Подобные коллизии не часто случались в кабинете Верховного. Утвержденный Ставкой план операции «Багратион» продолжал шлифоваться в деталях и переходил в плоскость конкретных действий войсковых командований и тылового обеспечения. В круг участников предстоящего наступления втягивались все новые лица, обеспечивающие самые чувствительные позиции сложного организма. Артиллерийское обеспечение было одним из главных, особенно на начальном этапе крупнейшей операции. Сталин практически ежедневно выяснял этот вопрос у начальника ГАУ Яковлева то по одному фронту, то по другому. Вечером 1 июня речь шла о 1-м Белорусском фронте Рокоссовского.
Жуков посчитал момент подходящим, чтобы перед отъездом на фронт решить один принципиальный вопрос: о включении в состав своей «рабочей группы» генералов Штеменко и Яковлева. Штеменко отсутствовал при этом разговоре, но Жуков опирался на его личное желание.
– А чем они будут там заниматься, товарищ Жуков? – Верховный остановился на традиционном месте у торца стола, строго посмотрел на начальника ГАУ. – Кому прикажете выполнять их обязанности в Москве?
Жуков уверенно, без нажима, ответил:
– В Москве у них остаются заместители, товарищ Сталин, и их впору уже проверить на самостоятельность. А генералы Штеменко и Яковлев займутся на фронте проверкой готовности войск к операции.
– Разве нет у вас других кандидатур ответственных лиц для такой проверки? – уточнял ситуацию Верховный.
– Требуется не только проверить готовность войск к операции, но и ввести в курс дела новых командующих фронтами, генералов Черняховского и Захарова, – маршал Жуков хорошо продумал важнейшие аргументы.
– Но генералы Черняховский и Захаров хорошо проявили себя, командуя армиями? – не отступал Сталин.
Жуков продолжал отстаивать свое мнение:
– Для командующего армией главное – выполнение конкретной задачи, а для командующего фронтом – это организация взаимодействия между армиями и фронтами. Чтобы справиться с нею, надо хорошо владеть обстановкой на данном направлении. Генерал Черняховский все время воевал на юге, с Белоруссией раньше не встречался. По вашему приказу, товарищ Сталин, 3-му Белорусскому фронту изменена боевая задача. Вместо одного главного удара на Борисов его войска наносят два – на Богушевском и Оршанском направлениях.
Последний довод Жукова прозвучал убедительно. Верховный не спеша раскурил трубку и лишь после этого обратился к начальнику ГАУ:
– А что за вопросы на фронте у вас, товарищ Яковлев? У вас ведь нет претензий к командующим артиллерией на фронтах Западного направления?
– Да, товарищ Сталин. Нет. На 1-м Прибалтийском и на всех Белорусских фронтах командующими артиллерии являются знающие свое дело генералы. Но ряд вопросов боепитания выпадает из поля их зрения. Значительная часть завезенных, но неиспользованных боеприпасов остается на прежних позициях. Большие партии боеприпасов скопились на армейских складах. По причине нехватки автотранспорта снизился процент возврата отстрелянных гильз и артзаводы вынуждены снижать выпуск наиболее «ходовых выстрелов».
– Но на 3-й Белорусский выехал генерал Чистяков? – по тону Верховного чувствовалось, что он не хотел отпускать на фронт начальника ГАУ.
– Генерал Яковлев будет работать только на 2-м и 1-м Белорусских фронтах, товарищ Сталин, – снова вмешался в разговор Жуков. – Генерал Захаров формирует фронтовое управление заново. На данном этане важно не допустить поспешных решений.
Сталин не отреагировал на реплику Жукова и: согласился с его предложением.
В ночь на 4 июня на «Ближней даче» Верховный в который раз беседовал с Жуковым и Василевским. Он наставлял своих советников «ужать» сроки подготовки Белорусской операции, чтобы не отстать от союзников, которые в ближайшие дни высадят десант на континент.
– Операция «Багратион» в случае ее успеха, – говорил Верховный, – уже осенью может поставить немца в безвыходное положение. Возможно, на первых порах Гитлер снимет с нашего фронта несколько дивизий и перебросит их на запад, чтобы нанести поражение союзникам. Наши фронты должны быть готовы к такому обороту событий, чтобы без паузы перейти в наступление.
Когда представители Ставки, Жуков и Василевский, покидали любимое пристанище Верховного, Сталин пожелал войскам курируемых ими фронтов успехов и подарил по экземпляру переизданного романа Степанова «Порт-Артур».
С 6 июня внимание Ставки раздвоилось. В полдень председатель СНК получил послание английского премьера: «Все началось хорошо. Мины, препятствия и береговые батареи в значительной степени преодолены. Воздушные десанты были весьма успешными и были предприняты в крупном масштабе. Высадка пехоты развертывается быстро, и большое количество танков и самоходных орудий уже на берегу. Виды на погоду сносные, с тенденцией на улучшение».
В тот же вечер в Лондон ушло послание председателя СНК Сталина премьеру Черчиллю: «Ваше сообщение об успехе начала операции „Оверлорд“ получил. Оно радует всех нас и обнадеживает относительно дальнейших успехов. Летнее наступление советских войск, согласно уговору на Тегеранской конференции, начнется к середине июня на одном из важных участков фронта… Обязуюсь своевременно информировать вас о ходе наступательных операций».
С 6 июня Верховный торопил командующих фронтами с переходом в наступление. Вечером 7 июня Сталин позвонил командующему Ленинградским фронтом Говорову и заслушал его доклад о готовности фронтовой группировки к началу наступления на Карельском перешейке. Он также уточнил вопрос о готовности Балтийского флота к операции по высадке десантов в тылу финских войск.
Утром 14 июня Верховный сообщил начальнику Генштаба маршалу Василевскому, что из-за задержки в железнодорожных перевозках начало операции «Багратион» перенесено решением Ставки на 23 июня.
Пополудни 16 июня маршал Василевский направил Верховному донесение: «Хорошее впечатление производит новый командарм 43-й Белобородов. Отлично работают присланные с юга на фронт командиры корпусов Васильев и Ручкин. Дал указание сохранить за Васильевым, переведенным с гвардейского на негвардейский корпус, гвардейский оклад. Подготовка войск обоих фронтов идет вполне нормально, и, если погода позволит, к выполнению задания приступим строго в намеченный Вами срок».
Как бы второй частью итогового доклада Антонова об обстановке на фронтах за 17 июня явилось его сообщение о событиях в Нормандии:
– Войска союзников после высадки на побережье продвигаются вперед крайне медленно, всего два-три километ ра в сутки, товарищ Сталин. Несколько более высокие темпы наступления достигнуты лишь на полуострове Котантен. Их намерения на Шербурском направлении понятны – полностью обезопасить свои тылы от возможных контрударов с юга 7-й армии Дольмана. За истекшие десять суток боев им удалось объединить в один три небольших первичных плацдарма и продвинуться вглубь континента до тридцат и километров.
– Черчилль сообщил сегодня, что союзники перебросили во Францию пока лишь двадцать дивизий. Это половина из подготовленного контингента. Противник же имеет во Франции всего шестнадцать дивизий, притом достаточно ослабленных.
