Будоражащий

Глава 47

Катарина

Понедельник, 15 января 2024 года

Эти выходные были таким вихрем эмоций, как хороших, так и плохих. Пресса не давала покоя, и Але пришлось нанять охранника для дома своих родителей, а также для фасада нашего здания. В нашем доме есть охранник, но работа с прессой — не его конек, хотя мы благодарны управляющему зданием за то, что он согласился на то, чтобы там был кто-то еще.

Обвинения становятся все более безумными, и менеджер Але предложил ему выступить с заявлением на сегодняшней пресс-конференции команды. На самом деле у них выездная игра против команды Луки в Нью-Йорке, но я на ней не буду присутствовать, так как всю неделю работаю. Мне также нужно немного передохнуть. Мы с Але немного остыли от череды панических настроений последних дней, но ошеломляющий отклик со всех сторон немного напрягает.

И мне кажется, что Але убедил себя в том, что я собираюсь сбежать, если еще что-нибудь случится. Он, кажется, ждет, когда, так сказать, упадет другой ботинок.

Я не могу лгать. Я тоже.

Я поднимаюсь на свой этаж в больнице и очень хочу увидеть Синди. Она и ее жених поженились на каникулах, поэтому последние несколько недель ее не было рядом. Магистр, который ее заменял, был очень эффективен, но наши характеры не совпадали, и это было не так весело, как обычно бывает с Синди.

Она сидит за моим столом, когда я подхожу к нему, и приветствует меня.

— Привет! Как прошли праздники? — спрашивает она, всегда так радуясь любой форме человеческого общения. Именно это делает ее идеальным медицинским ассистентом. Пациенты ее обожают, и наши с ней дни никогда не бывают скучными.

— В основном все было замечательно, — говорю я ей, умалчивая о том, как развалилась моя жизнь в последние несколько дней, потому что уверена, что она в курсе и все равно скоро начнет выпытывать у меня подробности. — Как прошла свадьба, и когда я смогу увидеть фотографии?

— Боже мой, Кэт, это было невероятно. Все, о чем мы мечтали. Очень маленькая, только мы, наши братья и сестры — мы даже не стали привлекать родителей, потому что хотели, чтобы этот день был посвящен только нам. После крошечной церемонии в Колорадо мы полетели на Фиджи, чтобы провести медовый месяц, и это было потрясающе. Так тепло, а курорт, на котором мы остановились, работал по системе "все включено". Это было действительно расслабляюще.

Она светится от восторга. Мне всегда нравились свадьбы, и, наверное, я просто люблю любовь.

Я тепло улыбаюсь ей.

— Я так рада, что все было так, как ты хотела. Ты заслужила эти приятные моменты. Но опять же, где мои фотографии? — спрашиваю я. Она объясняет, что у нее еще нет отредактированных фотографий от фотографа, но у нее есть несколько снимков, которые она может показать мне, сделанных ее братьями и сестрами, и много фотографий с медового месяца. Она и Адам, ее муж, безумно любят друг друга, и это видно по тому, как она о нем отзывается. Мы договариваемся о двойном свидании в следующем месяце, когда все немного успокоится, потому что мне бы хотелось самой познакомиться с Адамом.

День проходит так же, как и обычно, — череда пациентов с самыми разными заболеваниями, начиная от боли и заканчивая слабостью и потерей функций. К концу дня я вымоталась и готова идти домой, но одна из медсестер, которая обычно работает с 15:00 до полуночи, спросила, не могу ли я остаться и подменить ее. Ее ребенок заболел, а она мать-одиночка, поэтому ей не с кем за ним присмотреть. Я не могу представить, какой стресс она испытывает, поэтому говорю ей, что буду рада.

.

Уже почти одиннадцать, и я принимаю последних пациентов за ночь, если не считать, что до смены смены на наш этаж не поступит никто новый. Я знаю, что пресс-конференция скоро начнется, поэтому выхожу в комнату отдыха персонала, чтобы понаблюдать за ней несколько минут.

Мы с Але не успели обсудить, что он собирается сказать, но я уверена, что его агент все продумал, а он умеет донести нужную мысль.

