Битва ставок. Великое противостояние. 1941-1945

КОЛЬБЕРГ. КЁЗЛИН. ВОСТОЧНАЯ ПОМЕРАНИЯ

Верховный обещал Жукову посоветоваться с Генштабом и сообщить решение Ставки по поводу дальнейших действий войск 1-го Белорусского фронта. Но 25 января такое решение во фронтовой штаб не поступило. Ставку озадачили успешные действия 2-го Белорусского фронта Рокоссовского.

Своевременно брошенная в прорыв 5-я гвардейская танковая армия Вольского, сметая на своем пути все заслоны, устремилась к Балтийском у морю. 25 января передовые 10-й и 29-й гвардейские танковые корпуса пробились к заливу Фришес-Хафф в районе Толькемита, блокировав Эльбинг.

Этот успех войск Рокоссовского позволил завершить отсечение Восточно-Прусской группировки от остальных сил Восточного фронта. В мешке оказались 3-я танковая и 4-я армии Рауса и Хоссбаха, а также шесть пехотных и две моторизованных дивизии 2-й армии Вейса.

В полдень 26 января в штаб 1-го Белорусского фронта позвонил Верховный, спросил:

– Как дела, товарищ Жуков? Не передумали в отношении дальнейшего плана действий фронтовых сил?

– Нет, не передумал, товарищ Сталин, – ответил командующий 1-м Белорусским фронтом. – Познанский рубеж обороны противника позади. Впереди Одер.

– Хорошо. Ставка согласна с вашим решением, но подумайте о безопасности своего правого крыла. Войска маршала Рокоссовского завершили Млавско-Эльбинскую операцию. Часть его сил наступает вдоль Балтийского побережья на запад, а часть Ставка намерена использовать для ликвидации Восточно-Прусской группировки немца.

– Я просил вас, товарищ Сталин, выделить моему фронту дополнительно одну общевойсковую армию.

– Нет, товарищ Жуков. Сейчас Ставка такой возможности не имеет. Все, что у нас было в резерве, направлено на 3-й Украинский фронт, который отбивает атаки эсэсовских танковых дивизий южнее Будапешта.

– А как идут дела у маршала Конева, товарищ Сталин? Сталин был, как всегда, краток:

– Хорошо. Помимо прорыва к Одеру южнее Бреслау, его 13-я армия генерала Пухова прорвалась к Одеру в районе Штейнау с захватом важного оперативного плацдарма.

– Я считаю, товарищ Сталин, что при положительном развитии обстановки в целом необходимо быстрее решить вопрос с ликвидацией вражеской группировки в Курляндии.

– Ваша оценка обстановки правильна, товарищ Жуков. Мнение командующего 1-м Белорусским фронтом о том, что до выхода фронта на Одер противник не сможет организовать контрудар из Восточной Померании, подтвердил точный расчет его штаба. Генерал-полковник Малинин легко доказал, что даже в случае серьезной опасности имелась возможность для частичной перегруппировки войск с Одера на северо-восточное направление с целью разгрома войск противника в Восточной Померании.

Положение вблизи Силезского промышленного района действительно складывалось не из легких. 3-я гвардейская танковая армия с севера и 60-я армия с юга уже охватили этот сплошной, в пять тысяч квадратных километров, город в гигантские клещи, которые оставалось только сомкнуть. И основным, до двенадцати дивизий, силам 17-й армии Шульца было не выбраться из каменной западни. Но ликвидация блокированной группировки непременно привела бы к разрушению всей инфраструктуры Силезии. Допустить этого было нельзя. Еще при утверждении плана Висло-Одерской операции Верховный обратил особое внимание Конева на то, чтобы уберечь Силезию для будущей Польши.

Маршал Конев прибыл на КП 3-й гвардейской танковой армии, поставил новую боевую задачу Рыбалко.

– Товарищ маршал, чтобы выполнить ваш приказ, мне надо вновь круто поворачивать армию, – возразил командарм 3-й гвардейской танковой.

– Вам к поворотам, Павел Семенович, не привыкать, – успокоил Рыбалко командующий фронтом. – Только что ваша армия совершила блестящий поворот. Теперь давайте сделаем еще один поворот. Кстати, у вас ведь 7-й гвардейский мехкорпус еще не развернут, наступает во втором эшелоне. Давайте его сразу и выведем на Ратиборское направление.

– Да, это, пожалуй, возможно, – согласился Рыбалко.

– Тогда и передайте сейчас же приказ 6-му и 7-му гвардейским танковым корпусам: «Стоп!», а 7-му гвардейскому механизированному: «Вперед, на Ратибор!»

В тот же день, 28 января, командующий 1-м Украинским фронтом представил в Ставку план Нижне-Силезской операции. Он сводился к тому, чтобы разгромить Бреславльскую группировку 4-й танковой армии Грезера и к 25 – 28 февраля пробиться на Эльбу. Аналогичный план действий был представлен в Ставку и 1-м Белорусским фронтом.

Получив 29 января донесение Конева о том, что войска 1-го Украинского фронта овладели не разрушенным Силезским промышленным районом, Верховный тут же утвердил без всяких изменений план Нижне-Силезской операции.

Утром 31 января 2-я гвардейская танковая и 5-я ударная армии Богданова и Берзарина пробились на Одер у Кюстрина, форсировали его, захватив важный плацдарм на участке Кинитц – Гросс – Нойендорф – Рефельд. Южнее к Одеру прорывались 8-я гвардейская, 69-я, 1-я гвардейская танковая и 33-я армии Чуйкова, Колпакчи, Катукова и Цветаева.

С выходом 1-го Белорусского фронта к Одеру угроза флангового удара из Восточной Померании с каждым днем возрастала. Авиационная и войсковая разведки установили подход и сосредоточение там значительных сил группы армий «Висла» рейхсфюрера СС Гиммлера. Военный совет фронта направил в Ставку тревожное донесение:

«1. В связи с отставанием левого крыла 2-го Белорусского фронта от правого фланга 1-го Белорусского фронта ширина фронта к исходу 31 января достигла пятисот километров. Если левый фланг Рокоссовского будет продолжать стоять на месте, противник предпримет активные действия против растянувшегося правого фланга 1-го Белорусского фронта. Прошу приказать Рокоссовскому немедленно перейти в наступление 70-й армией в западном направлении, на уступе за правым флангом 1-го Белорусского фронта.

2. Конева прошу обязать быстрее выйти на р. Одер».

Не получив ответ из Ставки, Жуков 1 февраля повернул 2-ю, а 2 февраля и 1-ю гвардейские танковые армии на Восточно-Померанское направление. На главном, Берлинском направлении остались четыре общевойсковых армии, два танковых и один кавалерийский корпуса. Чтобы наступать и брать Берлин, этих сил было недостаточно.

В полдень 12 февраля Сталин вернулся с Ялтинской конференции и сразу заслушал доклад начальника Генштаба Василевского о положении на фронтах. Повсеместно войска вели тяжелые бои. Особенно сложной оставалась обстановка на Кенигсбергском направлении.

Сразу после доклада Василевского Верховный позвонил командующему 2-м Украинским фронтом, спросил:

– Как у вас идут дела, товарищ Малиновский? Когда Ставка получит ваш доклад об освобождении Будапешта?

– Генерал Манагаров доложил, товарищ Сталин, что завтра Будапешт будет очищен от противника, – ответил Малиновский. – У гитлеровцев – полтора десятка кварталов.

– Немец еще сопротивляется? – уточнил Сталин.

– Имеет место очаговое сопротивление, товарищ Сталин, – доложил командующий 2-м Украинским фронтом. – Сражаются остатки эсэсовских и полицейских частей.

