Битва ставок. Великое противостояние. 1941-1945

ФЕЛЬДМАРШАЛ ФОН БОК НАЧИНАЕТ И…

Весь итоговый день марта Гитлер посвятил выяснению обстановки в полосе обороны группы армий «Центр». С этой целью Клюге и Модель были вызваны в «Вольфшанце». Скорее всего, фюрера вывел из себя «непреклонный Модель», вдруг изменивший свои наступательные планы. Вместо согласованного три недели назад в Главной Ставке удара 23-го армейского корпуса на Осташков командующий 9-й армией предложил заменить его ударом на Нелидово. Доводы Моделя звучали убедительно. Весенняя распутица не позволяет наступать по бездорожью, да и ударный кулак получился маломощным, чтобы пробиться до озера Селигер.

Командующий группой армий «Центр» занял по этому вопросу неприступную позицию – у него нет в резерве даже двух-трех пехотных дивизий для подкрепления 9-й армии. Изъять силы у других армий он не может, поскольку все они с конца января сражаются в полумешке и с трудом сдерживают русских, непрерывно атакующих немецкие позиции в районах Сычевки, Медыни и Кирова.

Начальник Генштаба ОКХ Гальдер занимал промежуточную позицию. Идею операции «Наводка моста» он поддерживал. Но ее исполнение относил на лето, когда определится успех войск генерала Зейдлица по деблокаде 2-го армейского корпуса генерала Эйке в «крепости Демянск». Начальник Генштаба ОКХ не исключал активного участия в этой операции войск оперативной группировки генерала Цорна.

Перед Гитлером встала дилемма: либо подтвердить прежнее решение и позволить генерал-полковнику Моделю наступать на Осташков, либо заморозить на время существующую диспозицию войск группы армий «Центр».

С одной стороны, фюрер четко усвоил, что при имеющихся силах Модель сам не уверен в том, что ему удастся достигнуть Селигера. С другой, он согласился с опасениями фон Клюге по ситуации вблизи Ярцево. Там нависала опасность над главной коммуникацией центральной группировки – шоссейной и железной дорогами Смоленск – Вязьма. В конце концов, пришлось принять компромиссное решение и ограничить усилия 9-й армии на Ржевском участке фронта.

Конечно, и в начале апреля ОКВ беспокоила ситуация в полосе обороны группы армий «Север». Кстати, теперь тут больше подходило сочетание «в полосе наступления», потому что фон Кюхлер каждый свой разговор с Гитлером начинал с доклада об успехах то 18-й армии Линдемана у Любани, то 16-й армии Буша у Старой Руссы. Оперативная группа генерала Цорна укрепила северный обвод кольца «крепости Демянск», но уверенности в прочности «всего сооружения» не было.

В полдень 10 апреля в «Асканию» позвонил Клейст. Командарм 1-й танковой сообщил Гальдеру, что перед его фронтом продолжается оживленное передвижение противника. Он предположил, что с плацдарма Барвенковского выступа маршал Тимошенко готовит крупную наступательную операцию. Осторожный фон Клейст просил начальника Генштаба ОКХ, чтобы «Аскания» предусмотрела участие в отражении этой угрозы хотя бы одной штурмовой авиадивизии из состава 4-го воздушного флота генерал-полковника фон Рихтгофена.

Будто снежный ком, нарастали тревоги в войсковом стане фельдмаршала Клюге. Прорыв русских в полосе обороны 9-й армии разрастался вглубь и вширь. «Железный Модель» требовал от войск фанатичной стойкости, но его приказы не выполнялись. Начальник армейского штаба генерал Кребс буквально разрывался, улаживая то один, то другой конфликт с командирами дивизий и корпусов.

Генерал Хойзингер с удовольствием принял поручение начальника Генштаба ОКХ вылететь вместо него на совещание в штаб-квартиру группы армий «Центр». Последний раз он был в Красном Бору вместе с фельдмаршалом Браухичем в октябре сорок первого, в разгар операции «Тайфун». Ситуация тогда выглядела намного проще. Войска Бока рвались к Москве, и требовалось лишь поддерживать их устойчивое боепитание и высокий психологический настрой. Теперь, спустя пять месяцев, в полосе действий войск Клюге наличествовала совсем другая оперативная ситуация.

Так получилось, что ключевой проблемой на совещании стал вопрос о возможных действиях 9-й армии Моделя. Тот рвался наступать, предлагая на выбор различные направления – на Торопец или на Осташков, а возможно, и на Калинин. Вызывающее поведение командарма 9-й напоминало Хойзингеру схожие демарши Гудериана, когда 2-я танковая армия достигла Тулы и захват оружейных арсеналов России казался ее командующему делом двух или трех ближайших дней.

– Господин фельдмаршал, я руководствуюсь трезвым расчетом на внезапность, а также приказом фюрера, обязывающим меня к активным действиям, – монокль Моделя блеснул лучиком отраженного им света.

– Но у группы армий, Модель, нет резервов, – парировал командующий группой армий «Центр».

– А я не могу наступать без свежих подкреплений! – повысил голос ретивый командующий 9-й армией.

Фельдмаршал Клюге ответил тем же:

– Вам не хуже меня известна, Модель, та плачевная ситуация, которая даже не позволяет нам сманеврировать наличными силами. Странно, но группа армий «Центр» не имеет в наличии пассивных участков!

Командующий 9-й армией снова не согласился:

– Господин фельдмаршал, в пассиве вся 2-я армия Вейхса!

– Этот вопрос окончательно решен фюрером и фельдмаршалом Боком, и я не имею права его перерешать, учитывая концепцию летнего плана, – повысив голос, отрешенно бросил в ответ фельдмаршал Клюге.

– Будет лучше, господин фельдмаршал, – командарм 9-й повернулся в сторону генерала Хойзингера, – если это наше общее предложение обоснует перед Верховным Главнокомандующим представитель Генштаба сухопутных войск.

«Генштабист» не сдержался, уклончиво возразил:

– Господа генералы! Вы переоцениваете мои возможности. Да и фронтовая обстановка претерпела в последние три месяца разительные перемены. Мы до конца еще не смогли восстановить свои наступательные возможности ни под Петербургом, ни на Московском направлении, ни в Крыму.

Предложение Моделя о возвращении 2-й армии в группу армий «Центр» прозвучало впервые. Крутой реверанс на север части сил с Курского направления группы армий «Юг» еще требовал всестороннего анализа.

Вопрос этот дальнейшего развития не получил, ибо генерал Грейфенберг напомнил присутствующим, что предложение командующего 9-й армией противоречит замыслу директивы ОКВ № 41. 2-й армии фон Вейхса предписана важная роль в операции «Блау», и фюрер не допустит никаких корректировок утвержденного плана.

Гитлер упорно игнорировал все «антипоказатели наступления» и «непреклонным цугом» вкупе с фельдмаршалом Кейтелем и генералом Йодлем форсировал под готовку стратегической операции. Наряду с главным направлением, отрабатывались задачи вспомогательных групп армий.