Переключив канал на маленьком телевизоре и приготовив себе чай, я сажусь в кресло. Через несколько минут камера отвлекается от толпы репортеров и фокусируется на парнях, сидящих на небольшой сцене с баннером "Philly Scarlets" позади них. Мэтт, капитан команды, находится там вместе с Алессандро, его агентом и тренером Аллистером. Кас нечасто участвует в таких пресс-конференциях, и, насколько я могу судить, Луке не разрешают участвовать в них за свою команду. Я не могу разобрать, кто сидит за столом другой команды, так как камера нацелена на Але.

Тренер Аллистер и Мэтт отвечают на несколько общих вопросов о команде, их сезоне, о том, как у них идут дела и куда они собираются двигаться. Они выражают уверенность, что в этом году выиграют Кубок Стэнли, и репортеры, похоже, с этим не согласны. Они проводят удивительно хороший год, даже по своим высоким стандартам.

К сожалению, это было затишье перед бурей.

Блондинка средних лет с всклокоченными волосами поднимает руку, чтобы задать вопрос, и глаза тренера Аллистера отводятся в сторону, он смотрит на Але с беспокойством, которое вселяет в меня ужас.

Некоторые репортеры хорошо известны в спортивном сообществе как проблемные и всегда стремящиеся создать проблемы. Даже я узнаю в ней одну из них. Ее зовут Кэрол Стробоф, и именно она постоянно лезет в дела Луки.

Такое ощущение, что каждую неделю она выпускает статью с броским заголовком и изображениями Луки и того, с кем он недавно встречался. Я, например, не понимаю, какое отношение это имеет к его ценности для команды. Это его личное дело, и оно не мешает ему быть в пятерке лучших вратарей НХЛ с тех пор, как он начал играть в своей нынешней команде в Нью-Йорке.

Поэтому, открыв рот, она говорит: — Алессандро Де Лаурентис, правда ли, что у вас и вашей матери рассеянный склероз?.

Он кивает. — Да, это правда.

Он сводит свои ответы к минимуму, чтобы не дать повода для искажения своих слов.

— А правда ли, что вы не сообщили команде о своем диагнозе?

— Это моя личная информация о здоровье. Она никак не влияет на мою способность играть, и если бы повлияла, я бы ушел в отставку.

Это нехорошо. Ему следовало придерживаться коротких ответов.

— Хм, ну, если это не повлияло на вашу способность играть, тогда почему в пятницу вы пробили черепом доски?

Она язвит, и мне хочется прыгнуть через экран и придушить ее за это.

— Я получил травму из-за новичка, которому было что доказывать, и вы это знаете, — говорит он ей с укором в голосе. На его лице больше нет фальшивой вежливой улыбки, с которой он начал.

Она улыбается ему.

— Вы говорите, что ему есть что доказывать, но и тебе тоже. Разве это не так? Вам нужно доказать, что вы достаточно ценны, чтобы оставаться здесь до тех пор, пока не выиграете этот Кубок, чтобы вы могли расплатиться со своей "подружкой".

Она поставила кавычки вокруг слова "подружка", прежде чем продолжить.

Его лицо напрягается, глаза вспыхивают от гнева, но он продолжает сидеть на своем стуле.

— Вы совершенно не понимаете, о чем говорите. Она моя девушка. В наших отношениях нет никаких условностей, и она совершенно не шантажирует меня.

Он говорит ей это и понимает, что, как только слова слетают с его губ, это была ошибка. Это видно по тому, как расширяются его глаза, а брови поднимаются на лоб. Улыбка репортера растягивается, напоминая Чеширского кота.

— Я ничего не говорила о шантаже, мистер Де Лаурентис, но очевидно, что вы почему-то об этом думаете, — говорит она ему с самодовольным видом.

Он быстро приходит в себя.

— Да, я упомянул о шантаже, потому что, вопреки вашему очевидному мнению, я действительно читал клеветническую статью, которую вы написали о моей девушке в субботу, где вы упомянули о шантаже. Не надо делать вид, будто я сказал это без спроса.

Сердце колотится в груди, и я не уверена, что смогу выдержать еще столько времени. Кроме того, мне нужно вернуться на этаж и закончить работу до окончания смены.

К моему ужасу, на этом все не заканчивается. Не то чтобы я ожидала этого. Хотя, конечно, это все же пожелания.

