— Откуда у одного человека столько врагов?
— Общительный я… и пьющий.
Симпсоны (The Simpsons)
Передо мной сидел эльф: острые уши, странная форма челюсти, зелёная накидка. Даже среди толпы праздных выпивох он… выделялся.
— Ещё по одной, мальчики? — мужчина в кухонном фартуке постучал по бутылке.
— Плесни! — ответил я писклявым голоском с примесью рома, после чего продолжил активно что-то вытолковывать: — Эх, Эйвариллиан, славная ты душа, как же сложно учиться магии, если у тебя нет связей!
Некто со странным именем согласно икнул и принялся помешивать дрянной коктейль с торчащей из бокала пальмой.
— И дело даже не в занижении твоих результатов, хотя это и так, — пояснил я, особо не ударяясь в детали. — Вся проблема в том, что ты не можешь показать свои способности: влиятельные сынки и дочери крутых курв никогда не простят, если ты перетянешь одеяло на себя.
— А я думал, что ты просто неумеха, вот и взял академический, чтобы на взятки преподавателям накопить. — без обиняков признался остроухий. — Сам знаешь, какая дрянная слава о тебе ходит у товарищей по цеху: и дела ты бросаешь, и образования детектива у тебя нет, и вообще — в агентство ты попал, потому что рук у нас не достаёт…
— Что за вздор! — я вмазал по столу и чуть не сломал тоненькие пальцы. Из глаз потекли вечные спутники боли: слёзы. — Я тебе так скажу, Эйвариллиан: все работники в нашем агентстве — грёбаные взяточники.
Собеседник изрядно обозлился, но виду не подал.
— Не веришь? — я опрокинул рюмку водки и поднёс к носу петрушечку. — Вот возьмём нашего начальника — Сержио де Кампастелло. Как он заработал деньги на открытие агентства? Способностей к магии у него нет, в армии он никогда не служил и наследство от богатых родственников точно не получал.
— Как-то да заработал, раз сидит в кожаном кресле и подписывает бумажки. — с раздражением произнёс остроухий. — Впрочем, а наше какое дело? Есть такая поговорка: «победителей не судят». Она применима ко всем случаям в жизни.
— По-твоему, если человек чего-то добился, то он теперь обладает правом неприкосновенности? — полюбопытствовал я, всем своим видом показывая, что мнение собеседника претит моему крутому кодексу. — Если мудак совершил мудацкий поступок, то мне всё равно, кто он там: герой, богач или бедняк в прожжённых трусах. Всё едино — я буду почитать его за гада и плюну ему под ноги при первой же возможности.
Собеседник был готов наброситься на меня прямо там, невзирая на толпу завсегдатаев «Золотой утки», и лишь чудо сдерживало его от моей наглой щетинистой физиономии.
— Но ты ведь согласишься с тем, что всё можно купить? В том числе и неприкосновенность. — спустя какое-то время спросил остроухий и тихонько забарабанил по столу. У него были длинные, кровожадные пальцы: как у убийц и пианистов.
— Пожалуй, соглашусь. Деньги в нашем мире решают всё. — я осилил ещё одну порцию водки и кинулся заедать её нарезкой солёных огурцов.
Эльф успокоился и вновь запил бурду с декоративной пальмой.
— Это значит…
— Но, — внезапно добавил я, самую малость отдышавшись. — Всё зависит исключительно от суммы.
Собеседник сокрушённо вздохнул.
— И сколько ты хочешь?
— За что? — я притворился, что совершенно не понимаю, о чём мы толкуем.
— Не прикидывайся, — остроухий допил коктейль и теперь ничто не сдерживало его руки: паучьи пальцы потянулись к цветастым склянкам на зеленоватом поясе. — Ты ведь знаешь, что выхватил счастливый лотерейный билет, о котором многие мечтают годами… И можешь дорого его продать. Очень дорого.
— А если я откажусь?
— Зачем слепому дураку стеклянный глаз? — в свою очередь спросил взяточник.
Я непонятливо захлопал глазками.
— Хорошая поговорка, хоть и бессмысленная. Я позаимствую.
Остроухий усмехнулся.
— Скажу честно: я изначально не хотел, чтобы тебе давали эти деньги. Большие деньги. Но раз уж так вышло, — болтун незаметно положил в ладонь одну из склянок. — То престань кормить меня байками и хлестать водку. Просто ответь на предложение, и я пойду по своим делам.
