Битва ставок. Великое противостояние. 1941-1945

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ПОБЕДНАЯ ПОСТУПЬ ТРУДНЫЕ СТУПЕНИ САНДОМИРА

Получив достоверные данные об освобождении Люблина, представитель Ставки маршал Жуков позвонил Верховному. Выслушав доклад своего заместителя о действиях войск 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов, Сталин спросил:

– Товарищ Жуков, когда по вашим расчетам будет освобожден Львов?

– Думаю, товарищ Сталин, не позже чем через два-три дня, – ответил Жуков.

– Мне только что звонил Хрущев, – прояснил причину своего вопроса Верховный. – Он не согласен с задачей 3-й гвардейской танковой армии Рыбалко. Армия отвлеклась от участия в наступлении на Львов, и это, по его мнению, может затянуть дело. Вы с Коневым стремитесь захватить Вислу. Она никуда не уйдет. Кончайте дело с Львовом. Это важно с точки зрения боепитания наших войск, наступающих в Польше и южнее.

– 3-я гвардейская танковая армия не смогла пробиться к городу с востока, товарищ Сталин. Конев вынужден был перенацелить ее севернее, в обход Львова, на Городок. Войска Рыбалко, равно как и 4-й танковой, 38-й и 60-й армий, обязательно примут участие в освобождении Львова.

– Завершайте дело со Львовом, – повторил свой настойчивый приказ Верховный.

– Львов будет освобожден раньше, чем войска 1-го Украинского фронта выйдут на Вислу, товарищ Сталин, – заверил его маршал Жуков.

Утром 27 июля комбинированным ударом войск 3-й гвардейской и 4-й танковых, 38-й и 60-й армий, при поддержке авиации 2-й воздушной армии и авиации дальнего действия (АДД), Львов был полностью очищен от оккупантов.

Командующий 1-м Украинским фронтом тотчас доложил в Москву свой план дальнейших действий. Ставка утвердила его без изменений. На основании ее директивы 28 июля Конев озадачил подчиненные войска: 3-й гвардейской танковой армии выйти к Висле и с ходу захватить плацдарм на ее западном берегу, а затем овладеть Сандомиром; 13-й армии выйти на рубеж Сандомир – устье реки Вислоки, захватить плацдарм на участке Конара – Поланец; 1-я гвардейская танковая армия наносила удар в направлении Баранува с выходом в район Богорая.

Вечером 29 июля маршал Конев позвонил Верховному и предложил создать самостоятельное управление армиями, нацеленными на Карпаты. Сталин ответил, что в резерве Ставки имеется управление 4-го Украинского фронта, которое может возглавить войска 1-й гвардейской и 18-й армий.

Продвижение советских войск за рубежи нашего государства создало обстановку, требующую учитывать новые явления, освещать и изучать военно-политическое положение на освобождаемых от оккупантов территориях. ГКО провел совещание по этому вопросу. Для подготовки проекта его постановления в Москву были вызваны члены Военных советов 2-го Белорусского, 1-го и 4-го Украинских фронтов Субботин, Крайнюков и Мехлис.

Инструктируя их о направленности важного документа, председатель ГКО отметил, что поляки, испытавшие в прошлом гнет царской России, жестоко эксплуатировались не только местными помещиками и капиталистами, но и крупными буржуазными державами Запада. В руках империалистов Польша нередко становилась камнем преткновения, очагом противоречий, конфликтов и военных столкновений. В эти исторические дни, когда Красная Армия освобождает польский народ от фашистского ига, закладываются основы братской, нерушимой дружбы советского и польского народов. Военные советы фронтов, действующих на территории Польши, должны заботиться о том, чтобы эта дружба крепла, развивалась и утверждалась на века.

Это было неприятное известие. 1 августа резиденты эмигрантского правительства Миколайчика во главе с генералом Бор-Комаровским спровоцировали вооруженное восстание в Варшаве. Нежелая участия Красной Армии и народного Войска Польского в освобождении своей столицы, его организаторы не поставили в известность о своих планах ни Советское правительство, ни Польский комитет национального освобождения. В случае успеха восстания они намеревались заявить на весь мир о том, что Варшава находится в руках сторонников польского эмигрантского правительства.

Однако сразу же обнаружилось, что Армия Крайова к восстанию не подготовлена. Ее командование в спешке не смогло известить о времени выступления около половины своих отрядов. И силы противостоящих сторон сразу же оказались неравными. Хотя шестнадцатитысячному гарнизону оккупантов противостояло сорок две тысячи бойцов, но имели они на вооружении всего лишь три с половиной тысячи единиц стрелкового оружия, не хватало боеприпасов, и поэтому восставшие сразу же оказались в тяжелых условиях. Они не смогли овладеть ключевыми пунктами города и вынуждены были перейти к обороне. Гитлер приказал фельдмаршалу Моделю беспощадно подавить восстание, а Варшаву непременно сравнять с землей.

Прямо с переправы через Вислу у Баранува 2 августа командующий 1-м Украинским фронтом позвонил Верховному. Доложив обстановку в связи с прорывом за Вислу 1-й и 3-й гвардейских танковых, а также 13-й армий, он особо обратил внимание Сталина на тот факт, что в направлении на Краков передовой отряд Рыбалко сопротивления противника не встречает. Верховный уточнил:

– Не собираетесь ли вы, товарищ Конев, двинуть 3-ю гвардейскую танковую армию на Краков?

– Пока войска фронта ведут бои за расширение плацдарма на Висле, – ответил Конев. – В создавшихся условиях я не считаю целесообразным начинать действовать на Краковском направлении.

– А как вы определили задачу войскам товарища Рыбалко? – снова спросил Верховный.

– Они должны вместе с войсками Пухова расширить Сандомирский плацдарм, отразить танковые атаки врага с Мелецкого направления.

– Это правильное решение, товарищ Конев, – удовлетворился ответом Верховный.

Ярость сражения у Сандомира нарастала с каждым днем. Маршал Конев позвонил командарму 13-й Пухову, поставил вопрос «ребром»:

– Генерал Пухов, я доложил в Ставку, что войска 1-го Украинского фронта расширяют плацдарм на западном берегу Вислы. Но теперь противник небольшими силами теснит наши боевые порядки со стороны Мелеца и намерен овладеть важнейшими переправами. Разве вам это не понятно?

– Мне понятны намерения противника, товарищ маршал, но у меня не хватает сил, чтобы прикрыть фланг 3-й гвардейской танковой армии и одновременно отбивать контратаки врага на восточном берегу, – возразил Пухов.

Маршал Конев не согласился:

– У вас под рукой, генерал Пухов, 69-я и 70-я мехбригады. Перегруппируйте их на Мелецкое направление и обезопасьте переправы от захвата.

– Это вы, товарищ маршал, можете приказать Рыбалко помочь моим войскам отразить контратаки врага у Баранува. Мне 3-я гвардейская танковая армия не подчинена. Позиции 13-й армии у переправ атакуют 23-я и 24-я танковые дивизии, прибывшие из Румынии.

– Откуда у вас такие данные, генерал Пухов?

– Вчера артиллеристы подбили два новейших немецких танка, «королевских тигра», а экипажи взяли в плен. Эти дивизии переброшены на Вислу из района Бакэу, из группы армий «Южная Украина», – четко доложил командарм 13-й.

Маршал Конев приказал ввести в сражение у Сандомира 5-ю гвардейскую армию Жадова.

В ночь на 8 августа командующему 1-м Украинским фронтом позвонил Верховный, спросил:

– Что вы намерены предпринять, товарищ Конев, в создавшихся условиях?

– Учитывая, что переправы у Баранува надежно прикрыты силами 5-й гвардейской армии, 3-я гвардейская танковая и 13- я армии продолжат операции западнее Сандомира.

– А 3-я гвардейская армия так и останется в обороне?

– Нет, не о станется, товарищ Сталин. Она, вместе с подвижной группой Соколова, продолжит наступление на Аннополь, в обход Сандомира.

