Блошиный рынок

Жутковатые фантазии, согласитесь. Сестра только плечами пожимала, не заморачиваясь и надеясь, что это скоро пройдет.

«У тебя же прошло». Это она про Гришку Пупырина.

Тоже так себе утешение. Гришку-то я на самом деле видела, к чему мне его выдумывать было... Но ребенок ее, не мне советовать, как воспитывать детей, тем более своих не имея.

Остались мы с Миланой одни, поиграли, поели то, что моя сестра оставила, мультики посмотрели, причем обе с одинаковым удовольствием. С такими мелкими чужими детьми, когда они уже сами себя могут обслуживать и соображают, что к чему, уже вышли из противного трехлетнего капризульного кризиса и еще не вступили в мерзкий подростковый возраст, очень приятно общаться. Если недолго.

А как время пришло принимать вечернюю ванну, племяшка как-то погрустнела. Причем в течение дня и она, и я многократно ванную комнату посещали, и умывались, и руки мыли, и даже отмывали заляпанную красками Миланину футболку, и все было в порядке.

А сейчас племяшка все оттягивала и оттягивала водные процедуры под самыми разными, абсолютно надуманными предлогами.

Я не стала говорить малышке, что знаю про старуху, чтобы не поддерживать ненужные фантазии и показать, что тоже считаю это только плодом воображения.

Но когда я взялась уже за ручку двери в ванную комнату, Милана подбежала, удержала меня за руку и приложила пальчик к губам, чтобы я молчала.

За закрытой дверью явственно раздавалось шкрябанье.

Не знаю, почему у Миланы возник в голове именно образ старухи с длинными ногами, но звук действительно был как от ногтей. То есть не на пустом месте страх возник. Я даже почувствовала облегчение и одновременно тщеславное возбуждение, что вот родители не смогли дочери помочь, а я, бездетная, сейчас одним махом избавлю ребенка от кошмаров.

Я собралась прямо при Милане распахнуть дверь и продемонстрировать истинный источник звуков, уверенная, что всему есть самое банальное объяснение. Свет в ванной всегда был включен для племяшкиного удобства, выключался только на ночь, так что на меня работал эффект неожиданности. Если это какая-нибудь мышь, то мы точно успеем разглядеть. Неприятно, конечно, но лучше, чем жуткие старухи. От мышей избавиться легче легкого.

Но Милана обхватила мои ноги обеими руками в кольцо, чтобы я шагу не могла ступить, и прошептала:

— Сейчас еще нельзя идти, Светочка. Надо подождать.

Пока я мягко отцепляла от себя племяшку, время было упущено. Она сама расцепила руки и уточнила:

— Ты слышишь?

Мы прислушались, и лично я ничего больше не слышала.

Тогда Милана радостно толкнула дверь ванной:

— Теперь эта старуха ушла, пошли купаться!

Прежде чем начать набирать воду в ванну, я, нацепив дедушкины очки, исследовала пол вокруг нее и постаралась сунуть нос во все доступные щели. Никакого намека на существование нежелательной живности я не обнаружила. Но на кафеле действительно присутствовали мелкие царапины. На одном расстоянии по пять полосок. Как от ногтей. Никаких идей по этому поводу мне в голову не пришло. Разве что царапины в сочетании со скребущими звуками помогли живому воображению племяшки создать ванного монстра. А эти самые звуки... Издавать их может что угодно: сантехника, трубы, соседи... Теперь мне стало понятно спокойствие двоюродной сестры. Все объяснялось до банального просто.

Наполнив ванну водой (детский термометр в виде пластмассовой зеленой обезьянки с изображением солнышка на нужной шкале температуры был мне в помощь) и добавив побольше пены, я сунула дедушкины очки в карман халата и вышла на кухню хлебнуть чаю. И тут слышу Миланин голосок:

— Светланка, иди со мной искупнись!

Я думаю: «Ну ничего себе, какая самостоятельная! Уже прошмыгнула в ванную!»