– А как вы намерены распорядиться венгерскими частями, которые переходят на сторону Красной Армии?

– Мы формируем из них части и намерены использовать в боевых действиях на венгерской территории.

– Завершив Будапештскую операцию, 2-й Украинский фронт должен быстрее прорываться на Братиславу и в направлении Вены. По военным объектам немца на этом направлении нанесет удары американская авиация. Надо вашим войскам поторапливаться, товарищ Малиновский.

– Будем поторапливаться, товарищ Сталин, – заверил Верховного командующий 2-м Украинским фронтом.

В полдень 13 февраля Малиновский доложил в Ставку: «Столица Венгрии Будапешт полностью очищена от противника! Войска 2-го Украинского фронта продолжают наступление на Братиславу».

Тяжело складывалась обстановка на Кенигсбергском направлении. Наступление войск 3-го Белорусского фронта развивалось крайне медленно. Ощутимого успеха добились в середине февраля лишь войска 28-й армии Лучинского, которые обходным маневром овладели Прейсиш-Эйлау и вышли на подступы Цинтена. Сле ва их активно поддерживала 2-я армия генерал-лейтенанта Чанчибадзе.

Снижались темпы наступления наших войск на Берлинском направлении. Сопротивление врага день ото дня возрастало. Войска левого крыла 1-го Белорусского фронта продолжали напряженные бои по удержанию плацдармов на западном берегу Одера у Кюстрина. Командующий группой армий «Висла» Гиммлер спешно перебрасывал к Альтдамму и Штаргарду «аварийные силы» для нанесения флангового контрудара по войскам 47-й и 5-й ударной армий Перхоровича и Берзарина, пробившихся к Одеру южнее Цедена.

В это же время войска 1-го Украинского фронта, прорвав оборону 4-й танковой армии Грезера на участке Глогау – Лигница, к исходу 13 февраля пробились к реке Бобер, форсировали ее, обеспечив важные плацдармы на ее западном берегу. Успех 4-й гвардейской танковой армии Лелюшенко на Котбусском направлении не был, однако, закреплен 13-й армией Пухова и противнику удалось снова сомкнуть фронт позади ушедших вперед танковых колонн. Оказался упущенным шанс прорыва подвижных сил к Нейсе и Шпрее и внезапного удара на Берлин через Люббен и Цоссен.

Кроме того, маршала Конева все больше беспокоило положение в центре полосы наступления 1-го Украинского фронта. Отчаянное сопротивление противника в крепости «Бреслау» задерживало продвижение на Гёрлиц 6-й и 5-й гвардейской армий генералов Глуздовского и Жадова. Не способствовала успеху в центре и ситуация на участке 21-й, 59-й и 60-й армий генералов Гусева, Коровникова и Курочкина на левом крыле, от Гротткау до Ратибора.

Действуя наверняка, маршал Конев повернул с запада на восток 3-ю гвардейскую танковую армию Рыбалко. Ее стремительный бросок из района Бунцлау в направлении Бреслау явился полной неожиданностью для командующего группой армий «Центр» Шернера. С ходу разгромив 19-ю танковую и две пехотные дивизии из состава 17-й армии Шульца, 15 февраля танкисты замкнули кольцо блокады вокруг Бреслау.

Отразив все попытки 8-й танковой дивизии противника пробиться в Бреслау, 3-я гвардейская танковая армия вновь развернулась и двинулась на запад, наступая на Гёрлиц.

Итоговый доклад Василевского за 17 февраля изобиловал фактами резкого обострения обстановки в полосе наступления 3-го Белорусского фронта на Кенигсбергском направлении, а также юго-восточнее Эльбинга в полосе наступления войск Рокоссовского и у Штаргарда у маршала Жукова.

Приняв поручение Верховного отправиться в Восточную Пруссию для организации быстрейшего разгрома врага, маршал Василевский обратился к нему с просьбой:

– Я прошу вас, товарищ Сталин, освободить меня от должности начальника Генерального штаба, поскольку большую часть времени я нахожусь на фронтах. Считаю такое решение назревшим и целесообразным.

– Вот как? – искренне удивился Верховный. – И вас такое решение не обидит, товарищ Василевский?

– Генерал армии Антонов фактически давно исполняет эту должность, товарищ Сталин. За мной я прошу оставить только должность заместителя наркома обороны.

– Товарищ Антонов, как вы относитесь к предложению товарища Василевского? – Сталин медленно повернулся в сторону «исполняющего начальника Генштаба».

Генерал армии Антонов совершенно искренне ответил:

– Я эту просьбу Александра Михайловича не разделяю, товарищ Сталин. Считаю, что авторитет маршала Василевского в войсках очень высок и предпринимать радикальную перемену в Генштабе нет необходимости.

– Понятно, товарищ Антонов, – кивнул головой Верховный и снова повернулся к Василевскому. – Пока я подпишу директиву, что с 22 февраля вы берете на себя руководство действиями 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов в качестве представителя Ставки, а ваше предложение по Генштабу еще рассмотрит Политбюро ЦК. Когда вы сможете, товарищ Василевский, вылететь на фронт?

– Завтра, 18 февраля, товарищ Сталин, – не задумываясь, ответил маршал Василевский.

– Не торопитесь. Это можно сделать 20 февраля, товарищ Василевский. Пару дней отдохните, побудьте с семьей, сходите в театр, а перед отлетом зайдите ко мне, – привычным тоном распорядился Верховный.

Следующий день, однако, коренным образом изменил принятые накануне решения. В прифронтовой зоне, вблизи Мельзака, осколком снаряда был смертельно ранен и вскоре скончался командующий 3-м Белорусским фронтом генерал армии Черняховский. ГКО освободил маршала Василевского от обязанностей начальника Генштаба, а Ставка назначила его командующим 3-м Белорусским фронтом. С этого же дня Генштаб возглавил генерал армии Антонов.

Хотя донесение штаба 1-го Украинского фронта за 21 февраля особых тревог не вызывало, все же ночью Верховный разыскал маршала Конева и с тревогой в голосе спросил:

– Товарищ Конев, что происходит в 3-й гвардейской танковой армии? Где она в данный момент находится?

Маршал Конев уверенно ответил:

– 3-я гвардейская танковая армия ведет напряженные бои севернее Лаубана, товарищ Сталин. – доложил Конев. – Командование 4-й танковой армией противника, перебросив на Гёрлицкое направление подкрепления, предприняло попытку выйти на ее тылы и отрезать от смежной 52-й армии Коротеева. Обстановка сложилась действительно не простая, но для подвижных войск это дело привычное.

– Вы меня успокаиваете, товарищ Конев, а Генштаб бьет тревогу, – возразил Верховный. – Вы уверены, что 3-я гвардейская танковая сумеет отразить нависшие угрозы?

– Я нахожусь рядом, на командном пункте 52-й армии, товарищ Сталин. И если обстановка усложнится, то будут приняты все необходимые меры для отражения возникающих угроз. Я полностью доверяю генералу Рыбалко.

Уже к полдню 22 февраля кризис севернее Лаубана в полосе наступления 3-й гвардейской танковой армии Рыбалко миновал. Атакующая группировка 4-й танковой армии Грезера была разбита. Одновременно правое крыло продолжало наступление в Бранденбургской провинции. 13-я армия Пухова пробилась в этот день к реке Нейсе, южнее Губена.

