Битва ставок. Великое противостояние. 1941-1945

«МАЛЫЙ САТУРН» НА ДОНУ

Завершался октябрь. Центром борьбы на Восточном фронте оставался Сталинград. Но поведение русских на других участках трехтысячекилометрового фронта вызывало «удивление и возмущение» Гитлера.

На исходе 27 октября в Главной Ставке снова дискутировался вопрос об опасности наступления Красной Армии через Дон на Ростов. Начальник Генштаба ОКХ Цейтцлер внес приемлемое для всех предложение: «Ударные дивизии держать в готовности позади угрожаемого фронта». Помимо этого, предлагалось создать дивизии с малой боевой силой, которые должны быть оснащены тяжелым оружием.

Пессимистические настроения в «Вольфшанце» между тем нарастали. Вечером 28 октября командующий 6-й армией Паулюс сообщил Йодлю, что накануне русские снова атаковали позиции 371-й пехотной дивизии Штемпеля южнее Сталинграда. Им удалось путем ввода танков и сильной артиллерии расширить брешь и прорваться в южную часть Купоросного. Но этот прорыв в Главной Ставке обозначили одной строкой – «разведка боем». «Главный оператор вермахта» Йодль даже не доложил о происшедшем Гитлеру.

Сам собой 30 октября отпал вопрос о захвате Петербурга. В этот день фюрер приказал фон Манштейну перебросить свои ударные дивизии на Великолукское направление, а штаб 11-й армии – в Витебск.

В конце октября междуречье Дона и Волги погрузилось в густой туман. Авиаразведка оказалась парализованной. Штабы 6-й и 4-й танковой армий лишились всякой информации о передвижениях войск противника. Когда 1 ноября похолодало и туман рассеялся, воздушная разведка установила, что плацдарм у станицы Клетской расширился, а через Дон наведены новые мосты, частично «подводные», невидимые с берега.

Между тем в «Вольфшанце» панически нарастали тревоги в связи с приближением годовщины Октября. Здесь полагали, что в день большевистского праздника Верховное командование Красной Армии обязательно предпримет на одном-двух участках Восточного фронта крупное наступление.

Цейтцлер привычно разложил на столе сразу три «оперативки», отражающие положение сторон в районе Петербурга, на фронте группы армий «Центр» Клюге и на Сталинградском направлении, начал доклад:

– Мой фюрер, судя по известному нам распределению танковых сил большевиков, ударов красных следует ожидать на центральном участке фронта и в районе Сталинграда. Это наиболее угрожаемые направления.

– Вы, Цейтцлер, сделали проницательный вывод, – согласился Гитлер, – но весь вопрос упирается в сроки. Когда большевики предпримут ожидаемые операции?

Но и для Цейтцлера это было большой тайной:

– Скорее всего, мой фюрер, группировка красных на Среднем Дону для удара на Ростов продолжит сосредоточение до середины ноября, а вот удар на Смоленск возможен в самое ближайшее время.

Гитлер не спеша наклонился над «оперативкой»:

– У Клюге слишком много угрожаемых участков.

– Мой фюрер, пришло время решить вопрос о сокращении фронтовой линии в полосе обороны группы армий «Центр», – тут же ото звался Йодль. – 9-я и 3-я танковая армии зимой окажутся в «оперативном мешке».

– Верно, Йодль, – Гитлер посмотрел на «главного оператора» ОКВ, – и наш долг предупредить об этом Клюге. Он не должен оставлять Ржев!

После захвата Нальчика и прорыва обороны русских на реке Урух 1-я танковая армия Клейста двинулись к Орджоникидзе. В полдень 2 ноября она захватила его пригород Гизель. В Главной Ставке сочли этот успех многообещающим. Но попытки о владеть городом с ходу не удались. Клейст попросил у ОКХ подкреплений, которые стали для вермахта «ахиллесовой пятой». Подкреплений не поступило, и 5 ноября 1- я танковая армия вынуждена была перейти к обороне.

Приближалось 7 ноября. Лихорадка страха перед приходом чего-то очень неприятного все больше охватывала обитателей штабных апартаментов в Главной Ставке. Усилились разговоры о кризисе доверия.

В ночь с 6 на 7 ноября многие высшие чины ОКВ и Генштаба ОКХ не могли уснуть, а утром, затемно, уже были на ногах. Гитлер и его окружение затаенно ждали первых донесений с Восточного фронта. Вскоре они поступили, но ничего особенного в них не сообщалось. Даже, напротив, фронтовые сводки отличались излишним спокойствием и миролюбием.

В полдень 7 ноября, когда Гитлер уже принял решение об убытии в Мюнхен на ежегодную встречу «старых борцов», в «Вольфшанце» прибыл Цейтцлер. Он получил важное донесение отдела «иностранных армий Востока», в котором сообщалось, что в Москве состоялось совещание высшего руководства с участием командующих фронтами. На нем принято решение о проведении до конца сорок второго года крупного наступления либо в полосе Донского фронта, либо в центре. Цейтцлер заострил внимание фюрера на главном – большевики готовят удар из района Москвы, но нанесут его позже.

Поезд фюрера прибыл в Мюнхен. И тут у него не было иных адресов, кроме пивной «Лёвенброй келлер». Веезале, в обстановке безумного поклонения «старых борцов», вновь буйствовал «великий полководец»:

– Наш военный план осуществляется с железной твердостью!.. Хотели овладеть Сталинградом, этим перевалочным пунктом на Волге, и, не чего скромничать, – он уже взят! Там, где стоит немецкий солдат, туда больше никто не пройдет. Спрашивают: «Почему же вы не продвигаетесь быстрее?» Потому что я не хочу иметь там второго Вер-дена [4]. Лучше наступать малыми ударными группами. При этом время не играет роли. Больше ни одно судно не идет вверх по Волге. И это – решающее!.. Вермахт выполнит любой мой приказ…

Войска 6-й армии продолжали действовать в обстановке нарастания очевидных угроз противника и полного отсутствия совершенно необходимых кадровых подкреплений. Паулюс не сомневался в стойкости 11-го армейского корпуса Штрекера, обороняющего позиции у станицы Сиротинской. Но вызывала тревогу прочность рубежей, занимаемых войсками 8-й итальянской и 3-й румынской армий на Дону. Выдержат ли они, если последует мощный удар русских с севера?

На рассвете 11 ноября 6- я армия предприняла очередную попытку овладеть Сталинградом. После артиллерийской подготовки на приступ рубежей 62-й армии Чуйкова двинулись «штурмовики» 79-й, 100-й, 295-й, 305-й и 389-й пехотных дивизий и 24-й танковой. Тяжелые бои продолжались двое суток. Но сводка потерь за первый день наступления – три тысячи убитыми и десять сожженных танков – потрясла Паулюса.

