Незадолго до Нового года Николай Павлович в Георгиевском зале Кремля вручил три первые Звезды Героя Труда. Звание-то давно уже было введено, но вот знаки Героев только что утвердил Верховный Совет, и их-то новым Героям и вручили. Трем Героям, за пуск Петербургской ТЭЦ-3.
Владимиру Георгиевичу Шухову — потому что на ТЭЦ были установлены его новые котлы и его же теплообменники, благодаря которым теперь можно было отапливать зимой весь Петербург. Конечно, теплотрассы только начали еще строиться, но и те, что уже проложили, почти на треть сократили потребности города в дровах.
Глебу Максимилиановичу Кржижановскому — за то, что он синхронизировал эту ТЭЦ с двумя другими, с Волховской и Свирской гидроэлектростанциями и теперь почти половина Петербургской области была подключена к общей электросети. Пока на то, чтобы подключить к этой системе больше городов, просто не хватало проводов — но провода делались и скоро (вероятно уже до конца следующего года) в общую систему и Московская область включится.
Третью Звезду получил Сергей Венедиктович Алексеев — ученый-лесовод, предложивший очень интересные способы проведения санитарных рубок в лесах и очистки лесов от лесного мусора. Его наградили потому, что ТЭЦ-3 работала «на дровах», а точнее — на древесных гранулах. ТЭЦ мощностью в сто шестьдесят мегаватт по электричеству…
На самом деле по первоначальному проекту ТЭЦ должна была на двух генераторах выдавать полтораста мегаватт, однако сами генераторы, изготовленные тут же, в Петербурге, получились всего по семьдесят два — что-то «недорасчитали» и на «паспортной» мощности они начали сильно перегреваться. Так что проектанты «быстренько устранили недостаток» подключением к котлам еще по одному турбогенератору, каждый по восемь мегаватт — котлы и такую нагрузку паром без проблем обеспечивали. А «лишние» мегаватты получились из-за ошибки в документации, точнее даже «ошибки прочтения документации»: плохо пропечатанную восьмерку инженеры прочитали как тройку — но на них никто обижаться не стал. Ну, получилось десять лишних мегаватт — но на алюминиевом заводе никакие мегаватты лишними не станут.
«Дрова» на электростанцию возили почти со всей области. То есть не со всей, леса восточнее Новгорода гранулами обеспечивали новую ТЭЦ в этом городе — но за Новгородскую ТЭЦ ее строителей наградили всего лишь медалями «За доблестный труд». Потому, что на Новгородской агрегаты стояли «серийные», по сорок четыре мегаватта. Пять штук стояло — но «обыкновенных». То есть тоже новейших, однако Николай Павлович свое решение «туда Звезд не направлять» объяснил просто:
— В Новгороде котлы стоят тоже Шуховские, подключал электростанцию к общей сети тот же Глеб Максимилианович, дрова туда по Алексеевской технологии добывают. Просто этим троим в постановлении о награждении перечислять все электростанции, к которым они руку приложили, не стоит.
— Почему не стоит? — удивился Иосиф Виссарионович, так же входящий в наградную комиссию.
— Потому что я буду эти постановления вслух зачитывать. А если в постановлении всё написать, то первого я награждать начну утром, а последнему Звезду вручу уже ближе к полуночи. А тот же Шухов уже не мальчик, устанет сильно…
Новгороду с его двадцатью тысячами населения не требовалось столько тепла, сколько выдавала ТЭЦ — и «лишнее» тепло пустили на отопление массово строящихся рядом теплиц. Просто инженеры, которым Николай Павлович рассказывал про «венецианские зеркала», технологию отработали — и теперь уже три новых стеклозавода давали стране столько прекрасного оконного стекла, что его хватало и на все тройки, и на те же теплицы. Правда, теплицам пока доставалось очень немного, но и новые стеклозаводы продолжали строиться…
И не только стеклозаводы. После того, как товарища Кирова правительство отправило «строить новые города на Дальний Восток» (Николаю Павловичу уж очень не понравилось увлечение петербургского партруководителя местными балеринами за казенный счет), у него был изъят (тоже купленный за казенные деньги) американский холодильный шкаф. Который был передан «для изучения» группе выпускников МВТУ, и один из них, Савелий Петрович Савельев, предложил конструкцию компрессора, не требовавшего ежемесячного обслуживания. Хороший инженер из него получился — а так как из Монголии молибдена поступало уже довольно много, использование в качестве смазки сульфата этого самого молибдена уже не выглядело «безумно дорогой экзотикой». Но в стране правило действовало простое: инициатива наказуема исполнением — и Савелий Петрович теперь строил завод по выпуску этих компрессоров. В родной Сызрани строил, а холодильники с этими компрессорами предполагалось делать на новом заводе в Кузнецке, железную дорогу к которому срочно электрифицировали. Источником энергии для дороги Кржижановский предполагал использовать новенькую ГЭС на реке Сызранке: по его убеждению только ГЭС могла оперативно реагировать на резко меняющуюся потребность в электричестве для локомотивов. Ну да, могла, только двух мегаватт хватило бы лишь на пару одновременно движущихся по дороге поездов — впрочем, на участке в сотню с небольшим километров больше их и не ожидалось.