– Это явно заниженные данные, товарищ Сталин, – вступил в разговор начальник Генштаба Василевский. – По нашим данным, группа армий «Запад» фельдмаршала Рунштедта имеет пятьдесят две дивизии, из них десять – танковых.
Верховный бросил короткий взгляд на маршала Василевского, но все-таки поставил общий вопрос:
– Военная ситуация во Франции не претерпит больших перемен в ближайшее время. Но как отразится высадка англо-американских войск в Нормандии на советско-германском фронте? Что нам ожидать от немца?
– Я думаю, товарищ Сталин, что при любом развитии обстановки на западе Гитлер по-прежнему будет уделять основное внимание Восточному фронту. Здесь, по его мнению, кроются главные опасности для Германии, – сказал начальник Генштаба. – На западе он предпримет более энергичные шаги к замирению с англосаксами.
Верховный не согласился с маршалом Василевским:
– Никакого замирения немца с союзниками в ближайшее время не произойдет. Вчера немец нанес ракетный удар по Лондону. И намерен усилить бомбардировки. О каком замирении можно говорить в этих условиях?
Генерал Антонов продолжил мысль Василевского:
– Германское командование, конечно, беспокоит развитие обстановки на финском фронте, но и при успехе войск генерала Мерецкова в Южной Карелии оно не решится снять боеготовые войска с Запада. А вот с началом операции «Багратион» Гитлер предпримет авантюрные действия, чтобы о становить наступление советских войск.
Вечером 18 июня Сталин заслушал доклад Василевского о ходе подготовки 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов к операции «Багратион». Уточнив вопросы взаимодействия смежных фронтов Баграмяна и Черняховского, Верховный особо остановился на использовании в ходе наступления 5-й гвардейской танковой армии. Ее основная задача – быстрый выход к реке Березина, захват переправ и освобождение Борисова – оставалась неизменной, а вот срок ввода в прорыв и направление удара он поручил назначить представителю Ставки, исходя из складывающейся обстановки.
Начальник Генштаба Василевский еще не закончил свой доклад, когда Верховному позвонил маршал Жуков. Он доложил, что 1-му Белорусском у фронту в сутки сдается лишь два транспорта с боеприпасами вместо трех по плану. Не закончено сосредоточение 1-го мехкорпуса Кривошеина. Из трех полков САУ в район сосредоточения прибыл только один. На 2-й Белорусский фронт из девяти автобатальонов прибыло четыре. Запасы авиационного горючего составили на 18 июня семьдесят процентов. Жуков предложил перенести начало операции для 2-го и 1-го Белорусских фронтов с 23 на 24 июня.
Вопрос этот решился не сразу. Верховный поинтересовался мнением начальника Генштаба. Василевский тут же позвонил командующим 1-м Прибалтийским и 3-м Белорусским фронтами. Баграмян и Черняховский выразили полное согласие с этим предложением. И все-таки окончательное решение по этому вопросу было принято Сталиным позднее.
22 июня. Три года Великой Отечественной. Продолжали теснить финские корпуса к госгранице СССР Ленинградский фронт на Карельском перешейке и Карельский фронт на Олонецком, Петрозаводском и Медвежьегорском направлениях. Разведку боем провели 1-й Прибалтийский, 3-й и 2-й Белорусские фронты. Начиналась крупнейшая битва Второй мировой – операция «Багратион».
В ходе разведки боем войска 1-го Прибалтийского, 3-го и 2-го Белорусских фронтов Баграмяна, Черняховского и Захарова прорвали оборону 3-й танковой и 4-й армий от двух до шести километров и вынудили Рейнгардта и Хейнрици ввести в бой резервы. Лишь на Оршанском направлении противнику удалось защитить укрепленные позиции.
Ощутимый успех сопутствовал войскам 3-го Белорусского фронта. 39-я и 5-я армии Людникова и Крылова, наступая из района Лиозно, к исходу 23 июня продвинулись вперед до тридцати километров, расширив прорыв по фронту до пятидесяти километров. Войска 11-й гвардейской и 31-й армий Галицкого и Глаголева, встретив отчаянное сопротивление врага на Оршанском направлении, успеха не имели, незначительно вклинились в его оборону.
Силами 49-й армии Гришина перешел в наступление на Могилевском направлении и 2-й Белорусский фронт. Нанося удар на участке в двенадцать километров, соединения 49-й армии продвинулись к исходу 23 июня вперед до восьми километров, с ходу форсировали Днепр, захватив важный плацдарм на его правом берегу, восточнее Белыничей.
Войска 1-го Белорусского фронта в первый день операции «Багратион» провели лишь разведку боем на Бобруйском направлении. Войска 9-й армии генерала Формана оставались в статичном положении, что позволяло фронтовым силам осуществить прорывы от Рогачева и Озаричей, по утвержденному Ставкой плану.
Напряжение к концу первого дня Белорусской операции достигло своей кульминации не только на фронтах, но и в Кремле. Верховный звонил непрерывно представителям Ставки, Жукову и Василевскому, командующим фронтами.
Вечером 23 июня Сталин вновь позвонил начальнику Генштаба Василевскому:
– Вы приняли решение, товарищ Василевский, где ввести 5-ю гвардейскую танковую армию?
– Нет, товарищ Сталин, пока не принял. Есть два варианта. Если в течение 24–25 июня 5-я армия Крылова и подвижная группа Осликовского сломят сопротивление противника на Оршанском направлении, то мы введем танковые корпуса Ротмистрова именно на участке 5-й армии. Второй вариант – участок прорыва 11-й гвардейской армии Галицкого вдоль шоссе Москва – Минск.
– Но при любом вашем решении, товарищ Василевский, главной задачей танкистов остается: прорыв к реке Березина, овладение переправами и освобождение Борисова, – голос Верховного звучал требовательно.
С предельной прямотой о причинах довольно скромных успехов 3-й и 48-й армий Горбатова и Романенко на Бобруйском направлении доложил Жуков. С одной стороны, командование обеих армий слабо разведало оборону противника, вследствие чего была допущена недооценка силы его сопротивления. С другой, командующий 4-й армией Хейнрици правильно определил направление главного удара и укрепил позиции противотанковым и средствами. Он вовремя не поправил командование 1-м Белорусским фронтом.
В тот же день, несмотря на большую занятость по Белорусской операции, Сталин не упустил из виду и сообщил маршалу Коневу, что им подписана директива о проведении 1-м Украинским фронтом операции на Рава – Русском и Львовском направлениях. Он снова подчеркнул, что командующий 1-м Украинским фронтом несет персональную ответственность за успех «двух главных ударов» своих войск [7].
К исходу 25 июня пришел первый успех в операции «Багратион». Войска 43-й армии Белобородова и 39-й армии Людникова соединились у Гнездиловичей, окружив Витебскую группировку 3-й танковой армии генерала Рейнгардта.
