Бурят

Глава 34

Тридцать первый год наступил в полном соответствии с предсказаниями календаря. А засуха, вопреки предсказаниям Струмилина, не наступила. Тем не менее Николай Павлович огромные затраты, проведенные с целью подготовки к грядущей засухе, не счел «выброшенными на ветер деньгами»: на территориях, где подготовили оросительные системы и летом их вовсю использовали, урожай поднялся более чем на треть.

А подготовка была проведена действительно грандиозная, причем изрядная часть этой подготовки была проведена силами армии. Заводы изготовили десятки тысяч километров стальных труб, армейские части были подготовлены к быстрой прокладке из этих труб временных водопроводов, по которым воду в поля можно было качать на десятки километров из ближайших водоемов. Ну и, конечно, насосов различных понаделали немало. И, как только закончилась посевная, армия приступила к «тренировкам». Поначалу в «водопроводных отрядах» случился полный бардак, однако уже в начале июня солдаты научились и быстро водопроводы прокладывать, и разворачивать в полях поливальные установки, и поля поливать именно в меру, не превращая их в непролазные болота. А затем — научились эти установки аккуратно с полей убирать, не втаптывая урожай в землю. Результаты «поливной кампании» настолько понравились, что руководители многих госхозов начали прокладывать от водоемов постоянные подземные водопроводы и ставить стационарные насосные станции, причем — в отличие от передвижных армейских — с моторами не бензиновыми, а электрическими.

Потому что с электроэнергией в большинстве госхозов тоже стало более чем неплохо: с середины тридцатого года началось производство маленьких турбоэлектростанций, работающих на соломенных пеллетах. И, само собой разумеется, маленьких пеллетных машин, делающих топливо для этих электростанций из соломы, камыша, кукурузных и подсолнечниковых стеблей и прочего растительного мусора. Правда, для такой «сельской» энергетики все равно многого не хватало, например, алюминиевых проводов для электрических линий, однако народ в России оказался весьма смышлен и ЛЭП в деревнях и селах стали прокладывать даже не из медной, а из стальной проволоки. Правда для таких линий столбов потребовалось втрое больше: проволока-то тяжелая, да и требуются провода потолще — но польза от применения электричества намного перевешивала недостатки его «доставки потребителю», а стеклянных изоляторов для шестикиловольтных линий делали достаточно местные артели буквально из стеклобоя. Или из не совсем даже боя: работники госхозов в ожидании появления электрической лампочки в собственной избе и вполне годную стеклотару сдавали на вторсырье таким артелями.

Самым трудным делом было обеспечение госхозов трансформаторами, но и тут дело быстро шло на лад: к товарищу Буряту на прием пришли артельщики из Городца, как раз выпускавшие «для сельских целей» небольшие — на пятьдесят киловатт — трансформаторы с просьбой предоставить им побольше проволоки медной и трансформаторного масла, после чего артель преобразовалась в государственный завод, этих трансформаторов выпускающий по две сотни в неделю. А так как «сельские турбоТЭЦ» были мощностью киловатт по двести в основном, эти трансформаторы проблему как-то уже решали.

А в институте дважды Героя Труда Ипатьева парочка аспирантов практически случайно обнаружила, что если на белый фосфор плеснуть горячей щелочи, то получается такая гадость, что от нее дохнут не только крыски с мышками, но и все насекомые. А если эту гадость напустить в зернохранилище, то зерно из него можно спокойно употреблять после пары дней проветривания. Фосфора «советская химия» в достатке произвести вполне могла, с щелочью вообще проблем не было — так что уже весной для зернохранилищ и элеваторов вместо не самых простых и жутко опасных генераторов синильной кислоты, используемых для протравки зерна в хранилищах, стали массово делать гораздо более простые в обращении генераторы фосфина. А Владимир Николаевич организовал в институте отдельную группу для проработки вопроса о еще более безопасном производстве страшной отравы…

Вопрос действительно стал очень актуальным: прошлогодние (и позапрошлогодние) запасы зерна все еще лежали в хранилищах, а урожай года тридцать первого, хотя и не дотягивал до рекорда тридцатого, не дотягивал лишь самую малость и все равно превышал даже самые смелые планы. Возможно в том числе и потому, что в Нижнем Поволжье впервые массово поля засеяли чумизой — а она дала стране почти по тридцать центнеров зерна с гектара.