– Я считаю, товарищ Конев, что наступила пора перебросить на плацдарм 4-ю танковую армию Лелюшенко и создать там мощный танковый кулак. Прорыв на кратчайшем к Берлину направлении имеет большое политическое значение.

– Войска генерала Гарпе, товарищ Сталин, яростно защищают каждую позицию.

И в середине августа напряжение боев по всему переднему краю от Чудского озера до Санок не спадало ни на один день. Войска 3-го и 2-го Прибалтийских фронтов по сходящимся направлениям прорывались к Риге. 3-й, 2-й и 1-й Белорусские фронты правым флангом отбрасывали группу армий «Центр» к границе Восточной Пруссии, а левым – сближались с восставшей Варшавой.

Смелое оперативное решение маршала Конева к исходу 15 августа принесло ощутимый результат. Войска 1-й гвардейской танковой армии, наступающие на Ожарув, перерезали железную дорогу Островец – Сандомир, создав реальные предпосылки для окружения 4-й танковой армии врага.

Вечерний доклад Антонова 15 августа снова завершался анализом обстановки на Западе. Верховный остановился посреди кабинета, спросил:

– А что нового у союзников во Франции, товарищ Антонов? Почему у них такие низкие темпы наступления? Господство в воздухе обеспечено, артиллерии в избытке, автотранспорта сколько надо?

– В начале десантной операции, товарищ Сталин, союзниками были допущены просчеты в организации боепитания войск. На континент переброшено тридцать четыре дивизии. Каждая из них потребляет ежедневно до шестисот тонн грузов. Сейчас их войска ощущают острую нехватку горючего и смазочных материалов. Транспортные коммуникации оказались сильно растянутыми.

– А почему возросло сопротивление немцев, товарищ Антонов? – спросил Берия.

– На рубеж обороны по реке Сена от Дьеппа до Парижа фельдмаршал фон Клюге перебросил с побережья у пролива Па-де-Кале 15-й армию Зальмута.

– А почему же, товарищ Антонов, немецкое командование не поступило так сразу, после десантирования союзных войск в Нормандии? – как бы продолжил вопрос Берии маршал Ворошилов.

– Верховное Командование вермахта, не зная планов союзников, весь июль ожидало, по-видимому, высадки их второго десанта, – предположительно ответил Антонов.

– А второй десант, на самом деле, в ближайшие дни союзники высадят на южном побережье Франции, у Марселя, – дополнил ответ Верховный.

– Союзники проявляют необоснованную осторожность, – вступил в дискуссию Молотов.

– Что ж, союзники решают свои проблемы, а мы должны решать свои, – заметил Сталин.

К началу Ясско-Кишиневской операции 2-й и 3-й Украинские фронты превзошли группу армий «Южная Украина»: по личному составу – в полтора раза, еще более – по наличию боевой техники.

Для ускорения разгрома группы армий «Южная Украина» вечером 21 августа Ставка приказала войскам 2-го и 3-го Украинских фронтов как можно быстрее выйти в район Хуши, чтобы завершить окружение Ясско-Кишиневской группировки противника и открыть дорогу к основным экономическим и политическим центрам Румынии.

Ставку весьма удовлетворяло развитие Ясско-Кишиневской операции. Успех первых трех дней наступления оказал большое влияние на дальнейший ее ход. Войска 2-го Украинского фронта за трое суток разгромили четыре немецких и одиннадцать румынских дивизий. Они продвинулись на юг до шестидесяти километров, расширив прорыв по фронту до ста двадцати километров. Войска 3-го Украинского фронта продвинулись вперед до семидесяти километров, а ширина его прорыва достигла ста тридцати километров.

Вечером 22 августа маршалу Жукову в штаб 1-го Белорусского фронта позвонил генерал Антонов и передал приказ Верховного: немедленно прибыть в Москву для выполнения особого задания ГКО.

Боевая обстановка на Западном и Восточном фронтах развивалась по-разному. В Кремле мучительно думали над решением запутанной ситуации в Варшаве и на подступах к ней. Главком экспедиционных сил союзников Эйзенхауэр, получив телеграмму коменданта Парижа генерала Холтица с предложением о капитуляции, решал вопрос с генералом Брэдли и генералом де Голлем, входить – не входить союзным войскам в столицу Франции.

Проще всего решился вопрос в Румынии. В полдень 23 августа, когда правительство страны приняло решение мобилизовать все наличные силы нации на продолжение войны в союзе с рейхом, маршал Антонеску прибыл в королевский дворец, чтобы просить Михая выступить по этому поводу с обращением к народу. Во дворце румынский диктатор вместе с министрами правительства был арестован. Король Михай пошел на это ввиду не согласия Антонеску на заключение перемирия с Советским Союзом.

Выполняя директиву Ставки от 21 августа, 2-й и 3-й Украинские фронты Малиновского и Толбухина продолжали преследование отходящего противника. 4-я гвардейская армия Галанина освободили Калараш и вышла на подступы к Бакэу. Приближался момент полного окружения группы армий «Южная Украина» Фриснера, но 23 августа сомкнуть кольцо во круг них все же не удалось. Успешно включилась в дело 5-я ударная армия Берзарина, наступающая с рубежа Бравичены – Дубоссары, севернее Кишинева.

Капитулировала 3-я румынская армия Думитреску. Антонов доложил о происшедшем Верховному.

– Вы проверяли достоверность этого донесения, товарищ Антонов? – строго спросил Сталин.

– Да, проверял, товарищ Сталин.

– А с маршалом Тимошенко не разговаривали?

– Нет, не разговаривал. Представителя Ставки нет в штабе фронта. Он выехал на передовую.

– Какие указания следует направить в войска по этому случаю, товарищ Антонов?

– Я предварительно распорядился, товарищ Сталин, чтобы разоружение румынских соединений до особых указаний Ставки не про водилось.

– Вот такое указание, товарищ Антонов, и надо впредь узаконить, – согласился Верховный.

К исходу 24 августа завершился первый этап Ясско-Кишиневской операции, на котором были окружены основные силы группы армий «Южная Украина». Войска, действующие на внешнем фронте окружения, вышли на рубеж Пьятра – Нямц – Бакэу – Бырлад – Белград – Вилково. Тем самым создались благоприятные условия для наступления советских войск в глубь территории Румынии.

В 17. 00 27 августа командующий 2-м Украинским фронтом Малиновский приказал командарму 6-й танковой генералу Кравченко войти в Плоешти и Бухарест. Обстановка в районе Плоешти вынуждала советские войска действовать быстро и решительно.

Плоешти, находясь в шестидесяти километрах от столицы, как бы прикрывал Бухарест с севера. Вечером 27 августа, когда танковые корпуса Кравченко уже строились в походные колонны для прорыва к Плоешти и Бухаресту, король Михай и премьерминистр Санатеску заявили, что они согласны принять все условия перемирия, предложенные Советским правительством 12 апреля.

В полдень 28 августа Конев позвонил в Ставку. Верховный изложил план действий Военного совета 1-го Украинского фронта: «С представителями Чехословакии любого ранга вести переговоры только по военным вопросам. Все политические проблемы взаимоотношений с этой страной должны решаться в Москве. Кроме гитлеровской марионетки Тисо есть еще эмигрантский президент Чехословакии в Лондоне Бенеш. У первого – прогерманская, у второго – проанглийская политика. Пусть в этом деле разбираются специалисты».

Конец августа ознаменовался серией перспективных директив Ставки. Они касались развития обстановки на важнейших направлениях советско-германского фронта. Войска большинства наших фронтов исчерпали свои наступательные возможности и, выполнив планы весенне-летних операций, переходили к жесткой обороне.

29 августа Ставка обсудила предложения Генштаба по операции в Болгарии. Предстояло разгромить противника на территории Болгарии силами 3-го Украинского фронта, Черноморского флота и Дунайской военной флотилии.

