красных на Дону распространяется теперь против северного крыла. Наступает танковая группа в составе нескольких корпусов. Это вот здесь, у Славянска. Поэтому в этот район Манштейн подтягивает 7-ю, 3-ю и 4-ю танковые дивизии. 3-я танковая дивизия находится на марше через Ростов.

Указка «генштабиста» уперлась в ключевую точку на юге. Выдержав паузу, Цейтцлер продолжил доклад:

– Положение на участке Славянск – Лисичанск может в ближайшие дни обостриться. Так что…

– Хорошо, Цейтцлер. Как обстоят дела с передислокацией 13-й танковой дивизии? – спросил Гитлер.

– Перегруппировки на юге, мой фюрер, идут очень хорошо. 3-я танковая дивизия продвигается через Ростов, 11-я танковая дивизия следует за ней. Планируется, что и 13-я танковая дивизия вечером одним переходом проследует на самый север, к Ворошиловграду.

– Значит, 7-ю танковую дивизию Манштейн перебрасывает в район Славянска? – Гитлер продолжал неотрывно рассматривать «оперативку».

– Да, мой фюрер, – подтвердил Цейтцлер. – На этот участок выдвигается также 335-я пехотная дивизия.

– Шестнадцать эшелонов 335-й пехотной дивизии все еще находятся в пути? – уточнил Гитлер.

Начальник Генштаба ОКХ заверил Главкома:

– Да, мой фюрер. Сейчас, правда, эшелоны передвигаются медленнее из-за потерь в пути, вследствие непрерывных налетов авиации противника.

– Выходит, Цейтцлер, смена длится еще дольше, чем выдвижение свежих тыловых соединений?

– Выходит так, мой фюрер. Я хотел бы просить вас об удовлетворении предложений Манштейна о спрямлении линии фронта его армий по реке Миус.

– Я это еще обдумаю, Цейтцлер. Но я могу сказать одно, что возможности окончания войны на Востоке посредством наступления более не существует. Это мы должны ясно представлять себе.

– Да, мой фюрер, вы правы, – согласился Цейтцлер. Совещание затягивалось, а разговор о Сталинграде все еще не подошел. Его начал Гитлер без всякого перехода, нарицательно назвав сдавшихся «они».

– Они там капитулировали по всем правилам. Ибо в противном случае люди сбиваются в кучку, отстреливаясь во все стороны, и последнюю пулю пускают в себя.

Цейтцлер согласно кивнул головой:

– Я тоже не могу этого постигнуть. Я все еще думаю, что, может, это не так и фельдмаршал Паулюс, возможно, лежит в Сталинграде тяжело раненный.

Гитлер решительно возразил:

– Нет, Цейтцлер. Все так! Русские прямо об этом заявили. Паулюс и Шмидт будут отправлены в Москву, предстанут перед ГПУ и их принудят отдать приказ, чтобы северный «котел» тоже сдался в плен.

– Это абсолютно необъяснимо, мой фюрер, – удрученно поддакнул начальник Генштаба сухопутных войск.

– Не скажите, Цейтцлер, – возразил Гитлер. – Полковник Белан получил из «котла» письмо от родственника. В нем сказано точно: «Паулюс – под вопросом. Зейдлиц – пал духом. Шмидт – пал духом. Хубе – человек. Конечно, было бы лучше, если бы Хубе остался в „котле“, а другие вышли из окружения. В данном случае Паулюс мог видеть, как пятьдесят-шестьдесят тысяч его солдат умирают и мужественно обороняются до последнего! И как мог он сдаться большевикам?!»

– Это, мой фюрер, такое, что совершенно непостижимо, – продолжал причитания покорности Цейтцлер.

Утром 3 февраля Германия услышала по радио сводку ОКВ. «Героическая гибель» 6-й армии фельдмаршала Паулюса послужила поводом к объявлению трехдневного траура на территории страны.

5 февраля резко обострился кризис в районе Харькова. Прорвав оборону 4-й танковой армии Гота южнее Белгорода, русские повели наступление на Богодухов, охватывая «вторую столицу Украины» с северо-запада. Одновременно ударом на Купянск и Красноград начался охват Харькова с юго-запада. Командующий группой армий «Дон» Манштейн поставил «трудный вопрос» перед ОКВ об отводе войск на рубеж обороны по реке Миус. Но Гитлер «с порога» отверг эти пораженческие предложения, и 6 февраля Манштейн был вызван в Главную Ставку для «исчерпывающего доклада».