Что натворил Бог. Трансформация Америки, 1815-1848 гг.

Стремясь перебросить большую часть своей армии вглубь страны до того, как распространится желтая лихорадка, Скотт решил управлять Веракрусом с костяком войск. Это потребовало примирения с местным населением. В отличие от Тейлора, Скотт настаивал на строгом контроле над своими оккупационными войсками и не допускал бесчинств по отношению к мирному населению. Он платил за необходимые солдатам припасы, а не просто брал их в аренду, как ему велела администрация Полка в целях экономии. Он вновь открыл порт для мировой торговли, чтобы возобновилась нормальная деловая активность, но при этом американские чиновники взимали обычные тарифные пошлины. А у каждой католической церкви он поставил охрану, чтобы защитить ее и ее прихожан. Все это произошло не слишком быстро: 9 апреля было зарегистрировано два случая смерти от желтой лихорадки88.

Почему самый важный порт Мексики и ворота в сердце страны защищались так слабо? Почему не было предпринято ни одной попытки снять осаду Веракруса? В Мехико вспыхнуло восстание против правительства. Как и в Соединенных Штатах, люди были разделены по вопросам политической партийности, раздела и мудрости войны, мексиканская общественность была еще более разобщена по регионам, классам и идеологии. Когда Санта-Анна отправился во главе армии против Тейлора, он оставил своего вице-президента, Валентина Гомеса Фариаса, в Мехико в качестве исполняющего обязанности президента. Гомес Фариас был федералистом пуро, сторонником войны и антиклерикалов. Он сыграл важную роль в секуляризации калифорнийских миссий еще в 1833 году, и на этот раз у него была другая программа по изъятию церковной собственности в пользу государства. Столкнувшись с отчаянной нехваткой денег на ведение войны, 11 января 1847 года Гомес Фариас подписал закон о реквизиции 15 миллионов песо (песо стоил примерно столько же, сколько доллар США) у римско-католической церкви.

87. Цитируется в John Weems, To Conquer a Peace (Garden City, N.Y., 1974), 338.

88. Пескин, Уинфилд Скотт, 160.

Церковь. Церковь, которая, будучи крупнейшим институциональным инвестором Мексики, часто действовала как банк, в прошлом ссужала деньги правительству, но не была готова принять конфискацию около 10 % своих активов.89 Церковные власти в столице тайно финансировали восстание против правительства некоторых представителей высшего среднего класса, проклерикальных подразделений национальной гвардии, расквартированных в Мехико. Восстание также получило поддержку от Мозеса Бича и Джейн Сторм из газеты New York Sun, которые якобы находились в городе по делам. (В XIX веке гражданские лица путешествовали на удивление свободно, даже между странами, находящимися в состоянии войны друг с другом). На самом деле эти двое выполняли секретную миссию для правительства США, надеясь свергнуть мексиканское правительство и установить такое, которое заключит мир.90 Хотя церковь пользовалась всеобщей лояльностью и симпатией, восстание оказалось крайне непопулярным, поскольку мешало обороне страны от вторжения. Оно получило уничижительное название "восстание полек" из-за танца полька, модного в то время среди городской элиты. Несмотря на небольшие масштабы, восстание польков обеспокоило мексиканское правительство, помешав оказанию помощи Веракрусу. Возвращение Санта-Анны в столицу 21 марта положило конец восстанию, но дорогой ценой. Он отвернулся от тех, кто его избрал (как и в 1834 году), отменил реквизицию, уволил Гомеса Фариаса, упразднив пост вице-президента, и согласился на очередной заем в 1,5 миллиона песо от церкви - ничтожные деньги по сравнению с потребностями правительства в военное время91.

Скотт продвигался к Мехико через Халапу и Пуэблу, следуя тем же маршрутом, что и Эрнан Кортес 328 годами ранее, как многие заметили в то время. Ярко написанная "История завоевания Мексики" Уильяма Хиклинга Прескотта (1843) была любимым чтением среди интеллектуально настроенных военнослужащих американской армии (хотя Прескотт, виг из Новой Англии, осуждал нынешнее завоевание Мексики как "безумное и беспринципное"). Пообещав толпе скорее умереть в бою, чем позволить врагу войти в "имперскую столицу Ацтеки", Санта-Анна вышел навстречу армии Скотта на границе между прибрежной равниной и горной местностью, недалеко от своего собственного поместья Эль-Энкеро.92 Чтобы противостоять захватчикам

89. По оценке DePalo, Mexican National Army, 223, n. 113.

90. Работая лишь с фрагментами свидетельств, историки приводят различные версии этой миссии; наиболее полная из них - Анна Нельсон, "Секретные агенты" (Нью-Йорк, 1988), 72-95.

91. Майкл Кастелое, "Мексиканская церковь и восстание "Полькос"", Испано-американское историческое обозрение 46 (1966): 170-78; Pedro Santoni, Mexicans at Arms: Puro Federalists and the Politics of War (Fort Worth, Tex., 1996), 171-207.

92. Прескотт цитируется в Johannsen, To the Halls of the Montezumas, 245; Санта-Анна цитируется в Eisenhower, So Far from God, 271.

Он собрал отряд численностью около двенадцати тысяч человек, половина из которых были ветеранами Буэна-Висты, а остальные - необученными новобранцами.

Серро-Гордо, также называемый Серро-Телеграфо (Сигнальный холм), высотой в тысячу футов, возвышался над дорогой на Мехико, и Санта-Анна сосредоточил здесь свою оборону. В полумиле к северу от него находился другой холм, Ла-Аталайя (Сторожевая башня). Два мексиканских инженерных офицера рекомендовали разместить артиллерию на вершине Ла-Аталайи, но президент отклонил их совет, решив, что никто не сможет пробраться через пересеченную местность и густые заросли, чтобы подойти с этого направления.93 В одном из самых блестящих начинаний своей долгой и блестящей карьеры Роберт Э. Ли разведал тропу, по которой американские войска могли бы пробраться через заросли, обойти главное шоссе, где их поджидали мексиканцы, и подойти к Ла-Аталайе. В какой-то момент смелому разведчику пришлось неподвижно лежать за бревном, в то время как мексиканские солдаты сидели на нем и переговаривались всего в нескольких дюймах от него. 17 апреля 1847 года Ли повел дивизию регулярных войск Твиггса по проложенному им маршруту. При слабой обороне Ла-Аталайи американцы захватили ее и той же ночью установили на вершине холма тяжелые орудия, с трудом перенесенные по тропе Ли. На рассвете следующего дня эта артиллерия поддержала штурм самого Серро-Гордо, в то время как другие американские подразделения наносили удары по мексиканской армии как с фронта, так и с тыла. Перехитрившие Санта-Анну войска бежали, как и их командующий, оставив после себя огромное количество снаряжения, включая практически всю артиллерию, двадцать тысяч песо в монетах, предназначенных для выплаты жалования армии, и искусственную ногу, которую Санта-Анна носил взамен той, которую потерял в бою с французами. (Забавные американские солдаты придумали пародию на одну из своих любимых песен "Девушка, которую я оставил позади себя" под названием "Нога, которую я оставил позади себя"). Армия Скотта взяла около четырех тысяч мексиканских пленных, тысяча из которых в суматохе быстро сбежала. Генерал и его штаб вскоре отдыхали в имении Санта-Анны, Эль-Энсеро, где проницательный полковник Хичкок заметил, что все произведения искусства каудильо были иностранными; ни в одном из них не проявился "гений мексиканцев "94.

По холодной логике, битва при Серро-Гордо должна была положить конец мексиканским военным действиям. То, что этого не произошло, объясняется не столько действиями мексиканского правительства и высшего командования, сколько упрямой решимостью самого народа не смириться с поражением. Небольшая армия Скотта могла лишь медленно продвигаться вперед, и ей потребовалось еще четыре месяца, чтобы достичь исторической столицы

93. Кэрол Кристенсен и Томас Кристенсен, Американо-мексиканская война (Сан-Франциско, 1998), 180.

94. Итан Аллен Хичкок, запись в дневнике за 20 апреля 1847 года, в книге "Пятьдесят лет в лагере и поле", изд. W. A. Croffut (New York, 1909), 253. Пародию на песню можно посмотреть на сайте www.ku.edu/carrie/docs/texts/mexwar.htm.

Мексиканская цивилизация. Когда они заняли Пуэблу, второй по величине город страны, который был центром оппозиции Санта-Анне, некоторые церковные власти сотрудничали с захватчиками, но простые мексиканцы, которые так поступали, подвергали себя остракизму или еще более жестокому обращению со стороны своих сограждан95.

Шесть недель лета Скотт ждал в Пуэбле подкрепления, чтобы заменить добровольцев, чей годичный срок службы истек. Лишь 10 процентов из тех, чей срок истек, решили вновь записаться в армию. Настроение солдат стало разочаровывающим по мере того, как мрачная реальность войны становилась все более очевидной. Капитан регулярной армии Кирби Смит писал домой жене о том, как изменилось его отношение к войне с момента ее начала. "Насколько иначе я отношусь к войне сейчас, чем тогда! Тогда в моем мозгу проплывали смутные видения славы и скорого мира". Теперь же он ощущает лишь мрачные предчувствия. "Увы, есть шанс, что мы больше никогда не увидимся!" Капитан Смит будет смертельно ранен 8 сентября, прежде чем до него дойдет известие о присвоении ему звания подполковника.96 Партизанские действия вдоль незащищенной линии снабжения Скотта, которая стала еще более уязвимой из-за нехватки транспорта, в конечном итоге побудили американского генерала отрезать себя от своей базы операций и жить за счет деревни, когда он возобновил свое продвижение - пример, который запомнился лейтенанту Гранту, который поступил так же в своей кампании против Виксбурга в 1863 году. Грант также помнил о доблести своих мексиканских противников, даже когда они потерпели поражение: "Я видел, как некоторые из этих людей так храбро стояли, как никогда не стояли солдаты", - писал он в своих "Мемуарах "97.

В июне Санта-Анна в послании, отправленном через британцев, намекнул, что может заключить мир в обмен на взятку в миллион долларов, причем десять тысяч он получит вперед. Скотт и представитель Госдепартамента Николас Трист, уполномоченный вести переговоры с мексиканцами, после колебаний и обсуждения с другими американскими генералами решили отправить десять тысяч. Деньги исчезли без всякой видимой цели. Санта-Анна вполне мог быть готов продать интересы своей страны; мексиканский конгресс подозревал это и 20 апреля принял закон, согласно которому несанкционированные мирные переговоры считались государственной изменой. Готовность Скотта добиваться мира любыми путями, после того как об этом стало известно американской общественности и администрации (возможно, об этом стало известно благодаря Гидеону Пиллоу), вернется и будет преследовать его98.

95. Кристенсен и Кристенсен, Американо-мексиканская война, 187.

96. Эмма Блэквуд, изд. "В Мексику со Скоттом: Письма капитана Э. Кирби Смита" (Кембридж, Массачусетс, 1917), 155, 183 и 9.

97. Грант, Мемуары, 115.

98. Pletcher, Diplomacy of Annexation, 504-11.

Потребовался весь военный гений Скотта и долгие упорные бои его армии, прежде чем американцы достигли цели своей кампании. 7 августа 1847 года 10 738 человек отправились в путь через горные перевалы высотой в десять тысяч футов, намереваясь захватить метрополию с населением в двести тысяч человек. Город Мехико, расположенный в долине Мехико, занимал остров посреди болот, к которому можно было подойти только по определенным дорогам. Санта-Анна, подобно фениксу, оправился от позора поражения при Серро-Гордо и возглавил оборону своей столицы. Снова собирая войска и снаряжение, он сумел обойти морскую блокаду, импортируя оружие через Гватемалу.99 Этот непревзойденный торговец всегда лучше умел собирать армии, чем содержать или использовать их. Санта-Анна предполагал, что Скотт будет наступать по самому прямому маршруту, и строил укрепления соответственно. Но американские инженерные офицеры - в частности, полковник Джеймс Дункан и, опять же, капитан Роберт Э. Ли - указали другие маршруты, и Скотт повел свою армию на юг, причем войска под руководством Ли даже пересекли труднопроходимый пласт высохшей лавы под названием Педрегаль. При Контрерасе 20 августа армия Скотта одержала победу над армией генерала Габриэля Валенсии, что стало результатом ревности между мексиканскими генералами; Валенсия не подчинился приказам Санта-Анны в надежде самому одержать победу, после чего Санта-Анна отказался подкрепить Валенсию. Чтобы прикрыть свой отход после битвы, Санта-Анна разместил около пятнадцати сотен местных национальных гвардейцев и санпатрициев во францисканском монастыре Сан-Матео, защищавшем мост через реку Чурубуско (названную, соответственно, в честь ацтекского бога войны). Скотт, надеясь разбить отступающих мексиканцев, когда они будут переправляться через Чурубуско, приказал взять монастырь. Далее последовал один из самых ожесточенных боев за всю войну - демонстрация героизма простых солдат с обеих сторон. Снова и снова нападавшие прорывались через кукурузные поля, но были отбиты стойкими защитниками. Только после того, как у ополченцев закончились боеприпасы, мексиканцы были побеждены; Санта-Анна отверг их просьбы о пополнении запасов, ошибочно посчитав их дело безнадежным и лишь средством выиграть время. Санпатрики сражались с мужеством, порожденным отчаянием, зная о вероятной участи, которая ожидает их в плену. В конце концов восемьдесят пять из них попали в руки своих бывших товарищей; около шестидесяти пяти погибли в бою, а сотне или более удалось бежать100.

99. Смит, Война с Мексикой, II, 87.

100. О Чурубуско см. Bauer, Mexican War, 296-300, а современный мексиканский рассказ - Ramón Alcaraz et al., The Other Side, trans. Albert Ramsey (New York, 1850), 291-98.

