Блошиный рынок

Мне не понравилось ни одно его, так сказать, творение. Даже безглазые и вообще без каких-либо черт лица, пустоликие, его куклы словно бы следили за гобой, настороженно и без симпатии. Да и сам мастер игрушек казался каким-то дерганым, прятал глаза, если и подходил кто к нему поинтересоваться ценой, бубнил что-то невнятное себе под нос, раздражающе щелкал пальцами буквально перед самым лицом собеседника. При этом в обычной ситуации разговаривал совершенно нормально. Сейчас думаю, что он очень не хотел быть узнанным, хотя это совершенно противоречило его присутствию на блошином рынке. Казалось бы, ну не торгуй сам, раз так нервничаешь...

Но больше всего меня поражало, что его неприятные игрушки, при всей своей неприглядности и при, казалось бы, отталкивающем поведении продавца, все равно имели спрос. То какая-то милая девочка в недешевой курточке начинает канючить у родителей тряпичную несуразную куклу, от которой она в полном восторге. То парень гопнического вида притормозит, кивнет на неведому зверушку из кусочков фланели и с разномастными пуговицами вместо глаз и, не торгуясь, выложит смятые деньги, чтобы в следующее мгновение пропасть в толпе с игрушкой в кармане. И это только то, что происходило при нас с дедом Власием. Но я не могу поручиться, что торговля шла так же бойко и без нас. В игрушечнике, как я его про себя называл, было что-то странное. Без деда Власия я ни разу не видел его на блошином рынке, но, кажется — нет, я почти уверен, — встречал сделанные его руками игрушки в домах своих знакомых.

Они называли их оберегами, но на вопрос, откуда у них кукла, застывали в недоумении — не помнили.

Обереги.

Дед Власий высказывался более сдержанно. С игрушками, говорил он, надо осторожнее быть.

— Иная куколка такую кикимору в дом подселит, что потом не выведешь. И я даже не обязательно о нечистой силе говорю. Нечистики, как ты знаешь, привлекают себе подобных. Кикимора — знаешь, кто это? Такая дрянь, что просто-быстро не выкуришь, по злобе человеческой напущена. Вещи ломает, детей изводит, домашнюю живность убивает. То кричит, то воет, то матерится, одежду портит. Младенцев пугает так, что те день и ночь орут, истерят до потери сознания. Уже хозяев из собственного дома выгонит, а все не успокоится. Одна вон выстригала по ночам у спящих волосы, под корень, до крови. Все ходили обкромсанные: и мужик, и жена его, и дети. Уже все ножницы попрятали — без толку. Решили съехать, вещи собрали, какие уцелели, и хозяин спрашивает: «Все взяли?» А ему из кучи вещей, уже в кузов грузовика погруженных, знакомый писклявый голос: «Я-то все свои ножницы взяла, а ты-то как знаешь!» Кинулись пожитки смотреть, а там все ножом истыкано да порезано. А сделано было на куколку, из палочек и тряпочек. Сунул какой-то недоброжелатель в дальний угол, куда никто просто так не заглянет. Обнаружили, только когда дом ломать начали. Хороший был, крепкий, ему бы стоять и стоять не одно поколение. А никто жить не смог. Вот на бревна решили разобрать — и нашли.

Или вот привяжешься к игрушке, сны свои доверишь, собой пропитаешь, а потом ее кто возьмет и над тобой власть получит. Тоже, знаешь, не по-доброму. Нельзя от любимых игрушек избавляться, передаривать. Даже иной раз своим собственным детям.

И дед Власий шлепнул меня по руке, когда я по тянулся потрогать что-то на лотке этого игрушечника.

Так вот сейчас я казался себе творением того самого игрушечника, созданным не для себя, а для кого-то. Проводник, а не оберег.

Каждый предмет моей коллекции — напоминание о деде Власии. Сторона его характера, намек на внешность и привычку. Я до определенного момента нечасто вспоминал слова деда. Никто из моих школьных и дворовых приятелей не называл меня странным или повернутым. Если что-то во мне и изменилось, то не настолько заметно.

Свои поездки на блошиные рынки я скрывал, не обсуждал ни с кем. Это оказалось очень просто — никто не спрашивает, а ты и не рассказываешь. Если бы спросили родители, я бы обязательно ответил. Но ведь чем меньше знаешь, тем крепче спишь...

Наверное, мне нужно было начать говорить обо всем самому, начать первым. Наверное.