Выразив согласие с основной идеей предложенного Генштабом плана операции, Верховный тем не менее заявил, что надо уточнить обстановку на месте. С этой целью он приказал маршалу Жукову вылететь в Румынию и вместе с маршалом Тимошенко реализовать эту задачу. До убытия на фронт Верховный посоветовал Жукову обязательно повидаться с руководителем Болгарской рабочей партии Димитровым, выслушать его советы.

При обсуждении обстановки в полосе наступления 2-го и 3-го Украинских фронтов Антонов все настойчивее поднимал перед Верховным вопрос о том, чтобы Ставка определила линию поведения в отношении короля Михая, который продолжал оставаться на престоле. На итоговом докладе обстановки 1 сентября, когда «исполняющий начальника Генштаба» сделал традиционный вывод в отношении румынского монарха, Сталин сказал:

– Чужой король, товарищ Антонов, не наше дело. Терпимость к нему благоприятно скажется на наших отношениях с союзниками. Румынский народ, который пока доверяет королевскому двору, как оппозиции фашистской диктатуре, сам вскоре разберется в истинной сущности монархии. Есть основания думать, что и румынские коммунисты не будут сидеть сложа руки, а помогут своему народу правильно понять политическую обстановку.

Последний вопрос, на который в этот вечер пришлось отвечать 1-му заместителю начальника Генштаба, касался уже Болгарии. Сталин спросил:

– Получен ли ответ из Софии на представление Советского правительства от 30 августа?

Генерал армии Антонов ответил:

– София пока молчит, но коль вчера правительство Багрянова подало в отставку, то ответ нам придется ждать уже от другого премьера.

План Карпатско-Дуклинской операции Военного совета 1-го Украинского фронта, представленный 3 сентября, был сразу же утвержден Ставкой. Начать наступление намечалось 8 сентября.

Почти неделю находился маршал Жуков в штабе 3-го Украинского фронта, в Фетешти, в Румынии, и все это время не выходили у него из головы слова, сказанные Георгием Димитровым при встрече:

– Хотя вы, товарищ Жуков, и отправляетесь на 3-й Украинский фронт с задачей подготовить войска к войне с Болгарией, войны как таковой не будет. Болгарский народ с нетерпением ждет подхода Красной Армии, чтобы с ее помощью свергнуть правительство Багрянова и установить власть Народно-освободительного фронта. Советские войска болгары встретят не огнем артиллерии, а по нашему славянскому обычаю, хлебом и солью. Что же касается армии, то врядли она рискнет вступить в бой с Красной Армией.

5 сентября Ставка утвердила план Болгарской операции. Особое значение придавалось освобождению Варны и Бургаса, так как это лишало противника последних баз на Черном море и неизбежно вело к гибели его флота. Решительные действия войск 3-го Украинского фронта должны были вызвать панику в правящих кругах Болгарии и послужить сигналом к вооруженному восстанию народа.

Утром 8 сентября передовые отряды 3-го Украинского фронта пересекли румыно-болгарскую границу. Спустя полчаса командарм 57-й генерал Гаген доложил в штаб фронта: «Пехотная дивизия болгарской армии, построившись у дороги, встретила наши части с развернутыми знаменами и торжественной музыкой». В полосе наступления 37-й армии Шарохина состоялись митинги на селения, посвященные встрече Красной Армии.

Маршал Жуков позвонил в Москву, доложил обстановку. Верховный распорядился:

– Все оружие болгарских войск оставьте при них. Пусть они занимаются своими обычными делами и ждут приказа своего правительства.

Снова пришел в движение весь громоздкий механизм советско-германского фронта. В день начала Болгарской операции 8 сентября перешла в преследование 26-я армия Карельского фронта. На среднем Нареве расширяли правобережные плацдармы 2-й и 1-й Белорусские фронты. Войска 1-го Украинского фронта начали Карпатско-Дуклинскую операцию с целью разгрома оперативной группы «Хейнрици» и выхода на соединение со словацкими повстанческими силами. Войска Малиновского по всему фронту приближались к румыно-венгерской и румыно-югославской границам.

Однако главное внимание Ставки было по-прежнему приковано к Болгарской операции. Выполняя директиву Ставки, 9 сентября войска 3-го Украинского фронта продвинулись в глубь ее территории до ста двадцати километров. И тут в Фетешти пришла радостная весть: болгарский народ, руководимый своей рабочей партией, сверг профашистское правительство Муравиева и образовал демократическое правительство Отечественного фронта, которое обратилось к Советскому правительству с предложением о перемирии.

Вечером 9 сентября Димитров обратился с просьбой к председателю СНК Сталину принять в штабе 3-го Украинского фронта делегацию правительства Отечественного фронта. 10 сентября генерал армии Толбухин принял делегацию, возглавляемую членом ПБЦК БРП(к) Ганевым. Он попросил советское командование оказать немедленную помощь болгарским силам обороны столицы, особенно авиацией.

Просьбу правительства Отечественного фронта Ставка удовлетворила немедленно. Генералу армии Толбухину была отдана директива перебросить в район Софии 34-й стрелковый корпус, а так же направить туда не менее дивизии 17-й воздушной армии.

Верховный был в хорошем расположении духа и, когда Антонов закончил доклад об обстановке на фронтах, сам предложил «исполняющему начальника Генштаба» перейти к документам его «зеленой папки». Из всех представлений 10 сентября Сталин выбрал два. Он сказал:

– Генералы армии Малиновский и Толбухин достойны высших маршальских званий. Во-первых, войска 2-го и 3-го Украинских фронтов одержали уверенную победу в Ясско-Кишиневской операции. Во-вторых, фронты вышли на границу нашей страны и теперь их командующим приходится решать помимо военных еще и политические вопросы. В-третьих, выведены из войны Румыния и Болгария.

– Созданы реальные предпосылки для разгрома противника в Чехословакии, Венгрии и Югославии, товарищ Сталин, – добавил генерал Антонов.

– Да, созданы, – с огласился Верховный и продолжал: – К стати, товарищ Антонов, необходимо вызвать маршала Малиновского в Москву, что бы он принял участие в подготовке договора о перемирии с Румынией. А позже мы аналогичным образом привлечем маршала Толбухина для подготовки такого же договора с Болгарией.

После тщательной подготовки началась Рижская операция 3-го, 2-го и 1-го Прибалтийских фронтов с целью освобождения Эстонии, Латвии и Литвы и выхода к побережью Балтийского моря.

Ставка и командование 1-м Белорусским фронтом не переставали искать пути решения оперативных задач в районе Варшавы. Лишь на пятые сутки, 14 сентября, после начала нового этапа наступления совместными усилиями 47-й и 1-й польской армий Гусева и Берлинга войска 1-го Белорусского фронта маршала Рокоссовского пробились в Прагу, восточное предместье Варшавы.

Верховный позвонил маршалу Рокоссовскому. Командующий 1-м Белорусским фронтом доложил, что его войска не в состоянии сейчас освободить Варшаву. Хорошо зная положение дел, Сталин не стал настаивать. Он предложил маршалу Жукову, только что вернувшемуся из Болгарии, отправиться на 1-й Белорусский фронт. Верховный сказал:

– Вы там свой человек. Разберитесь с Варшавой на месте и принимайте меры, какие нужно. Нельзя ли там провести частную операцию по форсированию Вислы именно войсками Берлинга. Это было бы важно со всех сторон. Задачу командованию 1-й польской армией поставьте лично вместе с Рокоссовским и помогите им организовать дело.

Жуков вылетел из Москвы 15 сентября, а утром следующего дня вместе с командующим 1-м Белорусским фронтом прибыл в Зелену, на КП Берлинга. Командарм 1-й польской доложил, что ему удалось переправить в Варшаву, на Черняков, стрелковый батальон в пятьсот человек. Перед батальоном поставлена задача: соединиться с действующей в городе группой повстанцев, создать плацдарм для переправы армии через Вислу.