В этот момент Скотт мог войти в Мехико. Он решил этого не делать, полагая, что его голодные войска, временно дезорганизованные битвой, будут грабить и жечь. В таком беспорядке, объяснил он военному секретарю, все мексиканское правительство может распасться, не оставив никого, с кем он мог бы заключить договор.101 Целью Скотта было не создание городской пустоши, а "завоевание мира" (по выражению того времени), поэтому он остановился у городских ворот и предложил переговоры. Секретные сообщения вновь дали Скотту повод надеяться, что непредсказуемый Санта-Анна пойдет на уступки. Перемирие началось 21 августа, но переговоры, которые оно позволило провести, ни к чему не привели, поскольку мексиканцы оказались не готовы уступить столько территории, сколько требовали американские переговорщики. Тем временем Санта-Анна укреплял свою оборону, а Скотт закупал провизию у своих врагов. (Вместо того чтобы купить еще больше, он отдал на свободу около трех тысяч мексиканских пленных). К 6 сентября обе стороны были готовы возобновить войну. Санта-Анна призвал жителей города "беречь ваши алтари от позорного посягательства, а ваших дочерей и жен - от жестокого оскорбления "102.

Разведка донесла до Скотта, что мексиканцы переделывают церковные колокола в пушки на мукомольной мельнице под названием Молино дель Рей. Генерал приказал совершить быстрый налет на мельницу ранним утром 8 сентября. К сожалению, собственная разведка Санта-Анны вовремя предупредила его, подготовив теплый прием для нападавших, и вылазка переросла в крупное сражение. Прежде чем американцам удалось уничтожить мельницу, они понесли почти восемьсот потерь, потеряв четверть своих войск, что стало пирровой победой для армии, имевшей в своем распоряжении всего около восьми тысяч бойцов для наступления на столицу противника. Хуже того, разведданные, на которых основывалась атака, оказались ошибочными: В Молино не было оружия массового поражения.

В пределах видимости от Молино-дель-Рей возвышалась гора Чапультепек с замком на вершине, первоначально построенным для вице-короля Новой Испании, а ныне - Colegio Militar, мексиканская военная академия. Этот опорный пункт защищал юго-западный вход в Мехико, и Скотт сразу же обратил внимание на его уменьшение. Замок выглядел очень грозно, и американцы со всей серьезностью взялись за его разрушение. Четырнадцатичасовая бомбардировка 12 сентября предшествовала штурму утром тринадцатого. Санта-Анна не обеспечил должного гарнизона позиции. В самой крепости находилось всего около двухсот мексиканских солдат, а в

101. Уинфилд Скотт - Уильяму Марси, 18 августа 1847 г., в Bauer, Mexican War, 301.

102. Цитируется в Otis Singletary, The Mexican War (Chicago, 1960), 94.

с пятьюдесятью девятью курсантами в возрасте от тринадцати до девятнадцати лет, которые попросили разрешения принять участие в обороне своего колледжа. Еще около шестисот мексиканских солдат заняли холм у здания. В фургоне американского десанта шли добровольцы из бригады Франклина Пирса, хотя сам бригадный генерал Пирс был ранен, упав с лошади. (Его отсутствие в бою не помешало Пирсу быть избранным президентом США в 1852 году). В штурме участвовали капитан Роберт Андерсон и лейтенанты Улисс Грант, Джеймс Лонгстрит и Джордж Пикетт, чьи имена в последующие годы станут знакомы всем американцам. С помощью лестниц нападавшие забрались в крепость. Защитники решили дорого продать свои жизни. Среди погибших было шестеро молодых кадетов, которых сегодня в Мексике называют Los Niños Héroes и увековечивают в памятнике возле Военного колледжа.

Поднятие звездно-полосатого флага над замком стало славным моментом для армии США, но оно стало мрачным посланием для тридцати бывших санпатрициев, захваченных в плен в Чурубуско и осужденных военным трибуналом за дезертирство. Привязанные к индивидуальной виселице, они были вынуждены стоять и смотреть на замок на горизонте в течение четырех часов, пока появление американского флага не послужило сигналом к их казни. Двадцать других санпатрициев уже были повешены. Однако генерал Скотт, рассматривая приговоры военного трибунала, умерил справедливость и милосердие. Он помиловал пятерых из семидесяти осужденных и заменил приговоры пятнадцати другим более мягким наказанием - пятьюдесятью ударами плетью и клеймом в виде буквы "D" на щеке. К гневу многих в армии, Джон Райли был в числе тех, чьи жизни генерал пощадил. Самый известный отступник дезертировал еще до объявления войны, и Скотт отметил, что смертная казнь не применяется к дезертирству в мирное время. Удивительно, но широко разрекламированные наказания санпатрициев не помешали еще примерно сотне американских солдат перейти на сторону мексиканцев в оставшиеся месяцы войны. Многие дезертиры просто растворились в мексиканском населении; сам Райли вернулся в мексиканскую армию, носил длинные волосы, чтобы скрыть шрамы от клеймения, и после повышения в звании до полковника вышел в отставку. Ни он, ни кто-либо другой, судя по всему, не получил обещанных мексиканских земель. Хотя армия США и, в частности, лояльные американцы ирландского происхождения считали санпатрициев позором (в течение нескольких десятилетий в конце XIX века военное министерство отрицало их существование), в Мексике установлен памятник им и ежегодно проводятся памятные мероприятия.103

103. Stevens, Rogue's March, 270-76, 295-301; Miller, Shamrock and Sword, 178-85;

Уинн, Солдаты Сан-Патрисио, 286.

Американцы немедленно приступили к захвату Чапультепека, продвигаясь по двум дамбам и преодолевая упорное сопротивление, чтобы захватить двое ворот на западной стороне города, Белен и Сан-Косме, до наступления ночи тринадцатого числа. Посоветовавшись со своими офицерами, Санта-Анна решил избавить историческую столицу от разрушений в боях между домами и эвакуировал оставшиеся девять тысяч солдат в Гуадалупе-Идальго к северу от города. На рассвете 14 сентября муниципальные власти капитулировали, и к 7:00 утра над центром Мехико взвился флаг Соединенных Штатов. Часом позже Уинфилд Скотт въехал на Зокало, большую площадь, окаймленную Национальным дворцом, ратушей и собором, блистая в полном парадном мундире - разительный контраст с оборванными и грязными солдатами, которые выстроились перед ним в парадном строю. Завоеватель, этот новый Кортес, отправил подразделение американских морских пехотинцев для охраны дворца, который североамериканцы называли Залом Монтесумы. (Со временем Скотт сам поселился во дворце, в покоях, которые раньше занимали президенты Мексиканской республики и вице-короли Новой Испании, на месте, где правили императоры ацтеков. Военным губернатором города Скотт назначил генерал-майора-добровольца Джона Куитмана, имевшего опыт губернаторства в Миссисипи.

Первые дни оккупации оказались тяжелыми даже для закаленных ветеранов. Хотя средний класс и правящая элита города согласились на капитуляцию, более бедные слои населения, которым, возможно, было нечего терять, восстали против захватчиков, как это сделали жители Калифорнии и Нью-Мексико. Те, у кого не было оружия, бросали камни и ругательства. После нескольких дней борьбы с толпой армия навела порядок, применив суровость и примирение, но янки, забредшие в незнакомые кварталы, всегда шли на определенный риск. В течение следующих девяти месяцев американская армия оккупировала Мехико. Постепенно вновь открывались предприятия, кафе, бары и дома проституции, в которые охотно заходили незнакомцы с далеких ферм и городов. Уже 30 сентября солдат из западной Пенсильвании мог записать в своем дневнике: "Вечером мы пошли в театр Насианаль-де-Санта-Анна, который, несомненно, является самым лучшим зданием такого рода на этом континенте".104 Реакция на мексиканскую культуру, особенно на католицизм, была очень разной. Один лейтенант писал своей сестре: "Ты не представляешь, какие глупости мы видим здесь каждый день, и все это мексиканцы называют религией". А сержант, посетивший собор

104. "The Journal of William Joseph McWilliams", Western Pennsylvania Historical Magazine 52 (1969): 388.

записал чувство благоговения в своем дневнике. "Подобно бедным индейцам, стоящим на коленях вокруг алтаря, мы теряемся в изумлении от окружающего нас великолепия".105 Конечно, в первую очередь норвежцы увековечивали свою собственную культуру. Почти сразу же они начали издавать две газеты, "Американская звезда" и "Северная Америка", с разделами на английском и испанском языках.

Санта-Анна, на которого теперь возлагали всю вину за поражение своей страны, 16 сентября сложил с себя полномочия президента Мексики, сохранив командование армией. Он предпринял последнюю попытку прорвать оккупацию Скоттом Мехико, осадив Пуэблу, но, как обычно, его артиллерия оказалась не на высоте, и ему не удалось взять город. 7 октября новый исполняющий обязанности президента Мануэль де ла Пенья-и-Пенья, который, будучи министром иностранных дел в 1845 году, пытался избежать войны, отстранил Санта-Анну от должности и приказал ему готовиться к военному трибуналу. Каудильо бежал и направился на Ямайку. Мексиканское правительство установило временную столицу в Керетаро, примерно в 125 милях к северо-западу от Мехико. Мексиканская армия больше не могла вести боевые действия, но сопротивление партизан продолжалось, особенно на маршруте между Мехико и Веракрусом, по которому захватчики получали подкрепления и эвакуировали больных и раненых.

Уинфилд Скотт одержал одну из грандиозных военных побед девятнадцатого века. Он успешно провел крупную амфибийную операцию, снес грозную крепость Веракрус и, преодолевая нехватку тяжелой артиллерии и транспорта, пробился через труднопроходимую местность, чтобы захватить одну из великих мировых столиц. По пути он подал пример, которому в Гражданской войне последуют Грант и Шерман, отрезав себя от своей базы операций. Армия, которой он командовал, состояла в основном из новичков, тысячи из которых ушли, когда срок их призыва истек в середине кампании. Он справился с задачей, несмотря на политическую враждебность своего президента и многих офицеров, которых тот поставил вокруг него. Герцог Веллингтон, внимательно следивший за кампанией Скотта, назвал ее "непревзойденной в военных анналах" и объявил Скотта "величайшим из живущих солдат" - высокая похвала от победителя при Ватерлоо. Военный историк Джон Эйзенхауэр, проанализировав всю карьеру Скотта в трех крупных войнах, пришел к выводу, что Скотт "вполне возможно, был самым

105. Уильям Дэвис - Элизабет Дэвис, 11 января 1848 г., в "Хрониках гринго", изд.

George W. Smith and Charles Judah (Albuquerque, N.M., 1968), 411; Томас Барклай, дневниковая запись за 27 сентября 1847 г., в Volunteers: Журналы мексиканской войны, изд. Аллан Пескин (Кент, Огайо, 1991), 195.

Способный солдат, которого когда-либо производила эта страна" - высокая оценка, прозвучавшая из уст сына Дуайта Эйзенхауэра.106

Однако победитель Мехико оставался во главе своей армии не дольше, чем побежденный. Гидеон Пиллоу отравил сознание президента Полка против Скотта и разжег его страх перед появлением военного героя из племени вигов. Тем временем генерал Пиллоу нагло обращался со своим командиром и публично утверждал, что большая часть заслуг в успехе кампании принадлежит ему. Скотт напомнил офицерам своего командования, чтобы они не публиковали комментарии без его одобрения, а когда Пиллоу и полковник Джеймс Дункан нарушили это правило, он приказал отдать их под трибунал. Президент Полк вмешался и уволил Скотта 13 января 1848 года, отменив военный трибунал и создав вместо него "следственный суд" для расследования деятельности Скотта и его подчиненных. Он также обвинил Скотта в компрометации военных операций попыткой подкупить Санта-Анну для заключения мира - необычное обвинение, учитывая историю отношений самого Полка с Санта-Анной. "Отстранить успешного генерала, командующего армией в самом сердце вражеской страны, [и] судить судью вместо обвиняемого - значит нарушить всю дисциплину", - заявил пораженный Роберт Э. Ли. Армия в подавляющем большинстве случаев сочувствовала Скотту в этой ситуации. "Ни один генерал никогда не владел сердцами своих солдат в большей степени, чем генерал Скотт", - утверждал капитан Джордж Макклеллан.107 Мексиканцы, имевшие опыт военных переворотов, были поражены тем, что Скотт послушно подчинился приказу об отказе от командования армией, когда он поступил 18 февраля.

Полк сформировал состав своего "следственного суда" в пользу Пиллоу и против Скотта. Разбираясь в сложных обвинениях и контробвинениях, следствие в июле 1848 года вынесло неокончательное решение, "обелив" Пиллоу и не заняв никакой позиции по обвинению Полка против Скотта. Затянувшиеся слушания служили политическим целям Полка. Они держали завоевателя Мексики в тени в критический период, когда партия вигов выбирала кандидата в президенты на 1848 год. Конгресс, более высоко оценивший достижения Скотта, чем президент, 9 марта 1848 года принял совместную резолюцию, в которой поблагодарил старого Фасса и Перья за его заслуги и поручил президенту наградить его медалью за "доблесть, мастерство и разумное поведение". Однако обедал в Белом доме именно Гидеон Пиллоу108.

106. Веллингтон цитируется в Bauer, Mexican War, 322; Eisenhower, So Far from God, xxv.

107. Ли в письме к своему брату, Сиднею Смиту Ли, цитируется в Dufour, Mexican War, 281; Макклеллан - своей матери, 22 марта 1848 г., в Chronicles of the Gringos, 440.