Не без удовольствия, мне пришлось ещё немного поморозить собеседника с ответом: я допивал последний шот. И только после этого, войдя в нужные кондиции, я вдохнул побольше воздуха и уверенно выдал:
— Нет.
Мой ответ не стал для незнакомца неожиданностью; более того, мне показалось, что именно такого развития событий он и ждал: за считанные мгновения пройдоха поднёс к моему носу какое-то противное снадобье и ввёл меня в странный сон, похожий на транс, — я всё ощущал, но не мог пошевелиться, — и удержал моë деревянное тело от падения со стула.
— Что, Лойд опять перебрал? — спросил бармен, с недоверием смотря на моего собутыльника.
— Похоже. — остроухий криво улыбнулся и слез с барного стула. — Не бойтесь, я донесу его до комнаты в целости и сохранности.
— Хорошо бы, — фыркнул бармен. — А то кто за квартиру платить будет?
Остроухий взвалил меня на плечо и потащил на верхний этаж. Как только мы скрылись от посторонних глаз, он скинул меня на пол и хорошенько пнул по рёбрам. Я начал блевать.
— И где ты спрятал ключ, паршивец? — урод принялся рыться по моим карманам и вскоре отыскал маленький медный презент. — Удачно, что ты отказался. Нет, правда. — красавчик захихикал. — Кто знает, вдруг бы ты и вправду раскрыл пропажу той богатенькой сучки? Тогда пиши пропало: самые крутые детективы сидят без дела, а у какого-то идиота появляется повод для открытия собственной конторы, без посредников и заëмов.
Выродок поднял меня на третий этаж и, оперев моё тело об стену, принялся открывать дверь, ведущую в квартиру. Как только послышался щелчок дверного замка, взяточник закинул меня в комнату и пошёл принимать ванну: я успел облевать и его.
— Так, Лойд, спокойно, — я поглубже вздохнул, и мои мысли немного прояснились. — Легенды не умирают.
Я пополз к матрасу. Где-то там валялась хорошая магическая бурда от отравления. Я приготовил её ещё в то время, когда для меня была доступна университетская лаборатория.
Добравшись до желаемого, я схватил элексир зубами и выдернул крышку. Смесь пролилась на пол, поэтому пришлось слизывать её, как последней скотине. Но это дало свои результаты: мышцы перестали упорствовать, и я смог подняться и взяться за оружие. Для пущей уверенности пришлось спрятаться близ двери в ванную комнату.
— Раз-два-три-четыре-пять, я иду тебя иск…
Дубинка врезалась в лицо эльфа и сломала ему нос.
— Ах ты, сука!
Я ворвался в ванную комнату и бросился на противника. Мне удалось захватить одну из его ног и опрокинуть сволочь на плитку. Бедная керамика треснула.
— Мразь! — я согнул руку в локте и впечатал её в наглую смазливую рожу, надеясь сломать вражине челюсть.
Второй удар сделать не получилось: остроухий брыкнул меня ногой, и я вылетел в комнату.
— Даже умереть нормально не можешь! — с гневом воскликнул эльф и достал из-за спины молоток.
Я неловко встал с пола и поднял дубинку. Она упёрлась противнику в грудь.
— Какая тебе разница, эльф, кто будет вести дело?
— А тебе? — в свою очередь спросил гад, после чего бросился на меня, держа в руке строительный инструмент.
Мне удалось уклониться от удара противника и отбить ему рабочую руку. Одна беда: пройдёт ещё пара минут, и я свалюсь от алкогольного отравления.
— Скотина! Мало вас, эльфов, зашугали, — я собрал побольше слюны и плюнул животному на новый дублет. — Мать твоя, остроухая шлюха, должно быть сказочно рада, что её сын убивает честных людей!
— Утырок! — ловкач попытался достать меня молотком. — Ты и честный человек — не смеши! два года назад Лойд де Салес торговал наркотиками в трущобах и искал детей на продажу в Халифат!
— Всё-то ты знаешь, шлюхин сын! — я махнул дубинкой и чуть не проломил эльфу голову. — Но ты так и не понял главного: мне нужно это дело, чтобы начать новую жизнь. И уверяю: ты мне никогда не поме…
В глазах вспыхнули пьяные искорки, и я на секунду потерял равновесие. Остроухий не мог этим не воспользоваться: он подлетел, как фурия, и проломил мне голову молотком…
Я проснулся от того, что кто-то хорошенько ударил меня по голове.