Наступило 19 ноября. Неожиданную прозорливость проявила в этот день «Фёлькишер беобахтер». Еще не все было ясно Цейтцлеру, ответственному за Восточный фронт. Находясь в «Вольфшанце», он принял первые тревожные донесения фон Вейхса об атаке русских в полосе обороны 3-й румынской армии у станицы Клетской. Принял и доложил в Главную Ставку. Но Бергхоф спокойно воспринял тревоги Цейтцлера: «Мы этого давно ожидали». А вот «Фёлькишер беобахтер» поместила симптоматичную заметку: «Слабые советские удары под Сталинградом». Без каких-либо комментариев.

События, однако, на Сталинградском направлении развивались стремительно. Первым в штаб 6-й армии позвонил командир 11-го армейского корпуса Штрекер из Осиновки. Он взволнованно доложил генералу Паулюсу:

– Господин генерал, здесь сущий ад! Русские обрушили на наши позиции ураганный артиллерийский огонь. Мои дивизии несут большие потери. Но основной удар нанесен по 4-му румынскому пехотному корпусу.

Командарм попытался успокоить Штрекера:

– Для прикрытия нашего левого фланга я немедленно ввожу в бой 14-ю танковую дивизию, Штрекер. О дальнейших наших действиях вы узнаете позже. Для паники пока нет никаких оснований. Держитесь, Штрекер.

Паулюс тотчас доложил о развитии обстановки в штаб фон Вейхса и в Главную Ставку. Никаких указаний из «Вольфшанце» в ответ он не получил.

Через несколько часов обстановка на фронте 3-й румынской армии прояснилась. Русские прорвали позиции 4-го румынского корпуса Ласкара и устремились в южном направлении. Узнав эти подробности, Паулюс позвонил командиру 11-го армейского корпуса. Он одобрил решение Штрекера о переброске 376-й пехотной дивизии на отсечную позицию, подчинил ему 1-ю румынскую кавалерийскую дивизию, потребовал восстановить связь с 14-й танковой дивизией Бесслера. Его ближайшие действия – вывести из Сталинграда 14-й танковый корпус Хубе и контратаковать русских.

В полдень фон Вейхс связался по радио с Бергхофом. Он обрисовал ситуацию на своем левом фланге, где русские нанесли два таранных удара из района Серафимовича и с плацдарма у Клетской. Не колеблясь, он обвинил в разбросе сил командира 48-го танкового корпуса Гейма и потребовал освободить его от должности.

Гитлеру всегда требовались такие «подставки», и он распорядился, чтобы Гейм был немедленно снят со своего поста и приговорен к смертной казни. Цейтцлер и Шмундт сумели убедить Гитлера в том, что обвинения Гейма не обоснованны. Его корпуса не существует и он лишь приступил к формированию 22-й танковой дивизии.

В Бергхофе воцарилось полное непонимание ситуации под Сталинградом. Верховное Командование вермахта терялось в догадках происшедшего и напряженно ждало, что принесет 6-й армии следующее утро.

20 ноября закрались сомнения в достоверности донесений Цейтцлера. «Генштабист» успокаивал: «Попытки русских атаковать восточнее Клетской отбиты немецкими войсками. Но западнее противнику удалось прорваться через румынские позиции на глубину до двадцати километров. Контрмеры танковых сил начинаются. Прорыв будет ликвидирован».

Обстановку в эти дни в Бергхофе достаточно точно характеризует адъютант фюрера Энгель: «Полный переполох из-за румын. Все висит на Гейме. Фюрер совершенно не знает, что предпринять. Мнения расходятся. У ОКХ также нет каких-либо предложений. Йодль предлагает предоставить Вейхсу свободу действий. Это отвергается. 48-й танковый корпус должен сделать все, чтобы помочь 6-й армии укрепить левый фланг. Неизвестно, где в настоящее время находится Гейм».

Паулюс, понимая, что положение его войск в Сталинграде становится угрожающим, предложил командованию группы армий «Б» принять решение об отводе их на линию по Дону и Чиру. Фон Вейхс согласился с доводами командарма 6-й. Но Гитлер отверг эти предложения и подтвердил свой приказ: «При всех обстоятельствах удерживать фронт на Волге!»

Ночью 21 ноября в журнале ОКВ было зафиксировало: «Русский прорыв фронта 3-й румынской армии между Клетской и Серафимовичем значительно углубился… Южнее Сталинграда и в калмыцких степях русские также перешли в наступление крупными силами против восточного фланга 4-й танковой армии и 4-й румынской армии».

Предвосхищая развитие событий, уже 22 ноября Паулюс доложил в штаб группы армий «Б»: «Армия окружена… Запасы горючего скоро кончатся, танки и тяжелое оружие в этом случае будут неподвижны. Положение с боеприпасами критическое. Продовольствия хватит на шесть дней. Прошу предоставить свободу действий на случай, если не удастся создать круговую оборону. Возможно, придется оставить Сталинград, чтобы обрушить удары на противника всеми силами на южном участке фронта и соединиться с 4-й танковой армией».

Панические настроения в Бергхофе нарастали. Туда был вызван Шпеер. Гитлер потребовал разработать отдельную программу выпуска танков. К маю следующего года вермахт должен получить девяносто танков Порше типа «Тигр – VI». Необходимо усилить танковую броню до двухсот миллиметров. Выпустить «Таранящий тигр», способный пробивать дома. Повысить эффективность противотанковых орудий.

К исходу 23 ноября, когда окружение 6-й и 4-й танковой армий уже состоялось, а 3- я румынская армия оказалась разгромленной, командующий группой армий «Б» направил в «Вольфшанце» телеграмму: «Несмотря на всю тяжесть ответственности, которую я испытываю, принимая это решение, я должен доложить, что считаю необходимым поддержать предложение генерала Паулюса об отводе 6-й армии».

Вслед за телеграммой Вейхса отчаянную радиограмму в адрес Гитлера направил командарм 6-й: «Мой фюрер! Со времени получения вашей радиограммы от 22 ноября положение резко изменилось. Замкнуть кольцо окружения на западном участке фронта противнику еще не удалось. Боеприпасы и горючее кончаются. Армия окажется в ближайшее время на краю гибели, если не удастся, сосредоточив все силы, нанести поражение войскам противника, наступающим с юга и с запада».

Телеграммы Вейхса и Паулюса породили в «Вольфшанце» крайне нервную обстановку. Они придали уверенности Цейтцлеру, ответственному за Восточный фронт. Он считал невозможной доставку по воздуху семисот тонн грузов, на которых настаивал Паулюс. Это мнение разделяли командующий 4-м воздушным флотом Рихтгофен и командир 8-го авиакорпуса Фибих.