Переход к обороне на Берлинском направлении позволил командующему 1-м Белорусским фронтом Жукову выделить силы для разгрома группы армий «Висла» в Восточной Померании. К исходу 1 марта группировка, на острие которой действовали 1-я и 2-я гвардейские танковые армии Катукова и Богданова, нанесла рассекающие удары на Каммин и Кольберг. Однако темп продвижения вперед правофланговых сил был крайне низким. Создалась реальная угроза для войск 2-го Белорусского фронта быть атакованными со стороны вражеской группировки, удерживающей Нейштеттин. Маршал Рокоссовский доложил 2 марта о своих тревогах в Ставку.

– Вы считаете, товарищ Рокоссовский, что маршал Жуков хитрит? – прямо поставил вопрос Верховный.

– Не думаю, товарищ Сталин, что Жуков хитрит, – возразил Рокоссовский. – Но правое крыло его фронта наступает медленно. Создается угроза моему левому флангу.

– А если Ставка, товарищ Рокоссовский, поручит войскам вашего фронта овладеть Нейштеттином?

– Но разграничительная линия проходит в данный момент восточнее города, товарищ Сталин.

– Ставка может перенести разграничительную линию и западнее Нейштеттина, товарищ Рокоссовский.

Командующий 2-м Белорусским фронтом согласился:

– Ясно, товарищ Сталин. Мы сейчас же примем меры к овладению Нейштеттином.

К исходу 2 марта окончательно определился успех войск 1-го Белорусского фронта на Кольбергском направлении. Таранным маневром на участке Вангерин – Драмбург 1-я гвардейская танковая армия Катукова рассекла оборону 3-й танковой армии противника и пробилась к Гросс-Раддову. Используя успех 2-го Белорусского фронта, 1-я армия Войска Польского, наступая на Шифельбейн, блокировала с востока вражескую группировку в районе Драмбурга.

Следующий день, 4 марта, принес крупный оперативный успех 1-му Белорусскому фронту Жукова. 1-я гвардейская танковая армия на участке Дееп – Кольберг достигла побережья Балтики, выполнив задачу по рассечению Восточно-Померанской группировки противника.

Маршал Рокоссовский позвонил в Ставку, попросил:

– Товарищ Сталин, чтобы разделаться с 2-й армией Вейса, западнее Данцига, 2-му Белорусскому фронту не хватает подвижных войск. Я прошу вас временно передать в мое подчинение одну из танковых армий, действующих в составе 1-го Белорусского фронта.

– Но Жуков готовит наступление на Берлинском направлении. Как же можно ослаблять его войска в этот ответственный период? – резонно возразил Верховный.

– Такое решение, товарищ Сталин, пойдет на пользу обоим фронтам, – проявил настойчивость Рокоссовский. – Чем быстрее мы покончим с группировкой противника в Восточной Померании, тем скорее высвободятся необходимые войска для участия в предстоящей Берлинской операции.

– Этот вопрос будет решен сегодня, товарищ Рокоссовский. Я должен посоветоваться с Генштабом и маршалом Жуковым, – закончил разговор Верховный.

В полдень 7 марта Жуков по вызову Верховного прилетел в Москву. Прямо с аэродрома он отправился на «Ближнюю дачу». Сталин грипповал и третий день в Кремле не появлялся, до минимума сократив необходимые контакты. Во время доклада Жукова в комнату вошел Поскребышев, подал Верховному какие-то документы. Сталин пробежал их глазами и сразу обратился к своему заместителю:

– На сегодня все. Сейчас поезжайте в Генштаб и вместе с товарищем Антоновым еще раз проверьте наши расчеты по Берлинской операции, а завтра в тринадцать часов встретимся здесь же и поговорим о ней основательно.

Когда Жуков вышел из-за стола, Сталин сказал:

– Вот еще что, товарищ Жуков. Сегодня мне звонил маршал Рокоссовский. Он просит, чтобы Ставка временно передала в состав его фронта одну из ваших танковых армий, иначе он надолго застрянет под Данцигом и Гдыней.

– То есть как это временно? – Жуков круто повернулся в сторону Верховного. – Под Данцигом находятся главные силы группы армий «Висла», и что там останется от нашей танковой армии к началу Берлинской операции?

Сталин воспринял это несогласие спокойно:

– Вот я и хочу, чтобы вместе с начальником Генштаба вы обсудили и этот вопрос. Я пообещал дать ответ маршалу Рокоссовскому. Он очень нуждается в подвижных силах.

Вечером 7 марта командующий 2-м Белорусским фронтом получил телеграмму: «Решением Ставки с 8 марта ему временно придается 1-я гвардейская танковая армия генерал-полковника Катукова».

В полдень 8 марта Верховный позвонил в Генштаб и сообщил, что рассмотрение плана Берлинской операции переносится с тринадцати на двадцать часов. Вечером на «Ближнюю дачу» приехали члены ГКО Молотов, Берия, Ворошилов и Вознесенский. Доклад о плане решающей операции сделал начальник Генштаба генерал армии Антонов.

10 марта в штаб 2-го Белорусского фронта прибыл командующий 1-й гвардейской танковой армией Кату ков. Маршал Рокоссовский поставил боевую за дачу: обо гнав войска 19-й армии, овладеть переправами через Лебу и канал Бренкенхоф и 12 марта выйти на побережье Данцигской бухты.

Попытка Восточно-Померанской группировки Вейса задержать стремительный прорыв к Данцигу ударных сил 2-го Белорусского фронта на рубеже Цукау – Картхауз – Витцков – Шуров – Шмользин не увенчалась успехом. Таранным ударом танковых корпусов он был прорван с ходу. Громя отходящего противника, 1-я гвардейская танковая армия устремилась к Данцигской бухте.

Верховный приехал в Кремль 12 марта пополудни и сразу заслушал «второй доклад» Антонова о положении на фронтах. В целом оно складывалось благоприятно для наших войск. Сталин отдал необходимые срочные распоряжения начальнику Генштаба и только тогда обратился к вошедшему в кабинет через внутреннюю дверь Молотову:

– Есть что-нибудь от союзников?

– E… е… есть, товарищ Сталин, – не скрывал сильного раздражения Молотов. – Т…т… тайное становится явным. Ведут-таки наши союзники переговоры с немцами. В…в… вот письмо посла Гарримана на мое имя по этому поводу:

Маршал Василевский тщательно готовил продолжение операции против 4-й армии Мюллера, удерживающей Хейльсбергский укрепрайон. В ней участвовали войска 48-й, 3-й, 31-й, 2-й гвардейской, 28-й, 5-й и 11-й гвардейской армий Перхоровича, Горбатова, Шафранова, Чанчибадзе, Лучинского, Крылова и Галицкого. 48-й армии была передана полоса наступления 5-й гвардейской танковой армии Вольского, которая перенацеливалась на Данцигское направление.

К исходу 14 марта весь огромный советско-германский фронт снова пришел в движение. Итоговый доклад начальника Генштаба генерала армии Антонова в Ставке затянулся за полночь. Верховный, соблюдая традиционную последовательность, все же чаще обычного ставил уточняющие вопросы по отдельным армиям и даже корпусам.

Когда начальник Генштаба развернул на столе «оперативку» с обстановкой в полосе обороны 3-го Украинского фронта маршала Толбухина, Сталин остановился посреди кабинета, в рассудительном тоне спросил:

– Правильно или нет поступила Ставка, товарищ Антонов, сохранив во фронтовом резерве 9-ю гвардейскую армию генерал-полковника Глаголева и не позволив использовать ее в оборонительных боях?

– Ставка поступила совершенно правильно, товарищ Сталин, – уверенно ответил начальник Генштаба. – Правильно потому, что сегодня командующий группой армий «Юг» генерал Велер ввел в сражение, по данным нашей разведки, свой последний оперативный резерв – 6-ю танковую дивизию. Но и с ее помощью 6-й танковой армии СС к Дунаю уже не прорваться, не преодолеть нашу оборону.