108. Bauer, Mexican War, 371-74. "Отбеливание" - термин Скотта, цитируемый в Peskin, Winfield Scott, 203.

20.Революции 1848 года

Когда 18 марта 1848 года в Нью-Йорк пришло известие о восстании в Париже, американцы узнали, что оно вспыхнуло - по их мнению, вполне уместно - двадцать второго февраля, в день рождения Джорджа Вашингтона. Чувство миссии Америки - быть примером для всего мира - оказалось оправданным. Нью-йоркская грошовая пресса, прославлявшая манифестную судьбу, теперь преподносила сенсационные новости, пришедшие через Атлантику. В течение нескольких недель по всей Европе вспыхнули другие революции, обещавшие свергнуть авторитарные режимы во имя различных либеральных, демократических движений и движений этнических меньшинств. "Перст революции указывает на нас как на пример, как на облако и огненный столп!" - писала газета New York Sun в яркой риторике, характерной для Джейн Сторм, "хозяйки великой судьбы", вернувшейся из своей секретной миссии в Мексике. "Великие принципы народного суверенитета, провозглашенные в 1776 году бессмертным автором нашей Декларации независимости, теперь, похоже, быстро развиваются во всем мире", - писал президент Полк своему эмиссару в Париже1.

Большинство американцев, как и их президент, полагали, что Соединенным Штатам не нужна еще одна революция. Маргарет Фуллер, иностранный корреспондент газеты New York Tribune, проводила аналогии между Европой 1848 года и американскими политическими проблемами: "Я нахожу, что причина тирании и несправедливости везде одна и та же", - сообщала она. "Я слушаю те же аргументы против освобождения Италии, которые используются против освобождения наших негров; те же аргументы за разорение Польши, что и за завоевание Мексики".2 Но только проницательное меньшинство американцев смотрело на вещи так, как Фуллер. "Великая демонстрация", состоявшаяся в Нью-Йорке в апреле, стала типичным примером раннего, наивного американского энтузиазма в отношении европейских революций, прославлявшего немецкие, французские и итальянские восстания речами и песнями, часто на языках предков.

1. New York Sun, 6 мая 1848 г., приписывается Сторму в Frederick Merk, Manifest Destiny and Mission in American History (New York, 1963), 200n.; James Knox Polk to Richard Rush, April 18, 1848, цитируется в Michael Morrison, "American Reactions to European Revolutions, 1848-1852," Civil War History 49 (June 2003): 117.

2. Маргарет Фуллер, "Эти печальные, но славные дни": Dispatches from Europe, ed. Ларри Рейнольдс и Сьюзан Беласко Смит (Нью-Хейвен, 1991), 165.

иммигрантов, которые в них участвовали.3 Помимо подтверждения либеральной идеологии и этнической лояльности иммигрантских групп, революции за рубежом также стали для многих американцев религиозными предзнаменованиями. Некоторые миллениалисты поспешили сделать вывод, что вспышки предвещают свержение папства и окончательное божественное оправдание протестантской Реформации. Пресвитерианский священник по имени Александр Макгилл пересчитал библейские пророчества об окончательном уничтожении антихриста и определил, что это произойдет в 1848 году. Неудивительно, что ведущие американские католики выразили резко иную точку зрения на события. Самый выдающийся католический богослов-мирянин страны Орест Браунсон вместе с епископом Нью-Йорка Джоном Хьюзом осудил европейские восстания, отличив их от разумной и ответственной Американской революции 1776 года.4 С другой стороны, самая значительная попытка американцев вмешаться в события в Европе была связана с американцами ирландского происхождения и неудачным ирландским восстанием 1848 года. Движение "Молодая Ирландия" в Нью-Йорке поощряло надежды на то, что континентальные революции распространятся на Ирландию. Среди арестованных после провала попытки ирландского восстания было несколько американцев ирландского происхождения. Соединенным Штатам пришлось принести извинения британцам, чтобы добиться освобождения этих граждан.5

Две основные американские политические партии расходились друг с другом в своей реакции на европейские революции. Партийная платформа демократов, принятая в мае 1848 года, ссылалась на их любимый принцип, "суверенитет народа", приветствовала создание новых республик "на руинах деспотизма в Старом Свете" и, в частности, выражала "братские поздравления Национальному конвенту Французской Республики".6 Такая восторженная риторика выглядела как недорогие призывы к избирателям-иммигрантам, на которых опиралась Демократическая партия. Партия вигов относилась к революциям более неоднозначно. С одной стороны, реформаторы-гуманисты и сторонники всеобщего образования, сильные внутри партии, естественно, симпатизировали своим коллегам в Европе; газета Whig New York Tribune демонстрировала такое отношение. Тем не менее, виги испытывали сильную привязанность к правовому порядку, и самовластие вызывало у их среднего класса ужас.

3. Тимоти Робертс, "Американский ответ на европейские революции 1848 года" (докторская диссертация, Оксфордский университет, 1997), 125-28.

4. Александр Таггарт Макгилл, "Папство - наказание за неверие" (Филадельфия, 1848); Орест Браунсон, "Легитимность и революция", в его "Эссе и обзорах" (Нью-Йорк, 1852), 389-415; Джон Хьюз, "Церковь и мир" (Нью-Йорк, 1850).

5. См. Джон Белчем, "Ирландские эмигранты и революции 1848 года", Past and Present 146 (1995): 103-35.

6. Демократическая платформа 1848 года, Национальные партийные платформы, изд. Кирк Портер и Дональд Джонсон (Урбана, Иллинойс, 1966), 12.

Вашингтонская газета "Нэшнл интеллидженсер" отражала эту сторону мировоззрения вигов.

Самая консервативная из американских политических фракций, южные демократы Джона Кэлхуна, с самого начала выражала серьезные сомнения по поводу европейских революций. "Франция не готова стать республикой", - предупреждал Кэлхун. Там, где другие слышали отголоски Декларации Джефферсона в 1848 году, он видел лишь опасное неповиновение установленной власти: "ни больше, ни меньше, чем дорризм" - ссылка на восстание на Род-Айленде, которому председатель Верховного суда Тейни отказал в юридическом признании в деле, рассматривавшемся в Верховном суде в 1848 году. Эмансипация рабов во французской Вест-Индии, проведенная Второй французской республикой, подтвердила подозрения Кэлхуна. Его "Дисквизиция о правительстве" (написана в 1846-49 гг.) отразила его отвращение к европейским революциям. Когда немецкие либералы, вероятно, не зная о пессимизме Кэлхуна в отношении их начинания, спросили его мнение о проекте конституции, южнокаролинец предостерег их от сохранения прав штатов7.

Помимо республиканских симпатий и чувства миссии, Соединенные Штаты имели важные торговые и финансовые связи с Европой. Американцы, как и после восстановления международного мира в 1815 году, принимали активное участие в атлантической рыночной экономике. Американские деловые интересы в Европе, как правило, сильно отличались от американских идеологических пристрастий. Хлопок, выращенный рабами, составлял основной экспорт США в Европу. Спрос на американский хлопок упал весной 1848 года, когда европейские покупатели стали сомневаться в доступности кредитных средств во время беспорядков. Финансовые рынки, как и рынок хлопка, пережили спад во время революций. Американская инвестиционно-банковская компания Corcoran & Riggs уже столкнулась с трудностями при продаже в Европе государственных облигаций США, выпущенных для финансирования войны с Мексикой. Когда в Европе начались революции, спрос на американские ценные бумаги и вовсе иссяк. Corcoran & Riggs удалось продать облигации на сумму всего 3 миллиона долларов из 14-миллионного запаса, приобретенного для перепродажи. Только временная отсрочка даты расчетов, предоставленная Казначейством США, спасла фирму от банкротства.8

7. Цитаты Кэлхуна взяты из Morrison, "United States and the Revolutions of 1848", 119; мнение Тейни приведено в деле "Лютер против Бордена", 48 U.S. (7 Howard) 1-88 (1849).

8. С разрешения моего соавтора в этом разделе использованы отрывки из книги Timothy Roberts and Daniel Howe, "The United States and the Revolutions of 1848," in The Revolutions in Europe, 1848-49, ed. Robert Evans and Hartmut Pogge von Strandmann (Oxford, 2000), 157-79.

Однако не успел 1848 год отгреметь, как авторитарные режимы подавили большинство европейских революций, и обещания реформ уступили место затянувшейся реакции. Во Франции умеренному режиму, основанному Февральской революцией, удалось продержаться немного дольше, пока империя Наполеона III не положила конец недолговечной Второй республике в 1851 году. По мере того как авторитарные правительства вновь устанавливали свой контроль, деловая уверенность возвращалась, а спрос на хлопок резко возрастал. 5 ноября 1849 года газета New York Herald метко заметила, что, хотя американцы не могут оправдать жестокость революций и их последующее подавление, "мы можем утешить себя подъемом на рынке хлопка, [вызвавшим] такой же большой фурор на Уолл-стрит и в Новом Орлеане, какой недавние революции произвели среди спекулянтов судьбами человеческой расы". Подобным образом британские и континентальные финансовые рынки оживились, как только наступила постреволюционная реакция. Вскоре Corcoran & Riggs без труда избавились от своих американских облигаций, причем не только казначейских, но и государственных и корпоративных.9 Виги, всегда заботившиеся о европейских инвестициях в США, опасались, что демократы могут вмешаться в революцию, чтобы привлечь внимание иммигрантов (особенно немецких). Им не стоило беспокоиться: демократы были достаточно заинтересованы в торговле хлопком, чтобы не подвергать ее опасности. Поведение финансовых и торговых рынков подтвердило решение Соединенных Штатов не вмешиваться в европейские революции и ограничиться риторическим выражением симпатий. По крайней мере, в краткосрочной перспективе Соединенные Штаты были больше заинтересованы в европейской стабильности, чем в европейской свободе.10

Между тем 1848 год изменит Америку в более долгосрочной перспективе, чем скоротечные революции в Европе. По договору того года, завершившему войну с Мексикой, Соединенные Штаты получили империю на Тихом океане. Вместе с этой огромной территорией появились и люди, которые жили в ней, многие из которых были латиноамериканцами по культуре и католиками по религии. Открытие золота в 1848 году вызвало приток людей в Калифорнию со всего мира, из Азии и Латинской Америки, а также из Европы и восточных районов США. Одновременно в Соединенные Штаты прибыла еще одна группа католиков, еще более многочисленная и оказавшая более сильное непосредственное влияние: беженцы от ирландского картофельного голода. Присутствие этих разных народов усложнило этнические отношения в Америке.

9. Робертс, "Американский ответ", 159-65.

10. См. также Ричард Рорс, "Американские критики Французской революции 1848 года", JER 14 (1994): 359-77; Тимоти Робертс, "Революции стали кровавой игрушкой толпы", JER 25 (2005): 259-83.

и испытать на прочность приверженность демократии для последующих поколений. В частности, католики положили начало глубокой и длительной трансформации Америки из протестантского общества в религиозно-плюралистическое. Во всех этих отношениях 1848 год стал поворотным для развития американской истории. В ближайшем будущем, конечно, последствия Мексиканской войны оказались именно такими, как предвидели Кэлхун и виги: Север и Юг стали ссориться из-за военных трофеев. Обе основные политические партии и многие религиозные конфессии разделились, и в течение дюжины лет нация разорвалась на части в Гражданской войне. Республика, которую знали Эндрю Джексон, Джон Куинси Адамс, Генри Клей и Джон К. Кэлхун, была необратимо изменена революционными событиями 1848 года.

II

6 декабря 1847 года Тридцатый конгресс, которого так боялся президент Полк, наконец собрался, причем в Палате представителей доминировало антивоенное большинство вигов. Президент приветствовал Конгресс своим Третьим ежегодным посланием - пространным документом, в котором еще раз перечислялись причины войны и утверждалось, что мексиканцы "начали войну", "проливая кровь наших граждан на нашей собственной земле". Чтобы опровергнуть позицию вигов, утверждавших, что Соединенные Штаты не должны отвоевывать территорию в результате войны, Полк заявил, что Мексика должна Соединенным Штатам "возмещение ущерба" не только за свои довоенные долги, но и в качестве частичной компенсации за расходы, связанные с ведением войны, которую начала Мексика, и что единственным способом выплаты такого возмещения Мексика может быть территория. Кроме того, слабость контроля Мексики над своими северными провинциями предполагала опасность того, что если Соединенные Штаты не захватят их, то это может сделать какая-нибудь другая держава. Таким образом, принцип доктрины Монро, утверждал Полк, диктовал существенную территориальную передачу как часть любого мирного договора11.

Ежегодное послание Полка оправдывало отъем территории у Мексики в качестве компенсации за мексиканскую агрессию. Виги, которые не хотели никаких территорий, в ответ поставили под сомнение его утверждение о том, что Мексика фактически начала войну. Они имели лишь шаткое большинство в Палате представителей: 115 вигов, 108 демократов, 4 других. Потребовалось три голосования, чтобы избрать спикером умеренного вига Роберта Уинтропа из Массачусетса, поскольку два северных радикала и три южных империалистических вига отказались поддержать его.12 Лидерство в противостоянии обоснованию войны президентом

11. Президентские послания, IV, 532-40.

12. Джон Шредер, "Война мистера Полка" (Мэдисон, штат Висконсин, 1973), 147.

и территориальные выгоды, которые он хотел получить в результате войны, появились в маловероятной личности долговязого конгрессмена из Спрингфилда, штат Иллинойс, по имени Авраам Линкольн. 22 декабря, пробыв в Вашингтоне всего три недели, Линкольн представил ряд резолюций, оспаривающих утверждение Полка о том, что война началась на территории США. Со свойственной ему логической организованностью этот представитель-первокурсник перечислил свои пункты: "место", где произошло вооруженное столкновение, было признанной частью Новой Испании и Мексики со времен договора Адамса-Ониса 1819 года, местное население не признавало верности Соединенным Штатам и бежало до подхода Тейлора, а американские граждане, чью кровь пролили мексиканцы, были солдатами армии вторжения. Палата представителей не приняла четкие "точечные резолюции" Линкольна, но 3 января в результате голосования по партийной линии 85 против 81 в резолюцию, благодарившую генерала Тейлора за его заслуги, была внесена поправка о том, что война была начата президентом Полком "без необходимости и неконституционно".13 (Разумеется, контролируемый демократами Сенат не согласился с этой поправкой).