Спешу туда, потому что негоже маленькому ребенку купаться без присмотра. Но что-то заставило меня притормозить на пороге ванной комнаты. Может быть, смутное ощущение чего-то ускользнувшего от моего внимания, но походя царапнувшее и немного, совсем чуть-чуть саднившее.

В ванне маячила какая-то неясная белая фигура с очень длинными волосами, гораздо длиннее Миланиных. Племяшка, должно быть, стояла, возвышаясь над пеной. Видела я ее без очков расплывчато, детали сливались, из-за чего в первое мгновение мне показалось, что это никакая не почти пятилетняя девочка, а тощая старуха с бледной кожей и длинными, ниже пояса, волосами.

Но дело в том, что я проморгалась, а старуха не превратилась обратно в девочку. Я, продолжая стоять на пороге ванной комнаты, вытащила из кармана халата дедушкины очки, машинально протерла их рукавом и нацепила на нос. Теперь то, что я видела расплывчато, стало очень четко.

В ванне сидела тощая старуха с длинными черными волосами, утопающими в пене, заботливо мною взбитой для племянницы. И эта старуха была очень страшная. Она смотрела прямо на меня, хотя оба глаза были покрыты бельмами. А потом она с плеском выпростала через бортик ванны тощую белую, очень длинную ногу, с очень тонкими, неестественно длинными пальцами и отросшими синеватыми когтями, которые и ногтями- то невозможно было назвать, и принялась с отвратительным звуком корябать этими когтями кафельную плитку пола.

Это не была галлюцинация. То, что я видела смутно из-за близорукости, теперь, при помощи очков, стало абсолютно четким. Насколько я знаю, с воображаемыми образами такого не бывает.

— Светочка, опять она купается?

За моей спиной стояла Милана, прижав к себе резинового утенка. Она даже не особо была испугана. Я закрывала собой проход, закрывала собой эту жуткую старуху и надеялась, что у меня хватит сил, голоса, чтобы что-то соврать. Но я не успела.

Старуха высунула наружу из пены вторую очень длинную ногу и Миланиным голоском сообщила:

— Здесь славная водичка!

Только вот слово «водичка» было сказано уже не детским и не девичьим голосом.

— У тебя же прошло, — говорила моя сестра.

В общем, я дверь в ванную захлопнула, стулом подперла, Милану в охапку, такси вызвала (пришлось раскошелиться , и ночевали мы уже у меня дома. Благо все домашние укатили на дачу, и ни перед кем объясняться не надо было. У племяшки — радости полные штаны, какое приключение! Вечернее купание мы пропустили, зубы чистили на всякий случай на кухне. И спала я более-менее спокойно, хоть и прислушивалась постоянно.

Утром мы вернулись обратно, уже общественным транспортом, и без всяких эксцессов дождались Миланиных родителей. У меня даже хватило смелости зайти в ванную комнату и спустить остывшую воду. Правда, предварительно я пошурундила в ванне шваброй и даже воду потыкала, чтобы точно убедиться, что там никого нет. Хотя пена давно осела и растворилась и все было видно невооруженным глазом даже без очков. Но мало ли.

Милана все это время сидела в зале перед телевизором, мультики смотрела. Я не хотела лишний раз напоминать ей о причинах нашего панического бегства. Хотя племяшка, как мне кажется, как раз и поуспокоилась, когда убедилась, что взрослый человек тоже увидел страшную старуху. Детская логика — раз взрослый обнаружил проблему, взрослый ее и решит, так что можно не волноваться больше.

Сестре я ничего не стала рассказывать.

Когда мы утром зашли в квартиру, все было ровно на тех же местах, как я оставила. Стул подпирал дверь ванной комнаты, свет внутри горел всю ночь.

Мне тоже хотелось все объяснить как-то по-простому, по-обыденному. Например, что Милана обладает способностью к гипнозу и элементарно внушила мне определенный образ. Родители ее к гипнозу устойчивы, а я нет. Ужасно глупо, конечно, зато успокаивающе.