Сразу после утреннего доклада Антонова о положении на фронтах 26 июня Верховный вызвал Главного маршала артиллерии Воронова в Кремль:
– Вы знаете, товарищ Воронов, что сегодня ночью авиация немца нанесла бомбовый удар по Смоленскому железнодорожному узлу и вывела его из строя? Как прикажете обеспечивать боепитание войск в Белорусской операции?
– О налете на Смоленск мне доложили два часа назад, товарищ Сталин. Пострадали санитарные эшелоны на станции и полотно.
Зенитчиками и истребителям и сбито семь вражеских самолетов, – сказал Воронов.
Выпустив изо рта струйку дыма, Верховный продолжил заранее «заготовленный выговор»:
– Этот налет удался противнику потому, что командование нашей противовоздушной обороны не выполнило постановление ГКО годичной давности по этим вопросам. Для кого, спрашивается, принимаются важные государственные постановления, товарищ Воронов?
Воронов полистал записную книжку, доложил:
– На основании постановления ГКО от 29 июня, товарищ Сталин, из Восточного фронта ПВО в состав Западного фронта передано сто двадцать пять отдельных частей и двести зенитных пулеметных взводов. Из этого количества семнадцать частей и двадцать девять взводов поступило в Смоленский корпус ПВО. Но этих сил оказалось недостаточно, чтобы надежно прикрыть с воздуха Западное направление и, прежде всего, Смоленск.
– Немец крайне обозлен провалом своей обороны на Витебском направлении, товарищ Воронов, и может повторить налет на Смоленск. Этого допустить нельзя, – строго сказал Верховный и добавил: – Сбрасываются фугасные бомбы замедленного действия, чтобы затруднить восстановление на железнодорожном полотне. Что вы предлагаете?
– Необходимо, чтобы дальняя авиация сегодня нанесла удары по авиабазам противника в Вильнюсе, Минске и Барановичах. И еще. В связи с изменением ситуации на Ленинградском и Карельском фронтах считаю допустимым перебросить в Смоленск из Архангельской дивизии ПВО тридцать ночных истребителей. Когда наши войска завершат операцию «Багратион» и выйдут к Висле, рейхсмаршалу Герингу будет уже не до налетов на Смоленск.
Верховный без раздумий согласился:
– Хорошо. Готовьте проект директивы Ставки.
Пробитая в обороне противника крупная брешь у Витебска предопределила все последующие успехи фронтов Западного направления. 26 июня войска 3-го Белорусского фронта освободили Сенно и Толочин, перерезали железнодорожные коммуникации 4-й армии Типпельскирха: Орша – Лепель и Орша – Борисов. На участке наступления 5-й армии вошла в прорыв 5-я гвардейская танковая армия Ротмистрова. Войска 2-го Белорусского фронта освободили Горки, форсировали Днепр. Войска 1-го Белорусского фронта освободили Жлобин.
В полдень 27 июня войска Черняховского освободили Оршу. 2-й Белорусский фронт Захарова замкнул кольцо вокруг Могилева. В окружении 1-го Белорусского фронта Рокоссовского оказалась Бобруйская группировка 9-й армии.
Директива Ставки от 28 июня обязала 3-й и 1-й Белорусские фронты стремительным продвижением на Молодечно и Барановичи замкнуть кольцо вокруг 4-й армии восточнее Минска. 2-й Белорусский фронт получил задачу наступать на Минск через Белыничи, в обход опорных пунктов противника.
К исходу 29 июня Могилевская и Бобруйская группировки противника были разгромлены. В плен сдались командиры 53-го и 35-го армейских корпусов генералы Гольвитцер и Лютцов. Сложились условия для полного разгрома группы армий «Центр» фельдмаршала Моделя и выхода на рубеж Поставы – Вилейка – Городея. В этот же день Президиум Верховного Совета СССР присвоил командующему 1-м Белорусским фронтом Рокоссовскому звание «Маршал Советского Союза».
В полдень 30 июня начальник Разведывательного управления Генштаба Ильичев доложил Антонову, что, по данным Белорусского штаба партизанского движения, сохранившиеся в Минске Дом правительства, здание ЦК партии Белоруссии и окружной Дом офицеров готовятся оккупантами к подрыву. Эти сведения сразу же были доложены Верховному. Сталин позвонил в Дуравичи маршалу Жукову и потребовал ускорить движение на Минск танковых сил всех Белорусских фронтов, чтобы спасти важные объекты столицы Белоруссии.
К исходу 1 июля ударные корпуса 5-й гвардейской танковой армии, смяв оборонительные заслоны врага вдоль автомагистрали Москва – Минск, освободили Борисов. С достигнутого рубежа 2-й гвардейский танковый корпус Бурдейного, совершив 2 июля шестидесятикилометровый бросок через Смолевичский партизанский район, обрушил на врага внезапный ночной удар. Утром 3 июля танкисты ворвались в Минск и овладели ее ключевыми опорными пунктами. Вслед за ним в столицу Белоруссии вошли войска 11-й гвардейской и 31-й армий Галицкого и Гл аголева.
Минская операция победно завершала начальный этап операции «Багратион». Входе ее 1-й Прибалтийский, 3-й, 2-й и 1-й Белорусские фронты нанесли поражение 3-й танковой и 4-й армиям Рейнгардта и Типпельскирха и продвинулись вперед до двухсот двадцати километров.
Приняв решение о наступлении 2-го Прибалтийского фронта, Ставка 4 июля сдвинула южнее разграничительные линии всех фронтов Западного направления. 2-й Белорусский фронт передал смежнику справа 33-ю армию, получив взамен на левом фланге от 1-го Белорусского 3-ю армию Горбатова.
Оказавшиеся в «котле», восточнее Минска, более ста тысяч солдат и офицеров 3-й танковой, 4-й и 9-й армий группы армий «Центр» предпринимали отчаянные попытки вырваться из окружения, но, понеся большие потери, раз за разом откатывались на исходные позиции. С каждым следующим часом их положение становилось все более безнадежным.
Вечером 5 июля, когда представитель Ставки Василевский вернулся из Минска в Красное, Антонов сообщил своему начальнику, что 6 июля для встречи с ним в Смоленск вылетает глава английской военной миссии генерал Бэрроуз. После обмена мнениями во фронтовом штабе британский представитель совершил поездку на фронт в район Смолевичей, где войска 31-й армии Глаголева продолжали громить блокированную группировку врага. Тысячи пленных, поверженная боевая техника немцев по пути к фронту произвели на Бэрроуза огромное впечатление.
К исходу 7 июля с окруженными под Минском 12-м, 27-м и 35-м армейскими, 39-м и 41-м танковыми корпусами было практически кончено. Группа армий «Центр» потеряла свыше семидесяти тысяч убитыми и тридцать пять тысяч пленными. Войска 1-го Прибалтийского, 3-го и 1-го Белорусских фронтов продвинулись до рубежа Вильнюс – Барановичи – Пинск.