Гитлер колебался. В ночь на 24 ноября он вроде бы согласился, что вариант Цейтцлера предпочтительнее для выхода из кризиса под Сталинградом. Начальник Генштаба ОКХ даже отослал Вейхсу телеграмму, что прорыв 6-й армии в принципе одобрен и, наверное, утром в Гумрак поступит официальный приказ ОКХ.

Утром 24 ноября Главком «люфтваффе» Геринг сообщил фюреру, что он организует снабжение по воздуху окруженной под Сталинградом группировки при условии удержания аэродромов для посадки самолетов. Кейтель и Йодль с воодушевлением ухватились за эту гарантию командования ВВС!

Обстановка в Главной Ставке приобретала все более критическую остроту. Каждый следующий день Сталинграда становился все нетерпимее. Тема обеспечения 6-й армии по воздуху и 26 ноября доминировала на совещании при анализе обстановки вокруг «котла». Начальник отдела Главного штаба ВВС Кристиан заявил, что авиация в лучшем случае сможет доставлять в «котел» не более ста пятидесяти тонн грузов ежедневно. Пятьсот тонн – это не реальная цифра.

«Пожарные меры», принимаемые Главной Ставкой по спасению окруженных войск, не приносили ожидаемых результатов. В спешном порядке формировалась новая группа армий «Дон» во главе с Манштейном. 24 ноября его поезд прибыл из Витебска в Новочеркасск, и он тотчас направил обнадеживающую радиограмму Паулюсу в «котел».

Дал знать о себе Манштейн и в Главную Ставку. Цейтцлер доложил суть его соображений, но не высказал своего мнения. Фюрер остается спокойным, но все отвергает: «У Манштейна хорошие оперативные идеи, но, учитывая общую обстановку, они представляют собой пустую теорию».

В конце совещания Цейтцлер просит предоставить, в случае необходимости, свободу действий 6-й армии. Фюрер резко отвергает это. Речь может идти только о деблокировании, для чего имеются главные силы 4-й танковой армии.

Тем временем кольцо окружения неумолимо сужалось. С 24 по 30 ноября площадь, занимаемая войсками 6-й армии, уменьшилась более чем в два раза. Внутренний обвод Донского и Сталинградского фронтов русских зажал окруженных на территории в полторы тысячи квадратных километров. Ее протяженность с запада на восток не превышала восьмидесяти километров, с севера на юг была вдвое меньше.

Напряжение в «Вольфшанце» стремительно нарастало. В полдень 26 ноября Цейтцлер доложил Гитлеру, что 18-я армия Гречко нанесла удар по позициям 17-й армии Руоффа на реке Пшиш, севернее Туапсе. Прорыв русских в район Краснодара, на Тихорецк и Ростов ставили в тяжелое положение 1-ю танковую армию фон Клейста на Грозненском направлении. К тому же 30 ноября войска Закавказского фронта Тюленева так же перешли в наступление в районе Моздока.

Наступил декабрь. Все жестче становилась воздушная блокада 6-й армии, а на земле все дальше уходило внешнее кольцо окружения. Начальник Генштаб а ОКХ искусно обходил при докладах будни блокированных войск, представляя достижением стойкость 9-й армии Моделя на ржевском выступе и упорство в обороне 1-й танковой Клейста у Моздока.

Цейтцлер, словно притчу, настойчиво повторял при докладах в «Вольфшанце», что на Восточном фронте все идет удовлетворительно. Утром 1 декабря он позвонил в Главную Ставку, чтобы доложить Гитлеру последние фронтовые новости, не внушающие опасений.

– Мой фюрер, – бодро начал Цейтцлер, – особо опасных прорывов на Восточном фронте не произошло. В группе армий «Б» все идет удовлетворительно. В Великих Луках ситуация тоже сносная. Атаки русских у Сокольников носят местный характер. Отличились 12-я и 20-я танковые дивизии. Хотя морозы крепчают, но болота еще не замерзли. Это обстоятельство приходится учитывать, маневрируя войсками.

Гитлер резко прервал докладчика:

– Передайте мой приказ Клюге, Цейтцлер, что я запрещаю ему сдавать большевикам Великие Луки. Сокольники удерживать также до последнего солдата!

– Мой фюрер, со всех сторон поступают сведения о том, что Черноморский флот противника снова активизируется на море – сразу по два их крейсера обнаружены у Анапы и вблизи крымского побережья.

– А что же наш флот, Цейтцлер? – не то спросил, не то возмутился этим сообщением Гитлер. – Почему же наши суда, охраняющие крымское побережье, не смогли до сих пор их обнаружить? Пусть Редер выяснит ситуацию с этими крейсерами и доложит мне о принятых контрмерах!

– Будет сделано, мой фюрер, – отчеканил Цейтцлер. – Теперь о южном фронтовом крыле. На участках 17-й и 1-й танковой армий боевые действия носят локальный характер. Здесь важно упрочить фронт, если Москва не предпримет в ближайшие дни прорыва на Ростов со стороны Кантемировки.

– Этого удара, о котором я предупреждал Генштаб ОКХ в октябре, Цейтцлер, ни при каких обстоятельствах допустить нельзя. Тогда вообще не придется ставить вопрос о деблокаде 6-й армии. Но я слабо верю в прочность 8-й итальянской армии Гарибальди, – в голосе Гитлера сквозило разочарование. – Как Советы обошлись с румынами, мы уже знаем.

– Сталинград, мой фюрер, без перемен, – Цейтцлер почувствовал облегчение, ибо Гитлер сам затронул «больную тему». – Жалко, что Геринг улетел в Италию. Его прогнозы по боепитанию войск Паулюса далеки от обещанного. Это все.

Как ни торопил Манштейн предстоящее наступление на Сталинград, по расчетам начальника штаба группы армий «Дон» Шульца, ни одна из группировок раньше, чем 9 декабря, выступить не могла, как бы ни складывались дела в «котле».

До аэродрома в Питомнике ежедневно добиралось не более трети «транспортников», а вес доставленных ими грузов ни разу не превышал даже ста тонн. О трехстах тоннах в сутки пока думать не приходилось. Положение в «котле» приобретало тем временем все более драматический характер. Стремительно сокращались запасы продовольствия, и над окруженной людской массой нависла реальная угроза голода. С 1 декабря дневной рацион хлеба составлял всего лишь двести граммов на передовой и сто граммов в штабах всех уровней и тыловых службах. Общую зависть вызывали артиллерийские и тыловые части, имеющие штатный конский состав. Здесь офицеры и солдаты могли позволить себе небольшой дополнительный «мясной паек».