Обсуждая «очередную напасть» — ведь пришлось срочно строить еще множество зернохранилищ и даже просто амбаров, поскольку на большие хранилища уже и материалов не хватало, и транспорта, чтобы в них урожай свозить, Станислав Густавович поинтересовался и Николая Павловича:

— Мы что, так и будем каждый год по двадцать миллионов тонн на хранение закладывать? Минсельхоз очень удачно коровок со свинками у датчан и бельгийцев прикупил, может начнем уже свинюшек на прокорм зерном переводить?

— Насколько удачно? Я имею в виду закупку в Бельгии.

— Примерно шесть тысяч датских свиноматок, четыре сотни хряков чистокровных. Если весь приплод пустить на расширение стала, то за три года всю страну свининой накормим. За год свинья до тридцати поросят приносит… два десятка точно, половину если свиноматками вырастить, то в тридцать третьем уже шесть миллионов датских свиней будут нам давать десять миллионов тонн свинины.

— Ну да, а в тридцать пятом — сто миллионов тонн. А с коровами?

— Вечно ты в пессимизм впадаешь. С коровами — десять тысяч каких-то красных коров, у них молоко с жирностью больше четырех процентов и дают они его больше двадцати литров в день. До тридцати литров, если ухаживать хорошо. Размножаются они конечно не как свиньи, но их тоже стоит переводить на питание зерновыми комбикормами.

— Слава, когда я был простым помещиком, я всегда придерживался простого правила: для мужика прокорма в амбаре должно лежать на три года, а для скотины — которую, в отличие от мужика, и забить не жалко в трудную годину — на год. Вот когда амбары наши так заполнятся, тогда и будем скотину хлебом кормить. Но не раньше.

— А закупленное стадо…

— На шесть, даже на десть тысяч голов корма у нас хватит. А увеличивать это стадо пока погодим: мясо для народа пусть пока курочки дают. Кстати, а с лесами защитными у нас как? А то я что-то давно оттуда новостей не слышал.

— Ну как… лесничества учреждены, даже обустроены в основном. Местами даже названия «степное лесничество» насмешки у народа вызывать перестало: вязы-то быстро растут, местами леса поднялись уже выше человеческого роста. А еще ботаники наши теперь там свои эксперименты проводят на предмет выяснения, какие в лесах этих еще кусты насадить чтобы пользы больше было. Сейчас рябину-черноплодку мичуринскую стали массово сажать, но она растет только где в лесополосе водопровод проложен и полив хоть небольшой проводится. Но ботаники говорят, что когда деревья побольше вырастут, то она и без полива уже расти нормально сможет. Только с ней проблема возникает…

— И какая?

— Ягоды она дает немало, из нее врачи наши настойки, для крови полезные, выделывать придумали. А мужику слово «настойка» лишь об одном говорит. Короче, воруют они кусты высаженные и у себя на огородах сажают.

— Так пусть, воруют-то не всё наверное, там же кусты эти лесники десятками тысяч…

— А врачи говорят, что если такой настойки перебрать, то проблемы со здоровьем возникнуть могут.

— Если чего угодно перебрать, то они возникнут. Так что плевать на это, других забот хватает.

— Интересно, каких? Госплан в моем лице или в целом составе помочь может?

— У товарища Бурята никаких забот нет, Госплан и министерства сами справляются со всеми делами. А вот у Наранбаатар-хаана проблемки возникли. Ты слышал, что японцы пошли Маньчжурию завоевывать?

— Краем уха… в новостях по радио что-то говорили. А Наранбаатар-хаан-то тут причем?

— При том. Японцы почему-то считают примерно пятую часть Монголии частью Маньчжурии — а это уже напряжение увеличивает. Монголия им, конечно же, перейти границу не позволит…

— У них большая и могучая армия?

— Но, сотня тысяч русских солдат и офицеров, да еще неплохо вооруженная, задницу надрать японцам сможет. Однако в любом случае японцы на наших границах…

— На монгольских или на советских?

— Да на любых! В Маньчжурии сейчас главным работает некий юный генерал Чжан Сюэлян, потомственный враг коммунистов и весьма бестолковая личность. Но еще он ярый противник Гоминьдана, хотя формально вроде как и подчиняется Чан Кайши. Но вот этот Чан отдал приказ японцам в захвате Маньчжурии не противодействовать…

— И? Мне действительно интересно.

