Говорят, что интерьер комнаты — зеркало души. Трудно с этим не согласиться, если у тебя шикарный пентхаус… А если же тебе не повезло, и всё твоё имущество — коммунальная квартира, то смело можно назваться скептиком, не верящим в глупые поговорки, пословицы и прочую народную мудрость; не идущим за серыми массами, так сказать. Как ни посмотри, а везде сплошные плюсы.
— Когда осмотрите комнату, Симон выведет вас на улицу. — предупредил старик, злобно косясь на меня из-под хмурых бровей. Похоже, он всё ещё дулся на меня из-за нелепого стечения обстоятельств.
— Меня не проведут до дома? — я на секунду отвлёкся и чуть не врезался в отливающие серебром доспехи. Весь коридор состоял исключительно из различного рода бесполезного металла.
— И зачем, позвольте спросить, мы будем сопровождать взрослого человека на другой край города? — старая вешалка издала ироничный скрип.
«И что же ответить?» — я задумчиво взялся за подбородок и остановился посреди коридора. «Я никак не могу сказать, что совершенно не знаю города и потеряюсь, как только выйду за пределы поместья — меня тут же сочтут идиотом и отправят в ближайшую больницу…»
— Видите ли, — мягко начал я, стараясь избегать режущих слух выражений. — У меня очень болит голова! — ох, и ловко же я выкрутился…
— Надо меньше пить. — пробурчал торговец бесполезными мудростями. — От вас несёт, как от прожжённого алкоголика!
— И что же вы раньше об этом молчали? — я подозрительно сощурился. — Боялись, что не возьмусь за дело?
Симон крайне внимательно наблюдал за развитием конфликта, но ещё не решался принять чью-либо позицию. Это не ускользнуло от внимания его старшего товарища, и, чтобы переманить садовника на свою сторону, старик рискнул прибегнуть к пошлой браваде:
— Я? Боялся? — старый лакей громко фыркнул. — Да от вас толку, как от козла молока.
Я гневно насупился и потребовал немедленных объяснений. Моя скисшая рожа изрядно подняла юному садовнику настроение и вынудила его переметнуться в стан врага. Соперник почувствовал вкус победы.
— Объяснений? Извольте. — дедуля подбоченился и выдал: — Вы совершенно не умеете вести допрос.
Заслышав такую глупость, я неприлично захохотал, вызвав на лице лакея выражение обиженного непонимания. Он-то, щедрая душа, явно не понимал, с кем на самом деле толкует о методах дознания, и наивно полагал, будто его советы чего-то да стоят.
— А я согласен с мистер де Висом! — ляпнул юнец, вызвав у обоих спорщиков, то бишь у нас, головные боли.
Как приятно наблюдать за губами старика, скривившимися в адской гиперболе!
— Хоть ты не говори ерунды, — проворчал седой хрыч. — Откуда тебе знать о правильном проведении следствия?
Парень набычился.
— А я книги по следствию читал! И не одну, а целых три!
«Весомый аргумент»
— И чем же вам двоим не угодил мой допрос? Есть конкретные советы?
Упрямая парочка вмиг замолкла и невинно подняла глаза к потолку, словно их вдруг очень заинтересовала позолоченная лепнина.
— То-то же. — я выпятил грудь и приказал проводить меня в покои госпожи Адель.
Да самого конца нашего пути старик молчал, как партизан. Я же размышлял о превратностях судьбы, нелёгкой доле детектива и, в частности, о допросе: после беседы с госпожой Вивьен я разговаривал со слугами. Пожалуй, они и вовсе не сказали ничего путного, и лишь навели меня на мысль, что хозяева очень неумело что-то скрывают…
— Добрый день, мисс. — я уже было потянулся к кружке чая, но вовремя вспомнил, что чая в этом доме мне больше не наливают.
— Мы уже с вами здоровались. — горничная печально вздохнула.
Наблюдавший за разговором Броуди де Вис еле сдерживался, чтобы не наброситься на меня с кулаками: после минутного происшествия он был очень зол и его так и тянуло на рукоприкладство. Именно поэтому его подопечный стоял за дверью с красным ухом.
— Итак, — я достал украденный… одолженный на время следствия блокнот. — Вы являетесь личной служанкой мисс Адель де Вилларе, то бишь второй матерью?