Другими действиями Палата представителей дала понять президенту, что ему будет трудно затянуть войну. Она отказалась принять акцизный налог и меры по продаже земли, которые, как надеялся Полк, позволят собрать деньги на продолжение войны, и не приняла никаких мер по его двум просьбам о предоставлении дополнительных войск. Палата представителей также одобрила более низкий потолок федеральных займов, чем он просил. С другой стороны, радикальное предложение вигов в одностороннем порядке прекратить войну и просто вернуть войска домой получило поддержку лишь половины членов палаты и потерпело поражение со счетом 41 против 137. Тем временем администрация проводила свою собственную политику: оказывала давление на Мексику, чтобы та подписала договор об уступке значительной территории, оккупировала столицу и порты, лишив мексиканское правительство доходов от тарифов. Оккупационная власть собирала пошлины, но конфисковывала деньги и использовала их для компенсации расходов на оккупацию. Конгресс не санкционировал эту практику; президент просто отдал приказ в качестве главнокомандующего оккупационной армией. К настоящему времени таким образом было получено около полумиллиона долларов - меньше, чем ожидалось, поскольку в военное время мексиканцы не потребляли столько импортных товаров, сколько обычно. Дэниел Уэбстер назвал это просто "грабежом и разбоем". Но то, что оккупация Мексики хотя бы частично окупилась, помогло администрации отбиться от аргументов, что недавно сниженные американские тарифы должны быть снова повышены, чтобы получить больше доходов14.

13. ""Точечные" резолюции в Палате представителей", Собрание сочинений АЛ, I, 420-22; Congressional Globe, 30th Cong., 1st sess., 95.

14. Президентские послания, IV, 540-49; Justin Smith, The War with Mexico (New York, 1919), II, 261-63; Daniel Webster, Writings and Speeches (Boston, 1903), IX, 269.

Администрация широко намекнула, что чем дольше мексиканцы будут медлить с подписанием приемлемого договора, тем более карательной будет их оккупация и тем более жесткую цену в виде территории им придется заплатить в качестве компенсации. Действительно, аппетиты Полка в отношении мексиканской территории росли с течением времени. К осени 1847 года его амбиции включали Баха Калифорнию (захваченную в июле) и право транзита для строительства канала через Техуантепекский перешеек.15 В 1846 году его посланник уже заключил подобное соглашение по Панамскому перешейку с правительством Новой Гренады (современная Колумбия), которому тогда принадлежала Панама. Уже 29 апреля 1848 года, когда мир с Мексикой был практически заключен, президент направил в Конгресс специальное послание с призывом к интервенции в Юкатан. Там майя восстали против белого меньшинства. Утверждалось, что Полк хотел защитить белых и предотвратить вмешательство Великобритании, но демократы надеялись, а виги опасались, что на повестке дня исполнительной власти может оказаться возобновление войны и аннексия Юкатана. В итоге мексиканское правительство восстановило свой контроль над Юкатаном16.

Два других возможных сценария окончания войны нашли сторонников среди демократов, не входящих в администрацию. Кэлхун предлагал отступить к какой-нибудь легко обороняемой линии, например, по Рио-Гранде. Земли к северу от выбранной линии будут аннексированы, и (по его мнению) не будет иметь особого значения, подпишет ли остальная Мексика мирный договор или нет, поскольку она не сможет отвоевать потерянные провинции.17 Администрации не понравился план Кэлхуна, поскольку он, казалось, допускал спорадические партизанские бои вдоль границы, даже в течение нескольких поколений в будущем. Самое радикальное предложение исходило от некоторых диких империалистов из числа северных демократов, таких как Роберт Стоктон, Льюис Касс и некоторые редакторы пенни-прессы северных демократов. Они призывали к аннексии всей Мексики Соединенными Штатами. Как и план Кэлхуна, этот план также позволял избежать трудностей с заключением мирного договора, поскольку не осталось бы Мексиканской республики, которая могла бы его подписать. Природные ресурсы Мексики, особенно ее серебряные рудники, имели большую привлекательность. Но большинству южан была противна идея "Всей Мексики", которая, вобрав в себя миллионы мексиканцев, в основном смешанной расы, и предположительно предоставив им гражданство, серьезно поставила бы под угрозу природу Соединенных Штатов как исключительно белой республики. "Наше правительство - это правительство белых

15. Merk, Manifest Destiny and Mission, 128-43.

16. Фредерик Мерк, Доктрина Монро и американский экспансионизм (Нью-Йорк, 1966), 194-232.

17. Congressional Globe, 30th Cong., 1st sess., 96-100.

человек", - протестовал Кэлхун, выступая против присоединения всей Мексики.18 Пенни-пресса пропагандировала идею присоединения всей Мексики среди читателей-иммигрантов, которые не видели никаких трудностей в этническом плюрализме; грандиозное предложение казалось логическим следствием национального возвышения, которое газеты превозносили как манифестную судьбу. Некоторые редакторы утверждали, что аннексия всей Мексики Соединенными Штатами "возродит" мексиканский народ19.

Полк не собирался захватывать все население Мексики, но терпимо относился к движению "Вся Мексика" в Демократической партии; по сравнению с ним его собственные планы обширных территориальных приобретений казались скромными. В составе его кабинета сторонник экспансии Роберт Уокер симпатизировал "Всей Мексике", а Джеймс Бьюкенен пытался использовать это движение для продвижения своих президентских перспектив.

Недовольство основной массы вигов президентом нашло горячее выражение в сорокапятиминутной речи Авраама Линкольна 12 января 1848 года. Он утверждал, что право техасцев на революцию распространяется только на те районы, где они пользуются поддержкой населения и фактически контролируют ситуацию, а это очень мало к юго-западу от реки Нуэсес. Оправдание Полка для войны, возмущенно заявил Линкольн, "от начала и до конца является чистейшим обманом". Честность была так же необходима историческому Линкольну, как и Честному Эйбу из народной мифологии. Полк должен "помнить, что он сидит там, где сидел Вашингтон", и говорить правду о причинах войны. "Как нация не должна, и Всемогущий не будет уклоняться, так пусть и он не пытается уклоняться - не будет двусмысленности". Обращаясь к президенту в тонах, достойных обращения пророка Натана к царю Давиду, Линкольн заявил, что Полк должен "глубоко осознать свою неправоту", что он должен понять, что "кровь этой войны, как кровь Авеля, взывает к небесам против него". Не будучи правдивым в отношении начала войны или ее целей, Полк не мог руководить ее завершением. В рукописи речи Линкольна говорится следующее:

Удивительным упущением этого послания является то, что в нем нигде не указано, когда президент ожидает окончания войны. В самом начале войны генерал Скотт был ввергнут этим же президентом в немилость, если не в позор, за то, что заявил, что мир не может быть завоеван менее чем за три или четыре месяца. Но теперь, по истечении примерно двадцати месяцев, в течение которых наше оружие одерживало самые блестящие успехи... этот же президент дает нам длинное послание, не показывая, что как

18. Там же, Приложение, 51.

19. Термин, использованный газетой "Бостон Таймс" от 22 октября 1847 г., цитируется в Merk, Manifest Destiny and Mission, 122.

до конца, он сам имеет даже невообразимую концепцию.... Он - озадаченный, сбитый с толку и несчастно озадаченный человек.20

Недоумение и беспокойство Полка по поводу того, как закончить войну, которые чувствовал Линкольн, были вполне реальными. Столкнувшись с непримиримой враждебностью мексиканского народа к передаче Соединенным Штатам любой части своей страны, как он мог добиться заключения договора об уступке? Президент сообщил Конгрессу, что армию Скотта сопровождал комиссар, уполномоченный подписать мирный договор, если мексиканцы захотят это сделать, и что после провала переговоров в сентябре 1847 года он отозвал комиссара. Он не сообщил Конгрессу - да и сам еще не знал, - что эмиссар отказался уехать и вместо этого возобновил переговоры с мексиканским правительством. В тот же день, когда собрался Конгресс (6 декабря 1847 года), дипломатический представитель Полка в Мехико отправил в Вашингтон меморандум из шестидесяти пяти рукописных страниц, объясняющий его неповиновение.

III

Николас Трист, протеже Томаса Джефферсона, управлял имуществом патриарха и женился на его внучке Вирджинии Рэндольф. Он служил личным секретарем Эндрю Джексона во время отсутствия Эндрю Донелсона. Проведя девять лет в качестве консула США в Гаване при Джексоне и Ван Бюрене, Трист в совершенстве владел испанским языком. Теперь он был главным клерком Государственного департамента, и секретарь Бьюкенен безоговорочно доверял его лояльности, позволяя ему иногда исполнять обязанности секретаря. Когда президент Полк решил направить в Мексику комиссара по вопросам мира, Николас Трист казался надежной парой рук.

Приказ Триста, подготовленный в апреле 1847 года, предписывал ему прикрепиться к штабу Уинфилда Скотта и побудить мексиканское правительство к мирным переговорам с ним. В подробных инструкциях были указаны территориальные уступки, которые он должен был потребовать, и сумма, которую Соединенные Штаты заплатят Мексике за каждую из них. Миссия Триста должна была быть государственной тайной, поскольку администрация еще не признала публично, что ведет войну за территорию. Полк заплатил своему комиссару из средств исполнительной власти и не представил его имя для утверждения в Сенате. Трист отправился в путешествие под вымышленным именем. Однако к тому времени, как он отплыл из Нового Орлеана, газеты уже пронюхали о его истории. Никто не знает, кто раскрыл Триста, но поскольку утечка информации произошла в демократических, экспансионистских газетах (New York Herald

20. "Война с Мексикой", Собрание сочинений, I, 431-42; орфография, пунктуация и курсив - оригинальные. См. также Gabor Boritt, "Lincoln's Opposition to the Mexican War," Journal of the Illinois State Historical Society 67 (1974): 79-100; Марк Нили, "Линкольн и мексиканская война", История гражданской войны 24 (1978): 5-24.

и Boston Post), Бьюкенен, возможно, сделал это, чтобы заискивать перед прессой и заручиться поддержкой для следующей президентской номинации. Поскольку администрация не доверяла вигу Скотту, они не полностью проинформировали его о миссии Триста и даже посоветовали своему эмиссару довериться генералу-демократу Гидеону Пиллоу, а не командующему армией. Неудивительно, что Скотт и Трист начали ссориться, как только Трист прибыл в Веракрус 6 мая 1847 года. Трист хотел, чтобы Скотт передал его приглашение к переговорам мексиканскому министру иностранных дел, но не сказал Скотту, что в этом послании содержится. Скотт, заподозрив двуличность администрации, отказался это сделать и пожаловался на самонадеянность Триста. Трист прибегнул к услугам нейтральных британцев, чтобы отправить письмо врагу, но дело продвигалось медленно. Полк и его кабинет ворчали, что отчуждение между Тристом и Скоттом мешает миссии Триста, хотя истоки проблемы лежали в их собственных договоренностях. К счастью, порядочность Триста и Скотта, а также их общее стремление к завоеванию почетного мира преодолели первоначальное недопонимание. Переломный момент наступил 6 июля, когда Трист почувствовал недомогание, и Скотт прислал ему банку мармелада из гуавы21.

Во время перемирия, начавшегося 21 августа после битвы при Чурубуско, Трист наконец получил возможность проверить проект договора своего правительства в сравнении с предложениями противников. Полк поручил Тристу получить, по крайней мере, Альта Калифорнию и Нью-Мексико в дополнение к границе Рио-Гранде для Техаса; он также должен был попытаться получить Баха Калифорнию и маршрут канала через Техуантепекский перешеек. Мексиканцы с помощью своей эффективной разведывательной сети выяснили, что Баха и Техуантепек не имеют для Триста принципиального значения, и успешно отклонили его нажим на них. Они согласились продать Альта Калифорнию, включая залив Сан-Франциско, но только до Монтеррея. Они отказались продать территории с лояльным Мексике населением, такие как Нью-Мексико и регион между реками Нуэсес и Рио-Гранде. Трист предложил передать вопрос о границах Техаса на рассмотрение его правительства, если мексиканские переговорщики передадут вопрос о Новой Мексике на рассмотрение своего правительства.22 Этот раунд переговоров завершился 6 сентября в тупике. Санта-Анна получил противоречивые советы от мирных и военных фракций в своей столице и сделал выбор в пользу последних. Трист произвел впечатление на своих мексиканских коллег своей вежливостью и пониманием их позиции. Его собственное начальство с гневом отреагировало на его предложение о границе Техаса; они не могли позволить себе, чтобы граница по Рио-Гранде была поставлена под сомнение, поскольку от этого зависело само объявление войны.

21. Уоллес Орт, "Непокоренный миротворец" (College Station, Tex., 1997), 117.

22. Роберт Дрекслер, Виновен в установлении мира (Лэнхем, Мэриленд, 1991), 99.

Однако даже во время этих переговоров администрация пересматривала свою позицию. Полк решил, что военные победы США за последние шесть месяцев оправдывают отъем у Мексики большей территории, чем он предписал Тристу в апреле. Президент и его кабинет согласились включить в список "обязательных" территорий Баху и транзит через Техуантепек, а также приобрести значительную часть территории нынешней северной Мексики, возможно, вплоть до Тампико.23 Узнав, что переговоры в начале сентября не принесли плодов, Полк пришел к выводу, что Трист не тот человек, который может быть жестким с мексиканцами, и решил отозвать своего уполномоченного. По его мнению, Соединенные Штаты совершили тактическую ошибку, показав, что стремятся закончить войну. Пусть мексиканцы еще немного помучаются в условиях оккупации, и они придут просить мира. 6 октября 1847 года госсекретарь Бьюкенен отправил послание, в котором предписывал Тристу вернуться в Соединенные Штаты "при первой же удобной возможности". Бьюкенен не стал специально перечислять новые территориальные требования администрации, которые уже не должны были волновать Триста24.

