…Переродиться и стать человеком без прошлого — лучше и быть не может.
Джон Грин. "В поисках Аляски"
Сегодня в королевских застенках было холодно. Похоже, младший дознаватель так и не растопил печку… Не то что бы я жалуюсь, просто мёрзнуть вместе с подозреваемым в шпионаже — совершенно недопустимое явление.
Я вытащил изнеможденный полутруп из воды со льдом и приставил к его щеке раскалённую кочергу. Запахло жаренным мясом и мой живот противно заурчал. Вскоре потекли жировые отложения.
«Опять стирать куртку»
— Умоляю, смилуйтесь, госпо-о-о-один! — клиент забился в истерике и зарыдал.
Совсем недавно я вырвал негодяю половину зубов, поэтому его хнычущее лицо вызвало у меня отвращение. Я убрал кочергу и вновь опустил нечестивца в холодную воду.
— Засекай.
Юный помощник, уже изрядно побелевший, кротко кивнул. Сегодня он выходил в туалет всего пять раз — это несомненная победа. Он будет хорошим дознавателем.
— Мистер Хендрикс, — я погладил предателя Родины по голове. Половина волос на его макушке уже была вырвана с корнем. — Совсем недавно вы были уличены в злостном преступлении — передаче засекреченной информации иностранному государству. Что вы на это можете ответить?.. Ах, точно, вы не можете: вам не позволяют ваши принципы и толща воды во рту. Что ж, прискорбно…
Тело Хендрикса задёргалось, как вываленная на берег рыба.
«Опять поцарапает мне бочку. А я ведь сам её смолил. Жалко, хорошая бочка. Я в ней матери огурцы засаливал…»
— А-А-А-А! — глупец раскрыл рот и начал захлёбываться.
— Мистер Донаван, пора вынимать! — пропищал младший дознаватель, прижавшись к стенке.
«Лишь бы не обмочился, иначе коллеги опять будут шутить, что у меня нет сердца и я пугаю даже своих учеников… Конечно, это далеко не так! Да, у меня до сих пор нет жены, хотя мне стукнуло тридцать, но я не вижу в этом ничего бессердечного: хитрые женщины в основном хотят моих денег, коих у меня, к слову, даже и нет. Государственная работа не про золото в кармане: она про удовольствие от процесса.»
— А — А — А — А!
— А вот теперь пора. — я вытащил преступника из воды и дал ему откашляться, а после повторил вопрос: — Кому вы передали данные о месторасположении военного склада?
— Никому! Это была карта лучших пекарен в нашем районе, я составлял список для туристов! — глупец уже и сам не верил в свою ложь. Я держал его за руку, поэтому чувствовал, как учащался его и без того высокий пульс.
Будущий висельник опал в бочке и моляще поднял глаза к небу. Он явно хотел смерти… Я же побыстрее хотел домой, потому что у меня сегодня назначена важная встреча.
— Значит, любите хлеб?
От моего вопроса шпион несколько удивился, хотя после пыток люди обычно даже предательству собственной матери не удивляются.
— Я тоже люблю хлеб, — говоря это, я покрепче схватил преступника за руку. — Особенно люблю чёрный. Он такой чёрствый, что можно зуб сломать. Вы знаете, где продаётся лучший чёрный хлеб в районе, а, мистер Хендрикс?
— Ну, кхм, — пульс участился. — Наверное, в пекарне Бэркли?
— Да! — я резко сорвался с места и ударил по столу с медицинскими инструментами. — Именно в Бэркли! Как хорошо вы знаете город!
Младший дознаватель не пережил резкого стука по дереву и свалился без чувств, выронив протокол.
«Уже знаю, кто останется сегодня на ночное дежурство, юноша. Выключиться на таком интересном моменте — нонсенс!»
Молодой человек словно почувствовал мои мысли, иначе не объяснить, как он так быстро поднялся с пола и вновь взялся за перо.
«Хорошо.»
Я подошёл к бочке и опять взял предателя Родины за руку, после чего хитренько так сказал:
— А вы знаете, кто заправляет в пекарне на Бэркли? — и крепко сжал его кисть.