– Тогда что же, войскам маршала Толбухина самим пора переходить в наступление? – член ГКО маршал Ворошилов медленно оторвал взгляд от генштабовской «оперативки».

– Нет, Климент Ефремович, – возразил генерал армии Антонов, черкнув указкой по карте вниз от озера Веленце, – по расчетам Генштаба, бои на достигнутом противником рубеже Гардонь – Шимонторнья продлятся еще не менее двух суток. Лишь тогда танковые соединения генерала Дитриха окончательно исчерпают свои наступательные возможности, и 3-й Украинский фронт обязан будет без всякой оперативной паузы перейти в наступление, нанести контратакующий удар на Дьер и далее на Вену. Этот вопрос у нас решен до конца.

Генштаб не ошибся. 15 марта измотанная и обескровленная группировка 6-й танковой армии СС обергруппенфюрера СС Дитриха прекратила атаки и перешла к обороне, так и не достигнув Дуная.

Успешные действия войск 3-го и 2-го Белорусских фронтов в Восточной Пруссии и Восточной Померании, настойчивое продвижение 4-го Украинского фронта на Моравско-Остравском направлении в Карпатах, а также провал контрнаступления соединений группы армий «Юг» восточнее озера Балатон отвлекли внимание Верховного Командования вермахта и практически поглотили все наличные резервы. Поэтому подкрепить позиции армейской группы «Хейнрици» в момент перехода в наступление левого крыла 1-го Украинского фронта маршала Конева оказалось решительно нечем.

Операция развивалась в замедленном темпе. Обе группировки несли значительный урон в технике. Только за первый день наступления 31-й танковый корпус генерал-майора Григорьева потерял треть боевых машин, а 7-й гвардейский механизированный корпус генерал-лейтенанта Корчагина – четверть своих танков. Именно в Верхне-Силезской операции противник впервые массированно применил эффективное противотанковое средство – фаустпатроны. В каждой пехотной роте имелось до двадцати фаустников. Из-за распутицы танковые колонны не могли свободно маневрировать по фронту и вынуждены были двигаться только по дорогам с твердым покрытием. Дороги проходили через населенные пункты, которые противник превратил в долговременные узлы сопротивления. Напряжение борьбы с каждым следующим днем нарастало.

Такого развития обстановки никак не ожидало командование группой армий «Юг». Во второй половине дня 16 марта северо-западнее озера Веленце на широком участке фронта от Ганта до Секешфехервара перешли в решительное наступление войска 9-й и 4-й гвардейских армий генералов Глаголева и Захватаева. Они нанесли разящие удары в направлении Папа и Веспрема, с целью прорыва на коммуникации 6-й танковой армии СС обергруппенфюрера СС Дитриха.

Поздно вечером в этот же день маршал Василевский направил в Ставку донесение, в котором подробно излагалась оперативная обстановка в Восточной Пруссии. В нем оговаривалось, что с разгромом Кенигсбергской группировки противника дальнейшее удержание Земландского полуострова потеряет для врага всякий смысл.

В ночь на 18 марта маршал Василевский позвонил Верховному, доложил, что Ставкой установлены совершенно нереальные сроки для завершающих операций 3-го Белорусского фронта. Ликвидация Хейльсбергской группировки врага юго-западнее Кенигсберга будет закончена лишь 25 – 28 марта. На перегруппировку войск потребуется еще не менее трех-четырех суток. Поэтому командующий 3-м Белорусским фронтом просил разрешения начать авиационное и артиллерийское наступление на Кенигсберг в первых числах апреля. Сталин согласился с вескими доводам и маршала Василевского, порекомендовал привлечь к участию в операции авиацию Краснознаменного Балтийского флота, 4-й и 18-й воздушных армий [1], пообещал прислать для координации действий авиационных объединений Главных маршалов авиации Новикова и Голованова.

Итог за 18 марта получился обнадеживающим. 1-я армия Войска Польского Поплавского при поддержке авиации 16-й воздушной армии Руденко, фронтовых подвижных войск и артиллерии завершила разгром блокированной группировки и овладела Кольбергом. Этот успех войск 1-го Белорусского фронта Жукова Москва отметила победным салютом.

Красная Армия наступала от Балтийского моря до озера Балатон, а Западный фронт застыл на Рейне, на «линии Зигфрида». Все обещания, данные в Ялте президентом Рузвельтом и премьером Черчиллем о мощных ударах экспедиционных сил союзников, с 8 февраля не выполнялись. Глава американской миссии генерал Дин отделывался тривиальными отговорками о продолжении всесторонней подготовки войск к генеральном у наступлению в глубь Германии. Но дело фактически упиралось в гораздо более скрытые обстоятельства, завуалированные стратегические планы.

Войска 1-го Белорусского фронта, овладев Альтдаммом и выполнив, таким образом, свою часть задачи в Восточно-Померанской операции, пробились к Одеру по всему нижнему течению. 22 марта 5- я ударная и 8-я гвардейская армии Берзарина и Чуйкова перешли в наступление с целью ликвидации Кюстринского выступа и расширения захваченных плацдармов на западном одерском берегу.

В этот же день войска 1-го Украинского фронта маршала Конева, завершив разгром Оппельнской группировки противника, овладели Нейштадтом, Козелем, Штейнау, Зюльцем, Краппицем, Обер-Глобау и Фалькенбергом.

Неизбежная развязка на Восточном фронте угрожающе надвигалась. Доклады начальника Генштаба ОКХ Гудериана угнетали больше, чем нарастающая волна безжалостных воздушных бомбардировок столицы рейха авиацией противника. Единственным островком, где вермахт еще продолжал наступать и в январе, оставалась Венгрия. 24 января 4-й танковый корпус СС, переброшенный из района Шютте к Балатону, овладел Шерегейшем, Шарошдом и Дегом.

Получив в полдень 25 января донесение командующего группой армий «Центр» Рейнгардта о том, что русские форсировали реки Алле и Прегель и ведут наступление на Кенигсберг, Гудериан пришел в смятение. Оно было так же ужасно, как и сообщение генерала Буссе о прорыве войсками маршала Жукова Познанского оборонительного рубежа. Это означало, что 1-й Белорусский фронт находится всего в двухстах километрах от Берлина!

ОКВ принимало лихорадочные меры по усилению обороны на Берлинском на правлении, намереваясь остановить советские войска на Одере. И на этот раз фюрер остался верным принципу «структурных перестроек и перестановок» в войсках. 26 января группа армий «Север» переименовывается им в группу армий «Курляндия». Группа армий «Центр» стала группой армий «Север». Группа армий «А» получила наименование группы армий «Центр». Для прикрытия Берлина с северо-востока была создана новая группа армий «Висла» во главе с рейхсфюрером СС Гиммлером. В ее состав вошли 11-я танковая, 2-я и 9-я полевые армии.

К исходу 27 января обстановка на Берлинском направлении еще более осложнилась. Предпринятая по приказу Гиммлера попытка задержать продвижение 61-й армии Белова вдоль реки Нотець у Швейдемюля оказалась безуспешной. Еще более сложную задачу поставил «железный Генрих» перед командармом 11-й танковой Штейнером: сдержать напор русских на широком фронте от Одера до Нейштеттена.

Оперативное совещание 27 января было долгим и… бесполезным. Гудериан начал свой доклад осторожно:

– Мой фюрер! В полосе группы армий «Юг» положение несколько обострилось.

Гитлер опустил взгляд на карту района Будапешта:

– Надо немедленно отступить на рубеж Шерегейеша, Гудериан. Теперь нет смысла оставаться у Эрчи. 3-й танковый корпус должен пробиться назад, к озеру Веленце, и организовать оборону. А русских у Шарошда отбросить назад.

