Центр Мироздания

3

Ощущение было такое, словно он проснулся в темной комнате. Сначала он не мог понять, кто он и где он. Кажется, ему снилось что-то большое, красное и теплое, а потом вдруг стало темно. Он попробовал моргнуть, но это ни к чему не привело. Темнота, и только. Наконец откуда-то издалека появился едва заметный свет электронных часов.

Это первое, что он увидел. Слабо светящийся циферблат стал постепенно приобретать отчетливые очертания. Часы показывали «00.00».

Первое, что он вспомнил, был страх, тот дикий ужас… К счастью, сейчас это было только воспоминание, но даже и оно пугало. Теперь он уже не боялся, а удивлялся тому, что он боялся раньше.

— Ошибка, да! Ты не долетел. Видимо, что-то пошло не так, да.

Это не женский голос из Сети. А всего лишь хриплый шепот, и непонятно, откуда он исходит. Но в темноте он показался ему таким же неприличным, как если бы кто-то громко испортил воздух в общественном месте.

— Хорошо, что ты прибыл, да. Но надо преодолеть последний отрезок. Боюсь, ты уже опоздал, да.

К этому времени он уже и без того был в полной растерянности, поэтому сейчас, конечно, ничего понять не мог.

— Опоздал? Опоздал куда? — Он попытался задать наводящие вопросы.

Ему показалось, что его собственный голос прозвучал так, словно на голову надет пластиковый пакет.

— На старт, да. Нехорошо приходить на старт с опозданием, так ведь? В этом случае ты не сможешь принять участие, да.

— Где я? — Он сделал еще одну попытку.

— Не там, где ты должен быть. Но хорошо, что ты вообще прибыл, да.

Ситуация совершенно абсурдная. Судя по всему, кто-то решил над ним подшутить. Он уже привык к розыгрышам, правда подобного ему еще ни разу никто не устраивал.

Но тот страх… Никто ведь его не пугал. Тем более для того, чтобы разыграть. Он не знал, где он, и с трудом понимал, кто он. Единственное, в чем он был абсолютно уверен, — это в том, что он больше никогда не забудет, как его охватило чувство непреодолимого страха, когда маленькое черное пятно выросло и заглотило его целиком.

Что же это за устройство такое он выиграл и в какое место он попал? Если он все еще был в Сети — а где еще он мог быть? — то это место ужасно отдаленное. Ничто здесь не напоминало те места, которые он знал. Как бы то ни было, надо пытаться отсюда выбраться.

Однако здесь нет ничего, кроме него самого и четырех нулей на дисплее. Он тут со своим телом, руками, ногами, со всеми своими потрохами, но тело его не слушается. Он просто есть, но не может двигаться ни вперед, ни назад.

Ах да, тут еще странный голос, который говорил, что он опоздал на старт. Часы по-прежнему показывали четыре нуля. Они, видимо, остановились. Или же время остановилось…

— Есть тут кто-нибудь? — спросил он во тьму.

Вместо ответа прозвучало нервное покашливание, и в слабом отблеске четырех мерцающих нулей стала медленно приобретать очертания какая-то фигура. Постепенно она становилась все более отчетливой. Он понял, что где-то видел такую фигуру раньше, но ему пришлось немножко подумать, прежде чем он вспомнил, кто это. Если тебя только что всосало через черную дыру прямо в Сеть, если тебя охватил такой ужас, о котором ты никогда не подозревал, если ты попал в такое место, которое вообще не место, то ты, пожалуй, не будешь готов к тому, что перед тобой вдруг возникнет японский самурай.

— Надо двигаться дальше, да, — сказал самурай.

Толстая и теплая куртка канареечного цвета почти скрывалась у него под панцирем, состоящим из множества мелких металлических пластинок, и поэтому двигался он довольно легко, хоть и не без шума. Аллану почему-то вспомнился удивительный зверь — броненосец, которого он как-то видел в зоопарке. Руки и ноги самурая снизу до колен были закрыты щитками, а с панциря свисали проклепанные металлом полоски кожи. Только лицо и кисти рук оставались неприкрытыми. Шлем завершался сверху чем-то изогнутым, напоминавшим лебединую шею. На нем по бокам торчали какие-то крылышки, а на шею с него спускалась защитная сетка. Шлем сверкал ослепительно голубым цветом безоблачного неба, какое бывает только над полем в ясный весенний день.

