Битва ставок. Великое противостояние. 1941-1945

АПРЕЛЬ. ШТУРМ КЁНИГСБЕРГА

23 марта командующий 3-м Белорусским фронтом Василевский посетовал смежнику слева, Рокоссовскому:

– Зачем вы оттесняете на наш участок неприятельские войска, Константин Константинович?

Командующий 2-м Белорусским фронтом отшутился:

– Вы должны только радоваться этому, Александр Михайлович. Вам достанется больше пленных и трофеев.

– Нам хватает мороки с беженцами и не до пленных, – с недовольной ноткой возразил маршал Василевский.

Наиболее успешно развивалось наступление всех Украинских фронтов. В этот день, 23 марта, левофланговые 4-я гвардейская танковая и 21-я армии 1-го Украинского фронта нанесли удар в направлении Нейсе, важнейшего опорного пункта на пути к Глатцу и Дрездену. С ходу овладев железнодорожным мостом через реку Нейсе, наши войска сломили сопротивление соединений 17-й армии генерала Шульца на ближних подступах к городу и завязали уличные бои. Одновременно в направлении Ратибора и Опавы продолжала наступление 60-я армия Курочкина. В одну линию с нею двинулись вперед на Моравско-Остравском на правлении 38-я и 1-я гвардейская армии 4-го Украинского фронта Петрова. Создалась угроза окружения группировки 1-й танковой армии противника в районе Ратибора и Рыбника.

Ставка систематически анализировала развитие обстановки западнее Будапешта. 23 марта ею был утвержден с некоторыми корректировками представленный Военным советом 3-го Украинского фронта план дальнейших действий. Войскам фронта приказывалось развивать главный удар не на Сомбатхей, а в направлении Папа, Шопрон. В связи с этим уточнением, 6-й гвардейской танковой и 9-й гвардейской армиям Кравченко и Глаголева приказывалось на сделать на Кесег. 4-я гвардейская армия Захватаева перегруппировывалась правее 9-й гвардейской армии для наступления на Вену. 26-я армия Гагена наносила удар на Сомбатхей, а 27-я армия Трофименко – на Залаэгерсег. 57-я и 1-я болгарская армии Шарохина и Стойчева получили задачу не позднее 5 – 7 апреля овладеть районом Надьканижи.

К исходу 26 марта войска 65-й и 2-й ударной армий генералов Ба това и Ф ед юни нского, прорвав оборону 2-й армии генерала Заукена 2 на всю ее глубину, просились в предместья Данцига. Во избежание бессмысленного кровопролития гарнизону порта был направлен ультиматум с предложением капитулировать. В случае его отклонения жителям рекомендовалось покинуть город. Не получив ответа на ультиматум, командующий 2-м Белорусским фронтом маршал Рокоссовский отдал приказ начать штурм Данцига.

В середине дня 29 марта, когда правофланговые войска 3-го Украинского фронта освободили Капувар, Кесег и Сомбатхей, а передовые отряды 1-го гвардейского механизированного и 18-го танкового корпусов генералов Руссиянова и Говоруненко пробились на австро-венгерскую границу, командующий 1-м Белорусским фронтом маршал Жуков по вызову Ставки прилетел в Москву. Пришло время обсудить план завершающей Берлинской операции.

Поздно вечером в тот же день, сразу после заседания ГКО, обсудившего ход восстановления важнейших народно-хозяйственных объектов в западных регионах страны и комплекс мероприятий по организованному проведению весеннего сева, Верховный Главнокомандующий принял маршала Жукова. Поздоровавшись, Сталин, будто продолжая только что прерванный в этом же кабинете разговор, сказаал:

– Судя по последним сообщениям, войскам союзников больше мешают разбитые дороги и грязь, чем слабая оборона немца. Рейн форсирован во многих местах без сопротивления. Сегодня союзники овладели Франкфуртом-на-Майне. Сейчас они близки к окружению Рура. Если это произойдет быстро, то Западный фронт немца рухнет.

– Ко всему прочему, союзники почему-то и нас пытаются ввести в заблуждение своей сомнительной информацией о возможных действиях немецких войск, – заметил Жуков.

– Что вы имеете в виду, товарищ Жуков? – Верховный остановился, искоса взглянул на собеседника.

Командующий 1-м Белорусским фронтом ответил:

– Я имею в виду ту оперативную информацию, которую начальник штаба американской армии Маршалл представил в наш Генштаб, товарищ Сталин, через военную миссию.

– Совершенно верно, – согласился Верховный и снова продолжил свои размеренные «челноки» вдоль кабинета. – Товарищ Антонов на днях направит американскому союзнику наш ответ. Пусть знают, что мы располагаем более достоверной информацией. Кстати, товарищ Жуков, как вы сами расцениваете противника на Берлинском направлении?

Командующий 1-м Белорусским фронтом извлек из портфеля «оперативку», разложил ее на столе перед Верховным. Сталин молча поизучал ее и сделал вывод:

– Думаю, что драка нам предстоит серьезная.

– По нашим разведданным, товарищ Сталин, Верховное Командование вермахта сосредоточило здесь не менее девяноста дивизий, в том числе четырнадцать танковых и моторизованных, – сказал Жуков. – Кроме того, в самом Берлине формируется собственный стотысячный гарнизон.

– Да, я вижу, вашему фронту противостоят четыре армии немца, – согласился Верховный и тут же спросил: – Когда наши войска могут начать наступление?

Командующий 1-м Белорусским фронтом четко доложил:

– Не позже чем через две недели, товарищ Сталин. К этому сроку, видимо, будет готов и 1-й Украинский фронт. 2-й Белорусский фронт, по всем данным, задержится с окончательной ликвидацией противника в районе Данцига до середины апреля и не сможет начать наступление с Одера одновременно с 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами.

– Придется начать операцию, не ожидая помощи Рокоссовского. Он запоздает на неделю, – подытожил Сталин, прошел к своему столу, взял из стопки документ, протянул его своему заместителю: – Вот прочтите. Иностранный доброжелатель недалек от истины, предупреждает нас.

Когда маршал Жуков прочитал письмо до конца и вернул его Верховному, Сталин участливо спросил:

– Ну, что вы об этом скажете, товарищ Жуков?

Заместитель Верховного высказался определенно:

– Все это, по-моему, вполне возможно, товарищ Сталин.

– Думаю, что Рузвельт все же не нарушит Ялтинские договоренности, а вот Черчилль может пойти на сепаратный сговор. Само согласие пойти на контакты с немцем – это скорее всего именно его, Черчилля, инициатива.

Верховный вернул письмо на прежнее место, позвонил в Генштаб, приказал Антонову быстрее приехать в Кремль.

Когда начальник Генштаба вошел в кабинет Сталина, Верховный, остановившись у торца стола, спросил:

– Как сейчас обстоят дела у маршала Рокоссовского?

– Гдыня очищена от противника, товарищ Сталин. В ближайшие двое суток Рокоссовский надеется взять Данциг.

– Когда товарищ Василевский приступит к штурму Кенигсберга? – снова спросил Верховный.

– В сегодняшнем донесении 3-го Белорусского фронта возможный срок обозначен 3 – 4 апреля, – начальник Генштаба мельком взглянул на разложенную на столе «оперативку», подтвердил: – Да, 3 – 4 апреля, товарищ Сталин.

Ознакомив затем и начальника Генштаба с письмом иностранного доброжелателя по поводу швейцарских переговоров союзников с немецкими представителями из СС, Сталин распорядился вызвать на 1 апреля в Ставку маршала Конева с планом Берлинской операции 1-го Украинского фронта.

Победное шествие советских войск на запад продолжалось. 30 марта, когда командующий 1-м Белорусским фронтом Жуков вместе с Антоновым анализировал проект плана Берлинской операции, его войска успешно завершили операцию в районе Кюстрина. Был ликвидирован «Кюстринский выступ» войск 9-й армии Буссе. 8-я гвардейская армия Чуйкова овладела крепостью «Кюстрин».

В этот же день войска 2-го Белорусского фронта Рокоссовского завершили разгром Данцигской группировки Заукена и овладели военно-морской базой на Балтике. Войска 2-го Украинского фронта Малиновского овладели Комарно, важным опорным пунктом группы армий «Юг» на Дунае.