– Противник атаковал Шарошд с юга. Там его атаки пока повсюду отбиты, – заявил Гудериан. – Однако ясно видно, что 18-й танковый корпус усилен 7-м и, возможно, что генерал Плиев будет брошен либо для наступления на Дунапентеле с севера, либо будет наступать на Шарошд с юга.

– Во всяком случае, – делает вывод Гитлер, – теми силами, которые имеются у Секешфехервара, выдержать удары русских невозможно. Это мне ясно, Гудериан.

– Но сюда прибывает 356-я пехотная дивизия. Первые эшелоны уже на месте, – успокаивает фюрера Гудериан.

– На нее в первый момент рассчитывать не приходится, – удрученно возражает Главком ОКХ.

Упомянув далее о больших потерях русских в танках, нанесенных им в боях восточнее озера Веленце 23-й танковой дивизией, Гудериан резко перемещает указку севернее, в район венгерской столицы, докладывает скороговоркой:

– В Будапеште обстановка обострилась, мой фюрер. Противник переместил направление главного удара в центр западного участка фронта и прорвался к так называемому «Кровавому лугу». Сейчас предпринимается контратака. Удастся ли наличными силами восстановить положение, сказать трудно, поскольку потери в живой силе становятся все более тяжелыми. Противник наводит переправу через Дунай до острова Маргит. Обстановка явно обостряется.

Гитлер пристально смотрит на карту:

– А как идут дела у 6-й танковой армии СС Дитриха?

Вопрос застал начальника Генштаба ОКХ врасплох:

– Она перебрасывается в направлении Вены. Но точно я не знаю, каково состояние переброски на данный момент.

– Мой фюрер, ушло десять эшелонов, – вставил реплику фельдмаршал Кейтель.

Кардинальный вопрос поставил рейхсмаршал Геринг:

– Мой фюрер, каким образом противник добивается сосредоточения крупных сил, не прибегая к переброскам?

Для Главкома ОКХ это не является секретом:

– Он, Геринг, стянул в район Будапешта все. Проблема стабилизации фронта здесь серьезна.

– По мнению генералов Велера и Балька, – продолжил доклад Гудериан, – командование сухопутных войск действовало в районе Будапешта недостаточно оперативно. Слишком медленно осуществлялся охватывающий удар 4-м танковым корпусом СС у озера Веленце. Это про изошло из-за осложнений в передаче приказов и вообще в службе связи.

Фюрер не отрывает близорукого взгляда от карты:

– Когда наносишь удар по крупным силам противника, то от танковых дивизий толку нет. В этом случае танковая дивизия превращается в плохую пехотную, сопровождаемую самоходками и поддерживаемую танками. Самоходки и танки становятся артиллерией сопровождения и ничем больше.

– Этот вопрос будет решен, мой фюрер, – Гудериан завершил «венгерскую тему» и перешел к анализу обстановки в полосе обороны группы армий «Центр» Шернера.

Гитлер вдруг прерывает его доклад вопросом:

– Где главная область добычи угля?

– Рыбник и Моравская Острава, – опередив начальника Генштаба ОКХ, ответил фюреру рейхсмаршал Геринг.

Касаясь ситуации на Берлинском направлении, Гудериан сообщил, что в этот день, 27 января, 9-я армия Буссе перешла в состав группы армий «Висла».

– Это хорошее решение, – Верховный Главнокомандующий бросил короткий взгляд в сторону Гудериана.

Гудериан ставит еще одну острую проблему:

– Положение, мой фюрер, таково. Те части, которые отступают согласно приказу, находятся в полном порядке, на их машинах лишних людей нет. Но в колоннах беженцев и в железнодорожных эшелонах прячется масса дезертиров. На повозках беженцев множество солдат устроилось в качестве повозочных и ездовых, которые переоделись в гражданское.

– На каком-то рубеже их остановят, – говорит Гитлер. – Через Одерскую линию обороны они не пройдут. А если отдельные люди и просочатся, их нужно вернуть назад. Шернер докладывает, что уже вернул тринадцать тысяч человек.

Гитлер завершил совещание новым демаршем:

– Вы думаете, господа, что англичане преисполнены энтузиазма по поводу русского продвижения? Нет. По моему приказу англосаксам подкинуты документы, из которых следует, что вместе с русскими на территорию рейха вступает двухсоттысячная германская армия, полностью проникнутая идеями коммунизма. Получив это сообщение, западные союзники почувствуют, что их как будто пронзили острием!

Но… стремительное развитие событий на Востоке обескураживало и угнетало до безразличия почти всех. Гитлер же не сдавался. 29 января 4-я армия Хоссбаха прорвалась к Эльбингу и установила связь с 2-й армией Вейса. На следующий день командарм 4-й намеревался ввести в сражение три танковых дивизии и продолжить движение на запад с целью деблокады Восточно-Прусской группировки. Но тут фюрер получил телеграмму гауляйтера Коха, который обвинил 4-ю армию в дезертирстве, в трусливом стремлении пробиться к рейху. Последовало суровое возмездие. В ночь на 30 января генерал Хоссбах был снят с должности. В командование 4-й армией вступил генерал Мюллер.

Последний день января выдался в Главной Ставке особенным.

Нарушив каноны заведенного фюрером порядка, утром 31 января Борман ворвался в спальные апартаменты Гитлера и запричитал: «Мой фюрер! Советские танки форсировали Одер вблизи Врицена! Они двигаются на Берлин!»

В середине февраля бомбардировки Берлина стали ежедневными и продолжительными. Гитлер окончательно покинул помпезные кабинеты новой Имперской канцелярии и переселился в бомбоубежище, сооруженное под бывшей резиденцией канцлера кайзеровской Германии.

Гитлер встретил начальника Генштаба ОКХ у порога малого конференц-зала и с ходу обрушил на него толику обвинений за все фронтовые провалы последних дней. 12 февраля он был вызван в бункер раньше дневного доклада.

– Вы знаете, Гудериан, что большевики овладели Каллисом и Нойведелем? Они захватили Бунцлау и прорвались к Квейсу! Мы бросили на Восток все силы, но результат удручающий. Красные продолжают прорыв на Берлин! – тело фюрера клокотало. – 3-я танковая армия отходит у Штаргарда. Пятится к Гёрлицу 4-я танковая армия. Я требую, Гудериан, отбросить русских, защитить Гёрлиц!

Гудериан уже не раз был «бит» в Главной Ставке. Все чаще тоже высказывался круто. Не сдержался и на этот раз:

– Мой фюрер! Восточный фронт – в кризисе. Войска Жукова в пятидесяти километрах от Берлина. Накапливаются силы для штурма Зееловских высот. Надо свернуть Западный фронт и защититься с востока от большевиков!

– Судя по материалам Ялтинской конференции, Гудериан, похоже, и этот вариант становится для нас уже несбыточным, – невесело сказал Гитлер. – Рейх ждет безоговорочная капитуляция и последующее расчленение.

– Мой фюрер, Черчилль думает совсем иначе [2].

– Год назад, Гудериан, я сказал вашему предшественнику, Цейтцлеру, что он неважный политик. Теперь вы напрашиваетесь на столь же нелестный комплимент:

Гитлер оборвал предложение, повернулся к вошедшему в комнату Геббельсу, пугливо спросил:

– Произошло что-нибудь плохое, Геббельс?

– Нет, мой фюрер. Фон Крозиг передал вам письмо. Он предлагает в качестве посредников для контакта с Английским правительством президента Международного Красного Креста Бургхардта и регента Португалии Салазара.