Самурай имел чрезвычайно серьезный вид и, несомненно, испугал бы кого угодно, если бы не маленький рост, должно быть не больше полуметра. По этой же причине его длинный самурайский меч, прикрепленный к поясу, свешивался до самых кожаных сандалий, невероятно малюсеньких, которые, кстати, своим видом совершенно не соответствовали остальным деталям воинственного снаряжения этого странного типа.

Аллан вообще-то уже отчаялся получить более или менее разумный ответ на какой бы то ни было вопрос, но все-таки спросил у самурая, кто он такой.

— Хнсн, — сурово ответил маленький человек, почти не шевеля губами. По крайней мере так показалось Аллану.

— Извините, я не расслышал?

Хотя человек был и не велик, что-то во всем его облике говорило о необходимости обращаться к нему крайне вежливо.

— Ха-ансен, — повторил он медленно.

— Вас зовут Хансен?

Аллану казалось, что японских самураев не могут звать именем Хансен. Их должны называть Сузуки, Ямаха или, на худой конец, Харакири, но уж никак не Хансен.

Самурай отрицательно покачал головой:

— Хан!

— Хан? — повторил Аллан.

Самурай кивнул:

— Зззен! Хан… Зен!

Он пожужжал, чтобы подчеркнуть «З», и Аллан попробовал воспроизвести это:

— Хан Зззен.

Самурай опять кивнул, вид у него теперь был чуть более довольный:

— Сен-ши О-о-о-то-ко Ис-ши Хан Зен.

Самурай произносил каждый слог медленно и отчетливо, но Аллан смотрел на него абсолютно ничего не понимающим взглядом.

— Вы меня извините, но вообще-то я не владею японским языком, — признался он.

— Мое полное имя, да. Сенши Ооотоко Исши Хан Зен.

— Длинное имя.

— «Сенши» значит «воин», да, — важно сказал самурай.

— Вот как?.. То же самое, что «самурай»?

— Примерно, да. «Ооотоко» значит «великан».

Аллан подумал, что это был самый маленький великан из всех, каких он видел. Но мальчик только вежливо кивнул.

— А «Исши Хан Зен» значит «то, что не очень дорого стоит». Да.

Аллан подумал: «Как хорошо, что я не японец».

— Но ты можешь звать меня просто Хан Зен, да, — снисходительно проговорил самурай.

Это наверняка означало великую милость, поэтому Аллан ответил:

— Спасибо.

— А ты, конечно, Албан, да?

Аллан изумился:

— Албан? Вы хотите сказать Аллан!

— Албан Аллан? Тебя так зовут, да?

Маленький самурай вынул из-за пазухи измятую бумажку и стал ее изучать.

— По моим сведениям, тебя зовут Албан Берг. Значит, тебя зовут Аллан Албан Берг, да?

— Нет, меня зовут Аллан Берг — и больше никак.

Самурай серьезно посмотрел на свою записку:

— Ты уверен в этом, да?

— Абсолютно уверен.

Маленький человек обошел вокруг Аллана:

— Странно. Это должен быть ты. Все остальное совпадает, да.

— Что вы этим хотите сказать?

— Рост, волосы. Это ты победил в игре «Паук», да?

Да, он победил и до сих пор гордится этим.

— Небольшая неточность, да… — пробормотал самурай. — Видимо, так. Но мы ведь можем звать тебя Албан, да? — воскликнул он наконец.

Аллан кивнул. Что касается его имени, Хан Зен мог звать его хоть Дональдом Даком, если уж очень хочется. Аллану безразлично. Ему хотелось одного — узнать, что с ним приключилось. В этот момент самурай, судя по всему, принял решение. Внезапно его серьезное лицо озарилось открытой широкой улыбкой.

— А ведь мы тебя ждали, да.

Аллан покачал головой:

— Скажите мне, что все это значит? В чем смысл?

— В чем смысл, да? — У Хан Зена был вид человека, который никак не мог понять Аллана.

— Да, в чем смысл? Не будете ли вы так любезны рассказать мне, в чем смысл?

