Черный крест

Глава восемнадцатая В КАТАКОМБАХ

Макруше не зря чудилось недоброе. Преступная шайка давно уже находилась под наблюдением.

Когда двое вышли из дома Крыжова, преследователи отправились за ними. Макруша и Дзакоев привели к жилью Люськи. Пока внутри разыгрывались известные нам события, флигелек был оцеплен. Человек, который командовал операцией, привлек к участию в ней дружинников.

Одна группа арестовала «братьев» — Крыжова и Буцана. Другая, в которую входили Приходько, Сеня и еще несколько дружинников под руководством сотрудников госбезопасности, ворвалась к Люське. Сперва хотели обождать, пока преступники выйдут из дома, но когда во флигеле раздался крик — стало ясно, что ждать больше нельзя.

…Часть участников операции осталась в квартире, трое бросились за преступниками в катакомбы…

…Катакомбы Приморска имеют почти двухсотлетнюю историю. Образовались они довольно просто. Когда строился город, хозяева брали камень для своих домов прямо на отведенном для дома участке. Рыли колодцы, штольни, из штолен вынимали распиленный на бруски мягкий пористый известняк — отличный строительный материал. Постепенно штольни делались длиннее, разветвлялись, соединялись. Под городом возникла сеть беспорядочных ходов. Последовательности, системы в направлении штолен нет. Они представляют собой запутанный клубок подземных ходов — узких и широких, высоких и низких, расположенных ближе и дальше от поверхности земли. Опытные люди, спускаясь в катакомбы, оставляют «маяки» — приметные знаки, по которым можно проследить маршрут.

Что касается людей неопытных, то потерять ориентировку в катакомбах легче легкого: штольни схожи, поворотов много.

…Люба, коренная уроженка Приморска, слышала, конечно, про катакомбы, но ни разу туда не спускалась. А Калмыков раньше даже не подозревал об их существовании, тем более об опасности, которую они таят.

Попав из погреба в подземную штольню, Саша схватил Любу за руку, прошел с девушкой метров сто, не разбирая и не запоминая направления, поворачивая то туда, то сюда.

Наконец, остановились, присели отдохнуть на камень.

Свеча бросала трепетные отблески на их лица. Слабый огонек бился в гнетущей тьме. Было очень тихо — до звона в ушах.

— Где мы? — стараясь прогнать тоскливое чувство, спросила Люба.

— Как где? В катакомбах, — не понял вопроса Калмыков.

— В какой части? Ты бывал здесь раньше?

— Нет. — Его поразила тревога, звучавшая в голосе девушки.

— А повороты считал?

— Нет. Да в чем дело?

Люба коротко рассказала, какая опасность им угрожает.

— Да-а, — ответил Саша. — Попали в переделку… Что ж, будем выбираться, далеко уйти мы не успели.

— Может, помнишь направление? — с надеждой спросила Люба.

— Нет, — откровенно признался он. — Надо по нашим следам смотреть.

Люба согласилась:

— Может, и выход в подвал отыщем?..

Подошли к камню, на котором отдыхали недавно.

От свечи осталось меньше половины.

— Пора тушить, — со вздохом сказал Саша. — Вдруг потом понадобится. Посидим, обдумаем, как быть.

Дунул на свечу. Люба взяла ее и спички себе на колени.

На поверхности земли подобной темноты не бывает никогда. В самую глухую безлунную полночь есть какие-то намеки на свет, проблески, дальние всполохи. В катакомбах царит абсолютная темнота. Она настолько густа, что кажется осязаемой. В ней нет ни малейшего признака света, впечатление такое, будто человек полностью потерял зрение.

Люба и Саша сидели, тесно прижавшись друг к другу, чувствуя биение сердец. Он гладил волосы девушки, шептал нежные, успокаивающие слова.

Неожиданно в беспросветной тишине катакомб послышались спотыкающиеся шаги, бормотание.

Любе сделалось так страшно, что она даже не испугалась. Рука ее судорожно вцепилась в Сашину.

Калмыков легонько отстранил Любу. Приподнялся.

