АРДЕННСКАЯ ДРАМА

1

Когда в полдень 16 ноября нарком Молотов вошел в кабинет председателя СНК, там находился начальник Главпура Красной Армии Щербаков. Обсуждался вопрос о политическом обеспечении Висло-Одерской операции. Сталин сидел на краешке дивана в простенке между окнами, дотошно выяснял содержание выполняемой политорганами работы, акцентируя внимание на главном.

– Надо поставить политическое дело так, товарищ Щербаков, чтобы каждый офицер и солдат Красной Армии глубоко уяснил для себя ответственность момента. Немец отброшен к границам Германии и вынужден теперь защищать свою территорию. Его сопротивление возрастет вдвое. И враг еще силен. Поэтому в войсках не должно быть зазнайства, беспечности. Обстановка требует решительного повышения бдительности. Эти вопросы следует обсудить на заседаниях Военных советов, на партактивах и партсобраниях.

Сталин умолк. Паузу нарушил Щербаков:

– На 1-й Белорусский фронт выезжает группа офицеров Главпура во главе с генералом Краскевичем, товарищ Сталин. Перед нею поставлена задача: помочь Военному совету и политуправлению фронта в подготовке Висло-Одерской операции, а так же в налаживании деятельности военных комендатур на освобожденной территории Польши, которые являются связующим звеном между нашим командованием и польскими местными органами власти.

– Это наиболее актуальные задачи, – Верховный поднялся с дивана. – Кроме того, внимание политорганов следует обратить на усиление охраны тыловых коммуникаций. Этот вопрос мы почему-то упустили. В Генштаб поступает много донесений об активизации контрреволюционных групп на освобожденной территории Польши и Венгрии. Участились диверсии на железных дорогах. Имеются случаи покушений на наших офицеров и солдат, а также представителей местной власти. Набирает силу бешеная кампания против коммунистов. Мы не должны допустить нарастания враждебного Советскому Союзу пропагандистского террора. По линии Наркомата обороны уже принимаются соответствующие меры, но тут многое зависит от деятельности фронтовых политорганов по месту дислокации.

– Работа в этом направлении уже проводится, товарищ Сталин, – заверил Верховного генерал-полковник Щербаков. – Политуправление 1-го Белорусского фронта подобрало кадры комендатур, предназначенных для работы в западных районах Польши, которые еще предстоит освободить. С их руководителями проведен целевой идеологический семинар. Они снабжены инструкциями, в которых изложены права и обязанности личного состава комендатур.

– Где в данный момент находятся начальники будущих комендатур и чем конкретно они занимаются? – Сталин сопроводил свой вопрос характерным жестом руки, оставаясь на традиционном месте у торца стола.

– После семинара они были распределены по армиям, товарищ Сталин, подчинены Военным советам. В настоящее время они занимаются формированием своих подразделений, проводят с личным составом учебные занятия.

Председатель СНК сделал несколько «челноков» вдоль кабинета и обратился уже к наркому иностранных дел:

– Вот и товарищ Молотов принес нам очередное послание британского премьера. Господин Черчилль никак не поделит Германию, хотя войска союзников застряли на ее западной границе. Их продвижение окончательно заглохло.

– Находясь в Париже, Черчилль, похоже, чересчур расшаркался в любезностях и пообещал де Голлю лишнее, а теперь намерен это «обещанное» подвести под «общую крышу» союзников, – сказал Молотов. – Это известный прием английской дипломатии.

Председатель СНК продолжил диалог:

– Можно понять и так, товарищ Молотов, что Черчилль усиленно обрабатывал де Голля перед его поездкой в Москву в духе своих известных предложений о зонах оккупации Германии. Тут он, конечно, не оригинален.

Нарком иностранных дел взял в руки послание, сказал:

– Вот что дословно пишет по этому поводу британский премьер: «Я видел сообщение агентства Рейтер, несомненно исходящее из Парижа, о том, что Франция получит Рур, Рейнскую область и прочее, – которые будут заняты гарнизонами ее войск. Это не соответствует действительности, и ясно, что ничего подобного этому не может быть решено в таком вопросе, кроме как по соглашению с Президентом и вами. Все, что я сказал де Голлю по этому поводу, сводилось к тому, что мы разделили Германию на русскую, британскую и американскую сферы. Грубо говоря, у русских – восток, у британцев – север, а у американцев – юг».

– Вот теперь уже мы, товарищ Молотов, станем более заинтересованы в приезде де Голля в Москву, – сделал вывод Сталин. – Он и доложит нам о сути британских предложений.


Затаенная обида, высказанная маршалом Рокоссовским по случаю его перемещения с 1-го Белорусского на 2-й Белорусский фронт, не прошла мимо внимания Верховного. 17 ноября маршал Рокоссовский был вызван в Ставку. Заслушав его доклад о положении дел на его фронте в присутствии генерала армии Антонова, Сталин сказал:

– 2-й Белорусский фронт, товарищ Рокоссовский, будет наступать на важнейшем стратегическом направлении. Вашим войскам не следует обращать внимания на Восточно-Прусскую группировку немца. Ее разгром Ставка возложила на 3-й Белорусский фронт Черняховского, который и будет заботиться об обеспечении взаимодействия с вашим фронтом. Ваша забота – самое тесное взаимодействие с 1-м Белорусским фронтом товарища Жукова.

Изучив представленную маршалом Рокоссовским «оперативку», Верховный собственноручно красным карандашом вывел на ней еще одну «наступательную стрелу», направленную на Быдгощ, и тут же пояснил:

– Так, товарищ Рокоссовский, вы поможете войскам маршала Жукова, если замедлится их продвижение на Берлин. Наступая на Штеттин, 2-й Белорусский фронт, совместно с 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами, должны закончить войну на Западе.

Верховный отступил на пару шагов от стола и обратился к «исполняющему начальника Генштаба»:

– Теперь вы, товарищ Антонов, расскажите товарищу Рокоссовскому, какими силами будет пополнена группировка его войск. Я уверен, что он не окажется в обиде.

Антонов привычно развернул на столе «двухсотку» 2-го Белорусского фронта, лаконично доложил:

– Разграничительная линия вашего фронта, Константин Константинович, с 1-м Белорусским фронтом передвигается южнее, до устья Нарева. Поэтому 65-я и 70-я армии Батова и Попова также переходят в ваше подчинение. Кроме того, из резерва Ставки 2-й Белорусский фронт получает: 5-ю гвардейскую танковую, 2-ю ударную и 49-ю армии Вольского, Федюнинского и Гришина. Фронт усиливается дополнительно танковым, механизированным и кавалерийским корпусами, тремя артдивизиями прорыва.

Верховный Главнокомандующий тут же дополнил:

– Основные фронтовые силы, товарищ Рокоссовский, вы должны сосредоточить на левом фланге, чтобы в случае необходимости оказать помощь 1-му Белорусском у фронту. Это категорическое требование Ставки. Маршал Жуков, ведя фронтальное наступление, не должен опасаться фланговых ударов немца ни с севера, ни с юга.

В то время как войска 2-го и 1-го Белорусских, а также 1-го Украинского фронтов продолжали подготовку к Висло-Одерской операции, 2-й и 3-й Украинские фронты упорно теснили противника на Будапештском направлении. Но решающий успех все не приходил. Это создавало в Ставке излишне нервозную обстановку. 21 и 22 ноября Верховный вел переговоры по телефону с маршалами Малиновским и Толбухиным, но так и не смог выяснить причины «длительного топтания на месте» их войск на подступах к Будапешту. 23 ноября он позвонил представителю Ставки маршалу Тимошенко и потребовал подробного доклада об обстановке.

Верховный согласился с выводами представителя Ставки по обстановке в полосе 2-го Украинского фронта, но прежде чем озадачить маршала Малиновского новой директивой, 25 ноября вновь связался с ним по телефону. Особых нотаций не последовало, но состоялось скрупулезное выяснение возможностей фронта – чего можно достичь в конкретно сложившейся ситуации. Будапешт стал подлинной «занозой» для Ставки.

25 ноября последовала директива Ставки командующему 1-м Украинским фронтом Коневу о проведении наступательной операции с целью разгрома, во взаимодействии с 1-м Белорусским фронтом, Кельце – Радомской группировки 4-й танковой армии Грезера.

В ночь на 26 ноября командующий 2-м Украинским фронтом получил директиву Ставки: «Создать на Хатванском направлении решительное превосходство сил над армейской группой „Фреттер-Пико“, сосредоточив на исходных позициях 7-й гвардейской армии, обходившей Будапешт с севера, необходимые танковые силы и артиллерийские дивизии прорыва». Начать наступление Ставка приказала не позже 2–3 декабря.