Хан Зен поднял взгляд, и только тут Аллан заметил, какие синие у него глаза. Сияющие, синие, как шлем. Так же сверкают, но только, пожалуй, темно-синие. В его взгляде было что-то очень уж детское и одновременно невероятно стариковское, но, быть может, более всего просто грустное. Даже когда он улыбался, было в них, в глазах, под прикрытием напускной брони что-то печальное.

— Смысл, да, — пробормотал самурай и сунул руку под панцирь. — Эта история очень длинная, — медленно ответил он. — В этом и есть смысл. Длинная история, да.

— Я хочу послушать, — сказал Аллан. — Время у меня есть.

Хан Зен покачал головой и, словно вспомнив, что ему надо куда-то успеть, начал говорить очень быстро, как в лихорадке:

— У тебя вообще нет времени, да. Я искал тебя повсюду. Встретиться мы должны были не здесь, и ты тоже должен быть не здесь, да. Наверное, что-то не получилось, да. Здесь нехорошо, так что давай не будем медлить, отправимся отсюда, если мы хотим успеть к подъемному мосту при ближайшем повороте, да.

Из-под панциря Хан Зен достал надувной шар такого же цвета, что и шлем. Нервно осмотрелся по сторонам, потом протянул его Аллану:

— Надуешь, да?

Аллан в отчаянии покачал головой. Надувать шары! Аллан не будет надувать шары. Он хочет домой. Назад в свою комнату. И в то же время ему очень хотелось узнать, куда он попал и кто такой этот маленький самурай, которого зовут Хан Зен.

Хан Зен стоял переминаясь с ноги на ногу в ожидании, пока Аллан возьмет шар. Стало ясно, что ничего не добьешься, пока все-таки не наполнишь его воздухом. Поэтому Аллан взял шар и стал дуть.

Когда-нибудь наступит момент — и все встанет на свои места, возвратится то, с чем он знаком. А пока самое умное — это делать то, о чем его просит господин Хан Зен. Аллан продолжал надувать шар.

Хан Зен, казалось, нервничал все больше. Он стал каким-то дерганым. Самурай посмотрел в темноту, хотя там ровным счетом ничего не было видно. Потом он снял шлем и прикрепил его к плечу. Верхняя часть головы самурая была гладко выбрита, а оставшиеся волосы собраны метелкой на затылке. Японец прижал руки к своим маленьким ушам:

— Дуй же, ну! Быстрее, да!

Аллан стал дуть сильнее, и шар наконец начал принимать форму. Вскоре Аллан совсем перестал видеть самурая.

Взрыв прогремел настолько неожиданно и оглушительно, что чуть барабанные перепонки не лопнули и уши не отлетели в разные стороны. Гудящий с раскатами грохот полетел в пустоту, грозя расплющить голову Аллана. Невыразимо объемное эхо далеко в пустоте, по мере того как звук становился тише, стало долетать как удары колокола огромных размеров, и голова Аллана била прямо по этому колоколу — во всяком случае так ему казалось. Теперь-то до него дошло, почему самурай захотел, чтобы шар надувал именно он. Хан Зен тем временем закрывал руками свои уши.

Аллану захотелось плюнуть на вежливость и сказать что-нибудь нехорошее, как вдруг он заметил, что часы начали менять свой вид. Четыре нуля на светящемся электронном циферблате все еще дрожали после взрыва, но вдруг они внезапно упали набок, как четыре яйца, потерявшие равновесие, а потом начали медленно соединяться и, наконец, превратились в два нуля, лежащих рядом и образующих одну горизонтальную восьмерку. Аллан хорошо знал, что горизонтальная восьмерка в математике что-то значит. Но что?..

— Бесконечность, — вспомнив, пробормотал он.

Хан Зен отодвинул руки от ушей:

— Ты что-то сказал, да?

— Это математический знак. Обозначает бесконечность.

Хан Зен с любопытством посмотрел на горизонтальную восьмерку.

— Вот как? — ухмыльнулся он. — Много ты знаешь, Аллан. Да!

Но восьмерка продолжала меняться. Из плоского знака в пустоте она превращалась в объемную, начала приобретать глубину и напоминала теперь два слабо светящихся куриных яйца, обращенных друг к другу тупыми концами. Затем эти нелепые яйца поднялись, одно над другим, и стали прозрачными, как стекло. Мальчик видел, как они превращались в песочные часы.