Тем не менее Глеб Максимилианович (лично занимавшийся постройкой этой ГЭС) догадывался, что в городе потребители электричества и кроме железной дороги имеются — так что опять-таки под его непосредственным руководством была организована небольшая проектная контора, занятая разработкой уже ТЭЦ на «местном топливе». Не на дровах, а на горючем сланце, месторождение которого находилось буквально на окраине города (и которое потихоньку разрабатывалось уже больше десяти лет). К этой работе Кржижановский привлек Владимира Николаевича Ипатьева: если эстонцы из своего сланца много полезного добывали, то почему бы и здесь этим не заняться?
А заниматься, судя по сумме требуемых на такое занятие средств, которую Николаю Павловичу озвучил Владимир Николаевич, требовалось всерьез. Хотя станция предполагалась и не очень мощной — всего-то десять-двенадцать мегаватт — ее строительство Глеб Максимилианович считал делом крайне необходимым. В качестве «эксперимента»: ведь на сланцах в мире еще ни одна электростанция не работала, а «небольшие доработки» в проект, внесенные группой химиков под руководством Ипатьева, делали электричество вообще «отходом химического производства». Вот только необходимые средства…
Самый веский аргумент «за» постройку новой станции Николаю Павловичу изложил Николай Александрович — Семашко — сообщивший, что из сызранского сланца можно добывать ценнейший медикамент, который сейчас страна вынуждена закупать у французов за совершенно неприличные деньги. Так что проект был запущен с высочайшим приоритетом…
Во время посиделок, устроенных для соседей Глебом Максимилиановичем в связи с его днем рождения, разговоры мужчин сами собой свернули на сугубо производственную тропу. И, после обсуждения дел иных, Николай Павлович вдруг поинтересовался:
— А вот почему мы эту химию со сланцами в Сызрани разводим? Там же еще шахты нормальные строить надо, а в Колыванской области этого сланца копают достаточно, да и переработка какая-то налажена.
— Вот сколько с тобой знаком, столько и удивляюсь: вроде умный человек… Ты бы, Николай Павлович, хоть бы у товарища Карпинского поспрашивал, он тоже геологию знает. И, как я вижу, куда как лучше тебя.
— Видите ли, Николай Павлович, — постарался заткнуть струмилинский фонтан красноречия именинник, — сланцы очень разные в разных местах. Тот же ихтиол — он так называется, поскольку добывается из сланцев, которые произошли из рыбьих останков, из моллюсков — то есть из ихтиофауны. А сланцы колыванские — они, скорее, из водорослей и папоротников древних происходят.
— Вот видишь, Станислав Густавович, как умные люди на вопросы отвечают: коротко и по существу. И ты старайся таким же стать, а в качестве тренировки скажи мне, где на Сызранскую фабрику денег взять. Минфин предлагает заём среди народа разместить…
— А расстрелять весь минфин у тебя как, рука не поднимается? Так меня позови…
— Расстреливать не выгодно: стрельнул — и патрона нет. Лучше вешать, поскольку одной веревки на много висельников хватит. Но ответа я на свой вопрос не получил.
— Ну так получай: денег нам на эту фабрику не надо, да и вообще ни на какую не надо. Потому что деньги — это суть абстрактная, всего лишь мера учета труда человеческого. Так что нам потребен овеществленный труд…
— За который надо людям платить.
— Товарищ Бурят, а кто мне рассказывал что людям нужно? Еда, одежда, лекарства, крыша над головой — и платим мы людям за труд лишь правом все это получить. То есть нам на самом деле нужны не деньги, а товары, которые люди за эти деньги купить хотят.
— Ну ты прям Спиноза! Или кто там был еще умный не по чину?