Итоговый доклад Антонова за 7 июля звучал по-особенному оптимистично:
– Войска 1-го Прибалтийского фронта в течение последних суток освободили от противника Браслав, Свенцяны и Имчалин. 3-й Белорусский фронт продвинулся вперед до семнадцати кило-мет ров, освободил Ошмяны и Островец. Войска 1-го Белорусского фронта овладели Столиным. Решение Ставки поручить разгром Минской группировки противника войскам 2-го Белорусского фронта оказалось безупречным со всех точек зрения.
– Значит, товарищ Антонов, – сделал вывод Верховный, – наша стратегия действий, с начала по сходящимся направлениям с целью окружения основных сил немца, а затем по расходящимся направлениям для расширения прорыва в ходе преследования, оказалась правильной, дальновидной?
В полночь Верховный вызвал Поскребышева и поручил соединить его с Жуковым. Разговор получился коротким. Представитель Ставки доложил последние фронтовые новости и внес ряд предложений по плану операции «Багратион». Сталин спросил: «Может ли он без ущерба для фронта на пару дней прилететь в Москву, чтобы обсудить „насущные польские вопросы“?» Маршал Жуков ответил, что, конечно, может.
Маршал Жуков неизменно придерживался правила: прибыв в Москву, перед встречей с Верховным, обязательно заехать в Генштаб, основательно уяснить обстановку последних дней на всех фронтах. Так же он поступил и 8 июля. Генерал армии Антонов доложил обстановку на 12.00, высказал свой прогноз о развитии событий до середины июля. Уточнение «деталей» еще продолжалось, когда позвонил Сталин и приказал вместе с Жуковым через час прибыть на «Ближнюю дачу» для доклада.
Вечером там же, в присутствии Жукова, председатель СНК принял Берута, Осубко-Моравского и Роля-Жимерского. Договорились, что первым городом, где развернет свою организаторскую деятельность Крайова Рада Народова, станет Люблин.
Представитель Ставки Василевский позвонил вечером 12 июля Верховному и предложил: освободить 1-й Прибалтийский фронт Баграмяна от нанесения удара на Каунас, чтобы сосредоточить основные усилия против Даугавпилса. Одновременно вступающие в дело резервные 51-я и 2-я гвардейская армии Крейзера и Чанчибадзе нацеливались на Паневежис и Шауляй. Начальник Генштаба не преминул напомнить Сталину свое прежнее предложение: ударом на Ригу пробиться на Балтийское побережье, разорвать сплошной фронт противника, перерезать сухопутные коммуникации из Прибалтики в Восточную Пруссию, отсечь войска группы армий «Север» от группы армий «Центр».
Доводы начальника Генштаба были убедительны, и Верховный вынужден был согласиться с его предложением, но все-таки спросил: «Сколько времени потребуется фронтовым штабам для подготовки такого комбинированного удара?» Василевский назвал конкретное число его начала – 20 июля. С учетом пополнения 1-го Прибалтийского фронта 51-й и 2-й гвардейской армиями, Сталин приказал 39-ю армию Людникова вернуть в состав 3-го Белорусского фронта, сместив севернее разграничительную линию фронтов.
Следующий день, 13 июля, обратил внимание Ставки южнее. Войска 1-го Украинского фронта Конева повели наступление в Львовско – Сандомирской операции, охватившей участок территории до ста двадцати километров на передней линии и до двухсот сорока в глубину. Превосходство наших войск в силах было обеспечено и на этот раз по всем основным компонентам.
Абсолютное превосходство над войсками Гарпе было достигнуто на направлениях главных ударов: в людях – почти в пять раз, в орудиях и минометах – в шесть с половиной раз, в танках и САУ – в три раза.
Наступление 3-й гвардейской и 13-й армий Гордова и Пухова развивалось в соответствии с планом. 14 июля на Львовском направлении перешел в наступление левый фланг 1-го Украинского фронта. 15 июля, когда тактическая полоса обороны противника оказалась прорванной, Конев ввел в сражение подвижную группу Баранова, чтобы перерезать пути отхода на запад 1-й танковой армии.
Быстро изменялась стратегическая обстановка на втором этапе операции «Багратион». Освободив Вильнюс, Волковыск, Пинск и Алитус, 3-й, 2-й и 1-й Белорусские фронты пробились к Неману и 16 июля освободили Гродно, вышли на рубеж Свислочь – Пружаны.
С рубежа реки Лжа 17 июля перешел в наступление 3-й Прибалтийский фронт Масленникова. Ему предстояло разгромить Псковско-Островскую группировку 18-й армии генерала Лоха, пробиться на рубеж Гулбене, освободить Псков. Наступая на Выру, Тарту и Пярну, фронт должен был отрезать оперативную группу «Нарва» генерала Грассера от основных сил группы армий «Север».
Успешное начало Люблинско-Брестской операции явилось весомым подспорьем для развития Львовско-Сандомирской операции 1-го Украинского. В этот день, 18 июля, подвижная Баранова и 3-я гвардейская танковая армия Рыбалко встретились у Деревлян и завершили окружение 1-й танковой армии Рауса западнее Бродов.
К исходу 18 июля 3-я гвардейская армия Гордова, преодолев вторую полосу обороны 4-й танковой армии, завязала бой за Владимир-Волынский. Главные силы 1-й гвардейской танковой армии Катукова переправились южнее Сокаля через Западный Буг и успешно отражали на польском плацдарме контратаки 46-го танкового корпуса противника.
Успешное развитие операции «Багратион» побудило маршала Жукова задуматься над «осенней перспективой» войск центрального направления. В ночь на 19 июля он доложил свои соображения в Ставку.
1 июня танковые дивизии группы армий «Южная Украина» генерала Шернера продолжали контратаки западнее Ясс. В «Вольфшанце» шли оптимистические донесения о том, что позиции русских между Сиретом и Прутом прорваны и войска продвигаются к Ботошани. Но доклады не получали ответной реакции со стороны ОКВ: фюрер был поглощен летней перспективой. Она представлялась грозной.
Вечером 2 июня разговор в Главной Ставке пошел об… Италии. Генерал Йодль доложил фюреру: «Командующий группой армий „Юго-Запад“ просит разрешения на сдачу Рима. Оборона итальянской столицы с самого начала не входила в намерение фельдмаршала Кессельринга».
В ночь на 4 июня Кессельринг отдал приказ на эвакуацию Рима с отходом 14-й армии на рубеж, проходивший за рекой Тибр: В полдень 4 июня танки с десантом пехоты 5-й американской армии Кларка вступили в столицу Италии Рим.
Фельдмаршал Роммель прилетел в Главную Ставку в полдень 5 июня, но только вечером был принят Главкомом ОКХ. Настроен он был весьма благодушно:
– Мой фюрер, успех десантной операции всецело определяется погодными условиями. Адмирал Кранке придерживается такого же мнения. Если вторжение не произошло в мае, то до августа его просто невозможно осуществить. Проливы уже штормят.
– Вы напрасно успокаиваете меня, Роммель. Я считал, что большевики не смогут наступать на Украине весной, в самую распутицу, но что из такого предположения получилось, вы хорошо знаете. Разве англосаксы не способны на такой сюрприз для ваших войск?