Подготовка Висло-Одерской операции [8] в значительной степени отличалась от подготовки предыдущих операций подобного масштаба, проводимых на территории СССР. Раньше достоверные разведданные наши штабы получали от партизанских отрядов, действующих на оккупированной территории. В Польше этот источник информации о противнике исключался. Теперь данные о нем приходилось добывать главным образом с помощью авиационной и агентурной разведок, а также разведки наземных войск. 27 ноября маршал Жуков вылетел в Москву для доклада.

Продолжая обеспечивать твердое управление войсками всех фронтов, Ставка своевременно вскрывала и устраняла допущенные просчеты. 30 ноября Ставка направила командующим 1-м и 2-м Белорусскими и 1-м Украинским фронтами маршалам Жукову, Рокоссовскому и Коневу обобщающее директивное письмо с анализом фактического положения.

Ставка держала в поле своего зрения и те фронты, которые, превозмогая накопившуюся усталость, продолжали активные боевые действия. 30 ноября командующий 4-м Украинским фронтом Петров получил ее директиву о подготовке 38-й армии к наступлению на Краков и овладении им во взаимодействии с 1-м Украинским фронтом. Продолжалось наступление 4-го Украинского фронта и в Чехословакии. 1 декабря 18-я армия Гастиловича с ходу форсировала Ондаву и освободила от оккупантов Требишов.

3 декабря директиву Ставки о проведении операции с целью разгрома Тильзитско-Инстербургской группировки 3-й танковой и 4-й армий генералов Рауса и Хоссбаха получил командующий 3-м Белорусским фронтом Черняховский.

Железные клещи 2-го и 3-го Украинских фронтов охватывали Будапешт с севера и с юга. Войска группы армий «Юг» Фриснера отходили на запад, надеясь задержать продвижение Красной Армии на угрожаемых участках частыми контратаками танковых сил. Тяжелые бои 6 и 7 декабря продолжались по всей линии соприкосновения. К исходу 8 декабря 7-я гвардейская армия Шумилова у Вероче пробились к Дунаю, перерезав пути отхода Будапештской группировки врага на север. Южнее венгерской столицы, от Эрда до Барча, 46-я, 4-я гвардейская и 57-я армии Шлемина, Захарова и Шарохина пробились к оборонительной линии «Маргарита».

11 декабря Верховный вернулся к обсуждению ситуации на Будапештском направлении. После глубокого анализа обстановки он пришел к выводу, что возникли реальные предпосылки для окружения Будапештской группировки противника. Учитывая это, Ставка директивой от 12 декабря обязала Военные советы 2-г о и 3-го Украинских фронтов охватывающими ударами разгромить противостоящую группировку и освободить столицу Венгрии от оккупантов.

Согласно директиве Ставки, войска маршала Малиновского наносили удар из района Шаги в направлении Солдины с целью выхода на северный берег Дуная на участке Эстергом – Несмей, чтобы не допустить отхода Будапештской группировки противника на северо-запад. Левое фронтовое крыло наступало на столицу Венгрии с востока. Войска маршала Толбухина наносили удар из района озера Веленце на Бичке с целью прорыва к Дунаю на том же участке с юга. Этим маневром отрезались пути отхода Будапештской группировки на запад. Частью сил 46-я армия наступала на венгерскую столицу со стороны Бичке. Операцию планировалось начать не позднее 20 декабря.

В середине декабря Сталин ежедневно запрашивал Генштаб об обстановке на Западном фронте, у союзников. Словно испытывал он в эти дни какое-то острое предчувствие о грядущей их неудаче в Арденнах. Но и 14 декабря последовал «вчерашний ответ» Антонова: «По сообщению главы американской военной миссии генерала Дина, генерал Эйзенхауэр не намерен в ближайшее время предпринимать каких-то активных действий и накапливает силы для прорыва „линии Зигфрида“ одновременно на флангах и в центре. Затем последует наступление на широком фронте с прорывом главных сил к Эссену и Мангейму, и далее в глубь Германии».

Вечером 15 декабря маршал Малиновский доложил в Ставку: «Освобожден от гитлеровцев город Сендрьо. Войска 2-го Украинского фронта вышли на ближние подступы Шарошпатана. Наступление продолжается».

Верховный, однако, возразил:

– Сегодня уже 15 декабря, товарищ Малиновский… Но Будапешт не взят! Я давно жду от вас такого доклада.

Даже короткой передышки 1 января у председателя СНК не получилось: в полдень на «Ближнюю дачу» приехал Молотов с очередным посланием Рузвельта. Как и Черчилля, заокеанского союзника не удовлетворило решение Советского правительства о признании Временного правительства Польши, образованного Польским Комитетом Национального Освобождения. Очень уж хотелось союзникам, чтобы вошли в его состав представители лондонского кабинета, но вот не получилось. «Мистер Джо» отверг эти притязания и поступил по своему.

Сталин раскурил папиросу, негромко сказал:

– Нам не привыкать к неугодной реакции союзников. Пусть будут не согласны. Дело сделано. Наши действия оправдает последующее развитие обстановки в Польше.

Молотов как бы продолжил эту мысль:

– Нам некогда втягиваться в дискуссию о пропорциональном представительстве – сколько министерских постов отдать Беруту, а сколько – Миколайчику.

– Вот-вот. Черчилль на такую дискуссию и рассчитывал. Мы ее преодолели, – согласился Сталин.

– Преодолели «малой кровью», – добавил Молотов. Совершив несколько проходов по комнате, Сталин начал диктовать очередной ответ Рузвельту:

– Я сожалею, что не сумел убедить вас в правильности позиции Советского правительства по «польскому вопросу». Тем не менее, я надеюсь, что последующие события убедят вас в том, что Польский Национальный Комитет все время оказывал и продолжает оказывать союзникам ощутимое содействие в борьбе против Германии, в то время как эмигрантское правительство в Лондоне вносит дезорганизацию в эту борьбу и тем самым помогает немцам.

Сталин умолк, продумывая последующий текст послания. Молотов воспользовался паузой, предложил:

– Надо указать, что мы не можем отложить признание Польского правительства до встречи глав государств, поскольку 27 декабря Президиум Верховного Совета сообщил на запрос польской стороны, что признает Временное правительство Польши, как только оно будет сформировано.

Следующий день привел работу Ставки в привычное состояние. «Исполняющий начальника Генштаба» Антонов сделал доклад о положении на фронтах. Он был корректен по адресу союзников, но и не скрыл свое мнение о возможном осложнении обстановки на Рурском направлении.

– Командование союзников до сих пор не оценило те опасности, которые поджидают их войска на границе Германии. Я полагаю, товарищ Сталин, что, предприняв наступление силами групп армий «Г» и «Верхний Рейн» южнее Саарбрюккенена, гитлеровцы попытаются отвлечь внимание Эйзенхауэра от участка прорыва в Арденнах. По нашим данным, все пополнения, которые поступают на Западный фронт, неизменно направляются фельдмаршалом Рунштедтом в состав группы армий «Б» Моделя.

– Правильно, товарищ Антонов. Немец продолжит наступление в Арденнах. Отвоеван выгодный плацдарм, чтобы в дальнейшем рассечь группировку союзников надвое. Гитлер сделал на это наступление главную ставку.

– Трудно сказать, главную или не главную, товарищ Сталин, но противник вынуждает Эйзенхауэра перебросить в Арденны свежие резервы и, таким образом, сорвать наступление союзных армий на Рурском направлении.

– Резервов у всех не хватает, – сказал Верховный. – Рано или поздно, но союзники пересмотрят свою стратегию на Итальянском фронте. Если немец создал южнее Болоньи прочную оборону, то зачем ее штурмовать? Надо переправить в Триест или на югославское побережье два десятка дивизий и предпринять наступление на Вену и Прагу.

– Черчилль почему-то охладел к этой идее, товарищ Сталин, – предположительно сказал Антонов.

– Скорее всего, Черчилля теперь больше уже заботит собственно территория Германии, нежели что-то отдаленное от нее, вроде Балкан, – возразил Верховный.