Чиркнула спичка. Когда она разгорелась, Саша увидел в нескольких шагах от себя Дзакоева.

А Дзакоев увидел молодых людей.

Не медля ни мгновения, будто он ждал встречи с Калмыковым и Любой, Дзакоев бросил спичку, сунул руку в карман за пистолетом.

Однако не растерялся и Саша — кинулся на Дзакоева.

Они боролись в темноте, ударяясь о камни, не видя один другого.

Тревога за Сашу помогла Любе преодолеть страх. Девушка нащупала на коленях свечу и коробок. Руки тряслись. Сломала несколько драгоценных спичек, прежде чем вспыхнул синий огонь. При колеблющемся свете Люба увидела, что Дзакоев навалился на Сашу.

Вряд ли по-настоящему понимая, что делает, Люба нащупала камень, швырнула Дзакоеву в голову. Больше от неожиданности, чем от боли, Дзакоев качнулся, ослабил хватку. Калмыков не стал терять времени — вывернулся из-под него. Вспомнив советы Рамори сан — давно это было, вроде, в другой жизни! — ударил Дзакоева, как учил Рамори сан. Дзакоев свалился без чувств.

— Зажги свечу! — сказал Саша, задыхаясь после схватки. — Не беспокойся, раньше, чем через пять минут, он не подымется.

— На… спички, — запинаясь, проговорила Люба. — Я… не могу… У меня руки дрожат.

— Ничего, ничего!

При зажженной свече обыскал Дзакоева. Забрал пистолет. Брючным ремнем крепко стянул ему сзади руки. Прислонил связанного к стене в полусидячем положении.

— Свечу все-таки придется потушить, — сказал Саша.

Люба постаралась улыбнуться:

— С тобой я не боюсь… Вот ты какой у меня…

Саша засмеялся — пережитое волнение ушло.

— Что — я! Вот ты молодец. Если бы не ты, он бы меня…

— Не надо, — попросила Люба. — Не надо об этом.

Он понял. Тихо пожал ей руку.

Опять сели в темноте. Саша обнял девушку за плечи.

Раздался стон, тяжелый вздох.

— Где я? — спросил Дзакоев.

— Лежи смирно, — ответил Калмыков. — Нас найдут.

— Найдут! Дурак! Для чего найдут? Чтобы за решетку упрятать? Думаешь поцеремонятся? Развяжи руки!

— Перестань, слышишь? — спокойно сказал Калмыков.

— Развяжи руки! — от пережитого страха, неудач, от предчувствия кары с Дзакоевым сделалась истерика — полупритворная, чтоб разжалобить. Он забился, завыл диким голосом: — Развяжи ру-у-ки! Руки развяжи!!!

Люба задрожала мелкой отвратительной дрожью. Зубы ее стучали. Нервы девушки отказывались выдержать звериный вой во тьме катакомб.

Саша вскочил. Резко сказал:

— Молчать! Или я тебя еще раз успокою.

Угроза подействовала. Дзакоев перестал выть. Всхлипывал, мычал. Затих совсем.

Как долго царила тишина — десять минут или час, — ни Саша, ни Люба потом вспомнить не могли.

Разговаривать при Дзакоеве не хотелось. Молчали, обнялись.

Саша уловил осторожный шорох. Звук шел оттуда, где находился Дзакоев.

— Эй, что ты там? — крикнул Калмыков, взявшись за пистолет.

— Ничего, — надтреснутым голосом ответил Дзакоев. — Отстань.

Чуя недоброе, Калмыков зажег свечу. Сделал это как раз вовремя: Дзакоев сумел перетереть ремень о камни, освободил руки. Разминал запястья, опухшие от тугих пут.

Саша оценил положение. Когда свеча потухнет, Дзакоев постарается подкрасться, напасть.

Поднял пистолет, направил на Дзакоева.

— Уходи. На все четыре стороны.

Дзакоев задергал усиками, изображая улыбку.

— Никуда не пойду, мне и здесь хорошо.

— Застрелю!

На этот раз Дзакоев улыбнулся искренне, с презрением.

— Не посмеешь, совести не хватит. Хлипкий ты.

