Чисто семейное дело

17

Доктор Гейсман ждал нас в пустом холле гостиницы «Пэсифик». Завидев миссис Хофман, он поднялся с побитого стульчика из зеленой пластмассы и церемонно пожал ей руку. Я оставил их обмениваться приличествующими случаю любезностями и пошел звонить по телефону.

Трубку сняли после первого же гудка.

— Рой? Это ты?

— Это Арчер, миссис Бредшоу.

— А я-то думала, Рой… Он всегда звонит примерно в это время. Неужели с ним что-то стряслось?

— Не думаю.

— Вы видели газету?

— Нет, а что там?

— В одной из заметок пишут, что Лаура Сазерленд отправилась на конференцию деканов вместе с Роем. Он мне об этом не говорил. Как вы думаете, ему нравится Лаура?

— Помилуйте, откуда мне знать?

— Она очень хорошенькая, вы не находите?

— У меня нет на этот счет никакого мнения, миссис Бредшоу. И звоню я совсем по другому поводу. Вы все еще не решили, станете моей клиенткой или нет?

— Боюсь, что нет. По крайней мере, без согласия Роя я на это не пойду. У нас в семье деньгами ведает он. А теперь не обижайтесь, мистер Арчер, но я кладу трубку: сын должен звонить с минуты на минуту.

Она дала отбой. Похоже, мне перестает везти со старушками.

Мимо прошмыгнул паренек с кипой газет. Заметив меня, он остановился и протянул свежий номер местного листка.

— Хотите прочесть про убийство, сэр?

Я купил газету. «Таинственная студентка убивает преподавателя?» — кричал заголовок. Автор статьи, похоже, решил вынести Долли свой собственный приговор. Из его писанины следовало, что девушка «мошеннически проникла на факультет», ее дружба с Хелен объявлялась «подозрительной связью», револьвер, найденный под матрацем, расписывался как «орудие убийства». Оказывается, прошлое Долли было омрачено какой-то «страшной тайной» (тут, похоже, имелось в виду дело Макджи), а сама она «скрывалась от полиции».

Движимый желанием сделать хоть что-нибудь полезное, я разорвал газету и злобно швырнул клочки в корзину для бумаг, после чего вернулся в телефонную будку, отыскал в справочнике адрес Годвина и без колебаний отправился с визитом прямо к нему домой.

Дверь мне открыла симпатичная дама в красном шелковом домашнем платье. Она ни капли не удивилась, узнав, кто я такой. Вероятно, слышала мою фамилию от мужа.

— Джим ушел несколько минут назад, мистер Арчер, — сообщила она мне. — Ему позвонил какой-то молодой человек, и они договорились встретиться в клинике.

— Вы случайно не знаете, как его звали? Не Алекс Кинкайд?

— Кажется, что-то в этом роде. Мистер Арчер, муж рассказывал мне о вас. Как я поняла, вы расследуете это страшное преступление?

— Пытаюсь.

Она коснулась моей руки.

— Я очень волнуюсь за Джима. Он считает себя виноватым во всем, что случилось с этой девушкой. Ведь она — его давняя пациентка. Вы уж попросите его не принимать все так близко к сердцу, ладно? Меня-то он не слушает, а к вам, кажется, относится с уважением.

— Это взаимно, — сказал я. — Но вряд ли мое мнение что-либо изменит: ваш муж на редкость упрямый человек.

— Что верно, то верно. Но вы уж постарайтесь, хорошо?

— Не волнуйтесь. Кстати, у вас чудное платье.

— Правда? — ее улыбка стала чуть теплее, — Джим привез его из Парижа прошлым летом.

Я простился с ней и поехал в клинику. У бордюра стоял красный «порше» Алекса. Увидев машину, я почувствовал, как учащенно забилось мое сердце. Оказывается, все не так уж и плохо.

Доктор Годвин провел меня в маленький кабинетик, включил настольную лампу и сел. Я опустился на второй стул.

— Алекс у жены?

— Да, — ответил доктор. — Его не было весь день, потом явился и настоял, чтобы его пропустили.

— Ну и слава богу, что приехал, — сказал я. — Как там Долли?

— Успокоилась, но говорить со мной не желает.

— Можно мне попробовать?

— Нет.

— Я уже почти жалею, что втянул вас в это дело, доктор.

— Ничего. Так уж получилось.

— Вы видели вчерашнюю газету?

— Видел.

— Долли знает, что творится за стенами клиники?

— Нет.

— Может, рассказать ей?

— Моя цель — облегчать страдания, а не усугублять их. Девушка пережила немало потрясений и чуть было не лишилась рассудка.

— Вы сможете уберечь ее от полицейских?

— Да, но не до бесконечности. Лучше всего будет, если вы быстро раскроете это дело и оправдаете ее.

— Я работаю, как могу. Сегодня утром я встретился с Элис Дженкс и осмотрел дом, в котором была убита мать Долли. Очень сомневаюсь, что Макджи осудили по справедливости: показания дезочки на суде были сфабрикованы, причем топорно. Она никак не могла опознать той ночью отца. Осмотр места преступления убедил меня в этом вопреки всем потугам мисс Дженкс внушить мне обратное.

— Макджи был виновен, — упрямо возразил Годвин.