Ситуация в центре Восточного фронта обсуждалась на оперативном совещании 11 апреля. На нем Гитлер принял решения: никаких наступательных действий впредь не предпринимать; стабилизировать ситуацию в полосе обороны 9-й и 4-й армий близ Оленино и южнее Спас-Деменска.

Полдня 13 апреля фюрер анализировал ситуацию в группе армий «Север». В Главную Ставку был вызван с докладом Кюхлер. Свежих идей не прозвучало. Решение предложил Йодль: «Блокаду Петербурга ужесточить; при поддержке авиации стабилизировать фронт у Погостья; у Любани на Волхове и южнее Старой Руссы продолжать наступление».

16 апреля Главную Ставку и Генштаб ОКХ крупно порадовал доклад фон Клюге: Войска группы армий «Центр» ликвидировали блокированную в феврале 33-ю армию генерала Ефремова, южнее Дорогобужа.

Не менее благоприятно для ОКВ прозвучал в этот день и доклад Манштейна о перспективах развития военной ситуации в Крыму. Войска 11-й армии в ближайшее время овладеют твердыней русского флота Севастополем и очистят от большевиков весь Крымский полуостров. 11-я армия с первых дней операции «Блау» примет в ней самое активное участие! Выводы по «крымской развязке» командарма 11-й подтвердил начальник штаба группы армий «Юг» генерал Зоденштерн.

20 апреля – праздник. День рождения Гитлера. В сорок втором немецкий народ еще отмечал его в надежде, что предстоящим летом удастся преодолеть все «зимние трудности» и победно завершить «Восточный поход» в России. Но появились в рейхе люди, которые разуверились в конечной победе.

А следующий день Гитлер посвятил общению с Геббельсом и Гиммлером. Накануне они приняли участие в торжественном обеде по случаю дня рождения фюрера, а теперь выкладывали перед ним свои самые сокровенные чаяния.

В «задушевных беседах» участвовал «партайгеноссе» Борман. Он ревностно следил за тем, чтобы перед фюрером не ставились «летние проблемы». Победы придут, но они должны прийти хоть чуть-чуть неожиданно и для посвященных в тайны «Вольфшанце», чтобы стать новым импульсом к возрождению «непобедимого национал-социалистского духа».

В этот же день, 21 апреля, после месячных боев группа Зейдлица пробилась в расположение 2-го армейского корпуса Эйке в крепость «Демянск». Возрождение «рамушевского коридора» с ликованием было встречено в Главной Ставке. Этот успех вермахта оказался для Гитлера кстати вдвойне, потому что пришел он накануне двух важных событий – его выступления в рейхстаге и встречи с Муссолини.

В пасмурный день 26 апреля рейхсканцлер выступил в рейхстаге и потребовал для себя неограниченных полномочий, чтобы единолично решать вопросы «благополучия немецкого народа». Снова огромный зал ревел «Хайль, Гитлер!», и снова звучали торжественные обещания о скором завершении трудного, но победного «Восточного похода».

Отгремели фанфары в рейхстаге, и в тот же день Гитлер продолжил свое «турне» по землям могучего рейха. Его поезд неспешно двигался на юг. Позади остались Лейпциг, Регенсбург, Мюнхен. В замке «Клессгейм», вблизи Зальцбурга, состоялась его встреча с дуче. Им действительно было о чем поговорить, излить друг другу душу. Но все имеющееся «рабочее время» поглотили самые неотложные дела.

Пожалуй, впервые столь подробно Гитлер посвятил итальянского диктатора в свои сокровенные летние планы. Феноменальный удар войск группы армий «Юг», при участии итальянского экспедиционного корпуса, и захват Сталинграда начисто отрежет от Москвы всю южную часть страны и откроет союзникам путь в Закавказье.

В тот день, 29 апреля, когда в замке «Клессгейм» Гитлер и Муссолини вершили политические дела, Риббентроп телеграфировал германскому послу в Токио Отту: «При тяжелом положении России наступление на Владивосток и к озеру Байкал имело бы решающее значение, ибо смогло бы привести к полной ликвидации большевизма».

Лишь 3 мая Гитлер возвратился в «Вольфшанце». Главная Ставка работала на победу в режиме часового механизма. Тотчас пошли доклады. Генерал Йодль был, как всегда, лаконичен: «Весенняя распутица вынудила свернуть активные боевые действия с обеих сторон».

Генерал-полковник фон Кюхлер определенно вознамерился потеснить на «олимпе непокорных» самого Моделя. Будучи вызванным для доклада в «Вольфшанце» вместе с Зейдлицем, отличившимся при деблокаде 2-го армейского корпуса в «крепости Демянск», Кюхлер смело предложил фюреру свой план действий на летний период.

Он был амбициозен и прост. Операцию «Блау» не начинать до окончания операции под Петербургом. Есть все основания полагать, что противостоящая группировка русских крайне ослаблена борьбой за Любань и теперь в самый раз нанести мощный удар вдоль Волхова и по берегу Ладожского озера достигнуть позиций финской оперативной группы «Олонецкая». Выполнение этой задачи не займет более трех недель. Судьба Петербурга и Кронштадта будет решена.

Гитлер не принял прожект «маститого полководца»:

– Вы, Кюхлер, пытаетесь убедить меня в достоинствах не очевидного варианта. Так же настойчиво Браухич и Бок сломали мой «Южный вариант», и всем известно, чем закончился их поход на Москву.

– Мой фюрер, вы всегда желали раз делаться вначале с Петербургом, а за тем решать все другие проблемы в России, – смело возразил Кюхлер.

– Нет и нет, на этот раз я буду непреклонен, – громко чеканил Гитлер. – Когда фельдмаршал Бок овладеет Сталинградом, Грозным и Баку и доложит мне, что в его руках флот большевиков на Каспии, только тогда я позволю вам решить судьбу Петербурга.

Кюхлер продолжал упорно возражать:

– Мой фюрер, Петербург держит ключи от всего российского севера. У большевиков там имеются небольшие силы. Мы сможем блокировать поставки военных грузов в Россию через Мурманск и Архангельск.

– Почему же до сих пор, Кюхлер, вы не разгромили Приморскую группу Советов, которая прикрывает Петербург с запада? – вставил реплику генерал Йодль.

– Вы же знаете, Йодль, что левый фланг – самое слабое место моей группировки войск, – обернувшись к карте, походя, ответил Кюхлер.

– Генштаб ОКХ завершает разработку операции на южном фланге Восточного фронта, – добавил Гальдер. – И сейчас не время, Кюхлер, будоражить его службы другими крупными оперативными планами.

– Мой фюрер, если до конца мая Манштейн овладеет Крымом, то его силы было бы целесообразно перебросить под Петербург, чтобы отвлечь сюда крупные силы Жукова из-под Москвы. Пусть 11-я армия докажет свое умение сражаться и в сложных условиях местности, – вставил реплику Хойзингер.