9 декабря Манштейн сообщил в «Вольфшанце», что при хорошей погоде, даже при недостаточном количестве войск, он двинется на выручку 6-й армии 11 декабря и уже 17 декабря предполагает соединиться с войсками Паулюса.

После вечернего обсуждения обстановки в журнал боевых действий ОКВ была вписана ремарка: «Фюрер весьма уверен и хочет восстановить позиции на Дону. Его намерение состоит в том, чтобы сорвать первую фазу зимнего наступления русских и не позволить им достигнуть решающего успеха».

Донесение командующего группой армий «Дон» о переходе в наступление армейской группы «Гот» с Котельниковского плацдарма поступило в «Вольфшанце» одновременно с донесением фон Вейхса о «не сильных атаках» русских севернее Богучара, Медово и станицы Верхнечирской в полосе обороны 8-й итальянской армии Гарибальди.

Гитлер созвал оперативное совещание. Входящего в зал начальника Генштаба ОКХ он встретил вопросом:

– Произошло что-нибудь ужасное, Цейтцлер?

– Нет, мой фюрер, – ответил «генштабист». – Манштейн вышел на рубеж реки Аксай и захватил один из мостов.

– Я из-за этой истории не сплю по ночам еще чаще, чем после того, что случилось на юге, – мрачно выдавил Гитлер. – Невозможно понять, что там происходит.

– Нужно срочным образом что-то предпринять! – заявил Цейтцлер. – Если бы русские использовали положение, то уже ночью могла бы произойти катастрофа. Поступают все новые сведения о подготовке высадки русских в Крыму. Они намерены воспользоваться там исключительно скверной погодой.

– Это возможно, Цейтцлер, – кивнул Гитлер и тут же обратился к «главному оператору» ОКВ: – А наш флот, Йодль, способен провести десантную операцию, используя непогоду?

– Мой фюрер, в условиях снежных бурь высадка десанта невозможна, – твердо заявил Йодль.

– Русские это делают. Они, значит, способны преодолевать трудности, – повысил голос Гитлер. – А вот мы в снежную бурю высадиться не в состоянии.

Чтобы погасить неудовольствие Гитлера, Цейтцлер перешел к анализу обстановки на Кавказе. Он предложил спрямить фронт у Орджоникидзе, отвести 1-ю танковую армию с плацдарма у Терека и за счет этого высвободить либо 13-ю танковую дивизию, либо дивизию СС «Викинг». Но фюрер панически боялся всяких отходов и сразу выдвинул «неотразимые контрдоводы». Если отступить с плацдарма у Орджоникидзе, то можно потерять всю технику. Это недопустимо.

Начальник Генштаба ОКХ вынужден был перейти к анализу обстановки на Сталинградском направлении:

– Утром мне звонил Манштейн. Противник начинает оказывать давление на 23-ю танковую дивизию. Это, наверное, сказываются вновь подтянутые силы. Но вообще в течение сегодняшнего дня развернулись очень серьезные бои. Противник взял Рычковский. Это очень неприятно, так как тут проходила линия снабжения.

– От него до 6-й армии еще свыше восьмидесяти километров, – подытожил эту часть доклада Гитлер.

Далее продолжался поштучный подсчет танков сначала в 17-й, потом в 11-й танковых дивизиях, какую куда из них перебросить для прикрытия брешей и стоит ли делать это вообще.

О положении на фронте 8-й итальянской армии генерал Цейтцлер высказался дипломатично. Здесь, в общем, ничего нового. Имеют место атаки русских малыми силами. Возможно, что они вообще имеют целью лишь сковать силы союзников. Но там, где стоят итальянцы, никогда нельзя ручаться за благополучный исход дела. Противник может предпринять тактический удар малыми силами и все-таки добиться успеха.

Гитлер согласился с этим выводом Цейтцлера:

– Если учесть все опасные моменты, то по-прежнему в особенно угрожаемом положении находится участок, занимаемый итальянцами. Это наш самый слабый союзник. В то же время на некоторых участках здесь почти ничего нет в глубине. Южнее мы уж как-нибудь вклиним бригаду Шульте, чтобы удержаться хотя бы на этом участке. Это будет некоторым заслоном. Но если итальянцы отступят под натиском одной только пехоты русских, действующей без танков, если они отступят, не смотря на отличное, казалось бы, оснащение колоссальным количеством артиллерии, то придется и мне стать пессимистом. Кстати, как дела у дивизии «Коссерия»?

– Мой фюрер, это нормальная дивизия, – четко ответил генерал Йодль, – только недавно прибывшая на данный участок. Она еще не принимала участия в боях.

– А дивизия «Кунеевице»? – поставил вопрос Гитлер.

– Это – горная дивизия, мой фюрер, – так же четко ответил начальник штаба Оперативного руководства ОКВ.

– Есть еще три горных дивизии, мой фюрер, – вступил в разговор «оператор ОКХ» генерал Хойзингер.

– Это старые, давно сформированные дивизии, мой фюрер, – дополнил Хойзингера генерал Йодль.

– Существуют, мой фюрер, фашистские дивизии – «3 января» и «3 марта», – дорисовал общую картину Цейтцлер.

Но Гитлер снова вернул дискуссию на «круги своя»:

– В целом я пришел к такому выводу, Цейтцлер. Ни при каких условиях нельзя уходить из Сталинграда. Снова нам его взять не удастся. Наша главная ошибка этого года заключалась в том, что мы наступали на Сухиничи.

Четырехчасовое совещание 12 декабря в «Вольфшанце» не приняло конкретных решений. В то же время тревоги за судьбу операций на реке Аксай и Среднем Дону нарастали.

Уже на второй день наступления Манштейн доложил в Главную Ставку, что, имея две танковые дивизии, он не сможет добиться решающего успеха, ибо при растянутых флангах не в состоянии обойтись имеющимися у него силами.

Слабость итальянцев вынуждала Верховное Командование вермахта опасаться за прочность их обороны на Среднем Дону. Так что в случае ее прорыва русскими уже не приходилось думать о спасении окруженной 6-й армии в районе Сталинграда. Назревали еще большие неприятности, как для войск группы армий «Дон», так и для группы армий «А».

Вечером 13 декабря Главком ОКХ впервые заявил о необходимости, принимая во внимание положение войск Манштейна, вывести 1-ю танковую армию с Кавказа. Он понял, что катастрофа под Сталинградом могла повлечь за собой не меньшую катастрофу на Кавказском направлении.

Тем временем армейская группа «Гот» предприняла новый успешный бросок вперед. Она достигла реки Аксай, вышла на подступы к станиц е Верхнекумской. До «котла» оставалось всего сорок восемь километров!