Командующий 1-м Украинским фронтом Конев прилетел в Москву 31 марта и сразу включился в разработку замысла Берлинской операции, а затем доложил проект плана наступления войск своего фронта со стороны Котбуса на Берлин.

Вечером 1 апреля состоялось заседание Ставки с участием членов Политбюро ЦК и ГКО. Его открыл доклад начальника Генштаба Антонова о ситуации на советско-германском фронте и у союзников. По окончании доклада Верховный обратился к Жукову и Коневу с вопросом:

– Так кто же будет брать Берлин, мы или союзники?

На него ответил маршал Конев:

– Берлин будем брать мы, товарищ Сталин, и возьмем его обязательно раньше союзников!

Верховный внешне резонно возразил:

– А как вы сумеете создать для этого ударную группировку, товарищ Конев? Ваши главные силы находятся на левом крыле фронта, а их нужно перегруппировать на правое крыло, на Котбусское направление?

– Можете быть спокойны, товарищ Сталин, – уверенно ответил маршал Конев, – командование фронта успеет провести все необходимые мероприятия и группировка для наступления на Берлин будет создана своевременно.

Командующий 1-м Белорусским фронтом Жуков также подтвердил готовность своих войск овладеть Берлином.

– Берлин надо взять в кратчайший срок, – подытожил Верховный. – Обстановка требует подготовить и осуществить Берлинскую наступательную операцию в весьма ограниченное время: начать ее не позднее 16 апреля и завершить в течение двенадцати – пятнадцати дней, до 1 мая.

В ходе уточнения плана Берлинской операции был решен и проблематичный вопрос о разграничительной линии между 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами. Заслушав мнения Жукова, Конева и Антонова, Верховный решил его по-своему. На карте общего плана операции Сталин зачеркнул ту часть разграничительной линии, которая отрезала войска 1-го Украинского фронта от Берлина, оборвав ее у Люббена, в шестидесяти километрах от столицы рейха.

Свое решение Верховный сопроводил словами:

– Кто первый ворвется, тот пусть и берет Берлин!

Военный совет 1-го Белорусского фронта представил в Генштаб два варианта плана Берлинской операции – «А» и «Б». По варианту «А» предусматривалось развернуть наступление фронтовых сил с того рубежа, который они занимали на 28 марта. Главный удар наносился с Кюстринского плацдарма силами трех общевойсковых и двух танковых армий. По варианту «Б» предполагалось первоначально осуществить ряд частных операций с целью улучшения оперативного положения войск фронта.

Поскольку основная роль в овладении Берлином отводилась Ставкой войскам 1-го Белорусского фронта, то его полоса была сужена до семидесяти пяти километров. Ставка потребовала от маршала Жукова создать на направлении главного удара артиллерийскую плотность не менее двухсот пятидесяти единиц на один километр фронта. Он был подкреплен восемью артиллерийскими дивизиями прорыва.

Главную задачу 1-го Украинского фронта маршала Конева Ставка сконцентрировала на разгроме противостоящих соединений 4-й танковой армии генерала Грезера в районе Котбуса. После ее выполнения войскам фронта, наступающим на Лукенвальде и Армсдорф, предстояло овладеть рубежом Беелитц – Виттенберг и далее по Эльбе до Дрездена. Главный удар силами пяти общевойсковых и двух танковых армий наносился из района Трибель в общем направлении на Шпремберг, Бельциг. Частью своих правофланговых сил фронт должен был содействовать войскам 1-го Белорусского фронта в овладении Берлином. В дальнейшем им предстояло наступать на Лейпциг.

На заседании Ставки 1 апреля Сталин приказал командующему 1- м Украинским фронтом разработать и такой вариант действий 3-й и 4-й гвардейских танковых армий, когда они после прорыва оборонительного рубежа на Нейсе будут обязаны нанести концентрический удар по Берлину с юга.

Хотя штурм Кенигсберга был назначен Военным советом 3-го Белорусского фронта на 6 апреля, за четверо суток до его начала фронтовая авиация и артиллерия принялись методически разрушать разведданные долговременные оборонительные сооружения Восточно-Прусской цитадели. Результаты проделанной «работы», заснятые воздушной разведкой на пленку, ежедневно тщательно анализировались маршалом Василевским, и последующие действия бомбардировочной авиации в глубине вражеской обороны строго корректировались фронтовым штабом.

Весь день 2 апреля и следующую ночь командующие 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами Жуков и Конев продолжали отработку своих фронтовых планов по Берлинской операции в соответствии с директивами Ставки. Окончательно уточнялись вопросы взаимодействия с авиацией, обеспечения боеприпасами, горючим, мостовым хозяйством. Огромной проблемой для маршала Конева стала предстоящая переброска на Котбусское направление 28-й и 31-й армий генералов Лучинского и Шафранова из состава 3-го Белорусского фронта. На рассвете 3 апреля оба командующих ударными фронтами вылетели из Москвы на передовую.

Решение командующего 1-м Белорусским фронтом маршала Жукова на Берлинскую операцию включало нанесение главного удара силами четырех общевойсковых и двух танковых армий с Кюстринского плацдарма с целью разгрома вражеской группировки, прикрывающей Берлинское направление и овладения столицей Третьего рейха. Для обеспечения успеха главной ударной группировки, по замыслу командующего фронтом, севернее и южнее ее полосы прорыва наносилось два вспомогательных удара. При общей глубине операции сто шестьдесят пять километров и ее продолжительности двенадцать – пятнадцать дней темп наступления стрелковых соединений планировался одиннадцать – четырнадцать километров.

Решение командующего 1-м Украинским фронтом Конева на Берлинскую операцию включало нанесение главного удара силами 3-й гвардейской, 13-й и 5-й гвардейской общевойсковых армий, 3-й и 4-й гвардейских танковых армий Гордова, Пухова, Жадова, Рыбалко и Лелюшенко из района Трибель в направлении Шпремберг, Бельциг с целью разгрома группы армий «Центр» Шернера в районе Котбуса и южнее Берлина, и прорыва на десятый – двенадцатый день операции к рубежу Беелитц – Виттенберг – Дрезден.

При глубине операции сто пятьдесят километров суточный темп наступления для стрелковых дивизий был установлен четырнадцать, для подвижных – тридцать километров.

Завершив Восточно-Померанскую наступательную операцию, войска Рокоссовского без всякой оперативной передышки включались в подготовку Берлинской операции. Согласно директиве Ставки, 2-му Белорусскому фронту следовало в кратчайшие сроки перегруппировать главные силы на запад, на Штеттин – Ростокское направление, и сменить группировку 1-го Белорусского фронта на исходном, одерском рубеже: Кольберг – Штеттин – Шведт.

Всего сутки назад войска наступали на восток, освобождая от врага балтийское побережье. Теперь их надо было повернуть лицом на запад и форсированным маршем преодолеть свыше трехсот километров. Это был сложный маневр войск целого фронта, аналога которому не случалось ни в одной предыдущей наступательной операции. Из-за крайне ограниченных возможностей железных дорог командованием фронта было решено перевозить эшелонами лишь тяжелую артиллерию, танки и САУ. Стрелковые соединения перебрасывались комбинированным способом, перекатом – то на колесах, то пешком.

План операции войск 2-го Белорусского фронта заключался в нанесении главного удара силами 65-й, 70-й и 49-й армий; 1-го, 8-го и 3-г о гвардейских танковых, 8-го механизированного и 3-го гвардейского кавалерийского корпусов на участке Альтдамм – Ниппервизе с дальнейшим развитием наступления в общем направлении на Нойштрелитц. На двенадцатый – пятнадцатый день операции войска фронта должны были выйти на рубеж Нойенкирхен – Деммин – Мальхин – Варен – Виттенберге.

После прорыва Одерского оборонительного рубежа и ввода в бой подвижных соединений наступление главных сил 2-го Белорусского фронта должно было развиваться в западном направлении с целью отсечения 3-й танковой армии Мантейфеля от Берлина и уничтожения ее в прибрежных районах Балтийского моря. Успешное выполнение этих задач облегчало маневр войск правого крыла 1-го Белорусского фронта, осуществлявших охват Берлина с севера.