И прежде чем Аллан успел что-то подумать или сказать, как оказался внутри нижней части этих самых часов, а с ним заодно и господин Хан Зен. Невозможно было понять, как это так получилось. Но если раньше Аллан сомневался, то теперь он был абсолютно уверен, что попал в Сеть, мало того, в какое-то идиотское место внутри нее. Такого рода вещи могли происходить только в Сети и нигде больше. Это значит, что его занесло в новую игру. Возможно, с его шлемом связана какая-то безумная рекламная акция. Но как бы то ни было, Аллан сейчас стоял на дне песочных часов вместе с мелким самураем, который называл себя господином Хан Зеном. «Ты попал не в ту степь», — сказала бы Беатриса.

— Осторожно, да! — проговорил Хан Зен и оттолкнул Аллана на шаг в сторону, чтобы на спину из дырки сверху не сыпались песчинки. — Время бежит, — прокудахтал Хан Зен и стал как маятник, глядя на падающий песок, качать головой из стороны в сторону. Это Аллану не понравилось. Маленький японец напомнил ему что-то цирковое. Да уж! Каково быть замурованным в песочных часах, пусть даже внутри Сети?!

Мальчик потрогал стекло, ощутил пальцами его изгибы и стал размышлять, как отсюда выбраться. У него с собой не было ничего такого, что помогло бы разбить часы. Кулаком не получится, ногой тоже.

— Как нам выбраться наружу?

Господин Хан Зен приветливо улыбнулся и перестал качать головой.

— Мы снаружи, — сказал он.

Аллан вздохнул, а Хан Зен продолжал наблюдать за падающим песком.

Горка на дне часов стала приобретать очертания, снаружи появился пейзаж — море и берег. Крупные глинистые склоны спускались к широкому песчаному пляжу. Море казалось абсолютно неподвижным. По воде медленно плыл лебедь, вырисовывая на поверхности зеркально спокойного моря букву «V».

Быть замурованным не нравилось Аллану, он совершенно не мог влиять на происходящее. И от этого ему стало еще хуже. Ничто не напоминало того, что происходило в его компьютере, и это все больше тревожило мальчика. Все здесь было очень непонятным и странным. Волна того страха, который он испытал раньше, нахлынула на него, но он успокоил себя тем, что в действительности сидит, конечно же, у себя в комнате со шлемом на голове. Дома папа. Хотя он обычно не заходит в комнату Аллана, за исключением редких случаев, когда ему вдруг приходит в голову устроить во всем доме проветривание. Скоро должна прийти с работы мама.

Она всегда ругала Аллана за то, что он слишком долго сидит у компьютера, а вид сына со странной купальной шапочкой на голове уж точно выведет ее из себя. Вот тогда она выдернет разъем из розетки и сдернет с него шлем.

Но это может произойти только в том случае, если он сейчас сидит у себя дома. Ну конечно, так оно и есть, все это только особого рода сон, когда ты сам знаешь, что спишь, только не можешь проснуться!

— Как нам выбраться наружу? — повторил свой вопрос Аллан.

Хан Зен стоял, качая головой, и продолжал рассматривать горку песка, которая становилась все выше и шире. Прошло некоторое время, прежде чем до Аллана дошло, что песочные часы тоже увеличиваются в размерах. Они росли одновременно с увеличением песчаной горки. А может быть, и он, и Хан Зен становились меньше. Так или иначе, сужающийся прозрачный потолок все больше удалялся от них. Какое-то время спустя Аллан перестал различать маленькую дырку на самом верху, откуда падал песок. Тот продолжал струиться ровным потоком, а часы все увеличивались. Они стали такими большими, что уже не было видно закруглений в корпусе, теперь громадное плоское стекло отделяло Аллана и Хан Зена от берега и плывущего лебедя.

Хан Зен вдруг захлопал.

— Мы снаружи, да! — с удовольствием повторил он.

— Что?

Тот улыбнулся еще шире.

Стекло стало медленно закругляться в обратную сторону. Вместо того чтобы окружать Аллана, оно начало отдаляться и окружать то, что раньше было за стеклом. Море и берег находились по-прежнему по другую его сторону. Аллан положил руки на гладкую поверхность. Держа обе ладони на стекле, он пошел вдоль, не переставая разглядывать море, берег и лебедя. Самурай остался на месте. Мальчик двигался вдоль прозрачной стены. Вскоре он вышел к Хан Зену с противоположной стороны. Оба теперь стояли снаружи песочных часов, а берег и море оказались внутри.