– Это, Геббельс, запоздалые шаги, – разочарованно хмыкнул в ответ Гитлер. – Мы, конечно, должны стремиться завязать переговоры с англосаксами, но наш главный противник большевики, а они на переговоры с нами не пойдут.

– Да, мой фюрер, – согласно кивнул Геббельс и добавил: – Ялта лишний раз подтверждает ваш вывод.

13 февраля, когда войска маршала Конева овладели Шпроттау и Яуером, Гитлер подписал жесточайший приказ, согласно которому на всей территории рейха начали свирепствовать чрезвычайные военно-полевые суды.

После вечернего доклада Гудериана об обстановке на Восточном фронте за 14 февраля фюрер до полуночи беседовал с «партайгеноссе» Борманом. На краю катастрофы рейха им было что вспомнить, о чем в итоге посожалеть.

С начала февраля начальник Генштаба ОКХ Гудериан настойчиво добивался от Гитлера оставления внешних форпостов в Норвегии, Голландии и Италии и всемерного усиления войск на Востоке. Но фюрер не позволял даже из Курляндии взять две дивизии для усиления фронта по Одеру. Только игнорированием с его стороны реальной обстановки объяснялся тот факт, что не на Зееловские высоты, а для обороны Кенигсберга были переброшены отряды СД, штурмовиков, добровольных стражников и полиции безопасности.

Снятая с Западного фронта 6-я танковая армия СС Дитриха был а также, вопреки предложениям Гудериана, переброшена не на подкрепление 9-й и 4-й танковой армий, а в Венгрию, что бы отвоевать там районы нефтедобычи.

Вечером 24 февраля канцлер Третьего рейха в последний раз встретился в своем бункере с гаулейтерами земель. Он вошел в большой конференц-зал, поддерживаемый рейхслейтером Борманом, и неуклюже опустился в кресло у торца стола. Некоторое время его на литые кровью глаза безучастно скользили по лицам недавно еще могущественных заправил Германии, не задерживаясь подолгу ни на одном из них. Но каждый из гаулейтеров понимал: «Вместе с фюрером уходила в небытие и их значительность, их безграничная власть, потому что послевоенной Германии потребуются новые люди, которые будут дорожить честью страны».

Пауза затягивалась. Гитлер собирался с духом, хотел поднести к губам стакан сока, но рука вновь сильно задрожала, и он не смог этого сделать. Опустив стакан на стол, обрел временную уверенность, задиристо бросил в зал:

– Возможно, господа, скоро вот так же будет трястись и моя голова, но сердце – никогда!

В уголках его рта выступили пузырьки липкой слюны. Фюрер небрежно смахнул их трясущейся рукой и начал негромко говорить, все более и более распаляясь:

– Если кто-то отчаялся и считает, что все кончено и Германии уже не подняться, то он заблуждается. Я уверенно смотрю в будущее. У меня есть секретное оружие, и оно непременно сработает. Есть и еще кое-что. В последний момент это поможет изменить ситуацию к лучшему, переломить обстановку. Надо только уметь ждать свой час!..

Утренний доклад Гудериана 25 февраля о положении на Востоке дышал оптимизмом. Войска оперативной группы «Земланд» продолжали атаковать позиции русских у Фишхаузена с целью удержания коридора до Кенигсберга. Начальник Генштаба ОКХ сознательно умолчал о прорыве войск Рокоссовского к Кёзлину и их наступлении на Данциг из района Бютова. Он предложил войска 11-й армии Штейнера переподчинить генерал-полковнику Раусу, переброшенному в район Штаргарда из Восточной Пруссии. Гитлер согласился с этим предложением, но вновь запретил отвод войск 2-й армии Вейса за Одер из Восточной Померании. «Ничего не сдавать без боя!» – исступленно кричал фюрер.

Доклад о прорыве войск Конева на Нейсе и блокаде гарнизонов в Глогау и Бреслау Гудериан тоже отложил на последующее время. Он понимал, что любое обсуждение в Главной Ставке ситуации на фронте 4-й танковой и 17-й армий Грезера и Шульца не изменит к лучшему их тягостного положения. Лицезреть же очередной приступ буйства Верховного Главнокомандующего ему крайне не хотелось.

Хотя в последние февральские дни Восточный фронт будоражили лишь бои местного значения на Земландском полуострове, под Кенигсбергом и в Восточной Померании, в «бункере фюрера» нарастали предчувствия неизбежного обвала на Одере. Но рейхс-маршал Геринг бодро доносил в Главную Ставку об успехах реактивной авиации: «„Ме-262“ Ласточка» атаковали бомбардировочные армады англосаксов, «Арадо-234» штурмовали боевые порядки танковых сил русских на Берлинском направлении.

С переходом русских в наступление 3 марта в Восточной Померании войска группы армий «Висла» терпели одну неудачу за другой. Гиммлер буквально разрывался между штабом группировки и Берлином, но предотвратить катастрофу было уже не в его власти. Не спасали положения и «выдвиженцы» Гудериана – генералы Венк и Раус, которых он сумел внедрить в командование эсэсовским объединением. Фронт на Одере стремительно деградировал. К исходу 4 марта 1-я гвардейская танковая армия Катукова, восточнее Деепа, прорвалась к побережью Балтийского моря.

Сообщение об этом вызвало переполох в «бункере фюрера». 3-я танковая и 2-я армии Рауса и Вейса оказались блокированными в Восточной Померании. При анализе обстановки никто не смог ответить Гиммлеру на вопрос: «Что делать дальше?» Было еще не ясно, куда, на запад или на восток, повернет теперь свои ударные силы маршал Жуков.

Но «мелкие политиканы» доставляли Гитлеру удовольствие уже тем, что могли часами слушать его «откровения». 4 марта он впервые изложил «верному Йозефу» свой удивительный план ближайших действий.

Фюрер привычно витал в небесах:

– Я создаю три основных зоны сопротивления, Геббельс. Первой зоной станет Берлин. Мы останемся здесь и будем его оборонять. Судьба войны может быть решена в Берлине. Вторую зону сопротивления я создам в Альпах, в Баварии. Ее возглавит Кессельринг. Командование в Италии он передаст Фитингофу. Третья зона сопротивления уже создается в Норвегии и Дании под командованием Буша.

– Но что будет в центре Германии, мой фюрер?

– Вы, Геббельс, упреждаете важные детали моего плана. Я преднамеренно оставляю между зонами свободные пространства – от Гамбурга до Берлина и от Берлина до Альп. Можете быть уверены: именно в центре рейха столкнутся противоестественные союзники – большевистские Советы и сверх капиталистическая Америка. Британское могущество быстро уменьшается. Ялтинские договоренности станут пустой бумажкой. Русские не удовлетворятся тем, что было согласовано в Крыму, и двинут свои танковые армии за условную демаркационную линию. Вот тогда западные страны будут вынуждены дать отпор большевикам и отбросить их назад. Увидите, Геббельс, все произойдет именно так!

– Ваш план, мой фюрер, вполне созвучен моим мыслям, но Сталин едва ли упустит свой победный шанс.

Гитлер тотчас круто переменил тему разговора:

– Я высоко ценю Сталина, Геббельс, как гениального человека. Он заслуживает безграничного уважения за выдержку и стойкость. Как и мне, ему присущи величие и непоколебимость. Он не знает шатаний и неуступчивости, которые характерны для буржуазных политиков. В случае победы над Россией было бы надежней поручить управление ею Сталину, конечно, при германской гегемонии. Он лучше, чем кто-либо другой, способен справиться с русскими…

Разбор обстановки за 5 марта получился долгим и безрезультатным. Главком ОКХ был потрясен сообщением о том, что русские не только овладели Кёзлиным, но и окружили юго-западнее Польцина 10-й корпус СС и корпусную группу «Теттау». Гитлер возопил: «Генерал-полковник Раус должен принять все меры для деблокады этих сил, в противном случае ему скоро вообще нечем будет воевать!»

