Я обнимал её. Держал за плечи и не желал отпускать, хотя понимал, что рано или поздно она должна уйти. Это должно было случиться. Ей нельзя было оставаться в городе.
Мне многое хотелось ей сказать, и она знала это. Смотрела меня, на мои полураскрытые губы, и ловила каждое слово, порой несказанное. Она знала меня лучше, чем я сам. Так мне казалось.
Но я не хотел ничего говорить напрямую. В этом не было никакого смысла. Я не хотел знать, что было вчера, что было неделю назад, что привело её к моему порогу. Судьба? Некая общая связь, которая должна связать чьи-то души? Мне всё равно.
— Ты так ничего и не скажешь? — девушка нежно прижалась к моей груди. Она слушала бешеное биение моего нового сердца.
— А что бы ты хотела услышать… Сабрина?
Идеал женщины посмотрел на меня с хитрым прищуром.
— Что я очень красивая.
Я озарился спокойной улыбкой.
— Ты слишком красивая, чтобы я тебе это говорил. Чем лучше девушка, тем меньше ей надо комплиментов — тогда она начинает ценить их.
— Я так и знала, что ты манипулятор…
Я попытался усмехнутся, но с моих губ сошёл лишь больной смешок. Вместе с кровью.
Девушка отпрянула от меня и, заметив, как по мне стекают тонкие струйки, надрывно, чуть ли не доведя меня, — сурового, как мне казалось, — мужчину, до слёз, спросила:
— Что с тобой?
— Кто-то намазал ядом обе трубки.
— Почему ты не сказал об этом раньше! — дама не медля поднялась с матраса и бросилась к чемодану. Под стопкой вещей нашёлся чемоданчик поменьше. Она подошла ко мне, держа его в руках, и я мог вплотную его рассмотреть: синий, с золотой ручкой. Такой маленький, но такой коварный…
Сабрина достала противоядие. Какую-то едкую зеленоватую смесь. Стоило ей открыть пробку, как квартира мгновенно наполнилась дурным травяным запахом.
— Пей.
Гостья поднесла пузырёк к моим губам со следами помады. Её помады. Я отвёл её руку.
— Не хочу.
— Ч-что? — девичий голос неожиданно дрогнул.
— Не хочу жить. Я прожил достаточно долго. Всё, что сейчас происходит — излишество, подаренное неизвестно кем за непонятные заслуги.
— Значит, я тоже излишество?
— Нет-нет, — я взял даму за свободную от пузырька руку. — Ты — моё лучшее излишество. Понимаешь?
Девушка тревожно кивнула.
— Понимаю… Но не позволю. Тебя достаточно потрепали, незнакомец из ниоткуда.
Я пытался бороться. Старался, как мог. Но сил не хватило. Девушка залезла на меня и, придавив руки бёдрами, раскрыла рот и начала вливать в него проклятое противоядие. Выпив всё горькую смесь до дна, у меня помутился рассудок — я перестал видеть окружающий мир и стал смотреть на всё в гиперболизировано ярких цветах, за которыми перестали виднеться люди. Сабрина предстала тёплым розовым.
— Какой я цвет?
Язык присох к нёбу. Я едва заставлял его повиноваться.
— Розовый.
Дама тяжело вздохнула.
— Это плохо?
— Нет-нет… Это замечательно.
Она поцеловала меня в лоб, словно на прощание… Словно мы никогда больше не увидимся. После этого она принялась вновь собирать чемоданы. Я хотел помешать ей, но даже не смог подняться с матраса. Мне не хватило силы воли.
— Лежи, Лойд. Прошу, лежи… Не мучай себе понапрасну.
Я извивался на дрянном матрасе, как раненая змея. Ничего не выходило. Сабрина собрала чемоданы и вынесла их на порог дома. Из дверного проёма в квартиру засветил отвратительный утренний рассвет.
Перед тем, как окончательно уйти, гостья подошла ко мне в последний раз. Вязла мне за руку, подержала так с пару минут, затем прошлась пальцами по волосам… И, вдруг резко встав, выбежала из квартиры. От неё остался лишь удушливый запах той самой карамели, который я когда-то нашёл в её комнате. Казалось, это было так давно…