— В общем, этот Чжан попросил, хотя и неофициально, помощи у Наранбаатар-хаана.

— Ты хочешь послать монгольскую армию в Маньчжурию?

— А то Монголию тогда защищать будет? Но товарищ Бурят поговорил с другим китайцем, Чжоу Эньлаем — и тот согласился, что если Маньчжурия станет независимым государством, то коммунисты Китая это государство признают.

— Что-то непонятно, а потому очень подозрительно. С чего бы китайские коммунисты…

— Независимая Маньчжурия будет тыловой базой для китайских коммунистических отрядов. Хорошо защищенной базой, Гоминьдан к себе ни под каким видом не пускающей…

— Продолжай.

— Китайцы знают, да и японцы знают, что монгольская армия на восемьдесят процентов состоит из русских белых солдат и офицеров. Но поименно-то они их не знают…

— И… сколько?

— Я поговорил с Шапошниковым и Слащевым. Для начала хватит двухсот тысяч человек, разве что пока непонятно, сколько авиаторов потребуется.

— Почему неизвестно?

— Поликарпов сделал два новых самолета, один — под лицензионный мотор воздушного охлаждения, второй — под наш алюминиевый вариант «Либерти». В производство оба варианта запущено, но сколько их успеют сделать и сколько летчиков получится подготовить — пока совершенно непонятно. А без истребителей пускать туда бомбардировщики нельзя.

— Ты про бомбардировщик Архангельского? Да он быстрее любого японского истребителя…

— Нельзя. Не веришь — поговори с товарищем Барановым, он тебе в деталях все объяснит. Очень подробно и очень, очень доходчиво!

Монгольская армия приступила к отражению японской агрессии в Маньчжурии в середине октября, что японцев изрядно поразило. Особенно их поражали новенькие монгольские самолеты, превосходящие все, что имелось у японцев: истребитель Поликарпова с восьмисотсильным мотором водяного охлаждения официально в СССР не производился и на вооружение не принимался — а скорость в триста пятьдесят километров в час плюс высочайшая маневренность японским авиаторам шансов не то что побудить, а хотя бы выжить в бою не оставляла. Правда самолетов этих было немного — но оно и понятно, в Монголии и населения крайне мало. Населения — мало, а стали, чтобы делать пушки и снаряды для них, винтовки и пулеметы — этого было много. Очень много, так что «монголы» боеприпасов не жалели. Настолько не жалели, что перед самым новым годом японцев вышвырнули даже из Порт-Артура…

А затем случилось страшное… Не для всех страшное, а лишь для некоторых китайских генералов по фамилии Чжан: руководителем освобожденной Маньчжурии был назначен китайский генерал по фамилии Ма. Ма Чжаньшань бы лубежденным япононенавистником, весьма талантливым генералом — но, к негодованию Чжан Сюэляна, он был мусульманином. Не то чтобы религиозным фанатиком (Николай Павлович после разговора с этим хуэем пришел к выводу, что тот скорее атеист), но сам факт того, что главным поставлен не ханец, возмущало господина Чжана до глубины души. Впрочем, Николаю Павловичу было на его возмущение плевать — как, собственно, и на самого этого генерала.

А вот на другого генерала ему плевать не было, так что для господина Ма была устроена многодневная экскурсия по просторам Дальнего Востока СССР, Николай Павлович с ним провел множество «интересных бесед» — и только после этого уже товарищ Ма отправился управлять свободной и независимой Маньчжурией. Передирая в голове различные грандиозные планы…

А товарищ Бурят вернулся в Москву. И первым, кто его встретил, был товарищ Струмилин. То есть не встретил, а зашел вечером в гости:

— Николай Павлович, вы оказались совершенно правы: на юге в полях снега почти нет.

— То есть засуха все же будет?

— Не то чтобы засуха… то есть засуха-то точно будет, но хуже другое: почти все озимые точно вымерзнут.

— И какие предложения? Ты же не просто так поплакать ко мне пришел?

— Нужен указ. Простой такой: если кто из мужиков свои поля пересевать не будет, то земля отчуждается в пользу госхоза, причем окончательно и бесповоротно. А большинство мужиков поля пересевать точно не станут: у них и тягла нет, поскольку лошади да волы зиму впроголодь просидели, и семян нет. Поля-то уже засеяли, зачем еще семена хранить когда зерно это просто сожрать можно?