– Если к июню мы увидим, что у Бока достанет сил и без 11-й армии, то войска Манштейна действительно возможно будет использовать и против Петербурга. Особенно пригодятся здесь его тяжелые орудия типа «Карл», – Гитлер благосклонно посмотрел на «оператора» Генштаба ОКХ. – Вы, Хойзингер, умеете иногда заглядывать на два хода вперед.

Первые донесения об успешных действиях 11-й армии на Керченском полуострове поступили в «Вольфшанце» к исходу 8 мая. Вначале обнадеживающие, а потом победные рапорты действительно внушали уважение. 9 мая: «Продолжается успешное наступление на Керчь». 11 мая: «Окружена половина войск противника».

12 мая: «Взято двадцать девять тысяч пленных, двести двадцать орудий и сто семьдесят танков…»

В день, когда из штаба Манштейна поступило последнее донесение, командующий группой армий «Юг» Бок передал в Главную Ставку первое тревожное сообщение о начале наступления русских в районе Харькова. Далее, сводки из Симферополя и из Полтавы шли параллельно. Одна сводка, из Крыма, радовала, другая, с Украины, огорчала.

Мощный удар во фланг и тыл 47-й и 51-й армий при непрерывной поддержке наземных войск со стороны штурмовой авиации обеспечил окружение трети сил противника на Ак-Монайских позициях, не успевших отойти к Турецкому валу. Управление войсками было расстроено.

По другому развивались события в районе Харькова. Войска Бока, как и в декабре сорок первого под Москвой, оказались здесь в незавидном положении. Уже на второй день наступления русских, 13 мая, в обороне 6-й армии Паулюса севернее Липцев и южнее Змиева зияли бреши. Особенно тяжелое положение сложилось на фронте 8-го армейского корпуса в районе Волчанска, а также в поло се обороны 131-й пехотной и 454-й охранной дивизий восточнее Краснограда.

Как только приспела первая пауза в боевых действиях у Харькова, группа «Клейст» нанесла танковые удары по 9-й армии Харитонова, из района Славянск-Краматорск вдоль Северского Донца, и западнее Барвенково. Превосходство в силах оказалось на стороне вермахта: по пехоте – в полтора раза, по артиллерии – в два, по танкам – в шесть раз.

Одновременно из района Балаклеи на Старобельск и Барвенково нанесли удар две группировки 6-й армии Паулюса. Хотя отсечение крупных сил у западного обвода барвенковского выступа было очевидным, фон Бок до поры до времени не расточал по этому поводу особых восторгов.

Донесения о победах на Харьковском направлении Гитлер получал, уже находясь в Берлине. Приутихшая, было, зимой «пропагандистская машина» Геббельса, не дожидаясь итогов «второй битвы под Харьковом», вновь ударила в литавры. Командарм 6-й Паулюс оказался в ореоле славы. За успешное проведение Харьковской операции он удостоился «Рыцарского креста». Портреты «народного генерала» ежедневно печатались на страницах почти всех германских газет.

На новый расклад сил 10 мая обратил внимание Верховного Главнокомандующего генерал Йодль:

– Операция «Блау», ввиду слабости групп армий «Север» и «Центр», содержит немалый риск, мой фюрер. Русские могут предпринять удар на Смоленск.

– В результате нашей южной операции, Йодль, русские силы тоже автоматически будут переброшены к югу! – возразил Верховный Главнокомандующий.

К полдню 27 мая определился успех группы армий «Юг» на барвенковском выступе. Столь благоприятное развитие событий побудило Бока к продолжению наступления восточнее Харькова и у Северского Донца. До начала операции «Блау» они позволяли улучшить исходные позиции, создать выгодные предпосылки для решающего удара на юго-запад.

В полдень 31 мая Гитлер возвратился из Берлина в Главную Ставку. На следующий день утром в сопровождении Кейтеля, Хойзингера и Вагнера стартовал на Полтаву. Там, в штаб-квартире фон Бока, он назначил совещание с командным составом группы армий «Юг». Разработка оперативного плана «Блау» завершалась, и Гитлер решил услышать мнение о готовности войск к наступлению «фронтовиков».

На совещании в Полтаве 1 июня с докладом по плану операции «Блау» выступил Бок. Он высказал свои соображения по каждому из этапов летнего наступления.

Едва ли не впервые его доклад полностью удовлетворил фюрера. Гитлер отметил «стратегическое чутье» Бока. Далее, он обрисовал задачи грандиозного плана, придав анализу военно-политический рефрен. И здесь Гитлер повторил крылатую фразу: «Если до осени Германия не получит в свои руки Майкоп и Грозный, вдобавок к Украине и Донбассу, то он вынужден будет покончить с бесперспективной войной!»

Убедившись в том, что подготовка операции «Блау» идет в соответствии с утвержденными им сроками, Гитлер тотчас улетел в «Вольфшанце». Нигде не чувствовал он себя в большей безопасности, чем у восточно-прусских озер – Мауэр-Зее и Шпирдинг-Зее, в глухом Гёрлицком лесу.

Напряжение боев в районе Севастополя с каждым днем нарастало. Но канули в лету сначала пять, а затем и семь суток, отпущенные фюрером на овладение «черноморской крепостью». Это ставило под сомнение возможное подключение войск 11-й армии к операции «Блау» пусть даже на четвертом ее этапе, при решающем наступлении на Сталинград.

На полтавском совещании 1 июня Гитлер установил «ключевые вехи» продолжения операций группы армий «Юг». Одновременно с началом решающего штурма Севастополя 7 июня, 6-я армия Паулюса наносила удар на Волчанск, а 12 июня, во взаимодействии с 1-й танковой армией Клейста, – на Купянск. Начало операции «Блау» он назначил на 15 июня.

На рассвете 10 июня войска Паулюса перешли в наступление на Волчанск. Четверо суток боев привели к успеху. На исходе 14 июня в тридцати километрах восточнее города были окружены 28-я и 38-я армии Рябышева и Москаленко. Расширился плацдарм для наступления на Сталинград.

Победные донесения поступали в июне в «Вольфшанце» из штаба группы армий «Север». Кюхлер сообщал: «18-я армия Линдемана „дожимает“ 2-ю ударную армию Власова перед Волховом, а 16-я армия Буша укрепляет позиции 2-го армейского корпуса Брокдорфа в крепости „Демянск“».

Небывалое упорство защитников Севастополя и потери авиации на Восточном фронте вынудили ОКВ перенести начало операции «Фридрикус-2» с 12 на 22 июня. Дважды переносилось и начало операции «Блау» – с 15 на 23 и 28 июня. К дню «Х» в ней войскам 11-й армии Манштейна следовало закончить «севастопольские дела» и находиться у Азовского моря в готовности к маршу на Сталинград. В Главной Ставке упорно ждали победного доклада из Симферополя.