— Прости, пожалуйста, — прозвучал до боли знакомый голос, отдающий ехидством. — Кто ж знал, что таскать людей так трудно?
«Какой дурной сон посетил меня этой ночью! Предательство любимой женщины, безумный город, похищение знатной особы… бывает же такое!»
— Рубиус, я опять заснул в кабинете и забыл закрыть за собой дверь? — мне очень хотелось продлить состояние сладкого беспамятства до того момента, пока в комнату, с помпой и оркестром, не ворвётся майор, — как всегда, — с очередным требованием заполнить бесполезный, но нужный для «галочки» отчёт.
— Э-э, — младший дознаватель замялся и, если судить по звуку удаляющихся шагов, спешно направился в угол комнаты.
— Сколько раз повторять, Рубиус, — с удовольствием заговорил я, почти не скрывая радости. — Мужчина не должен мямлить перед коллегами, а в особенности — перед начальством: это делает из него мальчика на побегу…
Меня неожиданно облили холодной водой.
— Рубиус! — я разомкнул слипшиеся веки и уже приготовился к самой выразительной речи в истории наставничества, как вдруг, чуть не лишившись кончика языка, резко сомкнул челюсть с выражением самой глупой на свете обезьяны: открывшийся вид навсегда убил во мне красноречие и склонность к анализу.
— Стой, Симон! — всё, на что мне хватило сил: поднять ладони вверх, покорно ожидая заготовленной участи. — Ты ведь этого не хочешь, верно?
— Прости. У меня нет выбора. — и поднял садовник жестокую руку, что в страхе держала много горячих голов, и облил меня из графина с цветами, и хрюкнул сердечно, вот гад, вот урод!
От постигшего меня разочарования я был готов незамедлительно броситься в окно. И лишь одна потаённая мысль сдерживала мою оскорблённую натуру от этого желания — я находился на втором этаже, и если бы свалился, то лишь сломал бы ногу.
— Собака! — я сомкнул пальцы в кулак и обозлённо ударил по полу. Рука онемела.
— Ты так хотел увидеть какого-то Рубиуса? — юноша хмыкнул. — Хорошо ж тебе вмазали, детектив. Имя-то хоть не позабыл?
— Конечно же не забыл! — уязвлëнно воскликнул я, вставая с пола. — Ричар…
Малец приготовил новый графин.
— Стой, стой! — я отпрыгнул к кровати и закрылся подушкой. — Что, уже и пошутить нельзя? Я Лойд де Салес!
«Ничего не скажешь: звучит!»
— Что ж, Лойд де Салес, вынужден тебя обрадовать: вашу уважаемую персону вырубили в первом раунде.
Сначала я не понял, о чём говорит юноша, вероятно, упражняющийся в остроумии, но как только заметил под его глазом хорошенький фингал, то события последнего дня мигом вспыли в моей голове, как тело должника в речке.
Пожалуй, самым интересным было то, что на нас обоих не было сапог. У парня — ещё и носков.
— И как это понимать? — я обвëл свои дырявые чулки красноречивым взглядом.
— И на что это ты намекаешь? — с прищуром спросил юноша и сложил руки домиком. — Я не порчу носки плохим людям, даже такому, как ты!
«Следствие зашло в тупик»
— Нет, ты не понял. Где мои… Наши сапоги?
— Украли.
В тот момент моё лицо, должно быть, напоминало каменное изваяние.
— Зачем вору лезть в дворянский дом ради кражи сапогов… — и тут я внезапно вспомнил о тайнике под женскими трусиками. — …Твою мать.
Я бросился к интимной тумбочке. Вопреки логике и здравому смыслу, мальчишка не стал меня останавливать и дал вдоволь порыться в кружевном белье своей хозяйки. Более того, садовник явно насмехался надо мной и думал, что я какой-то недоманьяк-идиот: презрительное выражение не покидало его лица до тех пор, пока я не перестал рыться в шкафчиках.
— Ну что, выбрал?
Я прекратил бессмысленное созерцание двойного дна и взглянул на собеседника.
— Советую эти, — мальчишка поднял с пола красные шëлковые стринги. — Как всем давно известно: красный — цвет страсти.