Критическое положение, а также многочисленные данные о политических интригах командования Армией Крайовой, вынудили маршала Рокоссовского решительно высказаться за прекращение боевых действий в Варшаве. Маршал Жуков поддержал это предложение. Ставка согласилась с их решением, приказала Берлингу перейти к обороне.

23 сентября 18-й танковый корпус и 53-я армия, отбросив непрочные заслоны 3-й венгерской армии, пересекли румыно-венгерскую границу и освободили первое венгерское село Баттонья. Встал вопрос о последующих действиях наших, румынских, болгарских и югославских войск на территории Венгрии. Предложение Генштаба о проведении Дебреценской операции оказалось в эпицентре внимания Ставки. Прислал с фронта свои соображения по этому поводу и маршал Жуков:

«Учитывая характер местности и группировку противника перед Малиновским и Петровым, я считаю, что выгоднее было бы армию Кравченко сосредоточить севернее Арада с задачей удара на Дебрецен. С захватом Дебрецена рушится вся оборона венгров, и они вынуждены будут быстрее отходить из района Клужа и из Карпат. Проводимое Малиновским наступление затягивает бои и дает противнику возможность устроить оборону на Тисе».

20 июля. В полдень начальник штаба армии резерва полковник Штауфенберг явился к фельдмаршалу Кейтелю, чтобы еще раз обсудить с ним предстоящий доклад о формировании двух ополченческих дивизий, которые срочно требовались Восточному фронту. Начальник штаба ОКВ сообщил докладчику, что оперативное совещание, назначенное ранее на тринадцать часов, перенесено на полчаса раньше и будет коротким, ввиду визита в «Вольфшанце» Муссолини. Он прибывал в Главную Ставку в половине третьего. Затем Кейтель сказал, что разбор обстановки состоится не в бункере фюрера, а в картографическом бараке.

На пороге барака полковник фон Штауфенберг сделал вид, что забыл в бункере начальника штаба ОКВ фуражку, и вернулся обратно. Там, с помощью своего адъютанта Хефтена, он извлек из портфеля химическую бомбу и поставил взрыватель на боевой взвод с десятиминутной задержкой. Привести в боевое состояние вторую бомбу «для подстраховки» они не успели – посыльный Кейтеля поторопил Штауфенберга прибыть на совещание.

Штауфенберг вслед за Кейтелем вошел в барак. При входе он намеренно громко, чтобы слышал фельдмаршал Кейтель, сказал связисту, что он ждет разговора со штабом в Берлине. Как только последует такой срочный звонок, его надо вызвать из зала заседаний.

Войдя в зал, Кейтель и Штауфенберг традиционно приветствовали фюрера. Гитлер ответил им еле заметным кивком. Начальник штаба ОКВ сел между фюрером и Йодлем. Начальник штаба армии резерва сунул портфель под стол, подвинув его ногой так, что он оказался в полутора метрах от Гитлера. До взрыва бомбы оставалось всего пять минут. Медлить было уже нельзя.

Штауфенберг посмотрел на часы и, вполголоса объявив, что должен срочно связаться с Берлином для получения данных к докладу, покинул помещение. Кейтель, ответственный за распорядок совещаний в Главной Ставке, проводил его недовольным взглядом. Хойзингер заканчивал доклад о положении на Восточном фронте. Ход совещания мог нарушиться, и фюрер выразит недовольство.

Спустя минуту Кейтель поручил генералу Буле найти и вернуть в зал Штауфенберга. Тот вышел из зала совещания и с удивлением узнал от связиста, что никаких звонков из Берлина не поступало, а «одноглазый полковник» покинул это помещение. Буле в смятении возвратился в зал заседаний.

Доклад Хойзингера становился все мрачнее:

– Ситуация вблизи Восточной Пруссии, мой фюрер, угрожающая, хуже быть не может. Русские неумолимо приближаются к ее границам.

Гитлер неуверенно поднялся со стула, заорал:

– Их нельзя пускать сюда, Хойзингер! Фельдмаршал Модель и Кох головой отвечают за это!

– Русские пойдут на все, чтобы усилить здесь свои позиции, – возразил «оператор» Генштаба ОКХ. – Наше положение ухудшается. К западу от Двины Советы крупными силами продвигаются на север. Их танковые клинья уже атакуют окраины Дюнебурга. Если группа армий «Север» не будет вы ведена из района Чудского озера, то наступит катастрофа…

Это были последние слова Хойзингера. Раздался оглушительный взрыв. Часы показывали 12.42. Столб огня рванулся вверх. Все помещение заволокло густым облаком дыма. Огромный стол опрокинуло на бок. Пламя быстро съедало карты. С потолка рухнули горящие балки. Участников совещания расшвыряло во все стороны. В «Вольфшанце» поднялась невообразимая паника. К месту взрыва немедленно прибежала охрана. Взревели сирены, предупреждая все посты Главной Ставки о тревоге и прекращении всякого передвижения людей на ее территории.

Гитлер, которого опрокинутый стол прикрыл, как щитом, отделался ожогами и легкими ранениями. У него парализовало правую руку и он оглох на одно ухо. Брюки на фюрере превратились в лохмотья. Поднявшись на ноги, Гитлер запричитал: «О, мои бедные новые брюки! Только вчера я надел их в первый раз». Опираясь на Кейтеля, он вышел из барака. Начальник штаба ОКВ довел Гитлера до своего бункера и приказал вызвать врачей.

Штауфенберг вместе с начальником связи ОКХ Фельгибелем стоял в двухстах метрах от барака и наблюдал взрыв. Он не сомневался, что все участники совещания погибли. Используя атмосферу всеобщей паники, он сразу же с аэродрома «Растенбург» стартовал на Берлин.

Убедившись в том, что Гитлер жив, Фельгибель от условленного звонка в Берлин отказался. По плану «Валькирия» он должен был сообщить о теракте на Бендлерштрассе. Его сообщение ждал генерал Ольбрихт.

Когда в «Вольфшанце» совладали с эмоциями, то начался анализ происшедшего. Было высказано несколько предположений о причине взрыва. Генерал Варлимонт высказал мнение, что диверсию мог организовать… начальник штаба армии резерва полковник Штауфенберг.

Гиммлер, прибывший в Главную Ставку через полчаса после взрыва, отдал приказ об аресте начальника штаба армии резерва на берлинском аэродроме. Однако Фельгибель, выполняя приказ фюрера о запрете на передачу любой информации из Главной Ставки до особого распоряжения, не передал и этот приказ «всемогущего Генриха».

Самолет Штауфенберга прибыл в Берлин в 16.00. Исполнитель теракта созвонился со своим штабом и узнал от Ольбрихта потрясшую его новость. Плохая слышимость не позволила ему разобрать сообщение – убит Гитлер или нет. И он вынужден был ожидать новых сообщений.

У полковника Штауфенберга сомнений не было. Гитлер мертв. Надо действовать решительно. Полковник Квирингейм извлек из сейфа план «Валькирия» и стал передавать по телефону тексты его документов в штабы войсковых частей. Первым приказом войска поднимались по тревоге. Второй приказ, подписанный «Верховным Главнокомандующим вермахта» фельдмаршалом Вицлебеном, оповещал, что Гитлер погиб и он, Вицлебен, принимает на себя всю полноту военной власти. Сам он все еще находился в Цоссене и выжидал, как будет развиваться ситуация дальше.

Отдав первые приказы по плану «Валькирия», Ольбрихт вошел в кабинет генерал-полковника Фромма и сообщил ему о смерти Гитлера. Требовалось, чтобы он возглавил действия заговорщиков в столице. Однако Фромм ответил, что сначала он должен сам убедиться в смерти фюрера. Ольбрихт подошел к телефону и вызвал «Вольфшанце». Ему ответил… фельдмаршал Кейтель. Фромм вырвал у Ольбрихта трубку:

– Фельдмаршал Кейтель, что случилось в Ставке? В Берлине распространяются дикие слухи.

Начальник штаба ОКВ возразил:

– А что может случиться, Фромм?

– Мне только что доложили, Кейтель, что фюрер пал жертвой покушения.