Вечером 19 июня, в полосе наступления 6-й армии Паулюса, произошло событие, вызвавшее переполох в «Аскании» и «Вольфшанце». Командир 40-го танкового корпуса Штумме позвонил фон Боку в Полтаву и сообщил, что русские сбили самолет в прифронтовой полосе, на борту которого находится начальник оперативного отдела 23-й танковой дивизии майор Рейхель. После совещания в Харькове он возвращался в свою дивизию, имея при себе карты и приказы на первый этап операции «Блау». Помимо плана участия в ней соединений 40-го танкового корпуса, в приказах имелись сведения о предстоящих операциях соседей слева – 2-й и 4-й танковой армий.

Хорошо понимая, чем может закончиться и для него это происшествие, командующий группой армий «Юг» распорядился: принять все меры для выяснения судьбы майора Рейхеля и доложить ему о результатах расследования. Утром следующего дня разведывательные группы обнаружили «физелершторх» [1] в четырех километрах от передовой на территории противника. Трупы майора Рейхеля и летчика находились у самолета, но при них не было оперативных документов.

До возвращения в Главную Ставку Гитлер не знал об утрате оперативных документов майором Рейхелем. 24 июня, вернувшись в «Вольфшанце», он потребовал немедленного прибытия в Восточную Пруссию фельдмаршала фон Бока с докладом по «злополучному делу».

– Случай с Рейхелем, Бок, является результатом вашей нетребовательности к подчиненным. Это игнорирование отданных мною приказов по сохранению тайны и особого обращения с оперативными документами. Если большевики и на этот раз устоят в большой излучине Дона, то можете считать, Бок, что и вы внесли в их победу свою посильную лепту.

Бок искренне покаялся за проступок:

– Мой фюрер! Случай с майором Рейхелем не снимает нашей большой вины. Но он никогда больше не повторится. Я уже подготовил приказ по этому поводу.

Гитлер повернулся к залу, бросил в лицо Боку:

– Нет, Бок, ваших мер теперь будет уже недостаточно. Я решил – виновных будет судить полевой суд!

Командир 40-го танкового корпуса Штумме, начальник штаба Франц и командир 23-й танковой дивизии Бойнебург лишились постов и были преданы военно-полевому суду. Заступничество Бока и Паулюса не произвело на Геринга, председателя суда, впечатления.

Так же, как Кюхлер страстно жаждал овладеть Петербургом, фельдмаршал Клюге бредил если и не захватом самой Москвы, то хотя бы заключением ее в танковые клещи со стороны Загорска и Коломны. Он считал, что при успехе операции «Блау» эта задача становится для группы армий «Центр» вполне по плечу.

Следует новая гамма победных планов. На этот раз фон Клюге предложил «новинку» – операцию «Калуга».

Гитлер льстиво воздал ему должное:

– Это хорошее качество для полководца, фельдмаршал, быстро забывать поражения и грезить новыми победами. Жажда лавров и в шестьдесят лет не проходит у военных. Они всегда думают о наступлении.

Клюге с достоинством ответил:

– Мой фюрер, ориентироваться больше на лучшие жизненные коллизии – это качество должно быть присуще любому человеку. Иначе жизнь становится чересчур пресной.

Так случалось и раньше. Тон Гитлера изменился:

– Но каков Модель. То он намерен наступать на Осташков, то на Нелидово, но нет наступления ни там, ни там. Просить резервы умеют все.

– Мой фюрер, я уже обращал ваше внимание на то, что генерал-полковник Модель склонен сорить войсками.

– Я это давно знаю. Но Модель помог нам в феврале остановить большевиков перед Ржевом.

Генерал Йодль тут же осторожно добавил:

– 9-я армия держит наиболее уязвимый фронт. Поэтому Моделю всегда нужно иметь резервы.

Клюге с трудом переносил даже справедливые замечания Йодля и реагировал на них с сарказмом:

– Резервы желательно иметь, прежде всего, командующим группами армий. На фронте, Йодль, подобные истины познаются гораздо быстрее, нежели в штабе.

Кейтель занял нейтральную позицию:

– Сегодня, фельдмаршал Клюге, все наши возможности подчинены наступлению войск фон Бока на юге.

С рассветом 28 июня группа «Вейхс» в составе 2-й, 4-й танковой и 2-й венгерской армий перешла в наступление на Воронеж из района Курска. Из района Волчанска нанес удар 40-й танковый корпус Швеппенбурга. Спустя двое суток вперед двинулась 6-я армия Паулюса.

С каждым днем операция «Брауншвейг» [2] набирала темпы. Бои повсеместно вели арьергарды русских, усиленные танками. Основные их силы от ходи ли на восток. На поле боя оказывалось совсем мало убитых и раненых. Вместо ожидаемых сотен тысяч пленных сдавались лишь сотни. «Вольфшанце» охватили сомнения в правильности избранной стратегии.

Тем временем блистали победами другие. Вечером 30 июня в Главной Ставке выступил с докладом Кюхлер. Его сообщение было оптимистично: группировка 2-й ударной армии Власова на Волхове ликвидирована! Атак и русских у Киришей безрезультатны! Группа армий «Север» решает задачи, поставленные перед ней фюрером. Завершается операция по ликвидации «мешка» у Погостья. Продолжается подготовка наступления на Осташков с плацдарма крепости «Демянск». Доклад умилил Гитлера, и Кюхлер удостаивается очередного воинского звания «генерал-фельдмаршал»!

Наконец, позади все трудности в Крыму. Командарм 11-й генерал-полковник Манштейн доложил в «Вольфшанце» 1 июля: «Севастополь взят! Захвачены Корабельная сторона и Малахов курган. Сопротивление разрозненных групп у Мекензиевых гор и Любимовки в течение ближайших суток будет подавлено. Остатки большевистских войск отброшены к бухтам Стрелецкая, Камышовая, Казачья, на мыс Херсонес и уничтожаются. Их положение безнадежно…»

И этот триумф вермахта получил достойную оценку Верховного Главнокомандующего. Чудом уцелевший при воздушной атаке 5 июня на морском катере близ Фороса командующий 11-й армией генерал-полковник Манштейн, вслед за Кюхлером, также удостоился очередного воинского звания «генерал-фельдмаршал»!

Поздно вечером 2 июля «Вольфшанце» получило первое обнадеживающее донесение фон Бока о том, что у Старого Оскола встретились острия ударной группы «Вейхс» и 6-й армии. Окружено не менее двух русских армий. 24-я танковая дивизия прорвалась к Воронежу.

Рано утром 3 июля «юнкерс» фюрера стартовал на Полтаву. К завтраку он уже прибыл в штаб-квартиру Бока. И сразу, без малейшей раскачки открыл совещание. Гитлер иногда бросал отрывистые взгляды на «оперативку» и с нажимом поучал «бестолковых генералов»:

– На данном этапе «Брауншвейга», захват Воронежа может принести лишь моральное удовлетворение. Эта цель не должна отвлекать группу армий. Судьба всей грандиозной операции будет решена на юге.

В девять утра совещание закончилось и Гитлер немедленно возвратился в «Вольфшанце».

7 июля Гитлер изменил свое отношение к «проблеме Воронежа». Он заявил: «Если Воронеж свободен от большевиков, то его надо взять, не то позднее придется брать город с боем, как это случилось с Ростовом».