— Вы правы. Это не было беспричинным, ни с вашей стороны, ни с моей. В опубликованных записях о вашем состоянии здоровья указано, что ваша девушка была вашим лечащим врачом. И вдруг вы поменялись врачами и начали встречаться с ней. Все это выглядит очень неожиданно, ведь она только что переехала сюда. Может быть, это совпадение, что у нее и ее брата есть какая-то очень липкая история?

Мой желудок опустился до пальцев ног, мысли закружились, а к горлу подступила тошнота. Я была так сосредоточена на экране, что даже не услышала, как одна из врачей зашла выпить кофе, пока не оказалась рядом со мной, наблюдая за ходом конференции.

— Это не ваше дело. Больше никаких вопросов. Вы придумываете всякую чушь, и ни один из них не имеет под собой никакой основы.

Он выглядит разъяренным, искренне взбешенным. Я никогда не видела его таким злым, даже когда он оттаскивал Анте от меня в баре.

— Держите имя моей девушки подальше от своего рта и от своих дурацких выдуманных историй. Я безумно люблю Катарину Нарваэс и планирую сделать ее своей женой. Между нами нет ни шантажа, ни недоверия. Наша личная жизнь не для вашего удовольствия.

Он встает, чтобы уйти со сцены, и его агент провожает его.

Я замечаю, что Лука завис неподалеку, ожидая, когда он утащит его, но прежде чем он успевает уйти, репортер бросает бомбу на всех, и остальные репортеры стоят, перекрикивая друг друга, чтобы задать вопросы, щелкая фотографиями и записывая все происходящее. Казалось бы, спокойная обстановка пресс-конференции превратилась в какофонию чистого хаоса.

— Вау, настоящая любовь должна быть настоящей, если вы готовы иметь дело со всем этим багажом. Я имею в виду, какой ребенок будет прятаться в шкафу, пока его брат будет свидетелем того, как его собственный отец стреляет в голову его матери, а затем направляет пистолет на себя? Подобные вещи делают взрослых очень хреновыми, но я уверена, что настоящая любовь долговечна, и все такое.

Она говорит это, подчеркивая каждое слово еще большим ехидством, а ее лицо искажается в самодовольную, однобокую ухмылку.

Каждый кусочек моего прошлого и настоящего был выставлен на всеобщее обозрение, и я чувствую себя голой. Обнаженной и сырой.

Мысли крутятся в голове, грудь сжимается, и это стало последней каплей. Другая туфля, которую ждал Але. Я люблю его так сильно, что мне физически плохо от одной мысли о будущем без него, но если быть с ним означает, что моя жизнь всегда будет выставлена на всеобщее обозрение, наброшена стервятниками и разнесена по новостным каналам для осуждения всеми, кто ее увидит, я не могу этого сделать.

Я думаю о Касе. Он, должно быть, в шоке или в бешенстве. Не знаю точно, но это и его реальность, и во всем виновата я. Мне следовало просто оставаться кормильцем Але и держаться от него на расстоянии. Но теперь? Я втянула в это дело своего брата, и ничего хуже я придумать не могу.

Моя мать еще жива, и я не уверена, что она вообще смотрит новости, но если смотрит, то информация о ней скоро распространится, я уверена. Последнее, что ей нужно, — это чтобы репортеры стучали в двери дома, где она живет, нарушая ее покой и усложняя ее существование.

Я чувствую, как мое тело дрожит, знакомое ощущение паники нарастает внутри меня, и я испускаю крик, когда доктор Ребекка Чанг кладет руку мне на плечо, сжимает и смотрит на меня с беспокойством.

— Кэт, я думаю, тебе нужно отправиться домой. У тебя ведь осталось не так много дел, верно? — спрашивает она с беспокойством.

— Нет, я просто хотела зайти и проверить своих пациентов, которые все еще здесь, а потом я закончу в полночь, — говорю я ей, дыхание у меня неровное.

— Я проверю их за тебя, хорошо? Но тебе нужно домой, Кэт. Ты не можешь находиться здесь в таком состоянии. Это вредно для тебя и твоих пациентов, и ты это знаешь. И судя по тому, что я только что услышала, скоро тебе будет нелегко добраться до дома. Может, мне заказать для тебя попутку?

Я ценю ее заботу, она всегда была очень добра ко мне, но это неловкая ситуация. Тем более что недавно появились обвинения в законности моих отношений с Алессандро.