Уведомление об отзыве Триста, задержанное из-за партизанских действий в Мексике, добиралось до него больше месяца. Когда он получил его 16 ноября, ему показалось, что президент, не будучи в курсе событий в Мексике, совершил грандиозную ошибку. Трист считал, что мексиканские политические реалии диктуют необходимость достижения соглашения с либеральными умеренными, пришедшими на смену Санта-Анне; если этого не удастся добиться в ближайшее время, власть перейдет к непримиримым. Нельзя было исключать и возможности того, что Мексика распадется на анархию, в результате чего не останется ни одного стабильного правительства, с которым можно было бы вести переговоры. Трист написал Бьюкенену 27 ноября, призывая немедленно назначить нового комиссара и заявляя о своем намерении остаться и проинструктировать преемника. Он продолжал мучительно обдумывать свою позицию. Затем, 6 декабря, Трист отправил свое роковое послание, в котором объявил, что в нарушение своих приказов он пригласил мексиканское правительство в Керетаро вести с ним переговоры о мире на основании инструкций, полученных им еще в апреле25.

23. Дневник Джеймса К. Полка, изд. Milo Quaife (Chicago, 1910), III, 161-65 (Sept. 4-7, 1847); Robert Brent, "Nicholas P. Trist and the Treaty of Guadalupe Hidalgo," Southwestern Historical Quarterly 57 (1954): 454-74.

24. Полк, Дневник, III, 185-86 (4, 5 октября 1847 г.); Джеймс Бьюкенен - Николасу Тристу, 6 октября 1847 г., в Дипломатической переписке Соединенных Штатов: Межамериканские дела, изд. Уильям Мэннинг (Вашингтон, 1937), VIII, 214-16.

25. Николас Трист - Джеймсу Бьюкенену, 6 декабря 1847 г., и Эдварду Торнтону [британскому дипломату, через которого Трист общался с мексиканцами], 4 декабря 1847 г., там же, 984-1015.

Трист сообщил мексиканцам, что президент отозвал его и что Полк, несомненно, намерен выдвинуть еще более жесткие условия, чем те, которые Санта-Анна счел неприемлемыми в начале сентября. Он предложил им заключить мир на основе его первоначальных предложений, по которым Мексика уступит Альта Калифорнию, Нью-Мексико и Техас выше Рио-Гранде. Соглашайтесь или нет. Мексиканские власти приняли это предложение, хотя и неохотно, чтобы избежать худшего. Только в условиях мира умеренные федералисты могли сохранить союз своих штатов и провести свободные выборы по всей стране. Они испытывали сильное давление со стороны финансистов, часто представлявших интересы Великобритании, которые ссужали мексиканское правительство деньгами. Только с установлением мира их администрация могла вернуть оккупационным властям сбор пошлин в мексиканских портах и начать выплачивать эти займы. Мексиканские комиссары встречались с Тристом в течение всего января, чтобы уладить конкретные вопросы. Переговорщики с обеих сторон беспокоились о ратификации договора правительствами своих стран не меньше, чем о разногласиях друг с другом. Тристу пришлось работать в одиночку, без канцелярской, юридической или архивной помощи. Определяя точную границу, Трист получил для США гавань Сан-Диего, но не выход к Калифорнийскому заливу. Участники переговоров опирались на неточную карту, и только в 1963 году все возникшие путаницы с границами были устранены.26 Трист оставил железнодорожный маршрут к югу от реки Гила, который должен был быть приобретен за 10 миллионов долларов в 1853 году (у восстановленного режима продажного Санта-Анны) в результате так называемой "Гадсденской покупки". Он взял на себя ответственность США за предотвращение набегов индейских племен, живущих к северу от границы, на мексиканские дома к югу от нее, что было значительной уступкой.

Но Трист не совсем щедро обошелся с Мексикой в договоре. Его первоначальные инструкции фактически разрешали ему заплатить до 20 миллионов долларов за приобретенную территорию, но он снизил сумму до 15 миллионов долларов, несомненно, надеясь задобрить Полка. До войны Слайделл заплатил бы 25 миллионов долларов. О том, насколько мало было 15 миллионов долларов для оплаты Калифорнии и Нью-Мексико, можно судить по тому, что летом 1848 года Соединенные Штаты предложили Испании от 50 до 100 миллионов долларов за ее колонию Кубу - и это предложение было отвергнуто.27 Претензии американских граждан к Мексике оценивались не более чем в 3,25 миллиона долларов и были приняты на себя правительством Соединенных Штатов. Мексиканцам условия, на которые они подписались, предусматривавшие потерю почти половины их территории, казались радикальными и унизительными, а не умеренными. Суммы, выплаченные в соответствии с договором, бледнели на фоне

26. Джек Риттенхаус, "Карта договора Дистернелла" (Санта-Фе, штат Нью-Мексико, 1965 г.) воспроизводит карту и описывает ее проблемы.

27. Ричард Ван Алстайн, Восходящая американская империя (Чикаго, 1965), 150-54.

Вверху: Считая Техас, Орегон и Мексиканскую цессию, Полк приобрел для Соединенных Штатов больше территории, чем любой другой президент; внизу: Эта карта отражает границы, которые Полк хотел указать в мирном договоре с Мексикой, а также его попытки купить Кубу у Испании и захватить Юкатан после окончания войны. Другие американские империалисты хотели захватить всю Мексику, а также территорию современной Британской Колумбии.

Вверху: Считая Техас, Орегон и Мексиканскую цессию, Полк приобрел для Соединенных Штатов больше территории, чем любой другой президент; внизу: Эта карта отражает границы, которые Полк хотел указать в мирном договоре с Мексикой, а также его попытки купить Кубу у Испании и захватить Юкатан после окончания войны. Другие американские империалисты хотели захватить всю Мексику, а также территорию современной Британской Колумбии.

по сравнению со 100 миллионами долларов, в которые обошлось ведение войны, не считая пенсий ветеранам и вдовам.28

2 февраля 1848 года мирные комиссары подписали свой документ "Во имя Всемогущего Бога" в Гваделупе-Идальго, где находится мексиканская национальная святыня Пресвятой Девы Марии, которую Трист выбрал в качестве места, чтобы внушить мексиканской общественности авторитет договора.29 Приказ Полка генералу Батлеру о принудительном прекращении переговоров пришел слишком поздно, чтобы предотвратить подписание. Позже американский дипломат рассказал своей жене о том, какими принципами он руководствовался.

Моя цель заключалась не в том, чтобы получить все, что я мог, а, наоборот, в том, чтобы сделать договор как можно менее требовательным к Мексике, чтобы он был принят на родине. При этом я руководствовался двумя соображениями: одно заключалось в незаконности войны, как злоупотребления властью с нашей стороны; другое - в том, что чем более невыгодным будет договор для Мексики, тем сильнее будут основания для противодействия ему в мексиканском конгрессе.

Трист хотел заключить договор, который мог бы реально завершить войну, ратифицировать обеими сторонами и избежать таких исходов, как завоевание всей Мексики, полное расчленение страны или бесконечное продление анархии и боевых действий. В частном порядке он также испытывал "стыд" за поведение своей страны в войне. "Хотя я и не мог бы сказать об этом там, но каждый здравомыслящий американец должен был стыдиться этого", - вспоминал он.30 Его признание моральных стандартов выше, чем безудержное преследование национальных интересов, несомненно, было необычным в истории дипломатии.

Как оказалось, Трист добился своего договора ценой немалых личных усилий. 15 января 1848 года президент Полк получил послание своего комиссара от 6 декабря. Он назвал его "оскорбительным и презрительно [sic] подлым", а его автора - "лишенным чести и принципов". Он надеялся "сурово наказать" непокорного дипломата. Полк возложил большую часть вины на Скотта, которого он подозревал (в сущности, правильно) в том, что тот поощрял Триста в его курсе. Сотрудничество между Скоттом и Тристом оказалось еще более неприятным для

28. Оригинальный текст, а также поправки, внесенные Сенатом США, и протокол, интерпретирующий эти поправки, напечатаны в Richard Griswold del Castillo, The Treaty of Guadalupe Hidalgo (Norman, Okla., 1990), 179-99.

29. Alejandro Sobarzo, Deber y consciencia: Nicolás Trist, el negociador norteamericano (México, 1990), 231-32.

30. Николас Трист - Вирджинии Трист, о чем говорится в письме Вирджинии Трист к [Генри?] Такерману, 8 июля 1864 г., Trist Papers, Университет Северной Каролины; цитируется в Drexler, Guilty of Making Peace, 129.

Полк, чем конфликт между ними.31 Когда Трист проявил решимость остаться в Мексике достаточно долго, чтобы дать показания от имени Скотта в следственном суде, преемник Скотта генерал Батлер, следуя приказу президента, арестовал бывшего комиссара мира и отправил его под стражей обратно в Соединенные Штаты. Там ему не предъявили обвинений и не наградили за его великое достижение. Остаток жизни Трист прожил в безвестности и скромном материальном положении; в 1860 году виргинец проголосовал за Линкольна, а в следующем году выступил против отделения. Администрация Полка лишила его зарплаты и пособия на расходы с 6 ноября 1847 года, когда Трист получил увольнение. Только в 1871 году Конгресс принял закон о выплате ему (с процентами) жалованья за период, когда он вел переговоры об историческом договоре; это было сделано по требованию другого совестливого государственного деятеля, сенатора Чарльза Самнера32.

Трист отправил свой новый договор обратно в Вашингтон с другом, Джеймсом Фринером, репортером газеты "Дельта Нового Орлеана". Избегая телеграфа по соображениям безопасности, этот частный курьер проделал путь всего за семнадцать дней. (Как он и обещал, перед тем как передать договор госсекретарю, Фринер передал Вирджинии Трист личное письмо от Николаса)33. Тем временем Скотт договорился с мексиканцами о перемирии, пока оба правительства раздумывали над ратификацией. Несмотря на неприязнь Полка к Трист, президент сразу же понял, что у него нет реальной альтернативы представлению договора на согласие Сената. Комитет по международным отношениям Сената сначала назвал договор ничтожным, поскольку Трист не имел полномочий на его заключение, и призвал назначить нового комиссара для составления другого. Но Полк понимал, что промедление сыграет на руку его оппонентам-вигам и непримиримым пуро в Мексике. Палата представителей, вероятно, не проголосует за увеличение поставок для войны, и Соединенные Штаты, возможно, даже смогут получить меньше территории, чем получил Трист. И, в конце концов, договор давал ему от Мексики все, чего он изначально желал.34 Президент убедил сенатский комитет по международным отношениям представить отчет о договоре, даже без рекомендаций.

Когда договор поступил на рассмотрение в Сенат, перед ним встали два вопроса. Со стороны вигов поступило предложение заключить мир без каких-либо территориальных приобретений, за исключением порта Сан-Франциско, который Дэниел Уэбстер

31. Полк, Дневник III, 300-301 (15 января 1848 г.).

32. Drexler, Guilty of Making Peace, 141.

33. Норман Грэбнер, "Партийная политика и миссия Триста", Journal of Southern History 19 (1953): 137.

34. См. Полк, Дневник, III, 344-51 (19-21 февраля 1847 г.).

о котором мечтал, когда был государственным секретарем. Китобойный флот Новой Англии (судовладельцами которого были виги) мог пользоваться гаванью. Мексика выразила готовность продать Соединенным Штатам эту часть Альта Калифорнии еще во время первого раунда переговоров в сентябре 1847 года. Восемнадцать из двадцати одного сенатского вига проголосовали за такой мир, но этого было недостаточно. С противоположной стороны спектра мнений резолюция Джефферсона Дэвиса, требовавшая более обширных территориальных приобретений, чем те, которые обеспечил Трист, получила всего одиннадцать голосов. 10 марта 1848 года Сенат проголосовал за ратификацию договора: 38 голосов "за", 14 "против", при 4 воздержавшихся. Среди голосовавших "против" было семь вигов, в том числе Уэбстер, чей младший сын, Эдвард, умер от брюшного тифа на службе в Мексике за десять дней до подписания договора. Среди семи демократов, проголосовавших "против", был Бентон, разгневанный (помимо прочего) отношением администрации к его зятю Фремонту. Среди тех, кто голосовал за ратификацию, было четырнадцать вигов, чье стремление к миру в конечном счете перевесило их предпочтения в пользу отсутствия территории35.

Гораций Грили в своей резко антивоенной газете "Нью-Йорк Трибьюн" смиренно заметил: "Пусть у нас будет мир, независимо от того, что адъюнкты бунтуют". С демократической стороны газеты, которые трубили о борьбе за всю Мексику, в целом приняли конец своей мечты с удивительно малым количеством жалоб. Только "Нью-Йорк Сан" выразила решительный протест, назвав договор Триста "актом измены целостности, положению и чести империи "36.

Быстрота, с которой большая часть пенни-прессы отказалась от идеи "Всей Мексики", позволяет предположить, что она была скорее ранним примером сенсации, продающей газеты, чем серьезным политическим предложением.

Ратификация договора двумя палатами мексиканского Конгресса осложнялась тем, что Сенат США внес в него поправки, отменяющие некоторые гарантии для Римско-католической церкви и получателей мексиканских земельных грантов. Будущий президент Мексики Бенито Хуарес, наряду с другими пуро, утверждал, что Мексике не нужно подписывать невыгодный мир и она может одержать победу, ведя партизанскую войну, в которой захватчики неизбежно устанут и вернутся домой. Тем не менее, оппозиция

35. Сенат рассматривал договор на исполнительном заседании и не вел протокол дебатов; позже, однако, он опубликовал отчет о голосовании по различным предложениям: The Treaty Between the United States and Mexico, the Proceedings of the Senate Thereon, and Message of the President and Documents Communicated There with (Washington, 1848).

36. New York Tribune, 1 марта 1848 г., цитируется в Michael Morrison, Slavery and the American West (Chapel Hill, 1997), 83; New York Sun, 15 марта 1848 г., цитируется в Merk, Manifest Destiny and Mission, 191.

30 мая договор был преодолен и ратификации обменялись. В тот же день Хосе Эррера, умеренный федералист, пытавшийся избежать войны с Соединенными Штатами, вернулся на пост президента Мексики. Началась эвакуация оккупационной армии, и 12 июня мексиканский триколор сменил звездно-полосатый над Зокало37.