В этот же день произошло разделение группы армий «Юг» на две группы армий: «А» и «Б». Группу армий «Б» возглавил Бок. Группу армий «А»- Лист.

Своей директивой от 11 июля Генштаб ОКХ уточнил порядок выполнения оперативных задач: совместные действия флангов групп армий «Б» и «А» на Каменск должны привести к уничтожению остатков большевистских войск в районе Валуйки – Россошь – Богучар – Каменск – Рубежное, не позволить отойти им за Дон…

Бок двинул 4-ю танковую армию Гота к устью Северского Донца, чтобы там она встретилась с 1-й танковой армией Клейста. Эти его действия вызвали ожесточенные споры в Главной Ставке. Гитлер решил: 4-я танковая армия переходит к Листу. Войска группы армий «Б» прикрывают группу армий «А»… Фельдмаршал фон Бок освобождался с должности командующего группой армий «Б».

К 11 июля, когда ситуация в полосе обороны 2-й танковой армии Шмидта стала критической, танковым атакам подверглись позиции 18-й армии Линдемана на рубеже Дымно – Грузино – Кириши. Цель и здесь преследовалась та же, что и при наступлении против войск Клюге в центре Восточного фронта. В середине июля обстановка обострилась и на фронте 1 6-й армии Буша в районе крепости «Демянск» и Холма.

Фронтовая обстановка для советских войск с первых дней апреля развивалась противоречиво. Иссяк наступательный порыв 54-й армии Федюнинского в районе Погостья. Огорчали Ставку и доклады штабов Волховского, Западного и Крымского фронтов. Их командование чаще всего ссылалось на нехватку боеприпасов, бронетехники и непогоду, но дело фактически упиралось не только в раскисшие весенние дороги.

Утром 3 апреля с командующим Западным фронтом Жуковым связался по радио командарм 33-й Ефремов. В марте он уже обращался во фронтовой штаб за разрешением о выводе трех своих дивизий, окруженных между Вязьмой и Юхновым, но тогда получил решительный отказ со стороны командующего фронтом. Теперь такое решение стало совершенно неотложным делом. Снег на деревенских улицах под лучами весеннего солнца превратился в жидкую кашицу, и бойцы «чавкали» по ней в валенках, не имея другой обуви «по сезону». К тому же почти у всех были обморожены ноги. В катастрофическом положении оказалась группировка Ефремова с медикаментами, перевязочным материалом и продовольствием. Голод усиливался с каждыми сутками.

Не получив ответа из штаб а Западного фронта в течение двух суток, командарм 33-й обратился по радио к Верховному:

– Товарищ Сталин, нужны или нет мои дивизии Ставке? Верховный сразу уловил крайне взвинченное состояние генерала Ефремова, но возразил примирительно:

– Это не вопрос, товарищ Ефремов. Западный фронт не смог выполнить задач, с учетом прорыва к Вязьме вашей армии и кавкорпуса Белова. Сегодня я посоветуюсь с Генштабом, как лучше организовать отход ваших войск с Угры.

– Я могу двигаться только по короткому маршруту, товарищ Сталин. Бойцы истощены и не выдержат многодневного перехода, – тон командарма 33-й не изменился. – У нас нет боеприпасов и продовольствия. Медсанбаты переполнены ранеными и больными. Гибнут лошади, их нечем кормить.

– Решение обязательно примем и сообщим вам, товарищ Ефремов. Не отчаивайтесь. Держитесь.

Эти заверения Верховного обнадеживали, но окончательное решение о выводе в тыл группировки 33-й армии было принято Ставкой с задержкой, лишь спустя четверо суток.

Утром 7 апреля у Шпыревского леса приземлился наш «транспортник». Он пересек фронт по распоряжению Верховного, чтобы вывезти из окружения генерал-лейтенанта Ефремова. Но командарм 33-й отказался покинуть свои войска. Летчику он сказал: «Я с солдатами сюда пришел, с ними и уйду отсюда». Самолетом были отправлены в Износки знамена соединений, а также важнейшие оперативные документы.

После заседания Военного совета армии 11 апреля Ефремов зачитал командному составу приказ о порядке прорыва. Вырвавшиеся из Шпыревского леса части к полдню 14 апреля достигли Шумихинского леса. Здесь командарм 33-й приказал начальнику артиллерии Абросимову построить «наличное войско». Набралось почти тысяча штыков. Начальник артиллерии произнес «речь надежды». Он сказал, что вражеская пропаганда усиленно распространяет слухи, будто командарм 33-й оставил войска и улетел в Москву. Но генерал Ефремов находится среди нас. Еще один-два перехода, и удастся соединится с главными силами Западного фронта!

Большак Старая Лука – Горнево, протянувшийся вдоль линии фронта, усиленно охранялся противником. На участке Рупасово – Большое Виселев о прорваться к Угре не удалось. Прорыв состоялся следующей ночью, у Малого Виселева. Но как только красноармейцы бросились по залитому водой лугу к Угре, множество ракет тотчас осветило всю прибрежную территорию, и по ним в упор из-за реки, от Костюково, ударили вражеские пулеметы. Ефремов приказал всем отойти.

Ефремов, сопровождаемый генерал-майором Афросимовым, полковниками Якимовым, Камбургом и Ушаковым, адъютантом Водолазовым, офицером связи Ахромкиным, хирургом профессором Жоровым и личной охраной, быстро шел вдоль цепи красноармейцев, изготовившихся к неравному бою. Требовал одного – под пускать гитлеровцев поближе и стрелять наверняка, беречь патроны. Сам он при выходе из Шумихинского леса тоже вооружился автоматом и теперь, задерживаясь на секунду то у одного, то у другого дерева, бил из него по надвигающейся вражеской цепи короткими очередями, но вдруг командарм 33-й остановился, отбросил в сторону автомат, схватился за живот, опустился на снег.

– Командарм ранен! – прокатилось по солдатской цепи.

Сплошная серая масса приближалась. Эсэсовцы были пьяны. Они непрерывно палили куда попало из автоматов, совершенно не обращая внимания на наш ответный огонь.

Когда до них осталось не более сорока метров, Ефремов оторвал окровавленную руку от живота, вынул из кобуры пистолет, приставил к виску, нажал спусковой крючок. В окружении командарма тут же раздалось еще несколько таких выстрелов. Это случилось в лесу у Горнево в полдень 17 апреля.

Утром 19 апреля у церкви в деревне Слободка, вблизи большака Вязьма – Юхнов, попавшие в плен ефремовцы хоронили своего командарма. После опознания тело генерал-лейтенанта Ефремова завернули в темную непромокаемую ткань, покрыли генеральской шинелью и опустили в могилу. Немецкие офицеры отдали русскому генералу честь, солдаты произвели ружейный салют.

Наступательные возможности войск Западного направления оказались исчерпанными. В условиях начавшейся весенней распутицы 20 апреля Ставка приняла решение о переходе Калининского и Западного фронтов к стратегической обороне.