К исходу 2 января наступление группы армий «Г» генерала Бласковица в Эльзасе приняло угрожающий характер. 1-я армия Обстфельдера продвинулась в направлении Цабернского прохода до двадцати километров, вышла к Вингену, перерезав коммуникации из Хагенау к Мецу и Нанси. Захват Цабернского прохода угрожал окружением 7-й американской армии. Эйзенхауэр приказал Пэтчу отойти с рубежа Вайсенбург – Хагенау – Страсбург к Вогезам. Но командарм 1-й французской генерал де Тассиньи не согласился с этим решением.

В полдень 3 января в штаб-квартиру Эйзенхауэра в Версале приехал председатель Временного правительства Франции де Голль и потребовал от Главкома экспедиционных сил союзников удерживать Страсбург. Однако Айк отклонил это требование. В ответ «ретивый де Голль» заявил, что в таком случае Страсбург будет защищать 1-я французская армия без американцев. Последовал демарш Эйзенхауэра: «Если де Тассиньи не будет подчиняться моим приказам, то он не получит ни боеприпасов, ни продовольствия». Угроза не сработала. Де Голль упорно добивался своего. И Айк уступил, передав оборону Страсбурга войскам де Тассиньи.

К исходу 5 января обстановка на фронте 7-й армии Пэтча осложнилась. 19-я армия Фертча двумя колоннами форсировала Рейн, перебросила на плацдарм 10-ю танковую дивизию для развития успеха в направлении Цабернского прохода. Группировка же Моделя в Арденнах не смогла прорвать оборону 3-й армии Паттона и пробиться к Маасу. Это означало, что пришел конец операции «Вахта на Рейне».

Только утром 5 января Черчилль направил ответ Сталину на его послание от 3 января. Он сообщал, что битва в Бельгии носит тяжелый характер, но армии союзников остаются хозяевами положения. Спустя сутки последовало уточнение. В полдень 6 января Черчилль прибыл на командный пункт 21-й группы армий Монтгомери. Здесь Эйзенхауэр объяснил ему, с каким нетерпением он ждет помощи от русских. И Черчилль направил в Москву новое: тревожное послание.

Сталин ответил Черчиллю, что в конце января Красная Армия начнет наступление по всему центральному фронту.

9 января круто сдвинуло сроки наступления наших войск по всему фронту. В этот день Антонов позвонил командующему 1-м Украинским фронтом Коневу и от имени Верховного сообщил: «В связи с тяжелым положением, сложившимся у союзников на Западном фронте, Ставка пересмотрела срок и начала наступления наших фронтов. В частности, 1-й Украинский фронт должен перейти в наступление не 20, а 12 января». Поскольку план Висло-Одерской наступательной операции был полностью спланирован и одобрен Ставкой, то никаких возражений Конев не высказал.

Состав 1-го Украинского фронта на 10 января обладал достаточной мощью для успешного выполнения поставленной задачи. Он имел свыше одного миллиона бойцов, три тысячи двести пятьдесят танков и САУ, более шестнадцати тысяч орудий и минометов, почти две тысячи шестьсот боевых самолетов, много других средств усиления.

В тот же день, 9 января, получили указания Верховного о начале операции 14 января командующие 1-м и 2-м Белорусскими фронтами маршалы Жуков и Рокоссовский.

Главный удар войска 1-го Белорусского фронта наносили с Магнушевского плацдарма силами 1-й и 2-й гвардейских танковых, 61-й, 5-й ударной и 8-й гвардейской армий Катукова, Богданова, Белова, Берзарина и Чуйкова. После форсирования Пилицы 61-й армией на ее правом фланге вводилась в бой 1-я армия Войска Польского. 5-я ударная армия Берзарина, после прорыва обороны 9-й армии Лютвица, наносила удар в направлении Озоркува, и далее на Гнезно. 8-я гвардейская армия Чуйкова, действуя левее 5-й ударной, наступала на Лодзь и далее – на Познань.

Исключительное значение придавал Жуков действиям подвижных объединений. 2-я гвардейская танковая армия Богданова, войдя в прорыв на участке 5-й ударной армии, стремительно продвигалась в район Сохачева с задачей отрезать пути отхода Варшавской группировки, после чего наступала на Кутно, Гнезно. 1-я гвардейская танковая армия Катукова развивала удар на Лодзь и Познань, пронзая пять из семи оборонительных полос группы армий «А» Гарпе. 2-й гвардейский кавкорпус Крюкова выдвигался за 2-й гвардейской танковой армией и наступал вдоль Вислы на Бромберг. Во втором эшелоне фронта наступали 3-я ударная армия Кузнецова и 7-й кавкорпус Константинова.

Удар с Пулавского плацдарма наносили 69-я и 3-я армии генералов Колпакчи и Горбатова, усиленные 9-м и 11-м танковыми корпусами, в общем направлении на Радом и Лодзь. Левофланговая 33-я армия Цветаева обеспечивала взаимодействие с 4-й гвардейской танковой армией Лелюшенко у разграничительной фронтовой линии.

С отставанием на сутки переходила в наступление правофланговая группировка 1-го Белорусского фронта в составе 47-й армии Перхоровича и 2-й дивизии 1-й армии Войска Польского. Она отрезала Варшавскую группировку противника от основных сил с северо-запада, нанося концентрический удар в направлении Прушкува.

Важная роль в Висло-Одерской операции отводилась 2-му Белорусскому фронту. Главный удар войска Рокоссовского наносили на своем левом фланге. Они наступали на участке до восьмидесяти километров двумя эшелонами. В первом эшелоне действовали 48-я, 2-я ударная, 65-я и 70-я армии Гусева, Федюнинского, Батова и Попова, во втором – 5-я гвардейская танковая армия Вольского. 8-й и 1-й гвардейские танковые корпуса придавались 48-й и 2-й ударной армиям для развития успеха на Мариенбургском направлении, а 3-й кавкорпус оставался во фронтовом резерве.

В течение 10 января Верховный дважды разговаривал по телефону с маршалом Толбухиным и оба раза получал заверения командующего 3-м Украинским фронтом, что наступление немца юго-западнее Будапешта, у Секешфехервара, его войска отразят собственными силами. Командующий 2-м Украинским фронтом Малиновский доложил в этот день, что наступление его войск на Комарно продолжается.

Первым о готовности к переходу в наступление доложил 11 января маршал Конев. Верховный поставил перед командующим 1-м Украинским фронтом ключевые вопросы:

– На каком этапе вы собираетесь вводить танковые армии, товарищ Конев? В первый или во второй день?

– Это будет зависеть от развития обстановки, товарищ Сталин, – ответил Конев. – Если главную полосу обороны удастся прорвать с ходу и пробитая в ней брешь окажется достаточной, то введем в первый день.

– Значит, вы собираетесь повторить опыт Львовско-Сандомирской наступательной операции?

– Повторили бы, но так ли все выйдет? Я возлагаю большие надежды на артиллерийскую подготовку, которую намечено провести в два этапа.

– Как ведет себя немец на вашем фронте? Разве он не подозревает о приближении нашего наступления?

– По показаниям «языков», не подозревает. Более того, мне доложили, что и свои р езервы противник придвинул к передовой. Такого подарка от Гарпемы просто не ожидали.

– О каком подарке идет речь, товарищ Конев?

– Теперь мы сможем накрыть не только войска первой линии, но и резервы первым артиллерийским ударом.

– До свидания, товарищ Конев. Желаю успеха.

Наступление на советско-германском фронте началось точно в назначенный Ставкой срок. В один день, 12 января, нанесли мощные удары 1-й, 4-й и 2-й Украинские фронты на Берлинском направлении и в Западных Карпатах. 13 января перешли в наступление на Кенигсбергском направлении войска 1-го Прибалтийского, 3-го и 2-го Белорусских фронтов. Красная Армия тысячекилометровой лавиной устремилась к границам Третьего рейха.

Наступление 1-го Украинского фронта в направлении Радомска развивалось успешно, и Верховный, взявший на себя координацию действий войск маршалов Рокоссовского, Жукова и Конева, с нетерпением ожидал начала Млавско-Эльбинской и Варшавско-Познанской операций9.

В ночь на 13 января Сталин позвонил командующему 1-м Белорусским фронтом Жукову, поздоровался, спросил:

– Товарищ Жуков, вы начинаете операцию по плану?

– Да, товарищ Сталин, войска фронта наносят удар завтра. В начале разведка боем стрелковых подразделений, а затем бросим в наступление главные силы с обоих плацдармов, Магнушевского и Пулавского.

– А как поступите с подвижными войсками?

– Военный совет фронта, товарищ Сталин, решил: 11-й танковый корпус ввести в сражение на Радомском направлении в первый день операции, а 2-ю и 1-ю гвардейские танковые армии в любом случае – во второй.