Историки в подавляющем большинстве пришли к выводу, что Трист принял мужественное и оправданное решение, нарушив приказ и оставшись, чтобы заключить мирный договор. Даже Джастин Смит, самый ярый защитник Полка среди историков, назвал решение Триста правильным и "поистине благородным поступком".38 Существует сильная параллель (хотя ее не часто отмечают) между решением Полка по Орегонскому вопросу и американо-мексиканской войной. В обоих случаях президент выдвигал экстравагантные требования, но не колеблясь принял реалистичное и выгодное решение, когда ему его предложили. В случае с Орегоном он, вероятно, планировал исход с самого начала, а в случае с Мексикой - нет. Тем не менее интересно, что Полк ждал двенадцать дней после получения известий о неповиновении Триста, прежде чем отправить в Мексику приказ о прекращении переговоров, которые он мог вести. Возможно, президент втайне хотел дать Тристу шанс при условии, что администрация не будет нести ответственность за переговоры.39 Действительно, Полк ранее признался в своем дневнике, что он не будет возражать, если Мозес Бич превысит свои инструкции и добьется заключения мирного договора. "Если он сделает это, и это будет хороший договор, я откажусь от его полномочий на его заключение и представлю его на рассмотрение Сената "40.

Несмотря на то что договор представлял собой работу человека, бросившего ему вызов, он воплощал в себе цели, ради которых Полк вступил в войну. Полк успешно раскрыл скрытые конституционные полномочия главнокомандующего по провоцированию войны, обеспечению ее поддержки со стороны Конгресса, разработке стратегии ведения войны, назначению генералов и определению условий мира. Он, вероятно, как никто другой расширил полномочия президентства - наверняка не меньше, чем Джексон, который запомнился больше. Контраст с тем, как Мэдисон вел войну 1812 года, не может быть более резким. Президенты военного времени после Полка, включая Линкольна, Вильсона, Франклина Рузвельта и Линдона Джонсона, шли по стопам Полка.

37. Натан Клиффорд - Джеймсу Бьюкенену, 12 июня 1848 г., Documentos de la relación de México con los Estados Unidos, ed. Carlos Bosch García (México, 1985), IV, 957.

38. Смит, Война с Мексикой, II, 238. Неблагоприятная оценка работы Триста содержится в книге Джека Нортрупа "Миссия Николаса Триста в Мексике", Southwestern Historical Quarterly 71 (1968): 321-46.

39. Мартин Ван Бюрен-младший сказал своему отцу, что подозревал то же самое. Грэбнер, "Политика партии", 156.

40. Полк, Дневник, II, 477 (14 апреля 1847 г.).

Считая Техас, Орегон, Калифорнию и Нью-Мексико, Джеймс К. Полк расширил территорию Соединенных Штатов больше, чем любой другой президент, даже Томас Джефферсон или Эндрю Джонсон (который приобрел Аляску). Его война с Мексикой определила континентальные границы страны больше, чем любой конфликт со времен Семилетней войны, ликвидировавшей власть Франции между Аппалачами и Миссисипи. 6 июля 1848 года президент направил Конгрессу послание, в котором с гордостью отметил приобретение Калифорнии и Нью-Мексико и заявил, что, хотя в руках Мексики они оставались "малоценными", "в составе нашего Союза они принесут огромную пользу Соединенным Штатам, торговому миру и общим интересам человечества".41 Полк воспринимал созданную им империю на Тихоокеанском побережье не как побег в романтизированную Аркадию с натуральными семейными фермами, а как открытие для американского предпринимательства новых путей в "торговый мир". Несмотря на все разговоры своих сторонников о судьбе, Полк не верил в неизбежность экспансии на запад, но, беспокоясь о национальной безопасности и, в частности, об опасности британского преэмпшена, а также руководствуясь убеждением, что американский политический, социальный и экономический порядок требует постоянного пространства для физического расширения, он поспешил с головой окунуться в орегонские и мексиканские противоречия. Уверенный в том, что американская мощь служит "общим интересам человечества", он без колебаний взял воинственный тон и выдвинул крайние требования. Его рискованная стратегия в итоге сработала, потому что британцы оказались разумными, мексиканцы - разобщенными и обанкротившимися, американские вооруженные силы - превосходно эффективными, а Николас Трист - мудрым, хотя и непокорным дипломатом. В каждом случае Полк сам знал, когда следует отказаться от наглости и пойти на соглашение.

В том же заявлении Конгрессу президент назвал Калифорнию и Нью-Мексико "почти неоккупированными". Но больше всего от договора Гваделупе-Идальго пострадали жители владений, от которых отказалась Мексика, в том числе около девяноста тысяч латиноамериканцев и значительно большее число индейцев из племен. По мексиканской конституции 1824 года, вновь вступившей в силу в 1848 году, все эти люди, включая индейцев, были мексиканскими гражданами. Согласно договору Гваделупе-Идальго, они должны были стать гражданами Соединенных Штатов, если не предпримут действий для сохранения своего мексиканского гражданства. Однако, несмотря на заверения договора, американцы мексиканского происхождения оказались в целом иностранцами в стране, где их народ жил на протяжении многих поколений. Некоторые люди продолжали занимать видное место в

41. Президентские послания, IV, 589.

Мариано Вальехо принял участие в конституционном съезде штата Калифорния и стал сенатором в законодательном собрании штата, хотя и потерял большую часть своих обширных земельных владений. Имущественные потери Вальехо были типичны для судьбы большинства американцев мексиканского происхождения, незнакомых с английским языком и англо-американским земельным правом и окруженных приезжими, которые стремились использовать их в своих интересах и получить право собственности на их владения честными или нечестными способами. Штат Калифорния возложил на владельцев мексиканских земельных грантов тяжелое бремя юридических доказательств, чтобы подтвердить их право собственности, в нарушение духа, если не буквы, договора Гваделупе-Идальго. Хотя суды штата и федеральные суды в последующие десятилетия рассмотрели множество дел, связанных с договором, они не стали последовательно защищать права ранее существовавших владельцев собственности, как того требовали его положения. Калифорния не признавала американцев мексиканского происхождения в качестве граждан до решения верховного суда штата в 1870 году. В Нью-Мексико испаноязычное население получило обещанные полные права на гражданство только после образования штата в 1912 году. Техас ограничивал право владения землей лицами белой расы, и мексиканским американцам было трудно утвердиться в статусе белых. В некоторых районах восточного Техаса американцы мексиканского происхождения были насильственно изгнаны.42

Больше всего от смены суверенитета пострадали индейские племена Калифорнии - люди, для которых испанцы в XVIII веке создали систему миссий. Если испаноязычные помещики Калифорнии ценили коренных американцев за их труд, то новый англоязычный режим видел в них лишь препятствия на пути прогресса. Лишенные всех прав гражданства и собственности, они в течение жизни следующего поколения подвергались шокирующему процессу экспроприации, болезней, порабощения и массовых убийств, который историки сегодня иногда называют геноцидом. Этот термин не использовался до двадцатого века, но великий составитель записей ранней Калифорнии XIX века Хьюберт Бэнкрофт сожалел о том, что он назвал "истреблением индейцев". Действительно, в 1851 году губернатор штата Калифорния Питер Бернетт предсказал, что "война на истребление" будет вестись "до тех пор, пока индейская раса не вымрет".43 Население Калифорнии

42. Грисвольд дель Кастильо, Договор Гваделупе-Идальго, 62-86. См. также: Matt Meier and Feliciano Ribera, Mexican Americans/American Mexicans (New York, 1993), 66-78; Neil Foley, The White Scourge: Mexicans, Blacks, and Poor Whites in Texas Cotton Culture (Berkeley, 1997), 17-25; Vicki Ruiz, "Nuestra América: Латиноамериканская история как история Соединенных Штатов", JAH 93 (2006): 655-72.

43. Hubert H. Bancroft, History of California (San Francisco, 1890), VII, 474-94; Бернетт в журнале сената штата Калифорния, 7 января 1851 г., 15. См. также документы в Robert Heizer, ed., The Destruction of the California Indians (Santa Barbara, Calif., 1974). О термине "геноцид" см. Albert Hurtado, Indian Survival on the California Frontier (New Haven, 1988), 3-4.

По подсчетам одного биолога, за десятилетие с 1845 по 1855 год численность индейцев сократилась со 150 000 до 50 000 человек. Федеральное правительство отказалось от попытки приютить индейцев в резервациях, столкнувшись с сильным противодействием со стороны нового штата. Немногие оставшиеся коренные жители обычно зарабатывали на жизнь сельскохозяйственными работами или домашней прислугой. Тем не менее, нескольким племенам удалось сохранить свою целостность и культуру44.

Современники по-разному оценивали имперские достижения Полка. Демократы выражали удовлетворение, но не проявляли признаков успокоения; они продолжали жаждать Кубы, а также дополнительных уступок в Мексике и Центральной Америке. Уигская газета National Intelligencer назвала Гваделупе-Идальго "миром, которому все будут рады, но никто не будет им гордиться". Чернокожий аболиционист Фредерик Дуглас выразил более глубокую горечь в газете "Северная звезда": "Им удалось лишить Мексику ее территории, и они радуются своему успеху под лицемерным предлогом заботы о мире".45 Платеж в 15 миллионов долларов, который для демократов иллюстрировал непременную справедливость Соединенных Штатов даже в отношениях с поверженным врагом, для вигов казался совестливыми деньгами. Что касается мексиканцев, то они едва ли ощутили выплату, настолько быстро она перешла в руки иностранных кредиторов их правительства.

В краткосрочной перспективе война президента Полка привела, как он и опасался, к избранию на пост президента героя войны из племени вигов. В среднесрочной перспективе приобретение империи на дальнем Юго-Западе обострило противоречия по поводу распространения рабства, что привело к гражданской войне. Однако в долгосрочной перспективе захват Калифорнии Соединенными Штатами в некоторых отношениях сработал, как и ожидал Полк, на "общие интересы человечества". Например, он позволил занять твердую позицию против агрессии Императорской Японии в 1940-х годах. Бог движется неисповедимыми путями, и Он, безусловно, способен извлекать добро из зла.

IV

Один голос, который мог бы сказать что-то проницательное и ценное о договоре Гваделупе-Идальго, затих. Джон Куинси Адамс голосовал против объявления войны, за то, чтобы не отнимать у Мексики территории, и за Провизию Уилмота на случай, если территория будет отнята. Как и большинство вигов, он проголосовал за выделение денег на снабжение войск в

44. Sherburne Cook, The Population of the California Indians (Berkeley, 1976), 44; Hurtado, Indian Survival, 100-148, 211-18.

45. Washington National Intelligencer, 14 марта 1848 г.; Фредерик Дуглас, "Мир! Мир! Мир!". North Star, 17 марта 1848 года.

на поле боя, мотивируя это тем, что солдаты, подчиняющиеся приказам нации, заслуживают поддержки, даже если эти приказы неразумны. "Самым важным выводом из всего этого, на мой взгляд, является несостоятельность того положения Конституции Соединенных Штатов, согласно которому право объявлять войну предоставлено исключительно Конгрессу", - писал Адамс своему другу Альберту Галлатину. Президент, по сути, объявил войну, и Адамс опасался, что этот прецедент угрожает будущему американской свободы46.

Утром в понедельник, 21 февраля 1848 года, когда Полк объяснял своему кабинету, что получил договор Триста и намерен направить его в Сенат для ратификации, Адамс присутствовал в Палате представителей. Спикер потребовал приостановить действие регламента, чтобы разрешить голосование по вопросу о благодарностях и наградах генералам, возглавлявшим вооруженные силы в победоносной войне против Мексики. Решение было принято подавляющим большинством голосов, но когда клерк вызвал тех, кто был против, раздался голос старика. Может показаться, что последним словом Адамса в Конгрессе должно было стать "Нет!". Бывший президент противостоял течению во многих отношениях: против популярного Джексона, против массовых политических партий, против распространения рабства в пространстве и времени, а в последнее время - против развязывания агрессивной войны. Однако взгляды Адамса были преимущественно позитивными, а не негативными. Он выступал за государственное образование, свободу слова, государственную поддержку науки, промышленности и транспорта, беспартийность в федеральной службе занятости, справедливость по отношению к коренным американцам, юридические права для женщин и чернокожих, теплые отношения с латиноамериканскими республиками и, несомненно, твердую внешнюю политику, защищающую национальные интересы.

Когда секретарь зачитал текст резолюции, против которой он выступал, Старик Красноречивый поднялся со своего места, чтобы попросить признания для выступления. Но его лицо покраснело, и он внезапно упал в объятия коллеги. "Мистер Адамс умирает!" - воскликнул один из членов палаты. Палата представителей немедленно удалилась, Сенат и Верховный суд тоже, как только узнали об этом. Они отнесли восьмидесятилетнего государственного деятеля на диван в кабинете спикера. Он успел сказать: "Это конец света, но я в порядке".47 Затем он потерял сознание и скончался вечером двадцать третьего числа. Только после нескольких дней официального траура, в понедельник, 28 февраля, Комитет по международным отношениям Сената приступил к рассмотрению великого договора. Железнодорожный поезд доставил тело Адамса обратно в

46. Джон Куинси Адамс - Альберту Галлатину, 26 декабря 1847 г., цитируется в Samuel Flagg Bemis, John Quincy Adams and the Union (New York, 1956), 500.

47. Эту версию принимает его великий биограф Бемис, 536. Другие авторитеты приводят слова "Это конец земли. Я доволен".

Квинси, штат Массачусетс, - первая подобная перевозка умершего политика и достойное признание друга внутренних улучшений.48 Из множества красноречивых отзывов самый меткий исходил от многолетнего политического противника Адамса, Томаса Харта Бентона из Миссури. "Смерть нашла его на посту; а где еще она могла его найти? "49

В свое время молодой коллега Адамса по палате представителей, выходец из совершенно иной среды, как географической, так и социальной, оживил бы в старшем поколении приверженность национальному единству, ограничению рабства и экономической модернизации. Авраам Линкольн исполнил пророчество Адамса, сделанное во время Миссурийского конфликта, о том, что проблема рабства спровоцирует распад Союза и гражданскую войну, после чего: "Затем Союз может быть реорганизован на основе фундаментального принципа эмансипации. Эта цель огромна по своим масштабам, ужасна по своим перспективам, возвышенна и прекрасна по своему завершению. Жизнь, посвященная ей, будет благородно потрачена или принесена в жертву "50.

