Весь день я хожу с хмурыми мыслями. Собираю ягоды у подножия хребта, проверяю ульи. Вспоминаю, как выгуливал марли с девчатами, пока у нас не увели животных.
Вечером прихожу на стадион раньше запланированного. Как оказалось, все пришли чуть раньше, поскольку всех одолевали пасмурные настроения.
Две сотни человек, две сотни соплеменников. Сегодня пришли даже те, кто посещал занятия нерегулярно. Двести человек, из которых одних только бледнокожих девушек из башни около пятидесяти. Все переминаются с ноги на ногу, сжимают оружие и ждут непонятно чего.
– Мой отец был бы на твоей стороне, – говорит Хоб. – Он бы никогда не вёл себя высокомерно, как Саргот.
– Да, я знаю, – говорю.
– Мой отец был гораздо лучшим старостой. Когда его выбирали, Саргот претендовал на эту должность, но жители предпочли отца, поскольку он был не таким повёрнутым на традициях.
– И чёртовы фаргаровцы его убили, – говорю.
Хоб кивает.
– Он первым вышел к ним навстречу, а не прятался, как Саргот.
Хожу между друзей и односельчан, машу деревянным мечом из стороны в сторону. Почти все смотрят на меня в ожидании чего-то. Человек, который должен решить все их проблемы, но я не чувствую себя таковым. В данный момент я могу только создать новые.
– Гарн, – говорит Хоб. – Ты был искренним вчера вечером?
– Да, – отвечаю.
Хожу между людьми, сжимаю рукоять деревянного меча. Прохожу мимо Ройса – он кивает мне, я киваю в ответ. Арназ и Бегтед стоят рядом с ним и смотрят на меня с надеждой. Детские обиды забыты перед лицом настоящего врага. Кровожадных убийц из-за хребта, что многие поколения мучали наших предков.
Я пришёл из другого мира, прожил тут не так долго, но уже считаю это место домом, а предков Гарна – своими предками. Теперь у меня много родственников, много друзей, люди, которые заботятся обо мне, а я о них. Дарграг дал мне то, чего не хватало прежде.
– Гарн, – говорит Брас. – Ты даже не представляешь, в каком бешенстве отец. Он готов чуть ли не в одиночку отправиться за хребет мстить за друзей.
Понимаю Чемпина. Холган тоже всю ночь уснуть не мог, всё ходил по дому и сопел. Стоило им дать стальное оружие, как они почувствовали себя намного увереннее.
Иду вперёд, смотрю себе под ноги. Челюсть непроизвольно сжимается и разжимается. Положи мне между зубами уголь – получишь алмазы.
Вот-вот должен прийти Клифтон и начать наши упражнения, но это совсем не то, чем хочется заниматься в данный момент. Сегодня и стадион, и деревянные мечи, и копья без наконечников – всё кажется фальшивым, ненастоящим. Они не могут удовлетворить внутренние желания.
Натыкаюсь на тренера лоб в лоб.
– Гарн, – говорит. – Я бы спросил, почему ты такой кислый, но я и так знаю.
– У меня огонь внутри, – говорю. – Мне хочется...
Поднимаю кулак и сжимаю изо всех сил. Клифтон кивает с пониманием.
– Понимаю. Все мы так себя чувствуем.
– Что мне делать? – спрашиваю.
– В этом я тебе помочь не могу. Я всего лишь человек, который умеет держать копьё. Ты попросил меня передать свои знания и я передал, это всё. Если хочешь мудрый совет – поищи мудреца.
Кажется, я всё решил.
На самом деле я всё решил уже давно.
Поднимаюсь на скамейку так, чтобы видеть всех присутствующих. Чтобы все могли видеть меня.
– Прошлой ночью на нас напали, – говорю. – Убили четверых человек.
Толпа очень внимательно меня слушает. Фаргаровцы подожгли одни из домов но он не идёт ни в какое сравнение с огнём в груди. У меня внутри всё пылает от ненависти. Хочется крушить, ломать, громить, уничтожать.
– Четверо наших погибли от рук дикарей из-за хребта. Я знал каждого из них, да и вы тоже. И знаете, что? Я не хочу с этим мириться как Саргот или любой другой человек, что предпочитает бежать и прятаться.
Негромкое роптание в ответ на мои слова.
– Мы живём здесь, занимаемся своими делами, никого не трогаем и хотим всего одного – чтобы нас не трогали в ответ, разве это много? Разве это желание, которого стоит стыдиться?
– Нет! – кричит Хоб в первом ряду.
Парень зол ещё больше, чем я.
– Нет, конечно нет. Нет ничего постыдного в том, чтобы желать мира. Я не хочу драться, не хочу брать в руку копьё и кому-то доказывать своё право на существование. Но у меня нет выбора. Меня вынуждают отстаивать свою жизнь. И мне, скажу я вам, совсем это не нравится.
Теперь я понимаю, как ораторы передают энергию толпе. Неважно, что ты говоришь. Если у тебя внутри всё пылает – пламя раскинется на остальных. Гляжу на две сотни человек, пребывающих в крайней степени неудовольствия.
– Варвары считают нас ничтожествами, которых можно убивать и грабить безнаказанно. С их точки зрения, если ты не имеешь силы – ты никто. Зачем договариваться с ничтожествами, если в любой момент можно прийти и забрать всё, что у них есть. И дома сжечь заодно, ведь это так забавно.
Люди в толпе кивают в ответ на каждое моё слово. Не нужно убеждать их в том, в чём они сами себя убедили.
– Но мы больше не ничтожества и с нами должны считаться. Мы сильнее, мы организованнее, у нас лучше оружие. У нас есть всё, чтобы смести Фаргар и всех, кто попытается нас остановить. Так почему же мы до сих пор здесь, а не там, за хребтом? Не отстаиваем своё право на мирную жизнь? Саргот говорит, что четырнадцать мёртвых фаргаровцев – равнозначная плата за четверых жителей Дарграга. Но я с ним не согласен. Я считаю, что один мёртвый житель Дарграга – уже повод разрушить Фаргар.
– Достало! – кричат из толпы.
– Хватит с нас!
– У дикарей по ту сторону хребта не должно остаться даже мысли о том, чтобы напасть на нас. Пусть они вскакивают посреди ночи в ужасе, а не мы! Пусть каждый житель Фаргара спрашивает у нас разрешения, можно ли ему взять лук и поохотиться! Пусть в Гуменде и Дигоре навсегда забудут дорогу к Дарграгу!
Я настолько себя накрутил, что кричу, срывая горло. Сжимаю рукоять меча так сильно, что дерево начинает трещать.
Толпа отвечает мне той же энергией. Две сотни человек в едином порыве – убивать. Убивать так много, чтобы кровь залила долину за хребтом.
– Мы сила! – кричу. – И мы идём на войну!