Он был прав. Саша чувствовал, что не подымет руку на беспомощного, безоружного.

— Откуда ты явился? — спросил Калмыков.

— Откуда я явился, туда ходу нет, — угрюмо ответил Дзакоев. — Надо попробовать другую дорогу найти.

— Нет, вернемся, — возразил Саша.

— Дурака валяешь.

— Скажи: откуда пришел? — настаивал Калмыков.

— И не жди, — злобно ощерился Дзакоев. — Подыхать вместе будем.

«Что же делать? — взволнованно думал Саша. — Как с ним поступить?»

Когда потухнет свеча, Дзакоев нападет. Или исчезнет в темноте?.. Нет, удирать ему некуда, кинется на Сашу…

— Отдай спички, — потребовал Калмыков.

— Подойди, возьми, — издевательски ответил Дзакоев.

На близком расстоянии пистолет бесполезен. Если Саша действительно решит подойти, Дзакоев снова вступит в драку.

Саша не подошел.

Тишина. Калмыков думал, думал и не находил выхода из сложившейся обстановки. Дзакоев спокойно поглядывал на свечу. Терпеливо ждал, когда огонек вспыхнет в последний раз…

В успехе своего плана Дзакоев не сомневался. Как правильно предположил Калмыков, он хотел использовать темноту для нового нападения. Отберет оружие, прикончит Калмыкова, а там… там будет видно, заранее гадать нечего.

Дзакоев учел все обстоятельства, кроме одного, наиболее важного: преследование преступников не прекращалось. Найти путь Дзакоева оказалось нелегко, оперативники поплутали в неразберихе штолен, отстали от Дзакоева. Но преследование не прекратили. Мало-помалу им удалось выбраться на верную дорогу.

Люба первой увидела на потолке дальней штольни отблеск фонарей. Услышала голоса.

Встрепенулся и Калмыков.

Поднял голову, насторожился Дзакоев.

Огни, голоса приближались. Свернули в боковой ход. Саша встал.

— Дурак! — злобно сказал Дзакоев, угадав его намерение. — Бежим, еще успеем. Меня поймают — худо будет, но и тебе не лучше.

Саша поглядел на него. Как не походил этот Дзакоев на обычного — уверенного, хладнокровного убийцу. Лицо Дзакоева покрывали мелкие бусинки пота, умоляюще глядели черные на выкате глаза.

Гнев и омерзение охватили Калмыкова. «И этот! — подумал он. — Еще один мой единомышленник — зверь. Не хочу быть таким! Ни за что не хочу!!»

— Пусть! — сказал Саша. — Пусть! Зови, Люба.

Люба сложила ладошки рупором:

— Това-а-рищи! Сюда-а-а!

Голос еще звенел под каменными сводами, а навстречу ему бежали люди.

— Сюда! — крикнул Саша, махнув зажатым в руке пистолетом.

Когда Калмыков отвел оружие, сильное тело Дзакоева развернулось, подобно сжатой и отпущенной пружине. Прямо с земли, на которой сидел, не вставая, Дзакоев бросился к Саше. Калмыков выстрелил и промахнулся. Дзакоев схватил Сашу за горло. Падая, Калмыков выронил пистолет.

Катаясь по земле, они затоптали свечу. Опять наступила абсолютная темнота. Хрипели борющиеся. Звала на помощь Люба. Побежала навстречу людям с фонарями…

Огни мелькали все ближе. Луч уперся в лицо девушке. Отвернувшись от резкого света, увидела, что в другой руке неизвестный держит пистолет.

— Где они?

— Там! — показала в темноту. — Там!

Он оттолкнул девушку и кинулся дальше по коридору. Следом, мимо прижавшейся к стене Любы, мелькнули еще двое.

В бледных скачущих лучах Люба увидела Сашу. Он сидел на Дзакоеве, прижимая врага к земле. Когда люди с фонарями очутились совсем рядом, Дзакоев рванулся, пнул Калмыкова в грудь. Тот отлетел назад, ударился головой о каменную стену. Дзакоев протянул руку к оружию, выроненному Калмыковым в начале схватки.

