Цена славы

Глава 37 Островок Спокойствия

Расследование взбудоражило общественность, но вопросов было больше, чем ответов. Первыми арестовывали наиболее высокопоставленных подозреваемых, айдолов оставили на потом. В индустрии все понимали, что именно вскроется в ходе расследования, поэтому нервничали многие.

В Корее за проституцию могли дать реальный тюремный срок. Но чаще всего отделываются штрафами. Вот только айдолы, которые были связаны с этой системой, не могли быть уверены, что отделаются только штрафом. Дело будет громким, негативная реакция общественности предсказуема, поэтому прокуратура может устроить «показательную порку».

Дан, правда, знал некоторые нюансы: вся история с Папкой рассматривается как часть расследования о госизмене. Этому выделили отдельное дело, но прокуроров интересует не столько факт оказания сексуальных услуг, сколько — кто заставил и кому услуги были оказаны. Ради этих сведений большинству «простят» нарушение закона. Кого-то осудят, конечно. Но публиковать полные списки всех, чьи фотографии присутствуют в Папке — это прокуратуре не нужно. Им и всех «покупателей» раскрывать невыгодно. Если общественность узнает, сколько на самом деле людей в этом замешано, то индустрия к-поп может не выстоять, тогда Корея мржет лишиться значительного заработка.

Тут помогло заявление кого-то из Talion. Дан не знал точно, кто из них является официальным потерпевшим, да это и не важно. Главное, что наличие потерпевшего позволило немного сменить юридические акценты: теперь это дело о склонении к проституции, а его можно вести тайно, не публикуя отчеты о расследовании.

Оставить все под грифом секретности просто невозможно: слишком много арестов для демократической страны, слишком много свидетелей и подозреваемых. Что-то придется сделать достоянием общественности.

Вечером тридцатого декабря усталый Джиён кое-что рассказал Дану.

Он не спал прошлую ночь, хотя и приезжал домой ужинать. Беременная супруга — это значительный повод для отлучки с работы, поэтому Джиёна отпустили домой на несколько часов, успокоить жену, а потом он снова вернулся на работу.

— Ты вообще спал? — участливо спросил Дан, когда после ужина они вместе сели на веранде.

— Три раза по сорок минут, — ответил Джиён с улыбкой. — Не переживай, я привык к такому. Сейчас самое лучшее — продержаться еще немного и пойти спать в обычное для меня время.

Дан задумчиво кивнул. Он прекрасно знал, что трех-четырех часов сна в сутки может хватать достаточно долго, если тебе есть чем заняться во время бодрствования. Но он сам предпочитал сначала отоспаться, а не сразу пытаться восстановить режим.

— Расскажешь, что происходит? — осторожно спросил Дан.

Джиён кивнул, но говорить начал не сразу. Достал из кармана брюк помятую коробочку — никотиновые пластыри. Он намерен бросить курить, потому что вскоре в доме появится ребенок, но это дается ему сложно. Сейчас он приклеил пластырь и подвинул к себе ближе кружку с чаем.

— Сложно сказать, с кого именно все началось. Чуть ли не с основания корейского шоу-бизнеса продюсеры продвигали тех, кто с ними спит… потом стало понятно, что можно заставлять красивых мальчишек и девчонок спать с теми, кто нужен продюсерам. Где-то в девяностые это превратилось в систему, сдерживала которую круговая порука. В двухтысячных Квон Манхук, он сейчас исполнительный директор Диспатч, стал кем-то вроде начальника всей этой структуры. Это он начал печатать Папки.

— Это подтверждённая информация? Он сядет за это? — уточнил Дан.

Джиён осторожно кивнул:

— Скорее всего — да. В суде может произойти всякое, его адвокаты могут оказаться очень изворотливы, но у нас уже есть немало свидетельств поотив него… жесткие диски с информацией, помещение, где печатали и хранили Папки, его Маленькая Черная Книжка с именами… в общем, его шансы уйти от наказания минимальны.

Дан не смог сдержать довольной улыбки, а Джиён расхохотался:

— Какая искренняя улыбка.

— Что? Имею право? Из-за него мое имя полоскали во всех газетах, а Нане пришлось уйти из группы. Я уж молчу про всех тех, кто пострадал из-за структуры Папки. В корейских тюрьмах как с дисциплиной? Я готов заплатить, чтобы ему там было особенно некомфортно.

Джиён расхохотался, а потом напомнил:

— Это, вообще-то, подсудное дело.

— Да? Какая жалость…

— Намекни фанатам, — посоветовал Джиён.

Дан изобразил «злодейскую» улыбку, они вместе посмеялись, но ответил Дан уже серьезно:

— Ладно, шутки-шутками, но я бы все равно так не смог. Так что дальше было? Хотя, подожди, я схожу за чаем.

