Внутри очень холодно и внутри очень темно.
Немногочисленный свет из одного единственного окна освещает лишь помещение, в котором я нахожусь, а за дверным проёмом ожидает полумрак.
– А... – начинаю и осекаюсь.
Громко звать девушку нельзя, кто знает, что здесь может находиться, какие опасные тайны скрывает эта башня. Нельзя выдать своё присутствие раньше времени.
Вокруг находится не то склад, не барахолка: целая гора стульев, как сломанных, так и вполне исправных. Свалены в кучу, сложены друг на друга. Некоторые из них простые, другие с золотой обивкой и плавными изгибами.
Выхожу из помещения и тут же натыкаюсь на девушку в белой ночной сорочке. Лет шестнадцать на вид, босая, волосы по пояс, красивые, прямые, струящиеся. Немного похожа на привидение.
– Привет, – говорю осторожно.
Девушка в ужасе убегает. Мчусь за ней, чтобы она не переполошила других обитателей башни, если они есть. Нагоняю её на лестнице, хватаю за плечи и мы оба падаем на холодный каменный пол.
Пытается вырваться, но сил не хватает. Держу её в захвате, не даю пошевелиться.
– Успокойся, – говорю.
– Ч-ш! – шипит.
– Успокойся, я пришёл за своей подругой.
– Ч-ш!
В какой-то момент я касаюсь её живота и понимаю, что она беременна. Мгновенно отпускаю её, она в панике поднимается и отступает к стене.
– Я не знал, что ты беременна, – говорю.
– Тихо! – отвечает.
Прижимает палец к губам и прислушивается, я прислушиваюсь вместе с ней. Стоим оба как две статуи: никаких звуков. Гляжу по сторонам: одна лестница наверх, другая вниз. Целая куча боковых помещений. Освещение – только открытое окно, через которое я влез. Несколько факелов на стенах, но они не горят. Две бочки у противоположной стены, стол с тремя ногами, открытый сундук, треснувшее зеркало...
А вот это интересно.
Своё отражение я видел только в миске с водой, поэтому не мог рассмотреть как следует.
Подхожу, гляжу на самого себя – худое лицо с резкими скулами, взгляд суровый, не соответствующий моему внутреннему миролюбивому характеру. Вырасту, стану весьма привлекательным, хоть на обложку книги помещай.
Только сейчас я задумался, куда делся предыдущий Гарн, хозяин этого тела. Похоже, его растоптала марли, парнишка умер в возрасте тринадцати лет, но уборщик спас его тело, переместив меня в пустую оболочку.
Мне нравится эта внешность.
Ещё с десяток лет и я буду запугивать людей одним хмурым взглядом. Приятно иметь такой врождённый бонус.
– Что происходит? – едва слышно спрашиваю.
Девушка из ниоткуда достаёт платок, рвёт его на части и подходит ко мне вплотную. Из ткани она скатывает два шарика и протягивает мне.
«Засовывай в уши» – шепчет беззвучно.
Делаю, как она велит. Немного странная логика, конечно: в этой башне нельзя шуметь, поэтому надо заткнуть уши. А чтобы тебя не увидели, закрой глаза.
Берёт меня за руку и ведёт по лестнице вверх.
Идём по бесконечным этажам в темноте, я передвигаюсь почти на ощупь и не понимаю, как она что-то видит. На одном из этажей она останавливается и мы идём в боковую комнату. Запирает дверь, зажигает свечу на столе и протягивает мне... кусок хлеба. Давно не видел хлеб. Один отдаёт мне, другой начинает есть сама.
Кушает очень медленно, периодически вздрагивает и замирает, прислушиваясь.
– Спасибо... – говорю.
– Ч-ш! – шипит.
Молча жую хлеб, пока девушка стоит у двери и прислушивается к звукам снаружи. В комнате находится стол, кровать, шкаф и несколько полок со сгнившими книгами.
– Не могла бы ты...
– Ч-ш!
– Я ищу свою подругу...
– Ч-ш.
Становлюсь возле двери и теперь мы вдвоём слушаем, не доносятся ли из башни подозрительные шумы. Вскоре что-то начинает стучать. Я отчётливо слышу шаги на лестнице, тихие, шаркающие, они приближаются сверху. Девушка тушит свечу.
Мы не двигаемся и стоим в полной темноте, пока стук приближается.
Сердце колотится, представляя самых ужасных монстров, что могут обитать в башне. Восемь ног, две головы, глаза пылают огнём, а из пасти сочится яд.
– Ухр, – доносится с другой стороны.
Голос явно человеческий, но из-за самодельных берушей не разобрать слов. Под дверью появляется тоненькая полоска света, значит человек по ту сторону двери ходит с факелом.
– Отхр, – звучит.