В «котле» усиленно распространялись слухи, что вслед за танковыми дивизиями генерала Гота движутся бесконечные колонны с продовольствием, боеприпасами и горючим для нужд 6-й армии. Паулюс издал приказ о сосредоточении в исходных районах свободных грузовиков.

Тем временем в «котле» все беспощаднее заявлял о себе голод. Жидкий суп из конины, три чашки горячего овощного чая или солодового кофе и два ломтика хлеба в сутки – вот при каком рационе войскам пришлось защищать территорию и готовиться к прорыву из «котла».

Развитие обстановки на Сталинградском направлении быстро приобретало драматический характер. 18 декабря в журнале боевых действий ОКВ появилась исчерпывающая запись: «Большое русское наступление против 8-й итальянской армии началось вчера утром и привело к глубокому прорыву центра армии. Враг прорвался также на участке армейской группы „Холлидт“. Фюрер приказывает отвести фронт на обоих участках на более короткую позицию, потому что здесь его принцип – безусловно удерживать переднюю линию – перед лицом бегущих итальянцев совершенно неприменим».

В ночь на 19 декабря командующий группой армий «Дон» прислал в Главную Ставку донесение, в котором признал, что «в связи с развитием событий в группе армий „Б“, вследствие чего перерезаны пути подвоза новых сил, в его группировке создалось такое положение, что нельзя более рассчитывать на деблокаду 6-й армии в ближайшее время». Поэтому решающий прорыв 6-й армии в юго-западном направлении он считает «последней возможностью сохранить основную массу солдат и способные еще передвигаться подвижные части армии».

В то же время обстановка на Чирском участке фронта не позволяет Тормосинской группировке наступать на Калач – мост через Дон у станицы Нижнечирской удерживается противником. 6-й армии в ближайшее время предстоит перейти в наступление с целью прорыва ее войск к 57-му танковому корпусу на реке Мышкова…

К концу дня сражение на реке Мышкова армейской группы «Гот» с войсками Сталинградского фронта, усиленного 2-й гвардейской армией генерала Малиновского, достигло своего апогея. А 22 декабря все практически было уже кончено.

Паулюс верил, что иного выхода, кроме как идти на прорыв, у 6-й армии нет. Но приказ Главкома ОКХ исключал такую возможность. Нарушить его он не мог, ибо самостоятельные действия в сложившейся обстановке вели к распаду всего Восточного фронта. Поэтому следовало удерживать Сталинград во что бы то ни стало, до последней возможности.

Жуков поражался переменам, происшедшим с Верховным только за осенние месяцы сорок второго. В конце октября Сталин проявлял «придирчивую неспешность» в принятии решений, тогда как раньше сам нередко торопил командующих фронтами в нанесении неподготовленных контрударов. Чему он и теперь уделял повседневное внимание, так это Сталинграду, чтобы не был он сдан врагу ни на один час.

В начале операции «Уран» ведущая роль отводилась Юго-Западному фронту. С плацдармов на правом берегу Дона, у Серафимовича и станицы Клетской, он наносил главный удар по позициям 3-й румынской армии. Прорвав ее оборону, танковые корпуса должны были наступать на юго-восток с целью выхода в район Калача. Этот маневр отрезал пути отхода на запад Сталинградской группировке противника.

Начало операции намечалось на 9 ноября, но в связи с запаздыванием сосредоточения сил этот срок был перенесен на 19 ноября. Действия наземных войск поддерживались авиацией 2-й и 17-й воздушных армий Смирнова и Красовского.

Войска Донского фронта, одновременно с Юго-Западным, наносили два вспомогательных удара. Один силами 65-й армии от станицы Клетской на юго-восток с целью свертывания обороны 6-й армии на правом берегу Дона. Второй, силами 24-й армии, от станицы Качалинской по левобережью Дона на юг, с рассечением 6-й армии на два анклава.

Ударная группировка Сталинградского фронта переходила в наступление 20 ноября на участке от Ивановки до озера Барманцак. Её задача включала прорыв обороны 4-й танковой армии Гота и выход в район Калача для соединения там с войсками Юго-Западного фронта.

Для проверки готовности фронтов к началу операции Жуков и Василевский организовал и совещания с командным составом фронтов. 3 ноября совещание проводилось в штабе Юго-Западного фронта в Серафимовиче; 4 ноября – в штабе 21-й армии в станице Новоклетской при участии командного состава Донского фронта; 10 ноября – в штабе 57-й армии – с командным составом Сталинградского фронта.

Хотя в середине ноября бои в Сталинграде носили локальный характер, отличаясь особой агрессивностью вблизи заводов «Баррикады» и «Красный Октябрь», положение 62-й армии продолжало оставаться тяжелым. Было ясно, что враг еще силен и обязательно попытается овладеть всем городом.

11 ноября Жуков телеграфировал Верховному:

«В течение двух дней работал у Еременко. Лично осмотрел позиции противника перед 51-й и 57-й армиями. Подробно проработал с командирами дивизий, корпусов и командармами предстоящие задачи по „Урану“. Проверка показала, что подготовка к „Урану“ лучше идет у Толбухина… Мною приказано провести боевую разведку и на основе добытых сведений уточнить план боя и решение командарма.

Попов работает неплохо и дело свое знает.

Две стрелковые дивизии, переданные Ставкой (87- я и 315- я) в адрес Еременко, еще не грузились, так как до сих пор не получили транспорта и конского состава.

Из мехбригад пока прибыла только одна.

Плохо идет дело со снабжением и с подвозом боеприпасов. В войсках снарядов для „Урана“ очень мало.

К установленному сроку операция подготовлена не будет. Приказал готовить на 15.11.42 г.

Необходимо немедленно подбросить Еременко сто тонн антифриза, без чего невозможно будет бросить мехчасти вперед; быстрее отправить 87-ю и 315-ю стрелковые дивизии; срочно доставить 51-й и 57-й армиям теплое обмундирование и боеприпасы с прибытием в войска не позднее 14.11.42».

12 ноября представители Ставки Жуков и Василевский вернулись в Москву. 13 ноября план операции «Уран» был доложен на заседании Политбюро ЦК и Ставки.

Вопросов по плану операции от членов Политбюро ЦК последовало не много. Первым вступил в дискуссию Калинин. Продолжая изучать карту, он спросил:

– Вот чувствуется, товарищ Жуков, большая уверенность в ваших словах об исходе Сталинградской операции. А каково же более точное со отношение сил там имеется? Я бы хотел услышать от вас об этом.