— У госпожи лишь одна мать, и это…
— Но-но-но! — я пригрозил даме пальцем. — Мы здесь не в этикет играем. Отвечайте честно, иначе следствие зайдёт в тупик!
— Хорошо. — женщина сдержанно кивнула.
— Меня интересуют классические вопросы. — и желание поскорее отсюда убраться. — Какой образ жизни вела Адель?
— Разгульный. — без тени смущения ответила служанка. — Из-за этого постоянно возникали проблемы с подсчётом бюджета на месяц.
— Вы ещё и экономка?
— Ну да. — дама пожала плечами. — У нас все выполняют по несколько служебных обязанностей…
Я одобрительно цокнул и продолжил:
— Теперь о круге общения вашей подопечной. Не водила ли она в дом друзей?
— Хм, — собеседница призадумалась. — Не водила. Но я помню, что она рассказывала о каком-то там виконте…
— Случаем, имя этого виконта не Реймонд?
— Да, да, это он! — воскликнула собеседница, на миг потеряв самообладание. Сие прискорбное обстоятельство не могло остаться незамеченным: извечный блюститель этикета, неподражаемый Броуди де Вис, нервно затопал носком туфли.
«Этот старик как кость в горле…»
— Что ж, — я откинулся на спинку кресла и поправил мои длинные пряди. — Мы плавно приближаемся к главному вопросу… Были у нашей милой леди враги, недоброжелатели, завистники, переживания юности, от которых хотелось выть, лезть на стенку и вскрыть вены? — кажется, я перегнул палку…
— Нет, не было. Адель — идеальная в этом плане барышня. Со всеми дружила и никого не обижала… Лишь изредка подшучивала. Да что там — все соседи знали её в лицо и часто довозили до дома!.. Безусловно, в женском обществе часто происходят склоки, но все они, как и у обычных девушек из низшего общества, решались хорошим разговором. Глупые обиды никогда не доходили до угроз. Что же касается переживаний… Были, как и у всех. Обычные. «В этом платье я слишком толстая, тот мальчик мне не очень нравится, вчера услышала в туалете клуба, как меня обзывают падшей женщиной, и всё в таком духе…»
Спустя три минуты:
— Не было, и быть не могло! — де Вис покрепче взялся за кресло. — Какие враги могли быть у нашей Адель?.. Ну да, она часто перегибала палку и могла довести очередного кавалера до дрожи в коленках, но это ведь не повод, чтобы красть её из дома! А переживания… Классические! Сугубо классические. «Как бы не показаться нищей в старой карете, какие серьги арендовать на вечер выпускников, что делать с запачканным вине ковром…»
Спустя три минуты и два оскорбления:
— Ну как сказать, — малышка-горничная зарделась и мило сложила ручки. Я был готов жениться на ней прямо сейчас, невзирая на последствия. — Недоброжелателей было много… Нет, вы не подумайте! — испугавшись, что брякнула что-то лишнее, красавица подпрыгнула в кресле. — Просто госпожа часто затыкала за пояс всяких там… Хамов, в общем! — явно вспомнив что-то весёлое, девушка хихикнула. — Вот, например, приставал ко мне в прошлом году один щёголь. Буквально поджидал около выхода каждый день! Один раз госпожа заметила это, подошла к нему и сказала, — дама поманила меня ручкой, приложила ладошку к моему уху и мило прошептала: — Если ещё раз тебя тут увижу, Себастьян, то всей округе растреплю, какой у тебя маленький…
Спустя две минуты удивлённых покашливаний:
— В общем, врагов уйма! — заключила горничная с чувством выполненного долга. — А с переживаниями… Да не было их, переживаний! — карапузик деланно засмеялся.
Спустя три минуты безуспешных попыток вывести малышку на чистую воду с помощью щекотки:
— Да я откуда знаю, — Симон пожал плечами. — Много всяких уродов было. Лезли к ней, как будто заговорённые. Ублюдки. Но одно хорошо — всех их она благополучно отшивала… Переживала, конечно, по всяким там женским мелочам: «не та причёска, что обо мне подумают какие-то там сестры, какой парфюм выбрать…»
— А ты довольно хорошо знаешь о её переживаниях.
Мальчишка оборвался на полуслове, не успев сказать мне «пока».
— Ну так… Одного возраста. Общались, постольку-поскольку.
— Понятно, — я сопроводил юношу на выход и крикнул: — Следующий!
— Так нет следующего. — внезапно ответил спрятавшийся за комодом старик. От неожиданности я чуть не схватился за сердце.