6 апреля на Балтийском побережье установилась ясная солнечная погода. В двенадцать часов, после мощной артиллерийской подготовки, в след за огненным валом, на штурм крепостных укреплений Кёнингсберга двинулись пехота и танки 3-го Белорусского фронта. Спустя два часа во всю силу развернулась наша авиация. С запада на Кёнигсберг накатывались волны бомбардировщиков Краснознаменного Балтийского флота, с севера – 15-й, с востока – 3-й, с юга – 1-й, со всех сторон – 18-й воздушных армий.

Без малейших колебаний на штурм вражеской твердыни шли наши бесстрашные бойцы. 2-я гвардейская армия Чанчибадзе сковывала войска оперативной группы «Земланд». 5-я армия Крылова, вместе с 39-й и 43-й армиями Людникова и Белобородова, рвались к центру города с северной полусферы. С востока и юга удар наносили 50-я и 11-я армии Озерова и Галицкого.

В течение первого дня боев войска 3-го Белорусского фронта продвинулись до четырех километров, заняли и блокировали шесть фортов в северо-западной части Кёнигсберга. Было очищено от врага тринадцать прилегающих к городу-крепости населенных пунктов, перерезана железная дорога Кёнигсберг – Пиллау. Вечером 6 апреля маршал Василевский доложил в Ставку, что единой оборонительной системы восточно-прусской столицы уже не существует.

Второй день штурма цитадели оказался решающим. Враг предпринимал яростные контратаки, с участка на участок перебрасывал отряды фольксштурма, бросил в сражение последние резервы. Но все попытки остановить наши войска терпели неудачу. 7 апреля кольцо блокады города-крепости сжалось еще на четыре километра. Передовые соединения овладели тремя фортами и ста тридцатью кварталами.

Целеустремленно готовил войска к завершающей Берлинской операции Военный совет 1-го Белорусского фронта. 7 апреля завершилось трехдневное совещание и командная игра на картах и макете Берлина. В них участвовал весь начальствующий состав фронта и армий. Атмосфера в Ландсберге царила творческая. Каждый участник командной игры напряженно думал над тем, что необходимо еще предпринять, чтобы подавить противника в начале операции. Родилась идея ночной атаки с применением прожекторов.

Директивой Ставки обе гвардейские танковые армии вводились в сражение для удара по Берлину с северо-востока, на участке Бацлов – Букков, с задачей обхода его севернее. Но в процессе обсуждения этого вопроса возникли опасения за успешный прорыв главной укрепленной полосы противника на участке 8-й гвардейской армии Чуйкова, на решающем направлении фронта, в районе Зееловских высот, в двенадцати километрах от исходного переднего края.

Поздно вечером 7 апреля маршал Жуков позвонил в Ставку, обрисовал новое видение развития обстановки. Верховный Главнокомандующий задал два-три уточняющих вопроса о состоянии обороны противника и наличии у него резервов, закончил разговор словами:

– Действуйте, как считаете нужным, товарищ Жуков. Вам на месте виднее. Я согласен с выводами военного совета фронта.

Командующий 1-м Белорусским фронтом тотчас распорядился о сосредоточении 1-й гвардейской танковой армии генерал-полковника Катукова южнее Кюстрина, в полосе наступления 8-й гвардейской армии генерал-полковника Чуйкова, в тылу ее боевых порядков.

Вторая половина дня 7 апреля выдалась для Сталина исключительно напряженной. С одной стороны, он продолжал внимательно следить за развитием обстановки в Восточной Пруссии. Войска 3-го Белорусского фронта Василевского продолжали штурм Кенигсберга, прорываясь к центру города-крепости. В этот же день войска 3-го Украинского фронта, 46-я армия Петрушевского с севера и 6-я гвардейская танковая армия Кравченко с юга прорвались к Дунаю у Корнейбурга, отрезав пути отхода гарнизона Вены на запад.

Продолжался штурм Кенигсберга. Блокированный со всех сторон враг бешено сопротивлялся, контратаковал. Но в пламени и дыму пожаров, грохоте падающих железобетонных укреплений наши солдаты шли напролом. Преодолев внутренний оборонительный обвод, войска 43-й армии Белобородова очистил и северо-западную часть города. 11-я гвардейская армия Галицкого, наступая с юга, форсировала реку Прегель. Гарнизон крепости оказался рассеченным на две части, отрезанным от оперативной группы «Земланд».

Стремясь избежать напрасных жертв, 8 апреля командующий 3-м Белорусским фронтом маршал Василевский обратился к солдатам, офицерам и генералам Кенигсберга с предложением сложить оружие и сдаться. Ответа на него не последовало. Бессмысленное сопротивление продолжалось.

С утра 9 апреля на крепость обрушился огненный смерч невероятной силы. Ее громили пять тысяч орудий и минометов. Сокрушительный удар обрушили на уцелевшие укрепления полторы тысячи бомбардировщиков. Боевой дух защитников Кёнигсберга был сломлен. Началась массовая сдача гитлеровцев в плен. В конце дня сдался комендант города-крепости генерал Лаш. Он отдал приказ подчиненным частям о капитуляции. В плен было взято девяносто две тысячи уцелевших «фанатов». В их числе оказались тысяча восемьсот офицеров и четыре генерала.

Хотя важных событий к исходу 9 апреля набралось достаточно, на итоговом докладе Верховный предложил Антонову дать оценку развития ситуации на Западном фронте.

Начальник Генштаба лаконично доложил:

– Экспедиционные силы союзников, товарищ Сталин, продолжают ликвидацию крупнейшей группировки гитлеровцев в Руре. Речь идет о войсках группы армий «Б» фельдмаршала Моделя. По-видимому, в пределах ближайших семи – десяти дней судьба ее будет окончательно решена.

Верховный остановился рядом с Антоновым, вгляделся в разложенную на столе «оперативку», спросил:

– Сколько километров по прямой от Дортмунда до германской столицы, товарищ Антонов?

– С небольшим допуском четыреста километров.

– А какого суточного темпа продвижения достигли союзные армии с середины февраля?

– Темп у них невысокий, товарищ Сталин. До сих пор он не превышал пяти – семи километров.

– Но с ликвидацией группировки Моделя войска Эйзенхауэра двинутся в направлении Берлина быстрее?

– Да, товарищ Сталин, – кивнул головой Антонов.

– Нам известно что-нибудь о резервах гитлеровцев на их пути между Руром и Берлином, товарищ Антонов? – вступил в разговор маршал Ворошилов.

– Известно, Климент Ефремович, – генштабист скользнул взглядом по «оперативке»: – Вот тут, между Ганновером и Нордхаузеном, имеется группа до двух дивизий.

– С разгромом Рурской группировки путь на Берлин для союзных армий будет открыт, – как бы для себя сделал вывод Верховный и тут же добавил: – Вот почему, товарищ Антонов, войска Жукова и Конева должны начать Берлинскую операцию в директивные сроки.

– При нынешних темпах наступления, товарищ Сталин, войскам союзников понадобится не меньше месяца, чтобы дойти до Берлина, – вставил реплику нарком Берия.

Верховный бросил короткий взгляд в сторону Берии, но обратился снова к начальнику Генштаба:

– Ставка должна решить вопрос, товарищ Антонов, по 2-му Белорусскому фронту. Нельзя допустить промедления с началом наступления Рокоссовского на Росток. Взятие Кёнигсберга дает нам возможность для маневра подвижными силами. Надо определиться, что необходимо оставить Василевскому для ликвидации Земландской группы, а что перебросить Рокоссовскому. Время – наш главный союзник.

Эта весть 12 апреля озадачила всю планету. Реакция выдалась крайне противоречивой. В середине этого дня умер президент Америки Рузвельт. Умер очень не кстати, меньше месяца не дожив до полной Победы над врагом.

Вечером 13 апреля председатель СНК принял американского посла в Москве. Беседа получилась долгой. Поздоровавшись за руку, Сталин спросил Гарримана:

– Была ли смерть президента Рузвельта неожиданной?

– Да, была неожиданной, маршал Сталин, – подтвердил посол и пояснил свою мысль: – В течение последнего года президент страдал болезнью сердца. Но его личный врач, адмирал Макинтайр, говорил мне во время Ялтинской конференции, что состояние его здоровья таково: он может прожить или очень долго, или может внезапно умереть.

Дождавшись конца перевода, Гарриман добавил:

– Я думаю, маршал Сталин, что вы были, вероятно, единственным человеком в мире, который получил последнее послание Рузвельта. Кстати, я вчера также получил личную телеграмму от президента. Тон его телеграммы свидетельствовал о его бодром настроении.