Дан сам встал и вышел на кухню. Бабушка с тетей сидели за обеденным столом и что-то рассматривали на экране планшета — кажется, выбирали оформление детской. Но, как только за Даном щелкнула входная дверь, бабуля вскочила:

— Чай допили? Я сейчас, быстренько, уже все подготовила.

И она подбежала к кухонной стойке. Ей действительно оставалось только залить все кипятком и торжественно вручить Дану чайник. С ним Дан и вернулся на веранду.

— Долгое время эта структура существовала сама по себе, — продолжил Джиён, чуть позже, — Но в руках Квон Манхука и его главных сподвижников скапливалось все больше компромата. Где-то пять лет назад на них вышел Ким КиДжун, он сейчас маркетинговый директор косметической компании. Его брат крутится в политике, семья жены давно связана с этой сферой. Вместе они хотели добиться лояльного к ним правительства.

— У них был какой-то ставленник? — полюбопытствовал Дан.

— А вот это уже секретная информация. То, что они делали вне экскорт-услуг — дело о государственной измене.

Дан кивнул, принимая это к сведению, но уже через пару мгновений опомнился:

— А этот, министр… не помню его имя.

— Он… просто неприятный тип, который в итоге получит огромный срок за то, что не мог удержать свое хозяйство в штанах, — вздохнул Джиён. — Не был он их сообщником в полной мере, просто являлся постоянным клиентом и сам же множил компромат на себя.

— Учитывая его должность, он станет главным козлом отпущения? — уточнил Дан.

Джиён кивнул.

Какое-то время они сидели в тишине. Дан думал о том, что совершенная, абсолютная справедливость просто невозможна. Того, кто реально хотел больше денег и власти и шел ради этого по головам, тихонечко посадят в маленькую охраняемую тюрьму до конца жизни, а из другого сделают Злодея мирового масштаба. И Дан даже понимает, что менять такое положение дел — не самый лучший вариант. Возможно, пройди вообще все расследование в тайне, было бы даже лучше. Но это технически невозможно.

Несмотря на все просьбы прокуратуры, в сети начали ту самую «охоту на ведьм». Гадали, кто из айдолов продавал свое тело, чтобы получить лучшее продвижение. Разумеется, это быстро стало причиной масштабной «войны фандомов», где все обвиняли всех, а защищали только своих. До прямых оскорблений айдолов дело пока не дошло, ну так и аресты начались чуть больше суток назад.

— Меня ведь тоже вызовут на допрос? — уточнил Дан.

— Да, — кивнул Джиён. — Но не в ближайшие дни. И сначала тебе придется отвечать военным, а потом гражданским следователям. Прости, это займет много времени.

— Я к военным-то с адвокатом пойду? — обеспокоенно спросил Дан.

— Да, — расхохотался Джиён. — С адвокатом и в присутствии кого-то из посольства США. И меня, разумеется.

Дан облегченно кивнул. Отвечать на вопросы военных в полном одиночестве ему категорически не хотелось.

В Person традиционно дают выходные как минимум тридцать первого декабря и первого января. Причина — очень загруженный декабрь, когда большинству приходится работать три-четыре недели вообще без выходных. Январь для Person не легче вот уже несколько лет: готовятся выступления на Грэмми, туры, дебюты… Новый Год — островок спокойствия и практически корпоративный праздник, потому что только его стафф и айдолы могут себе позволить последние три года.

В этом году никто из Pop Heroes не уезжал из Сеула на Новый Год, но и в общежитии никто не останется. Парни разъехались по семьям, кто-то в новые квартиры, а Инсона Дан забрал к себе утром тридцать первого декабря.

Дан заранее заявил, что он официально переносит Рождество на тридцать первое декабря, потому что он любит этот праздник, но не может не работать в это время. Инсон, теоретически, католик. На деле это значит лишь то, что его семья обычно справляла Рождество. Услышав заявление Дана о переносе праздника, он заметно оживился. Втроем — Дан, Инсон и тетя Нари — они нарядили елку, украсили первый этаж дома, потом пили горячий шоколад с зефирками. Вечером пришел Джиён, разжег камин. Был праздничный ужин с любимым блюдом Дана — говядиной Веллингтон. Потом Дан играл на рояле, а остальные пели рождественские песни. Их запоздалое Рождество вышло по-настоящему уютным.

Еще и следующее утро получилось хорошим — никто не звонил Дану с неприятными новостями.

Ну, а вечером первого января ждали гостей: приехали Джинхо и Минсок с Наной. Когда к Дану приходят гости, Джиён с тетей обычно уходят ужинать в город. Может показаться, что Дан таким образом их выгоняет, но от тети он знал «страшную» правду: они бы ходили в рестораны чаще, но тогда бабуля ужинает в одиночестве. Бабушка, конечно, старается делать вид, что все в порядке, но даже Дан видит, что ей плохо одной. С возрастом она стала хуже переносить одиночество и Дан был безумно благодарен тете и Джиёну, что те живут здесь.