– Все это чепуха, генерал Фромм. Покушение действительно имело место, но оно не удалось. К счастью, Гитлер жив и только незначительно ранен. Скажите, Фромм, где находится ваш начальник штаба? В тринадцать часов он вылетел из Растенбурга.

– Штауфенберг, фельдмаршал Кейтель, еще не вернулся из Главной Ставки.

Разговор был окончен. В этот момент в штабе появился Штауфенберг. Ольбрихт сообщил ему о только что состоявшемся разговоре Фромма с Кейтелем. На это автор теракта ответил: «Фельдмаршал Кейтель лжет. Гитлер мертв!» Он сам видел взрыв огромной силы. Никто уцелеть не мог. Надо действовать не теряя ни минуты. Штауфенберга поддержал генерал-полковник Бек.

Штауфенберг тут же позвонил в Париж генералу фон Штюльпнагелю и, сообщив о событиях в Главной Ставке, предложил начать действия по плану «Валькирия». Военный комендант Берлина генерал Хазе приказал командиру батальона охраны «Великая Германия» майору Ремеру вывести свою часть в город, а самому явиться в комендатуру на Унтер-ден-Линден для получения указаний.

Отдав приказ о срочной передислокации батальона в Берлин, майор Ремер тотчас прибыл в комендатуру столицы. Генерал Хазеразъяснил ему ситуацию: «фюрер» погиб в результате покушения, а войска СС готовят захват власти в стране. Этому намерению надо помешать. Командир охранного батальона получил задачу: оцепить правительственный квартал, включая Имперское управление безопасности СС.

В 16.10 в «Вольфшанце» прибыл Муссолини. Гитлер, который уже оправился от шокового потрясения, сразу же повел своего «верного союзника» к развороченном у взрывом бараку:

– Я стоял вот здесь, у этого стола. И прямо у моих ног взорвалась бомба, – трясущейся рукой Гитлер указал в сторону воронки. – Теперь я понимаю, что со мной ничего не должно случиться, тем более что уже не в первый раз я чудесным образом избегаю смерти. После моего сегодняшнего спасения от смертельной опасности я еще больше, чем прежде, убежден, что мне суждено довести до счастливого конца наше общее великое дело.

– Сам Господь Бог решил сберечь вас для великих дел, – возвысил Гитлера «дуче», скрестив руки на груди. – После увиденного мной я целиком согласен с вами. Это было знамением неба. Я рад, что вы остались живы.

В ходе приема пришло донесение о попытке государственного переворота в стране. В «Вольфшанце» сложилось впечатление, что развернулась крупная акция. Определился и ее «мозговой центр»: штаб генерал-полковника Фромма. В 17.00 Гитлер назначил Гиммлера командующим армией резерва и приказал ему немедленно вылететь в Берлин.

В 18.00 спецпоезд с Муссолини отбыл из «Вольфшанце», и Главная Ставка вовсю развернулась в борьбе против заговорщиков. Синхронно с нею действовал в Берлине Геббельс.

В 18.30 он выступил по радио и сообщил: «На фюрера было произведено покушение, но оно не удалось!» В 20.20 Кейтель направил всем командующим войсками радиограмму: «Фюрер назначил командующим армией резерва рейхсфюрера СС Гиммлера. Принимать к исполнению приказы только Гиммлера и его, Кейтеля. Любые приказы фельдмаршала Вицлебена, Гепнера и Фромма недействительны!»

В полночь Гиммлер доложил в Главную Ставку, что с мятежом в Берлине покончено. Около часа ночи 21 июля радио передало речь Гитлера.

К исходу 22 июля 18-я армия сдала Псков. Генерал Фриснер доложил Гитлеру: «Никаких средств для предотвращения прорывов у меня нет». В полдень 23 июля в его адрес из «Вольфшанце» поступила телеграмма: «Командующим группами армий „Север“ и „Южная Украина“ следует немедленно поменяться должностями [8]. Сим присваиваю генералу от инфантерии Фриснеру чин генерал-полковника.

Адольф Гитлер».

Грозная директива ОКВ «О тотальной войне» от 25 июля требовала от любой государственной инстанции, от каждого немца все подчинить военным интересам. Геббельс назначался ею уполномоченным по вопросам тотальной войны.

Определив 26 июля линию основных рубежей, ОКВ намеревалось создать на восточных границах рейха оборонительный вал. Главное внимание обращалось на то, чтобы плотно прикрыть Восточную Пруссию, Верхнюю Силезию и подходы к Берлину, где один за другим на территории Польши громоздилось бы семь оборонительных рубежей.

В полночь 31 июля вновь анализировалась кризисная обстановка на фронтах. И тут вдруг Гитлер впервые заговорил о… мире:

– Политическое решение еще не созрело. Я надеюсь, что я в состоянии добиться политической цели. Я никому не должен объяснять, что не пройду мимо такой возможности. Однако в момент тяжелого военного поражения надеяться на благоприятный политический момент для того, чтобы предпринять что-либо, конечно, наивно и звучит по-детски. Такой момент можно получить, когда имеется успех. Придет момент, когда напряженные отношения между союзниками настолько усилятся, что наступит неизбежный разрыв. В мировой истории коалиции всегда гибли. Нужно только еще немного обождать…

«Фюрер» даже знает, где произойдет это столкновение союзников, – конечно же, непременно на Балканах! По этому задача на ближайшее время ясна: упорно сопротивляться, особенно на Востоке, максимально затягивая борьбу и ожидая вызревания благоприятной политической ситуации. В течение трех – четырех месяцев путем усиленного выпуска новейшего оружия – самолетов, подводных лодок, танков и штурмовых орудий – можно будет преодолеть кризис!..

Едва ли не впервые со дня своего назначения начальником Генштаба ОКХ Гудериан получил возможность доложить Гитлеру о наступлении на Восточном фронте: 13 августа войска группы армий «Северная Украина» нанесли удар по позициям русских у Стопницы и потеснили их до десяти километров. Фюрер воспринял это сообщение благосклонно. Открывалась реальная перспектива следующего прорыва к переправам у Баранува, чтобы все-таки перерезать коммуникации войск маршала Конева, действующих на Сандомирском плацдарме.

Нарастали тревоги у Моделя. Русские вот-вот пред примут новое наступление у Замбрува и Варшавы, а он лишился здесь почти всех танковых дивизий, которые переданы в 3-ю и 4-ю танковые армии для нанесения контрударов.

В ночь на 14 августа Модель подписал обращение к войскам группы армий «Центр»: «Враг стоит у ворот Пруссии! Наши армии, сражающиеся на западе и юге в таких же условиях, как мы, ждут от нас, что мы удержим предполье и не допустим врага на немецкую землю. Теперь ни шагу назад! Никаких колебаний! Каждый на своем месте должен сделать все, что от него зависит».

А вечером он получил приказ ОКВ: «Командование группой армий „Центр“ передать командующему 3-й танковой армией генерал-полковнику Рейнгардту, а самому немедленно вылететь в Париж и вступить в командование группами армий „Запад“ и „Б“».

В полдень 15 августа командующий группами армий «Запад» и «Б» фельдмаршал фон Клюге получил ответ на свой запрос об отводе войск из Юго-Западной и Южной Франции. Гитлер приказал не оставлять без боя названных территорий, равно как и позиций у Фалеза. А спустя всего два часа поступило донесение командующего группой армий «Г» Бласковица о десантировании англосаксов между Тулоном и Ниццей. Главный удар наносился ими у Сен-Тропе.

На следующий день, когда Клюге уже передал в Париже свои полномочия Моделю, командующий группой армий «Г» Бласковиц получил приказ ОКВ об отводе 19-й армии.

Подозреваемый в связях с заговорщиками и с англичанами, фон Клюге весь день 17 августа работал над личным письмом Гитлеру. Утром следующего дня он покинул Париж и выехал в Германию. Зная, что ожидает его в Берлине, Клюге остановился в районе Седана и принял яд.