– А вот товарищ Конев ввел свои танковые армии в первый день, и оказалось, что сделал это своевременно.

– У Конева все ударные войска уместились на Сандомирском плацдарме. Его 3-я и 4-я гвардейские танковые армии, задолго до наступления, заняли исходные позиции. У нас ситуация другая. Размеры Магнушевского и Пулавского плацдармов не позволили сосредоточить танковые объединения, и им еще предстоит форсировать Вислу.

– Но переправа танковых армий займет немало времени и к ней надо приступить в первый день операции?

– Я так и распорядился, товарищ Сталин.

– Для 1-й армии Войска Польского, товарищ Жуков, задача не претерпела существенных изменений?

– Нет. Ее главная задача – освобождение Варшавы.

– И с Головановым есть договор о взаимодействии?

– Есть, товарищ Сталин. Две авиадивизии вначале наносят удары по резервам противника у Сохачева, Нове – Място и Радома, а затем на рубеже Кутно – Лодзь.

– В ближайшие дни вам, товарищ Жуков, необходимо побывать в войсках генерала Поплавского. Надо подбодрить их. Сегодня мне звонил товарищ Берут и очень просил об этом. Я думаю, что немец без боя не оставит Варшаву.

– В 1-й дивизии Войска Польского я провел полдня 11 января, товарищ Сталин. Поляки рвутся в бой. Во 2-й дивизии обязательно побуду 15 – 16 января.

– Желаю успеха, – закончил разговор Верховный.

Утром 14 января усиленные стрелковые батальоны 1-го Белорусского фронта атаковали позиции 9-й армии Лютвица на важнейших направлениях. Разведка боем была поддержана фронтовой авиацией. Противник не был готов к отражению мощных атак и начал отход с передовой в глубину. В полдень маршал Жуков ввел в сражение 11-й танковый корпус Ющука на Радомском направлении.

В тот же день, севернее Варшавы, на Млавском направлении перешел в наступление 2-й Белорусский фронт Рокоссовского. Стрелковые дивизии первого эшелона, развернутые на Ружанском плацдарме, атаковали позиции 2-й армии Вейса и ворвались в первую траншею. Развивая успех в глубину, 48-я и 2-я ударные армии Гусева и Федюнинского в течение дня вклинились в оборону противника до восьми километров. 65-я и 70-я армии Батова и Попова, наступающие с Сероцкого плацдарма, завершили прорыв первой полосы обороны врага, обошли Палтусский укрепрайон, устремились к Быдгощу.

К середине января в движение пришел весь двух тысячекилометровый советско-германский фронт от Мемеля до Будапешта. Успех Красной Армии определился практически повсеместно. 39-я, 5-я и 28-я армии Людникова, Крылова и Лучинского из состава 3-го Белорусского фронта пробились на рубеж Пилькаллен – Тутшен – Пусперн. 47-я армия Перхоровича, форсировав Вислу севернее Варшавы, устремилась по левобережью к Кутно. К исходу 15 января 1-й Украинский фронт освободил от оккупантов Кельце, Енджеюв, Водзислав и Дзялошицы. 2-й Украинский фронт Малиновского продолжал теснить 1-ю венгерскую и 8-ю немецкую армии противника в направлении Банска-Бистрица, северо-восточнее Лученца.

Когда успех 1-го Белорусского фронта определился, Жуков ввел в сражение 1-ю армию Войска Польского. 16 января ударом с юга она замыкала клещи вокруг Варшавы. Войскам Поплавского предоставлялось право принять участие в освобождении своей многострадальной столицы.

В полдень 16 января командующему 2-м Белорусским фронтом Рокоссовскому позвонил начальник штаба 1-го Белорусского фронта Малинин. С июля сорок первого, с ярцевского рубежа, через Московскую, Сталинградскую и Курскую битвы шли они по дорогам войны вместе, питая друг к другу бесконечное уважение и искреннюю привязанность. Сообщив об окружении 1-м Белорусским фронтом Варшавы, Малинин закончил разговор искрометной фразой: «Что вы, Константин Константинович, топчетесь на Нареве? Наши танки уже приближаются к Берлину!»

Хотя бодрая фраза Малинина была шуткой, она все-таки подвигла Рокоссовского ввести в дело сначала 8-й и 1-й гвардейские танковые корпуса, а на другой день и 5-ю гвардейскую танковую армию Вольского. Они обеспечивали прорыв обороны 2-й армии Вейса на рубеже Макув – Плоньск и наступление на Мариенбург, Грудзендз и Торунь.

День 17 января выдался знаменательным во многих отношениях. Совершив стремительный рывок, войска 1-го Белорусского фронта сравнялись с войсками 1-го Украинского фронта, перешедшими в наступление двумя днями раньше. В этот день 1-я армия Войска Польского, а вслед за ней 47-я и 61-я армии Перхоровича и Белова вступили в Варшаву.

Вечером, когда Жуков вернулся на свой КП после осмотра освобожденной столицы Польши, ему позвонил Верховный. Поздравив его с взятием Варшавы, Сталин спросил:

– Как выглядит Варшава, товарищ Жуков?

– Фашистские варвары полностью разрушили польскую столицу, товарищ Сталин. Промышленные предприятия стерты с лица земли. Жилые дома сожжены. Коммунальное хозяйство полностью выведено из строя. Десятки тысяч жителей были расстреляны эсэсовцами или вывезены из города после подавления восстания в концлагеря.

– Понятно, – сказал Сталин и продолжил: – Сегодня Ставка уточнила задачи фронтам Одерского направления. Вашему фронту поставлена задача: не позднее 2–4 февраля овладеть рубежом Быдгощ – Познань. 1-й Украинский фронт продолжит наступление на Бреслау, чтобы до 30 января выйти на Одер, южнее Лешно, и захватить подходящие плацдармы на его западном берегу.

– Ставка должна принять меры, товарищ Сталин, чтобы повысить темпы наступления войск 2-го Белорусского фронта, – твердо заявил маршал Жуков.

– Не беспокойтесь, товарищ Жуков, меры по этому поводу уже принимаются. Сегодня товарищ Рокоссовский ввел в бой на Млавском направлении 5-ю гвардейскую танковую армию. Я думаю, что эта мера позволит повысить темпы продвижения вперед фронтовых сил.

Удары войск 1-го и 4-го Украинских фронтов на флангах 17-й армии генерала Шульца создали угрозу окружения ее главных сил в районе Кракова. По левобережью Вислы боевые порядки противника теснили 59-я и 60-я армии генералов Коровникова и Курочкина. На острие их атак действовал 4-й гвардейский танковый корпус генерала Полубоярова. Под натиском 38-й армии генерала Москаленко южнее Кракова отходил к Бельско-Бяло 11-й армейский корпус СС.

Продвижение вперед войск 3-го, 2-го и 1-го Белорусских, 1-го, 2-го и 4-го Украинских фронтов продолжалось. Лишь 3-й Украинский фронт Толбухина оборонялся, отбивая одну за другой атаки крупной моторизованной группировки врага южнее Будапешта. Утром 18 января, введя в бой мобильные силы 4-го танкового корпуса СС и 3-го танкового корпуса, противник нанес два удара: вспомогательный – севернее Мора на Будапешт и главный, южнее Секешфехервара, на Шарошд. Атакуя позиции 4-й гвардейской армии Захарова, танковые дивизии группы армий «Юг» Велера в первый день продвинулись вперед до тридцати километров и 20 января вышли в район Дунапентеле. Войска маршала Толбухи на оказались расчлененными на две части.

В сложной обстановке Ставка возложила задачу по разгрому Будапештской группировки Пфеффер-Вильденбруха на войска 2-го Украинского фронта Малиновского, переподчинив ему и 46-ю армию. Командующий 3-м Украинским фронтом получил директиву: «Восстановить утраченное положение на внешнем фронте окружения, южнее озера Веленце, и готовиться к переходу в наступление с целью разгрома группировки 6-й армии между Дунаем и озером Балатон».

К исходу 20 января определился успех правого крыла огромного фронта. Концентрический удар войск 43-й и 39-й армий Белобородова и Людникова обеспечил освобождение Тильзита и открыл перспективу прорыва на подступы к Кенигсбергу. Командующий 3-м Белорусским фронтом Черняховский в стыке между 39-й и 5-й армиями ввел в сражение 11-ю гвардейскую армию Галицкого с задачей прорываться к Кенигсбергу вдоль реки Прегель.