V

Колома, штат Калифорния, была отдаленным местом в Сьерра-Неваде на южной развилке реки, которую калифорнийцы назвали Рио-де-лос-Америкос после визита Джедедайи Смита в 1827 году. Там плотник по имени Джеймс Маршалл руководил командой ветеранов мормонского батальона, строивших лесопилку для местного магната Иоганна Саттера. Утром 24 января 1848 года Маршалл осматривал мельничную канаву (канал для водяного колеса), которую они углубляли. Он заметил несколько характерных частиц среди водянистого песка. Он отнес их в шляпе к завтракающим рабочим и сказал: "Парни, кажется, я нашел золотую жилу!". На самом деле в группе, к которой он обратился, была женщина, Дженни Уиммер, повариха, которую мужчины недолюбливали за то, что она настаивала на своевременном приеме пищи. Она проверила пробу Маршалла в своем чайнике со щелоком, и результат, хотя и не окончательный, оказался положительным.51 На следующий день, в восемнадцатистах милях к югу, измученный Николас Трист написал письмо государственному секретарю Бьюкенену, в котором сообщал, что он и его мексиканские коллеги завершили составление мирного договора; через восемь дней они официально подпишут этот документ.

48. Линн Парсонс, Джон Куинси Адамс (Мэдисон, Висконсин, 1998), xiv-xv.

49. Бентон в "Глобусе Конгресса", 30-й Конгресс, 1-я сессия. (24 февраля 1848 г.), 389.

50. Джон Куинси Адамс, запись в дневнике за 24 февраля 1820 года, в его Мемуарах, изд. Charles Francis Adams (Philadelphia, 1874-79), IV, 531.

51. Цитата из Rodman Paul and Elliott West, Mining Frontiers of the Far West, rev. ed. (Albuquerque, N.M., 2001), 13. О Дженни Уиммер см. H. W. Brands, The Age of Gold (New York, 2001), 1-2; Joanne Levy, They Saw the Elephant: Women in the California Gold Rush (Hamden, Conn., 1990), xix-xxi.

Переговорщики в Гваделупе-Идальго не знали, что только что была продемонстрирована гигантская ценность территории, которую Мексика уступала. Золото, которое испанские исследователи региона тщетно искали в течение трехсот лет, теперь было найдено. Это открытие не принесло пользы ни Маршаллу, ни Саттеру (по сути, оно разорило их обоих), но потенциал империи, которую потеряла Мексика и завоевали Соединенные Штаты, вскоре стал очевиден всему миру.

Маршалл и Саттер пытались и не смогли сохранить золото в тайне. В начале мая бывший мормон по имени Сэм Браннан, надеясь стимулировать торговлю в своем магазине в Нью-Гельвеции, прошел по улицам Сан-Франциско, размахивая образцом и крича: "Золото! Золото! Золото с Американской реки!". Это была одна из самых сенсационных рекламных акций в истории. К середине июня три четверти мужчин в Сан-Франциско уехали в золотую страну, некоторые из них, несомненно, купили оборудование у Браннана. Солдаты дезертировали из своих частей, а моряки - с кораблей, оставляя брошенные суда, засоряющие залив Сан-Франциско. Оливер Ларкин считал, что "золотая лихорадка" породила странный вид демократии, при котором никто не хотел работать на другого, а все в шахтерских лагерях, независимо от нового богатства, одевались одинаково и ели одинаковую простую пищу, поскольку никаких предметов роскоши там еще не было. "Происходит полная революция в обычном положении вещей", - заметил он весной 1848 года52.

Когда до телеграфных столбов оставались тысячи миль, новости о золоте в Калифорнии быстрее распространялись по воде, чем по суше. Сначала она распространилась по всему Тихоокеанскому региону. В июле золотоискатели отправились с Гавайских островов и западного побережья Мексики, особенно из Соноры. За лето две трети белых мужчин в Орегоне отправились в Калифорнию. Осенью и следующей зимой аргонавты стали прибывать из Чили, Перу, Австралии и китайской провинции Квантун. Как в Соединенных Штатах, так и в Мексике на привлекательность золотых приисков с особой вероятностью откликнулись ветераны войны. Самыми невосприимчивыми к "золотой желтой лихорадке" оказались мормоны Юты. И действительно, когда в июне Бригам Янг приказал им сделать это, ветераны-мормоны, которые были с Маршаллом, покинули Сьерру и присоединились к сбору в Сионе53.

Атлантический мир узнавал об этом открытии медленнее и переваривал его значение быстрее, чем тихоокеанский. 19 августа 1848 года газета "Нью

52. Цитируется в Morrison, Slavery and the American West, 97.

53. См. Kenneth Owens, ed., Riches for All: The California Gold Rush and the World (Lincoln, Neb., 2002); William Greever, The Bonanza West (Norman, Okla., 1963), 7-8.

В газете York Herald было опубликовано сообщение от анонимного нью-йоркского солдата-добровольца в Калифорнии под заголовком "Дела на нашей новой территории". В нем содержалось следующее предложение: "Мне достоверно сообщили, что недавно в русле одного из ручьев Сакраменто было найдено большое количество золота стоимостью 30 долларов". Однако национальное внимание не было сосредоточено на находке золота, пока президент Полк, желая опровергнуть своих критиков и показать, что Калифорния стоила войны, не подчеркнул это в своем ежегодном послании от 5 декабря 1848 года, поделившись с общественностью новостями, которые он получил из своих военных источников.54 Подчеркивая мысль президента, два дня спустя в Вашингтон прибыло 230 тройских унций золота стоимостью почти четыре тысячи долларов, отправленных более чем тремя месяцами ранее военным губернатором Калифорнии полковником Ричардом Мейсоном. Военный министр объявил, что золото будет отлито в медали для военных героев. После этого намеренного поощрения со стороны политических властей подтвержденные сообщения распространились по телеграфу и пакетам в Европу. Небольшие газеты копировали, по моде того времени, отчеты, напечатанные в крупных столичных газетах.55 Великая калифорнийская золотая лихорадка в атлантическом мире началась в 1849 году, хотя в Тихом океане и на Западе она началась в 1848 году.

Одной из причин, по которой президент поддерживал "золотую лихорадку", было стимулирование чеканки золотых монет. В его послании к Конгрессу содержался призыв создать в Сан-Франциско Монетный двор США, чтобы не перевозить слитки на большие расстояния перед их монетизацией. К концу 1848 года в Калифорнии было добыто золота на 10 миллионов долларов, а к концу 1851 года - на 220 миллионов долларов. Стоимость американских золотых монет в обращении выросла в двадцать раз.56 Это позволило значительно облегчить нехватку валюты, которая всегда была проблемой для Соединенных Штатов и которая так сильно стимулировала конфликт между сторонниками "твердых" и "мягких" денег. При наличии большого количества золота в обращении не могло быть возражений против политики жестких денег джексонианских демократов, и не было необходимости во множестве банкнот со всеми их проблемами, связанными с путаницей, мошенничеством и подделками. Полк восстановил независимое казначейство Ван Бюрена (хотя это не разорвало связь между федеральным правительством и банковским делом; это означало, что правительство использовало джексоновскую банковскую фирму Corcoran & Riggs, которая не выпускала банкноты, для продажи своих ценных бумаг). Благодаря калифорнийскому золоту и щедрому предоставлению британских кредитов в 1850-х гг.

54. Нью-Йорк Геральд, 19 августа 1848 г., утреннее изд.; Президентские послания, IV, 636-37.

55. Малкольм Рорбаф, "Дни золота" (Беркли, 1997), 28.

56. Т. Х. Уоткинс, Золото и серебро на Западе (Пало-Альто, Калифорния, 1971), 40; Роберт Хайн и Джон Фарагер, Американский Запад (Нью-Хейвен, 2000), 240.

Виги больше никогда не могли найти мандат для попытки создания еще одного национального банка.57

У жителей Штатов, желающих добраться до Калифорнии, был выбор маршрутов. Самым простым, но медленным и, как правило, самым дорогим способом путешествия (от 300 до 700 долларов и от четырех до восьми месяцев) было проплыть пятнадцать тысяч миль - часто гораздо больше, чтобы набрать пресной воды или поймать попутный ветер - вокруг мыса Горн. Самый быстрый вариант состоял в том, чтобы добраться на корабле до Центральной Америки, а затем пересечь Панаму или Никарагуа на вьючных мулах и земляных каноэ; в этот момент можно было неопределенно долго ждать корабля, который доставит вас на оставшуюся часть пути. При хорошем сообщении весь путь можно было проделать за пять-восемь недель. При длительной задержке между кораблями неистовые эмигранты платили до 600 долларов за билет из Центральной Америки в Сан-Франциско. Этот маршрут подвергал путешественников страшным тропическим болезням. Однако его важность вызвала волну экспансионистской активности США в Центральной Америке и Карибском бассейне в течение следующего десятилетия.58 Другой возможностью было бы доплыть до Тампико, пересечь Мексику и сесть на другой корабль в Мазатлане. Но страх перед бандитами и общая непопулярность гринго после войны отбили у большинства североамериканских золотоискателей желание идти мексиканским путем.

Более половины американских мигрантов выбрали сухопутный путь в Калифорнию. На это уходило не менее трех месяцев весны и лета. Хотя этот путь был наименее затратным, он все же требовал инвестиций в повозку и тягловых животных. Осины были медленнее мулов, но более послушны, поэтому большинство людей выбирали волов. Экипировка для путешествия обходилась в 180-200 долларов на человека, и эмигранты надеялись вернуть большую часть этой суммы, продав своих животных по завышенным калифорнийским ценам по прибытии. Конечно, сухопутное путешествие требовало гораздо больше человеческих усилий, чем океанские маршруты. Из всех сухопутных эмигрантов подавляющее большинство (семьдесят тысяч человек в 1849-50 годах) двигались по традиционному пути вдоль рек Платте и Гумбольдт, хотя некоторые следовали более южными маршрутами через Санта-Фе и Тусон. Сухопутная миграция Золотой лихорадки по своим размерам превосходила более ранние сухопутные миграции и включала в себя большую долю городских жителей. Как и ранние мигранты, они создавали "компании", организованные на демократических началах, для обеспечения своего коллективного благосостояния. Однако им было труднее нанимать знающих проводников для

57. Майкл Холт, "Рыночная революция и конфликт крупных партий", в книге "Рыночная революция в Америке", под ред. Melvyn Stokes and Stephen Conway (Charlottesville, Va., 1996), 246. О компании Corcoran & Riggs см. в Henry Cohen, Business and Politics in America from the Age of Jackson to the Civil War (Westport, Conn., 1971).

58. См. James Wall, Manifest Destiny Denied (Washington, 1981).

так много караванов, отправляющихся примерно в одно и то же время. Тропы вскоре стали захламляться выброшенным снаряжением и припасами, что свидетельствовало о неправильных первоначальных советах, что брать с собой. Холера, вызванная теснотой в лагерях и загрязненной водой вдоль реки Платте, оказалась столь же опасной, как малярия и желтая лихорадка в Центральной Америке. Многие из тех, кто отправился в путь, вернулись назад59.

Одна из ожидаемых опасностей на сухопутных тропах обычно не сбывалась: нападение индейцев. К их удивлению, путешественники обычно поддерживали хорошие отношения с народами равнин, через земли которых они проезжали. Туземные проводники часто заменяли скудных белых; индейские товары, особенно лошадей, можно было купить, когда кончались припасы или падали животные. Однако после середины 1850-х годов, когда число белых мигрантов увеличилось, возникли проблемы: Караваны конкурировали с бизонами за корм, распространяли болезни, а иногда убивали ценную дичь просто ради спорта. Как по пути в Калифорнию, так и после прибытия туда золотоискатели стремились поддерживать связь с теми, кого они оставили позади, особенно с женами, управляющими семьей, бизнесом или фермой в отсутствие мужей. Людям нужно было иметь возможность отправлять и получать не только советы, но и деньги. Почтовые власти изобретали способы доставки в Калифорнию задолго до того, как в 1860 году был создан знаменитый Пони-экспресс.60

В то время как переселенцы и письмоносцы могли следовать в Калифорнию любым из множества путей, грузоотправители обнаружили, что океанский маршрут вокруг мыса Горн является единственным практичным средством для отправки товаров в любом количестве на растущее Западное побережье. В разгар Золотой лихорадки торговый флот США почти исчез из иностранных портов, поскольку судовладельцы сосредоточились на рейсах в Калифорнию.61 В ответ на внезапный спрос на быстроходные парусные суда для плавания по маршруту вокруг мыса Горн в 1850-х годах появились прекрасные американские клиперы. Они сократили время плавания до Сан-Франциско до трех месяцев и доказали свою ценность как для китайской, так и для калифорнийской торговли, пока в конце концов не устарели, когда британцы создали океанские пароходы.

В результате "золотой лихорадки" население Калифорнии росло гораздо быстрее, чем население других стран Дальнего Запада. Перепись 1850 года показала численность населения в 93 000 человек, не считая тех, чье постоянное движение ускользало от переписчика, тех, кто уже приехал и уехал, или

59. Брандс, Век золота, 123; Рорбаф, Дни золота, 65; Пола Митчелл Маркс, Драгоценная пыль (Нью-Йорк, 1994), 55-57.

60. Майкл Тейт, Индейцы и эмигранты (Норман, Оклахома, 2006), 104-20; Дэвид Хенкин, Почтовый век (Чикаго, 2006), 119-37.

61. Гривер, Бонанза Вест, 21.