Вечером 19 августа Главную Ставку поразило сообщение Моделя о восстании в Париже. Командующий группами армий «Запад» и «Б» заявил, что коменданту французской столицы Холтицу с двадцатитысячным гарнизоном долго не продержаться. Фельдмаршал Модель потребовал для стабилизации обстановки на Западном фронте тридцать дивизий и двести тысяч маршевого пополнения!

К исходу 22 августа, когда коммуникации 6-й армии Фреттер-Пико, удерживающей фронт от Ясс до Тирасполя, были уже перерезаны, Фриснер получил разрешение ОКВ на отвод войск своей группы армий за рек у Прут.

В двадцать два часа 23 августа король Михай обратился по радио ко всем румынским войскам с приказом прекратить борьбу. Сообщение об этом Фриснер получил из германской военной миссии в Бухаресте. В сообщении подтверждалось, что маршал Антонеску арестован приближенными короля.

Взяв ответственность за положение на правом фланге Восточного фронта, Фриснер отдал приказ и подчинил себе все немецкие войска, находящиеся в Румынии. Ночью об этих своих действиях он доложил в «Вольфшанце». Гитлер одобрил предпринятые им шаги, но предложил подавить путч в Бухаресте. Фриснер возразил: «В случае бомбардировки столицы Румынии немецкими самолетами, румыны неизбежно начнут боевые действия против немецких войск». Фюрер пообещал ему подумать над этим вопросом.

Сразу же после разговора с Фриснером Гитлер встретился с Герингом. Встал вопрос: «Бомбить или не бомбить Бухарест?» Главком ВВС заявил: «Непременно бомбить!» Последствия этого «мстительного акта» оказались катастрофическими. Король Михай тотчас издал приказ обращаться с немцами, как с врагами, разоружать и вступать с ними в бой. 24 августа Румыния объявила войну Германии.

Как начальник Генштаба ОКХ Гудериан ни оттягивал сроки докладов о новых утратах в Румынии, о них спустя сутки или двое приходилось все-таки говорить. Бурной реакцией Гитлер отзывался, как правило, на потери в районе румынской столицы. Хотя судьба Фокшани была решена 26 августа, доклад об отходе из него последовал на следующий день. Но 27 августа был утрачен еще и ключевой порт Галац на Дунае.

В день утраты Констанцы, 29 августа, за сутки до падения Плоешти, Гитлер начал поиск виновных в румынской катастрофе. Он приказал генерал-полковнику Гудериану затребовать приказы по группе армий «Южная Украина», отданные Фриснером после 20 августа.

Разочарования следовали одно за другим. 29 августа Йодль доложил Гитлеру о падении Тулона и Марселя. «Очевидная потеря» не вызвала у него впечатляющего шока, но он тут же сделал кадровые распоряжения в адрес панически настроенного фельдмаршала Моделя: дескать, необходимо подкрепить его новыми лицами. Йодль предложил решить вопрос кардинально: в командование группой армий «Запад» вернуть фон Рунштедта, а Моделю поручить командование только группой армий «Б».

Фюреру показалось это предложение «главного оператора» ОКВ слишком радикальным в отношении «маститого мастера обороны», и он пообещал еще подумать над ним. А вот вернуть в штаб группы армий «Запад» генерала Вестфаля согласился сразу. В штаб группы армий «Б» был назначен генерал Кребс. Перед убытием испытанных штабников в войска 30 августа Гитлер устроил им аудиенцию в Главной Ставке.

– Вы, конечно, знаете, господа генералы, что фельдмаршал Клюге покончил жизнь самоубийством. Имеются более чем веские подозрения. И если бы он не совершил самоубийства, то все равно был бы арестован. Это был человек, который предназначался для того, чтобы произвести поворот судьбы. Имелся идиотский план капитуляции перед англосаксами, и затем вместе с ними поход против Советов. При этом они преступно бросают на произвол судьбы немецкие земли на востоке, отвоеванию которых я посвятил всю свою жизнь!

Бросив взгляд на «генштабистов», Гитлер продолжал:

– Сейчас обстановка приняла совершенно определенное развитие. Противники рейха на Востоке и на Западе последовательно движутся к своей верной гибели. Настанет момент, когда напряжение союзников будет таким большим, что наступит провал. Коалиции в мировой истории всегда погибали. Только нужно выждать момент, как бы ни было трудно. Моей задачей является при всех обстоятельствах не терять нервы. А если где-нибудь случается поражение, вновь и вновь находить пути и вспомогательные средства, чтобы поправить историю. Я вполне могу сказать: более тяжелого кризиса, чем тот, который мы уже пережили на Востоке, нельзя себе представить. Когда пришел фельдмаршал Модель, группа армий «Центр» была сплошной дырой. Там было больше дыр, чем фронта, но затем стало больше фронта, чем дыр.

Гитлер опять сделал паузу и продолжил монолог:

– Нужно продолжать борьбу, пока не появится возможность для порядочного мира, сносного для Германии, и гарантирующего жизнь будущих поколений. Но если в Ставке не будет сидеть натура с железной волей, то борьба не может быть выиграна. То, что здесь произошло, обратилось против меня. Если бы покушение удалось, то для Германии возникла бы катастрофа. То, что оно не удалось, дает нам возможность устранить этот нарыв внутри…

Путаный монолог фюрера продолжался еще долго. Осудив в его начале Клюге за попытку пойти на сговор с англичанам и для продолжения борьбы против Советов, он сам принялся вдруг доказывать, что раскол коалиции вынудит Англию и Америку объединиться с рейхом, чтобы снова двинуться на восток. Но добиться этого поворота в лагере противника по плечу только ему, Гитлеру.

Однако августовские реалии на фронтах продолжали угнетать. Медленному развитию обстановки на Западе явно диссонировали активные действия русских в Румынии. 30 августа они овладели Плоешти, перерезав пути отхода немецких войск из Добруджи в Венгрию. Не ясной оставалась и судьба Бухареста. Встал вопрос: «Что дальше? Куда – в Чехословакию, Венгрию или на Балканы двинет Кремль свои несметные танковые полчища?»

31 августа генерал Фриснер доложил в Главную Ставку об утрате Бухареста. На вопрос Гитлера, что он намерен предпринять дальше, командующий группой армий «Южная Украина» доложил: «Из всех способных носить оружие солдат сформировать новые части и с их помощью в долине реки Бузэу создать новый фронт». Главком ОКХ признал эти действия Фриснера правильными.

В этот день порадовал фюрера рейхсфюрер СС Гиммлер. Используя доклад комиссара по «ФАУ-2» генерала Каммлера, он сообщил, что ракетные дивизионы переброшены в Голландию и Западную Германию. Сформированы группы «Север» и «Юг» по две батареи в каждой, а также 444-я учебная батарея. До 5 сентября группа «Север» должна занять стартовые позиции у Гааги и на острове Валхерн для нанесения ударов по Лондону. Группа «Юг» и 444-я батарея готовятся к ударам по Парижу из района Эйскирхена. В наличии имеется полторы тысячи ракет «ФАУ-2». Гитлер сделал вывод: можно пускать в ход более грозное, чем «ФАУ-1», неотразимое оружие.

Только через две недели в «Вольфшанце» смогли составить ясную картину происшедшего в Румынии. Начальник Генштаба ОКХ Гудериан доложил:

– Генерал Фриснер сообщил утром, мой фюрер, что большевики заняли весь район Плоешти, захватили Бухарест. Сейчас, западнее Бакэу, они продвигаются по долине Тротуша в горы, к перевалу Гимеш. Сюда отошла и группа «Мита». По сообщению радио Москвы, генерал Мит, к сожалению, погиб в бою у Васлуя.

– Очень жаль, Гудериан, – сказал Гитлер. – Я хорошо знал генерала Мита, не раз восхищался его выдержкой, стойкостью. Надеюсь, и теперь он показал себя с лучшей стороны.