— Ну указ я тебе напишу… даже, допустим, поля мы пересеять успеем. А на них хоть что-то вырастет?

— Вот чем хорош наш минсельхоз, так тем, что у него на любой вопрос ответ есть подходящий. Или даже много ответов, можно любой выбирать. Так вот, агрономы наши, понятное дело, рекордных урожаев не обещают, а обещают урожай скорее скудный. Но все же урожай: центнеров по пять-шесть те поля дадут. В тех госхозах, где поливные системы выстроить успели, клянутся уже центнеров по восемнадцать обеспечить, даже жалко, что мало таких. Но если даже считать по минимуму, то в засушливой зоне можно ожидать миллионов двадцать тонн, а общий урожай и за сорок, скорее всего, перевалит. Слезы, конечно, но закрома-то не просто полны, а переполнены — так что вытянем беду практически без потерь.

— Ну да, запас-то мы потеряем…

— И в кого ты такой злой уродился? Запас-то мы для этого и делали, чтобы тратить в трудный час. Сейчас трудный наступает, а потом, когда снова легко станет, все восполним. Сами-то хранилища не рассыпятся!

— Единственное, что пока успокаивает. Ладно, иди уже домой, поспи — а главное, мне спать не мешай. Завтра совещание по результатам войны монголов с японцами, нужно будет мне там кое-кому по голове постучать…

— Что, напортачили много?

— Нет, хотят напортачить. Хотят понравиться якобы великим державам… тьфу!

— Наган дать? Мне выдали, а он просто так без дела в столе валяется. Хотя с твоими кулаками…

— Дай же поспать!

— Ну… спокойной ночи. Тебя будить? Да все, ухожу уже!

Результат войны в Маньчжурии очень не понравился британцам и французам, но очень понравился американцам. Причем американцам очень-очень сильно понравился: Япония, изрядно мешающая американской экспансии в Юго-Восточной Азии, потеряла очень много войск и, что было, пожалуй, мощнейшую индустриальную базу. И очень многим товарищам очень не понравилось то, что результат войны понравился американцам. Поэтому обсуждение этого результата вышло весьма бурным:

— Сейчас у СССР резко обострились отношения с Великобританией, — сообщил Иосиф Виссарионович, — и есть мнение, что это может привести в самом ближайшем будущем к проблемам в морских перевозках.

— Есть мнение, что у нас с морскими перевозками и так неважно, поэтому новых проблем британцы нам просто не доставят, — заметил Николай Павлович. — К тому же сейчас резко улучшаться перевозки всего в СССР со стороны США, американскими же кораблями, а с американцами англичане воевать на море точно не станут.

— Это, возможно, и так, — неторопливо высказался Сталин, — но у нас возникают иные проблемы. Сейчас, когда Япония очевидным образом ослаблена, американцы начали активно поддерживать Гоминдан в войне с китайскими коммунистами, а наши возможности китайским товарищам помочь…

— Иосиф Виссарионович, пусть китайские товарищи сами себе помогают. У нас что, избыток валюты или оружие лишнее мы не знаем куда девать? Товарищ Ма тамошним коммунистам обещает возможность отсидеться на территории Маньчжурии, силенок поднакопить. Вот пусть они отсиживаются и поднакапливают, а мы-то тут причем? Я еще раз повторяю: нам на дела иностранных граждан, будь они коммунистами или шаманистами, вообще плевать, у нас своих проблем, требующих скорейшего решения, хватает.

— Вы не правы, — возразил Сталин, — наш долг — помогать нашим соратникам за рубежом. К тому же отторжение исконных китайских территорий…

— Дорогой Иосиф Виссарионович, вы делаете одну ошибку: судите иностранцев по себе. В частности китайцев: никакие они нам не товарищи. Китайцы искренне убеждены — и китайские коммунисты исключением тут не являются — что любые земли, на которые когда-то ступала нога ханьского солдата, являются совершенно неотъемлемыми территориями Китая. А если местное население с этим не согласно, то такое население — по мнению ханьцев — должно быть просто уничтожено. А все их имущество должно быть передано ханьцам.

— Ханьцы — это кто? — решил уточнить Клемент Ефремович.

— Это народ, населяющий примерно половину территории Китая. И наша задача в настоящий момент — если вы все же продолжаете считать себя большевиками-интернационалистами — объяснить китайским националистам, что они серьезно заблуждаются. А уж помогать им в уничтожении народов, земли которых Китай захватил — это, извините, вообще ни в какие рамки не укладывается.