Видимо, не столько надеясь на успех наступления наших войск в Крыму, а скорее с целью отражения здесь летнего наступления противника, 21 апреля Ставка образует Северо-Кавказское направление во главе с маршалом Буденным. Оно включало войска Крымского фронта, Севастопольского оборонительного района, Северо-Кавказского военного округа, Черноморского флота и Азовской военной флотилии. Перед ними была поставлена задача: очистить Крым от противника, не допустить высадку его морских десантов на побережье Азовского и Черного морей на участке Ростов – Туапсе.

В это же время Ставкой принимается решение по характеру действий наших войск под Ленинградом. Командующий Ленинградским фронтом Хозин 21 апреля прилетел в Ставку и убедил Верховного в целесообразности слияния Ленинградского и Волховского фронтов. В этом случае, доказывал он, группировка войск выполнит важнейшую задачу и деблокирует Ленинград по суше. Возражения по поводу принятых решений бывшего командующего Волховским фронтом генерала армии Мерецкова не были приняты во внимание.

До 24 апреля устояла «ледовая дорога жизни» на Ладожском озере. Ленинградский фронт вступил в летний этап борьбы за город на Неве с ограниченными запасами горючего. Именно эту позицию назвал в числе самых важных секретарь Ленинградского обкома, член Военного совета фронта Жданов, когда Верховный разговаривал с ним по телефону.

В конце апреля Ставка уделила особое внимание флангам советско-германского фронта. 28 апреля активные наступательные действия предприняла 14-я армия Щербакова на Мурманском направлении. В этот же день, в преддверии возможных летних осложнений Ставкой издается директива о воссоздании на базе Закавказского военного округа Закавказского фронта во главе с генералом армии Тюленевым.

30 апреля войска Ленинградского фронта завершили Любаньскую операцию. 2-я ударная армия Власова, находясь в окружении, перешла к обороне на рубеже Кривино – Ручьи – Червинская Лука – Красная Горка – Еглино – озеро Черное. Здесь, под Любанью, повторилась в мае – июне история 33-й армии Ефремова под Вязьмой. Отличалась же она противоположно – подвижничеством командарма 33-й Ефремова и предательством командарма 2-й ударной Власова. Одного приняла земля с почестями, другого, позднее, – с позором.

Ставка упразднила 3 мая Главное командование Западного направления. Во главе 33-й армии встал в этот же день генерал армии Мерецков. Ему вменялось в обязанность воссоздать армию генерал-лейтенанта Ефремова.

Вечером 8 мая Верховный получил от представителя Ставки на Крымском фронте Мехлиса телеграмму:

«Теперь не время жаловаться, но я должен доложить, чтобы Ставка знала командующего фронтом. 7 мая, то есть накануне наступления противника, Козлов созвал Военный совет для обсуждения будущей операции по овладению Кой-Асаном. Я порекомендовал немедленно дать указание армиям в связи с ожидаемым наступлением противника. В подписанном приказании комфронта в нескольких местах ориентировал, что наступление ожидается 10–15 мая. Это делалось тогда, когда вся обстановка истекшего дня показывала, что с утра противник будет наступать. По моему настоянию ошибочная в сроках ориентировка была исправлена. Сопротивлялся также Козлов выдвижению дополнительных сил на участок 44-й армии».

В тот же вечер Верховный ответил Мехлису жесткой телеграммой: «Вы держитесь странной позиции постороннего наблюдателя, не отвечающего за дела Крым-фронта. Эта позиция очень удобна, но она насквозь гнилая. На Крымском фронте вы – не посторонний наблюдатель, а ответственный представитель Ставки, отвечающий за все успехи и неуспехи фронта и обязанный исправлять на месте ошибки командования. Вы вместе с командованием отвечаете за то, что левый фланг фронта оказался из рук вон слабым. Если „вся обстановка показывала, что с утра противник будет наступать“, а вы не приняли всех мер к организации отпора, ограничившись пассивной критикой, то тем хуже для вас. Значит, вы еще не поняли, что вы посланы на Крым-фронт не в качестве Госконтроля, а как ответственный представитель Ставки. Вы требуете, чтобы мы заменили Козлова кем-либо вроде Гинденбурга. но вы не можете не знать, что у нас нет в резерве Гинденбургов. Дела у вас в Крыму не сложные, и вы могли бы сами справиться с ними. Если бы вы использовали штурмовую авиацию не на побочные дела, а против танков и живой силы противника, противник не прорвал бы фронта и танки не прошли бы. Не нужно быть Гинденбургом, чтобы понять эту простую вещь, сидя два месяца на Крым-фронте».

Утром 10 мая, оценив сложившуюся обстановку севернее Феодосии, Ставка приказала генерал-лейтенанту Козлову отвести войска фронта на Турецкий вал и организовать упорную оборону. Но из-за отсутствия связи Козлов не смог передать этот приказ в штабы армий.

Почти половина соединений 47-й и 51-й армий к концу третьего дня боев оказалась в окружении у Ак-Моная. При попытке вырваться из вражеского кольца погиб командующий 51-й армией генерал-лейтенант Львов.

На следующий день Ставка передала директиву на имя Главкома Северо-Кавказского направления Буденного: «Срочно вылететь в штаб Крымского фронта и организовать оборону на линии Турецкого вала».

В полдень 13 мая враг прорвал позиции наших войск на Турецком валу, а 15 мая захватил Керчь. Маршал Буденный отдал приказ об эвакуации войск Крымского фронта с Керченского на Таманский полуостров. Отбиваясь от наседающего противника на земле, уцелевшие соединения несли огромные потери при погрузке, выгрузке и на воде от вражеской авиации. Переправилось на Тамань лишь сто двадцать тысяч человек. Пятнадцать тысяч, обеспечив эвакуацию главных сил фронта, укрылись в Аджимушкайских каменоломнях и до конца октября продолжал и сражение с врагом.

Потери Крымского фронта превысили сто семьдесят тысяч человек! Было уничтожено или досталось врагу большое количество боевой техники и тяжелого вооружения – почти четыреста самолетов, триста пятьдесят танков, три с половиной тысячи орудий и минометов!

Поражение на Керченском полуострове чрезвычайно осложнило обстановку на южном фланге фронта. Прежде всего, это касалось положения защитников Севастополя. Решения Ставки последовали незамедлительно. 19 мая она расформировала Крымский фронт, передав остатки его войск в состав вновь созданного Северо-Кавказского фронта.

Представитель Ставки армейский комиссар 1-го ранга Мехлис был снят с должности начальника Главпура и направлен членом Военного совета 6-й армии Воронежского фронта. Командующий Крымским фронтом генерал-лейтенант Козлов был понижен в звании до «генерал-майора» и назначен командующим 24-й армией.

На рассвете 12 мая, в самый разгар неудачного развития военной обстановки в Крыму, войска Юго-Западного фронта маршала Тимошенко, упредив противника, перешли в решительное наступление на Харьков.