– Да, это так, мой фюрер, – поддакнул «генштабист». – В долине «Секлерского выступа» уверенно сражается дивизия генерала Скотти, а также уцелевшие остатки 15-й пехотной дивизии генерала Винклера. Через два дня эти силы отойдут на высокогорное плато у Инторсура – Бузэулуй и там, у румыно-венгерской границы, займут подготовленный оборонительный рубеж.

– Русских нельзя пускать в Венгрию, Гудериан! – бросил фюрер. – После утраты нефтепромыслов Плоешти только Венгрия в состоянии пополнить наши ресурсы по горючему. Венгрия – это центр транспортной сети всего Юго-Востока!

– Без венгерского сырья и продовольствия мы можем оказаться не в состоянии вести боевые действия, – отозвался генерал-полковник Йодль.

– Нам очень необходим сейчас какой-нибудь успех, Гудериан, – в рассудительном тоне сказал Гитлер. – Это решающее условие. Нужно опять стать активными, снова подчинить себе закон действия. Мы должны предупредить готовящееся наступление Советов через Карпаты и быстрее подавить восстание в Варшаве. Мне думается, что сюда надо снова вернуть генерала Штахеля.

– Будет сделано, мой фюрер, – подчинился Гудериан. – Генерал Штахель хорошо показал себя и под Бухарестом.

Совещание 1 сентября завершилось неожиданно. Ни к кому конкретно не обращаясь, Гитлер резко изменил тему разговора:

– Положение стало настолько опасным, что должно быть ясно: здесь сижу я, здесь сидит все мое Верховное Командование. Следовательно, это капкан. Я без раздумий рискнул бы послать две парашютные дивизии, если бы смог одним ударом захватить в свои руки все русское руководство.

Фельдмаршал Кейтель с ужасом подытожил:

– В Восточной Пруссии находится все наше руководство!

О падении Дьеппа и Вердена Модель доложил Йодлю еще в полдень 1 сентября, а тот сообщил фюреру об этом на следующий день. И тут выяснилось: Гитлер уже получил донесение об отходе 15-й и 1-й армий от Геринга. До границы рейха оставалось всего семьдесят пять километров.

В этот же день, 2 сентября, фельдмаршал Кейтель представил Гитлеру проект своего специального приказа «О мерах против военнослужащих вермахта, изменивших родине в плену». Отныне всех военнопленных, которые присоединялись к движению Национального комитета «Свободная Германия», военно-полевые суды заочно приговаривали к смертной казни. В приказе особо подчеркивалось, что за все действия военнопленных должны отвечать их родственники «имуществом, свободой или жизнью».

Но Кейтель явился к фюреру не только с проектом «строжайшего приказа». В папке у него покоилось «убийственное послание» фельдмаршала Маннергейма о… выходе и этого «верного союзника» из войны! Фельдмаршал Кейтель во все время разговора мучительно выискивал подходящий момент, чтобы доложить Гитлеру о содержании полученного документа, и как только он заикнулся о демаршах Советов в отношении Хельсинки, сразу же положил перед ним послание «лучшего союзника».

Гневного взрыва не последовало. Маршал Маннергейм сообщил Гитлеру, что сейм ста тринадцатью голосами против сорока шести принял условия, на которых СССР соглашался на выход его страны из войны. И он вынужден поддержать это решение. Финляндия не может продолжать борьбу, ибо рискует невероятными жертвами поставить под угрозу само существование финского народа.

Гитлер вернул послание Кейтелю, сказал:

– Я ожидал такого исхода, Кейтель, в финских делах после 1 августа, когда надежный премьер Рюти ушел в отставку.

Утром 4 сентября в Главную Ставку позвонил командующий группой армий «Центр» Рейнгардт:

– Мой фюрер, наступление русских на Среднем Нареве, севернее Варшавы, приобретает опасный характер. 9-я армия, лишившись танков, не может сдержать их натиск. Они быстро расширяют свой плацдарм у Палтуска. 2-я армия то же допустила создание плацдарма южнее Ружан.

– И меня и вас, Рейнгардт, беспокоит, прежде всего, судьба Варшавы. Ее удержание будет и впредь определять устойчивость всего Восточного фронта в центре. Особенно не следует забывать, Рейнгардт, того, что Берлин и польскую столицу разделяет всего пятьсот двадцать километров. Вместе с тем наш успешный удар у Тукумса позволил устранить опасный разрыв фронта на стыке групп армий. Танки вашей бывшей армии сказали там свое решающее слово.

– Значит, мой фюрер, пришло время вернуть танки на варшавские улицы. Эсэсовские части, усиленные самоходными установками, очищают от повстанцев один квартал за другим. Наш ультиматум об их добровольной сдаче отвергнут.

– Необходимо усилить, Рейнгардт, предмостные укрепления в Праге и при любых условиях сохранить в наших руках контроль над мостами. Это важнейшее условие для удержания инициативы. Большевики не в состоянии подкрепить свои силы на Варшавском направлении, ибо они всецело скованы боями в Карпатах и в Придунайской равнине. Предательство румын и болгар подорвало нашу оборону. Мы потеряли, Рейнгардт, Плоешти. Эта новость поразила генерала Рейнгардта:

– Я понимаю вас, мой фюрер, нас ждут трудности, – выдавил он из себя. – Варшаву необходимо удержать, и я постараюсь наскрести для поддержки эсэсовских частей в городе три танковых батальона. Иначе обстановка выйдет из-под контроля, и мы…

Гитлер не позволил высказаться собеседнику до конца. Он вышел на «высокую ноту» и его было уже не остановить:

– Предательство и измена вынуждают нас биться один на один с большевиками, которые, в случае промедления англосаксов, скоро дойдут до Одера или даже до Эльбы. Не мне доказывать вам, Рейнгардт, что порознь мы могли бы легко разгромить Англию, Америку и даже русских. Но теперь ясно, что на двух фронтах одновременно решающего успеха нам не достичь. Если неотразимое секретное оружие не позволит склонить Запад к сепаратному миру, то ущербный для Германии мир нам придется искать на Востоке.

– Мой фюрер, в связи с изменой Маннергейма, я предлагаю вывести из Финляндии 20-ю армию Рендулича и за счет ее войск укрепить оборону на правом фланге по Тисе. Прорыв русских через Словакию и Венгрию к границам рейха не менее опасен, чем через Варшаву и Восточную Пруссию.

– Ваш вариант, Рейнгардт, не подходит. Вермахт должен и дальше удерживать Северную Финляндию в своих руках. Промышленность рейха не может работать без никеля Петсамо. К тому же в Финляндии накоплены большие запасы продовольствия и военного имущества сухопутных войск, авиации и флота, которые можно вывезти только через ее северные порты в течение длительного времени и, разумеется, под охраной войск 20-й армии.

Разговор Рейнгардта с фюрером закончился ничем. Впрочем, по вопросу подкреплений в тот день, 4 сентября, звонил в Главную Ставку Модель, а также командующий группой армий «Южная Украина» Фриснер. Но где было взять эти самые резервы?

Их можно было взять только в Германии. но она стремительно погружалась в глубокий кризис. Свирепствовал имперский уполномоченный по проведению «тотальной мобилизации» Геббельс. Были закрыты все театры, кабаре, консерватории, спортивные сооружения, выставки, большинство издательств, а их персонал направлен на фронт или в военную промышленность.

Трудовая повинность распространялась на мужчин с шестнадцати, на женщин с семнадцати лет. На военные заводы были отправлены студенты вузов и ученики старших классов школ. Рабочий день на них был установлен продолжительностью шестьдесят часов в неделю. Но на большинстве предприятий действовала семидесятидвухчасовая рабочая неделя. В ряде случаев она достигала даже девяноста двух часов.

Перед генеральным уполномоченным по использованию рабочей силы Заукелем была поставлена трудновыполнимая задача: с находящихся под немецкой оккупацией территорий до конца сорок четвертого года направить в Германию не менее четырех миллионов иностранных рабочих!