Вызванный в Главную Ставку командующий группой армий «Б» Модель потребовал от фюрера немедленно вернуть на Рейн 6-ю танковую армию СС Дитриха из Венгрии. Иначе, заявил «ретивый Модель», его войскам не удержать позиции по Рейну, поскольку напор американских армий нарастает.

В берлинском бункере Гитлер продолжал «воспитывать» «партайгеноссе» Бормана: «Пробило без пяти двенадцать, Борман. Положение серьезно, очень серьезно. Оно кажется почти безысходным, но положение не может быть безнадежным. Как часто в истории немецкого народа наступали непредвиденные повороты. Старый Фриц в Семилетнюю войну все время находился на грани катастрофы. Зимой 1762 года он решил отравиться и даже назначил день, когда он это сделает, если к нему не придет военное счастье. И вот за три дня до назначенного срока умирает русская царица Елизавета. Чудом все оборачивается в его пользу.

Как Фридрих Великий, Борман, мы стоим перед коалицией врагов. Но коалиции – дело рук человеческих, держатся на воле отдельных лиц. Скажем, исчезнет Черчилль – и все изменится. Если его не станет, английская элита увидит бездну, которая откроется перед ней в результате того, что Европа отдана большевизму. Может наступить пробуждение. Мы еще можем победить, Борман, приложив последние усилия. Лишь бы нам хватило времени для последней схватки».

На оперативном совещании 7 марта Гудериан впервые доложил Главкому ОКХ об использовании минувшей ночью на четырех «Тиграх» 6-й танковой армии СС у озера Балатон приборов ночного видения, обеспечивающих наблюдение в темноте до четырехсот метров.

9 марта Гитлер приступил к реализации своего плана создания «оборонительных зон». Он объявил Берлин «крепостью». Комендантом города был назначен обергруппенфюрер СС Рейман, а имперским комиссаром по обороне столицы – Геббельс. Согласно их приказу, изданному по указанию фюрера, сотни тысяч берлинцев были брошены на сооружение трех линий укреплений.

Приказ звучал непреклонно: «Задача. Оборонять столицу до последнего человека и последнего патрона. Эту борьбу надо вести с фанатизмом, фантазией, с применением всех средств военной хитрости, с коварством, с использованием всевозможных подручных средств на земле, в воздухе и под землей. Предпосылкой для успешной обороны Берлина является удержание во что бы то ни стало каждого квартала, каждого дома, этажа, каждой воронки от снаряда! Речь идет не о том, чтобы каждый защитник столицы овладел техникой военного дела, а о том, чтобы каждый боец проникся фанатической волей и стремлением к борьбе, чтобы он сознавал, что мир, затаив дыхание, следит за ходом этой борьбы и что борьба за Берлин может решить исход войны».

Некоторый успех 6-й танковой армии СС Дитриха в дефиле между озерами Веленце и Балатон вскружил голову Верховному Главнокомандующему, и невзирая на большие потери в танках, он настаивал на продолжении прорыва в направлении Байи. Довод звучал убедительный: «Прорыв войск Велера к Дунаю повлечет за собой разрядку обстановки в Югославии, будет способствовать восстановлению положения во всем Дунайско-Карпатском регионе».

Гитлер придерживался ранее принятого плана операции. Он требовал, чтобы 2-я танковая армия де Анжелиса продолжала вспомогательный удар на Капошвар. Группа армий «Е» Лера должна прорываться на Мохач, разрывая сплошной фронт по Драве 1-й болгарской и 3-й югославской армий. Действовать только так! Главком ОКХ проигнорировал предупреждение Гудериана об опасностях, которые таит операция русских на Моравско-Остравском направлении. Здесь 4-й Украинский фронт Петрова нацелился на Прагу. Армейской группе «Хейнрици» их напор не сдержать.

Гитлер не разделял этих опасностей. Напротив, он считал, что прорыв 6-й танковой армии СС Дитриха к Дунаю заставит большевиков свернуть наступление на других участках и перебросить силы в Венгрию, чтобы непременно спасти ситуацию на своем левом фланге.

Начальник Генштаба ОКХ Гудериан выехал для вечернего доклада 12 марта на полчаса раньше обычного, чтобы при необходимости обогнуть аэродром Темпельхоф, который с конца февраля круглосуточно бомбила авиация противника. Кроме того, на этот раз его немало волновал сам доклад об обстановке на Восточном фронте. Русские пробились к побережью Данцигской бухты, севернее Гдыни, овладели Путцигом и крепостью «Кюстрин»: Гудериан взвешивал каждое слово, чтобы не вызвать гневного приступа Гитлера, и кто знает, как их именно и по отношению к кому можно ожидать назначенных им репрессий за допущенную потерю.

Крепость «Кюстрин» сдерживала напор большевиков на Берлинском направлении и вот не устояла. Войска Жукова и здесь, прямо против Берлина, оставили позади Одер.

13 марта Гудериан начал свой итоговый доклад о положении на Восточном фронте сообщением об операции группы армий «Юг» Велера у озера Балатон. Вновь 6-я танковая армия СС Дитриха отбрасывала русских в направлении Дуная. Когда «генштабист» повторил вновь свое «отбрасывание», Гитлер сердито прервал его доклад на полуслове:

– Вы лучше скажите мне, Гудериан, когда же, наконец, наша ударная танковая группировка Дитриха выполнит стоящую перед ней задачу и прорвется хотя бы к Дунафельдвару, не говоря уже о Байе? Когда 2-я танковая армия де Анжелиса захватит Капошвар, а войска Лера прорвутся к Мохачу? Вы готовы доложить м не об этом?

Гудериан ответил сначала на вторую часть вопроса:

– Мой фюрер, я уже докладывал вам накануне о том, что 68-й армейский корпус остановлен русскими на рубеже Чепея, а 91-й армейский корпус овладел плацдармами на северном берегу Дравы. Он еще продолжает свои атаки.

Гитлер нехотя оторвал взгляд от огромной карты Восточного фронта, исподлобья посмотрел на Йодля:

– Это касается и вас, Йодль. Я хочу услышать сегодня о том, остаются ли у Дитриха какие-нибудь шансы на успех? Могу ли я рассчитывать на него, скажем, на Одерском рубеже, а также в непосредственной битве за Берлин?

– Сегодня я не могу точно ответить на эти вопросы, мой фюрер, по двум причинам. Я не знаю, как долго вы намерены удерживать танковую армию Дитриха на Балатонском участке. Это во-первых, – уклончиво ответил «главный оператор» вермахта. – Во-вторых, при ужасной работе железных дорог невозможно предсказать, сколько времени потребуется для переброски армии на Одерский участок.

– Ваши замечания, Йодль, справедливы, – согласился Гитлер. – Железнодорожные пробки стали для нас ахиллесовой пятой. Я был бы рад, если бы сейчас эшелоны двигались даже в два раза медленнее, чем раньше.

– Я все же считаю, мой фюрер, – продолжил доклад Гудериан, – что темп наступления у Дунафельдвара еще можно поднять, если ввести в бой 6-ю танковую дивизию.

– Но это последний резерв в группе армий «Юг»? – Гитлер посмотрел на Гудериана и снова обернулся к карте.

– Да, это так, мой фюрер, – подтвердил «генштабист». – Но у нас нет другого выхода. 2-й танковый корпус СС не в состоянии продолжать наступление, а в 6-й дивизии свыше ста пятидесяти боеспособных танков.