— Я думаю, что ошибаетесь здесь все же вы, — продолжил упорствовать в своем мнении Сталин.

— А я думаю, что любой монгол, любой уйгур, даже любой хуэй согласится именно со мной. Впрочем, я думаю, что обсуждение этого вопроса в таком виде вообще бессмысленно: у нас просто нет средств для помощи тому же товарищу Мао. И, заранее предупреждаю, в ближайшее время и не будет. Так что сейчас важнее нам решить иной вопрос: хотим ли мы понравиться британцам и французам? Я считаю, что этого делать категорически не стоит.

— Вы неверно формулируете: не «понравиться», а «наладить нормальные торговые отношения».

— Это вообще просто игра словами. Нормальных торговых отношений ни с Британией, ни с Францией, ни даже с Германией или с США у нас все равно не будет. Они в любом случае будут пытаться продавать нам очень дорого то, что им просто выкинуть жалко, а у нас пытаться купить за гроши то, что им очень нужно, но в других местах просят сильно дороже. За последние три года Внешторг трижды пытался уговорить меня утвердить продажу нашего зерна за границу, и во всех случаях нам предлагалось продавать пищевое зерно по ценам ниже даже самых худых кормовых сортов. Мы — я имею в виду правительство — от таких продаж отказались. И теперь мы получили первый результат нашего отказа играть по правилам, предлагаемым капиталистами: в стране грядет засуха и неурожай, но это не нанесет СССР ни малейшего ущерба в людях и в промышленности. Просто потому, что мы этим непроданным зерном страну можем год кормить!

— А если бы мы зерно продали, на эти деньги закупили бы станки…

— То у нас было бы куда как больше неиспользуемых станков. У нас сейчас на большинстве заводов до двадцати процентов станков простаивают потому что рабочих подготовленных нет! А еще пятнадцать процентов станков каждый год из строя выходит потому, что рабочие неопытные их просто ломают. Так что задачу партии я вижу прежде всего в том, чтобы повысить интерес рабочих к овладению способами нормальной работы, к стремлению работать без брака, который сейчас составляет до трети произведенной продукции в металлообработке — а вовсе не в том, чтобы за счет тех немногих рабочих, кто работу делает умело и качественно, кормить иностранных националистов. Еще раз повторю: партия себя объявила авангардом рабочего класса. Так пусть этот авангард ведет народ к победе социализма, а не в клуб любителей болтовни о светлом будущем.

— Вы считаете, что у нас здесь клуб болтовни?

— Я не считаю, потому что арифметику в школе плохо учил. И поэтому не могу понять, посему Монголия с населением под пару миллионов человек, еще десять дет назад бывших дикими кочевниками, производит стали всего лишь в восемь раз меньше, чем СССР со ста восьмьюдесятью миллионами. И почему по числу производимых карабинов и пулеметов Монголия уже СССР превосходит. А так же почему треть советской стали и чугуна выделывается на поставляемом нам Монголией угле. Кто-то может мне, неучу отсталому, это пояснить?

— Я могу, — ухмыльнулся Струмилин. — Это потому, что для монгола слово Наранбаатар-хаана –это истина в последней инстанции. А у нас слова товарища Бурята — повод поспорить и даже, если повезет, то и подраться.

— Возможно вы и правы, Станислав Густавович, — с улыбкой ответил Струмилину Сталин. — Проблема, вероятно, тогда в том кроется, что в СССР нет Наранбаатар-хаана, который — и в этом сомнений нет — человек исключительно умный. В СССР есть лишь товарищ Бурят, идеи которого вызывают лишь более чем обоснованные сомнения и, естественно, возражения.

— И я бы даже в вашу теорию поверил, — с нарочитой грустью во взгляде ответил Станислав Густавович, — но есть одно в том препятствие, напрочь для меня эту теорию опровергающее. Все дело в том, что Николая Павловича у нас, в СССР, прозвали товарищем Бурятом…

— Это он сам себе имя такое придумал.

— А в Монголии Николая Павловича Андреева все знают под именем Наранбаатар-хаана. Верховного правителя всех монголов и бурятов, непогрешимого правителя. И, судя по развитию Забайкалья, насчет его непогрешимости там не очень-то и ошибаются…