— Вы это уже говорили. Объясните, почему вы так убеждены, что именно он убил Констанцию?

— Не могу. Пришлось бы нарушить врачебную тайну.

— Убитая не была вашей пациенткой.

— Формально — нет. Но лечить детей, не изучив их родителей, невозможно.

— Она рассказывала вам что-либо доверительно?

— В общем да. По большей части о семейных неурядицах.

— Ее сестра Элис допустила одну интересную оговорку. Она сказала, что у Констанции никогда не было любовника, а между тем я ее об этом не спрашивал вовсе.

— Действительно интересно.

— У вас есть другие сведения?

Годвин едва заметно кивнул.

— Кто он?

— Не могу сказать. Этот человек и без того уже испил свою чашу страданий.

При этих словах на его собственном лице появилось страдальческое выражение.

— Поймите, я сообщил вам конфиденциальные сведения только ради того, чтобы вы убедились, что у Макджи был мотив. Убийство — его рук дело.

— Но ведь речь идет о двух или даже трех убийствах, связанных между собой. Возможно, что их совершил один и тот же преступник.

— Что еще за третье убийство вы откопали?

— Сегодня я узнал от матери Хелен Хагерти о некоем Люке Делони. По ее словам, он чистил пистолет и случайно застрелился, однако Хелен в свое время утверждала, будто его убили. Она также заявила, что знакома со свидетелем этого убийства. Возможно, она и была этим самым свидетелем. Во всяком случае, она разругалась со своим отцом-полицейским, который, судя по всему, вел это дело, и убежала из дома. Все это произошло двадцать лет назад.

— Вы всерьез думаете, что убийства связаны друг с другом?

— Хелен считала, что связь есть, и ее гибель подтверждает это.

— И что вы намерены предпринять?

— Хочу сегодня слетать в Иллинойс и поговорить с отцом Хелен, но не могу сделать это на свой страх и риск.

Годвин с минуту подумал.

— Я бы, пожалуй, субсидировал вас, — сказал он наконец.

— Вы щедрый человек.

— Скорее, любознательный. К тому же, все это висит на мне уже десять лет. Я бы многое отдал, чтобы снять с сердца камень.

— Сначала я лучше поговорю с Алексом и узнаю, как он отнесется к мысли выложить еще немного денег из своего кармана.

Привычно покивав головой, Годвин встал.

— Пойду выгоню его из палаты, — сказал он. — Пора и честь знать.

Годвин исчез в глубине коридора, и спустя несколько минут ко мне подошел Алекс.

— Вот уж не чаял свидеться, — сказал я.

Он провел ладонью по лбу, переступил порог кабинета и, закрыв дверь, привалился к ней спиной.

— Я вел себя как идиот.

— Такое признание требует смелости.

— Не надо преувеличивать. Странное дело: отец меня будто загипнотизировал. Я, разумеется, его не виню…

— Я его виню.

— Не надо, прошу вас. У него сейчас большие трудности на службе. Правление фирмы решило уволить всех сотрудников филиала и понаставить вместо них компьютеры. Отец боится, что не сможет работать по-новому. Совсем извелся, бедняга…

— А вы, похоже, обстоятельно все взвесили.

— Пришлось. И это ваша заслуга.

— Как ваша жена?

— Она обрадовалась, когда я пришел. Вы с ней разговаривали?

— Годвин не разрешил.

— Меня тоже поначалу не пускал, но я дал слово не задавать Долли никаких вопросов. Речь о револьвере зашла как-то сама собой. Долли случайно слышала, как две сиделки шушукались на эту тему, обсуждая какую-то статью в газете…

— Что она сама говорит о револьвере?

— Он ей не принадлежит. Долли попросила меня описать револьвер, и оказалось, что примерно такой же был у ее тетки Элис Дженкс. Та хранила его в спальне, в прикроватной тумбочке, и Долли иногда отваживалась взглянуть на револьвер. Она ведь была еще ребенком. Наверное, Долли видела, как тетка грозила пистолетом ее отцу.

— Ваша жена уже не винит себя в смерти Хелен Хагерти?

— Винит, да еще как! И не только в этом.

— Что она говорит?

— Я запретил ей касаться этой темы.

— Но настоянию Годвина?

— Совершенно верно. Порой мне кажется, что он знает про Долли куда больше, чем я.

— Стало быть, вы передумали расторгать брак?

— Да. Сегодня я понял, что не имею на это права.

— О чем еще вы говорили с Долли?

— Так, о пустяках. В основном перемывали косточки другим пациентам. Кстати, завтра Годвин хочет подвергнуть Долли психологическим тестам. Я дал ему «добро».

— А мне?

— Ну разумеется. Сделайте все возможное, чтобы уладить дело. Я готов заключить письменное соглашение…

— Не стоит. Но расследование потребует затрат.

— Очень больших?

— Тысячи две, если не все пять.

Я рассказал ему про Рино и Эрни Уолтерса, а также про Бриджтон. Кроме того, я посоветовал Алексу завтра же встретиться с Джерри Максом и предложить ему задаток.

— У меня есть кое-какие облигации, — задумчиво сказал Алекс. — Могу занять и под страховой полис. А пока что, если надо, продам машину. Надоели мне спортивные модели да всякие там ралли. Ребячество все это, — серьезно добавил он.