Пытаюсь достать затычки, чтобы разобрать слова, но девушка хватает меня за руку. Смотрим друг на друга и она медленно мотает головой: «Не надо».
Шаги постепенно удаляются, а мы продолжаем стоять неподвижно у двери.
Вскоре звуки полностью исчезают. Достаю беруши и спрашиваю:
– Кто это был?
– Отец, – отвечает девушка.
– Почему ты прячешься от отца?
– Он меня выпьет, и ребёнка моего тоже выпьет.
– Что это означает?
– Он приложит ко мне губы и выпьет всю без остатка, останется только сухая мумия, которую он пустит на растопку своего камина.
Не могу понять, она шутит или говорит серьёзно. Как можно выпить человека? Это же не бутылка с крышкой. Да и вообще, как можно навредить дочери? Тем более беременной. Вопросы плодятся быстрее, чем ответы.
– Давно ты от него прячешься?
– Всю жизнь, – отвечает. – Мы с сёстрами живём на разных этажах и прячемся от него, чтобы он нас не выпил.
– У тебя ещё и сёстры есть?
– Да, – говорит. – Сто двадцать одна.
– Сто двадцать одна сестра? Ничего себе. А братьев сколько?
– Братьев отец отправляет в другие башни, чтобы они жили там.
– В какие-такие, другие башни? – спрашиваю.
– Ну, в другие башни, которые стоят вокруг этой.
– Послушай меня, – говорю. – Вокруг нет никаких других башен. Эта – единственная в округе и, возможно, единственная в пустыне. Вокруг больше ничего, лишь бесконечный песок, да камни.
– Не может быть. Вокруг очень много башен, отец всегда так говорил.
– Это не правда. Башня всего одна – эта.
– Тогда где все мои братья? – спрашивает девушка.
Разговор идёт совсем не туда, куда я планировал.
– Давай начнём с начала, – говорю. – Меня зовут Гарн, а тебя как?
– Хельдис.
– Я живу в деревне, в нескольких днях пути отсюда. Дарграг называется.
– Деревня? – спрашивает. – Деревень больше не существует. Есть только отец и его дети.
– Похоже, что отец вам очень много врёт: деревня существует, и не одна. Не так давно девушка из Дарграга, её зовут Аделари, внезапно проснулась посреди ночи и отправилась в пустыню прямо к этой башне.
– Она спала, не закрывая уши тряпками? – спрашивает Хельдис.
– Все в нашей деревне спят без них.
– Значит все жители вашей деревни – глупцы. Наш отец – король. Он имеет власть над другими людьми. Что бы он ни сказал, люди подчиняются. Нужно постоянно носить тряпки в ушах, чтобы не слышать его приказы.
Что это? Гипноз? Подчинение воли? Звучит невероятно, примерно как существо, полностью состоящее из крови.
– И как же Аделари услышала его, если она спала во многих километрах от этой башни? Звук никак не мог преодолеть это расстояние.
– Иногда такое случается, отец копит силы, а затем произносит приказ и его могут услышать даже издали. Когда отец никого из моих сестёр не может поймать и выпить, он призывает кого-то из диких, пещерных людей. Так мы думали. Но если ты говоришь, что деревни существуют, значит он призвал твою подругу, чтобы выпить её. Он умрёт, если не будет постоянно кого-то выпивать.
Постепенно картина складывается. В этой башне живёт некий могучий человек, способный голосом управлять людьми. Ему приходится пить кровь, как вампиру. А когда он не может сделать это с дочерьми, то вызывает кого-нибудь снаружи.
– А где твоя мать? – спрашиваю.
– Что означает это слово? «Мать».
– Женщина, которая тебя родила.
– Меня родила сестра, – отвечает. – И сестру рожу я.
– Это так не работает. Мама рожает ребёнка, который становится дочерью. У тебя есть мама, ты её дочь. Когда ты родишь, то сама станешь мамой, а твой ребёнок – дочерью, или сыном, если это мальчик.
– Бессмыслица, – говорит.
– Я тебе сейчас всё подробно объясню, – говорю. – Чтобы родить ребёнка, нужен мужчина и женщина. Когда они возлежат на одном ложе, женщина беременеет и рождает ребёнка. Ты наверняка и сама это знаешь. Мужчина и женщина – пара. Их общее дело – продолжение жизни. Родившийся ребёнок, родившаяся девочка, не сестра никому из них. Она их дочь. Новое поколение. И эта дочь, когда подрастёт, найдёт себе мужчину, чтобы родить ещё одно поколение. Это бесконечный процесс, благодаря которому люди остаются на свете.
Хельдис мотает головой, она ничего из этого не понимает.
– Давай ещё раз заново, – говорю. – Кто тебя родил?
– Эмин, моя сестра, – отвечает.