– В больших масштабах не способны, мой фюрер, – стоял на своем Ромм ель. – На побережье надо перебросить, кроме солдат, еще танки и артиллерию.
– Йодль тоже придерживается сходной позиции, но мы должны обезопасить себя до тех пор, когда Хейнеман доложит мне о готовности к нанесению массированного удара по Лондону «неотразимым оружием возмездия». Это будет началом другой войны, Роммель. Оно приведет нас к победе.
– Мой фюрер, в августе вторжение противника непременно состоится, и я прошу вас уделить внимание пополнению моих армий людьми и танками.
– Я верю в неприступность «Атлантического вала», Роммель, – Гитлер провел пальцем по «оперативке». – Дюнкерк, Кале, Булонь, Дьепп, Гавр и Шербур – это неприступные береговые крепости.
– Имея многократное превосходство в авиации, мой фюрер, англосаксы способны выбросить три воздушно-десантные дивизии за «Атлантическим валом», на тыловые коммуникации моих армий.
– Пусть Рунштедт подумает уже сейчас, Роммель, как небольшими силами отразить угрозу. Десант наземных войск на побережье необходимо в самом начале сбросить в море. Никаких прорывов в глубь нашей обороны! Это мой последний приказ, фельдмаршал Роммель.
– Группа армий «Запад» имеет в резерве четыре танковые дивизии. Главные силы группы армий «Б» я сосредоточил на побережье. Линия обороны 7-й и 15-й армий – свыше тысячи километров.
– Рунштедт докладывал мне, что он будет иметь силы в глубине обороны для нанесения контрударов. Их надо использовать и для уничтожения воздушных десантов англосаксов.
В полночь 6 июня появились сведения об усилении движения на Ла-Манше. Фон Зальмут доложил об этом фон Рунштедту и в «Вольфшанце». Но донесение не вызвало беспокойства. В штабе 84-го армейского корпуса с вечера 5 июня продолжался банкет по случаю дня рождения командира.
Высадка воздушных десантов англо – американских войск началась в полночь в расположении 7-й армии. Но Дольман объявил состояние повышенной боеготовности лишь в половине третьего. Спустя десять минут он получил разъяснение от начальника штаба группы армий «Запад» Вестфаля: «По мнению Рунштедта, здесь нет крупной акции».
На рассвете 6 июня донесения о воздушных десантах англосаксов поступали одно за другим из различных мест побережья. О вторжении главных сил противника никто все еще не подозревал.
Визуально, десантные суда были обнаружены в половине четвертого. Но лишь в начале шестого генерал Дольман доложил в штаб группы армий «Б», что силы вражеского флота имеют цель доставить на побережье крупные войсковые контингенты.
В полном неведении об обстановке на побережье находилась Главная Ставка. В половине восьмого генерал Йодль передал приказ фюрера Рунштедту: «Все же выдвинуть 12-ю танковую дивизию СС в район Кана, а учебную 2-ю танковую дивизию оставить пока в гарнизоне».
В 17.00 Гитлер отдал категорический приказ фельдмаршалу Рунштедту: «Не позже, чем к вечеру, уничтожить противника на захваченном им плацдарме».
В поисках выхода из тупика Главком ОКХ решил использовать в деле свой последний козырь – «неотразимое оружие возмездия». Полковник Вахтель получил из штаба 65-го армейского корпуса кодовый сигнал о приведении полка в боевую готовность к 12 июня.
Ни к вечеру 6 июня, ни в течение двух последующих суток уничтожить противника на плацдармах войскам группы армий «Б» фельдмаршала Роммеля не удалось. Ситуация приобретала критический характер.
ОКВ учитывало возможность высадки второго десанта англосаксов либо между устьем реки Шельда и Дюнкерком, либо в районе Кале – Гавр.
Оценивая обстановку, сложившуюся к полуночи 11 июня, Роммель назвал в качестве очевидного намерения англо-американских войск захват глубокого плацдарма между реками Орн и Вир, а затем отсечение от основных сил 7-й армии Шербурской группировки на полуострове Котантен.
Утром 12 июня полковник Вахтель получил боевой приказ: в ночь на 13 июня начать удары ракетами «ФАУ-1» по Лондону! Первый налет произвести в течение двух часов с темпом стрельбы две ракеты в час с каждой пусковой установки. Для первого удара выделялось пятьсот ракет.
Оперативное совещание 12 июня было долгим и отличалось подавленностью духа. Был активен лишь генерал Йодль. Он заявил: «Если англосаксы прорвутся с плацдарма на юг и навяжут Рунштедт у маневренные действия, то вся Франция будет потеряна, и следующим рубежом обороны станут либо „линия Мажино“, либо „линия Зигфрида“».
Доклад генерала Цейтцлера об отходе 3-го корпуса финнов в направлении Выборга произвел гнетущее впечатление. После некоторого раздумья Гитлер спросил: «Если падет Выборг, то как это скажется на судьбе Финляндии?» На него никто не ответил.
В половине четвертого 13 июня начался ракетный обстрел Лондона. До семи утра было выпущено десять «ФАУ-1», но только четыре из них достигли британских островов. Массированного удара по Лондону не получилось.
Поддержание некоего равновесия на фронте 7-й армии Дольмана становилось все более проблематичным. Командующий группой армий «Запад» Рунштедт, убедившись, что главное вторжение англосаксов состоялось, предложил Гитлеру использовать в Нормандии 15-ю армию Зальмута. Но Гитлер колебался, охваченный сомнениями.
Только к 16 июня его удалось «уломать». Главком ОКХ разрешил фельдмаршалу Рунштедту снять силы с полосы 15-й армии и использовать их для контрудара вблизи города Кан. В тот же день фюрер проследовал во Францию, чтобы на «поле сражения» уяснить обстановку и дать указания, каким образом можно разбить противника.
Встреча Гитлера с Рунштедтом и Роммелем у Суассона получилась острой. Обосновавшись в том же бетонном бункере, откуда в середине сорокового года он намеревался руководить вторжением вермахта в Южную Англию, фюрер настойчиво искал причину провалов на Западном фронте.
Командующий группой армий «Б» Роммель с возмущением отверг всякий поклеп на войска. Он пытался доказать, что противник имеет огромное превосходство в силах. Он выдвинул требование о немедленной эвакуации войск с полуострова Котантен и спрямления линии фронта в районе Канна.
В категорической форме Гитлер отверг эти предложения. Он не хотел понять, что в случае прорыва англосаксов южнее обстановка для группы армий «Запад» сразу станет катастрофической. Главком ОКХ пообещал Рунштедту перебросить во Францию достаточное количество сухопутных, военно-морских и военно-воздушных сил, чтобы переломить ситуацию к лучшему. В конце встречи Гитлер уверенно заявил о том, что массированные ракетные удары по Лондону в самое ближайшее время обеспечат вермахту перелом в войне.
Фельдмаршал Роммель вновь не сдержался. Он высказался относительно общей военной обстановки и не побоялся выдвинуть требование: «Надо быстрее прекратить войну!» Фюрер тут же «поставил на место» командующего группой армий «Б»: Роммелю следует беспокоиться только о своем участке фронта и не вмешиваться в «большую политику»!