— И с кем я разговариваю…
Осуждение в моём голосе не помешало собеседнику и, — если судить по тому, чем мы занимаемся, — подельнику, бросить глупое занятие. Юнец выкинул красные труселя в угол и достал голубоватые, из батиста. Я начал закипать. Это не скрылось от глупого извращенца…
— Ты прав, чёрный всегда в моде!
…Только вот причины моего гнева он не понял.
«С детства не люблю похотливых животных, хотя со временем и сам стал таким же. Парадокс, как и во всей моей жизни: не любил палачей — стал дознавателем, ненавидел шлюх — влюбился в проститутку. Одно радует: я совершенно не понимаю тех, кто роется в чужом грязном белье… Или чистом»
Я подошëл к негодяю, отобрал у него трусы и вернул их на прежнее место с полным сознанием своей бесполезности как детектива.
«Какой-то хрен с горы ворвался в особняк, похитил улики, которые я так долго искал, и заодно опозорил меня перед слугой заказчика»
Надо ли говорить, что я был зол. А когда Ричард Донаван злится — жди беды.
— Я упал около входа, — отодвинув статую под именем Симон, я присели на корточки и провëл рукой полу. — На полу не видно грязи. Или наш с тобой преступник завидный чистюля и после попадания в дом первым делом бросился мыть обувь, или же он прошел по дорожке до главного входа…
— С чего вы взяли? — напряжённо спросил мальчик, пытаясь высмотреть из-за моего плеча какие-либо следы.
— Вокруг вашего дома — клумбы с только посаженными цветами, а следов земли и грязи на полу не видно… Надо будет опросить слуг.
— Пустая трата времени. — со знанием дела ответил юноша. — У нас так мало людей, что никто не следит за входом. Мы просто запираем калитку.
Мальчишка прав: выследить вора не получится.
— Хм, — я задумчиво забарабанил по половицам.
— Что?
— Он забрал дротик. Странно это.
— А что тут странного? — подивился мальчишка. — Сонный яд, должно быть, дорогой, как и дротик. Нападавшего могли бы выследить по поставщику: такого рода товары весьма редки в нашем городе.
— И опять ты прав, Симон. Из тебя бы вышел прекрасный дозна… Детектив.
— Спасибо!
«А вот я уже позабыл это ремесло, да ещё и с похмелья, есть судить по замечательному сну, в котором моему новому телу пробили голову»
— Но не стоит забывать: даже самые умные преступники оставляют следы. Совершать ошибки — неотъемлемое свойство человеческой натуры.
— Мне кажется, что этот преступник слишком умëн, чтобы раскрыть себя. — уверенно заявил Симон.
— Посмотрим. — слова мальчишки пробудили во мне охотничий азарт.
Я принялся думать, что же я могу сделать прямо сейчас, чтобы хоть на шаг приблизиться к разгадке, и вскоре нашёл пару интересных соломинок:
— Что может храниться в тумбочке с двойным дном, Симон?
Мальчишка оторопел.
— Украшения?
— Неверно.
Собеседник призадумался, или хотя бы сделал вид, что думает.
— Оружие?
Мне показалось весьма странным, что обычно догадливый юноша не додумался до разгадки, но я не придал этому должного внимания и сам ответил на вопрос:
— Письма, Рубиус, письма и дневник… Прости, Симон. Я опять тебя кое с кем спутал.
— Ничего. — юноша легкомысленно махнул рукой. — Но с чего вы взяли, что преступник выкрал именно письма?
Я этого не говорил…
— Это простая логика. Двойное дно нужно только затем, чтобы что-то скрыть. А что можно скрыть юной леди, любящей ходить по клубам? Конечно же, кавалеров и свои похождения, а никак не стайку взятых в кредит побрякушек и кусок холодного железа…
— А если тумбочка и вовсе была пуста, и там не было ничего, кроме кружевных трусов?
— Нажав на поддон, я почувствовал, что он во что-то упирается. После того, как мне дали по голове, это ощущение пропало. Следовательно, простой вывод — в тумбочке непременно что-то лежало… Кстати, Симон, как думаешь, почему в меня выстрелили дротиком, а тебе дали по голове?
Юноша побледнел, и его лицо приобрело мёртвый цвет, которым всегда так отличались любезные отравители и подлые обманщики.