– По тем данным, которыми мы располагаем о противнике, Михаил Иванович, – уверенно доложил Жуков, – на направлениях главных ударов Юго-Западного и Сталинградского фронтов достигнуто превосходство в силах: в людях – в три с половиной раза, в артиллерии – в четыре с половиной раза. Что касается нашего превосходства по танкам и авиации, то оно выглядит значительно скромнее.

– Вот теперь понятна ваша уверенность, товарищ Жуков, – удовлетворился ответом Калинин.

Эстафету вопросов подхватил нарком Берия:

– А по чему, товарищ Жуков, контрудар Сталинградского фронта сдвинут на целые сутки позже? Может, целесообразнее нанести одновременный удар силами Юго-Западного и Сталинградского фронтов?

– Этот вопрос, товарищ Берия, проанализирован нами и в Генштабе, и на месте, – возразил Жуков. – Ударные группировки названных фронтов находятся на разном удалении от Калача. Юго-Западный в ста пятидесяти, а Сталинградский – в ста пяти километрах. Так что при равных темпах наступления войска Ватутина затратят на сутки больше времени для выхода в заданный район. Это и повлияло на выбор сроков.

– Мы также учитывали, товарищ Берия, – добавил Василевский, – что со противление противника наверняка окажется не одинаковым. Южнее Сталинграда мы ожидаем более слабое сопротивление.

Член Ставки Кузнецов, ни к кому конкретно не обращаясь, вставил реплику по существу:

– Сталинградскому фронту окажет посильную помощь Волжская военная флотилия. Особенно это будет ощутимо в начале контрнаступления войск Еременко.

Других вопросов по плану операции «Уран» не последовало. Но тут же возник «смежный вопрос». Жуков уже не раз обговаривал его с начальником Генштаба. Он сказал:

– С операцией «Уран», товарищ Сталин, напрямую связана и еще одна операция. Скорее всего, нам следует срочно подготовить и провести контрудар в районе Вязьмы, на коммуникациях группы армий «Центр».

Сталин остановился, повернулся к Василевскому:

– А что конкретно предлагает Генштаб?

– Как только в районе Сталинграда и на Кавказе наступит для противника тяжелое время, товарищ Сталин, противник начнет переброску резервов с других участков, – поддержал Жукова Василевский. – Поскольку группа армий «Центр» продолжает оставаться самой сильной, то скорее всего из района Вязьмы и будут сняты мобильные дивизии и брошены на выручку войск, блокированных в сталинградском «котле».

– Тут согласия мало, товарищ Василевский, – возразил Верховный. – Операцию в центре надо провести, это я понимаю, но ни один из вас не может сейчас уделить ей необходимое время, чтобы и ее привести к положительному итогу.

– Сталинградская операция уже подготовлена, товарищ Сталин, – не согласился Жуков. – Поэтому товарищ Василевский может взять на себя координацию участвующих в ней фронтов, а я мог бы заняться разработкой операции по разгрому Ржевской группировки врага.

Идея явно понравилась Верховному:

– Хорошо. Завтра вы оба вылетаете в Сталинград. Еще раз проверьте готовность войск к началу операции, а потом Ставка решит вопрос по Ржеву. Но от командующих фронтами надо сегодня же запросить их соображения по этому поводу, товарищ Василевский.

17 ноября Жуков был вызван в Ставку для разработки операции войск Калининского и Западного фронтов.

Поздней ночью, когда в блиндаже Чуйкова шло заседание Военного совета, из штаба Еременко сообщили, что скоро будет передан приказ командующего фронтом. Установившееся было молчание нарушил член Военного совета Гуров:

– Товарищи дорогие! Мы переходим в наступление! Начальник штаба Крылов уточнил:

– Не мы, Кузьма Акимович, не 62-я армия переходит в наступление… Другие армии фронта переходят.

Командарм 62-й легко разрешил это противоречие:

– Красная Армия переходит в наступление. Возбужденные, охваченные благостным нетерпением члены Военного совета тут же перешли в соседний блиндаж узла связи, и вскоре Чуйков прямо с ленты стал вслух читать приказ командующего фронтом: «19 ноября переходят в наступление войска Юго-Западного и Донского фронтов, 20 ноября – Сталинградского фронта».

Начало контрнаступления Красной Армии в районе Сталинграда «смазала» погода. Разразившийся ночью снегопад и сильный предутренний туман резко снизили эффективность артиллерийского огня и начисто исключили возможность использования бомбардировочной и штурмовой авиации.

Но ничто уже не могло остановить наступательный порыв наших войск. Когда в полдень 19 ноября 5-я танковая армия встретила упорное сопротивление врага и притормозила продвижение вперед, Романенко немедленно ввел в сражение 1-й и 26-й танковые корпуса. Они с ходу прорвали оборону врага на всю тактическую глубину, разгромили 5-й румынский армейский корпус и устремились в направлении Калача.

Исключительно успешно развертывалось наступление 21-й армии Чистякова. Ее ударный кулак, 4-й танковый корпус, разгромив 14-ю немецкую танковую и две румынских пехотных дивизии 3-й армии, в первый же день операции продвинулся вперед до тридцати пяти километров, выйдя на широкий оперативный простор.

Соединения 65-й и 24-й армий Донского фронта Рокоссовского нанесли вспомогательные удары по позициям противника с плацдарма восточнее станицы Клетской и в междуречье Дона и Волги.

В операции Сталинградского фронта ведущая роль отводилась 57-й и 51-й армиям Толбухина и Труфанова. После артиллерийской подготовки 20 ноября стрелковые дивизии прорвали оборону 4-й румынской армии в дефиле между озерами Сарпа, Цаца и Барманцак, создав условия для ввода в прорыв подвижных соединений. 13-й танковый корпус Танасчишина, действующий в полосе 57-й армии, наступал в направлении Наримана и к исходу дня продвинулся вперед до пятнадцати километров. 4-й мехкорпус Вольского наступал в полосе 51-й армии и 21 ноября овладел Тингутой и Зетами.

На исходных позициях оставалась 62-я армия Чуйкова. Но: 20 и 21 ноября войска 51-го армейского корпуса Зейдлица продолжали атаковать позиции группы Горохова у Спартановки, «остров Людникова» и передний край 95-й стрелковой дивизии Горишного у завода «Баррикады». 21 ноября командующий Сталинградским фронтом названивал командарму 62-й с запросом – нет ли признаков отхода противника из Сталинграда, не снимает ли он с передовой свои части?

Хотя операция «Уран» развивалась успешно, 22 ноября сложилась острая ситуация на стыке 5-й танковой и 21-й армий южнее Распопинской. Возникла опасность прорыва 4-го и 5-го румынских корпусов в направлении Калача, на соединение со сталинградской группировкой Паулюса.