Гулко прогремел выстрел.

Тот, кто бежал первым, с размаха прыгнул на Дзакоева. Дзакоев выстрелил вторично — мимо. Умелым ударом у него вышибли пистолет. Дзакоев рычал, извивался. На губах его выступила пена.

Дзакоева утихомирили, связали. Он шел впереди, спотыкаясь, втянув голову в плечи. Сзади следовал человек с пистолетом в руке. Двое других и Люба несли Калмыкова. Он чуть слышно стонал.

Очнулся Саша в квартире Люськи. Над ним склонилось внимательное лицо. Неизвестный поглядел пристально, задумчиво произнес:

— А где-то я его видел…

— Дядя Вася? — спокойно ответил Саша. — Здравствуйте, дядя Вася.

И снова впал в забытье.

Приходько рванул воротник его рубашки, увидел родинку на ключице…

Вновь очнулся Саша уже на госпитальной койке.

Через полуоткрытое окно залетал утренний ветерок. Солнечные лучи играли на белом потолке, стенах. Пахло лекарствами.

У окна стояла Люба. Лицо ее Калмыков видел вполоборота — тонкий профиль, золотистые волосы, усталый рот. Когда Саша открыл глаза, девушка сразу почувствовала его взгляд. Вспыхнула, потянулась к нему.

У изголовья Сашиной кровати сидел дядя Вася. Перешептывался с третьим посетителем больничной палаты — в штатском, но с военной выправкой.

Калмыков сразу понял, кто он. Повернулся к нему.

— Я хочу рассказать… Все рассказать…

— Успеете, — ободряюще ответил тот. — Когда отдохнете, почувствуете себя лучше.

— Я чувствую себя хорошо. Я хочу сейчас.

Дверь отворилась, в палату заглянул врач.

— Доктор, — спросил человек в штатском. — Вашему пациенту не повредит длительная беседа?

— В общем, нет, но лучше обождать, товарищ майор. Не тревожьте его… Дежурной сестры здесь не было?

— Нет, — ответила Люба.

Дверь за врачом закрылась.

— Вот видите, — сказал майор. — Я знаю, вам хочется скорее освободиться от тяжелого груза…

— Да. — Калмыков был рад, что его состояние поняли. — Когда расскажу, будет легче…

— Все равно, у вас мало сил, отложите на завтра, — настаивал майор.

— Нет! — голова Калмыкова дернулась на подушке. — Сейчас, только сейчас. Не возражайте мне… Молчите, прошу вас!

Не слушая протестов майора, Любы, Приходько, начал рассказывать.

Час за часом, событие за событием вспоминал свою жизнь.

Приходько смотрел на него и думал тяжелую думу. Вот так и погубили мальчика, которого встретил Василий Сергеевич когда-то давно в холодном приюте где-то за Эльбой. Душа Калмыкова сейчас, как выжженный огнем край, — холодно в ней и пусто, рухнуло во что верил он, ради чего и чем жил. Какие побеги могут взрасти на опаленной мертвой земле?!.. Все, все отнято у молодого человека, которому жизнь принести могла столько счастья. Кто ответит за украденные годы его?! За тысячи других исковерканных судеб? За тех, кто тоскует, мучается на чужбине! Или еще хуже — готовится стать слугой черного креста! Есть крест красный — символ помощи больному и слабому, символ добра, теплоты. А злоба, фанатизм, сознание обреченности пытаются поднять крест черный, — под знаком его до сих пор шла Сашина жизнь… Пуля, посланная Дзакоевым, лишь логический конец того пути, по которому направили Сашу много лет назад, с детства. Хозяева черного креста — вот настоящие убийцы, беспощадные и безжалостные…

Глаза Приходько налились гневом.

Солнце поднялось высоко, когда Саша кончил свой рассказ.

— Вот и все! — облегченно вздохнул. — Вот и все. Как же мне жить теперь?

— Мы будем вместе, — сказала Люба, взяв Сашу за руку. — Всю жизнь…

— Всю жизнь! — повторил он.

…Умер Калмыков на следующий день к вечеру.