В это же время основные силы 2-го Белорусского фронта повернули на северо-запад и наступали на Остероде и Эльбинг. Цель его была очевидна – прорыв к Балтийскому морю отрезал Восточно-Прусскую группировку 3-й танковой и 4-й армий Рауса и Хоссбаха от группы армий «Центр».

Оставив позади рубеж обороны противника на Висле, освободи в Лодзь, Ченстохов и Краков, войска 1-г о Белорусского и 1-го Украинского фронтов повели наступление на Турек – Познань, Велюнь – Бреслау. К исходу 21 января, когда Жуков доложил в Ставку об освобождении Радзеюва, Дембе, Аргенау и Лабишина, войска Конева пересекли польско-германскую границу и вступили в пределы Силезии.

Всесторонне оценив обстановку, Конев принял неординарное решение: обходить Силезский промышленный район танковыми армиями, а затем, во взаимодействии с общевойсковыми армиями, заставить противника под угрозой окружения выйти в открытое поле и там окончательно разгромить его. С этой целью 3-я гвардейская танковая армия Рыбалко, нацеленная ранее на Бреслау, резко поворачивала вдоль Одера, с севера на юг. Этот маневр ошеломил противника, и, во избежание худшего, командующий 4-й танковой армией Грезер начал быстрый отвод своих войск за Одер.

Неудержимо рвались вперед 3-й и 2-й Белорусские фронты.

23 января войска генерала армии Черняховского форсировали реки Дейме и Прегель и овладели Лабиау, Велау, Даркеменом, Бенкхаймом и Тройбургом. Преодолев Августовский канал и реку Бобр, 31-я армия Шафранова в тот же день овладела Райгрудом, Граево и Визной.

Наступая в Восточной Пруссии, войска маршала Рокоссовского овладели Фрайштадтом, Заальфельдом, Морунгеном, Ортельсбургом и Вилленбергом. Были перерезаны почти все пути отхода войск группы армий «Центр» Рейнгардта за Вислу. В их распоряжении оставалась только одна автострада Кенигсберг – Эльбинг. Чтобы перерезать и ее, Рокоссовский приказал командарму 5-й гвардейской танковой Вольскому направить в район Эльбинга 10-й танковый корпус. Левофланговые 65 – я и 70-я армии Батова и Попова овладели 23 января Бродницей и Липно.

Чтобы задержать стремительное продвижение 2-го Белорусского фронта к Балтийскому побережью, гитлеровское командование решило отвести 4-ю армию Хособаха на оборонительные рубежи Летценского укрепрайона по Мазурским озерам. Командование 50-й армией не заметило вовремя этого маневра и продолжало докладывать в штаб фронта, что противник держится крепко. Лишь 24 января разведка боем показала, что перед армией на самом деле «пустое место». Такое упущение нельзя было простить опытнейшему командарму 50-й. Командующий 2-м Белорусским фронтом поставил вопрос перед Ставкой об отстранении генерал-полковника Болдина от должности. Верховный согласился с этим требованием. В командование 50-й армией вступил ее начальник штаба генерал-лейтенант Озеров.

По полудни 25 января, когда войска 1-го Белорусского фронта прорвали с ходу Познанский оборонительный рубеж 9-й армии Лютвица, маршалу Жукову позвонил Верховный. Выслушав его доклад о развитии обстановки в полосе наступления фронтовых сил, Сталин спросил:

– Ваш фронт, товарищ Жуков, в ближайшие дни имеет возможность выйти на подступы к германской столице. Что вы намерены делать дальше? Каковы ваши планы?

Командующий 1-м Белорусским фронтом ответил:

– Противник деморализован тяжелыми поражениями, товарищ Сталин, и сейчас не способен оказать серьезного сопротивления. Поэтому Военный совет фронта принял решение продолжать наступление с целью прорыва на Одер. Основное направление – Кюстрин, где мы попытаемся захватить плацдармы. Правое крыло фронта развертывается против Восточно-Померанской группировки.

– С выходом на Одер ваш фронт, товарищ Жуков, оторвется от 2-го Белорусского фронта более чем на полторы сотни километров, – возразил Верховный. – Этого допустить нельзя. Надо подождать, пока Рокоссовский закончит операцию в Восточной Пруссии и двинет свои силы за Вислу.

– Какое время займет эта операция, товарищ Сталин?

– Дней десять. И учтите, – добавил Сталин, – 1-й Украинский фронт тоже сейчас не сможет двинуться дальше и обеспечивать вас слева. Некоторое время Конев будет занят группировкой немца в районе Оппельн – Катовице.

– Я прошу вас, товарищ Сталин, – возразил Жуков, – не останавливать наступление моего фронта, так как потом нам будет труднее преодолеть Мезерицкий укрепленный рубеж. Для обеспечения нашего правого фланга достаточно усилить 1-й Белорусский фронт всего одной армией.

– Хорошо, я поговорю по этому вопросу с Генштабом.

2

Верховный Главнокомандующий был удовлетворен докладом начальника Генштаба ОКХ Гудериана 16 ноября о том, что войскам группы армий «Центр» Рейнгардта удалось локализовать прорыв 3-го Белорусского фронта Черняховского на участке Шлоссберг – Гольдап – Филипув. Однако отменять ранее принятое решение о перемещении Главной Ставки из Восточной Пруссии в Таунас Гитлер не стал. Приближалось начало решающей операции на Западном фронте, и он желал быть рядом с победоносными войскам и фельдмаршала Моделя. В случае чего фюрер намеревался даже взять на себя непосредственное командование ударными силами, как это было в декабре сорок первого под Москвой.

Продолжали беспокоить «Вольфшанце» участившиеся панические доклады командующего группой армий «Юг» Фриснера о ситуации под Будапештом. 18 ноября, посетив позиции 6-й армии Фреттер-Пико в дефиле у Хатвана, он доложил в Генштаб ОКХ: «На отдельных участках фронта батальоны насчитывают всего по сто – двести человек. На каждые сто метров фронта приходится по три с половиной человека. Для противотанковых пушек нет средств тяги. Внушает беспокойство положение с танками. В батальонах 13-й танковой дивизии имеется по одному боеспособному танку типа „T-IV“ и „T-V“. В 24-й танковой дивизии боеспособных танков не осталось вообще. Весь дивизионный парк состоит из семи бронетранспортеров. Самые боеспособные танковые дивизии имеют по шесть – восемь боеспособных машин. Тревожным признаком является то, что новые танки, поступающие на фронт с заводов, часто выходят из строя по причине недоделок».

Практически обстановка так и развивалась, как докладывал в «Асканию» генерал Фриснер. К исходу 19 ноября 6-я армия оставила Дьендьеш, а подвижная группа Плиева нацелилась, в обход Эгера и Мезекевешда, к горам Матра и восточной границе Чехословакии.

Главную Ставку, однако, уже всецело захватил Западный фронт. Тяжелые бои, продолжающиеся с начала ноября в большой дуге Мааса против войск 21-й группы армий Монтгомери, с каждым следующим днем становились непосильными для 1-й парашютно-десантной армии Штудента. Маршевые пополнения также не спасали кризисного положения. Утрата же позиций по «линии Зигфрида» предоставляла англосаксам шансы для прорыва в глубь Германии, в промышленный Рур и даже к Ганноверу.

В полдень 20 ноября окончательно решилась судьба «Вольфшанце». ОКВ и сам Гитлер оставили Восточную Пруссию и перебрались в Таунас, в новую Главную Ставку «Адлерхорст», вблизи Бад-Наухейма. И здесь Верховный Главнокомандующий ежедневно подвергался прессингу фельдмаршалов Рунштедта и Моделя, а также командующего 5-й танковой армией Мантейфеля, упорно добивающихся ограничения операции в Арденнах более узкими рамками, отвечающими соотношению сил и возможностям их войск. Однако все их попытки добиться «послабления» не получили разрешения.

На вечернем разборе обстановки 22 ноября Йодль предложил Верховному Главнокомандующему перебросить на участок Неймеген – Рурмонд хотя бы пару пехотных дивизий из группы армий «Ф» Вейхса, фронт которого сократился в связи с утратой позиций на Балканах. Гитлер не согласился с Йодлем: «Те войска уже находятся у южной границы Венгрии и необходимы для обороны Будапешта и последующего прикрытия южной границы самого рейха». Но других «свободных войск» тоже не имелось.