За ужином бабуля, со свойственной ей прямотой, спросила у Наны:

— А предложение он тебе уже сделал?

Минсок подавился едой, все за столом начали хохотать, а Дан попутно потянулся похлопать Минсока по спине.

— Я ему заранее сказала, что не приму предложение, — ровным тоном заметила Нана.

— Айгу! С чего это? — удивилась бабуля. — Хороший парень… Гены-то какие…

Инсон, все еще смеясь, едва слышно добавил:

— Один фирменный нос чего стоит…

Они снова начали хохотать. Нана невозмутимо ответила:

— Гены, без сомнения, замечательные. И не только в плане внешности. Но какой смысл заключать помолвку, если пожениться мы сможем только через пять лет? У него карьера на пике, я дебютировала как сольная исполнительница. Я искренне надеюсь, что мы будем вместе и через пять, и через пятьдесят лет, но не хочу обременять себя и его обещаниями до момента, когда мы действительно будем готовы стать семьей. С детьми, я имею в виду.

Бабуля покачала головой, но возражать Нане не стала. Вместо этого перевела тему на то, как она рада гостям.

Разговор об отношениях возник еще раз, позднее. Они пересели на веранду, с чаем и какао, уже без бабули — она ушла к себе, устала за день.

— А что у вас на личном фронте? — внезапно спросила Нана, обращаясь явно к Дану и Джинхо.

— Девушки, которые вскружат им голову, еще не родились, — ответил за них Инсон.

Дан недовольно закатил глаза, а Джинхо вообще перевел тему:

— А что ты сразу про наших-то девушек? Как насчет твоих? Джису на свидание звать собираешься?

Инсон смутился, все начали хихикать. О том, кто нравится их Сонику, Дан знал. Как и вообще все мемберы группы. Скорее всего, Джису и сама подозревает, что нравится Инсону. Вряд ли она испытывает что-то, но он ей точно не неприятен. Как минимум, на свидание бы согласилась… но Инсон робел. То, чем она ему понравилась — спокойствие, некоторая холодность при общении, уверенное поведение — это же его и пугало.

— Я почти уверен, что она мне откажет, — вздохнул Инсон.

— Нет, — просто ответила Нана.

— Что нет?

— Не откажет. Не потому, что влюблена, или что-то вроде. Просто она знает, что ты хороший, но толком с тобой никогда не разговаривала. Она не откажется от удовольствия поболтать с парнем, которому нравится.

— А она знает, что нравится мне? — в ужасе спросил Инсон.

— Если ты ей это не успел сказать — нет, — улыбнулась Нана. — Но вы часто видитесь, она может догадываться. Обычно такое чувствуется.

Инсон даже про свой напиток забыл — поставил кружку на стол, а сам прикрыл глаза ладонями, словно пытался спрятаться.

— Будет забавно, если Инсон начнет встречаться с Джису, а потом Дан — с Бёль, — задумчиво сказал Джинхо.

Дан тяжело вздохнул: ну, начинается.

— А что, Дану все же нравится Бёль? — оживился Инсон, разом забыв о своей «проблеме».

— Думаю — да, хотя пока он сам это не осознает.

— В смысле — не осознаю? — возмутился Дан. — Я себя хорошо знаю, если бы я начал что-то к кому-то чувствовать, я бы заметил.

Но кто его услышит? Минсок с Инсоном тут же начали расспрашивать Джинхо о том, почему это Дан что-то там не осознает. Джинхо рассказал, как они «спасали» Бёль и Бетти от навязчивого внимания операторов. В его исполнении эта история звучала эпично и немного нелепо. Дан чуть ли не бегом несся спасать Бёль от двух сомнительных собеседников, потом морально унизил этих типови не сводил с Бель взгляда всё время разговора.

— Боже, тебе нужно романы писать, — недовольно буркнул Дан, но смех парней это не остановило.

— Бёль хорошая девушка, но она еще маленькая для тебя, — внезапно прервала веселье парней Нана.

И за столом повисла тишина. Дан отхлебнул чая, но продолжения от Наны так и не последовало, поэтому ему пришлось просить прямо:

— Ладно. Они мне это, конечно, не забудут, но мне жутко любопытно… и для понимания женской психологии полезно…

— Ага-ага, для работы надо, — хихикнул Инсон.

— Почему маленькая? — закончил свою фразу Дан.

Нана вздохнула, поставила на стол свою кружку и заговорила:

— Бёль — сильная девочка. Иная бы не выдержала все, что на нее свалилось сразу после дебюта. Но… в семье никто не хотел, чтобы она была сильной, они растили ее послушной. Вы знаете, что это не было ее мечтой — стать айдолом?