— Видите ли, Николай Павлович… — опять начал Кржижановский, но выразить ему свою мысль Струмилин не дал.
— Я умный как раз по чину, работа у меня такая. И я тебе просто скажу: нам надо срочно и быстро понастроить много мелких фабрик. Которые будут одежду шить, обувь тачать, делать посуду и мебель разную. Небольшие фабрики, которые будут делать много разных мелочей.
— И кто бы мог до такого додуматься? Никто, пока на свет не появился…
— А теперь заткнись и слушай внимательно. Сейчас за границей начинается серьезный экономический кризис. Очень серьезный, фабрики и заводы банкротятся, и с каждый днем таких банкротов становится все больше. Многие солидные компании исключительно ради того, чтобы не обанкротиться, готовы для нас что угодно изготовить, причем даже прибыли на таких заказах не имея — им лишь бы заводы сохранить.
— Предлагаешь покупать для твоих фабрик оборудование недорого?
— Ну, немножко можно и позаказывать. Но… есть в ЦК такой забавный мужичонка, армянин. А армянин — он торгуется куда как упорнее еврея, и если его заслать, скажем, в Америку, на предмет покупки уже разорившихся заводов и фабрик… Что ржешь-то?
— Я не ржу, а радуюсь. Вот только у американцев электричество другое для станков.
— Ну да. Но один товарищ, не помню как дурачка звали, три фабрики выстроил, на которых станкам иностранным русские электромоторы приделывали. Глеб, ну хоть ты ему скажи: мотор перемотать гораздо проще и дешевле, чем станок из руды производить!
— Хм… а ведь в этом есть определенный смысл, — ответил Глеб Максимилианович. — И Слава прав: Микоян торгуется так, что продавцы на рынках при виде его рыдать начинают. Только нужно будет эту командировку с ЦК согласовать и подумать, какими средствами Анастаса Ивановича мы обеспечить сможем.
— А сколько надо?
— Сколько дадим — столько и надо, и чем больше — тем лучше. Я уверен, что Микоян любые суммы до копейки потратит, но так же уверен, что ничего лишнего он точно не купит.
— А какие фабрики ему там покупать?
— Да любые. У нас же чего только не хватись — того и нет. То есть есть, но настолько мало…
— Списочек того, чего у нас нет… нынче суббота, так списочек ты мне в понедельник принеси. А я подумаю, где нам взять побольше настоящих денег. То есть тех, за которые американцы будут готовы нам все продавать.
— Ты это, учти: им не то что товары никакие, им и продукты уже не нужны, так что расплачиваться придется исключительно наличными. Причем золотыми — или зелеными, европейские деньги за океаном сейчас вообще не котируются.
— Да уж, задачки ты ставишь интересные. Где взять иностранных денег, если иностранцы у нас ничего покупать не хотят… Ладно, будем эти задачки решать в рабочее время, а теперь давайте все же вернемся к именинам. Судя по запаху, Зинаида Павловна нам приготовила пироги…
К задаче «получить много денег» Николай Павлович отнесся со всей серьезностью. Особенно после того, как Струмилин изложил ему свое видение сущности этих самых денег:
— Ну, смотри сам: людям мы платим за работу зарплату, которую они тратят на покупку разных вещей. Но не любых вещей, а лишь тех, которые им нужны для использования в быту. Сюда и еда включается, и лекарства, и одежда, и мебель. Но вот станки всякие, домны, мосты и дороги они не покупают — а за постройку всего этого мы людям опять деньгами расплачиваться должны. Которые они будут тратить на покупку бытовых вещей.
— Тонкое замечание.
— И что из этого следует?
— Ты мне сейяас это расскажешь.
— Из этого следует, что люди, производящие такие бытовые вещи, должны их делать и для себя, и для производящих вещи, необходимые государству.
— Логично рассуждаешь.
— А это значит, что получать они за работу должны не сколько произведенное ими в магазинах стоит, а гораздо меньше. Грубо говоря, во столько раз меньше, во сколько изготовителей бытовых вещей меньше изготовителей товаров государственного назначения. Если эту пропорцию соблюдать, то никакие буржуазные налоги стране не потребуются.
— Ну, допустим. Но ведь завод, скажем, трактора выпускающий, тот же металл или уголь покупает…
— Еще раз: деньги — это способ учета вложенного в товары труда. И без такого учета нам всяко не обойтись. Однако если мы будем учитывать гостовары отдельно от товаров бытовых…
— Еще раз и помедленнее.