Не лучше складывалась обстановка и в предместьях Ахена. Позиции здесь требовалось защищать до конца по соображениям как военного, так и психологического порядка. Прорыв ударных дивизий 9-й и 1-й американских армий к Рейну угрожал срывом решающей операции «Вахта на Рейне». Поэтому в середине третьей декады ноября на фронте южнее Ахена пришлось использовать до четырех дивизий из состава 5-й танковой армии Мантейфеля, предназначенных для наступления в Арденнах.

Утром 27 ноября, отклонив все предложения относительно сужения задач операции, Гитлер приказал начать наступление в Арденнах 7 декабря. Но и повторный расчет времени показал, что выдержать этот срок не представляется возможным. Дел по ее организации набиралось невпроворот. Еще предстояло, подтянув резервы и сняв силы с фронта, сколотить ударную группировку, которая отвечала бы столь широкому замыслу операции.

Во все время до начала операции «Вахта на Рейне» продолжались споры относительно наиболее целесообразного метода наступления. Никто не исключал необходимости артиллерийской подготовки как таковой в интересах быстрейшего прорыва обороны противника. Но дискуссия велась вокруг ее объема и продолжительности, чтобы не вызвать у обороняющихся преждевременной тревоги. Свежие пополнения надо было, хотя бы в сокращенном варианте, поверхностно, обучить тактике наступательного боя и сделать это при строжайшем соблюдении секретности.

Подготовка к операции «Вахта на Рейне» осложнялась с каждым днем. Только на участке будущего прорыва царило относительное затишье. Севернее Моншау и южнее Эхтернаха шли тяжелые бои. На фронте от Венло до Рурмонда 2-я английская армия генерала Демпси медленно, но верно теснила в направлении рейха 1-ю парашютно-десантную армию Штудента, и к концу ноября западный берег Мааса полностью перешел в руки англичан.

Столь же настойчиво 9-я американская армия генерала Ходжеса миновала позиции 15-й армии Цангена и в считанные дни между Юлихом и Дюреном пробилась за реку Рур. Но ни теперь, ни в первые дни декабря ее войскам не удалось овладеть Урфтской плотиной, с помощью которой регулировался уровень воды в Руре. Поэтому командующий 12-й группой армий генерал Брэдли опасался продвигаться дальше – в случае открытия плотины разлившаяся в одночасье река стала бы для его войск исключительно серьезной преградой.

С самого начала декабря обстановка под Будапештом складывалась непредсказуемо. 2 декабря армейская группа «Фреттер-Пико» получила задачу воспрепятствовать прорыву войск 4-й гвардейской армии Захарова в дефиле у Секешфехервара. Одновременно подчиненная командованию группы армий «Юг», 2-я танковая армия де Анжелиса должна была не допустить прорыва линии «Маргарита» на участке от озера Балатон до Дравы и ни при каких обстоятельствах не дать оттеснить себя в ее пойму.

Но 3 декабря пал Мишкольц. Гитлер позвонил командующему группой армий «Юг» Фриснеру и потребовал выполнения его ноябрьского приказа об обороне Будапешта. Следовало вести борьбу за каждый дом. Эвакуация без боя категорически запрещалась. Главком ОКХ отклонил предложение Фриснера рассматривать Будапешт не как «крепость», а объявить ее от крытым городом.

В начале декабря тяжелые бои развернулись по всей линии соприкосновения. Командующему группой армий «Юг» не оставалось ничего другого, как принять срочные меры по укреплению обороны Будапешта. В предместья города был введен 3-й танковый корпус Брейта в составе 13-й танковой дивизии, моторизованной дивизии «Фельдхернхалле», а так же 8-й и 22-й кавалерийских дивизий СС. Остров Сентендре заняла 357-я пехотная дивизия.

4 декабря фюрер обсудил проблему обороны венгерской столицы с Салаши. Выслушав стенания регента на недостаточность усилий коменданта Будапешта генерала Винкельмана по строительству оборонительных сооружений, он с тревогой возразил, что очень скоро переброшенные на Запад резервы придется все же направить на Восток – в самое ближайшее время Советы начнут генеральное наступление в Восточной Пруссии и Верхней Силезии. В отношении «медлительного коменданта» венгерской столицы Гитлер пообещал принять экстренные меры. Через сутки на ответственную должность вступил генерал Пфеффер-Вильденбрух.

Подготовка операции в Арденнах подошла к итоговой черте. 6 декабря Верховный Главнокомандующий позвонил полковнику Скорцени и потребовал от него доклада о готовности 150-й танковой бригады к операции «Гриф». Скорцени доложил: «Личный состав соединения обеспечен американской формой, оружием и боеприпасами. Завершаются языковые тренировки. Беспокоит острая нехватка горючего для танков и автотранспорта».

К исходу 6 декабря Главком ОКХ пришел к выводу, что начинать операцию «Вахта на Рейне» и 7 декабря преждевременно. Посоветовавшись с Кейтелем и Йодлем, он перенес ее начало на 10 декабря. Главная ударная сила операции – 6-я танковая армия СС Дитриха все еще находилась в Нидерландах и приказ на ее переброску в район сосредоточения им не был отдан. Наступать без нее не имело никакого смысла.

Тем временем на глазах рушилась оборона группы армий «Юг» под Будапештом. 7 и 8 декабря напор 2-го и 3-го Украинских фронтов севернее и южнее города стремительно нарастал. Русские прорвали оборону армейской группы «Фреттер-Пико» на рубеже Пасто – Асод и пробились к Дунаю у Ваца. Моторизованная дивизия «Фельдхернхалле» с трудом удерживала поречную позицию. Не менее сложная ситуация сложилась и в полосе обороны 3-й венгерской армии Хеслени. Прорыв войск Толбухина севернее и южнее озера Веленце грозил развалом всего фронта.

Генерал Фриснер доложил в «Асканию» об угрожающем развитии обстановки. Начальник Генштаба ОКХ Гудериан согласился с выводом командующего группой армий «Юг» и предложил фюреру отдать приказ о переброске под Будапешт 3-й и 6-й танковых дивизий. Они должны были перейти в контрнаступление у Эстергома, чтобы предотвратить полное окружение венгерской столицы.

Хотя и 10 декабря Гитлер не смог принять окончательного решения о дате начала Арденнской операции, он не допускал и мысли о возможности ее срыва или даже переноса в необозримое будущее. На карту ставился итог его почти трехмесячных усилий и политических расчетов. Приходилось поэтому на пределе возможностей каждодневно торопить всех и вся. Главком ОКХ перенес даже свою Главную Ставку на время операции «Вахта на Рейне» в Цигенберг. Магия «полководческого гения» уже довлела над ним самим и он посчитал, что у Сен-Вита и Марша войска должны, наконец, по чувствовать сокровенную близость фюрера к решающей схватке, может быть, всей тяжелой войны. Гитлер приказал командующему группой армий «Запад» в два приема 11 декабря доставить к нему в Главную Ставку всех командиров корпусов и дивизий, чтобы он мог лично убедить их в важности предстоящей операции, необходимости сражаться до конца.

Верховный Главнокомандующий произнес двухчасовую «политическую речь».

– Главное, – заявил фюрер, – заключается в том, что успешная операция в данный момент не только поднимет моральное состояние немецкого народа, но и повлияет на общественное мнение в союзных странах. Риск велик, последний раз представляется редкая возможность все поставить на одну карту. Нужно иметь в виду следующее. В мировой истории еще не существовало коалиции из столь чужеродных элементов, преследующих столь различные цели, какую создали наши противники. Тот, кто внимательно следит за развитием событий, не может не видеть, что противоречия между нашими врагами с каждым часом все более усиливаются. Если теперь нанести по ним несколько мощных ударов, то в любой момент может случиться, что этот искусственный единый фронт внезапно рухнет с оглушительным грохотом, подобным раскатам грома.

Когда в полдень 13 декабря фон Рунштедт получил сообщение, что генерал Пэтч, оставив между Страсбургом и Селестрой од ин армейский корпус, основные силы бросил вдоль Рейна к Карлсруэ, он позвонил в Главную Ставку и попросил у Гитлера разрешения усилить стык 1-й и 19-й армий двумя пехотными дивизиями из 7-й армии Бранденбергера. Фюрер категорически запретил это делать, поскольку 7-я армия являлась участником решающей операции на Западе. Из двадцати пяти планируемых ранее для участия в ней дивизий к 13 декабря и так удалось собрать только восемнадцать!

Вечером 13 декабря Фриснер получил «директивные указания» фюрера о порядке использования в наступлении прибывших 3-й, 6-й и 8-й танковых дивизий и трех батальонов танков «Пантера». Гитлер ограничил использование танковых сил только двумя участками фронта: на северо-востоке Будапештского плацдарма или между озерами Веленце и Балатон.