– Таким образом, господин Гарриман, смерть президента наступила внезапно, – сделал вывод Сталин.

– Да, внезапно, маршал Сталин, – подтвердил американский по сол. – но я пришел к вам, полагая, что у вас возникли вопросы о положении в Америке.

– Я полагаю, господин Гарриман, что в политике Соединенных Штатов не произойдет изменений?

Американский посол солидарен с этим выводом:

– Да, я убежден, маршал Сталин, что во внешней политике Америки не произойдет изменений. Вчера я говорил господину Молотову, почему президент избрал Трумэна в качестве своего заместителя. Трумэн всегда разделял и горячо поддерживал программу президента.

– Советское правительство полагает, что Трумэн будет продолжателем дела Рузвельта. Со своей стороны Советское правительство окажет ему в этом поддержку.

– Я передам президенту Трумэну это ваше весьма важное заявление, маршал Сталин, – заявил Гарриман:

В заключение встречи Сталин сообщил американскому послу, что 13 апреля Красная Армия заняла Вену. Нужно, чтобы американцы и англичане послали своих офицеров в столицу Австрии для разграничения там зон оккупации между войсками союзников, включая Францию.

Поздно вечером 15 апреля, почти одновременно, командующие 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами маршалы Жуков и Конев доложили в Ставку о полной готовности своих войск к началу Берлинской операции.

В пять утра 16 апреля, по плану, гром артиллерийской канонады разорвал предутреннюю темноту Кюстринского плацдарма. В течение двадцати минут на боевые порядки врага обрушилось свыше полумиллиона снарядов и мин всех калибров. Бомбардировочные соединения 4-й и 16-й воздушных армий Вершинина и Руденко нанесли массированные удары по штабам противника, его артиллерийским позициям, третьей и четвертой траншеям главной полосы обороны. Оборонительные объекты в глубине, на Зееловских высотах подавлялись бомбовыми ударами 18-й воздушной армии Главного маршала авиации Голованова.

Характерной особенностью начальной фазы Берлинской операции в полосе прорыва 1-го Белорусского фронта явилось применение зенитных прожекторов для ослепления противника. Всего было задействовано сто сорок три установки. Они были расположены по фронту на удалении до двухсот метров один от другого и в полукилометре от передовой. Их ослепляющие лучи пронзали боевые порядки 9-й армии Буссе на глубину до пяти километров, выхватывая из темноты объекты атак для нашей пехоты и танков. Это была картина огромной впечатляющей силы.

В шесть пятнадцать, когда войска маршала Жукова уже перешли в наступление на участке главного удара, во всех армиях ударной группировки 1-го Украинского фронта началась сорока минутная артиллерийская подготовка. Почти четырехсоткилометровый передний край от Форста до Крнова по крыла густая дымовая завеса.

Как только артиллерийская канонада переместилась в глубину вражеской обороны, войска ударных соединений 3-й гвардейской, 13-й и 5-й гвардейской армий Гордова, Пухова и Жадова начали форсирование Нейсе. С захватом плацдармов на западном берегу саперные части тотчас приступили к наведению понтонных м остов.

В пятнадцать часов командующий 1-м Белорусским фронтом позвонил в Ставку, доложил Верховному:

– Товарищ Сталин, первая и вторая позиции обороны противника прорваны. Войска фронта продвинулись вперед до шести километров, но встретили сильное сопротивление у рубежа Зееловских высот, где уцелела оборона 9-й армии. Для усиления удара я ввел в сражение обе танковые армии. Считаю, что завтра к исходу дня войска фронта преодолеют Зееловский оборонительный рубеж.

Необычно рано 16 апреля Сталин позвонил в Генштаб и приказал Антонову каждый час докладывать ему о развитии обстановки в полосе 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов. Выслушав доклад Жукова, он сказал:

– У Конева оборона противника оказалась слабее. Его войска успешно форсировали Нейсе и продвигаются вперед без особого сопротивления. Поддержите удар своих танковых армий бомбардировочной авиацией.

Вечером Жуков отдал приказ войскам фронта: наступление продолжать в течение ночи на 17 апреля. Утром следующего дня прорвать вторую полосу обороны противника, для чего сосредоточить на участках прорыва двести пятьдесят – двести семьдесят стволов на километр фронта и провести тридцатиминутную артиллерийскую подготовку.

Практически схожим образом складывалась обстановка и в полосе наступления войск 1-го Украинского фронта. Прорвав на участке Форст – Мускау главную полосу обороны 4-й танковой армии и продвинувшись до тринадцати километров, ударная группировка достигла второй полосы обороны и завязала бои за овладение ею с контратакующей 21-й танковой дивизией противника. Поэтому задачу первого дня – пробиться на рубеж Древитц – Комптендорф – Вейсвассер – выполнить полностью не удалось.

Чтобы создать перелом в развитии операции на направлении главного удара фронта, маршал Конев приказал командующему 28-й армией Лучинскому ускорить выдвижение его дивизий в направлении Берлина вслед за 3-й гвардейской танковой армией Рыбалко.

Вечером 16 апреля Жуков вторично позвонил в Москву. Его разговор с Верховным получился взволнованным.

– Зееловские высоты, товарищ Сталин, господствуют над окружающей местностью, имеют крутые скаты по восточной полусфере и являются во всех отношениях серьезным препятствием на пути к Берлину. Раньше завтрашнего вечера этот рубеж взять не удастся, – доложил Жуков.

– Вы напрасно ввели в дело, товарищ Жуков, 1-ю гвардейскую танковую армию на участке 8-й гвардейской армии, а не на участке 3-й ударной армии, как планировала Ставка, – с укоризной сказал Верховный и тут же спросил: – Есть ли у вас уверенность, товарищ Жуков, что завтра ваши войска все-таки преодолеют Зееловский рубеж?

Уверенность не изменила маршалу Жукову:

– Завтра, 17 апреля, к исходу дня, товарищ Сталин, оборона на Зееловском рубеже будет прорвана. Считаю, что чем больше противник бросит своих резервов на этот рубеж, тем быстрее мы возьмем затем Берлин.

– Ставка готовит директивы Коневу, чтобы он двинул гвардейские танковые армии Рыбалко и Лелюшенко на Берлин с юга, и Рокоссовскому, чтобы он ускорил форсирование Одера и тоже ударил в обход Берлина с севера, – сказал Верховный. – Надо быстрее взять германскую столицу в кольцо и добить гарнизон авиацией и артиллерией.

Маршал Жуков высказал, однако, свое «особое мнение»:

– 3-я и 4-я гвардейские танковые армии Конева имеют полную возможность быстро продвигаться в направлении Лукенвальде и Потсдама и им надо поставить такую задачу, товарищ Сталин. А вот войска Рокоссовского не смогут начать наступление раньше 23 апреля, так как не имеют переправочных средств для форсирования нижнего Одера.

– Ставка поможет 2-му Белорусском у фронту такими средствами, – закончил «сердитый разговор» Верховный.

Катастрофа Германии стала фатальной неизбежностью. Кризис охватил и последнее прибежище самых благоверных сторонников Гитлера – нацистскую партию. Ее аппарат и фашистское правительство, двенадцать лет служившие орудием реакционных кругов монополистического капитала, оказались парализованными. 23 марта начальник Главного имперского управления безопасности обергруппенфюрер СС Кальтенбруннер открыто заявил рейхслейтеру Борману о полном развале нацистского аппарата.

Оперативное совещание ночью 24 марта в «фюрер-бункере» было долгим и проходило в отсутствие высших чинов вермахта. Обстановка на Западном и Восточном фронтах анализировалась Гитлером при участии их представителей, офицеров ОКВ и ОКХ, шеф-адъютанта генерала Бургдорфа, посла Хевеля, хауптберайхслейтера Цандера.

Не приняв по Западному фронту никаких решений, Гитлер предложил Цандеру представить ему все донесения по Бреслау, а затем заслушал представителя ОКХ де Мезьера о ситуации на Востоке. Хорошо изучив поведение фюрера на совещаниях, де Мезьер искусно обходил «острые места»:

– В полосе 2-й танковой армии бои на выступе южнее озера Балатон завершены. Взято сто пятьдесят пленных, мой фюрер. На фронте 6-й армии положение продолжает осложняться. Балатон-фюред был сегодня атакован, но находится прочно в наших руках. Однако русские, в наступлении которых принимают участие танки, прорвались до Папа. Веспрем – в руках противника. Восточнее Веспрема и к западу от него вдоль железной дороги выставлено охранение. В него входят силы 3-й и 4-й кавалерийских дивизий, 9-й дивизии СС, а также 3-й танковой дивизии.