Анализ обстановки на Западном фронте еще не закончился, когда рядом с бункером у Суассона упало три сбившихся с курса «ФАУ-1». Их взрывы потрясли Гитлера и молниеносно изменили его дальнейшие планы. Спустя пару часов «юнкерс» фюрера стартовал в направлении Львова. Гитлер решил нанести такой же молниеносный визит на Восточный фронт, в штаб группы армий «Северная Украина». Там тоже было о чем поговорить.
Но запасы готовых «ФАУ-1» стремительно сокращались, и на оперативном совещании 18 июня Гитлер категорически запретил наносить ракетные удары по другим объектам, кроме Лондона. Шпеер получил его указание всемерно увеличить производство «ФАУ-1» за счет сокращения выпуска «ФАУ-2» до ста пятидесяти ракет в месяц [4]. Высвободившаяся рабочая сила и материальные средства должны быть использованы прежде всего для производства «вишневых косточек» [5].
Учитывая критическую ситуацию на Выборгском направлении, 20 июня Гитлер сообщил маршалу Маннергейму, что в ответ на его просьбу о помощи он срочно перебрасывает из Эстонии эскадрилью штурмовиков, бригаду штурмовых орудий и пехотную дивизию.
Не отличавшуюся спокойствием обстановку в «Вольфшанце» 22 июня взорвали донесения командующего группой армий «Центр». Фельдмаршал Буш отнюдь не сгущал краски: русские атаковали 3-ю танковую и 4-ю армии Рейнгардта и Хейнрици на фронте от Полоцка до Могилева. Планы большевиков ему установить не удалось. Однако диверсии партизан на железнодорожных коммуникациях Молодечно – Полоцк, Борисов – Орша, Лунинец – Пинск указывают, что наступление готовится крупными силами.
К исходу 24 июня прорывы войск 3-го и 2-го Белорусских фронтов на ключевых участках Витебск – Орша и Орша – Могилев стали фактом. Буш позвонил в «Вольфшанце» и предложил отвести войска на отсечные позиции, но Гитлер отклонил его доводы и приказал «не отходить»!
28 июня стало последним днем для фельдмаршала Буша. После обеда он позвонил в Главную Ставку и попытался склонить Гитлера к оставлению «укрепленных точек». Но фюрер не шел ни на какие уступки и требовал удержания позиций до конца. Сдача Могилева переполнила «чашу его терпения» и он сместил Буша с должности, назначив на его место надежного «мастера обороны» фельдмаршала Моделя.
Только 29 июня, когда главные силы 9-й армии были разгромлены у Бобруйска, а 4-я армия панически отходила к Березине, в Генштабе ОКХ поняли, что происходящие события выходят за рамки группы армий «Центр» и вызывают необходимость кардинальных решений в масштабе всего фронта. Фельдмаршал Модель тем временем не стал ожидать обещанной помощи от ОКВ, а начал переброску на участок прорыва, к Вильнюсу и Пуховичам, двух танковых дивизий из группы армий «Северная Украина».
Восточный фронт рушился на глазах, но на оперативном совещании 29 июня доминировали «нормандские проблемы». Хотя войска 1-й американской армии Брэдли уже овладели Шербуром, контрудар 2-го танкового корпуса СС Хауссера из района Виллер – Бокаж по обе стороны реки Одон породил позитивные надежды. Гитлер то и дело повторял, что этот успех является наглядным примером, когда и при недостатке сил можно изменить обстановку в лучшую сторону.
Имея на вооружении танки «Тигр-VI» и самоходные артиллерийские установки (САУ) «Фердинанд», 9-я и 10-я танковые дивизии СС потеснили 2-ю английскую армию генерала Демпси до десяти километров и захватили высоты у реки Орн. Неизбежное падение Кана удалось оттянуть на три недели.
Оперативное совещание 1 июля проходило крайне остро. Точки зрения Главкома ОКХ и фельдмаршала фон Рунштедта разошлись в оценке соотношения сил:
– Теми силами, которыми в данный момент располагает группа армий «Запад», мой фюрер, нам не удастся опрокинуть миллионную армию англосаксов. Захватив Шербур, противник накапливает силы. Нам не приходится рассчитывать на такие темпы пополнений. Наше «неотразимое оружие возмездия» оказалось на самом деле не столь грозным.
– Проблемы Восточного фронта, Рунштедт, оставьте решать мне, – оборвал фельдмаршала Гитлер. – Каждый должен решать свои проблемы. Конечно, потеря Котантена сузила возможности применения нашего подводного флота. Ситуация изменилась бы в лучшую сторону, если бы я мог в пределах июля поставить вам две тысячи истребителей. Но группа армий «Центр» тоже испытывает недостаток истребителей. Вы понимаете, Рунштедт, что Восточный фронт катится к границам рейха. Он находится в пятистах километрах от того места, где мы сейчас с вами.
– Фельдмаршал Модель, мой фюрер, не допустит такого развития событий и, безусловно, поправит положение, – вставил реплику генерал Йодль.
Гитлер поддержал своего «военного советника»:
– Я тоже верю в Моделя, Йодль, но и он не все может… Что вы еще хотите сказать, фон Рунштедт?
Командующий группой армий «Запад» говорил дальше сбивчиво, невпопад:
– Намечаемый вами контрудар, мой фюрер, без подкреплений еще больше ослабит мои силы. Надо иметь в виду, что наш фланг у Байё ослаблен. Прорыв англосаксов на юг может оказать решающее значение для всего хода борьбы во Франции и привести к кризису всего нашего фронта на Западе.
– Вы настроены слишком пессимистично, фельдмаршал Рунштедт, – заявил Гитлер. – С таким настроением нам не добиться там успеха.
Вывести совещание из тупика попытался фельдмаршал Кейтель. Он тоже встал в позу нравоучителя:
– Вы должны понять, Рунштедт, что в настоящее время снять войска с Восточного фронта и перебросить их на Запад нет никакой возможности.
Фельдмаршал Рунштедт уточнил:
– Вы хотите услышать, фельдмаршал Кейтель, мой ответ на вопрос: «Какой план действий необходимо избрать, чтобы при отсутствии резервов добиться поставленных целей и избежать катастрофы?»
– Именно этот вопрос напрашивается сам собой, Рунштедт, – подтвердил Кейтель.
Командующий группой армий «Запад» ответил:
– Надо заключить мир с англосаксами и все наличные силы бросить на Восток, Кейтель.
– Вы неисправимы, Рунштедт. Вам надо остыть от фронта, – закончил совещание Гитлер.
К исходу 2 июля ОКВ огорчил Модель: он сдал Борисов. Русские захватили Столбцы, Городею и перерезали железную дорогу Барановичи – Минск.
Вместо умершего командарма 7-й Дольмана Гитлер назначил 2 июля командира 2-го танкового корпуса СС Хауссера. 3 июля Главком ОКХ сместил Рунштедта и назначил вместо него «отдохнувшего» после Восточного фронта фон Клюге. Вечером того же дня в Берхтесгаден прибыли еще два новых назначенца: командующий оперативной группой «Нарва» Фриснер и его преемник Грассер.