Обстановка на Восточном фронте в этот день, 15 декабря, Гитлера вроде бы и не волновала, как бы отошла на второй план. Доклад начальника Генштаба ОКХ о кризисной ситуации под Будапештом он выслушал, не перебивая, но никаких принципиальных решений принимать не стал: 16 декабря на Западном фронте начиналась, возможно, главная операция всей пяти летней войны.

Оперативное совещание 1 января в «Адлерхорсте» завершилось новогодним обедом у фюрера в расширенном составе. Праздничное застолье началось с торжественного акта. Известный воздушный ас Рудель отличился в Арденнской операции и получил из рук Гитлера бриллианты к золотому рыцарскому кресту. В дальнейших разговорах – сплошные дифирамбы в адрес наступающих войск в Эльзасе. Прорыв у Страсбурга должен вынудить англосаксов перебросить к Вогезам резервы, а это откроет новые возможности для группировки Моделя в Арденнах. Инициатива отвоевана. Выход к Антверпену обеспечит изменение в соотношении сил на Западном, а потом, возможно, и на Восточном фронтах.

Доминировал бодрый рефрен: поражение англосаксов у Мааса приведет к конфликту в лагере противника и вынудит англосаксов к заключению мира с рейхом. Гитлер несколько раз повторил: «Вот увидите, господа. Я окажусь прав». Ему понравилось предложение Риббентропа обратиться к руководителям Америки и Англии с меморандумом о заключении мира. На следующий день фюрер принял «первого дипломата» рейха по этому вопросу и поручил ему подготовить проект столь важного «международного документа».

В унисон с Гитлером действовал «главный оператор» вермахта Йодль. Вечером 3 января он предложил еще одну наступательную операцию, связанную с операцией «Северный ветер». Ею предусматривался разгром пяти дивизий 7-й армии Пэтча в промежутке между Рорбахом и Пфальцбургом. Командующий группой армий «Верхний Рейн» Гиммлер получил приказ: «Перейти в наступление в ночь с 5 на 6 января, а при благоприятных условиях, даже 5 января».

Утром 5 января войска 19-й армии Фертча предприняли наступление севернее Страсбурга, форсировали Рейн, захватив небольшой плацдарм на левом берегу. Одновременно нанесли удар и ее соединения, действующие южнее Страсбурга. В середине дня в «Адлерхорст» прибыл рейхсмаршал Геринг с докладом о ситуации в воздушной войне на Западном фронте. Верховный Главнокомандующий предложил Главкому «люфтваффе» использовать все наличные силы авиации для поддержки решающего наступления наземных войск в Арденнах.

На вечернем совещании 5 января Гитлера озадачил Гудериан. Начальник Генштаба ОКХ представил ему свои выводы по памятной записке отдела «Иностранные армии Востока» Гелена от 31 декабря. Они звучали слишком категорично. Во-первых, он предлагал все войска на Западе, не задействованные в боях, перебросить на Восточный фронт. Во-вторых, как можно скорее освобождающиеся войска концентрировать в районе Познани для противодействия ударным силам большевиков. В-третьих, организовать наступательную операцию на Восточном фронте, чтобы ослабить готовящееся наступление Советов. Гудериан дополнил свои выводы последними донесениями агентурной разведки: «Русские начнут наступление не позднее 11 января, скорее всего на важнейшем Лодзинском направлении».

Завуалированное предложение начальника Генштаба ОКХ – прекратить «решающую операцию» в Арденнах и ударные танковые силы перебросить на Восток – было отвергнуто с «порога». Командующий группой армий «Верхний Рейн» Гиммлер, участвующий в совещании, заявил: «Что касается русских, то я заявляю то, что знаю: русские не перейдут в наступление. Они не в состоянии этого сделать».

Оперативное совещание 9 января в «Адлерхорсте» началось с обсуждения обстановки на Востоке. Начальник Генштаба ОКХ Гудериан заострил внимание фюрера на боепитании войск: наступление Красной Армии приближалось.

– Мой фюрер! Серьезен вопрос с боеприпасами. Если в нашем распоряжении будут теперь боеприпасы, то можно сделать колоссально много. Именно теперь…

Гитлер прервал «генштабиста» на полуслове:

– Теперь начинает сказываться то, к чему раньше не хотели прислушиваться. Я говорю о нашем отходе на Востоке. Если бы мы не ушли с Украины, то наше ежемесячное производство достигало бы теперь, вероятно, два-три миллиона выстрелов только для Восточного фронта. Говорили: «Какой смысл удерживать Никополь – там всего два рудника». А ведь фронт был тогда куда короче, чем сейчас.

Тут же последовал следующий крутой поворот темы. Гитлер бросил взгляд в сторону Йодля, возвысил голос:

– Решающий момент для нас – это, несомненно, создать и для противника такие же трудности со снабжением, какие он создает нам. А ведь он в этой области более уязвим, чем мы. Локомотивов у него меньше, чем у нас. Если нам удастся уничтожить еще некоторое их количество и разрушить железные дороги, то удар будет сокрушительным. Без имущества он не может вести войну.

– Без железных дорог невозможно на длительное время обеспечить снабжение войск, – вставил реплик у Йодль.

– Совершенно верно, Йодль, – одобрительно отозвался в ответ Гитлер. – В течение длительного времени обеспечивать снабжение войск без железных дорог невозможно. Но одних железных дорог еще мало. Совсем другое дело, если я могу на современной машине ворваться в обороняемое воздушное пространство противника, наносить удары по его железнодорожным станциям. Противник намного уязвимее нас. Он не подготовлен к массированным налетам.

– Русские действуют очень энергично, – бросил Гудериан, и очень решительно. – Это надо признать.

– Поэтому, Гудериан, – сделал вывод Гитлер, – я и настаиваю, чтобы мы шевелились, если хотим еще победить.

Главная Ставка одну за другой направляла в войска директивы. На исходе 9 января Главком ВВС Геринг, фельдмаршал фон Рунштедт и Гиммлер получили директиву ОКВ:

«Предпосылкой для начала новой операции служит завершение битвы за Хагенау и разгром противника между Нижними Вогезами и Рейном. Для этой цели должны использоваться все силы группы армий „Г“, за исключением 11-й танковой дивизии. Необходимо завершить разгром фронта противника севернее Хагенау путем продвижения 39-го танкового корпуса через Зульц на Мерцвейлер. 7-ю парашютно-десантную дивизию подтянуть за 39-м танковым корпусом или ввести в бой совместно с 256-й пехотной дивизией с целью овладения южными отрогами Нижних Вогезов…»

В тот же день, 9 января, в адрес фон Рунштедта поступило донесение командующего группой армий «Г» Бласковица. Он не только изложил свой взгляд на развитие обстановки, но и высказал ряд конструктивных предложений. Командующий войсками на Западе не стал принимать никаких решений по нему и переслал донесение в ОКВ Йодлю.

К исходу 12 января, собрав максимум информации об ударе русских в стык 4-й танковой и 17-й армий Грезера и Шульца, Гудериан доложил Главкому ОКХ: «Южнее Кельце войска Конева прорвали немецкую оборону. В прорыв сразу введены крупные танковые силы, которые наступают на Бреслау». Он добавил, что наступление началось после пятичасовой сокрушительной артиллерийской подготовки, нанесшей большой урон войскам группы армий «А» генерала Гарпе.

На вопрос Гитлера о возможных последствиях этого наступления начальник Генштаба ОКХ напомнил ему цифры своего недавнего доклада: по пехоте русские превосходят немецкие войска на Востоке в одиннадцать раз, по танкам – в семь, по артиллерии – в двадцать, по самолетам – в пять раз. В начале января фюрер назвал приведенное соотношение величайшим блефом со времен Чингисхана. Теперь он никак не отреагировал на это напоминание.

На следующий день, 13 января, Гудериан доложил в «Адлерхорст»: «Атакованы позиции 3-й танковой, 4-й и 2-й армий генералов Рауса, Хоссбаха и Вейса на Кенигсбергском направлении. Войска группы армий „Центр“ начали отход». Он вновь предложил немедленно эвакуировать Курляндскую группировку Шернера и ее силами оказать помощь войскам в Восточной Пруссии. Но снова получил отказ.

Восточный фронт быстро втягивался в фазу полного распада. Верховный Главнокомандующий продолжал искать пути продолжения наступления на Западном фронте, с каждым днем утрачивая контроль над реальной обстановкой. Поражение на Востоке разрасталось в глубь и в ширь. Задержать русских на Висле не удалось.