— Как это «нет»? А Беатрис?
— Уже неделю на связь не выходит. Честное слово, как сквозь землю провалилась!
«Совпадение?.. Слишком уж подозрительно. Два человека не пропадают в одно и то же время, только если не устроили маленький заговор…»
— Где мне найти её дом?
— Сейчас посмотрим, — лакей достал из кармана маленький блокнотик и принялся его листать. — Так… Улица каменщиков, переулок молотка, дом 14.
«Местные довольно креативно подходят к городских названиям. Интересно, если тут улица красных фонарей? А если и есть, то какие переулки там прячутся? Так и вижу: переулок чулок, порванных бюстгалтеров, падшего достоинства и мерзких рыночных отношений… И кто это говорит, а, Донаван?»
— Что ж, — выдал я классическую фразу и захлопнул блокнот. — На этом, пожалуй, мы сегодня закончим…
Старик буквально засиял.
— …Осталось осмотреть комнату пропавшей.
Старик перестал сиять. Буквально.
— Пришли. — без особого энтузиазма объявил Броуди де Вис, и отдал мне маленький ключик. — Думаю, не надо объяснять, что после того, как осмотрите комнату, вы должны вернуть ключ.
Я забрал кусок тёплого металла и успокаивающе похлопал старика по плечу.
— Не бойся, ворчун, не в моих правилах делать дубликаты в комнаты красивых клиенток.
Лакей вспыхнул, как сигнальный огонь, и, кажется, даже на пару секунд задумался о том, чтобы отобрать у меня ключик, но здравомыслие всё же взяло верх: он просто пожелал мне удачи и скрылся во тьме коридора. Преодолев порядочное расстояние, дедок отозвался откуда-то из глубины особняка:
— Меня не будет до самого вечера! Ко всем вопросам обращайтесь к Симону!
Заслышав слова учителя, юноша радостно заулыбался: наконец, праздник показался и на его обмазанной фекалиями улице.
— Слышал, де-тек-тив? — нагло бросил юнец. — Я тут главный. И ко всем вопросам…
Послышался щелчок дверного замка. Я мигом забыл о надоедливом оболтусе, приоткрыл дверь и вошёл в покои госпожи Адель де Вилларе.
В комнате было душно и пахло тяжёлыми духами. Окон давно не открывали, и они были занавешены шторами, но солнечный свет всё же проникал в помещение сквозь щели между портьерами: он весьма выразительно подсвечивал летающую по комнате пыль.
— Эй, — мальчишка постучал по дверному косяку. — Ты тут больно не хозяйничай: сам понимаешь, это комната девушки. — и назойливо стал в дверном проходе.
— Пошёл вон.
Не успел мальчишка и набрать в грудь побольше воздуха, чтобы дать достойный ответ, как я выдворил его из помещения и приказал следить за выходом.
— Но…
— у тебя важная миссия, паренёк. — перебил я надоедливого собеседника. — Ты охраняешь меня от всяких гадов, в любой момент готовых ворваться и помешать следствию. Усёк?
По лицу Симона было видно, что он крайне недоволен сложившейся ситуацией.
— …Усёк. — поняв, что и выбора по большому счёту у него нет, согласился младший лакей и стал посреди коридора. — Я защищу тебя от любой напасти!
Я довольно хмыкнул и закрыл дверь с обратной стороны. Не то чтобы я действительно боялся каких-то идиотов, вознамерившихся пройти в комнату: просто мне не хотелось, чтобы садовник видел меня за работой. Так уж вышло, что я совершенно не выношу, когда за мной наблюдают посторонние… Да и не только посторонние, если так подумать — даже подчинённые или коллеги. Может, мне не хотелось раскрывать перед ними свои маленькие приёмы и секреты, а может, не хотелось раскрываться самому: когда ведёшь допрос, твоё нутро, гнилое или не очень, всегда прорывается наружу, и ты раскрываешься перед человеком полностью, почти как во время секса, и всё, что тебе остаётся — надеяться, что твоя новая сторона придётся наблюдателю по вкусу. Моя сторона никогда никому не нравилась, и я привык работать под осуждающими взглядами.