В полночь Гитлер принял генерала Фриснера, спросил:
– Какие меры, Фриснер, приняли бы вы на месте командующего группой армий «Север»?
– Мой фюрер, – застыл у стола генерал Фриснер, – я бы всеми силами нанес удар на Витебск, чтобы восстановить связь с группой армий «Центр».
– Ваши соображения, генерал Фриснер, импонируют мне целеустремленностью и продуманностью действий, – Гитлер оторвал напряженный взгляд от «оперативки».
– Но в данном случае, мой фюрер, мне пришлось бы без боя оставить Эстонию, – выпалил генерал Фриснер.
– И еще. Значительную часть Латвии, – продолжил его мысль Верховный Главнокомандующий. – В связи с этим, генерал Фриснер, я назначаю вас командующим группой армий «Север». Генерал Грассер примет вашу группу «Нарва».
Утром 4 июля генерал Йодль сообщил из «Вольфшанце» в Берхтесгаден: русские овладели Минском, а восточнее города окружили основные силы группы армий «Центр». Фельдмаршал Модель не может перебросить в район Слуцка пехотные дивизии из-под Самбора.
Прибыв в Сигулду, в штаб группы армий «Север», Фриснер сразу же приступил к делу. Обстановка на фронте существенно отличалась от доложенной Цейтцлером в южной Ставке фюрера. Отстраненный от командования Линдеман был намного ближе к истине. Соотношение сил представлялось ему устрашающим – 8:1 в пользу русских [6].
Невзирая на сложность ситуации в полосе 16-й армии, генерал Фриснер руководствовался указаниями Верховного Главнокомандующего. В своем приказе от 5 июля он особо подчеркнул, что перед группой армий «Север» поставлена задача: «Удержать фронт при любых обстоятельствах и войти в соприкосновение с группой армий „Центр“».
Все попытки штаба группы армий «Центр» наладить боепитание окруженной под Минском группировки срывались авиацией Советов. Утром 5 июля командующий ею Мюллер направил в штаб Моделя радиограмму: «Сбросьте с самолета хотя бы карты местности. Или вы уже списали нас?» Ответа на нее не последовало. Моделю было уже не до них.
Бои на Западе приобретали затяжной характер. Попытки союзников прорваться к Кану отражались 7-й армией и танковой группой «Запад». Хотя сил для защиты позиций у Кана и Сен-Ло не хватало, ОКВ по-прежнему не решалось усилить их за счет 15-й армии фон Зальмута в полосу 7-й армии.
Когда 8 июля Гитлер возвратился в Главную Ставку, на него обрушился шквал «неотложных звонков» с Восточного фронта. Настойчивее других был фельдмаршал Модель. Главный вопрос: «Как быть с окруженной под Минском группировкой его армий?»
Гитлер выслушал «своего любимца» и приказал: немедленно прибыть в «Вольфшанце» с докладом. Такой же приказ получил и генерал Фриснер. У него тоже имелись неотложные вопросы по резервам.
Оперативное совещание 9 июля Гитлер проводил при ограниченном круге лиц. Фриснер, Модель, Грейм, Дениц. Повестку дня фюрер определил четко: стабилизация положения в центре Восточного фронта. Вопрос об отводе группы армий «Север» обсуждению не подлежал, так как это невозможно сделать летом без больших потерь, что наглядно подтверждал опыт 4-й армии Типпельскирха под Минском. Кроме того, отвод группы армий «Север» с боевой техникой потребует не менее месяца.
Первым получил слово фельдмаршал Модель:
– Мой фюрер! Вы поручили мне командование группой армий «Центр» в период самого глубокого кризиса, который когда-либо имел место на Востоке. Потери моих войск на фронте от Полоцка до Бобруйска невосполнимы. Я не уверен, что смогу оказать помощь войскам, блокированным у Смолевичей. Решение о переброске в районы Вильнюса и Пуховичей шести дивизий группы армий «Северная Украина» ставит целью не допустить прорыва Советов к границам рейха и к Балтийскому морю.
– Нельзя допустить вторжения Советов в пределы Восточной Пруссии, Модель! – привстал за столом Гитлер. – Это будет иметь огромное политическое значение.
– Нужны силы, мой фюрер, – отчеканил Модель. – Нарастает опасность перехода русских в наступление южнее. Маршал Конев держит наготове три танковые армии. Я вынужден обратить ваше внимание, мой фюрер, на неотвратимость большого решения по группе армий «Север» генерала Фриснера. Иначе ОКВ не решить задачу по стабилизации Восточного фронта в центре.
И следующий доклад генерала Фриснера грешил констатацией опасностей, нависших над его войсками в случае перехода русских в наступление:
– Выполнение приказа ОКВ об установлении связи с войсками фельдмаршала Моделя без танковых резервов, мой фюрер, невозможно. Переброшенные мною в район Дриссы силы не в состоянии закрыть брешь, образовавшуюся из-за отхода 3-й танковой армии. Маневр войск Рейнгардта создал большевикам предпосылки для удара на Даугавпилс, в тыл 16-й армии Лаукса, и далее на Ригу.
– И этого тоже нельзя допустить, Фриснер, – отрешенный взгляд Гитлера скользнул по карте. – До 17 июля в группу армий «Центр» из Германии и Норвегии будет переброшено девять дивизий, в том числе танковая дивизия СС «Герман Геринг» и мотобригада «Вертхерн».
Гросс-адмирал Дениц начал доклад безапелляционно:
– Прорыв русских к Балтийскому морю, где бы это ни произошло, у Риги или у Тильзита, мой фюрер, неизбежно приведет к катастрофическим последствиям не только для сухопутных войск, но и для военно-морских сил. Господство ВМС на Балтике обеспечивает транспорт железной руды из Швеции и хрома из Финляндии. На Балтике рейх строит подводные лодки. Наша последняя позиция – это позиция у Локсы и боны «Назгорн».
– Дальше рубежа Локса – Тапа – Тарту, генерал Фриснер, не должна отходить группа «Нарва», – Гитлер дважды провел пальцем по карте. – Передайте Грассеру, что это мой последний приказ!
– Для этого важно владеть островами на Балтике, – продолжал гросс-адмирал Дениц. – Если же русские прорвутся в Литву и Восточную Пруссию, то позиция на Финском заливе потеряет для нас свое значение.
К 12 июля войска группы армий «Центр» были отброшены на рубеж Алитус – Гродно – Слоним – Пинск. Отчетливо проявились намерения противника прорваться к Белостоку и Бресту. Связь с группой армий «Север» отсутствовала.
Кризисная ситуация стремительно нарастала и в полосе обороны группы армий «Север». Фриснер направил в «Вольфшанце» личное письмо Гитлеру.
К исходу 13 июля кризис на отдельных участках Восточного фронта перерос во всеобщий.