Вера в успех операции «Вахта на Рейне» пропала у Гитлера 14 января. Командующий войсками на Западе фон Рунштедт получил приказ ОКВ на отход с Арденского выступа и отвод войск на рубеж: Шеренар – Уффализ – Бурей.

Быстро ухудшалось положение вермахта на Востоке в середине января. Доклады начальника Генштаба ОКХ Гудериана о развитии ситуации на Висле день ото дня становились все мрачнее. Прорыв 1-м Белорусским фронтом позиций 9-й армии Лютвица на участках Магнушевского и Пулавского плацдармов 14 января крайне обеспокоил «Адлерхорст». Группы армий «Центр» и «А» отходили, чтобы избежать разгрома, не оказаться в создаваемом русскими «котле». Порой отход их превращался в паническое бегство.

Но стабилизировать ситуацию могли лишь дополнительные силы. И 15 января Гитлер решился. Он отдал приказ Рунштедту:

«В период с 20 по 30 января пополнить 1-й и 2-й танковые корпуса СС и предоставить им кратковременный отдых». Таким образом, ударные войска 6-й танковой армии Дитриха, не добившись успеха в Арденнах, выводились из зоны боевых действий и готовились к передислокации на Восточный фронт, который вновь стал решающим.

Утром 16 января все решилось. Фюрер и ОКВ оставили «Адлерхорст» и возвратились в Берлин, что бы из столицы рейха руководить военными действиями на всех фронтах.

Беспрецедентным получилось первое оперативное совещание в Имперской канцелярии 16 января. Вызывающе повел себя Гудериан. Кейтель и Йодль были поражены самим тоном его доклада. Беспрекословно выполняющий ранее любые приказы фюрера, начальник Генштаба ОКХ заявил, что с военной точки зрения война… проиграна Германией. По этому необходимо прекратить боевые операции на Западе, все имеющиеся силы, включая Курляндскую группировку Шернера, сконцентрировать на Одере и на этом оборонительном рубеже попытаться остановить большевиков.

Вечером того же дня «масла в огонь» подлил Шпеер. Выражая интересы монополистического капитала, он представил Гитлеру меморандум. Развернув картину крушения военной экономики рейха, министр вооружения предлагал на самом деле тоже самое, что и начальник Генштаба ОКХ: всю боевую технику и снаряжение передать войскам групп армий Восточного фронта для продолжения борьбы с Советами. Войска Рейнгардта, Гарпе и Велера должны получить половину всего январского производства военной промышленности. Для их подкрепления предлагалось перебросить всю имеющуюся на Западном фронте авиацию. Особое внимание фюрера Шпеер обратил на усиление группы армий «А», обороняющей Силезский промышленный район.

Но все планы ОКВ неумолимо крушил Восточный фронт. К исходу 17 января поражение войск групп армий Рейнгардта и Гарпе стало совершившимся фактом. На всем протяжении разорванного на части фронта от Тильзита до Ясло зияли бреши. Застрявшие у Радома и Кельце войска 9-й и 4-й танковой армий получили приказ по радио командующего группой армий «А» генерала Гарпе пробиваться на запад в направлении Глогау. Переброшенный из Восточной Пруссии в район Лодзи танковый корпус «Великая Германия» Заукена, не успев развернуться, попал под сокрушительный удар танковых сил маршала Жукова и разрозненными группами отходил в направлении Познани.

Начальник Генштаба ОКХ Гудериан, не согласовав вопрос с Гитлером, удовлетворил просьбу коменданта Варшавы об оставлении города. Узнав о сдаче крепости «Варшава», Главком ОКХ пришел в неистовство. Он приказывал удерживать ее до последнего солдата, а тут – самоуправство генералов! Игнорирование его приказов!

И полетели «непослушные головы». Главным виновником за катастрофу на Висле оказался командующий группой армий «А» Гарпе. Он был с позором изгнан из вермахта. Его место занял командующий группой армий «Север» генерал-полковник Шернер. Командующий 9-й армией Лютвиц был заменен генералом Буссе. Это была очередная чистка среди генералов, предпринятая фюрером против непослушных.

Когда 19 января русские прорвали позиции 3-й танковой армии в районе Куссена, а на правофланговом участке вступили в Зольдау, командующий группой армий «Центр» Рейнгардт запросил у Главкома ОКХ разрешения на отвод 4-й армии Хоссбаха к Мазурским озерам. Высвободившимися силами он намеревался подкрепить позиции 2-й армии Вейса на Вилленбергском направлении и задержать прорыв войск Рокоссовского к Эльбингу. Но Гитлер не дал такого разрешения ни 19 января, ни на следующий день.

Разрастание кризиса на Востоке породило целую серию войсковых перестроек. В связи с тем, что рейхсфюрер СС Гиммлер принял на себя командование вновь созданной группой армий «Висла» на Восточном фронте, к исполнению обязанностей командующего группой армий «Верхний Рейн» приступил обергруппенфюрер СС Гауссер.

Лишь в полдень 21 января Главком ОКХ разрешил, наконец, Рейнгардту отвести войска 4-й армии на рубеж Мазурских озер. Но это решение уже сильно запоздало и не отвечало сложившейся обстановке. Командующий 4-й армией Хоссбах, не доложив в штаб группы армий «Центр», решил оставить озерный рубеж и осуществить отход на запад, к Эльбингу, чтобы соединиться с 2-й армией Вейса, закрыть зияющую между объединениями брешь.

Имперскую канцелярию в этот день вновь посетил Риббентроп. Он представил фюреру окончательно отредактированный меморандум правительства Германии. Гитлер, утвердив его текст, потребовал срочно переправить важнейший дипломатический документ в германские посольства в Швейцарии, Швеции, Испании и Португалии. Задача перед ним и формулировалась предельно кратко: довести содержание «Меморандума Риббентропа» через «влиятельных нейтральных посредников» до сведения официальных представителей Англии в этих странах, с которыми надлежало вступить в контакт при первой же возможности.

В полдень 22 января генерал Хоссбах отдал приказ об отходе своих соединений на Коршен и Вормдитт. Но только на следующее утро он доложил командующему группой армий «Центр» о своем намерении перебросить крупные силы на запад, чтобы установить связь с 2-й армией Вейса. У командующего группой армий «Центр» имелся аналогичный план, но ему хотелось удержать плацдарм по обе стороны Кенигсберга. На севере он охватывал Земландский полуостров, а на юге достигал Хейльсберга.

В заключение трудной дискуссии по ситуации на Востоке 23 января фюрер акцентировал внимание Гудериана на удержании важнейших пунктов. Он отнес к ним районы нефтедобычи в Венгрии и в Венском бассейне, без удержания которых невозможно было дальнейшее ведение войны. На второе место по важности Гитлер поставил район Данцигской бухты, необходимый для продолжения подводной войны. Далее следовала Верхнесилезская промышленная область, являющаяся центром военной экономики.

Но войска 1-го Украинского фронта в этот день прорвались к Одеру, южнее Бреслау. Оборону здесь держали полицейские подразделения, отряды фольксштурма, а также части 4-й танковой армии Грезера. Получил приказ защитить позиции по Одеру со смещением войск на северо-запад командующий 17-й армией Шульц. Для усиления он получил армейский корпус из состава 1-й танковой армии Хейнрици.

Поистине драматический оборот приобрело развитие обстановки на левом фланге Восточного фронта. К исходу 23 января 4-я армия Хоссбаха прошла через Летценский укрепрайони на следующий день заняла позиции на рубеже Хейльсберг – Дейме. Гауляйтер Восточной Пруссии Кох доложил фюреру об оставлении линии Мазурских озер и крепости «Летцен»: «4-я армия продолжает отход на запад».

Это донесение вызвало у Гитлера приступ ярости. Самому фюреру обстановка докладывается в ложном свете! Генштаб ОКХ утратил контроль за положением в группе армий «Центр»! Действия генералов Рейнгардта и Хоссбаха вполне смахивают на измену! Всего несколько дней назад он решительно навел порядок в группе армий «А». Теперь пришла очередь сделать то же самое в группе армий Рейнгардта. Ничьи старые заслуги не остановят его перед ответственностью защитить рейх от нашествия большевизма!

25 января командующий 4-й армией Хоссбах еще продолжал осуществление своего плана, хотя неотвратимый меч возмездия фюрер уже высоко занес над его головой.

Загрузка...