"Индейцы не облагаются налогом". В Юте и Орегоне, для сравнения, тогда проживало около двенадцати тысяч человек. Экономические усилия, необходимые для снабжения и экипировки такого количества мигрантов за столь короткий срок, сравнивали с мобилизацией армии в военное время. В этом случае усилия прилагал частный, а не государственный сектор. Кто приехал? Фермеры, горожане среднего класса (включая удивительно большое число профессионалов), подмастерья - словом, те, кто мог собрать или занять деньги на поездку.62 Эмигранты обычно получали помощь (финансовую или иную) от членов семьи, даже если семья оставалась позади. В 1848 году в Калифорнию на золотые прииски иногда переезжали целыми семьями, но после этого, а также среди тех, кто совершал более длительные путешествия, около 90 процентов аргонавтов составляли мужчины.63 Немногочисленные женщины, приезжавшие в первые лагеря старателей, могли быть такими же грубыми и суровыми, как и мужчины; они редко занимались добычей, но могли заработать столько же денег, сколько средний старатель (с меньшим риском), занимаясь традиционными женскими профессиями - стиркой и готовкой, которые пользовались большим спросом. Другие предприимчивые женщины открывали пансионы в лачугах64.

Население Калифорнии увеличилось не только по численности, но и по этническому разнообразию. Первыми участниками "золотой лихорадки" стали те, кто уже жил поблизости: испаноязычные калифорнийцы, немногочисленные англо-американцы и коренные американцы, которые, узнав, что другие ценят золото, использовали свои непревзойденные местные знания для его поиска.65 Затем появились народы Тихого океана: коренные гавайцы, латиноамериканцы, азиаты. Когда из Соединенных Штатов прибыли мигранты - белые, свободные негры, горстка порабощенных негров, - вместе с ними прибыли европейцы: британцы, французы, немцы и русские, иногда неудавшиеся революционеры. В 1848 году различные разновидности новоприбывших достаточно хорошо уживались друг с другом, но в последующие годы безудержная конкуренция между все более многочисленными группами населения спровоцировала дикое этническое насилие.66 Однако с самого начала коренные американцы стали жертвами, им не разрешали предъявлять индивидуальные или племенные требования и часто принуждали работать на других. К концу

62. Цифры см. в Bureau of the Census, Historical Statistics of the United States (Washington, 1975). О классовом происхождении см. Brian Roberts, American Alchemy: The California Gold Rush and Middle-Class Culture (Chapel Hill, 2000), esp. 32-37.

63. Леви, Они видели слона, xvii. Это оценка для тех, кто путешествовал по суше, но она, вероятно, подходит в целом и для всех этнических групп.

64. Paul and West, Mining Frontiers, 222, 265; Marks, Precious Dust, 354.

65. Распространилась история о том, что Джеймс Маршалл получил свое первое золото от индейца майду по имени Джим. Джоэл Хайер, "Мы не дикари" (Ист-Лансинг, Мичиган, 2001), 53.

66. Яркое изображение этой этнической многоликости см. в книге Сьюзен Джонсон "Ревущий лагерь: The Social World of the California Gold Rush (Нью-Йорк, 2000).

1848 года около четырех тысяч индейцев уже были заняты на рудниках, как правило, за прожиточный минимум, а иногда и фактически в рабстве. В последующие годы коренные жители иногда тщетно сопротивлялись, иногда смирялись с господством белых, а иногда отступали все дальше в горы. Золотая лихорадка неизменно сулила плохие новости для индейских племен, как это случилось с чероки в 1829 году и как впоследствии случилось с шайенами и сиу67.

Времена калифорнийской золотой лихорадки были бурными, расточительными и короткими. Проституция процветала. Некоторые женщины добровольно оплачивали проезд через океан, нанося на свое тело инъекции сроком на шесть месяцев. Других женщин и девушек привозили невольно - как правило, из Латинской Америки или Китая.68 Процветали и азартные игры - что неудивительно, ведь поиск золота сам по себе был большой авантюрой. Большинство аргонавтов, какой бы национальности они ни были, надеялись быстро разбогатеть и вернуться домой, а не остаться и строить будущее. Помимо богатства, они приезжали за приключениями, чтобы поучаствовать в большом азарте ("посмотреть на слона", - гласила поговорка, отсылающая к тому, почему дети хотят попасть на цирковой парад). Эти мотивы не способствовали развитию благоразумия и ответственности перед обществом. Не обращая внимания на ущерб, наносимый окружающей среде, мигранты вырубали деревья на склонах гор, чтобы добыть древесину для своих лачуг, шахт и топлива. Даже после того, как в Сакраменто появилось правительство штата, шахтерские поселки управлялись как неформальные демократии, "не отличающиеся от мафиозных законов", как выразился ранний калифорнийский историк и философ Джозайя Ройс. Суды кенгуру вершили грубое правосудие над подозреваемыми в преступлениях; случались печально известные линчевания. Личное насилие стало обычным явлением после 1848 года. Ройс винил "безответственность" отдельных охотников за удачей и враждебность к "иностранцам" в отсутствии лояльности со стороны общины69.

Нехватка женщин также способствовала временному падению уровня цивилизованности среди вновь прибывших, в основном мужчин в возрасте от двадцати лет, хотя они, как правило, происходили из солидных общин и были воспитаны в духе общепринятых ценностей. Присутствие респектабельной англоязычной женщины в Калифорнии стало мечтой, частью стремления к цивилизации, которую оставили после себя мигранты. Когда в сентябре 1848 года в далеком Сан-Франциско умер ее муж, Элиза Фарнхэм из Нью-Йорка задумала переправить в Калифорнию целый корабль добродетельных, пригодных для жизни молодых женщин, чтобы обеспечить новое общество подходящими женами и матерями.

67. Хайер, "Мы не дикари"; Уртадо, Выживание индейцев, 100-124.

68. См. Marks, Precious Dust, 358-63.

69. Джосайя Ройс, Калифорния от завоевания в 1846 году до Второго комитета бдительности, изд. Эрл Померой (1886; Санта-Барбара, Калифорния, 1970), 214.

Но она нашла только трех желающих принять ее план. Она все равно решила отправиться в Калифорнию и стала управлять фермой своего покойного мужа в Санта-Крузе. На практике "золотая лихорадка", вероятно, оказала столь же значительное влияние на положение женщин на Востоке, как и в самой Калифорнии. Многим замужним женщинам, оставшимся в Калифорнии, пришлось взять на себя непривычные обязанности, такие как ведение семейной фермы или бизнеса70.

В 1848 году и в течение нескольких лет после этого вся калифорнийская золотодобыча велась в "россыпях" - местах, где золото выветривалось из горных пород и вымывалось текущей водой в пласты грязи или гравия. Для поиска золота в таких местах требовалось лишь недорогое оборудование и отсутствие большого опыта, что очень нравилось первым старателям. Некоторые из них вскоре перешли на использование "качалки" или "колыбели", которые промывали грязь более эффективно, чем сковорода. Более поздним старателям приходилось работать еще больше, чтобы найти золото, упущенное первыми. Часто они шли работать за зарплату в гидравлические шахты, где использовалось большое количество воды под высоким давлением. В конце концов, выемка кварцевых месторождений для поиска золотой руды потребовала капитала и специальных знаний, и в золотодобыче наступила промышленная революция. Добыча превратилась в корпоративное предприятие, а старатели стали наемными работниками, объединенными в профсоюзы, а не предпринимателями-любителями.71 Сумма денег, на которую мог рассчитывать отдельный старатель, с годами резко сократилась. По оценкам современного эксперта Родмана Пола, в 1848 году средний старатель мог зарабатывать 20 долларов в день, в 1849 году - 16 долларов, в 1852 году - 5 долларов, а в 1856 году - 3 доллара. Снижение местных цен частично компенсировало это падение доходов. Для сравнения, в Нью-Йорке в это время мужчина-плотник или печатник зарабатывал в среднем 1,40 доллара в день, а женщина-мельничиха - около 40 центов72.

Совершенно непреднамеренно президент Полк резко обострил межконфессиональный конфликт своими территориальными приобретениями и поощрением быстрого развития. Шахтеры Калифорнии, даже если они были демократами или южанами, в подавляющем большинстве выступали против введения черных рабов - не потому, что рабство было непригодно для золотодобычи, а по прямо противоположной причине: использование несвободного труда давало такое огромное преимущество, что отдельные старатели чувствовали, что их вытеснят с золотых приисков, если туда придут крупные рабовладельцы. Принудительный труд индейцев продемонстрировал это, поэтому сорок девять старателей сделали своей политикой убийство или изгнание коренных жителей. Тот же страх перед конкуренцией дешевой бандитской рабочей силы проявился и в жестоком преследовании китайцев.

70. Rohrbough, Days of Gold, 113; Roberts, American Alchemy, 92, 233-41.

71. Paul and West, Mining Frontiers, 28-36.

72. Там же, 35. Данные по Нью-Йорку взяты из книги Шона Виленца "Демократические песнопения" (Нью-Йорк, 1984), 405 (табл. 14).

"кули" после 1852 года. Зная о состоянии общественного мнения в Калифорнии и невозможности предотвратить побег рабов оттуда, южные участники "золотой лихорадки" очень редко брали с собой рабов. Однако политические выразители интересов южных рабовладельцев не сразу согласились с их исключением из территорий, приобретенных у Мексики. Кэлхун принципиально провозгласил законное право рабовладельцев вывозить свою человеческую собственность на все территории, опасаясь, что юридическое исключение рабства подразумевает моральное неодобрение этого института и представляет собой тонкий конец клина возможной всеобщей эмансипации. Не сумев решить вопрос о законности рабства, федеральное правительство не создало никаких организованных гражданских политических структур на бывших мексиканских территориях вплоть до Великого компромисса 1850 года.73 В результате в Калифорнии появился вигилантизм, в Юте - теократия, а в Нью-Мексико - смесь военного правления с устойчивыми традициями. Одним из тех, кто предвидел горькие политические последствия завоевательной войны, был мудрец из Конкорда Ральф Уолдо Эмерсон, предсказавший: "Соединенные Штаты завоюют Мексику, но это будет как с человеком, который глотает мышьяк, от которого он в свою очередь падает. Мексика отравит нас "74.

В 1837 году Эмерсон опубликовал свою оду для монумента в честь битвы при Конкорде: "Здесь когда-то стояли сраженные фермеры/ И произвели выстрел, который услышал весь мир". Эти памятные строки были гиперболой - звуки Американской революции прозвучали в Атлантике, но не в Тихом океане. Открытие Джеймсом Маршаллом золота в Сьерре имело больше шансов стать толчком к событию в мировой истории. Калифорния стала первым штатом, который заселили люди со всего мира. (Действительно, она и сегодня остается наиболее этнически космополитичным обществом). Глобальные исторические последствия для столь отдаленного места имели и достижения XIX века в области коммуникаций: массовые газеты, освещавшие находку, реклама, продававшая оборудование и билеты, расширение знаний о географии и океанских течениях, совершенствование кораблестроения. Несмотря на то, что время в пути до Калифорнии кажется нам долгим, Золотая лихорадка 1848-49 годов представляла собой беспрецедентную по масштабам концентрацию человеческих целей и мобилизацию человеческих усилий. Для тех, кто пережил это время, хорошо известная "лихорадка" казалась драматическим примером индивидуализма, нестабильности, быстрых перемен и жадного стремления к богатству,

73. Моррисон, Рабство и американский Запад, 96-103.

74. Дневники и разные записные книжки Ральфа Уолдо Эмерсона, изд. Ralph Orth and Alfred Ferguson (Cambridge, Mass., 1971), IX, 430-31. Эмерсон написал это 23 мая 1846 года, вскоре после начала войны.

и озабоченность скоростью, характерные для Америки в их бытность. Она также свидетельствовала о силе надежды, а надежда создала Соединенные Штаты.

VI

Болезнь обрушилась на Ирландию внезапно. В 1845 году, когда приближалось время сбора урожая, "посевы выглядели великолепно", - вспоминал один эмигрант. "Но в одно прекрасное июльское утро раздался крик, что стебли картофеля поражены какой-то болезнью". Листья почернели, клубни быстро сгнили, и по земле распространился "тошнотворный запах разложения", "как будто рука смерти поразила картофельное поле".75 И сегодня споры грибка под названием Phytophthera infestans наносят ущерб урожаю картофеля и томатов по всему миру на сотни миллионов долларов. В 1845-51 годах они стали новой, непредвиденной и загадочной катастрофой, вызвавшей последний крупный голод в истории Европы: an gorta mór, "великий голод" по-ирландски.

Из восьми миллионов жителей Ирландии в начале голода три миллиона ели картофель каждый день, а самые бедные ели совсем немного.76 В 1845 году болезнь унесла около трети урожая картофеля, вызвав серьезные экономические трудности; в 1846 году практически весь урожай был уничтожен, и на землю пришел голод. К 1847 году большинство людей съели свой семенной картофель, поэтому появился лишь небольшой урожай; в 1848 году болезнь вернулась. Многие ирландские крестьяне занимались "комбинированным" сельским хозяйством, выращивая картофель для еды и прокорма животных, а также продавая животных и другую продукцию, чтобы заплатить за аренду. В обычные времена сельскохозяйственная Ирландия экспортировала в Англию белье, зерно и скот. По иронии судьбы, экспорт продовольствия продолжался и во время голода; если бы британское правительство прекратило его, это спровоцировало бы голод в Англии. В три раза больше продовольствия было ввезено в Ирландию из Соединенных Штатов, в том числе впервые кукуруза. (Индейцы Крик из своей резервации в Оклахоме пожертвовали сто тысяч бушелей.)77 Отмена премьер-министром Робертом Пилем "Кукурузных законов" (защитных тарифов на зерно) способствовала такому импорту. Кукуруза варилась в кашу и раздавалась правительством в суповых кухнях на открытом воздухе; в июле 1847 года три миллиона ирландцев получили таким образом те крохи еды, которые у них были. Суповые кухни, быстрое расширение