Овладев на рассвете 22 ноября мостом через Дон северо-западнее Калача, войска 4-г о танкового корпуса Кравченко продвинулись в междуречье Дона и Карповки. Навстречу им, освободив Советский, наступал 4-й мехкорпус Вольского. Во второй половине дня 23 ноября их передовые бригады, 45-я танковая бригада Жидкова и 36-я мотобригада Родионова, встретились в степи между Калачом и Советским. Окружение сталинградской группировки врага завершилось!

В конце дня 23 ноября в адрес командующего Донским фронтом поступила телеграмма Верховного:

«Товарищу Донцову.

Копия: товарищу Михайлову.

По докладу Михайлова, 3-я мотодивизия и 16-я танковая дивизия немцев сняты с вашего фронта, и теперь они дерутся против 21-й армии. Это обстоятельство создает благоприятную обстановку для того, чтобы все армии вашего фронта перешли к активным действиям. Галанин действует вяло. Дайте ему указание, чтобы не позже 24 ноября Вертячий был взят. Дайте также указание Жадову, чтобы он перешел к активным действиям и приковал к себе силы противника. Подтолкните Батова, который мог бы действовать более напористо».

Вечером 23 ноября начальник Генштаба Василевский, переговорив с командующими Донским и Сталинградским фронтами и наметив план дальнейших действий, доложил Верховному свои новые предложения:

– Окружение вражеской группировки в районе Сталинграда состоялось, товарищ Сталин, но нашим войскам еще не удалось создать сплошной внешний фронт.

– Но, товарищ Василевский, у немца тоже нет сплошной линии обороны, – возразил Верховный.

– Верно, товарищ Сталин, – согласился Василевский. – На участке Лихая – Ростов вообще образовалась огромная брешь.

– Что предлагает Генштаб?

– Важнейшей задачей войск Донского и Сталинградского фронтов, товарищ Сталин, является быстрейшая ликвидация окруженной вражеской группировки. Для решения этой задачи нужно надежно изолировать ее от подхода неприятельских войск, быстро создать прочный внешний фронт и иметь за ним достаточные резервы из подвижных соединений.

– Ваши предложения, товарищ Василевский, одобряются. Поторопите Рокоссовского. Три часа назад я направил ему и вам телеграмму, чтобы вы действовали более решительно.

– Мною уже отдана директива командующему Донским фронтом, товарищ Сталин, о переходе в наступление 66-й армии Жадова, – доложил Василевский.

Время шло, а результаты действий против окруженной группировки не радовали Ставку. 21-я армия Чистякова продолжала тяжелые бои восточное Дона, у Голубинского и Каменского. Севернее, перед Вертячим и Песковаткой, остановилась 65-я армия Батова. Мало продвинулась вперед 24-я армия Галанина. 66-ю армию Жадова противник остановил на рубеже бывшего нашего среднего укрепленного обвода.

Одной из главных причин, замедливших ликвидацию окруженной группировки, явилось то, что в исходных сведениях о противнике был допущен серьезный просчет. Согласно разведданным фронтов, численность войск Паулюса определялась в восемьдесят пять – девяносто тысяч человек. Фактически же она оказалась в три с лишним раза больше.

Напряженные бои показали, что наличных сил семи поредевших армий для выполнения поставленной задачи по ликвидации блокированной группировки не хватает. Требуется тщательная подготовка новой операции с детальной отработкой взаимодействия фронтов. Еще лучшим решением представлялась командующему Донским фронтом Рокоссовскому передача руководства всей операцией в руки командования одного из фронтов – Донского или Сталинградского.

Все внимание командования Юго-Западным фронтом сосредоточивалось на обеспечении внешнего фронта окружения вражеской группировки западнее Волги, тогда как войска Сталинградского фронта Еременко действовали и на внутреннем, и на внешнем его обводах.

26 ноября представитель Ставки Василевский получил указание Верховного полностью сосредоточиться на быстрейшей ликвидации 6-й и 4-й танковой армий в районе Сталинграда. Это позволяло высвободить занятые в операции войска и перенацелить их на разгром южной группировки врага, действующей на Кавказском направлении.

Наряду с осуществлением грандиозной наступательной операции в районе Сталинграда, Ставкой, начиная с первых чисел ноября, прорабатывались еще две операции – по деблокаде Ленинграда и по ликвидации ржевского выступа в центре советско-германского фронта. Обе они, по мнению Верховного Главнокомандующего, являлись неотложными.

Жуков был предельно ответствен. Продолжая разработку операции войск Калининского и Западного фронтов по ликвидации ржевского выступа, он тем не менее настоял на проведении частной наступательной операции у Великих Лук, как только советскому командованию стало известно об убытии с этого участка соединений 11-й армии Манштейна.

Ночью 28 ноября представителю Ставки в штаб Калининского фронта позвонил Сталин:

– Товарищ Жуков, как идут у вас дела?

– Часть своей основной задачи в операции Калининский фронт уже выполнил, – доложил Жуков. – Я имею в виду окружение противника в районе Ширипина.

– Раз окружены две немецкие дивизии, товарищ Жуков, то пусть Галицкий предъявит им ультиматум о капитуляции, – сказал Верховный. – Не сложат оружия, но хоть знать будут, что они окружены и обречены.

– Нет, товарищ Сталин, с ультиматумом один-два дня надо повременить, – возразил Жуков. – 3-й ударной армии необходимо уплотнить внутреннее кольцо окружения у Ширипина, окружить Великие Луки.

– А как действует 5-й гвардейский корпус Белобородова? Когда он пробьется к Новосокольникам?

– Скорее всего, это сделает 2-й мехкорпус, товарищ Сталин, – уточнил Жуков. – А 5-й гвардейский блокирует группировку противника в районе Ширипина.

– Понятно, товарищ Жуков, – сказал Сталин и перешел к вопросу, ради которого и позвонил: – Вы знакомы с обстановкой в районе Сталинграда?

– Да, знаком, – ответил Жуков.

– У нас туго идут дела по ликвидации окруженной группировки, – продолжил прежнюю мысль Верховный. – Я хочу услышать ваше мнение по этому поводу.

2 декабря Ставка рассмотрела план операции «Сатурн». Ее замысел заключался в нанесении двух ударов в общем направлении на Миллерово, Каменск-Шахтинский: первого – силами 6-й армии Воронежского и 1-й гвардейской армии Юго-Западного фронтов с плацдарма у Верхнего Мамона; второго – войсками 3-й гвардейской армии Юго-Западного фронта от станицы Боковской. На первом этапе операции предусматривалось разгромить 8-ю итальянскую армию, на втором – развить наступление на Миллерово и Ростов.