Аллан с изумлением посмотрел на японца.

— Каким образом… — начал было он, но осекся на полуслове.

— Так было всегда, да, — значительно произнес Хан Зен.

— Что было?

— Снаружи, да!

Аллан ничего не мог понять, но теперь это было совершенно не важно. Он хотел уйти отсюда. Совсем уйти, отправиться к себе домой!

— И внутри, — спокойно продолжил Хан Зен. — Снаружи или же внутри. Весь вопрос только в том, как на это смотреть, да.

— Вы должны меня извинить, господин Хан Зен, но, как бы я на это ни смотрел, это чушь, — сказал Аллан. — Что-то может быть или снаружи, или внутри. Вон тот лебедь был раньше снаружи песочных часов. А теперь он внутри! Я хочу выбраться отсюда. Я хочу домой. Моя мама очень рассердится.

— Гусь, да, — сказал Хан Зен.

— Гусь? Что вы хотите этим сказать?

— Это не лебедь, да. Это гусь.

— Почему?

— Он лучше всего подходит тебе, да.

Аллан безнадежно вздохнул:

— Да, но ведь это все… вздор и ерунда.

За время этого разговора песочные часы сжались до таких размеров, что Хан Зен смог взять их в свою маленькую руку. Он протянул их Аллану, который сел на корточки перед самураем. Мальчику тут же бросился в глаза перстень на его пальце. Перстень с плоским и прозрачным камнем. Как стекло.

Аллан взял песочные часы и вытянул их перед собой… Нет, перед ними обоими. Часы были сделаны не из обычного стекла. Очень прочные, как будто из пластика. Он по-прежнему видел маленького лебедя или гуся, а тот скользил по идеально ровной водной поверхности внутри колбы.

— Да-да, — сказал Хан Зен и похлопал себя по блестевшему лбу. — Вздор и ерунда абсолютно все. Но гусю безразлично, снаружи он или внутри, да.

Аллан хотел отдать песочные часы самураю, но тот покачал головой:

— Возьми их. Они твои. Пригодятся, да. Все внутри. Или снаружи.

Его темно-синие глаза светились улыбкой. Берег, дюны и море — все это оказалось внутри часов. Выглядело странно, но тут Аллан подумал, что, как бы то ни было, это не могло быть ничем иным, кроме прекрасной компьютерной графики. Эта мысль его успокоила.

Хан Зен погладил себя по гладко выбритому темени.

— Хороши, правда? — спросил Хан Зен. — Это тебе. Береги их. Очень береги, да.

Когда Хан Зен кивнул, словно добродушный старый дедушка, раздражение и нетерпение Аллана испарились, как ночная роса под лучами теплого утреннего солнца.

— Но куда же пропадает песок? Падающий песок? — спросил он, не отводя взгляда от песочных часов.

— Ах да, время… — воскликнул Хан Зен. — Оно здесь, а мы очень торопимся, да.

Хан Зен показал куда-то назад, за плечо Аллана. Тот повернулся и увидел, что песок по-прежнему тонкой струей падает с неба. Горка уже превратилась в большой холм в пустынной местности. Нет, скорее, в гору, и больше не напоминала ровную острую пирамиду вроде конуса. Песок, падая, создавал какие-то возвышенности и впадины, которые тут же становились вершинами и ямами. Мальчик видел, как песок самым странным образом превращался в башни и шпили, зубцы брустверов на стенах, карнизы и выступы. Обычный мелкий песок начал приобретать отчетливые формы гигантского замка. Замка из песка… На его глазах песок превращался в окна и балконы, хозяйственные постройки и даже в странно скошенную башню с воротами и подъемным мостом. Подъемным? Конечно! Он же поднят!

Стало светлее, и Аллан увидел, что замок стоит посреди огромного озера. Мальчик вспомнил одно лето, когда участвовал на морском берегу в конкурсе на лучшее сооружение из песка. Он тогда построил замок с четырьмя огромными башнями, но одна из них рухнула еще до того, как к нему подошли члены жюри. Аллан тогда не очень расстраивался, потому что знал, что все равно не победит.