С падением Брюсселя и Лиона неудержимо деградировал Западный фронт. Его стабилизация требовала жесткой руки. Гитлер и на этот раз пошел по проторенному пути. Пока боевые действия были ограничены районами Нормандии, сосредоточение функций Главкома войск на Западе и группой армий «Б» в лице Моделя считалось вполне допустимым. Но высадка американских и французских войск на южном побережье Франции привела к образованию нового самостоятельного фронта. В руководстве войсками на Западе последовали новые изменения. 5 сентября Главкомом войск группы армий «Запад» был вновь назначен Рунштедт. Модель остался командующим только группой армий «Б».

Перед новым Главкомом войск на Западе Гитлер по ставил масштабную, комплексную задачу: приостановить продвижение противника к западу, удержать всю Голландию и из района Меца возобновить наступление в направлении Реймса. Но на следующий день, 6 сентября, Рунштедт позвонил в «Вольфшанце» и заявил Главкому ОКХ, что пока он не разберется с войсками группы армий «Г» генерала Балька, ни о каком наступлении на Реймс не может быть и речи. Своей главной задачей Главком войск группы армий «Запад» считает стабилизацию фронта на «линии „Зигфрида“».

Хотя беспорядочный отход разрозненных групп войск Фриснера продолжался и принимал угрожающий характер, начальник Генштаба ОКХ Гудериан не стал акцентировать внимание фюрера на этих частностях 6 и 7 сентября. Столь же незначительным, местным тактическим маневром он попытался представить и отход 2-й армии Вейса юго-западнее Ломжи составлением «крепости Остроленка».

Благополучным выглядел и доклад Йодля 7 сентября о положении на Западном фронте. Больших подвижек в начертании линии соприкосновения не произошло. Рунштедт связывает решающие надежды с применением «неотразимого секретного оружия», которое заставит англичан решать кардинальный вопрос – воевать с Германией дальше или все-таки лучше пойти с нею на сепаратный мир, склонить на этот путь и американцев? Тогда не составит большого труда решить все тяжелые проблемы Восточного фронта. Фельдмаршал Кейтель поддержал точку зрения Йодля.

Вечером 7 сентября Гитлер лично позвонил командиру части «ФАУ-2» генералу Метцу и потребовал от него доклада о готовности групп к боевой работе по Лондону и Парижу. Метц доложил:

«К пускам ракет все готово. Они состоятся по плану». 8 сентября 444-я батарея наносит удар по Парижу, группа «Север» – по Лондону. Три батареи продолжают учебные пуски на полигоне в Близне. Фюрер удовлетворился: он обретает реальную силу, которая позволит склонить англичан к переговорам о мире и спасти Запад от неминуемого нашествия большевизма.

Ракетный удар по Парижу 8 сентября получился первым и… последним. К району дислокации у Эйскирхена группы «Юг» и 444-й батареи подошли войска 12-й группы армий генерала Брэдли и их пришлось перебазировать в Голландию. Вечером того же дня группа «Север» из Вассенаара выпустила на Лондон две «ФАУ-2». Обе ракеты достигли цели и взорвались в районах Чизуик и Эппинг.

По-иному оценили эти события в «Вольфшанце». Совещание 9 сентября уделило факту начала боевого применения «ФАУ-2» по Лондону и Парижу чрезмерное значение. Верховный Главнокомандующий потребовал увеличить выпуск ракет до уровня – девятьсот «ФАУ-2» в месяц.

В полдень 14 сентября командующий группой армий «Север» Шернер доложил в Главную Ставку об атаках Советов в направлении Риги. В этот же день войска Рокоссовского овладели восточным предместьем Варшавы – Прагой. Начальник Генштаба ОКХ Гудериан предпочел сообщить об этом фюреру поздно вечером по телефону. Гитлер спросил: «Мосты взорваны через Вислу?» Получив утвердительный ответ, он тут же положил трубку.

Прорвавшись в Прагу, в «Вольфшанце» в этом не сомневались, русские постараются форсировать Вислу и завязать бои за центр Варшавы. Гитлер позвонил командующему 9-й армией фон Лютвицу и приказал усилить охранение по берегу Вислы и не допустить высадки десантов.

Разбор обстановки 16 сентября получился двухступенчатым. После доклада Гудериана о ситуации на Восточном фронте Гитлер пригласил Кейтеля, Йодля и Гудериана в свои личные апартаменты. В узком кругу оценку общей обстановки доложил Йодль. За три месяца потери вермахта превысили один миллион двести тысяч человек! Вслед за Румынией и Болгарией порвала отношения с Германией и Финляндия. Не возможно твердо поручиться, что в союзе с ней останется Венгрия. Прозвучало ужасное предупреждение: если не повернуть колесо событий, то неизбежно вторжение бывших союзников на территорию рейха!..

Гитлер прервал доклад, ткнул пальцем в карту:

– Я принял решение, Йодль. Наступать будем здесь, в Арденнах! Форсируем Маас, и на Антверпен! Прорыв к Северному морю позволит разорвать англо-американский фронт, окружить и уничтожить двадцать пять британских дивизий. Это наступление должно носить не столько военный, сколько политический характер. Черчилль ненавидит большевизм почти так же, как я сам, и это военное поражение даст ему повод вступить с Германией в переговоры. Наши позиции усилят удары по Лондону с помощью «ФАУ-1», которые «люфтваффе» начинают наносить с этого дня. – И еще. – Гитлер бросил торжествующий взгляд в сторону начальника Генштаба ОКХ. – Это больше по вашей части, Гудериан. Сегодня я отдал приказ министру Шпееру произвести быструю акцию по выпуску панцер-фаустов. Эта акция имеет решающее значение. Не увеличив выпуск собственных танков, мы должны обеспечить вермахту преимущество в борьбе с танками Советов.

Панический отход оперативной группы «Нарва» и 18-й армии в считанные дни решал судьбу Эстонии. Центром борьбы со всех направлений стала Рига.

Борман умел доставить фюреру редкие радостные мгновения из «ничего». 21 сентября он получил приказ фельдмаршала Рунштедта о «фанатизации борьбы». Начальник партийной канцелярии, представив документ Гитлеру, предложил разослать его в адрес рейхслейтеров и гаулейтеров в качестве руководства к действию. Текст приказа гласил:

«Фюрер приказал: поскольку борьба на многих участках перекинулась на немецкую территорию и немецкие города и деревни оказались в зоне боевых действий, необходимо фанатизировать ведение нами боев. Каждый бункер, каждый квартал немецкого города и каждая немецкая деревня должны превратиться в крепость, у которой противник либо истечет кровью, либо гарнизон этой крепости в рукопашном бою погибнет под ее развалинами.

Я прошу гаулейтеров воздействовать на население в подходящей форме, чтобы оно осознало необходимость этой борьбы. Я знаю, с каким безграничным самопожертвованием гаулейтеры отдают себя на службу фюреру и отечеству. Я прошу их содействовать мне в ведении боевых действий в указанном выше смысле…»

Противоречиво складывалась обстановка на Восточном фронте. Под ударами русских все дальше на запад отходили войска группы армий «Север». 22 сентября генерал-полковник Шернер доложил в Главную Ставку об утрате Таллина и Балдоне. В этот же день их морской десант овладел гаванью Локса. К исходу 23 сентября войска 2-й ударной армии генерала Федюнинского прорвались к побережью Рижского залива и овладели городом Пярну.

Не оправдалось предвиденье Гитлера на юге. Войска 3-го Украинского фронта маршала Толбухина с достигнутого рубежа София – Стара-Загора – Бургас частью сил передислоцировались на северо-запад Болгари и, в район Видина, но не двинулись в направлении черноморских проливов, к Босфору и Дарданеллам, как предполагали в «Вольфшанце».

К трагической развязке приближалось восстание в Варшаве. Ночью 23 сентября командующий группой армий «Центр» генерал-полковник Рейнгардт доложил Гитлеру о разгроме повстанцев в городе и ликвидации десанта 1-й польской армии Берлинга на Чернякове.