Наряду с подготовкой операции «Сатурн» Ставка настойчиво добивалась от командующих Донским и Сталинградским фронтами быстрейшей ликвидации блокированной вблизи Волги группировки. Но все усилия наших войск в этом направлении оказались тщетными.

После безуспешных попыток в конце ноября расчленить блокированную группировку командующий Донским фронтом Рокоссовский при каждом следующем докладе Верховному предлагал прекратить бесплодные атаки, перегруппировать силы, уточнить план операции. 4 декабря эти предложения были частично приняты Ставкой.

Вечером 11 декабря Ставка утвердила план операции «Кольцо» с учетом участия в ней, в полосе наступления войск Донского фронта, 2-й гвардейской армии Малиновского. Итоговый результат последовательно достигался в три этапа.

Утром 13 декабря Верховный позвонил в Заварыгин представителю Ставки Василевскому и сообщил, что решением ГКО 2-я гвардейская армия Малиновского переводится из состава Донского в Сталинградский фронт и немедленно перебрасывается на юг. В создавшейся обстановке это решение являлось наиболее правильным и целесообразным.

А вечером того же дня последовало еще одно важное решение Ставки об изменении направления главного удара Воронежского и Юго-Западного фронтов.

Согласно плану операции «Сатурн», главный удар намечалось нанести прямо на юг, через Миллерово на Ростов, в тыл всей группировке противника на южном крыле советско-германского фронта. Начнись операция в соответствии с планом 10 декабря, этот вариант «Сатурна» вполне мог бы остаться жизнеспособным. Но по инициативе командующих Воронежским и Юго-Западным фронтами Голикова и Ватутина, поддержанной представителем Ставки Вороновым, ее начало было перенесено на 16 декабря. За неделю противник успел пополнить свои войска резервами, усилить группу армий «Дон» фельдмаршала Манштейна на решающих направлениях – Тормосинском и Котельниковском.

В новой обстановке главный удар войска Юго-Западного фронта наносили на юго-восток в направлении Тацинской и Морозовска. Ставилась задача – взять в клещи Боковско – Морозовскую группировку противника и одновременным ударом 1-й гвардейской армии Кузнецова из района Богучара, а также 3-й гвардейской и 5-й танковой армий Лелюшенко и Романенко от станиц Боковской и Обливской ликвидировать ее. Эта операция получила наименование «Малый Сатурн».

Попытки командующего Сталинградским фронтом Еременко остановить продвижение армейской группы «Гот» путем ввода в сражение у Верхнекумского 13-го танкового корпуса окончились безуспешно. В момент крайнего обострения обстановки на Котельниковском направлении им было принято единственно верное решение – без промедления бросить в наступление на станицу Нижнечирскую сосредоточившуюся на исходных позициях 5-ю ударную армию Попова.

Прорвав оборону наспех собранных частей противника, стрелковые соединения, поддержанные 7-м танковым корпусом Ротмистрова, овладели плацдармом у Рычковского и к исходу 14 декабря ворвались в станицу Нижнечирскую. Теперь правый фланг 51-й армии Труфанова был надежно обеспечен.

15 декабря 4-й мехкорпус Вольского вместе с 87-й стрелковой дивизией выбил противника из Верхнекумского и приостановил его продвижение на Сталинград. До южного обвода «котла» армейской группе «Гот» оставалось пройти чуть больше пятидесяти километров.

Тем временем пешим маршем к реке Мышкова перебрасывалась 2-я гвардейская армия Малиновского. Несмотря на сильные морозы, ее части совершали переходы до пятидесяти километров в сутки. 18 декабря две стрелковые дивизии и 2-й гвардейский мехкорпус, оставив позади двести километров, заняли позиции по реке Мышкова и у совхоза «Крепь».

Ставка оперативно решала назревшие вопросы. 19 декабря она передала 6-ю армию Воронежского фронта в состав Юго-Западного фронта и приказала Ватутину резко повысить темпы наступления, особенно танковых корпусов.

Выполняя директивы Ставки, командующий Юго-Западным фронтом отдал приказ командирам подвижных соединений увеличить темпы наступления. Ударные танковые корпуса, при поддержке 17-й воздушной армии Красовского, устремились в направлении Кантемировки, Кашаров и Первомайского. Их неожиданные удары по коммуникациям 8-й итальянской армии и оперативной группы «Холлидт», по существу, парализовали возможное сопротивление врага.

Утром 19 декабря представителю Ставки на Воронежском и Юго-Западном фронтах Воронову позвонил Верховный. Сталин поздоровался и тут же спросил:

– Какова обстановка на фронте, товарищ Воронов? Начальник артиллерии четко ответил:

– Войска Юго-Западного фронта продолжают успешное наступление на Морозовск. Противник в ответ усиливает штурмовые и бомбовые удары по передовым танковым корпусам. Авиации для их прикрытия у нас не хватает, поэтому усиливаем их зенитное прикрытие.

Сталин, не колеблясь, возразил:

– Есть только один способ уберечь наши подвижные соединения от чрезмерных потерь, товарищ Воронов, это поднять темпы их наступления.

После непродолжительной паузы Верховный несколько сместил акцент в разговоре:

– А вы не считаете возможным, товарищ Воронов, закончить свою работу на Юго-Западном на правлении? Вы не станете возражать, если Ставка переместит вас в район Сталинграда и поручит координацию действий Донского и Сталинградского фронтов?

– Но ведь эту работу выполняет на Донском и Сталинградском фронтах товарищ Василевский?

– Чувствуется, что вам не хочется уезжать от товарища Ватутина, – в голосе Верховного зазвучали жесткие нотки. – Как и некоторые другие военачальники, вы, товарищ Воронов, видимо, недооцениваете важность быстрейшей ликвидации окруженной группировки. Тут разговор прервался, но вечером Воронов получил директиву: «Товарищу Воронову, как представителю Ставки, представить не позднее 21 декабря план прорыва обороны войск противника, окруженных под Сталинградом, и ликвидации их в течение пяти-шести дней».

Прибыв в полдень 20 декабря в штаб Донского фронта, начальник артиллерии вместе с Рокоссовским тотчас приступил к разработке нового плана «Кольцо», в отсутствие войск 2-й гвардейской армии Малиновского и других подкреплений, исключая артиллерийские.

Утром 22 декабря, чтобы сковать возможные действия Тормосинской группировки фон Манштейна в направлении «котла», перешла в наступление от станицы Нижнечирской 5-я танковая армия Романенко.

Командующий группой армий «Дон» отдал приказ своим войскам о переходе к обороне. Эпопея ее усилий по деблокаде 6-й армии завершилась полным провалом. Теперь судьба блокированного в «котле» войска Паулюса находилась в его собственных руках.