Мужчина нервно задрожал. Я не хотел предполагать, будто это случилось из-за холодной воды: намного приятнее думать, что негодяй вздрогнул от моего каверзного вопроса.
— Э-э… какая-то женщина?
— Как обидно! — я врезал по бочке кулаком, и Хендрикс подпрыгнул, как заяц, расплескав пару литров воды.
Младший дознаватель непонимающе на меня уставился.
— Видите ли, — начал я издалека, чтобы добить оппонента. — Я уже говорил, что люблю хлеб? Узнав о таком мастере хлебобулочных изделий, как вы, я не мог не сходить по всем пекарням, что были указаны на вашей карте. — враг народа застучал зубами.
«Всё же это от воды. Вот подонок: никакого уважения к мему ремеслу!»
— И в пекарне Бэркли я удачно встретил ту самую «какую-то женщину». Вы о ней только что говорили. Ах, какие у неё зубы! А грудь, грудь-то: шёлковая кожа, третий размер, рай для какого-нибудь жигало или, не дай бог, маньяка… Или, ещё хуже, дознавателя… — по лицу шпиона потекли слёзы. Они текли и до этого, но сейчас пошли куда как сильнее.
Младший дознаватель понял, что дело подходит к решающей точке, и незаметно перехватил перо.
— А что же в этом обидного? — задал парнишка вопрос, нагло ухмыльнувшись. Он уже понял разгадку, ведь мы вдвоём ходили в Бэркли и явно не за свежим хлебом.
— А обида состоит в том, мой дорогой ученик, что мистер Хендрикс назвал «какой-то женщиной» любовь всей своей жизни! — жалкий червь забултыхался в бочке, как сущий бог моря, и мне пришлось спустись его с небес на землю отрезвляющим ударом.
Тыльная сторона ладони выбила из примёрзшего гада склонность к неповиновению вместе с плохо сидящим зубом. Час назад я специально не вырвал его полностью, чтобы в случае заварушки показать младшему дознавателю мою силу. Уверен, что парень сейчас думает, какой у него крутой начальник: выбивает у людей зубы одними пощёчинами.
— Она души в тебе не чаяла, Хендрикс, и именно поэтому передавала через свои поставки муки ещё и твои поганые письма!
— Неправда!
Я вмазал вруну в морду, превратив его нос в сливу. Этого мне показалось мало, поэтому я достал скальпель и провёл им по лбу мерзкого обманщика. Кровь залила ему глаза и он перестал ориентироваться в пространстве.
— Правда! Знаешь, как мы узнали? — я весело засмеялся. — О, это дивная история. Мои коллеги повеселились на славу: у твоей подружки такая хорошая…
— Ах ты сукин сын! — Хендрикс оказался сильней, чем я предполагал: он буквально вылетел из бочки и, не разбирая дороги, врезался в стол с инструментами. Предатель явно желал поскорее меня прижучить.
— А как она кричала! — я вкусно причмокнул. — Уверен, с тобой у неё такого никогда не было!
— Ублюдок!
Обиженный любовник бросился на мой голос, как голодный пёс на мозговую косточку. Мне оставалось лишь выставить колено и отправить наглеца на канвас.
Бам! Хендрикс разбил голову, свалился на холодный каменный пол и зарыдал, как ребёнок. Это была несомненная победа.
— Если не хочешь, чтобы твоя подружка отправилась кормить рыб, ты расскажешь нам все подробности о своей интересной деятельности в роли шпиона. — я опустился на колени и взглянул преступнику в глаза. Хоть он и не видел меня, но наверняка почувствовал. — Понял?
— Да. — смирившись со своей участью, прошептал предатель Родины. — Я всё расскажу, только не трогайте Лилит.
— Хорошо. — я резко встал и крикнул за дверь: — Майор, он готов!
Жиреющий свин, не умеющий даже проводить опрос, не то что дознание, по-королевски зашёл в комнату, гордо выпятив узкую грудную клетку. Он явно ожидал увидеть моё с младшим дознавателем послушание, но вместо этого наткнулся на полутруп мистера Хендрикса, из-за чего смешно завизжал, как настоящий поросёнок.