– Я согласен, Гудериан, но прорыв 6-й танковой дивизии должны поддержать отряды моей личной охраны…

Доклад начальника Генштаба ОКХ Гудериана 15 марта о производстве вооружения и боеприпасов удручал: «В январе выпуск танков T-V „Пантера“ составил всего семьдесят шесть единиц, в феврале – только пятьдесят восемь. Соответственно, выпуск танков T-VI „Тигр“ – одиннадцать единиц в январе и шесть – в феврале. Если в последнем квартале сорок четвертого года ежедневно отгружалось на фронт до пятидесяти эшелонов боеприпасов, то в начале марта – в пять раз меньше, лишь девять эшелонов».

Организации северного и южного укрепрайонов фюрер уделял каждодневное внимание. 16 марта, когда «партайгеноссе» Борман еще находился в Оберзальцберге, в бункер Главкома ОКХ были вызваны Шернер и Буш. Именно им Гитлер решил вручить судьбу укрепленных районов.

Особые надежды возлагались на Южную Германию. Там намечалось сосредоточить остатки разгромленного вермахта. Основу оборонительной группировки должны были составить соединения группы армий «Центр» Шернера и войска Западного фронта Кессельринга. Их дополняли остатки групп армий «Ц», «Ф» и «Е» Фитингофа, фон Вейхса и Лера, отходящие из Северной Италии, Австрии и Югославии.

Настойчивые предложения Гудериана об оставлении Курляндии возымели, наконец, некоторое действие. 17 марта фюрер вызвал в Имперскую канцелярию гросс-адмирала Деница, чтобы посоветоваться с ним по этой проблеме. Главком ВМФ оказался готовым к такому разговору. Дениц доложил Гитлеру, что удержание Западной Пруссии по-прежнему имеет решающее значение для ведения войны на море, но ВМФ не заинтересован в удержании Курляндии.

К 20 марта обстановка на Восточном фронте вновь круто изменилась к худшему. Не находя ответов на причины поражения 6-й танковой армии СС у озера Балатон, Гудериан заехал в середине дня к Гиммлеру и отчаянно запричитал:

– Не мне вам рассказывать, Гиммлер, о последних событиях на Восточном фронте. Русские только что заняли Браунсберг, разгромили нашу группировку у Альтдамма, а войска Малиновского прорвались к Дунаю. Сейчас уже не пять минут до двенадцати, а пять минут после двенадцати. Если мы сегодня не начнем переговоры на Западе, то завтра уже не будем в состоянии их вести. Я предлагаю вам вместе со мной поехать в Имперскую канцелярию и побудить фюрера немедленно просить западные державы о перемирии.

Командующий группой армий «Висла» возразил:

– Но я только что был у фюрера, Гудериан. Он еще верит в перелом на фронтах. Принято решение о переброске пяти дивизий на Одерский участок из Курляндии.

– Ни пять, ни десять дивизий нас уже не спасут, Гиммлер. Русские готовят серию неслыханных ударов у Кенигсберга, на Одере, на Венском направлении, – торопливо произнес Гудериан и неожиданно заявил: – Будет лучше, если накануне этих грозных событий вы передадите командование группой армий «Висла» в руки известных строевых командиров, например, генерала Хейнрициили фельдмаршала фон Вейхса. Я желаю вам добра, Гиммлер.

– Вы уже внесли такое предложение фюреру, Гудериан? – опешил Гиммлер. – Так все неожиданно.

– Такое предложение внес генерал-полковник Йодль, Гиммлер, – снова быстро выпалил «генштабист» и добавил: – Фельдмаршал Кейтель разделяет это предложение. У вас хватает других, не менее важных обязанностей. Требуются новые весьма срочные формирования фольксштурма. В нашем распоряжении осталось всего несколько дней.

– Стало быть, Гудериан, мне необходимо быстрее принять окончательное решение, не то оно будет принято без моего участия, – почти смирился с неминуемой перспективой командующий группой армий «Висла».

Разрастался кризис в полосе обороны армейской группы «Хейнрици» у Ратибора и Рыбника. Стало очевидно, что 21-я и 4-я гвардейская танковая армии Гусева и Лелюшенко продолжат наступление с целью выхода в предгорья Судет. Командующий группой армий «Центр» Шернер настойчиво просил Генштаб ОКХ о маршевых подкреплениях, чтобы не допустить прорыва войск 1-го Украинского фронта Конева, в направлении Глатца, на стыке 17-й и 1-й танковой армий.

Контратаки войск группы армий «Юг» Велера, предпринятые 21 марта при поддержке ста тридцати танков и штурмовых орудий в направлении Не смея с целью деблокады Эстергомской группировки, не принесли видимого успеха. Бросив в сражение по дошедший из района Ганта 23-й танковый корпус, русские силами 46-й армии Филиповского отбили все атаки и продолжили наступление на Дьер.

Чтобы как-то снять чрезмерное напряжение на флангах Восточного фронта у Данцигской бухты и на Венском направлении, начальник Генштаба ОКХ Гудериан на итоговом оперативном совещании 21 марта предложил подкрепить имеющимися резервами 9-ю армию Буссе и попытаться ликвидировать опасные плацдармы русских на Одере севернее и южнее Кюстрина и Франкфурта. Его предложение было принято. Но атаки, продолжавшиеся весь день 22 марта, никак не поколебали положения войск Жукова.

Верховный Главнокомандующий обвинил генерала Буссе в неудаче, не позволившей освободить гарнизон крепости «Кюстрин» и упрочить положение на Берлинском направлении. Тут-то и встал вопрос о смене командования в группе армий «Висла». Вместо рейхсфюрера СС Гиммлера ее войска возглавил генерал-полковник Хейнрици.

К исходу 22 марта 3-й гвардейский танковый корпус Панфилова пробился к Сопоту и разорвал на две части Данцигскую группировку Заукена. Лишь заградительная артиллерийская канонада тяжелого крейсера «Принц Евгений» не позволила войскам 2-го Белорусского фронта блокировать в тот день и крепость «Гдыню». Она, как и Данциг, была переполнена ранеными, которые перебрасывались сюда в колоннах беженцев и по морю из Курляндии, из Кенигсберга и оперативной группы «Земланд», а также с позиций 2-й армии, еще удерживающей фронт западнее Эльбинга.

В этот же день окончательно угасла полководческая звезда «шефа» СС Гиммлера, так и не снискавшего победных лавров на поле боя ни на Западном, ни на Восточном фронтах. Увиденное новым командующим группой армий «Висла» Хейнрици повергло его в уныние. Под чиненные ему войска не шли ни в какое сравнение с теми соединениями, которыми он командовал в сорок втором и сорок третьем на Украине. Отдельные боеспособные части были впопыхах слиты с частями из молодых не обстрелянных новобранцев, выздоравливающих, маршевых пополнений и подкреплениий из Военно-Воздушных и Военно-Морских сил. Они дополнялись подразделениями из службы имперской трудовой повинности и уцелевших иностранцев-эсэсовцев.

В тот же день новый командующий группой армий «Висла» доложил Главкому ОКХ о состоянии вверенных ему войск: «Их оборона не выдержит мощного натиска русских, если не будет необходимых резервов». Гитлер отверг эти опасения, заявив, что главный удар большевики непременно нанесут в протекторате Чехии и Моравии, и именно туда он намерен двинуть резервы. Возражения начальника Генштаба ОКХ Гудериана о неизбежности главного удара в центре Восточного фронта не были приняты во внимание, а спустя неделю решили и его «генштабистскую судьбу».