«Пожаловал, значит? Так и знал, что ты ко мне скоро явишься».
Темнота и боль. Что-то хрустит, что-то трещит. Не понимаю, где я нахожусь и почему слышу чей-то голос. Я отчётливо помню, как превратился в кровавое желе, это моё последнее воспоминание. И тем не менее, я нахожусь в сознании.
Мыслю, значит существую, как сказал бы старик Декарт.
Ощущаю своё тело, но не могу пошевелиться. Неужели каким-то образом мой мозг уцелел и теперь я медленно умираю на чёрном булыжнике, оттягивая неизбежный конец. Хуже этого даже не придумаешь.
Чувства постепенно возвращаются. Теперь я слышу далёкий шум: не ветер, а многочисленное эхо, словно звук ракушки, если приложить её к уху. Открываю глаза и вижу себя лежащим в огромном тронном зале серых и чёрных тонов. Многочисленные факелы освещают помещение.
– А ну-ка посмотрите на него, – говорит кто-то. – Кто это у нас тут такой проказник? Возомнил себя птицей и решил полетать, да крылышек не хватило.
Голос... дуновение ветра над ночной пустыней. Глухой, словно охрипший.
«Где я?» – пытаюсь спросить, но не получается.
Моя челюсть... кажется, у меня вообще нет челюсти.
Более того, всё моё тело сломано-переломано. В данный момент у меня нет ни конечностей, ни головы, лишь груда мяса вперемешку с одеждой. Функционируют лишь два глаза и два уха, располагающиеся где-то в этой куче.
Пошевелиться не могу, поэтому я вижу только одну сторону зала. Стены с красными гобеленами, красный ковёр, ведущий к трону, а сам трон... массивный, широкий, с торчащими во все стороны пиками и множеством черепов, явно гуманоидов, но все какие-то странные. На спинке сидит чёрный ворон и глядит на меня красным глазом.
– Наш гость – не из самых умных людей, согласен?
Ворон протяжно каркает.
В этот момент мимо меня проходит пара босых серо-синих ног. Это существо, с кожей непонятного оттенка, ходит вокруг меня кругами и тихо посмеивается. Смех у него сильно похож на хрип. Ему нравится, что я здесь, нравится надо мной издеваться.
– Ещё и пол мой запачкал... тебя родители разве не учили, не пачкать ковёр в гостях?
Пытаюсь хоть что-то произнести, узнать, где я нахожусь, но это сложно сделать, когда твоя гортань лопнула, а язык валяется безвольной плетью.
– Что мне потом делать, может скажешь? Останется кровавое пятно, от которого так просто не избавишься. Тебе когда-нибудь приходилось отмывать кровь? Непростое это занятие, скажу тебе.
Серо-синяя пара ног останавливается прямо напротив моих глаз, приседает на корточки и теперь я вижу серо-синие ладони, сцепленные вместе. На внешней стороне рук – белые узоры.
– Давай так, – говорит. – Я тебя немножко приведу в порядок, а ты за это отстираешь мой ковёр?
Пытаюсь заговорить.
– Я принесу тебе тазик, мыло. Так будет честно, не кажется? Кровь твоя, значит тебе её и отмывать. А теперь давай пожмём руки.
Протягивает серо-синюю ладонь, двигает складки моей одежды.
– Где тут твоя рука? – спрашивает. – Это? А, нет. Это колено. Да где же твоя рука?
Поднимает мою руку, отделённую от тела, трясёт её. Смотрю на это и не знаю, как реагировать. Что это за существо? Какой-то дух, что заботится об умерших? Или дух, который высмеивает умерших?
– Да ладно, шучу, – говорит. – Не нужен мне этот ковёр, у меня ещё целый склад таких. Если хочешь, можешь этот забрать. Грязный мне не нужен.
Встаёт и начинает снова ходить вокруг меня.
– У тебя что, совсем нет чувства юмора? – спрашивает. – Ох уж эти людишки, вечно такие серьёзные, сосредоточенные.
Неужели, это загробный мир и здесь пытают людей таким способом? Приставляют безумного духа, чтобы он высмеивал умершего до скончания времён.
– Ты куда-то спешишь? – спрашивает. – Если у тебя найдётся времечко, то я покажу тебе свой замок – я его сам построил. У меня тут есть фонтаны, лабиринты, статуи, и моя гордость – сад. Он тебе обязательно понравится.
«Кар!» – выдаёт ворон.
– Да, я хвастаюсь, – отвечает дух. – Я вообще обожаю хвастаться и что в этом такого?
«Кар!»
– Ну ладно, ладно. Пусть идёт, всё равно он ещё вернётся.
Насвистывая, серо-синее существо уходит в сторону и возвращается обратно с широкой лопатой как для чистки снега. Ей он начинает загребать меня, словно я не человек, а куча грязи. И насвистывает при этом, насвистывает.
И смеётся.
– Какой же ты смешной, – говорит. – Когда лежишь тут вот такой. Умора.
Боли нет, лишь странные ощущения. Я чувствую себя бесформенным фаршем, который подбирают кухонной лопаткой.
Рядом стоит телега. Серо-синее существо загребает меня и бросает в телегу.
Загребает и бросает.
Загребает и бросает.
И смеётся. Как же он смеётся.