— Это что такое, капитан Донаван! — бедняга выхватил платочек и обтёр им носок обуви, на котором появились капельки крови. — Почему так грязно? И почему этот человек выглядит так, словно собрался к Богам?
За спиной начальника появилась парочка громил — дешёвая рабочая сила, любящая наблюдать за пытками или принимать в них активное участие. Ими, как правило, пользуются пижоны, младшие дознаватели или старики, которым ввиду возраста уже сложно держать в руке пилу или молот. Взглянув на них, я властно молвил:
— Уносите.
Громилы кивнули и вышли с Хендриксом. Рабочий день был удачно закончен…
— Объяснитесь наконец, мистер Донаван! — майор нахмурил тонкие брови вразлёт.
«Как же это надоело. Ты всю жизнь отдаёшь любимой профессии, а сын какого-то чинуши обходит тебя за пару лет.»
— Что конкретно вам объяснить, сэр? — я обвёл комнату выразительным взглядом.
Младший дознаватель тихо фыркнул: все в нашем отделе смеялись над сэром Джеймсом Бройд хер как-то там, даже ещё совсем зелёные юнцы, которые плохо держат удавку.
— Что это за акт показательной жестокости? — собственные слова так понравились Джеймсу, что он сразу же дал им оценку, радостно хмыкнув. — Наше королевство уже как три года отказалось от пыток, унижающих личное достоинство, а также подписало декларацию о важности прав человека!
«Сказка стара, как мир: только государственный корабль повернёт нос, и половина пассажиров сразу же окажется за бортом. Никто больше не хочет признавать твои заслуги в области дознания, твои тринадцать лет тяжкого труда и работы. Вместо этого чинуши сторонятся тебя, обходят за три квартала и даже не жмут руку при встрече, а вскоре, возможно, и вовсе окрестятся или предадут суду, как преступника, каких ты когда-то ловил. Почему же я не уйду из умирающей профессии? По правде сказать, мне она нравится, и не потому что я какой-то там садист или ублюдок без моральных принципов, как раз-таки наоборот: мне нравится работа дознавателя, потому что он тайно спасает мир. Мне не нужно оваций, хлопков по спине или памятников, я просто исправно делаю своё дело и спасаю людей от настоящего зла. Зло изгоняет зло — иного миру не дано. Добро не может изгонять зло, потому что для этого у него слишком мало влияния.»
— Вы уснули? — Джеймс язвительно усмехнулся. — Или вас так задели мои слова?
— Я служу королю, майор, ни о чём больше и не мечтаю. И если в нашем отделе есть камеры пыток, значит, ваша декларация для государства — пустое сотрясание воздуха.
Я обошёл толстяка, даже не повернувшись в его сторону, и быстро вышел из комнаты, не закрыв двери. Недовольное шарканье моих военных сапог эхом разносилось по всему отделу.
Прежде чем выйти в люди, я зашёл в раздевалку и переоделся. Сегодня на мне был дорогой парадный костюм для ресторана. Надев его, я побрызгался хорошим одеколоном, одолженными у богатенького коллеги.
— Я считаю, вы верно всё сказали! — прозвучал голос младшего дознавателя за моей спиной. — Люди могут нас презирать, но они должны понимать, что мы храним мир в государстве! — парень говорил так уверенно и страстно, что я и сам вдруг на секунду поверил, что все мы собрались здесь, чтобы помогать людям.
Конечно, это ложь: большинство пришло сюда за удовлетворением своих низменных потребностей. Людям нравится унижать других людей — вот ведь тайна.
— Спасибо, Рубиус. Я знал, что ты всегда поддержишь меня. — но молодняку такое говорить не стоит. Он сам всё поймёт, как придёт его время… Когда он займёт моё место, а я отправлюсь в тюрьму или куда-то на юг, доживать последние деньки рядом с бутылкой вина.