Еще и 14 мая из штаба маршала Тимошенко в Ставку поступали «победные доклады»: «Ударные соединения обеих группировок прорвали оборону 6-й армии и продвинулись в районе Волчанска до двадцати пяти километров, в направлении Краснограда – до сорока».

Командование Юго-Западного фронта промедлило с вводом в сражение подвижных соединений, которые завершили бы окружение группировки 6-й армии противника в районе Харькова. К 16 мая стрелковые соединения наших армий истощили свои наступательные возможности и темп их продвижения резко упал. А их вторые эшелоны вводились в сражение только с утра 17 мая.

Ситуация в полосе наступления Юго-Западного фронта круто изменилась. Она стала угрожаемой. Подтверждалось недавнее предостережение маршала Шапошникова о рискованности наступления из «оперативного мешка», каковым являлся барвенковский выступ.

Получив только первые тревожные сообщения из штаба Южного фронта, начальник Генштаба Василевский тут же позвонил начальнику штаба 57-й армии Анисову, чтобы выяснить истинное положение на участке прорыва армейской группы «Клейст». Анисов подтвердил, что обстановка в районе Барвенково критическая.

Верховный выслушал начальника Генштаба Василевского, но сказал, что он посоветуется еще с Тимошенко. Командующий Юго-Западным направлением доложил в Ставку о принимаемых им мерах по локализации прорыва в полосе Южного фронта и вновь заверил Сталина, что обстановка на южном фасе барвенковского выступа контролируется.

Начальник Генштаба Василевский дважды настойчиво убеждал Верховного в необходимости прекращения наступления на Харьков. И в первый, и во второй раз в качестве главного возражения Сталин выдвигал позицию Военного совета Юго-Западного направления:

– Вы говорите, что у Тимошенко нечем остановить войска Клейста у Барвенково и Славянска, а он докладывает, что уже направил против группировки немца две дивизии 57-й армии из-под Лозовой, дивизию из оперативной группы Бобкина и 23-й танковый корпус из состава 6-й армии Городнянского.

Начальник Генштаба наклонился над «оперативкой»:

– Дивизии 57-й армии Подласа, о которых докладывает Тимошенко, запоздали с ударом, товарищ Сталин.

Верховный остановился посреди кабинета, пристальным взглядом измерил начальника Генштаба:

– Что значит опоздали? Что же, маршал Тимошенко докладывает мне устаревшие оперативные данные?

Василевский оторвал взгляд от карты:

– Да, устаревшие. 3-й танковый корпус Маккензена ушел на двадцать километров вперед, товарищ Сталин. Наши дивизии будут отражать его вторые эшелоны.

Верховный сделал характерный жест рукой:

– Но войска Бобкина и 23-й танковый корпус Городнянского находятся на тридцать с лишним километров севернее, товарищ Василевский?

– Товарищ Сталин, эти войска достигли линии Змиев – Красноград, и они тоже не успевают вернуться даже на исходные позиции, – упорствовал «генштабист».

Верховный колебался и, как не раз происходило в таких случаях, не сразу прервал «трудный разговор»:

– Здесь, в Москве, мы можем выдвигать различные предложения, а Тимошенко там, рядом с событиями. Пусть он и решает, как поступить его войскам.

Вечером 19 мая начальнику Генштаба позвонил член Военного совета Юго-Западного направления Хрущев. Он подтвердил, что окружения нашей ударной группировки не избежать. Но Сталин, дескать, отвергает предложение командования Юго-Западного фронта о прекращении наступления.

Генерал-полковник Василевский сказал:

– Я уже два раза за последние сутки вносил такие предложения товарищу Сталину, но каждый раз они отклонялись под тем предлогом, что Военный совет Юго-Западного направления и лично маршал Тимошенко относятся к такому решению отрицательно.

– Так что же делать? – поставил вопрос Хрущев.

– Вы, товарищ Хрущев, являетесь членом Политбюро ЦК партии и должны лично обратиться к товарищу Сталину по этому вопросу, – ответил Василевский.

Пополудни 23 мая кольцо окружения южнее Балаклеи замкнулось. Войска 6-й и 57-й армий, оперативной группы Бобкина и часть сил 9-й армии оказались отрезанными от основных войск Юго-Западного и Южного фронтов. Неудача стряслась сродни «тайфунской катастрофе» в октябре сорок первого под Вязьмой.

До конца мая продолжалась борьба за спасение окруженной группировки. Но и она оказалась безуспешной. Потери наших войск превысили двести двадцать пять тысяч человек! Из окружения пробилась лишь треть попавших в беду соединений и частей. Прорывались они через линию фронта отдельными небольшими группами.

Два крупнейших поражения наших войск на левом фланге советско-германского фронта, на Керченском полуострове и под Харьковом, в начале весенне-летней кампании сорок второго наложил и тяжелейший отпечаток на весь ход последующих боевых событий года.

В пору катастрофических неудач наших войск на южном участке фронта неоднозначно развивалась обстановка на Ленинградском и Московском направлениях.

Неразрешимой проблемой для войск Ленинградского фронта осталась ситуация на любаньском выступе. Ликвидация Волховского фронта не улучшила положения дел. Совсем скоро выяснилось, что руководить из Ленинграда девятью армиями, тремя отдельными корпусами и двумя группами войск, разделенными занятой врагом зоной, практически не возможно. В этот же день она разрешила командующему Ленинградским фронтом Хозину отвести уцелевшие соединения 2-й ударной армии Власова на доукомплектование и отдых.

Обострение фронтовой ситуации побуждало Ставку непрерывно заниматься поисками резервов всенародного отпора врагу. 30 мая ГКО рассмотрел «Вопросы партизанского движения» и принял постановление о создании при Ставке Центрального штаба партизанского движения, а при Военных советах фронтов – штабов партизанского движения. Их возглавили известные партийные и советские работники: Центральный штаб – Пономаренко, Украинский – Строкач, Брянский – Матвеев, Западный – Попов, Калининский – Радченко, Ленинградский – Никитин, Карело-Финский – Вершинин.

Несмотря на постигшие наши войска крупные неудачи, Ставка требовала от командований фронтов активизации наступательных действий. Преследовалась цель: накануне летних сражений необходимо повсеместно сковать силы противника и не до пустить их маневра с пассивных участков на угрожаемые направления.

Учитывая всю сложность положения, создавшегося в конце мая из-за понесенных огромных людских и материальных потерь, Ставка реализует важную директиву и восполняет свой резерв за счет восьми стрелковых дивизий и трех стрелковых бригад из состава Дальне восточного фронта. Опасность внезапного нападения Японии на нашу страну в это время возросла, но где было взять немедленно боеспособные резервы, чтобы прикрыть потери Юго-Западного и Южного фронтов?