— Нам нужно гостовары и госуслуги учитывать отдельными деньгами. Их даже не обязательно печатать, достаточно суммы на счетах в госбанке учитывать правильно и циферки со счета на счет перекидывать. Получается такая двухконтурная система учета труда — и при этом, прошу особое внимание обратить, в стране не будет инфляции. Потому что деньги учетные не смогут выйти на рынок бытовых товаров, этот рынок опустошая. Но мы всегда будем знать, во что реально обходится нам каждый станок, каждый мост или дорога.
— А затраты на этот учет…
— Я тут тебе специально все подробно расписал. И расписал черновой план развития промышленности на следующие пять лет. Получилось, замечу, очень интересно… я только начерно прикинул, и выходит, что если мы на производство средств производства потратим четыре пятых бюджета, то к концу тридцать пятого года у нас товарами народного потребления обеспечение получится выше чем в Британии или в США.
— А обеспечение армии оружием и боеприпасами?
— А это — как раз в средства производства входит. Армия производит безопасность всех остальных производств, или ты иначе считаешь?
— Нет, просто, гляжу, дороговато она это производит. Нет, я не спорю, сейчас обеспечение армии должно быть, как ты говоришь, по высшему приоритету…
— Ну когда ты по-русски говорить нормально научишься? С высшим приоритетом или по высшему разряду.
— Правильные слова выбирать — на это секретари есть. Мне суть важна — а суть в том заключается, что обеспечение армии нужно увеличить вдвое за ближайшие пару лет.
— Тогда на потребление придется не одну пятую, а одну шестую тратить.
— Интересно ты считаешь… а если эта одна шестая сама по себе раза в три вырастет, то получается, что и остальное тоже втрое увеличится?
— Ну, если совсем грубо считать… да, вырастет. Но не сразу, однако…
— Я понял, достаточно. Пойду ее увеличивать.
— Ты не понял, если сейчас отобрать средства из тяжелой индустрии…
— Я хоть и выгляжу дураком, но все же дурак не полный. И из бюджета на такое дело ни копейки не истрачу.
— А на какие же шиши…
— Я — знаю на какие. Так что за бюджет не переживай, планы продолжай составлять и всех бить, если их не выполнят. А все же забавно получается: чем больше хлеба и зрелищ, тем мощнее Держава…
В марте двадцать девятого вышло постановление Президиума ЦИК «Об индивидуальных и артельных производственных предприятиях». В котором подробно расписывалось, что эти предприятия могут производить, где брать сырье и материалы, а так же по каким ценам и кому произведенное продавать. То есть продавать они имели право свою продукцию кому угодно, но лишь по ценам, не превышающим розничные государственные более чем на пять процентов — а если они производили продукцию, в госторговле отсутствующую, то цены определяли специальные комиссии Минторга. За это такие сугубо негосударственные предприятия имели право на обеспечение энергией, топливом, сырьем, производственными помещениями и вообще всем, для производства необходимым, по государственным же ценам. Но особый интерес у народа вызвал пункт, который гласил, что государство готово предоставить и необходимые станки, причем «бесплатно».
Это постановление Николай Павлович пробил в Президиуме объяснив, что на складах все еще валяется без дела почти двадцать тысяч никому не нужных станков. И пробивать стал, вспомнив, как крепостные мужики безо всякого финансирования «производство ТНП» в качестве отхожих промыслов обустраивали в своем сарае, тратя лишь копейки малые или вовсе забесплатно, своими руками мастеря «станки». А елси есть станки уже готовые… То есть купленные у американцев станки практически все у делу приспособили в свое время, но теперь заводы и фабрики старье планово меняли на более современное оборудование, а вот это старье отправлялось на склады: теоретически и их можно было как-то к делу приспособить, только руки не доходили. У государства не доходили, но рукастые мужики их очень даже приспособили. И так быстро приспособили, что уже к началу лета городские магазины оказались завалены разнообразной мебелью, ассортимент металлической и стеклянной посуды поражал воображение, а ранее остродефицитная электрическая арматура вроде патронов для лампочек, выключателей и электророзеток из числа труднодоставаемых товаров полностью исчезла. А в магазинах специально созданной сети «Свет» появилось огромное количество разнообразных настольных, настенных, напольных и потолочных светильников.