– А её кто родил?
– Эрисса, другая моя сестра.
– Отлично, это три поколения женщин. Сначала идёт Эрисса, потом Эмин, потом ты, Хельдис. У каждого из них были мужчины. Как зовут твоего отца?
– Вулвехаф, это его мы слышали, когда он шёл вниз.
– Отлично, мы постепенно двигаемся к пониманию. Значит, твои родители – Вулвехаф и Эмин. Как зовут отца Эмин?
– Вулвехаф...
– Погоди ка... – говорю. – Твой отец – одновременно отец твоей матери?
Смотрим друг на друга и не можем понять, что один пытается донести другому.
– А как зовут отца Эриссы?
– Вулвехаф, – отвечает.
– Значит, твой отец возлежал с Эриссой и родилась Эмин, затем он возлежал Эмин и родилась ты, и с тобой он тоже возлежал?
– Да, – говорит. – Скоро родится ещё одна моя сестра.
– И с ней он тоже когда-нибудь возлежит, – констатирую.
Неудивительно, что у Хельдис столько сестёр. Этот загадочный Вулвехаф растит дочерей как скот, чтобы «выпивать» их. Разводит собственную родню, как на ферме, чтобы питаться ими.
– Где может быть моя подруга? – спрашиваю. – Аделари.
– Если она пришла два дня назад, – говорит Хельдис. – То отец успел её выпить и сжечь. Тихо!
Прислушиваемся у двери к звукам снаружи, пока ничего.
– Хотя... – говорит.
– Что, хотя?
– Когда отец шёл мимо, он шаркал ногами. У него другая походка, когда он выпивает одну из моих сестёр. Возможно, твоя подруга где-то спряталась. Тебе стоит её поискать.
– Поможешь мне? – спрашиваю.
В ужасе Хельдис мотает головой. Она до смерти боится отца и малейший шанс оказаться у него на виду вызывает ужасные приступы тревоги. Не удивительно, после того, кем она его описала.
– У меня к тебе одна просьба, – говорит.
– Какая?
– Не мог бы ты поискать моих братьев?
– Ох, Хельдис, – говорю.
– Пожалуйста. Если отец не отправлял их в другие башни, значит они должны быть где-то здесь. Заперты.
– Хельдис...
– Пожалуйста.
Ком подкатывает к горлу. Как сказать девушке, что её братья давным-давно мертвы? Вулвехаф наверняка избавлялся от них ещё во младенчестве, чтобы они не выросли для него конкурентами и не сбросили с вершины башни.
– Хорошо, – говорю. – Я поищу твоих братьев.
Надеваю беруши, выхожу из комнаты Хельдис и со свечой в руке медленно поднимаюсь вверх по лестнице. Башня невероятно огромная. Тут должны быть сотни этажей, и на каждом с десяток комнат. Если заходить в каждую из тысячи помещений, уйдёт вечность. Как же мне найти Аделари, если она может быть в одной из них, с затычками в ушах. Я буду тихо звать её, а она не ответит, поскольку примет меня за хозяина этой башни. Она даже не догадывается, что кто-то из деревни пришёл её спасать.
Если она и жива, то в этот момент прячется где-то в шкафу и считает, что жители Дарграга никогда не осмелятся уйти так далеко в пустыню. Лишь она одна против ужасающего человека, бродящего вверх и вниз по ступеням.
Стоит мне подняться на два этажа, как я натыкаюсь на призрачный силуэт в углу.
«Ещё одна сестра», – мелькает мысль.
А затем я слышу голос, тихий, скрипучий:
– Стоять.
Его источник достаточно близко, чтобы пробиваться сквозь платочные беруши.
Мгновенно останавливаюсь и вижу перед собой древнего старика, горбатого, скукоженного, весь какой-то угловатый, пятнистый, с седыми волосами по всему телу. В дедовском ночном колпаке и почти такой же сорочке, как у Хельдис.
– Не бойся, – говорит. – Я Вулвехаф, живу здесь.
Смотрю на него и понимаю, что бояться действительно нечего – у старика необыкновенно добрые глаза. Всё, что наговорила про него Хельдис – откровенное враньё. Не может этот человек никому навредить. Снимаю беруши, выбрасываю.
– Давно я не встречал у себя гостей. А я ведь не приоделся, не приготовил еды. Столько хлопот, столько хлопот.
– Меня зовут Гарн, – говорю.
Пожимаем друг другу руки, у старика маленькая и совсем сухая ладонь.
– Пойдём за мной, – говорит. – Поедим как нормальные люди.
А ведь я уже c неделю не ел нормальной еды, лишь вяленое скорпионье мясо, да вода из бурдюка.
– С превеликой радостью, – отвечаю.
Иду за стариком наверх, чтобы отобедать. В желудке урчит.