— Комната чисто убрана, беспорядка ни в чём не наблюдается… — я подошёл к портьерам и раскрыл их настежь. В залу забил солнечный свет, благодаря чему у меня возникло полное представление о помещении: — В центре комнаты большой ковёр. По левую руку от входа, если смотреть со стороны вошедшего, большая двухместная кровать. Застлана. По разные стороны от кровати две маленькие тумбы, с подсвечниками. Над кроватью потрет. Судя по всему, это хозяйка комнаты. По правую руку от входа большой шкаф для хранения вещей и длинный буфетный столик с прикрученным зеркалом и множеством разнообразной косметики. — записав данные в блокнот, я прошёлся по помещению и поверхностно осмотрел все углы. В одном из них, за портьерой, я заметил стеллаж, заставленный плюшевыми игрушками: медведи, единороги, кошечки и прочие отбросы детских мечтаний.
Я присел на корточки и провёл указательным пальцем по полу — слой пыли был тонким, хотя жертва пропала уже как неделю назад. Это означало ровно одно: в комнате уже убирали, и, скорее всего, если здесь и было что-то интересное, то оно давно спрятано от моих глаз служанкой.
— Ничего. Допрос никогда не делается в один день: дознаватель лишь разогревается и прощупывает почву под ногами…
Я подошёл к шкафу и отворил дверцу. На меня посыпалось множество женских блузок и рубашек. Одну из них, в чёрно-белую полоску, я поднял с пола и понюхал.
«Будь здесь Броуди де Вис, он бы открутил мне голову…» — я усмехнулся. Но, справедливости ради, стоит уточнить, что в моём порыве не было ничего извращённого: я лишь хотел почувствовать запах духов, а рубашка подходила для этого лучше всего — она неплохо держит аромат.
— Ваниль. Карамель. Тягучая. Дикие ягоды…
Я очень хорошо разбираюсь в духах: мать и её подружки обожали различного рода ароматы. А ещё они любили выходить ночью на улицу и брать за ночь большие деньги. Ну да это так, скромное дополнение к жизни настоящей девушки.
Я прощупал один из отсеков шкафа на предмет двойного дна и, не заметив подвоха, закинул выпавшие вещи обратно и с треском захлопнул дверцу. Затем я подошёл к кровати, снял обувь и залез на матрас. Вид сверху открывался весьма посредственный: на шкафу не скрывали ничего интересного, а на потолке даже не высматривались подозрительные бреши, из которых бы открывался хороший вид на комнату. Я уж было решил, что помял нежные пуховые перины зря, но тут в мои глаза бросился портрет хозяйки.
Адель де Вилларе совершенно не походила на мать, впрочем, как и её сестра. Только если у Вивьен в глазах сквозила напускная игривость и лёгкость, которую так любят невнимательные мужчины с ущемлённым комплексом защитника, то у Адель, наоборот, во взгляде ясно читался строгий характер и какая-то странная, затаившаяся в уголках глаз печаль.
При виде человека, как правило, я могу уверенно сказать, что он за фрукт, но при просмотре этого портрета всё, что я мог высказать, так это, что девушке явно не нравилась её жизнь… А также то, что она обладала определённой долей красоты и обаяния: длинные шелковые волосы, почти до пояса, выразительные голубые глаза, эта ледяная гордость…
Я составил полный портрет и, обувшись, вновь вернулся к шкафу. Я осмотрел почти все отсеки, досконально проверил каждый из них, даже самый простой и скучный, и уже было отчаялся найти что-то интересное, как вдруг наткнулся на отдел с нижним бельём… Прозвучало весьма скверно.
— Одежда говорит о женщине лучше всего, но только, когда ей за тридцать: в двадцать вкусы так же переменчивы, как и настроение.
Надеясь непонятно на что, я принялся рыться в кружевных стрингах и бюстгалтерах, и был вознаграждён: под отсеком самых открытых и бесстыжих трусов я нашёл намёк на двойное дно.
— Конечно же, где хранить свои тайны, как ни в том месте, куда боятся совать нос все порядочные личности? — я выскреб всё нижнее бельё и без зазрения совести скинул его на пол. — Одно радует — я весьма непорядочная личность…
Дверь скрипнула, и я моментально повернулся на звук.
— Открыта. — констатировал я и так общеизвестный факт и затем добавил: — А вот окно закрыто, и сквозняка нет…
Я двинулся в коридор маленькими шагами.
— Симон!.. Симон? — когда я заметил торчащие из дверного прохода ботинки, было уже слишком поздно: что-то вошло в мою шею, и я отключился…