На этот раз Сталин и не скрывал беспокойства. Он поздоровался с Мерецковым за руку, обратился по имени и отчеству, что случалось с ним крайне редко:

– Ставка допустила ошибку, Кирилл Афанасьевич, объединив Ленинградский и Волховский фронты. Вы, помнится, возражали против этого, но мы вас не послушали. Обещания Хозина о деблокаде Ленинграда не оправдались. Вы хорошо знаете Волховский фронт. Поэтому Ставка поручает вам вызволить 2-ю ударную армию, пусть даже без боевой техники. Директиву о восстановлении Волховского фронта получите в Генштабе. По прибытии в Малую Вишер у немедленно в ступайте в командование фронтом и действуйте решительно.

До войны Севастополь был подготовлен для обороны с моря и с воздуха. Керченско-Феодосийская десантная операция в январе сорок второго облегчила положение защитников Севастополя, но губительное поражение войск Крымского фронта в конце мая окончательно лишило их всяких надежд.

На исходе 13 июня в адрес защитников «Черноморской твердыни» поступила телеграмма Верховного:

«Вице-адмиралут. Октябрьскому.

Генерал-майору т. Петрову.

Горячо приветствую доблестных защитников Севастополя – красноармейцев, краснофлотцев, командиров и комиссаров, мужественно отстаивающих каждую пядь советской земли и наносящих удары немецким захватчикам и их румынским прихвостням. Самоотверженная борьба севастопольцев служит примером героизма для всей Красной Армии. Уверен, что славные защитники Севастополя с достоинством и честью выполнят свой долг перед Родиной. И. Сталин».

Когда в тот же день воодушевляющие слова Верховного еще передавались по телефонам в штабы соединений и частей, в Северной бухте уже шла разгрузка 138-й стрелковой бригады майора Зелинского. Крейсер «Молотов» и эскадренный миноносец «Бдительный» доставили их из Новороссийска. Самоотверженная борьба за Севастополь продолжалась.

Утром 13 июня маршал Тимошенко позвонил Верховному, попросил срочных подкреплений:

– Товарищ Сталин, танковые корпуса прибывают. Требуется пехота, хотя бы две-три дивизии.

Верховный отклонил эту просьбу:

– Стрелковых дивизий дать не можем, их у нас сейчас просто нет. Обходитесь собственными силами.

– Немецкие танки таранят нашу оборону восточное Волчанска, товарищ Сталин, – возразил Тимошенко. – Мы готовим танковый контрудар, но остро нужна пехота.

– Танков у вас больше, чем у противника, товарищ Тимошенко. Беда в том, что они либо стоят, либо используются в бою разрозненно, отдельными бригадами.

Но маршал Тимошенко не отступал:

– Танковый контрудар западнее реки Оскол нанесем и мы, товарищ Сталин, но я убедительно прошу вас подкрепить Юго-Западный фронт пехотой.

В ночь на 20 июня Василевскому позвонил начальник штаба Юго-Западного фронта Баграмян и сообщил, что в сбитом зенитчиками самолете обнаружен оперативный план немецкого командования. Ему доставлена карта с нанесенными на нее задачами 40-го танкового корпуса и 4-й танковой армии. Начальник Генштаба сообщил о полученных документах Верховному. Сталина это сообщение заинтересовало, но он высказал сомнения по поводу достоверности документов.

Маршал Тимошенко заявил, что попавшие в его штаб документы врага не вызывают сомнений. Верховный потребовал держать в секрете то, что стало известно нашему командованию из содержимого планшета майора Рейхеля.

В три часа 22 июня ударная группировка 6-й армии Паулюса нанесла удар по позициям 38-й армии Москаленко в общем направлении на Купянск. Одновременно из района Славянска перешел в наступление на позиции 9-й армии Лопатина 3-й танковый корпус Маккензена.

Докладывая обстановку Верховному «на данный момент», начальник Генштаба высказал предположение, что начатое противником наступление, по-видимому, является предтечей более масштабной операции с прорывом гитлеровских войск к Волге и на Кавказ, а возможно, и в обход Москвы с юго-востока.

7 июля Ставка разделила Брянский фронт на Брянский и Воронежский. Брянский фронт, вместо Голикова, возглавил Рокоссовский, Воронежский – Ватутин.

В составе Брянского, Юго-Западного и Южного фронтов насчитывалось восемьдесят одна стрелковая и двенадцать кавалерийских дивизий, тридцать восемь мотострелковых и стрелковых бригад, девять укрепрайонов, шестьдесят две танковых бригады – всего один миллион семьсот тысяч человек, две тысячи триста танков, шестнадцать с половиной тысяч орудий и минометов, семьсот шестьдесят боевых самолетов.

К исходу дня 11 июля соединения 40-го танкового и 8-го армейского корпусов из состава 6-й армии форсировали реку Черная Калитва и вышли на линию Дегтево – Боковская. Передовые соединения 4-й танковой армии генерала Гота вышли в район Россоши. Основные силы Юго-Западного фронта, 28-я и 38-я армии генералов Крюченкина и Москаленко, оказались в полуокружении и начали поспешный отход на восток.

Ставка мучительно искала выход из создавшегося критического положения. 12 июля на базе у правления Юго-Западного фронта она образовала Сталинградский фронт во главе с маршалом Тимошенко.

В создавшейся нелегкой обстановке начальник Генштаба Василевский обратил внимание Верховного на то, что войска противника могут появиться на Северном Кавказе, минуя район Ростова. Форсировав Дон на участке Верхнекурмоярская – Цимлянская, группа армий «Б» может двинуться на Сальск или Элисту, в тыл войскам Южного фронта. Оценив вероятную угрозу, Сталин распорядился – оборону левобережья Дона от Верхнекурмоярской до Азова возложить на войска Северо-Кавказского фронта маршала Буденного.

Захваченный делами по восстановлению Волховского фронта, Мерецков ни на минуту не выпускал из поля зрения 2-ю ударную армию. Он хорошо помнил поручение Верховного – спасти ее личный состав, пусть даже без тяжелого оружия. Захлопнув 25 июня узкий коридор у Мясного Бора, противник вынудил оставшиеся в окружении соединения прорываться с боем через плотное кольцо вражеских дивизий. Приказ Власова на прорыв звучал обескураживающе: «Войскам выходить из окружения мелкими группами, кто где хочет и как знает».

Командный состав штаба армии разделился на три группы. Военный совет с ротой автоматчиков двинулся к передовой в полночь 25 июня. У реки Полисть штабные группы попали под сильный артиллерийско-минометный огонь противника и были рассеяны по территории… Пробилось из окружения свыше шестнадцати тысяч бойцов и командиров. Почти шесть тысяч погибло при прорыве. Более восьми тысяч оказалось во вражеском плену.

Ведя бойцов через боевые порядки врага, погибли командиры дивизий Буланов и Черный. Чтобы избежать позорного плена, застрелились член Военного совета Зуев и начальник особого отдела армии Шашков. Вышли из окружения и пробились к своим начальники армейской связи и разведки Афанасьев и Рогов. Командарм 2-й ударной Власов, после двухнедельного блуждания по лесам, укрылся в деревне Пятница и 11 июля добровольно сдался в плен гитлеровцам.