– Правильно, де Мезьер, – взбодрился Гитлер, – нельзя пропускать большевиков у озера Балатон. Если они там прорвутся, то делать в Венгрии станет больше нечего.

– Такой приказ уже отдан, мой фюрер, – представитель ОКХ снова обратился к «оперативке». – У меня имеются данные о том, какие силы 1-й танковой дивизии и дивизии «Хох унд Дойчмастер» вышли из окружения. В районе Марко образовалась брешь. Позиции у Шарвара и Тюрье удерживает дивизия «Лейбштандарте», но…

Главком ОКХ прервал докладчика на полуслове:

– Никаких «но». Я требую сейчас одного: чтобы в дивизии «Лейбштандарте» и в 6-й танковой армии СС были брошены в бой все до последнего человека, где бы они ни находились. Об этом немедленно сообщите Дитриху!

– Севернее Варполоты, мой фюрер, – тоже брешь, – продолжил доклад де Мезьер. – Как далеко русские углубились в лес, еще не ясно. У Секешфехервара предпринята контратака силами 6-й танковой дивизии и 2-й дивизии СС.

– Я хочу выяснить следующее обстоятельство, де Мезьер. Несколько дней назад из Бреслау поступило донесение, будто бы русские используют при осаде чрезвычайно тяжелые боевые средства, а городу и крепости нечего им противопоставить, – Гитлер говорил медленнее обычного, не уверенно. – Далее, мне представляют дело так, будто бы невозможно переправить одновременно в Бреслау шесть тяжелых пехотных орудий и боеприпасы. Я этого не потерплю! Авиация перебросит туда и тяжелые пехотные орудия и боеприпасы к ним. Нужно всего шесть самолетов.

Представитель ОКХ смело уточнил:

– Из шести тяжелых пехотных орудий три уже переброшены прошлой ночью. Одно вышло при этом из строя, так что в боевой готовности находятся два. Остальные три должны прибыть к месту назначения сегодня.

Верховный Главнокомандующий был непреклонен:

– Передайте, фон Белан, немедленно: орудия перебросить в Бреслау во что бы то ни стало.

– Противник сосредоточивается для атаки в южной части Глогау, – продолжил доклад представитель ОКХ.

– Меня беспокоит этот участок, – сказал Гитлер. – У Глогау, де Мезьер, имеется слабая танковая группа.

– Здесь танковая группа 21-й танковой дивизии, мой фюрер, – уточнил представитель ОКХ. – По последним донесениям в ней имеется около пятидесяти танков.

– Мой фюрер, – вставил реплику шеф-адъютант Бургдорф, – Шернер хочет вывести в резерв 21-ю танковую дивизию целиком. Эти действия проблематичны.

– В район Глога у прибывают крепостные батальоны. Когда они вступят в бой, в резерв можно вывести либо 21-ю танковую дивизию, либо дивизию «Бранденбург». Это еще не выяснено, мой фюрер, – заявил де Мезьер.

– Теперь о 4-й армии, – продолжил доклад представитель ОКХ. – В течение всего дня противник вел на ее фронте атаки, каждую, мой фюрер, силами батальона или полка. Вплоть до исхода дня все атаки отбивались.

Главком ОКХ переводит взгляд на Западный фронт:

– Скажите, Брудермюллер, когда прибудут из Италии оба парашютных полка? Они уже в пути?

Представитель фельдмаршала Кессельринга доложил:

– Сейчас я этого доложить не могу. Я наведу справки.

Оперативное совещание в «фюрер-бункере» 24 марта закончилось в начале шестого ничем: никаких конкретных решений на нем Гитлером принято не было. Фронтовая обстановка между тем быстро ухудшалась.

Тревожило положение на Восточном фронте. Разорвав линию обороны 2-й армии Заукена у Сопота, русские продолжали атаковать ее позиции в предместьях Гдыни и Данцига. 25 марта войска Рокоссовского овладели Оливой. Лишь мощный заградительный огонь корабельной артиллерии помог устоять в этот день гарнизону Гдыни.

Тяжелыми выдались события в полосе обороны 9-й армии Буссе на Одере. Отбив атаки ее дивизий вблизи Одерских плацдармов, войска Жукова сами перешли в наступление с целью перерезать «питательное горлышко» крепости «Кюстрин» и расширить левобережные плацдармы.

Глубокий кризис разрастался в полосе обороны группы армий «Юг» Велера. В течение одних суток подверглась разгрому Эстергомская группировка. Русские овладели ключевыми опорными пунктами – Банска-Бистрица и Варошлед, устремились к Братиславе и Вене.

Гитлер устроил подлинный допрос начальнику Генштаба ОКХ. Почему не удался контрудар 9-й армии на Одере и положение крепости «Кюстрин» осложнилось? Почему потерпела поражение 6-я танковая армия СС у Балатона? Почему медленно передислоцируются в районы Миттенвальде и Пассова моторизованные дивизии 3-й танковой армии? Почему до сих пор не переброшена на Котбусское направление 1-я парашютная танковая дивизия «Герман Геринг»?

Гудериан отбивался изо всех сил и на все поставленные вопросы по Восточному фронту ответил фюреру вполне убедительно. Но он не смог ответить на его «политические вопросы»: «Кто уполномочил начальника Генштаба ОКХ вести разговоры о бесполезности сопротивления на Западном фронте?» Только он, Гитлер, но ни Риббентроп, ни Шпеер, может найти политический выход из войны. На высокой ноте Гитлер бросил ошарашенному начальнику Генштаба ОКХ: «Ваше здоровье, Гудериан, надломилось и требует немедленного лечения!»… Это была отставка.

Тяжелые поражения на подступах к Кенигсбергу и у Данцигской бухты, утрата Зорау, Лослау, Кишбера и Тета 26 и 27 марта на правом фланге ускорили поиск преемника генерал-полковнику Гудериану. 28 марта на эту должность, по предложению генерала Бургдорфа, был назначен генерал Кребс.

Трагический финал стремительно приближался.

На какое-то время Гитлер предстал перед Йодлем в прежней своей неотразимости. Он метал громы и молнии, обвинял всех и вся в предательстве. Нервно передвигаясь взад-вперед по малому конференц-залу, фюрер не волочил ноги, у него на какое-то время перестали трястись руки. Болезненное состояние Гитлера выдавали лишь кровяные глаза, которые вылезали из орбит, а так же истошные визгливые заклинания. Порой он старался перекричать самого себя.

– Если блокирование группы армий «Б» в Руре допущено по вине Моделя, то его следует отстранить от командования! Запросите Кессельринга, и я тотчас отдам приказ. Я не могу понять, чтобы триста тысяч наших войск не могли остановить прорыв англосаксов в Руре! Подготовьте мой категорический приказ, Йодль, чтобы Модель нанес контрудары по их войскам у Эссена и Марбурга. Вермахт всегда был сильнее и англичан и американцев. Мы должны нанести англосаксам поражение в Руре! Я буду непреклонен!

Начальник штаба Оперативного руководства ОКВ достаточно изучил «повадки фюрера» и в дни побед и в дни поражений. Вывод для себя сделал однозначный – не торопиться с возражениями. И на этот раз Йодль переждал приступ крайней экзальтации Главкома ОКХ и, лишь когда Гитлер умолк, бесстрастно возразил:

– Мой фюрер, Кессельринг менее недели находится в командовании группировкой войск на Западе. Ему трудно в короткий срок овладеть обстановкой, тем более в условиях наступления противника на широком фронте. При господстве в воздухе англосаксам удалось навязать Моделю свой план действий. «Линия Зигфрида» позади, и поэтому…

Гитлер притормозил посреди комнаты, занес над собой кулаки, прервал «главного оператора» ОКВна полуслове:

– Так и «линия Зигфрида» оказалась позади, Йодль. А ведь я приказывал удерживать ее до конца! Против русских Модель действовал удачливее: Как все переменилось.