— Учитель, — обратился ко мне младший дознаватель, когда я уже почти вышел из комнаты. — А то, что вы сказали про ту булочницу, Лилит, это… — в глазах мальчика легко читалась жалость и стыд, возможно, даже отвращение к самому себе, ведь он, по сути, был моим пособником.
— Не бойся, я блефовал.
Я быстро вышел из раздевалки, пряча лицо воротом плаща. Не знаю, почему…
После тяжёлой работы я люблю спать. И не один, хотя иногда на большее сил и не хватает. Как правило, я заказываю одних и тех женщин, но в разных местах, чтобы дамы не подумали, будто у меня нет личной жизни и я прихожу к ним от одиночества.
Детский комплекс — мнение других людей. Он почти убит, но ещё ползёт, чтобы в трудной момент схватить меня за ногу. Я уже не переживаю, если выйду на улицу с руками в крови, но стоит кому-то ворваться в мою личную жизнь, и я начинаю испытывать стыд.
Сегодня я был с Марианной — высокой, голубоглазой девушкой с тонкой костью и аристократичными чертами лица. Я предпочитал именно таких — смахивающих на дворяночек, потому что сами дворяночки мне не давали, хоть я и был хорош собой. Ах, это низкое происхождение, об него споткнулся не один рыцарь любви.
— Почему ты сегодня такой напряжённый? — игривая девушка ловко залезла на меня, и её длинные русые волосы закрыли мне видимость.
— Проблемы на работе.
— Ах, эта работа… как я её не люблю! — Марианна засмеялась, словно наивный, добрый ребёнок. Я чувствовал, что она говорила правду. — Но с тобой мне так хорошо… — девушка положила голову мне грудь и смешно засопела.
«Не лжёт»
— Знаешь, — я заложил руки за голову и мечтательно закатил глаза. — Ты тоже мне нравишься.
Дамочка фыркнула.
— Нет, правда. — уж не знаю, как ещё уверить её в обратном: такие, как она, редко доверяют мужчинам. — Через пару лет я накоплю достаточно денег, чтобы навсегда переехать в своё имение и ничего там не делать. И знаешь, — я чуть приподнялся, вынудив девушку сместиться пониже. — Твои прекрасные волосы отлично бы смотрелись на местных подушках. На юге такие белоснежные перины, что кажется, будто бы спишь в облаках.
— Ах, Ричард, — девушка легла на спину и потянулась, как кошка. — Тебе ли не знать, что люди — обманщики.
— К чему это ты?
— Да так, — дамочка изобразила думающее выражение лица. — Ну вот приедем мы с тобой в это поместье, проведём там замечательное лето, может, даже осень, а что будет потом? Тебе быстро наскучит общество скучной шлюхи…
— Не говори так. — я прикоснулся к её плечу и ласково погладил его. — Твоё общество не надоест мне никогда.
Я не лгал: Марианна действительно была довольно умной девушкой. С ней с лёгкостью можно было поговорить как о тяготах жизни, так и о вечных философских вопросах, и везде она знала меру и никогда не уходила от той точки зрения, что представляла собой золотую середину. Именно поэтому в последнее время я брал только её одну и никого больше.
— Знаешь, ты очень милая. — от собственной наивности у меня начали краснеть щёки. — Наверняка тебе так говорили до меня десятки мужчин, но знай: я болтаю это не для того, чтобы тебя порадовать. Ты действительно нравишься мне, Марианна.
— Мне очень приятно, Ричард… — девушка утёрла с ресниц пару слезинок. — Но пойми, у нас ничего не выйдет: ты дознаватель.
Глупо ведь, да? Раскрыл девушке лёгкого поведения свою работу. Такому конспиратору не грех открутить всё, что пониже пояса. Но почему-то я не мог поступить иначе: мне не хотелось скрывать от Марианны никаких сведений о своей персоне. Казалось, должен быть кто-то, кто всегда может понять тебя и выслушать, и этот кто-то не должен приходиться тебе матерью.
— И что такого? — я и сам понимал, что Марианна права, но не хотел показывать ей это. — Даже у моего учителя была жена, а он-то работал получше меня…
— Такие вообще существуют? — юмористка игриво улыбнулась.