Однако артели занялись не только производством ТНП, как ожидал Николай Павлович. Некоторые стали изготавливать различные полуфабрикаты для других артелей, а некоторые — производством товаров вполне промышленных, но которых промышленности явно не хватало. Две не самых маленьких артели принялись за производство свинцовых аккумуляторов, сразу несколько принялись масляные фильтры для моторов делать — причем даже фильтровальную бумагу им тоже отдельная артель изготавливала. Понятно, что у всех этих артелей очень быстро возник дефицит сырья — и по городам быстро возникли «пункты приема вторсырья», где принимали макулатуру, тряпье, стекло (даже битые бутылки), любой металлолом… почти любой, таких артельщиков строго предупреждали, что за прием ворованного (и промышленного) вторсырья карать будут беспощадно.
— Ну и зачем ты все это устроил? — поинтересовался Струмилин у Николая Павловича ближе к концу лета. — Ведь получилось совсем не то, о чем я тебя просил: да, товаров народного потребления стало гораздо больше, но ведь наличные деньги теперь крутятся между гражданами, казне особо ничего не принося.
— А вот тут ты не прав. Во-первых, артели и индивидуалы платят столь ненавидимые тобой налоги. Во-вторых, они сразу поглотили почти миллион безработных, которых государство на работу пристроить не могло. В третьих, там люди работать учатся, ведь пока что большинство артельщиков просто из деревни пришли и ничего делать толком не умеют. А когда научаться — тут и госпредприятия появятся подходящие. Но главное — очень скоро большинству этих артелей станет тесновато, они захотят развиваться и расширяться…
— И что?
— А ты закон-то читал? Численность членов промартели, выпускающих ТНП, ограничивается полусотней человек. Численность артелей, выпускающих продукцию промышленного назначения — вдвое меньше.
— Тоже мне — проблема! Они просто вместо одной артели две создадут, три…
— Не создадут. По двум причинам: первая в том, что какие артели можно создавать, определяет специальный комитет в зависимости от местных потребностей. Во-вторых, Госснаб просто не будет выделять больше сырья и материалов, да и со станочным парком…
— То есть если они захотят расширяться, то придется им под крылышко государства уходить? И им-то какая выгода?
— Сейчас в большинстве артелей зарплаты даже меньше, чем на госпредприятиях: у них производительность труда ниже из-за устаревшего станочного парка. Так что переход в госсобственность такой фабрики будет для них выгодным — просто пока мы этого им предложить не можем. А как насытим современными станками нынешнюю промышленность, как раз и к артелям можно будет подступиться. Жаль, что это будет не очень скоро, но ты должен к этому стремиться.
— Я⁈
— И ты, как работник Госплана. Мне-то и так неплохо живется.
— Это точно, да я тоже вроде не голодаю… кстати, тут поступило одно интересное предложение. Некто Ветчинкин, доктор авиационных наук между прочим, случайно услышал спор по поводу пользы жидкого воздуха.
— Жидкий воздух? Это что-то вроде раскаленного льда?
— Учиться тебе надо. Если воздух охладить очень сильно, то он становится жидким– только охлаждать нужно действительно всерьез. Есть специальные машины поршневые, в которых его получают… понемножку.
— И зачем?
— А из него очень просто кислород выделить, который — если его в печах металлургических применять — чуть не вдвое сокращает потребность в коксе и ускоряет выплавку металла втрое. Ну, говорят так… некоторые специалисты. Но дело не в том: а поршневой машине кислород получать очень, очень дорого и получается его мало, а вот если машину поставить турбинную…
— Пусть ставят.
— Пробовали, ничего у ученых не получалось. Так вот этот Владимир Петрович — он по пропеллерам большой специалист — сказал, что при большом давлении, для получения этого жидкого воздуха используемом, пропеллеры воздушные не годятся. Сжатый воздух сильно плотнее — и он предложил в турбине пропеллеры иной конструкции ставить. Не просто на словах предложил, а даже и машину нужную построил — и выходит, что если таких машин побольше понаделать, мы на нынешних заводах металлургических…
— Сколько?
— Что «сколько»?
— Сколько денег Ветчинкину потребно? Изыщи и дай ему, даже с запасом дай: сдается мне, что если в бессемеровский конвертер пускать не воздух, а кислород, то азот, который сталь поганит, больше нам мешать не станет. Ты иди пока деньги искать, а я подумаю, что Ветчинкину дать: Трудовое Знамя или Звезду Героя.
— Сразу видно: горный ты у нас инженер, в суть горняцкую сразу смотришь. Конечно Звезду: даже если специалисты и наврали и стали с чугуном у нас только в полтора раза больше получится… Все, уже иду деньги искать. Даже уже ушел…