– В разных операциях, мой фюрер, и в России получалось по разному, – высказался «генштабист». – Модель любил наступать, имея большое превосходство в силах.

– Так было только в сорок первом, а дальше все в России пошло, Йодль, наперекосяк, – сразу смирился фюрер.

Тут Йодль посчитал момент подходящим, чтобы высказать хоть что-то конструктивное:

– Мой фюрер, без участия авиации ни Моделю в Руре, ни Кессельрингу не стабилизировать ситуацию на Западе.

– Но Геринг деморализован бомбардировками англосаксов и большевиков и не в силах переломить ситуацию. Он ссылается на нехватку горючего, – Гитлер опустил кулаки, ссутулился, уныло добавил: – Все мои усилия удержать венгерские нефтепромыслы пошли прахом. А теперь со всех сторон сыплются стенания: «Не хватает горючего!»

Сдав группу армий «Висла» Хейнрици, Гиммлер развернулся на дипломатическом фронте. 2 апреля в Хоэнлюене он вновь встретился с графом Бернадоттом. Развязка при ближалась, и «неистовый Генрих» поставил перед «надежным связным» кардинальный вопрос: «Может ли он связаться с Черчиллем и Эйзенхауэром, чтобы выяснить их отношение к возможности капитуляции немецких войск на Западе?»

Для ускорения переговоров Гиммлер выразил готовность направить в штаб Эйзенхауэра обергруппенфюрера СС Шелленберга и своего шеф-лекаря Керстена.

Так получилось, что, прибыв в Хоэнлюен с конкретным «узким вопросом» о капитуляции перед англичанами гитлеровских войск в Норвегии и Дании, шведский связной получил от немецкой стороны радикальную программу прекращения военных действий на всем Западном фронте.

Граф Бернадотт заявил Гиммлеру: «Поскольку обсуждение программы немецкой стороны должно носить серьезный характер, то руководители западных стран могут приступить к нему только тогда, если „шеф СС“ публично объявит, что именно он является наследником Гитлера и готов впредь выполнять его функции».

Послеобеденный доклад начальника Генштаба ОКХ Кребса 3 апреля касался в основном Берлинского направления. Приказ Гитлера о создании необходимых резервов на подступах к столице рейха успешно выполнялся. Это вселяло определенные надежды. С первой линии обороны выведены все подвижные соединения. В полосе наступления войск Жукова во второй эшелон перешли 25-я моторизованная дивизия и моторизованная дивизия «Курмарк». В поло се наступления войск Конева – 10-я танковая дивизия СС «Фрумсберг», танковая дивизия «охраны фюрера», 1-я парашютная танковая дивизия «Герман Геринг», а также 16-я, 17-я и 21-я танковые дивизии.

– Значит, в тылу 46-го танкового корпуса в районе Миттенвальде – Пассов, Кребс, уже сосредоточены 23-я моторизованная дивизия СС «Нидерланды» и 11-я моторизованная дивизия СС «Норланд»? – Гитлер оторвал взгляд от «оперативки», искоса посмотрел на генерала Кребса.

– Да, это так, мой фюрер! – отчеканил Кребс.

– 9-я армия имеет в резерве пять дивизий, из них три моторизованных и одну танковую, – фюрер сказал это как бы про себя, ни к кому персонально не обращаясь.

– Генерал Буссе, мой фюрер, расположил их очень предусмотрительно, – продолжил доклад Кребс. – Все дивизии сгруппированы на левом фланге его войск в районах Эберсвальде, Бернау, Лойенберга, Зеелова и Максдорфа, усиливая оборону Берлина по восточной полусфере.

– Но пяти дивизий для прикрытия столь протяженного участка на главном на правлении не достаточно, Кребс? – взгляд фюрера застыл на ладной фигуре «генштабиста».

– Этого недостаточно, но это не все, мой фюрер, – согласился Кребс и тут же сообщил: – 9-я армия усиливается, кроме того, четырьмя фольксартиллерийскими корпусами, тремя бригадами штурмовых орудий, минометной бригадой, двумя зенитными дивизиями, тремя танковыми батальонами и пятью противотанковыми дивизионами.

– И что же, Кребс, все перечисленные войска уже находятся на исходных позициях?

– Этот план будет реализован до 10 апреля, мой фюрер. На сегодня он выполнен лишь наполовину.

– Вот это совсем другое дело, – бросил Гитлер и снова принялся «ползать» по крупномасштабной карте.

Йодль тут же дополнил доклад Кребса:

– Наши оперативные резервы на Франкфуртском участке включают, мой фюрер, еще восемь дивизий. Они сосредоточены в районах Фюрстенвальде, Бансдорфа и Беркенбрюка. Продолжается пополнение их людьми и техникой.

– До середины апреля, мой фюрер, в Берлине будет сформировано свыше двухсот батальонов фольксштурма, – бросил реплику Геббельс. – Мы превратим столицу рейха в неприступную крепость с Кюстринского направления!

– Но танки большевиков, Геббельс, по стараются взять Берлин в клещи, – парировал в ответ Гитлер. – Они, наверное, прорвутся к Кетцену или Бранденбургу.

– Мой фюрер, столь крупные резервы групп армий «Висла» и «Центр» для того и создаются, чтобы в любой момент ударить по флангам войск Жукова, – указка Йодля двинулась от Либенвальде и Трейенбритцена на Берлин.

– Но у меня нет полной уверенности, Йодль, в том, что войска Хейнрици удержат Одерский рубеж обороны, – возразил Главком ОКХ. – Форсировав Одер, Рокоссовский отрежет от центра все Балтийское побережье.

– К тому же, мой фюрер, танковые армии Рокоссовского также смогут принять участие в блокировании Берлина с северо-запада, – снова вступил в дискуссию Кребс.

– Смогут, Кребс, если Хейнриции Буссе нарушат мой приказ и отступят с занимаемых позиций, как это произошло недавно у Данцига. Заукен должен сполна ответить за свои трусливые действия и сдачу неприступной крепости.

Положение, однако, с каждым днем становилось все хуже. Потеря Гдыни и Данцига поставила остатки 2-й и 4-й армий в безнадежное положение. Вместе с тысячами беженцев они укрылись в дельте Вислы на узкой прибрежной полосе, переходящей на востоке в косу Фрише-Нерунг.

Вечернее донесение командующего группой армий «Юг» Велера за 4 апреля о захвате русскими Братиславы и прорыве войск Малиновского в предместья Вены повергло Гитлера в крайнее возбуждение. Не порадовал Главную Ставку вермахта и следующий день. Наступая вдоль берега Дуная, войска Толбухина прорвались на подступы к Санкт-Пельтену и перерезали шоссе Вена – Линц. Возникла угроза прорыва русских в Южную Германию, к Нюрнбергу и Мюнхену…

В полдень 6 апреля, спустя всего несколько часов после перехода русских в наступление на защитные бастионы Кёнигсберга, комендант гарнизона генерал Лаш обратился к Гитлеру с просьбой разрешить его войскам предпринять прорыв на запад, к заливу Фришес-Хафф. Главком ОКХ гневно обрушился на «ходатая» с упреками в трусости, приказал держаться до последнего, заверил, что гарнизону Кёнигсберга будет оказана немедленная помощь авиацией. Он выразил уверенность, что при фанатической стойкости защитников Восточно-Прусской столицы и умелом руководстве русским никогда не овладеть «Балтийской твердыней».

На оперативном совещании вечером 6 апреля, выслушав донесение о тяжелых боях в Кёнигсберге и Вене, Гитлер прервал доклад Кребса вдохновляющей тирадой:

– Надо просто продержаться, Кребс. На Востоке можно еще, по крайней мере, два месяца оказывать сопротивление русским. За это время дело дойдет до разрыва коалиции между большевиками и англосаксами. Кто из них раньше обратится ко мне, с тем я и заключу союз против другого!

К исходу 8 апреля гарнизон Кёнигсберга оказался рассеченным надвое, лишился единого управления. На отсечных позициях в центре свирепствовали эсэсовские заслоны, которые убивали на месте всех отступающих.