— Мне кажется, уже нет… Кх… — я резко встал с кровати и бросился к сумке.
«Кто-то узнал, что я хожу в публичный дом и подкупил хозяйку, чтобы она подложила в вино яд. Классика. Сейчас выпью настойку прошлогоднего приготовления и всё…»
Сумки на месте не оказалось.
— Ты не это ищешь?
Мои колени предательски задрожали. Я сразу понял, что случилось, и от этого на моей душе стало так погано, что захотелось перерезать себе горло.
Классика. Сколько подобных историй расследовал и я сам? Но со мной ведь такого никогда не произойдёт, потому что я умнее, верно?
Я неловко повернулся к девушке. В её руках была та самая сумка.
— Дай… — я начал падать на пол, но таки сумел ухватиться за спасительный край кровати. Мне не повезло лишь с одним: когда я попытался встать, то свалился на пол вместе с белоснежным одеялом, накрывшим меня, как похоронная простыня.
— И не подумаю. — услышал я голос Марианны, вставшей с кровати.
Девушка пошла в сторону выхода. В это время мне пришлось лезть к ампуле под кроватью, спрятанной на самый поганый случай. Я перестраховался. Как всегда.
В комнату ворвались люди в масках. Они оттащили меня от кровати, не дав допить ампулу, и скинули около камина, после чего сняли маски.
— Помнишь, сволочь?
Я присмотрелся к молодому парню с гневливым взглядом, но не узнал его. Я видел много разгневанных лиц, и увижу ещё столько же: когда противоядие подействует, всем людям в комнате придётся вызывать врача.
— Ну конечно! — вскрикнула Марианна и пролезла между будущими врагами народа. — Куда великому дознавателю помнить имена своих первых жертв. — девушка достала что-то из-за спины. — А так помнишь, мразь?
Я взглянул на алый платок с белыми лилиями. Чей же это герб…
— Мой отец, — начал говорить злобный юноша, сжимая кулаки. — Мой отец был твоим другом, а ты что сделал? Отдал его своей конторе не за хер собачий?
Я наконец вспомнил, о ком шла речь — Вардон Дэйт, мой первый клиент. Я должен был войти к нему в доверие и выведать, как он занимается контрабандой через горы. Его повесили на месячную годовщину нашего знакомства. У него остались дети… мальчик и девочка.
— Вижу, что вспомнил! — парнишка рванул ко мне с кастетом, но я уже давно был наготове, поэтому, когда от его кулака до моего лица оставалось не больше пары сантиметров, я резко пригнул голову и зарядил уроду локтем в кадык.
— Ты же парализован, дрянь! — завопили товарищи Дэйта младшего, но было уже поздно: противник сменил траекторию и свалился около камина, а я достал из-за голенища его сапога охотничий нож.
— Джек, нет!.. — Марианна кинулась к брату, которому я мгновением позже перерезал горло. Кровь из него хлестала, как вода из ручья. — Нет… Нет!!!
Девушка упала на колени и зарыдала. Такой она мне больше не нравилась.
— Ребята, обходи его!
Оставшаяся троица окружила меня и прижала к камину. Я успел встать и взяться за кочергу.
«Понять, когда неопытный противник будет бить, весьма просто: сначала дёрнется его нога, а только потом оружие.» — следуя этой простой тактике, я ещё никогда не проигрывал, вот и сейчас она меня не подвела: нога преступника, находящегося справа от меня, подозрительно дёрнулась, и в следующий момент он сам кинулся на меня с полуторным мечом. Одна беда — его пузо уже напоролось на мою кочергу.
Мальчишка вскрикнул и повалился на стенку, я же прихватил его меч и, поставив блок подбежавшему юнцу, вспорол его брюхо ножом. Третий смертник в страхе ожидал своей участи…
— Тхх… — я опустил взгляд на свою грудь. В ней торчал арбалетный болт.
— Получи, мразь! — Марианна безумно загоготала. — Получи! — арбалет был трёхзарядным, так что ещё две стрелки ворвались в мою грудную клетку с противным тупым звуком.
Моё сердце проткнули насквозь…