Продолжала нести ощутимые потери группа армий «Центр». Прекратила существование Вильнюсская группировка 3-й танковой армии. Войска 3-го и 2-го Белорусских фронтов пробились к Гродно и завязали бои на его ближних подступах. Достойных ответов на эти опасные выпады Москвы в «Вольфшанце» никак не находилось.
Середину дня 13 июля «фюрер» посвятил работе с документами. Фельдмаршал Кейтель представил на подпись два проекта, и оба они без всяких замечаний были подписаны Гитлером: «Указ фюрера о командной власти в зоне боевых действий на территории империи» и «Указ фюрера о сотрудничестве партии и вооруженных сил в зоне боевых действий на территории империи».
Вслед шеф-адъютант генерал Шмундт доложил фюреру о двух «оперативных документах»: «Памятной записке» министра вооружений Шпеера и письме командующего группой армий «Север» Фриснера.
Самоуверенности Шпеера можно было только позавидовать. Он изложил программу, позволяющую выполнить задачу поставок более совершенного оружия, и в течение трех месяцев преодолеть кризис.
Сложнее получилось с письмом Фриснера. Оно привело Гитлера в ярость. Фюрер вновь подтвердил Шмундту свою антипатию к «слезливому генералу», заявил о намерении отстранения его с поста, приказал вызвать «обреченного упрямца» в Главную Ставку для доклада и… объявления приказа.
Гитлер подчеркнуто строго сказал:
– Генерал Фриснер! Вы прислали мне письмо с угрозами. Я считаю, что, если командир роты, получив от комбата приказ, с которым не согласен, подаст рапорт о болезни, это будет выглядеть как самый не военный поступок. Что было бы с нами, если бы каждый вспоминал о своей болезни, как только дела начали идти не так, как ему нравится?
Генерал Фриснер сдержанно возразил:
– Мой фюрер! Никаких угроз в моем письме нет. Это несовместимо с моим представлением о солдатском долге. Я отвечаю за жизнь семисот тысяч солдат, полным доверием которых я пользуюсь. Эти люди знают, что я могу потребовать от них самых больших жертв, если это будет продиктовано обстановкой, но они верят в то, что я не потребую от них ничего, что идет вразрез с моей совестью. Сейчас наступил именно такой момент.
Фриснер сделал паузу и продолжил доклад:
– Я вижу, что группа армий «Север» будет в ближайшее время окружена и разгромлена противником, если мы не примем решительных мер. Войскам приходится вести борьбу, превосходящую человеческие силы. При этом следует иметь в виду, что дивизии уже не те, что были в начале войны. О сплошном переднем крае обороны, который я вижу на вашей карте, уже нет и речи. Мы давно ограничиваемся созданием только временных оперативных групп на предполагаемых участках прорыва.
Командующий группой армий «Север» продолжал доклад с нарастающей экспрессией:
– При соотношении сил один к восьми вести бои нельзя. Если до сих пор это все же как-то удавалось, то причину следует искать в высоком боевом духе немецких солдат, а также в опытности руководства, но сейчас мы дошли до крайности. Если не будут приняты решительные меры, противник выйдет нам в тыл. Понимая это, я решил довести до вашего сведения свою оценку обстановки. Я хочу, чтобы вы поняли всю правду и поверили мне. Я считаю своим долгом указать вам на всю серьезность положения. Мною руководит не упрямство, не стремление уйти от ответственности. Я не намерен также притворяться больным. Я не брошу свои войска в этой роковой ситуации и буду выполнять свой долг, куда бы вы меня ни направили.
Гитлер закончил аудиенцию неожиданно:
– Мой генерал! Я благодарю вас за искренний и ясный доклад, который позволил мне увидеть обстановку на фронте вашей группы армий так ярко и выпукло, как никогда. Обещаю вам немедленно помочь.
Номинально Верховный Главнокомандующий выполнил данное обещание. На общем разборе обстановки сразу после «драматической аудиенции» с генералом Фриснером он распорядился в адрес начальника Генштаба ОКХ Цейтцлера о передаче группе армий «Север» четырех дивизионов САУ «Фердинанд», пока не будет возможности оказать помощь «свежими силами».
Большие надежды связывал о «Вольфшанце» с контрударом 3-го танкового корпуса Брейта во фланг 38-й армии русских у Зборова. Вначале двум танковым дивизиям при поддержке резервной пехотной дивизии удалось потеснить русских до четырех километров. Но массированные удары штурмовой и бомбардировочной авиации большевиков в течение пяти часов изменили всю картину боя. Генерал Брейт потерял восемьдесят четыре танка и штурмовых орудия и отступил на исходные позиции. Напор Советов нарастал.
С утра 16 июля, южнее участка прорыва 38-й армии, в направлении Бережаны повела наступление 1-я гвардейская армия Гречко. Во избежание нового «котла» у Рогатина, командующий 1-й танковой армией генерал Раус отдал приказ на отход своих войск к Днестру. Войска 4-й армии генерала Типпельскирха оставили в этот же день Гродно.
Прорыв русских на Неман вызвал в Главной Ставке переполох. Восточный фронт находился уже от нее на расстоянии менее двухсот километров!
После короткого затишья снова пришел в движение Западный фронт. Бои за Сен-Ло и Кан еще продолжались, когда непредвиденные потери в группе армий «Запад» сильно огорчили «Вольфшанце». 17 июля при возвращении с фронта «опель» Роммеля был атакован истребителями противника. Он был ранен в голову и надолго вышел из строя. Командование группой армий «Б» Гитлер поручил Клюге. Бои у Сен-Ло сразили и командира 84-го армейского корпуса Маркса. Он был убит вблизи своего командного пункта.
Разбор обстановки 18 июля при участии Геринга, Моделя, Фриснера и гаулейтера Восточной Пруссии Коха отличался острыми дуэлями между рейхсмаршалом Герингом и генералом Фриснером, фельдмаршалом Моделем и Кохом.
Тактическое чутье изменило на этот раз и «мастеру обороны». С нарастанием кризиса в полосе обороны группы армий «Центр» Модель предложил передать ему часть сил из группы армий «Север», чтобы стабилизировать положение в центре Восточного фронта. Но Гитлер не согласился с этим предложением. Напротив, он распорядился в конце совещания выделить генералу Фриснеру небольшой «заградительный отряд», который бы воспрепятствовал Советов к Рижскому заливу.
Кох доложил о строительстве оборонительных рубежей в Восточной Пруссии. Он предпринял их возведение по собственной инициативе, без участия военных специалистов. Модель подверг уничтожающей критике ошибочное, по его мнению, расположение укреплений. Потребовалось вмешательство фюрера, чтобы предотвратить дальнейшее разрастание чересчур «принципиального спора».
Предвидя катастрофическое развитие фронтовой обстановки летом, Кейтель подписал симптоматичный приказ «О подготовке к обороне рейха».
Вечером 19 июля начальник штаба армии резерва полковник Штауфенберг получил приказ начальника Генштаба сухопутных войск генерал- полковника Цейтцлера прибыть 20 июля в Главную Ставку с докладом о формировании двух первых дивизий «народных гренадеров» для стабилизации отчаянного положения на Восточном фронте.