Вечером 8 апреля в «фюрер-бункере» появился командующий группой армий «Центр» Шернер. Гитлер постарался быть любезным и начал диалог здравицей в честь гостя:

– Вы, Шернер, всегда лояльно воспринимали мои решения, и я без колебаний доверял вам важнейшие участки Восточного фронта. В основном вы оправдывали мои надежды. И вот пришло время, когда кризис последних месяцев достиг апогея. Битва за Берлин должна решить все. Здесь сконцентрированы сейчас все наши лучшие силы. Ценой невосполнимых потерь большевики приблизились к столице рейха, но здесь надо положить конец всем их надеждам.

Гитлер сделал паузу и продолжил свой монолог:

– Кроме того, Шернер, отношения в лагере наших противников обострились донельзя. Их коалиция находится на грани развала, и нам надо воспользоваться подвернувшейся возможностью, чтобы поссорить союзников окончательно. Русские не удовлетворятся той территорией, что они успели захватить к этому дню. По тем данным, которыми я располагаю, в ближайшее время большевики поспешат прибрать к рукам протекторат Чехию и Моравию, а также овладеть Австрией. На группу армий «Центр», Шернер, выпадает поэтому главная обязанность – во что бы то ни стало отразить нависшую угрозу. Я передаю вам свой главный резерв на Восточном фронте. Это пять танковых дивизий. Держитесь, Шернер. Я произвожу вас в «генерал-фельдмаршалы»!

Командующий группой армий «Центр» щелкнул каблуками и удалился из «фюрер-бункера». До крушения его обороны на Нейсенском рубеже оставалась всего одна неделя.

Вечером 9 апреля Геббельс сообщил фюреру самую неприятную весть – пал Кёнигсберг! Гитлер был вне себя от ярости. Он заочно приговорил коменданта крепости генерала Лаша к смертной казни, его семью приказал бросить в концлагерь. Гаулейтер Восточной Пруссии Кох на «физелер-шторхе» бежал на Земландский полуостров и дал обещание сражаться там и на косе Фрише-Нерунг до конца.

Телеграмма Коха на имя рейхсканцлера о причинах падения Кёнигсберга, поступившая в Берлин 10 апреля, была воспринята в «фюрер-бункере» однозначно – это предательство. Командующий 4-й армией генерал Мюллер, допустивший быстрое падение Кенигсберга, лишился своей должности. Остатки всех немецких войск в дельте Вислы и в Восточной Пруссии возглавил генерал Заукен [3], командовавший до того Данцигской группировкой.

Впервые со времени назначения в конце марта «досталось» новому начальнику Генштаба ОКХ Кребсу. Гитлер выговорил ему за отступления от требований его приказа об обороне «городов-крепостей». Тут же фюрер поручил начальнику штаба ОКВ Кейтелю немедленно подтвердить положения того приказа, распространив строгие карательные меры за отступления от него на гражданских должностных лиц, пораженчески влияющих на военных.

Стремительно деградировал правый фланг Восточного фронта. Шаг за шагом войска группы армий «Юг» Велера утрачивали свои позиции на Среднем Дунае. Начальник Генштаба ОКХ Кребс всячески скрашивал сложившуюся ситуацию в районе Вены. На оперативном совещании 10 апреля он все еще доказывал фюреру, что подрыв всех мостов через Дунай в городских пределах не позволит русским овладеть столицей Австрии до конца апреля. Кребс сознательно утаил от Гитлера тот факт, что именно в этот день войска 3-го Украинского фронта Толбухина уже выбили гарнизонные эсэсовские части из центрального и южного районов Вены.

Бурные дебаты на оперативном совещании 11 апреля о плане дальнейших действий в канун решающего наступления большевиков на Одере вынудили Главкома ОКХ отдать приказ, согласно которому из-за перспективы затруднения работы центрального руководства предусматривалось создание двух командных штабов: «А» – Север, «Б» – Юг.

В начале второй декады апреля в окрестностях столицы рейха продолжалось спешное формирование резервов ОКВ для обороны Берлина. На оперативном совещании в «фюрер-бункере» неделю назад Главком ВВС рейхсмаршал Геринг пообещал выделить для этой цели сто тысяч человек, рейхсфюрер СС Гиммлер – двенадцать тысяч эсэсовцев, Главком ВМФ – гросс-адмирал Дениц – шесть тысяч моряков. Гитлер приказал сформировать из них двенадцать дивизий и с их помощью защитить столицу.

Начальник Генштаба ОКХ Кребс ежедневно докладывал Верховному Главнокомандующему о ходе формирования на Эльбе, близ Дессау-Виттенберг, 12-й армии генерала Венка. В ее состав был передан персонал офицерских школ и молодежь из «трудовых лагерей». Сразу же было решено, что семь ее дивизий – танковая дивизия «Клаузевиц», моторизованная дивизия «Шлагетер» и пехотные дивизии «Потсдам», «Шарнхорст», «Ульрих фон Гуттен», «Фридрих Людвиг Ян» и «Теодор Кернер» также составят резерв ОКВ.

Продолжалось прочесывание тылов. Гаулейтеры земель «Бранденбург» и «Померания» получили исчерпывающий приказ рейхс-канцлера немедленно мобилизовать для Восточного фронта по сто батальонов фольксштурма. Было выпущено обращение к женщинам и девушкам Германии – вступать в организацию вспомогательной службы для фольксштурма. Группенфюрер СС Юттер приступил, по заданию Главной Ставки, к созданию в тылу группы армий «Висла» заградительных отрядов – «хайматвер».

В полдень 12 апреля Гитлер одобрил сообщение ОКВ, подписанное фельдмаршалом Кейтелем, рейхсфюрером СС Гиммлером и «партайгеноссе» Борманом. Оно гласило:

«Верховное Главнокомандование объявляет:

Города – важные узлы коммуникаций. Поэтому они должны обороняться и удерживаться до последнего патрона, невзирая ни на какие угрозы, которые передаются парламентерами или по вражескому радио. Личная ответственность за выполнение этого приказа возлагается на военных комендантов, назначенных в каждом городе. За невыполнение этой обязанности они будут приговорены к смертной казни. Такая же участь постигнет всех гражданских должностных лиц, которые попытаются отговорить военных комендантов от выполнения этой обязанности. Исключения из этого правила обороны городов могут быть установлены только Верховным Главнокомандованием вооруженных сил».

По приказу имперского комиссара обороны столицы Геббельса сотни тысяч берлинцев продолжали сооружение трех линий укреплений. Внешний оборонительный обвод проходил в двадцати пяти километрах от центра города по берегам рек и озер. Стержнем его стали крупные населенные пункты, превращенные в узлы сопротивления. Вторая, наиболее мощная линия укреплений, опиралась на окружную железную дорогу. В самом Берлине повсюду были сооружены железобетонные противотанковые препятствия и проволочные заграждения. Центральные городские улицы были сплошь перекрыты баррикадами. Четыреста бункеров, оснащенных противотанковой и зенитной артиллерией, прикрывали подступы к центру Берлина, где находились государственные и административные учреждения страны.

ОКВ сосредоточило в районе Берлина мощную войсковую группировку в составе шести танковых, девяти моторизованных и сорока восьми пехотных дивизий. В столице было сформировано свыше двухсот батальонов фольксштурма. Общая численность гарнизона Берлина превышала двести тысяч человек. С воздуха Берлин прикрывали две тысячи боевых самолетов, в том числе сто двадцать реактивных истребителей «Мессершмитт» Ме-262, а также свыше шестисот зенитных орудий, тысячи пулеметных установок.

Министерство пропаганды изготовило и развесило на улицах Берлина хлесткие призывные плакаты: «Большевизм стоит перед решающим поражением в своей истории», «На Одере решается судьба всей Европы», «Кто верит фюреру, тот верит в победу». Над войсками 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов ежедневно разбрасывались тысячи листовок: «От Берлина вы недалеко, но в Берлине вы не будете. В Берлине каждый дом стал неприступной крепостью. Против вас будет бороться каждый немец»; «Мы тоже были у стен Москвы и в Сталинграде, но их не взяли. Не возьмете и вы Берлин, а получите здесь такой удар, что и костей не соберете. Наш фюрер имеет огромные людские резервы и секретное оружие, которое он берег для того, что бы на немецкой земле уничтожить Красную Армию».

В полдень 13 апреля Геббельс посетил штаб 9-й армии Буссе и выступил перед офицерским составом с речью. В ней имперский комиссар обороны Берлина провел историческую параллель: «За свое стойкое поведение король Пруссии Фридрих Второй был вознагражден смертью злейшего врага – российской императрицы Елизаветы, а взошедший после нее на престол Петр III, гольштинский принц, заключил с Пруссией мирный договор и спас ее от разгрома».