Тот замок, что вырос сейчас перед его глазами, безусловно стал бы фигурой-победителем. И не в последнюю очередь из-за того, что он сооружен в натуральную величину.

На каждом из четырех углов невероятного замка помещалось по большой башне, но, кроме них, стремились вверх еще и малые башенки, коих не сосчитать. Они будто как попало приклеились к главным стенам. К некоторым башням примыкали узкие мостики, а окон столько, что мальчик заранее отказался от попыток их сосчитать. Там, в замке, вероятно, так много комнат и залов, что потребовались бы годы, чтобы увидеть их все.

Замок все увеличивался, а у них под ногами наконец-то появилась твердая почва. Они вдруг оказались на дороге, которая протянулась к самому берегу озера.

Огромный замок, который волшебным образом вырос из кучи песка, не произвел на Хан Зена ни малейшего впечатления. Он надел свой гнутый голубой шлем и быстрыми шагами пошел по дороге к озеру.

Аллан засунул маленькие песочные часы в карман и двинулся вслед за самураем. Ему пришлось бежать трусцой, чтобы поспевать за маленьким человечком. Теперь мальчик отчетливо видел, что замок там, на озере, медленно поворачивался. Это означало, что подъемный мост очень скоро окажется прямо против их дороги.

Аллану казалось, что замок был расположен далеко-далеко в середине озере, гораздо дальше, чем позволяла длина подъемного моста. Но когда скрипящие цепи начали опускать полотно, Аллану показалось, что мост стал вытягиваться. И наконец он лег у самых их ног. Произошло это как раз в тот момент, когда они подошли к берегу озера.

— Пошли, — сказал Хан Зен и засеменил по подъемному мосту.

Аллану очень хотелось посмотреть, что могло быть в замке, построенном из песка. А особой срочности в возвращении домой не было. Во всяком случае так он подумал. К тому же и выбора-то особого у него нет. И мальчик последовал за Хан Зеном.

Аллан на секунду задумался, выдержит ли его мост, сделанный из песка. Но когда он на него вступил, ему показалось, что песок столь же прочен, как и тяжелые дубовые доски. Как ни странно, так оно и было — мост оказался деревянным. Обернувшись, мальчик увидел, что дорога стала медленно уплывать от Замка, а мост со скрежетом поднимался.

— Успели, да, — довольно воскликнул Хан Зен, когда они оказались по другую сторону рва.

Прямо у моста перед большими воротами стоял маленький домик. Ни одна стена его, ни один угол не были прямыми. Окна тоже поражали своей кривизной, даже горшок с цветами не удержался бы ни на одном подоконнике. «Точь-в-точь как те дома, которые рисуют дети», — подумал Аллан.

Зато внушающий уважение каменный глаз, расположенный над огромными воротами, нисколько не напоминал детские каракули. Создавалось впечатление, что каждого входящего сюда очень тщательно измеряли и взвешивали. На глазок! О-го-го!

Они вошли в четырехугольный двор замка, покрытый старыми гранитными плитами. Хан Зен шагал по ним целеустремленно. Никого больше видно не было, и шум от их шагов отдавался, казалось, во всех зданиях. Полное безлюдье. В бесчисленных окнах ни огонька.

На главном корпусе красовались огромные часы с позолоченными стрелками. Вместо цифр на циферблате разместились буквы: W-W-W-Z-A-M-O-K-W-S-E-T-I. Потом быстро сосчитал. Получилось тринадцать букв. Ну все тут было не то, к чему он привык!

Аллан заметил, что Хан Зен все время поглядывает на часы, и хотя ноги у него были маленькими, мальчику приходилось идти довольно быстро, чтобы поспевать за ним. Снаряжение самурая звенело и дребезжало в такт шагам, словно сам он был японским ударным инструментом.

Под большими часами вверх шла лестница с каменными резными перилами по обеим сторонам ступенек. Эта лестница была довольно крутой и вела прямо к огромной обитой железом двери. Но Хан Зен направлялся не к ней. Быстрыми шагами он приблизился к правому углу двора и спустился на несколько ступеней вниз, к дверце гораздо скромнее. Стоя на ступеньках, самурай обернулся посмотреть, тут ли Аллан, и, убедившись в присутствии мальчика, постучал в дверь.