Даже Дан удивился. Бёль всегда показывала невероятное рвение к занятиям, она, казалось, хотела дебютировать больше всех.

— Это было целью ее бабушки. По-моему, об этом можно догадаться просто из-за ее имени. Бабушка выбрала имя, потому что хотела видеть внучку артисткой.

[*ЮнБёль — Яркая Звезда. В Корее для записи имен используют ханча — китайские иероглифы. Поэтому значение вроде бы одного имени может меняться, в зависимости от используемых иероглифов. Это так же означает, что чаще всего имя звучит просто как набор звуков. Но иногда детям дают имена, которые повторяют слова корейского языка. Например, имя Бёль. Это буквально «звезда». Еще можно перевести как «сиять» или «ослепительный». Такие имена — имеющие прямое корейское прочтение — считаются старомодными. Ну и, как сами понимаете, не в каждой семье ребенка назовут Звезда.*]

— Но Бёль же дома тренировалась, — нахмурился Джинхо.

— Да, — кивнула Нана. — Такое бывает, когда у семьи денег нет. Бабушка очень хотела, чтобы внучка стала популярной артисткой, но боялась отправлять ее в агентство слишком рано. Поэтому тренировала сама, как могла. Уже в агентстве Бёль поняла, что ей действительно нравится выступать. Она говорит, что на сцене выпускает на свободу свои скрытые эмоции… думаю, теперь понятно, какой темперамент скрывает эта скромница.

Дан улыбнулся: в этом плане Нана его не особо удивила. Он и сам понимал, что спокойствие Бёль — это, скорее, воспитание. Хорошие девочки не шумят, громко не смеются, слушаются старших и не влезают в разговоры мужчин. Но никто не знает, что на самом деле думают и чувствуют хорошие девочки.

— Это я понимаю, но почему ты говоришь, что она именно маленькая для меня?

— Потому что она изменится. Уже меняется. Чем больше времени она проводит на сцене, чем больше ею восхищаются, чем больше денег она приносит своей семье, тем больше проявляется ее настоящее «я». Сейчас она — ребенок. Ты задавишь ее, она будет во всем тебя слушаться, бояться расстроить или обидеть. Надоест через пару месяцев, просто потому, что ты не тот человек, которому нужна покорная женушка рядом. Но через год-полтора котенок превратится в львицу. Она осознает свою силу и ваши гипотетические отношения станут союзом равных.

— Откуда такая уверенность? — хмыкнул Минсок.

— Потому что я сама была такой, как Бёль. Я тоже дебютировала скромной девчонкой, которая не верила в себя и постоянно боялась кого-то обидеть. Не подумай, кстати, что она станет такой же, как я. Мы все-таки разные. Просто это часто встречается у девчонок-айдолов. В нас воспитывают внешнюю покорность, но сцена раскрепощает.

Дан задумчиво кивнул.

— Не переживай, Дан, — похлопал его по плечу Минсок, — Ты все равно можешь в нее влюбиться уже сейчас. Тебе же для работы надо, не обязательно встречаться, ты и так сможешь писать про нее песни.

Дан — в который раз за вечер — тяжело вздохнул, а потом пригрозил:

— Дождешься ты у меня… дебютируешь сольно в следующем году.

— И что ты сразу шантажировать начинаешь? — возмутился Минсок. — Не хочешь — не влюбляйся. Я же тебя не заставляю…

Они снова расхохотались: то, что Минсок не хочет дебютировать сольно, стало чем-то вроде дружеской шутки, его часто этим подкалывают.

— И я не могу не обратить внимание на то, что Джинхо очень технично перевел тему с себя на Инсона и Дана, — заметила Нана.

Все, разумеется, тут же посмотрели на Джинхо. Он не любит говорить о личном. Дан знал (это страшный секрет), что когда-то Джинхо был очень влюблен в свою преподавательницу по вокалу. Ему тогда было пятнадцать лет, самое время для первой любви. Преподавательница, хоть и была относительно молодой девушкой, его любовного интереса, ожидаемо, не поддерживала. Минхо, в итоге, перевел племянника к другому учителю, так что у истории вообще нет никакого финала: просто Джинхо со временем переболел. Но с тех пор не влюблялся. В этом он похож на Дана: иногда собственная бесчувственность его беспокоит, но сделать с ней он ничего не может.

— Я пока не встретил ту, которую бы полюбил.

— Не всегда отношения начинаются с любви, — пожала плечами Нана.

— Не всем людям подходит начинать отношения с секса, — ехидно улыбнулся Джинхо.

Нана недовольно цокнула:

— Вот кажешься таким воспитанным душечкой, а на деле ведь — главная язва в группе.

— Факт! — хором произнесли Минсок и Инсон.

— Это семейное, — улыбнулся Джинхо. — Ты что, моего дядю не знаешь?