Один из слушателей спросил оратора: «То было в 1762 году, а на смерть какой „императрицы“ следует рассчитывать Германии в апреле сорок пятого?» Геббельс измерил любознательного офицера презрительным взглядом, но на вопрос не ответил. А вечером, вернувшись в столицу и узнав о смерти президента Рузвельта, позвонил в штаб 9-й армии: «Чудо, генерал Буссе, свершилось. Императрица умерла!»

В «фюрер-бункере» смерть американского президента была воспринята в качестве «мистического подарка судьбы». Геббельс встретился с Гитлером и торжествующим тоном объявил: «Мой фюрер! Я поздравляю вас: умер Рузвельт! Расположение звезд говорит, что вторая половина апреля станет в судьбе Германии поворотным пунктом. Сегодня пятница, 13 апреля. Это и есть поворотный пункт!»

Гитлер немедленно сообщил по телефону сенсационную новость рейхсфюреру СС Гиммлеру, гросс-адмиралу Деницу, фельдмаршалам Кессельрингу и Шернеру, находящимся за пределами Берлина. Сам, в ответ, тоже услышал от них горячие поздравления, в которых теплилась прочная надежда на благоприятные перемены и в политике и на фронтах.

Начальник Генштаба ОКХ Кребс доложил в этот день удручающие факты: «Русские приступили к решительным действиям с целью разгрома оперативной группы „Земланд“, отклонившей ультиматум о капитуляции. Войска маршала Толбухина захватили Вену и продолжают наступление в направлении родного города фюрера Линца. Воздушной разведкой групп армий „Висла“ и „Центр“ зафиксирована повышенная активность русских на железных дорогах, причем большинство эшелонов уходило на восток порожняком».

В одночасье все видимые и скрытые угрозы отошли для Главной Ставки на второй план. Здесь царило безмятежное оживление. На все лады варьировалась злободневная тема: в какой мере смерть Рузвельта изменит позицию западных стран в отношении Германии и лично Гитлера. Планы рейхсканцлера, однако, простирались намного дальше. Он продолжал считать, что рейх во главе с ним располагает еще свободой политического маневра. Поэтому после неминуемого раскола союзников он будет иметь возможность присоединиться к той из сторон, которая предложит лучшие условия. Он даже порывался приостановить действие своего приказа от 19 марта «О выжженной земле», поскольку выполнение его лишило бы в будущем немецкий народ материальных основ для дальнейшего существования.

Двадцатиминутный огневой налет 14 апреля по всей линии соприкосновения был воспринят командующим 9-й армией Буссе как начало ожидаемого большого наступления русских. Но отбив в основном атакующие действия разведывательных батальонов с Кюстринского плацдарма, он вечером торжественно доложил в Главную Ставку, что попытки большевиков прорвать оборону его войск сорваны. Повторение их в ближайшие дни полностью исключено.

Но 15 апреля атаки русских повторились с еще большим размахом и настойчивостью. Гитлер воспринял доклад Кребса о «тактических вклинениях» русских в этот день у Ной-Левина, Лечина, Вербига, Вейнберга, а также на Котбусском направлении с тревогой, потребовал повсеместно восстановить переднюю линию обороны, подтянуть резервы на вторую полосу, чтобы исключить любые неожиданности.

Вечером 15 апреля фюрер обратился со специальным воззванием к «восточным бойцам». В нем он преувеличивал свои силы, призывал мужчин к защите своих жен и детей, предупреждал против предателей, ставил отражение последнего натиска с Востока в зависимость от выполнения фронтом своего долга. Он требовал расстреливать на месте каждого, кто осмелится отойти или отдать приказ на отход. Семьи тех солдат и офицеров, которые сдадутся в плен большевикам, будут репрессированы. Гитлер выражал надежду на то, что большевистский натиск будет потоплен в море крови и приведет к коренному перелому в войне.

Генштаб ОКХ ночью 16 апреля еще не успел передать текст специального воззвания фюрера в штабы групп армий «Висла» и «Центр», когда разом центральный участок Восточного фронта содрогнулся от громоподобной артиллерийской канонады. Бетонные казематы Цоссена тот час на полнились перезвоном телефонных аппаратов. Донесения не отличались разнообразием: подобного ада на переднем крае еще не бывало. Опорные пункты второй и третьей полос обороны жестоко бомбит авиация большевиков!

После долгого оперативного совещания накануне, затянувшегося за полночь, никто не решился разбудить фюрера и доложить о начале наступления русских на Одере и Нейсе. Срочно перебросив все наличные резервы группы армий «Висла» на вторую полосу обороны 9-й армии, Хейнрици посчитал эти действия достаточными для того, чтобы отбить очередной натиск войск Жукова. Менее благодушно был настроен командующий группой армий «Центр» Шернер. Войска 4-й танковой армии Грезера при утреннем ударе войск Конева на Нейсе не устояли и южнее Форста начали беспорядочный отход в направлении Котбуса.

До полудня не терял самообладания и Гитлер. Выслуша в донесение генерала Кребса об ожесточенных боях в полосе обороны 9-й и 4-й танковой армий, он вызвал в «фюрер-бункер» начальника штаба ВВС Коллера и приказал ему пустить в ход последнее «секретное оружие» рейха. Приказ Верховного Главнокомандующего был тот час исполнен. Шестнадцать до отказа нагруженных взрывчаткой «Хейнкелей» с немецкими «камикадзе» на борту стартовали в направлении Восточного фронта, чтобы разрушить переправы советских войск через Одер севернее и южнее Кюстрина. До целей долетела только половина «смертников». Остальные были уничтожены истребителями русских над Зееловскими позициями и взорвались в расположении войск Буссе.

К исходу 16 апреля обстановка на Восточном фронте стала приобретать все более угрожающий характер. Прорыв русских на участке обороны дивизии «Берлин» у Ной-Левина создал угрозы для охвата 56-го танкового корпуса Вейдлинга южнее. В их боевых порядках появились 1-я и 2-я гвардейские танковые армии Катукова и Богданова. С их помощью войска Жукова прорвали оборону 303-й пехотной дивизии у Дольгелина и устремились к Эггерсдорфу.

Катастрофическая ситуация назревала на Нейсенском рубеже. Прорвав оборону 4-й танковой армии Грезера одновременно в нескольких местах, южнее Форста, войска Конева развивали прорыв не в направлении Дрездена, как предполагал Гитлер, а в направлении Котбуса, к Шпрее, чтобы нанести удар на Берлин с юга!

Начальник Генштаба ОКХ Кребс умолк. Тягостное молчание прервал вездесущий Геббельс:

– Мой фюрер! Ваш приказ о непроходимости Одерского рубежа обороны проигнорирован командующим группой армий «Висла». Если не принять срочных мер, нас ждет неминуемая катастрофа. Вы же видите, куда нацелен главный удар большевиков, и они этот шанс не…

Гитлер не позволил Геббельсу закончить мрачные причитания. Он с напряжением оперся на ослабевшие дрожащие руки, чуть выпрямил сутулый корпус, жестко спросил:

– Что конкретно вы предлагаете, Геббельс? Время красивых речей прошло. Пришло время срочных действий.

– Я предлагаю, мой фюрер, презреть все опасности и применить против большевиков отравляющие вещества. Только они в состоянии теперь остановить красных и нанести им поражение под Берлином. Я уже вносил такое предложение раньше, но в феврале вы сочли его преждевременным, – отчеканил «верный Йозеф».

– Какие отравляющие вещества вы предлагаете применить на Одере, Геббельс? – в голосе Гитлера прозвучала не то ирония, не то не уверенность.

– «Табун» и «Зарин», мой фюрер!

– Ваша решимость, Геббельс, как всегда импонирует мне, но нельзя сбрасывать со счетов тот очевидный факт, что большевики обеспечили подавляющее превосходство в авиации. Москва немедленно задушит Берлинский гарнизон и нас с вами этими же газами. Международное сообщество осудит наши действия и оправдает действия Сталина.

Дебаты в «фюрер-бункере» вновь затянулись допоздна, но Гитлер не стал отменять ранее отданные приказы и потребовал удерживать Одерский рубеж до конца.