Чуть позже из-за возникших на работе проблем сестра с семьей были вынуждены продать эту квартиру и переехать насовсем в другой город. Рэкетиры наехали, обещали с водяным лично познакомить. Как в те времена было: не нравится — ноги в цементные сапоги, и вали рыб кормить.

На новом месте больше никто не мешал Милане купаться, и она постепенно совершенно забыла про своего ванного монстра. Это только утвердило ее родителей в уверенности, что по поводу старухи не стоило волноваться. И так волнений хватало с избытком.

Я бз понятия, кто в итоге купил квартиру со старухой, являлась ли она только нам или до сих пор осчастливливает всех квартирантов. Без понятия, было ли это предупреждением о последовавших проблемах, или моя племянника просто точно так же притягивала водяную нечисть, как и я.

Я и не хочу ничего об этом знать. Не хочу больше ничего такого видеть ни в очках, ни без очков.

Жаль, конечно, что Милана гипнозом не владеет.

***

Дед Власий говорил, что перед началом рыбалки, где бы ни ловил, где бы сеть ни ставил, куда бы удочку ни закидывал, а водянику-водяному обязательно надо угощение поднести, как бы разрешения спросить. На Никиту-Водопола, шестнадцатого апреля, в складчину покупали рыбаки самую негодную лошаденку, откармливали, украшали лентами, медом обмазывали да и топили посреди реки или озера с приговором: мол, тебе — гостинец, а нам — улов и помощь. Первую рыбу тоже всегда надо отдать с первого улова. Краюшку хлеба в воду пустить. И не жадничать. Никогда нельзя брать больше, чем тебе нужно, — ни в воде, ни в лесу. А то всего можешь лишиться.

А еще дед Власий говорил, что утопленника надо искать по утренней, вечерней и вновь по утренней заре. Выйти на берег, где пропал человек, и три раза крикнуть: «Царь лесной, царь водяной, спаси нашу душу — раба (допустим) Григория да выкинь на сушу!» Это любой человек просить может.

Лучше, конечно, с особой травой искать. Ее под подушку положишь и во сне правду увидишь. Но дед Власий не смог объяснить, как эта трава выглядит и называется. Растет, сказал, по берегам везде. Ты сразу увидишь, что она такая. Потом, сказал, покажу.

Я-то сам, говорил дед Власий, в трубу спрашивал у доможира своего: если глухо ответит — все, кончился человек, звонко ответит — еще жив на тот момент. Слова тебе потом скажу, какие надо говорить.

И не показал. И не сказал.

— А вот ты эту бабушку Матрену вылечил ведь? — спросил я.

Дед ухмыльнулся, кивнул едва заметно:

— Ну, можно и так сказать.

— А что же ты меня не вылечил, когда ты первый раз пришел, а я болел?

— Не та у тебя хворь, чтобы я ее лечил. — Сказал как отрезал. И улыбаться перестал. Но потом смягчился, потрепал меня по голове, правда, неласково, как подзатыльник дал: — Может, и не понадобится тебе совсем мое лечение, внук. Может, сам справишься. Но меня не забывай. Понял?

Ничего я не понял тогда.

— Бери-бери, парень, не жмись! С такими очками сразу докторскую защитишь! Не диссертацию, так колбасу! — радостно подначивал продавец, сухощавый мужичок средних лет в лихо заломленной кепочке.

Он сам был в какой-то смешной оправе без стекол, которая, однако, придавала его курносому лицу располагающий вид. С таким лицом только людей обманывать.

Этот продавец видел то, что хотел, другого ему было не нужно. Он заставил меня примерить оправу и даже подсунул зеркало, чтобы я сам полюбовался, как мне идут очки.

— Ну, поумнел же! — без всякой насмешки, искренне полагая, что делает комплимент, продолжал радоваться продавец.

Очки в старой роговой оправе я купил. Они мне совершенно не шли, вид в них я имел дурацкий и старообразный. Вид неудачника и тюхти. Наверное, зеркало мне не врало. И продавец был прав. Я поумнел, только слишком поздно.